Текст книги "Сыны Зари (сборник)"
Автор книги: Джек Кертис
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 55 страниц)
На рабочем столе Карла Мэзерса стояла фотография, которой там раньше не было. Мэзерс поместил ее в тонкую серебристую рамку. Светловолосый ребенок, стоящий на какой-то скале и в смешной улыбке скалящий зубы со щербинами. Позади него была пришвартована к дереву небольшая гребная шлюпка. Солнечный свет извивался змеей на ряби воды.
– Они ездили на озеро Пауэлл на несколько дней, – сказал Мэзерс. – Тайлер, моя жена и сынишка. Кажется, хорошо провели там время. – Он приподнял фотографию и снова поставил ее, чуть изменив положение. – Вам не нравится эта гостиница?
– Она прекрасна, – заверил его Кэлли. – Мне просто нужно иметь еще какое-то место.
– Но никто не знает, что вы там.
– Айра Санчес знает.
– Он ведь работает на вас, разве не так?
– Ну некоторое время. – Кэлли помолчал. – В данный момент.
– И вы предполагаете, что это изменится?
– Ну... такое возможно.
Мэзерс вытряхнул сигарету и бросил пачку на свой стол.
– Деньги, которые вы обещали ему...
– Да, в этом-то и дело.
– Вы сказали ему, что не собираетесь больше видеть дочь Кемпа.
– Да, верно.
– О Господи, – сказал Мэзерс, – это похоже на какую-то дерьмовую телекомедию, – он говорил, выдыхая табачный дым, который колыхался, словно пучок луча из кинопроектора. – Стало быть, вы все же собираетесь снова увидеться с ней.
– Да, – ответил Кэлли, – собираюсь.
– Но Айра Санчес не собирается привозить ее для вас, так? Равно как и забирать ее обратно. – И поскольку Кэлли не ответил, эта игра в догадки окончилась. Мэзерс засмеялся и, покачав головой, сказал: – Я не знаю, на сколько тянет похищение людей в Британии. Здесь это от десяти лет до пожизненного заключения.
– Но я не собираюсь удерживать ее, – сказал Кэлли. – В любом случае она приходит ко мне, потому что сама этого хочет.
– Да ну? Что ж, думаю, она этому верит. А вот другие могут и не поверить.
– Но она уже совершеннолетняя.
– Она, черт бы вас побрал, не в себе! – Мэзерс помолчал, потирая костяшками пальцев глаза, как делают усталые люди. – Послушайте, вы забираетесь слишком уж глубоко. Ваши коллеги там, возможно, думают, что здесь вас приняли с радостью, но это ведь не так, не правда ли? Я не приятель Гуго Кемпа. Мне наплевать на то, что вы хотите прослушивать его телефон. И если вы узнаете то, что вам надо, – это просто прекрасно. А если когда-нибудь потом каким-то образом это потреплет ему перышки, то кого это волнует? Но совсем другое дело, если вы подходите к его клетке и начинаете тыкать в него палкой сквозь прутья.
– Мне нужно место, – сказал Кэлли. – Комната, что-нибудь...
– Не через меня, – ответил Мэзерс. И когда Кэлли уходил, он сказал: – Извините, – а чуть позже добавил: – Удачи вам во всем, хорошо?
* * *
Звучала музыка в стиле кантри, рассказывающая об одиноких ночах, в которых нет никакой пользы, в которых одно заблуждение. Она рассказывала, что он не любит ее так, как она любит его. А перед Джерри Каттини стояло уже три пустых стакана. Кэлли принес на их столик еще три. Он подходил со стороны здорового глаза Каттини, и тот, не поворачивая головы, сказал ему:
– Храни тебя Господь, – а когда стаканы один за другим опустились на стол, он засмеялся и дополнил свое замечание: – Храни Господь твое пришествие.
Кэлли решил не жульничать – главным образом потому, что не видел в этом проку. Он сказал:
– Я здесь потому, что хочу попросить тебя о том, чего Карл Мэзерс не хочет для меня сделать.
– Да, вот как? – Каттини забавы ради принюхался к своему стакану, а потом одним глотком опустошил его на треть. – А тебе нравится музыка кантри?
– Конечно, – ответил Кэлли.
– Нет, без дураков?
– Я ее ненавижу. Все, что хочешь, то я тебе и скажу.
– Точно. Это все чепуха. Никакого вопроса! Пьянство, сигареты и любовь – все в прошлом! Гитары, грузовые пикапчики... Парни с модными баками и дуновение напалма, девочки с серебристыми волосами и с сиськами размером с бомбу. А вот что мне нравится в этом, так это талант разных никчемных людишек, отбросов. Этакая алхимия. Кукуруза превращается в денежки...
– Комната, – сказал Кэлли. – В каком-нибудь захудалом месте. И всего-то на денек-другой.
Отправилась по назначению и остальная выпивка.
– Карл Мэзерс – парень очень-очень сообразительный...
– Ты прав. Но мне все-таки нужна комната.
– Не надо объяснять мне, зачем.
Кэлли принес для себя порцию виски «Джек Дэниэлс» со льдом.
– А я и не собирался объяснять, – сказал он.
– Съезжай из гостиницы, в которой ты сейчас, и отправляйся в другую.
– Гостиницы легко проверить.
Здоровый глаз Каттини, зеленый глаз, слезился. Он взял другой стакан и сказал:
– Я знаю, какие тарифы у Карла.
– Да ну!
– Конечно. Так что не пытайся мне лгать.
– Не буду.
– Ладно. Недельная оплата.
Кэлли оттолкнул от себя «Джек Дэниэлс» и встал.
– Ну хорошо, – сказал Каттини, – две трети от этого.
Кэлли отошел от столика на пару шагов, а потом приостановился и сказал:
– Процентики... Сколько времени понадобится, чтобы найти место?
– Три дня.
– Нет. – И Кэлли скрылся из виду. А когда он вернулся, за ним шел бармен с тройной порцией выпивки для Каттини. – Двухдневная плата за полдня работы, – сказал Кэлли и тут же пересмотрел свое мнение: – За телефонный звонок.
Каттини засмеялся, опустив голову. Один его глаз был прикрыт заплаткой, другой – оказался в тени. Он отхлебывал из нового стакана, не поднимая подбородка, втягивая в себя виски каким-то боковым глотком. Потом он поставил стакан на стол и с усилием поднялся со стула, словно калека, толкающий колеса своего инвалидного кресла. Телефон был у входа в бар. Вернувшись, Каттини сказал:
– Двухдневная оплата для меня, а за аренду комнаты дополнительно.
– Куда мне надо идти?
– Я тебя туда отведу. У нас масса времени.
Дело было в половине пятого. В этом баре царили постоянные сумерки. Красный, дразнящий свет шел от ламп на стенах, и длинные клубы дыма покачивались во влажном теплом воздухе. А в дальнем конце помещения, в разных его кабинках и закоулках были как бы зоны густых сумерек. Кэлли подумал, что времени достаточно. Может быть, и не масса, но вполне достаточно.
* * *
Можно смотреть на какую-то картину, разглядывать ее со всей внимательностью, но не суметь заметить нечто очевидное: тень, которая более интенсивна, чем предмет, отбрасывающий ее, неточный цвет, примененный для особого акцента, нечеткость контура... И вдруг, когда ты подумаешь о картине, придет осознание этого.
В течение нескольких дней Кемп думал об эскизе Дега. Что бы он ни делал, образ этой танцовщицы порхал в его мозгу, подобно какой-то призрачной проекции. Под юбочкой, ниспадающей мягкими складками, были напряженные мышцы танцовщицы, а за каждым ее прыжком и поворотом – до предела натянутые сухожилия и опаленные легкие. Особенно ему нравилось сочетание изящества и силы, нежности и боли.
Он хотел обладать ею. Обладатьею. Временами, когда он думал об этом эскизе, он видел себя в комнате-склепе галереи Брайанта, видел пюпитр, установленный, чтобы лучше показать картину, самого Брайанта, суетящегося где-то на заднем плане. В той картине, которую Кемп рисовал в своем сознании, была и другая фигура. Вообще-то Кемп и не обратил бы на него особого внимания, на кого-то постороннего, наблюдающего за самым важным в композиции, за тем, в чем заложено истинное напряжение, – за противоборством между Кемпом и его амбициями.
Однако теперь он задержал свой взор на этом типе, влезшем не в свое дело. И внезапно это оказалось важным, внезапно эта фигура стала загадочной. Подобно какому-то наблюдателю в углу какого-нибудь средневекового холста, помещенному там художником, чтобы символизировать им голод или утрату. Этакий призрак на сельском празднике.
Кемп позвонил по телефону.
– Нет, – ответит Брайант. – Предложение, конечно, от вас самого. А всего их четыре. Но от мистера Дэвиса ничего. Тем не менее время еще остается.
Второй звонок Кемп сделал в Англию.
– Этот парень Кэлли, – сказал он, – о котором, как вы говорили, я должен услышать. Я ничего о нем так и не слышал.
– Но он там. – Голос отвечающего был сонным.
– А что он собой представляет?
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
– Опишите его мне, – сказал Кемп.
* * *
Это был именно тот телефонный звонок, который Кэлли, конечно, захотелось бы услышать больше всего. Это был тот звонок, ради которого он и подслушивал телефон Кемпа. Но пока шел этот разговор, Кэлли осматривал тесную квартирку, состоящую из одной спальни, в бедном индейском квартале. В раковине на кухне валялись две-три грязные тарелки. Там еще были остатки хлеба на разделочной доске, перезревший персик в вазе, какая-то одежда в стенных шкафах...
– Сообщи мне, когда ты уйдешь, – сказал Каттини. – А я тогда скажу этому парню, что он может въезжать обратно.
В шкафу Кэлли отыскал кое-какое постельное белье.
– Так это твоя квартира, Джерри, а? Ты живешь здесь?
– О Господи, – захлебнулся смехом Каттини. – Тебе бы стоило посмотреть, где я живу. Но ты ведь и знать об этом не хочешь.
– А этот парень, который живет здесь... Куда он денется?
– Да уж. – Смех сразу стих, превратившись в вялую усмешку. – Да уж, вот как раз у меня-то он и останется.
* * *
Нина прижала руку к щеке Кэлли и сказала:
– Не беспокойся. Я буду ждать тебя.
Это не было обещанием верности и постоянства. Это означало: я буду там, когда ты придешь. Я никуда не уйду без тебя. Кэлли ехал на юг по междуштатному шоссе номер 10, не зная, верить ли тому, что она сказала. Он был рад воспользоваться ее зависимостью от него, ее впечатлительностью, не ведая, к чему все это может привести. Да он особенно и не задумывался над тем, что он мог бы означать для Нины, что она видела, когда глядела на его лицо, что имела в виду, когда говорила: «Фиджеак». Он думал о Кемпе.
Кэлли свернул с шоссе. Светила полная луна, застывшая и печальная в ясном небе, так что он вполне мог ехать по этим маленьким дорогам, используя лишь боковые огни. Он нашел Нину именно там, где она и обещала быть: на стыке проселочной дороги и узкой замощенной ленты, ведущей к розовому полю. Она сидела на небольшом чемоданчике, словно переселенец.
Кэлли заглушил двигатель и подождал, пока она подойдет к машине. Но она не двигалась с места. Он вышел из машины и приблизился к ней.
– Вот здесь, – сказала она.
Это было произнесено так, как будто они некоторое время беседовали и что-то сказанное ею заставило его спросить: «Где?» Он проследил за ее взглядом. Нина смотрела на столовую гору.
– Никто не знает точно, – сказала она, – но где-то там, вверху, у нее есть пещера, нора в этой скале.
Все, чего касался лунный свет, было как бы отмыто добела, а тени были голубоватыми. Пятна мрака покрывали гору.
– О ком ты? – спросил Кэлли.
– Это что-то вроде росомахи, – ответила она. – Ее можно видеть только по ночам. Она спускается вниз, вниз с этой горы, словно водный поток. Ее можно услышать среди роз. Среди корней.
– Не беспокойся... – начал было Кэлли.
– Не беспокойся, – заглушила Нина его слова. – Здесь у нас все в порядке. Здесь мы в безопасности.
Она встала и побрела в сторону от дороги, оставив на месте свой чемоданчик. Белые мешковатые брюки, легкая голубая блузка, кремовая куртка. Она как-то незаметно скользнула в тень, сразу окрасившись в голубой цвет, и снова возникла в лунном свете, как подсвеченный сзади негатив, как пустотелый силуэт с грязноватыми пятнами вместо глаз.
– Нина... – сказал Кэлли, подходя к ней, – нам надо ехать.
Она улыбнулась и покачала головой.
– Никто не ищет меня. Я в своей комнате. Никто не придет туда. Лунный свет рисовал причудливые кратеры, превращая ночной пейзаж в лунный ландшафт. Акры блестящей пыли, красноватые озера... Нина брела, и он шел за ней следом, мимо белых скал с голубыми тенями, через храм мраморных деревьев пустыни, Кэлли и Нина, и их ноги были в белой пыли, их собственные голубые контуры колыхались позади них, и уже невозможно было сказать, где же они были на самом деле.
Наконец она остановилась и посмотрела на него. Казалось, она нашла точку, откуда они могут отправиться назад, нашла некое место то ли решения, то ли просто ухода. Они сошлись вместе у этой поворотной точки, и их объятие стало следствием того, что один из них прибыл, а другой вернулся. И лицо Нины, когда она подняла его навстречу взгляду Кэлли, было поделено на голубую и белую половины, словно маска Арлекина.
* * *
В тесной квартирке она снова подняла к нему свое лицо, когда уже лежала рядом с ним и ждала его прикосновения. И Кэлли видел, что ее лицо красиво, но красоту его по какой-то странной причине было трудно отыскать: она была как бы не в фокусе. Перед Кэлли было лицо, окутанное наркотиками и горем. Он ласкал ее щеку, ее плечо и ощущал тот же тяжелый удар вожделения, что и тогда, в гостинице, словно что-то мягко взорвалось в его пояснице. И так, как будто этот толчок достиг и ее, Нина сразу же раздвинула ноги и вцепилась в его предплечья, став машиной наслаждения, гейшей, не желающей ничего для себя самой.
Он опорожнил себя в нее и после этого не отпускал, пока глаза Нины не закрылись. Минут через десять ее дыхание выровнялось и крошечная ниточка влаги увлажнила уголок ее рта. Кэлли выбрался из постели и оделся. Она лежала чуть повернувшись на бок, руки и ноги разбросаны в стороны, словно она ненароком упала туда, в постель. На ее предплечьях, икрах, на изгибах бедер бледной паутиной поблескивали выгравированные на коже шрамы.
* * *
Он позвонил из бара поблизости: безвестная музыка, безвестные голоса. Голос Кемпа звучал спокойно, но настороженно, как у человека, начинающего деловые переговоры.
– Чего вы хотите? – спросил он.
– Ничего, – ответил Кэлли. – Я звоню, чтобы сообщить вам кое-что. Нина и я любим друг друга. Мы собираемся вместе уехать. Она не хочет говорить вам об этом сама.
– Она здесь, с вами?
– Я только что незаметно ушел, чтобы сделать этот звонок.
– Возможно, вы могли бы попросить ее поговорить со мной? Прежде чем вы... чем вы уедете.
– Не думаю, что она захочет говорить с вами. Я совершенно уверен, что она этого не хочет.
– И когда вы уезжаете?
– О, очень скоро.
– Позвольте полюбопытствовать, не мог бы я что-либо сделать, чтобы предотвратить это? – И после паузы Кемп добавил: – Что, ничего такого нет?
– Я не знаю.
– Но мы можем потолковать об этом?
– Это возможно.
– Как вы познакомились с Ниной, мистер Дэвис? – спросил Кемп после молчания.
– Мы знакомы друг с другом не так давно, – ответил Кэлли, – однако... ну, вы же знаете, как бывает в таких делах. И Нину вы знаете.
– Вы ведь мистер Дэвис, не так ли?
– Мы могли бы встретиться завтра утром, если желаете, – сказал Кэлли. – Где-нибудь на людях было бы идеально.
Кемп назвал какую-то галерею. Они договорились о времени. Кэлли повесил трубку и набрал номер Элен Блейк. Ее голос сказал: «В данный момент меня нет дома, но...»
Подождав, Кэлли сказал:
– У меня плохо с деньгами. Не могла бы ты что-нибудь устроить? – Он сообщил название и адрес банка. – Я уезжаю отсюда через два-три дня. – Больше он ничего не добавил.
Когда он вернулся назад, Нина сидела на постели, колени ее были подтянуты к подбородку, демонстрируя темную полоску волос между ног, словно некий знак отличия. Она не сводила глаз с лица Кэлли и слегка дрожала.
– Не уходи, – сказала она. Он опустился на колени на постель и обнял ее голени, ее склоненную спину. – Когда ты уходишь, все перестает дышать.
Глава 42Генри Глинвуд стоял замерев, едва ли не по стойке «смирно», как будто в комнате шел поиск бомб. Связист в наушниках ходил туда-сюда, поглядывая на счетную шкалу спектрального анализатора. После второго обхода он щелчком опустил наушники себе на шею и вышел из комнаты. Кемп взглянул на Глинвуда и улыбнулся.
– Не беспокойся, Генри, я тебе доверяю. Вот потому-то мы и прочесываем наш дом. Здесь есть что-то... Он подобрался слишком уж близко, слишком хорошо все организует. Он ведь знал, как найти меня в Нью-Йорке, знал, в какое время я там буду. – Кемп помолчал.
– Никому больше не известно, что Нина ушла?
– Никому, – ответил Глинвуд.
– Вот так и должно все остаться.
Больше они уже не упоминали о ней. А через несколько минут вернулся связист.
– Я только хотел еще разок проверить это высокое окно, – сказал он. – Очень уж большая площадь стекла там. Впрочем, все чисто. – Он вздернул большой палец. – Изумительно, эти вот розы, никогда не видел ничего подобного! – Он уложил свое оборудование в фирменный чемоданчик с пенопластовыми гнездами внутри и сказал: – Парочка у вас есть. Один в этом телефоне, вот прямо здесь, а другой в телефоне в спальне хозяина. И вот что я сделал: я просто отключил эти аппараты, так что теперь у вас все в порядке.
– Только эти два? – спросил Кемп.
– Точно. А все остальные телефоны работают нормально, можете ими пользоваться. Никто их не прослушивает. Вы хотите, чтобы я выписал вам счет?
– А вы бы предпочли получить наличными? – улыбнулся Кемп.
– Это было бы неплохо.
Кемп сделал легкий жест, и Глинвуд вышел из комнаты.
– Значит, – спросил Кемп, – кто-то подслушивал, когда я разговаривал по телефону вот здесь и в моей спальне?
– Да, верно... Они могли подслушивать вас.
– Когда я говорил по телефону?
– Да, но... они, конечно, могли слушать. Но дело в том, что такие жучки – они... они... устройства с безграничными возможностями. Это жучки и для телефона, и для всего данного пространства. Кто-то, набирая номер, мог слышать все, что говорилось здесь и говорилось в спальне, независимо от того, пользовались ли вы телефоном или нет.
– Важно, чтобы... – начал было вернувшийся с деньгами Глинвуд.
– Мы не болтливы, – оборвал его связист. – Нас бы не стали держать, если бы мы с кем-то делились нашими тайнами. – Он, не пересчитывая, взял деньги и вручил Глинвуду визитную карточку. – На случай, если мы понадобимся вам снова. Отличная, знаете ли, мысль – проводить регулярный контроль. – Он подхватил свой чемоданчик и добавил: – Потрясающе. Розы, подумать только! Потрясающе.
«Все, что говорилось здесь. Все, что говорилось в спальне».
Кемп взглянул на свои часы и сказал Глинвуду:
– У тебя есть пятнадцать минут на сборы, а потом я приду.
Кэлли сидел с Ниной за утренним соком и кофе. Она открыла свой маленький чемоданчик и достала оттуда новую одежду для нового дня. Белые брюки, блузка с оборкой из парчи да еще кожаный браслет с бирюзой. Она улыбалась, глядя ему в глаза. Указательный палец ее правой руки слегка постукивал по капсулам таблеток – черно-красной и черно-желтой, катая их туда-сюда. Кэлли коснулся ее руки, придерживая ее.
– Для чего они? – спросил он.
– Они прогоняют раздражение. – Это прозвучало так, словно нечто подобное однажды ей сказал какой-то врач. Нина кончиками пальцев подцепила капсулы и опустила их на свое блюдце. – Может быть, попозже.
– Мне надо выйти на некоторое время, – сказал Кэлли. – Ненадолго. Ну, может, на часок.
– Это странно... – Нина, не мигая, глядела на него. – Надо просто рискнуть – только и всего. Думаешь, что жизнь – это какая-то одна вещь, ну знаешь, один стиль. Проходят часы, и ты делаешь то, что и собиралась делать. Куда-то идешь... твои ноги бредут в том направлении, в котором ты и хотела пойти. Но можно в один миг сломать этот стиль. Иногда я понимаю все так ясно, а иногда – нет. Это похоже на то, как засыпаешь и пробуждаешься и толком не знаешь, где сон, а где явь. Возможно, это и не имеет значения. Ты думаешь, что полученное тобой и есть все, в чем ты нуждаешься. Но это не потому, что...
В ее глазах было слишком много боли, чтобы глядеть в них, и слишком много чувства, чтобы отвести от них взгляд.
– А потому, что... – подсказал ей Кэлли.
– Потому, что ты не знаешь, чего другого тебе хотеть.
– А чего ты хочешь, Нина?
– Уехать с тобой. Уехать.
* * *
Кемп и Кэлли стояли плечом к плечу, подобно двум знатокам искусства, в равной мере циничным, которых попросили оценить какую-то работу сомнительного происхождения. Кемп быстро посмотрел по сторонам и снова перевел взгляд на картину.
– Ваш клиент, должно быть, очень уж жаждет приобрести Дега.
– Мне не нужен Дега. Можете забирать его.
Они смотрели на большое полотно, изображавшее ковбоя, скачущего галопом по равнине, по которой были беспорядочно разбросаны столбики кактусов. Ветер загибал поля его шляпы, а с его запястья свешивался арапник.
– Что ж, – сказал Кемп, – я, конечно, заинтригован. Как Нина?
– С ней все прекрасно.
– Молодая женщина влюбилась, – заключил Кемп.
– Да, верно.
– Без ума от вас.
– Да, похоже, что так.
– Если я дам вам то, что вы хотите, – слегка засмеялся Кемп, – а в обмен вы вернете мне мою дочь, можете быть уверены, что такая передача пройдет гладко. Но будь у меня возможность, я бы убил вас.
Генри Глинвуд продефилировал по комнате с небольшой группой туристов и вышел.
– Это хорошо, что вы откровенны, – сказал Кэлли. – Я ценю это.
Кемп сделал несколько шагов в сторону, к следующему холсту. Там было изображено ограбление почтового дилижанса: потрясенные лица выглядывали из освещенной внутри лампами кареты, а снаружи по лодыжки в снегу стояли два человека, и из стволов их винтовок вылетали язычки пламени. Кучер лежал между копытами лошадей.
– Если не Дега, то что же тогда? – спросил Кемп.
– Иногда какие-то работы появляются на рынке, хотя о них не говорят открыто, – сказал Кэлли. – И только определенному числу коллекционеров, вероятно, сообщают, что подобные работы доступны. Самый недавний подобный случай – пара полотен Сезанна. – Он помолчал. – Моему клиенту очень хотелось бы быть среди тех, кому все это сообщают, может быть, чтобы иметь возможность предлагать цену. Давать знать посредникам о предметах его особого интереса. И мне вот пришло в голову, что вы могли бы предоставить мне некоторые имена. Кто, например, заполучил этих Сезаннов.
Пока Кэлли говорил, Кемп медленно кивал и наконец сказал:
– Так-так... М-да... Так вы хотите продолжать с этим Дэвисом, с каким-то клиентом, со всем этим коровьим дерьмом – или что? – Его пристальный взгляд переключился с картины на пол, словно он обнаружил там какую-то роскошную мозаику. Потом он произнес: – Робин Кэлли.
Сказано это было тоном человека, только что узнавшего приятеля в толпе. Голова Кэлли на мгновение дернулась – он просто не сумел помешать этому, – и он увидел задумчивое выражение на лице Кемпа.
– До меня вам не добраться, – сказал тот. – Я несгораем.
– Я знаю. Вы мне и не нужны.
– И более того, вам не нужна и Нина. А она знает это?
– Нине не угрожает никакая опасность, – сказал Кэлли.
На какой-то момент Кемп едва не потерял контроль над собой. Казалось, что он скрежещет зубами. Голос его был низким, прерывистым от ярости, и едва слышные слова, казалось, извергались из стиснутого рта, подобно глотку воды, попавшему в дыхательное горло.
– Я хочу, чтобы она вернулась, я хочу, чтобы она вернулась в неприкосновенности, я обещаю тебе, что, если ты только прикоснешься к ней, я перебью твой проклятый хребет, ты, ублюдок, верни мне ее назад!
Кемп скрестил руки на груди и опустил голову, глубоко дыша. Когда он поднял взгляд, то встретился с глазами Кэлли, спокойными и жесткими, и он понял, что Кэлли все знал.
«Все, что говорилось здесь. Все, что говорилось...»
– Вы знали о Джее Хэммонде? – спросил Кэлли.
– О ком?
– Убито было много людей. Джей Хэммонд один из них. Он не отличался чрезмерной щепетильностью, но от этого его убийство вовсе не становится законным. Ему нужны были эти Сезанны для кого-то другого. Вот почему его и убили. Вот почему, по сути дела, убили и всех других людей.
– Мне предложили эти картины, и я согласился, – пожал плечами Кемп. – Вы мне рассказываете, что было два посредника для двух покупателей. И один из них проиграл дело. Но это не имеет никакого отношения ко мне.
– И как же это все происходит? – спросил Кэлли.
– Ну, это в значительной степени бывает одинаково – не важно, откуда приходит предложение: из Англии, Италии, Франции... Кто бы ни устроил ту или иную сделку, он получает деньги, как только товар доставлен. Ничего сложного: перевод денег на самые разные временные адреса. Вы можете надежно отмыть эти деньги, пропуская их через различные счета: какой-нибудь чисто условный получатель, номер счета такой-то, да все, что угодно...
– Имя, – сказал Кэлли.
– А что я получаю от вас?
– Вы даете мне имя, а я его проверяю. Если я узнаю, что оно представляет для меня ценность, я возвращаю вам Нину. Завтрашнее утро было бы надежной ставкой.
– Мне не нравится такая сделка.
– А кого это волнует?
Кемп как-то по-крабьи перешел к следующей картине. Прозрачная вода, люди на лошадях с безделушками в руках; люди, волокущие за собой деревянный каркас в индейском стиле, тяжело нагруженный мехами. Солдаты и индейцы собрались у бухты, идет бойкая торговля.
– Один парень по имени Портер, – сказал Кемп. – Ральф Портер. И это также название галереи.
Кэлли неторопливой походкой прошел через выставочные залы. Выйдя на улицу, он пошел, порой приостанавливаясь, чтобы поглазеть на витрины. Купил газету и миновал еще пару кварталов, прежде чем нашел бар. Он переступил порог и остановился рядом с дверью. Вскоре следом за ним вошли двое: Генри Глинвуд и высокий мужчина в рабочей рубашке, волосы которого были собраны на затылке в небольшой «хвостик». Кэлли пристально смотрел на них обоих, делая свой интерес явным. Мужчина в рабочей рубашке с суровым видом взглянул на Кэлли. А Глинвуд прошел мимо, в дальний конец помещения, опустив глаза.
Кэлли неожиданно вышел из бара и вскочил в отходивший автобус. Он не вычислил заранее Глинвуда, он даже не знал, будет ли вообще за ним слежка. То, что он проделал в баре, было всего лишь стандартным приемом. Он подошел к тому месту, откуда звонил Кемпу прошлым вечером, и позвонил в счет абонента Майку Доусону.
– Я тебя разбудил? – спросил он.
– Разумеется. Теперь позволь проделать то же самое с тобой. Ты по уши в дерьме. Протеро разговаривал с местными ребятами. Кажется, ты им и не требовался. В сущности, они даже не знают, что ты там. – Доусон тут же исправил себя: – Не знали.
– Скажи Протеро, что я направляюсь домой.
– В самом деле?
– Ну, более или менее. Проверь для меня одно имя. Ральф Портер. Мне надо знать, существует ли он вообще. Мне надо знать, существует ли галерея с таким же названием. Мне надо знать, что он и есть наш кандидат. Я перезвоню тебе через четыре часа, хорошо?
– Какая там погода у тебя?
– Пошел в задницу.
– А здесь дождь, – сказал Доусон.
Кэлли прошел еще три квартала до банка. Ему сказали, что на его имя денег никто не переводил.
* * *
В комнате было кожаное кресло и старый пружинный диван, покрытый одеялами. Нина выбрала диван, чтобы переждать на нем отсутствие Кэлли. Она сидела, подобрав ноги под бедро, положив щеку на валик дивана и закрыв глаза. Когда Кэлли прошел по комнате, она сказала:
– Я не сплю. – Капсулы с блюдца уже исчезли. – Тебя не было дольше, чем я думала.
– Извини, – сказал он. – Надо было уладить кое-какие дела.
– Билеты на самолет?
– Да, точно.
– Во Францию или в Англию?
Он обнаружил, что почему-то лгать труднее, когда тебе предлагают выбор. Нина открыла глаза и смотрела на него, не поднимая головы.
– В Англию, – сказал он, а потом, как бы маскируя свою нерешительность, добавил: – А попозже и во Францию.
Он приготовил две чашки травяного чая и принес их в комнату. Нина держала свою чашку обеими руками, поднеся ее почти к самым губам. Так пьют горячий бульон после того, как промерзнешь в дороге. Не сводя с нее глаз, Кэлли сказал:
– Я говорил с твоим отцом.
Глаза Нины казались пустыми окнами в темной комнате.
– И что он сказал?
– Он хочет, чтобы ты вернулась назад... в общем, суть его слов была в этом.
– А почему ты говорил с ним?
– Я чувствовал, что обязан это сделать.
– Что ты ему сказал?
– Что мы собираемся уехать вместе.
– Я люблю его, – сказала она, – но я не хочу возвращаться туда. Раньше я думала, что уехать будет невозможно. Я просто не видела, каким образом сделать это. Я полагала, что не хочу этого, и довольно долго просто не хотела уезжать. А потом я так устала, понимаешь? Все стало таким запутанным...
Она, казалось, задремала на несколько минут. Кэлли внимательно смотрел на нее. Рот ее выглядел каким-то помятым, под глазами тяжелые круги – следствие переизбытка сна. Кэлли заинтересовал блеск паутины шрамов, которую он увидел на ее руках и ногах. Глаза Нины внезапно открылись и, остановившись на Кэлли, смягчились.
– Один человек пошел к врачу, – сказала она. – Он был в очень подавленном состоянии. Ты знаешь... он был... он чувствовал себя ужасно все время, только чернота и отчаяние. Вот такая история. – Кэлли кивнул. – И вот он рассказал врачу, как он себя чувствует. А врач и говорит: «Здесь в городе есть цирк. Я слышал, что у них там потрясающий клоун, ужасно потешный, любого заставит хохотать. Почему бы вам не сходить в этот цирк, не посмотреть на клоуна, он бы вас развеселил». А тот человек отвечает: «Я и есть этот клоун».
Кэлли подождал немного, а потом спросил:
– Почему ты мне это рассказала?
– Это самая печальная история, которую я когда-либо слышала, – пожала плечами Нина.
* * *
Кэлли принес пива к телефонному аппарату. Доусон сказал:
– Ты знаешь, сколько стоит оплата звонка из Штатов?
– Понятия не имею, – ответил Кэлли. – Ну и что мы имеем?
– Ральф Портер существует. Галерея Ральфа Портера тоже существует. Картины он в самом деле и ввозит и вывозит. Но он – это просто имя для вывески. Часть денег приходит от этаких мало кому известных темных лошадок, все они богаты, а многие влиятельны.
– Как именно влиятельны?
– Ну, старые деньги, новые деньги, деньги, взятые в долг, левые деньги... Не так много партнеров, но все нужные.
– Из этого будет прок, – сказал Кэлли. – Передай Протеро, что я вылетаю домой завтра, когда точно, пока не знаю. Это должно его успокоить.
– Я что-то сомневаюсь, – сказал Доусон. – А какая там погода?
– Имел я тебя с твоей погодой, – сказал Кэлли.
– А здесь все еще дождь.
* * *
Самолет Кэлли вылетал в половине первого на следующий день, а до тех пор у него почти не было дел, так что оставалось проводить время с Ниной. Подобно мужу, уже запланировавшему уход от жены, но пока еще досиживающему за столом до конца рождественского торжества. Подобно путешественнику, опоздавшему на поезд и вот вступившему в близость с какой-то незнакомкой на железнодорожной станции. По пути обратно после звонка Доусону Кэлли купил немного еды, и нечто зловеще хозяйственное было в том, что он купил ровно столько, сколько должно было хватить, чтобы два раза поесть. Нина стояла рядом с ним, пока он готовил им запоздавший обед. В какой-то момент она сделала так, что их бедра слегка столкнулись, и Кэлли... Кэлли слегка обвил рукой ее талию и тут же отвел ее, чтобы взять помидоры и нарезать их.
