Текст книги "Сыны Зари (сборник)"

Автор книги: Джек Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 55 страниц)

Глава 16

– Нам никогда не дождаться этих автобусов.

– Простите? – Бакройд сделал вид, что оторвался от чтения «Тайме».

– Эти автобусы никогда не придут. – Женщина была ирландкой лет шестидесяти.

– Да, наш транспорт не отличается пунктуальностью, – ответил он и вновь уткнулся в газету.

– Я жду пятьдесят второй. – Видя, что Бакройд не проявляет к ней никакого интереса, она заговорила с мужчиной, который стоял за ним. В очереди на автобусной остановке их было пятеро: первой стояла ирландка, затем Бакройд, старик в клетчатой кепке и две девушки.

Бакройд был уверен, что это не старик следил за ним. Он был слишком стар, тщедушен и имел такой жалкий вид, который нельзя подделать. Главным был даже не вид, а запах, шедший от него, едва уловимый запах плохой еды, сырого, холодного жилища и невезения. Но и не ирландка – такую колоритную особу нарочно не придумаешь. Девушки... Бакройд изо всех сил прислушивался к их разговору. Они болтали о фильмах, обсуждали одежду друг друга и несколькими словами обмолвились о некоем Марке, с которым у одной из них был роман. Девушки вели себя непринужденно, в их голосах не слышалось фальши, они естественно перескакивали с одной темы на другую, и одна искренне реагировала на замечания другой, как того и требовали обстоятельства.

По всей видимости, слежки не было, но он должен был убедиться в этом до конца.

Подошел автобус, и сели в него все, кроме ирландки. Она мрачно усмехнулась и бросила одной из девушек, проходивших мимо нее, чтобы подняться на ступеньку:

– Я жду пятьдесят второй, но, видно, напрасно.

Бакройд сел в конце салона и стал смотреть в окно на мелькание людей, идущих по улицам, как на страницы быстро перелистываемой книги.

Ему вдруг показалось, что все виденное им не соответствует действительности: ирландка на самом деле – характерная актриса и вживалась в новую роль, старик – эксцентричный миллионер, а девушки тайно не выносили друг друга. Сам же он был управляющим банком на пенсии и направлялся навестить замужнюю дочь, дети которой звали его Грэмпс.

Через две остановки Бакройд сошел. Старик и девушки поехали дальше. Он смотрел вслед удалявшемуся автобусу, пока тот не скрылся из виду. За это время никто не встал со своего места, чтобы проследить за Бакройдом, и никто не спрыгнул с автобуса, когда тот сбавил скорость, оказавшись в транспортном потоке. Еще в автобусе, сидя в конце салона, он внимательно следил через заднее стекло за дорогой, высматривая подозрительные машины, но ни одна не походила на хвост. Потом для большей надежности он доехал автобусом до Шефердз-Буш и быстро пересек лесной массив с его северной стороны, вглядываясь в каждую машину, нет ли знакомой. Но таковых не было. Наконец он добрался на метро до Уайт-Сити, а оттуда, проехав три остановки назад, вернулся в восточную часть города. Прежде чем выйти на Ноттинг-Хилл-Гейт, он снял плащ и накинул его на плечи, не застегивая. Этот, казалось бы, пустяк, существенно изменил его внешность.

«Староват я для подобных глупостей, – думал он про себя. – Все это утомительно и нелепо».

Несмотря на холод и чавкающую под ногами грязь, Портобелло-роуд кишел покупателями, среди которых было много туристов. Антикварные лавки вели оживленную торговлю. Очевидно, владельцев ларьков, сидевших перед разложенным товаром, согревал шелест банкнот, переходивших в их руки. Бакройд протискивался сквозь толпу глазевших на товары, пока не оказался на овощном рынке, в углу которого и размещался «Граф Лонздейл». Тротуар перед его дверями был завален коробками и капустными листьями. Когда он вошел в паб, его оглушил настоящий рев возбужденных посетителей, который, однако, перекрывался трескотней комментатора, вещавшего с экрана телевизора.

Он направился в бар, повышая голос, чтобы, проталкиваясь, перекричать телевизор, у которого был не просто огромный, а гигантский экран. Нечеловеческих размеров голова, смотревшая с этого экрана, раздавала советы телезрителям, какие футбольные матчи и какие скачки они могли спокойно пропустить. Бакройд осмотрелся и увидел Герни и Рейчел, сидевших за столиком рядом с лестницей, которая, очевидно, вела в игорную комнату. Обстановка напоминала портовую пивную, посетители были грубы, задиристы, агрессивны и пьяны. Мужчины, казалось, отчаянно ненавидели весь мир, и их озлобленность росла с каждым выпитым глотком. На губах большинства женщин лежал такой толстенный слой помады, что он грозил отвалиться всякий раз, когда они начинали говорить.

Герни снял пальто со спинки свободного стула, и Бакройд сел, украдкой озираясь по сторонам.

– Что это за люди, Саймон? Герни вскинул брови:

– Биржевые маклеры. Бухгалтеры. Домашние хозяйки.

– Полагаю, приехали сюда на уик-энд?

– Да. Большинство из них с понедельника по пятницу проводят время на бывших хмелесушилках в Суррее, – согласился Герни.

Они улыбнулись друг другу, и Рейчел поняла, как вот за таким, ничем не примечательным, разговором эти двое подружились когда-то. Неожиданно ей пришло в голову, что она практически ничего не знает о Герни.

– Что ж... – Бакройд пододвинул свой стакан. – Надеюсь, я не очень навредил вам.

– А все же навредили?

– К сожалению, похоже на то. Извините.

Герни покачал головой, словно не принимая извинений. Он прекрасно знал, что если Бакройд и сплоховал, то ему достанется не меньше, чем им. Он спросил:

– Насколько это серьезно?

Бакройд сделал вид, что не понял его, однако он хорошо отдавал себе отчет в том, что тревожило Герни.

– Вам придется оценить полученную мной информацию, кстати весьма скудную, и сопоставить ее с ценой, какой мне удалось добыть ее. – Он провел рукой по серебристым волосам, которые растрепал ветер. Видно было, что он смертельно устал. – Мне казалось безопасным послать записку Кэтрин – той женщине, о которой я говорил. Время от времени мы встречались – обсудить сплетни, какой-нибудь незначительный скандал, вспомнить прошлое. Кэтрин и я перезванивались, но никогда не писали друг другу, поэтому мое письмо должно было озадачить и насторожить ее. Тут уж ничего не поделаешь. Телефонный звонок был бы, конечно, больше в порядке вещей, но теперь, когда они следят за каждым моим шагом, за мной наверняка кто-нибудь увязался бы. Чтобы не вспугнуть слухачей с Эклс-стрит, мне пришлось потревожить ее. Тешил себя надеждой, что я имею на это право по старой памяти.

– И ваши надежды оправдались? – спросила Рейчел. Она много думала о рассказанной Бакройдом любовной истории этой женщины, о том, как чувство взяло верх над долгом, о ее русском возлюбленном, погибшем в подстроенном дорожном происшествии. Ее мучил вопрос, насколько велика та пропасть, что разделяет предательство и бездействие.

– И да, и нет. С момента нашей последней встречи ей удалось кое-что узнать. Ее начальник много работает сверхурочно. Она – его личный секретарь и пользуется полным доверием, слишком полным даже по понятиям Сенчури-Хаус. Ее роль не ограничивается выполнением исключительно секретарских обязанностей. Есть узкий круг вопросов, которыми занимается только она. Ее нельзя назвать его наперсницей, хотя он не пуританин, не ханжа, а нормальный мужчина, поэтому кое-что ей удалось узнать из их повседневного общения.

– Как его зовут?

– Уильям Прайор.

– Слышал. – Герни отпил виски. – О нем очень высоко отзывались как о работнике.

– Да, он знает свое дело, – нехотя согласился Бакройд. – Когда-то он работал на меня. Порядочный мерзавец.

Герни улыбнулся:

– Охотно верю.

– Когда мы встретились, Кэтрин была раздражена, нервничала, ей не терпелось поскорее уйти. Я тоже нервничал и чувствовал себя виноватым. Она дала мне ясно понять, что мои просьбы выходят далеко за рамки дружеского одолжения. Думаю, мы с ней больше не увидимся.

– Я уже говорил, что больше не буду просить вас об этом. Из последних слов Бакройда Герни понял, что тот имел в виду не столько опасность, сколько утрату, которую понес. Воцарилось неловкое молчание. Его нарушил Герни:

– Мне очень жаль, Джордж.

Старик криво улыбнулся:

– Вы имеете право говорить то, что думаете. Не беспокойтесь, я не чувствую себя обманутым. Возможно, она сказала только то, что могла сказать, не более. Она с готовностью сообщила мне обрывки информации – той, которую ей удалось узнать за последнее время. Она не заглядывала в документы «Для служебного пользования», не рылась в кейсах, не осматривала содержимое корзины для использованных бумаг.

– Она не пыталась ввести вас в заблуждение? – предположил Герни. – Она по-прежнему ведет честную игру?

– Безусловно, – не колеблясь, ответил Бакройд. Он осушил свой стакан с виски и встал. – Пойду возьму еще.

Когда он направился в бар, Рейчел молча посмотрела на Герни.

Герни мысленно представил себе сохранившиеся фрагменты сабли шотландских горцев – смертоносного клеймора, – найденные при раскопках. Он мучительно искал ответ, на ком лежала ответственность за совершение первого разрушительного шага. На том человеке в Вашингтоне, Джеффризе? Или на Дэвиде Паскини, когда он начал угрожать им разоблачением? На его отце или на самом Герни, продолжавшем гоняться за призраками? А может быть, на Рейчел? Скорее всего, ему никогда не выяснить этого.

Вернулся Бакройд с очередной порцией виски.

– Вы оказались правы насчет того парня. Он действительно спутал им все карты. Насколько я понял со слов Кэтрин, если дело получит огласку, нам придется лихо. Мне так и не удалось узнать, для чего им вообще понадобился этот парень, но дело, по всей видимости, затеяло ЦРУ. Оно же и загубило его. Я подозреваю, что на Ватерлоо царит некая эйфория, но она явно перевешивается раздражением, разделяемым, как я думаю, некоторыми членами кабинета. Полагаю, что наше участие в этом деле должно было ограничиться отправкой в Новую Англию специалиста, и все.

Он обратился к Рейчел:

– Был момент, когда они почти были уверены, что вы по-прежнему работаете на них. Я не знаю всех подробностей происшедшего, да этого и не нужно. Теперь ради перестраховки они исходят из обратного. Это мне сообщила Кэтрин.

Бакройд повернулся к Герни:

– Если я и выяснил что-то интересное, то это следующее: прежде всего, никто не мог понять, почему вы не действовали в соответствии со здравым смыслом и не вышли из игры. То, что случилось в Сомерсете, можно назвать условным рефлексом. Но, – он бросил взгляд на Рейчел, – поскольку блудная дочь не вернулась в отчий дом, у них сложилось другое мнение.

– Они сами виноваты, – ответила она. – Они пытались убить меня.

– Это, конечно, усложнило дело, – заметил Бакройд сухо. – Но вы могли просто исчезнуть, спрятаться, затаиться. Вместо этого вы раскрыли себя, главным образом через меня: звонок от Эрминтруд, дорожный инцидент на Эджуэр-роуд и так далее.

В его голосе все-таки звучал вопрос.

– Джордж, вы ошибаетесь, если думаете, что я использовал вас в качестве приманки. Вряд ли мне удалось бы исчезнуть навсегда. Рано или поздно они все равно нашли бы меня. Лучше бы, конечно, поздно. – Герни нахмурился. – Значит, главным образом через вас?

– Мы все плывем в одном океане, Саймон, и вы это прекрасно знаете. В Сохо есть кварталы, которые напоминают служебную столовую. Там все друг друга знают. Вы купили оружие. – Герни промолчал. – И они делают вывод, что вы по-прежнему занимаетесь этим делом. Интуиция подсказывает мне, что данное обстоятельство не только удивляет, но и тревожит их. Этим можно воспользоваться. Я располагаю надежными сведениями, что операция ЦРУ здесь еще не отменена. Следовательно...

– Отказ Дэвида сотрудничать не повлиял на ход операции, – закончил его мысль Герни.

– Именно, – согласился Бакройд. – Или они торопятся в поисках решения.

Он услышал знакомый голос: с экрана телевизора на него смотрело лицо Клайва Хоулмана. Голос диктора за кадром сообщил, что съемки велись во время четырехдневной встречи представителей европейских организаций Движения за мир. Молодой человек с внешностью красивого злодея шагнул вперед, чтобы обменяться с Хоулманом рукопожатиями, и продолжал позировать, видимо уступая настойчивым просьбам фоторепортеров. Большинству посетителей па-ба до всего этого не было никакого дела.

Рейчел проследила за взглядом Бакройда.

– Это Сильвио Ортис, – сообщила она. – Он испанец. Представляет Движение за разоружение Кордовы[10]. Воинственный, но не кровожадный. Не является сторонником насилия, – она, должно быть, перечисляла сведения из его досье. – Интересно, какую проблему они пытаются решить?

Бакройд оторвался от телевизора.

– Не знаю, – ответил он. – И она не знает. Уверен в этом. – Он улыбнулся, увидев выражение лица Рейчел. – Я спрашивал ее, но впустую. Если бы знала, но не могла сообщить, она бы об этом сказала. Не все ведут себя так, словно правда сродни неизлечимой болезни.

Бакройд повернулся к бару. Ортис говорил в несколько микрофонов, протянутых к нему журналистами.

«Нам нужен мир во всем мире, – говорил он. – Все люди хотят жить в мире».

Бакройд фыркнул от смеха и взял стакан.

– Знаете, а ведь он совершенно прав. – Он чувствовал, что в его веселье была доля безрассудства.

– Что бы это могло значить, Джордж? – За спиной Герни прошли мужчина и женщина, они стали подниматься по лестнице. – Что вы думаете по этому поводу?

Бакройд покачал головой.

– Точно не знаю. Они хотели провести нечто вроде теста или эксперимента, и Дэвид Паскини должен был сыграть в этом ключевую роль. Используя свои необыкновенные способности, он должен был что-то сделать с компьютером. – От Бакройда не ускользнула реакция Герни. – Вы узнали что-нибудь об этом?

– Ничего определенного. – Герни пожал плечами. Рейчел открыла было рот, чтобы вмешаться в разговор, но передумала. Она не понимала, почему Герни так перестраховывался: возможно, для Бакройда было безопаснее меньше знать, на случай если ему придется отвечать на вопросы в другом месте.

– Но их главный герой отказывается от предложенной ему роли, – продолжал Бакройд. – Теоретически они парализованы, не так ли?

– Теоретически – да.

– Но у вас, насколько я понимаю, есть более правдоподобная версия.

– Да, есть. Дублер. Что-нибудь подтверждает мое предположение?

– Из нашей беседы я этого не уловил. – Бакройд задумался, мысленно прокручивая свой разговор с Кэтрин. – Нет.

Какое-то время они молчали. Почти все было сказано, все, кроме одного. Первым заговорил Герни:

– А в чем вы оплошали, Джордж? – осторожно поинтересовался он. Бакройд вздохнул и снова нервно провел рукой по волосам.

– Мы с Кэтрин обычно встречались в одном и том же месте – итальянском ресторанчике в Челси, где нам очень нравится. Я никак не мог решить, предупредить ее об осторожности или нет, мне и в голову не приходило, что кто-нибудь, кроме нее, прочтет записку. С какой стати им просматривать ее почту? Да я и не хотел пугать ее. В конце концов я нашел компромиссное решение, сказав, что у меня к ней личное дело. Она вполне могла подумать, что мне просто хочется поплакаться в жилетку, что, впрочем, время от времени я и делаю. В общем, она не очень опытна в нашем деле.

– За ней следили, – констатировал Герни.

– Я почти уверен в этом.

– Значит, ей будут задавать вопросы.

– Наверняка.

– Что она будет делать?

– Я уже думал об этом. Я уверен, что никто не заходил в ресторан, – они не настолько глупы. Скорее всего, они последовали за ней, когда она вышла из дома. Естественно, она привела их с собой. Из-за шума в ресторане они не могли использовать дистанционные подслушивающие устройства, поэтому о чем мы говорили, они не знают. Кэтрин умная женщина. Она не будет делать вид, что мы встретились, дабы обсудить городские сплетни. В ее интересах сказать, что я сделал несколько осторожных попыток получить от нее информацию, которые она деликатно отвергла. Это звучит довольно правдоподобно и наименее рискованно для нас обоих.

– Если вы правы насчет всего этого?

– Тогда они не тронут меня, предоставив нам – вам и мне – возможность совершить роковую ошибку, поскольку самый надежный для них способ схватить вас – это я. Возможно, они предпочтут оставить меня в покое, чтобы не поднимать большого шума, или, наоборот, захотят загнать меня в угол.

– Каким образом? Бакройд улыбнулся:

– Для начала они станут нагнетать страсти по поводу того, что я продался. Удивительно, сколько людей до сих пор рассуждают так, словно шпионаж ведется по правилам крикетного клуба. Я, конечно, сделаю вид, что удивлен и даже возмущен. Ведь насколько мне известно, вы замешаны в деле с похищением, которое странным образом перекочевало из Америки в Англию. Оно вышло из-под контроля, и вы сами почувствовали, что не достигли своей цели. Возможно, американская, а теперь и британская сторона в курсе событий, но имеют основания молчать о них, быть может, даже из благородных побуждений. Возможно, здесь замешаны спецслужбы.

– Подразделение по борьбе с терроризмом? – спросила Рейчел.

– Да, – подтвердил Бакройд. – Ведь вы могли предположить, что этот сумасбродный мальчишка – член Ирландской республиканской армии или Красных бригад, он взял национальность своего отца и просто живет на его деньги, поэтому им вполне могли заинтересоваться спецслужбы. И вот вы просите меня раскопать этот вопрос поглубже. Не такой уж это смертный грех. Они поймут, что вы, оказывается, в курсе событий, происшедших в Сомерсете, но не сочли нужным посвятить в них меня. Если хорошенько подумать, вас больше устроила бы моя убежденность в том, что дело имеет террористическую окраску. Я бы продолжал собирать сведения, не подозревая, что на самом Деле играю с огнем: ведь мои действия подпадают под второй раздел закона о государственных тайнах. Приятно думать, что они ухватятся за эту версию. Она должна сработать. Блефуют обе стороны – и они, и мы. Они не могут знать наверняка, лгу я или нет. Вдруг я говорю правду, а они будут давить на меня, напрасно рискуя? Ведь я в состоянии догадаться, что затевается что-то еще более страшное. Они даже лишены возможности напрямую спросить меня о вас, не вызвав подозрения. Тогда они смогут прикинуться эдакими добряками, посоветуют передать, что вам лучше выйти из игры, а мне, конечно, порекомендуют держаться от всего этого подальше.

– А чем вы объясните свою безрассудную езду по городу с целью избавиться от хвоста? Ведь их люди наверняка с ног сбились, гоняясь за вами по всему Лондону.

– Что ж, – усмехнулся Бакройд, – моя версия небезупречна, но она собьет их с толку. – Он пожал плечами. – Я могу вообще сделать вид, что не понимаю, о чем они говорят. Возмущусь и заявлю протест против использования меня в качестве наводчика. Могу наброситься на них, требуя объяснений: что, в конце концов, происходит? Но если они признают, что следили за мной, то признают и все остальное. Поэтому, бьюсь об заклад, о слежке они не обмолвятся ни словом.

Герни пристально смотрел на свой стакан.

– Ради Бога, Джордж, простите, что я втравил вас в это дело.

– Не беспокойтесь, Саймон. Хорошего, конечно, мало, но все не безнадежно. Мы им дали почву для сомнения, а я с этой почвой прекрасно знаком и с удовольствием перелопачиваю ее. – Бакройд поднял руки, словно объявляя тему закрытой. – Я пойду. А вы отныне будете действовать сами, на свой страх и риск. – Вставая, он едва коснулся плеча Рейчел, как будто желая ей удачи, и ушел.

– О чем ты думаешь? – По выражению лица Герни Рейчел пыталась это угадать.

– Бог его знает! – Он покачал головой и резкими движениями стал передвигать стакан с виски по столу.

– Прошлой Ночью ты плохо спал. – Она дважды просыпалась из-за него. Во сне он, как раненый зверь, оглашал комнату жутковатыми звуками, и его тело покрывалось холодным липким потом.

– Меня мучают дурные сны. – На какую-то долю секунды он задумался, потом решительно допил свое виски, встал, сдернув плащ со спинки стула, и двинулся к двери. Рейчел едва поспевала за ним. Когда из мрачной, удушливой атмосферы паба они вышли на улицу, ослепительное сияние дня светом прожектора хлынуло на нее и резкий ветер обжег ей лицо.

* * *

Как это бывало и раньше, он перенесся в «Друидс-Кум». Он пересек по склону пастбище и спустился к дому. Пронзительно-голубое небо казалось тугим, как барабан, и грозило лопнуть в любой момент. Морозный воздух холодил виски и пощипывал щеки.

Как и прежде, Дэвид Паскини стоял в кухне у окна и смотрел на свое отражение, но на сей раз его появление здесь уже не выглядело столь неожиданным. Он походил на актера, который повторяет свой текст перед очередной съемкой. Уже, казалось, включен свет, Дэвид занял свое место, камеры подготовлены. Герни с трудом пробирался через снежные заносы.

Он приблизился, и юноша замер у него за спиной. Какое-то время отражение в оконном стекле оставалось безучастным, но в следующий момент раздались ужасные, неразборчивые звуки.

Поднялся сильный ветер, крепчавший с каждым мгновением, и Герни уже с трудом держался на ногах. Деревья, росшие вокруг дома, со стоном кренились к нему, накрывая своими ветвями и делая его эпицентром черного вихря.

Волосы Дэвида Паскини струились по ветру, издавая слабый звук, напоминающий далекое пение. Его щеки раздулись. Налетающие порывы ветра сначала кусками, а затем целыми полосами сдирали кожу с его лица.

Оцепенев от ужаса, Герни как завороженный смотрел на изображение в окне, на лысую голову юноши, затылок, с которого ветер лоскутами сдирал кожу до тех пор, пока не показалась голая кость черепа, сверкавшая в морозном воздухе. Череп превратился в некое подобие конструкции, напоминавшей прочную белую решетку, которая наполнилась фосфоресцирующим сиянием, сконцентрировавшимся затем в пустых глазницах.

В тот самый момент, когда Герни был готов проснуться, юноша обернулся – впервые за все время. Сквозь прутья решетки в лобной части Герни увидел мозг Дэвида. Он пульсировал, как крохотное живое существо. Безгубый рот произнес его имя:

– Герни. Герни. Герни.