Текст книги "Сыны Зари (сборник)"

Автор книги: Джек Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 55 страниц)

Гинсберг покачал головой:

– Нет.

– Обожаю азартные игры. Вы сможете найти мне компанию для игры в покер?

– Нет проблем. – Он с любопытством посмотрел на нее. – Как самочувствие?

Она улыбнулась, и только теперь он увидел, как она была красива.

– Самочувствие отличное.

* * *

Герни специально опоздал на пятнадцать минут. Он остановился у входа в столовую членов палаты общин и осмотрел столы, выстроившиеся в ряд вдоль окон. Артур Медоуз выбрал стол в самом углу. Он сидел спиной к залу, опершись подбородком на руку, и не отрываясь смотрел на Темзу. Эдакая скромная знаменитость. Герни пересек зал и опустился на свободный стул рядом.

Медоуз покосился на него, не меняя позы. Он явно нервничал, о чем свидетельствовал холодный пот, проступивший на лбу.

– Вы что, садист? – спросил он. – Или вам не терпится покончить жизнь самоубийством?

Герни взял меню в кожаном переплете и принялся изучать его. Наконец Медоуз повернулся к нему.

– Извините, Артур, вы что-то сказали?

Медоуза охватил приступ ярости вперемешку со страхом. Он говорил сквозь зубы, и его голос слегка дрожал.

– Вы знаете, что за вашу голову назначена цена? – это был риторический вопрос. – Конечно, знаете. Вы также знаете, что станет со мной, если нас увидят вместе? Мы могли встретиться в любом другом месте... где угодно.

Герни осмотрелся по сторонам.

– Мне не хотелось отрывать вас от работы, Артур. Я знаю, как вы заняты. Кроме того, мне нравится здешняя кухня. Здесь отлично кормят. Вино палаты общин лучшее из лучших. И вид из окна прекрасный. Находясь здесь, начинаешь проникаться значимостью этого места. Коридоров власти. Средоточия власти. Законотворчества. Начинаешь ощущать всю остроту и нервозность ваших дискуссий. – Он помолчал. – Неистребимые запахи сортира. – Снова пауза. – Спасибо, что пришли, Артур.

Медоуз злобно посмотрел на него. Герни улыбнулся.

– Это самое безопасное место для нас обоих, – сказал он. – Я буду есть овощной суп с вермишелью и пирог с фаршем из почек.

Медоуз подозвал официанта и сделал заказ. Когда принесли вино, он откинулся на спинку стула, уразумев, что от рискованного разговора ему не уйти.

– Послушайте меня, наконец, Герни, это в последний раз. – Когда он говорил, лицо его судорожно передергивалось, что отличало некоторых представителей высшего английского общества.

Последнее замечание разозлило Герни.

– Насколько я помню, у нас всего вторая встреча, Артур. А первая вам ничего не стоила. Так что это вам придется выслушать меня. – Он приподнял нож и на половину длины переложил его ближе к центру стола, так что теперь он был похож на указатель, темневший на белоснежной поверхности накрахмаленной скатерти угрожающе и обличительно. – Я вычистил за вас помойку, и, надо сказать, запах стоял тошнотворный. Если не ошибаюсь, вас поблизости не было.

Медоуз пытался выдержать пристальный взгляд Герни, но все же отвел глаза и снова посмотрел на медленно текущую свинцовую Темзу.

Несколько лет назад он увлекся девушкой, с которой познакомился на вечеринке. Как большинство членов парламента, рабочую неделю он проводил в Лондоне, а на уик-энд отправлялся в Суффолк навестить жену и детей. Некоторые заводили в городе милашек – это было в духе Артура называть любовниц милашками, к чему все относились как к должному.

Первое время все шло прекрасно. Но потом Джулия стала требовать слишком многого. Он же легкомысленно игнорировал появившиеся тревожные сигналы. Она начала распространять вздорные слухи, звонила ему домой по утрам в воскресенье, и его жена, уже одетая для того чтобы отправиться в церковь, снимала трубку рукой в белой перчатке; оставляла записки в служебных бумагах, которые он обычно брал с собой домой в пятницу вечером; дарила ему галстуки и свитера, вручая их перед самым отправлением поезда. Все это раздражало его, но он с самонадеянной уверенностью объяснял ее поступки тем, что девушка без памяти влюблена в него.

То, что жена узнала о его связи, было не самым страшным. Она не стала угрожать ему и требовать развода, так как не принадлежала к числу женщин, которые могли сами себя обеспечить. Она смирилась с его интрижкой в обмен на его деньги и в надежде сохранить дом и положение в обществе. Он тоже готов был ради приличия поддерживать видимость их счастливого брака. Тревожило только то, что неожиданно жена пристрастилась к спиртному, и он время от времени пытался вразумить ее. Его связь, о которой знали все, по-прежнему продолжалась.

Жена Медоуза становилась все более странной, но поскольку он по большей части дома отсутствовал, то не замечал этого. На протяжении многих лет она чувствовала себя никчемной, незначительной и ненужной, как опавший лист, всячески стремилась привлечь к себе внимание мужа, стать для него главным в жизни. Теперь она не могла смириться с фактом открытого пренебрежения к ней. Кончилось все тем, что она впала в состояние глубокой депрессии и исчезла.

Ей удалось по-настоящему запугать Медоуза. Она оставила записку, полную такой яростной горечи, что у него не оставалось сомнения относительно ее угроз покончить с собой и – это было еще ужаснее – предпринять другие безрассудные действия. В записке сообщалось, что она написала письмо с изложением доказательств его любовной связи, которое собиралась отправить в газеты, телекомпании, премьер-министру, доверенному лицу Медоуза – одним словом, всем, кого Медоуз имел основания бояться. Она достала из стенного шкафа его одежду, ножницами изрезала ее в клочья и вывесила лохмотья на лужайке в виде пугала. На столе рядом с запиской она оставила бутылку джина, опустошенную на две трети. Она сделала все, чтобы отныне Медоуз не смог пренебречь ею.

Медоуз нанял Герни, заключив с ним краткосрочный контракт:

Герни должен был управиться за неделю, за что получал пятнадцать тысяч фунтов. Как прикинул Медоуз, неделя была максимальным сроком, в течение которого он мог спокойно скрывать навалившиеся на него неприятности. Герни быстро выяснил, что Фелисити Медоуз была в крайне тяжелом моральном состоянии, но до последней черты все же не дошла. Он нашел ее через три дня в роскошных апартаментах в «Дорчестере», стоивших триста фунтов за ночь. Она от души смеялась над его рассказом, и они вместе выпили бутылку шампанского. Она была немного чокнутая, слегка пьяная и очень понравилась Герни.

Потом он разорвал пополам чек, врученный ему Медоузом, и вернул его.

– Когда-нибудь я получу натурой, – сказал он.

Его забавляла мысль, что отныне Медоуз потеряет покой и будет находиться в постоянном напряжении. Как того хотел Герни, Фелисити получила преимущество, которого она не добилась бы без его помощи.

Герни подали суп. Медоузу принесли блюдо из авокадо. Он взял ложку и стал чертить крестики на желтой мякоти фрукта.

– Что вы хотите, Герни?

Ответа не последовало. Медоуз тяжело вздохнул и приступил к еде. Герни время от времени отрывал взгляд от тарелки, чтобы посмотреть на суда, плывшие по реке.

Медоуз торопливо уничтожал авокадо, словно был голоден как волк.

– Есть вещи, о которых я не могу рассказать вам. Не имею права.

– Разумеется, – ответил Герни. – Тогда послушаем то, что можете рассказать.

К столу подошла официантка, чтобы убрать тарелки. Медоуз ждал, когда она уйдет.

– Это была не наша идея, – сказал он, – а чертовых американцев. Парламент до сих пор недоволен этим.

– Забудем о бессонных ночах парламента, – предложил Герни. – Дэвид Паскини, расскажите о нем.

– Один из спецконсультантов, – сказал Медоуз, – или парапсихологов. Чертов трюкач. Не знаю, как вы их называете. Известно ли вам, что во время войны в Блетчли одна группа разработала план, в соответствии с которым предполагалось откалывать льдины от ледяного покрова Арктики и отбуксировывать на середину Ла-Манша, чтобы с них взлетали бомбардировщики. Это увеличивало дальность полета. Образовавшиеся после бомбардировки воронки можно было бы заливать водой, которая, естественно, замерзала бы, и поверхность снова становилась бы ровной. Они все просто сумасшедшие.

Герни передвинул свой нож еще на четверть дюйма.

– Не надо ходить вокруг да око-то, Артур. Медоуз выпил еще вина, потом, словно спохватившись, наполнил стакан Герни.

– Вы знаете...

Он поднял глаза в тот момент, когда к ним подошла официантка с подносом, на котором стоял их заказ. Пока она расставляла тарелки и блюда, мужчины молчали, уставившись на реку. Наконец Медоуз взял нож, вилку и отрезал кусок телячьей отбивной.

– Вы знаете, что вот уже многие годы и русские, и американцы интересуются проблемами человеческой психики и проводят исследования. На эти цели выделяют из бюджета весьма солидные суммы. Кому-то может показаться странным, но они относятся к этому очень серьезно.

– Да, я знаю.

Медоуз печально посмотрел на своего собеседника.

– Не сердитесь на меня, Герни. Ведь я рискую своей карьерой, вернее, тем, что от нее осталось, не говоря уж о свободе.

Герни вспомнил Фелисити Медоуз, обрекшую себя на добровольное заточение в фешенебельной гостинице «Дорчестер», – грустное зрелище. Вспомнил и Кэролайн, мечущуюся между окном и бутылкой, бутылкой и окном.

– Очень трогательно, – сказал он. – Продолжайте.

– Они уже давно интересуются телекинезом, в чем значительно опередили Геллера и других шоуменов. В США, например, дети с такими способностями проходили специальные тесты – с согласия родителей, конечно. Их снимали на видеопленку, изучали в лабораторных условиях и так далее. Записи сохранялись. Потом следили за их дальнейшей судьбой: чем занимаются, где живут. Это не было постоянным наблюдением, но время от времени ими интересовались.

– Только детьми? – полюбопытствовал Герни.

– Да нет, не обязательно детьми. Думаю, взрослые, предлагавшие свои услуги, тоже участвовали в экспериментах. Просто о большинстве испытуемых детей становилось известно, потому что озадаченные родители обращались за консультацией к врачам, которые, в свою очередь, отсылали их к психиатрам. Был создан специальный отдел по изучению психических феноменов, существовавший то при одном университете, то при другом. Сам отдел располагался на Манхэттене и никак не был связан с правительством. Герни прервал его:

– Но был связан с ЦРУ.

– Если угодно, да. – Медоуз подложил себе еще картофеля: видимо, на нервной почве у него разыгрался зверский аппетит. – Отдел получил известность, и обеспокоенные родители стали сами связываться с ним. Случалось, что и врачи, к которым приводили на консультацию детей, направляли их туда.

– И Дэвид Паскини был среди этих детей.

– Да, – выдавил Медоуз, словно Герни, назвав имя мальчика, перевел разговор в еще более рискованную плоскость.

– И что же случилось?

– Мне кажется, вы уже и сами догадались... с помощью мисс Ирвинг.

– Я бы хотел услышать это от вас. – Лицо Герни было непроницаемым.

– Очень темное дело. Нам сказали, что мальчик будет участвовать в очень важных экспериментах – весьма необычных и в высшей степени секретных, имеющих военное значение. Парламент был в курсе. О деле знали также один-два человека из министерства и, конечно же, эта шайка из Сенчури-Хаус. Нам предложили послать наблюдателя. – Он положил нож и отпил вина. – Кто-то выяснил, что парень поддерживал левых, это должно было быть отражено в досье, которое завели на него. В общем, дело приобрело неприятный оборот. Они успели слишком много рассказать, и парень грозил предать огласке эту информацию. Им пришлось вывести его из игры. – Он аккуратно положил вилку и нож на пустую тарелку. – Остальное вы знаете.

– Для чего они переправили его в Англию?

– По двум причинам. Во-первых, они не знали, что делать дальше. Родители наняли вас. Предвидя, что версия с похищением рано или поздно лопнет, они решили обезопасить себя, перенеся дальнейшее развитие событий к нам, чтобы дело не приобрело местного характера. Этим они хотели впоследствии избежать вопросов тех, кто хорошо знал Дэвида. Во-вторых, они рассчитывали, что здесь больше повезет с вами, поскольку нам было за что зацепиться: закон о государственной тайне, замешан бывший дипломат и все такое прочее. Они считали, что наша прямая обязанность заняться вами – так сказать, в интересах старой дружбы.

– В самом деле?

Медоуз мрачно улыбнулся:

– Увы, они имели полное право так думать.

– Ну, а что дали опросы?

– Какие?

– Школьных друзей Дэвида, учителей, соседей. Родителей. Ведь я исчез, испарился, а их сын по-прежнему не найден. Никаких известий, никакого продвижения в деле. Почему бы не раскрутить его?

– Друзья, соседи, знакомые были убеждены, что Дэвид уехал на продолжительное время с отцом в Италию.

– А что отец?

– Не имею ни малейшего представления. Поднялся и уехал. Его дела идут неплохо и без него.

– Мать? – поинтересовался Герни.

– Поскольку Дэвид уехал, все решили, что она тоже отправилась в путешествие – сначала с ним в Италию, потом дальше. Причуда богатой женщины... – Медоуз умолк.

Герни смотрел на него и ждал, чувствуя, как растет в нем враждебность к Медоузу. Его собеседник беспокойно вертел десертной ложкой, пытаясь ее углублением поймать свет из окна и рассмотреть свое перевернутое изображение.

– Что ж, – произнес он наконец, – вы знаете, что это не так. Она мертва, Герни.

От собственных слов Медоуз вздрогнул, предчувствуя реакцию Герни. Никакой реакции не последовало. Герни быстро отвел взгляд, потом посмотрел на Медоуза так, словно бросал ему вызов. Когда он заговорил, его голос звучал угрожающе ровно.

– Так безопаснее для вас, не правда ли? Думаю, что исчезновение отца вызывает кое у кого чувство крайней досады?

– Они намерены найти его.

– Не сомневаюсь. – Кулак Герни опустился на стол.

– Это не... – Медоуз чуть не сказал «мы». – Все было не так, как вы думаете. Она вела себя безрассудно, посещала самые сомнительные места в Нью-Йорке. В метро на нее было совершено нападение, и она упала под поезд. – При последнем слове его горло свело судорогой. – Может быть, сама. Даже нет уверенности, что это грабитель столкнул ее. Надеюсь, вы понимаете, что я... – Рука Герни дернулась и снова сжалась в кулак. – Естественно, все пришлось замять.

Герни долго молчал, потом спросил:

– Но зачем? Ради чего все это?

Медоуз понял, что он говорит не о смерти Кэролайн.

– Герни, я не могу, не могу сказать вам этого.

– Нет, можете. И скажете. И это уже вопрос, выходящий за рамки старого скандала, который мог навсегда выбросить вас из политики, не так ли? Речь идет вовсе не о том, что наступил момент платить по старым векселям. Мы уже встретились – вы и я. Вы говорили, я слушал. Вы понимаете, чем рискуете. Что ж, на суде вам можно будет просить о снисхождении на том основании, что не все рассказали мне.

Медоуз сунул пальцы под пиджак и стал почесываться, целясь в подмышку, где, видно, зудело сильнее всего.

– Герни, об этом знают не более двадцати человек... Боже, это исключительно секретная информация.

– Это ваша забота.

Медоуз вздрогнул и прошептал:

– Господи, помоги мне.

Герни ждал.

– Всего я не знаю. – Медоуз поднял руку, показывая, что говорит чистую правду. – Хотите – верьте, хотите – нет. Может быть, вас интересует то, на что у меня нет ответа. Так что не обессудьте. Расскажу, что мне удалось узнать самому.

Герни улыбнулся:

– Нам следует доверять друг другу, не правда ли?

Медоуз долго молчал. Он производил впечатление приговоренного к повешению, который считает шаги до виселицы. Он уперся локтями в ручки кресла и уставился на свои колени, боясь встретиться с Герни взглядом. Наконец он заговорил, не поднимая глаз:

– Между главами государств существует прямая связь. Вы, конечно, слышали о ней. Большинство людей считают, что она состоит просто из двух телефонов, установленных в Белом доме и Кремле. Бытует странное представление о том, как судьба мира, брошенная на чашу весов, решается в телефонных разговорах между двумя стариками, которые, шутя, отговаривают друг друга от приближения конца света. Ерунда. Прямая связь – это обмен информацией.

Медоуз откинулся на спинку кресла и перевел взгляд на реку, по которой двигались суда. Он по-прежнему избегал смотреть на Герни: это помогало создать иллюзию, что он говорит с самим собой.

– Многие политики уверены, что ядерная мировая война, скорее всего, возникнет из локального военного конфликта в Европе. Все начнется с бряцания оружием, нанесения первых ударов, пересечения границ, после чего одна из сторон, желая избежать потери преимущества, пустит в ход тактическое оружие. Противник нанесет ответный удар. Дальше события будут разворачиваться со стремительностью несущейся с горы снежной лавины. Все это для вас не новость.

Он вскинул голову и посмотрел Герни прямо в лицо, как будто решил взять быка за рога.

– Не новость, – согласился Герни. – Ведь это исключительно надежная связь?

– Смысл ее заключается в том, что обе стороны обмениваются информацией, держат друг друга в курсе всех событий, выкладывают все свои карты, ничего не утаивая. Таким образом поддерживается баланс. Но, – он поднял палец, словно хотел подчеркнуть очевидное, – пентагонским «ястребам» эта идея не по душе. Им кажется, что игроки, открывая карты, продолжают делать ставки. Поэтому они пытаются найти, пока безуспешно, способ получить преимущество. Вы вести из строя прямую связь невозможно. Это вызвало бы резкий протест русских и было бы однозначно расценено ими как акт агрессии. Тогда они решили найти способ опередить противника, но так, чтобы никто ничего не заподозрил в том случае, если война в Европе действительно разразится. Улавливаете? А люди, обслуживающие прямую связь, должны быть уверены, что игра по-прежнему ведется...

– По установленным правилам, – подсказал Герни.

– Вот именно. Невелико будет чье-то преимущество, если выяснится, что кто-то прервал связь. Я выпью бренди. Вы не хотите? Медоуз подозвал официантку и заказал ей два «Реми Мартэн».

– Значит, они искали способ вывести систему из строя, – сказал Герни, – но так, чтобы это выглядело как отказ системы.

Медоуз кивнул:

– Вообще-то система очень примитивная, до смешного непродуманная, учитывая ее значение. Раньше она состояла из двух телетайпов: одного в Вашингтоне, другого в Москве. Стандартная линия связи, два оператора набирали текст на клавиатуре. Сегодня она несколько усложнилась: телетайп заменен компьютером, у операторов появился видеотерминал, информация передается через спутниковую связь. Но даже в таком виде она крайне примитивна.

– А значит, уязвима, – сказал Герни.

– Да. Я хочу сказать, что ракетные системы, например, в высшей степени надежны. Дублирование феноменальное: все компьютеризировано, если один компьютер выходит из строя, его сразу же заменяет другой. Ничто не может нарушить их работы, кроме атмосферных взрывов, которые вызывают самые неожиданные последствия. Одно из таких испытаний, проводимых американцами, блокировало связь с Гавайями. Насколько я понимаю, два стратегических взрыва в состоянии вывести из строя системы автоматического контроля на обширной территории независимо от того, на какой глубине они расположены.

Так или иначе, правительственная связь – это детский конструктор в сравнении с ракетными системами. Но она будет иметь значение в случае, если произойдет или нет полномасштабный обмен ядерными ударами. Кто-то ведь начнет первым. Поэтому им нужен был...

Официантка вернулась с бренди, и Медоуз молча ждал, когда она уйдет. Он сразу же взял свой стакан и сделал большой глоток.

– Поэтому им нужен был этот парень или кто-то другой с его способностями. – Он снова замолчал.

Герни передвигал свой стакан по невидимому квадрату на скатерти.

– Понятно, Артур. Продолжайте.

Медоуз вздохнул:

– Было решено провести серию тестов в центре, моделирующем систему прямой связи. Те же условия, то же оборудование. Их интересовало, сможет ли парень, используя свои необыкновенные данные, отключить компьютер, находясь в той же комнате. Если бы это получилось, они повторили бы эксперимент в условиях, более приближенных к реальным, то есть с несколькими компьютерами. Ходили даже разговоры о возможности проведения своего рода учебных испытаний на реальном объекте.

Он допил свой бренди и дал знак официантке принести еще.

– Что это дало бы им? – спросил Герни.

– Они бы выяснили, возможно это в принципе или нет. Я ни на секунду не сомневаюсь в печальной судьбе парня после этого. Думаю, они сумели бы найти следующего с такими же способностями и посадить его за видеотерминал.

– Я не об этом. Что они выиграют, если у них получится?

– Время, – ответил Медоуз. – Время для маневра. – Сильно покрасневшее лицо и отрывисто срывавшиеся с губ слова выдавали в нем опьяневшего человека, который с трудом контролирует себя и свои действия. – Приблизительно это выглядит так. Самую чувствительную часть любого компьютера составляют кремниевые микросхемы – чипы. Компьютер прямой связи должен быть защищен от электроимпульсов, например ударов молнии, для чего создается система защиты, препятствующая их проникновению. Чтобы пробить ее, требуется мощное электрическое поле. Ну а что, если микросхему вывести из строя с помощью электромагнитного импульса... – Он задумался на мгновение, тщательно подбирая слова. – Тогда произойдет последовательное разъединение электроцепи, и аппаратура будет выведена из строя.

– И Дэвид мог бы это сделать? Или кто-то другой с его способностями?

– По-видимому, да. По крайней мере, они так считали. Эксперименты должны были дать окончательный ответ. Тесты, которые они проводили с детьми, в том числе и с Дэвидом, когда он был ребенком, убедили их, что это возможно. Похоже, он мог очень точно, с хирургической точностью, направить заряд, буквально фокусируя его, что делало импульс исключительно мощным. В этом и заключалась его феноменальность. Как я уже сказал, компьютер защищен от случайных пробоев цепи.

Официантка принесла Медоузу второй бренди. На этот раз ее присутствие не остановило его, и он продолжал говорить:

– В результате из строя выводится одна-две микросхемы, ну, может быть, пять-шесть. Остальные остаются неповрежденными, поэтому компьютер продолжает обрабатывать вводимую информацию, но так, что на выходе выдается тарабарщина. Представьте себе калькулятор, в арсенале которого отсутствует единица. Теоретически компьютер Должен знать, что он делает ошибку, и сообщить об этом. Но поскольку микросхемы выведены из строя, код с обнаружением ошибок тоже может вести себя странно. Таким образом, компьютер продолжает функционировать, выдавая всякую белиберду. В этом и состоит преимущество данного хирургического подхода – все можно проделать, не выводя компьютер полностью из строя и не повреждая электропитания.

– И что же дальше? – спросил Герни. – Оператор же поймет, что в системе неполадки.

– Естественно. Но ведь им нужно выиграть время, и тут-то наступает момент, когда они начнут получать преимущество. Одна из сторон получает маловразумительную информацию, из которой видно, что у другой стороны произошел незначительный сбой. Оператор вне подозрения, но для большей убедительности он начнет проверять свой видеотерминал, чтобы убедиться в его исправности.

– Убедился. Что дальше?

– Дальше займутся проверкой программного обеспечения, хотя она очень тщательно готовится и наверняка будет в порядке. Затем наступит очередь микропрограммного обеспечения. Существуют также периферийные устройства специального назначения, которые называются ПЗУ – постоянные запоминающие устройства, – они включают несколько простых команд. Все это окажется в полном порядке. Потом проверят аппаратные средства, для чего пригласят представителя разработчика. Тот рано или поздно осмотрит все печатные платы, обнаружит вышедшие из строя микросхемы и заменит их. К тому моменту, когда компьютер будет исправлен, сторона, которая все это подстроила и провернула, получит свое преимущество.

– Кто вам сообщил все это?

Медоуз снова посмотрел на официантку, но Герни пододвинул к нему свой стакан, и он немедленно его схватил.

– Один из наших ученых находился в Новой Англии, когда там обсуждался этот вопрос. Он просмотрел некоторые видеозаписи. Идея впечатлила его, и он считает, что задумка блестящая, благодаря сочетанию устройства вычислительной машины и парапсихологии.

– А вы кому докладываете?

Медоуз залпом выпил бренди.

– А кому докладывают сотрудники министерства обороны? Вы же знаете, что всем заправляют чиновники. Я участвовал во встречах в качестве консультанта, подкинул пару идей. Но главным образом следил за тем, чтобы поезда двигались строго по расписанию.

– Да, Артур, – мрачно улыбнулся Герни, – уверен, что это – ваше истинное призвание.

– Что? – Медоуз смотрел на Герни мутными глазами, потеряв нить разговора. Он допил бренди Герни и тяжело поставил стакан на стол.

– Почему сегодня?

– Не понял.

– Почему они так заинтересовались этими тестами именно теперь?

Медоуз задумался и наконец сказал:

– Думаю, раньше эта мысль им просто не приходила в голову.

– А теперь почему пришла?

– Черт возьми, Герни, я не знаю. – Разгоряченный выпитым, он говорил слишком громко, чем привлек внимание нескольких человек. Его лицо из красного стало багровым. – Может быть, они готовятся к войне.

– Да, – согласился Герни. – Это могло бы подтолкнуть их к мысли вывести из строя линию прямой связи.

– Вы правы, могло бы. – Медоуз попытался улыбнуться, но не получилось.

К их столику подошла официантка и положила между ними счет. Медоуз заказал еще бренди. Она ушла, захватив с собой счет, чтобы исправить, а когда вернулась, снова положила его и поставила стакан. Медоуз и Герни молчали. Медоуз нервно схватился за стакан, он выглядел обиженным и пристыженным.

– Что еще? – потребовал Герни. – Что еще? Чего еще вы мне не сказали?

– Все сказал. Парень отказался сотрудничать, поэтому реализация плана застопорилась.

– Это правда?

– Насколько я знаю, да. Послушайте, Герни, – поспешно заговорил он, – теперь вы знаете все.

В какой-то момент Герни показалось, что Медоуз расплачется.

– Но почему теперь? – настаивал Герни. – Почему именно теперь?

– Не знаю. Я уже сказал вам, что не знаю, – прошипел Медоуз. – Не знаю, черт возьми.

– Они собираются воевать, Артур? Да? Планируют небольшой локальный конфликт на ближайшее будущее?

Глаза Медоуза наполнились слезами. Он открыл рот, и его багровое от спиртного лицо потемнело.

– Не знаю, – выдохнул он после непродолжительного молчания. Казалось, будто слова слетели с его губ сами, без малейшего усилия с его стороны.

* * *

Англичанин Алан проводил Полу наверх, в ее комнату, ознакомил со вторым этажом и оставил распаковывать вещи.

Комната была маленькой и в своем роде оригинальной. Через слуховое окно в покатой крыше лился яркий свет, который ложился треугольником на постельное покрывало. Она начала развешивать в шкафу вещи, но это занятие ей быстро наскучило, и она отодвинула чемодан к стене, решив, что с этим можно подождать.

Пятно солнечного света магически притягивало к себе, и она легла на кровать так, чтобы оно попало на ее лицо. Она очень надеялась, что Гинсберг расскажет о происшествии в Хитроу. Это заставило бы их понять, какой силой она наделена. Она прилетела в Лондон, чтобы поработать и хорошо провести время, поэтому мальчикам придется побегать – это она могла им гарантировать.

Она лежала с закрытыми глазами лицом к слуховому окну и улыбалась, всматриваясь в красные и белые точки, которые проплывали под веками. Но вдруг улыбка исчезла с ее лица, и она прижала пальцы к виску, словно у нее начался приступ головной боли. Она несколько напряглась, что свидетельствовало о состоянии не тревоги, а скорее сосредоточенного внимания. Потом на ее лице отразилось удивление.

Когда через пятнадцать минут она спустилась вниз, мужчины находились в кухне. Алан резал мясо на большие куски и бросал их в две объемистые металлические миски. Пит сидел на кухонном столе с банкой пива в руке.

При ее появлении он опустил ноги на пол и направился к холодильнику.

– Пива? – спросил он.

– Почему бы и нет? – Пола взяла банку и дернула за кольцо, отмахиваясь от предложенного ей стакана.

– Послушай, – Пит был доволен собой, – мы нашли где тебе поиграть. Алан знает одно место.

– Отлично.

Пит поднял банку, словно предлагая выпить по такому случаю, и широко улыбнулся, но ощущалось, что он несколько скован. Пола поняла, что он рассказал Алану об инциденте в аэропорте, и теперь они не знали, как себя вести.

Алан ополоснул руки и спросил:

– Комната понравилась?

– Комната чудесная, – ответила она и отпила пива. – Расскажите мне о парне, которого в ней держали.

Последовала немая сцена, как будто они играли в «Замри» и Пола неожиданно остановила музыку. Первым оправился Пит. Он поставил банку на стол.

– Кто тебе рассказал об этом?

Пит старался говорить спокойно, но было видно, насколько он взбешен. Мысленно он проклинал всех и вся: ведь это же невозможно работать, если не быть в курсе того, что она знает и чего не знает.

– Он сказал, – ответила она, наблюдая за Гинсбергом и за тем, как выражение ярости на его лице сменилось изумлением.

Теперь его гнев обрушился на Алана, который буквально остолбенел, так и не вытерев руки.

– Ах ты, мерзавец!

– Боже, я ничего не говорил... – забормотал Алан.

– Да не он, – вмешалась Пола, – тот парень. Его зовут Дэвид?