Текст книги "Сыны Зари (сборник)"

Автор книги: Джек Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 55 страниц)

Глава 26

Он услышал звук открывающейся двери и тотчас проснулся. Рейчел обернулась на шум.

В комнату вошел мужчина и остановился, посмотрев сначала на Герни, потом на Рейчел. На его лице была горестная, почти извиняющаяся улыбка.

Поскольку Герни сразу узнал его, он перевел взгляд на дверь, ожидая увидеть того, кто привел этого человека. Но туг же понял, что означала эта улыбка и то, что он пришел один.

– Мистер Герни, – склонив голову, он шагнул вперед и протянул руку Рейчел, – и мисс Ирвинг.

Герни вспомнил этот легкий, оживленный тон, манеру четко произносить слова и его любимое «конечно».

– Конечно, – сказал Герни вслух.

– Ах да, мистер Герни, конечно. И как вам такое могло прийти в голову?

Рейчел переводила взгляд с одного на другого и, когда их с Герни глаза встретились, сказала:

– Отец Дэвида.

Она как-то сразу успокоилась и присела сбоку на софу. Чезаре Паскини все смотрел на Рейчел даже после того, как она опустила глаза, уставившись в пол. Его лицо приняло задумчивое выражение, потом он вздрогнул, как будто вспомнил, зачем пришел сюда.

– Ну-с, – сказал он, разводя руками, словно говорил: «Вот мы и встретились. Разве вас это не радует?»

На нем были элегантные темные брюки и два свитера пастельных тонов, верхний из которых был не надет, а наброшен на плечи. Он выглядел моложавым и по-спортивному легким.

– Ну-с, – повторил он. – Возможно, это наша последняя встреча. Не знаю почему, но мне хотелось бы внести в это дело полную ясность. Может быть, мною движет любопытство. Ведь столько событий произошло с момента нашей встречи, мистер Герни, не правда ли?

Герни помнил, в какой любезно-учтивой атмосфере проходила их встреча в Риме, когда Паскини тщательно подбирал слова и взвешивал каждую фразу. Тогда Герни это отнес за счет его сдержанности. Теперь же стало понятно, что Паскини играл. Он достал портсигар и предложил сигарету Рейчел, которую она охотно взяла, после чего галантно помог ей прикурить. Поскольку Герни никак не отреагировал на подобное предложение, Паскини снова обратился к Рейчел.

– Возможно, у вас нет своих, – сказал он и положил портсигар на столик.

Паскини закурил и сел на стул, положив лодыжку правой ноги на левое колено.

– Моя жена умерла, – произнес он, обращаясь к Герни. – Сын тоже. – На упорное молчание Герни Паскини отозвался улыбкой. – Интересно, знали вы об этом или нет. Не могу сказать, что я очень огорчен или доволен. У меня печаль и тем более раскаяние как-то не вяжутся с подобными событиями. Кэролайн вела себя крайне глупо, доверяя свои тайны коридорным, и становилась все более... – он замолчал, подбирая слово, – безрассудной. Подумать только, за все эти годы мне так и не удалось узнать ее до конца. Конечно, мы изредка встречались, когда Дэвид жил со мной. Разговаривали по телефону. Когда я узнал о ее смерти, я не сразу вспомнил ее лицо. Для меня она была чужим, посторонним человеком, а посторонние умирают каждый день. – Паскини посмотрел на Герни, ожидая, что он поддержит разговор, но тот молчал. – Дэвид – это другое дело, и здесь вина частично лежит на мне. Я проявил слабость. Когда мы с Кэролайн развелись, она захотела, чтобы мальчик остался с ней. Я согласился, что было крайне неразумно с моей стороны. В результате мальчик получил либеральное воспитание и сам стал либералом. Одностороннее разоружение, пацифизм, расовое равенство. Молодежь очень романтична, не правда ли? – спросил он, глядя прямо на Рейчел.

– Вы знали, что они обратятся к Дэвиду с предложением, – констатировала Рейчел.

– Более того, это была моя идея. Точнее, со мной посоветовались, и я решил, что это стоящее дело. Он идеально подходил для выполнения поставленной задачи. И я был рад помочь, а Дэвид, как оказалось, нет.

– Вы знали о его... способностях? Знали, почему они обратились за советом к вам?

– Конечно, знал. Я же его отец. Мы развелись с Кэролайн, когда ему было уже десять лет.

– И вы понимали, что его ожидало, после того как он пригрозил им разоблачением?

– Это было неизбежно.

– Вы не знали...

– Я знал, что он, как все молодые люди, любил слушать современную грохочущую музыку и вызывающе одеваться. Но я и представить себе не мог, что он стал слабовольным и научился презирать деньги, причем до такой степени, что смог отказаться от солидного куша в обмен на выполнение пустякового дела.

– А теперь он мертв.

Рейчел взяла еще одну сигарету из портсигара Паскини и подошла к нему за зажигалкой. Ей мучительно хотелось узнать мнение Герни о том, что они услышали.

– Моя жена умерла, и сын тоже.

Эти слова, сказанные во второй раз, неожиданно потрясли Рейчел. Она подозревала, что у нее все было написано на лице, но с трудом могла себе представить, каким именно было его выражение, насколько оно выдавало ее внутреннее состояние. Рейчел вспомнила лицо мальчика, вновь увидела его глаза, помутневшие от наркотиков, взгляд, устремленный на нее в тот момент, когда она входила в комнату с подносом. Теперь ее мучили вопросы: кто и как убил парня? где это произошло – в той комнате или в другом месте? дали ему чрезмерную Дозу наркотика или застрелили? От этих мыслей ей стало совсем плохо, как это случается с женщиной, когда она узнает о неверности своего возлюбленного. У нее возникло непреодолимое желание узнать все до конца, каждую деталь, мелочь, чтобы неизвестность не мучила ее всю оставшуюся жизнь. Но вдруг она осознала, что этой жизни у нее осталось не так уж много.

Пальцы Паскини на мгновение коснулись ее ладони, в которую он положил зажигалку. Они были холодными и сухими. У Рейчел остался один, последний вопрос:

– Когда? Когда они убили Дэвида?

– В тот день, когда вы уехали из Лондона к мистеру Герни. Кажется, в Западную Англию? – В ожидании ответа Паскини замолчал, переводя взгляд с Герни на Рейчел. – Да, в Сомерсет. Там произошли трагические события: убили человека. – Снова пауза. – В тот день. Точнее сказать не могу.

– На сей счет с вами не посоветовались? – выпалила Рейчел. Паскини посмотрел на нее укоризненно, как будто она нарушила правила этикета.

– В этом не было необходимости, – сказал он. – Я понимал, что Дэвид... – подбирая слово, он приподнял руку, словно извиняясь за то, что не нашел его, – не жилец.

– И что вы чувствуете? – Рейчел закурила, и Паскини движением той же руки дал понять, что она может оставить зажигалку у себя.

– Невозвратимость потери. И досаду на себя за слишком позднее прозрение: мне следовало самому заниматься его воспитанием.

– Почему наши люди пришли к вам?

– Они тестировали Дэвида в детстве и знали...

– Я не это имела в виду, – оборвала его Рейчел. – Откуда они знали, что могут вам доверять?

– Ну... – Паскини задумчиво улыбнулся. – Скорее всего, они не были полностью уверены в этом. Но их разведка хорошо работает, поэтому им было известно, что у меня есть друзья в Италии. Очень влиятельные друзья. Об этом знали лишь считанные единицы.

– Фашисты, – пояснила Рейчел.

Паскини вскипел:

– Вот только не надо клеить ярлыки. Поспешные выводы провоцируют поспешные ответы. – Сменив гнев на милость, он заговорил шепотом, словно разглашая страшную тайну: – Подозреваю, ваши бывшие коллеги держали меня за сумасшедшего. Я был им нужен лишь как советчик и соучастник. Теперь, по-видимому, – он развел руками, – им понадобилась моя помощь. И я с радостью помогу им. Наши интересы не во всем совпадают, но по данному вопросу между нами царит полное согласие. К тому же из-за Дэвида я оказался замешанным в этом деле и чувствую себя отчасти виноватым.

– В чем? В его отказе сотрудничать с ними? – Голос Рейчел звенел от негодования.

– Глупо так ставить вопрос.

– А перед Дэвидом вы не чувствуете себя виноватым? – спросила она.

Паскини посмотрел на нее, как на слабоумную.

– Перед Дэвидом? Нет. Он мертв.

Рейчел попыталась выдержать его взгляд, но отвела глаза. Паскини подошел к двери и взялся за ручку.

– Впрочем, я приходил сказать вам, что завтра вас перевезут в другое место. Здесь вам будет не очень удобно. А пока вы не должны покидать комнату. – Он вздохнул, как хозяин гостиницы, которому смертельно надоело объяснять правила очередным постояльцам. – В доме есть люди, все вооружены. Вас убьют, если вы попытаетесь выйти отсюда. Я бы не хотел этого, ибо к вам есть еще несколько вопросов, но уж чему быть, того не миновать. – Он открыл дверь. – Думаю, мы увидимся, но поболтать вряд ли сможем. – Он замешкался в дверях, передернул плечами, как-то странно улыбаясь пробормотал что-то и тихонько закрыл за собой дверь, как будто боялся разбудить спящего ребенка.

Рейчел внимательно посмотрела на Герни и подошла к окну, за которым чернела темнота. В конце сада вырисовывался силуэт дерева, за ним слабо мерцали освещенные окна домов. Она проводила взглядом низко летевший самолет, следя за его мигающими сигнальными огнями. Прошло несколько минут, прежде чем она произнесла:

– А ты был не очень разговорчив.

– Согласен.

– Зачем он приходил?

– Прощупывал почву. Пытался выяснить, как много мы знаем.

Они ни словом не обмолвились о смерти Дэвида Паскини, которая легла на них непосильным грузом вины перед ним. Известие оглушило Герни. Не в силах до конца осознать его, он понимал, что в данной ситуации не имел права отдаваться во власть переживаний. Он вспомнил мертвенно-бледное лицо юноши, отраженное в оконном стекле, его двигающиеся губы, лоскуты кожи, срываемые ветром с его головы. Он видел лицо, перекошенное от напряжения, и распростертые руки, в которых была зажата резиновая маска, повторявшая черты лица Герни. Он слышал голос, обращавшийся к нему и твердивший его имя:

«Герни. Герни. Герни».

«Значит, он был уже мертв, – думал про себя Герни. – Мертв, мертв, мертв».

– А как это связано с национал-социализмом?

Герни пожал плечами:

– Мне кажется, он верит в эти идеи, в чем есть определенная логика – новые деньги, нажитые на усердии и завязывании выгодных знакомств. В некотором смысле любые финансовые сделки диктуются политическими решениями. Новые деньги рука об руку шагают с презрением. То же можно сказать и о власти. Страсть к дисциплине, порядку, организациям, функционирующим, как заведенная машина... Ну, ты понимаешь меня. – Его злили собственные рассуждения. – На самом деле он преследовал единственную цель – выяснить, знаем мы или нет о смерти Кэролайн и Дэвида, и что его убили именно здесь.

– Но зачем? Я хочу сказать... – Она сделала умоляющий жест рукой, потому что не могла произнести вслух то, что думала.

– Паскини – тонкий психолог, и у него только один метод получить от нас информацию – дедуктивный.

Герни понимал, что сказанное им не соответствовало действительности. Паскини старался выудить всего лишь один факт – что они знали, но пытались скрыть, хотя сама по себе эта информация ничего не решала. Его задача состояла в том, чтобы нащупать и определить, в каком направлении надо будет вести допрос, об этом свидетельствовали слова Паскини, что в следующий раз им не удастся поболтать. Оставалось только гадать, как скоро все произойдет.

Говорить не хотелось. Герни вытянул ноги, скрестил руки на груди и закрыл глаза, но не спал. Рейчел смотрела на раскачивающееся от ветра дерево, черный силуэт которого был хорошо различим на темном фоне, пытаясь представить себе, как оно стонет, скрипит, шумит ветвями. Одно из освещенных окон вдалеке погасло, и она расценила это как разрешение покинуть свой наблюдательный пункт. Она вернулась к софе и взяла сигарету из портсигара Паскини. Закурив, она сосредоточенно стала грызть заусенец на большом пальце левой руки, прикрыв при этом один глаз, чтобы в него не попал сигаретный дым.

– Ты видишь какой-нибудь выход? – спросила она.

– Нет.

Она понимающе кивнула, продолжая терзать, теперь уже ногтями, кусочек кожи.

* * *

Телефонный звонок, которого он ждал, прозвучал в двадцать один десять. Уильям Прайор снял трубку, произнес всего одну фразу, несколько секунд слушал, что ему говорили на другом конце провода, и, повесив трубку, вернулся к своим гостям.

Разговор за столом вертелся вокруг постановки, которую все видели и которая никому не понравилась. Прайор занял свое место за столом, прислушиваясь к мнениям собеседников. Обеды, которые он регулярно давал раз в две недели, доставляли ему огромное удовольствие. Принимая его приглашения, гости признавали тем самым свои обязательства перед ним. Так, среди них был торговец произведениями искусства, который твердо знал, что, если в его руки попадет Пуссен, следует немедленно позвонить Прайору. Далее, справа от Прайора сидел фельетонист, который черпал сюжеты из скандальной хроники; он с удовольствием ломал чужие судьбы и карьеры и с наслаждением наблюдал за их крахом. Прайор в совершенстве владел искусством подбирать знакомых и умело манипулировал ими. Когда среди этой компании вдруг попадались люди, чье общество доставляло ему истинное удовольствие, он воспринимал это, как подарок судьбы, поскольку его сделки приобретали цивилизованный характер.

Он проводил всех в гостиную, куда были поданы кофе и бренди, после чего еще раз извинился за необходимость ненадолго оставить присутствующих. В какой-то момент у него промелькнула мысль, что в Уилтшире, куда он собирался звонить, обедать еще не садились. Он всегда считал политиков законченными дилетантами и иногда даже позволял себе сказать об этом вслух. Он придерживался мнения, что государственные служащие должны спокойно заниматься своим делом без вмешательства в их деятельность руководства, которому порой и случается высказывать здравомыслящие суждения, но, как правило, это позволяет избавиться от путаницы и неразберихи при решении важных проблем, утверждая торжество порядка.

Только после пятнадцатого гудка наконец сняли трубку. Прайор улыбнулся, но голос его звучал серьезно.

– Добрый вечер, министр, – сказал он. – Есть хорошие новости.

Прайор маленькими глотками пил бренди, которое захватил с собой, и внимал собеседнику.

* * *

Ее настоящее имя было Джанет, но об этом почти никто не знал, поскольку она очень давно окрестила себя Стеллой. В детстве, когда они играли в какую-нибудь игру, она говорила: «А я буду Стелла». В ее воображении Стелла рисовалась красавицей, с роскошными белокурыми волосами, нежно обрамляющими лицо. Она носила дорогую одежду, и люди обожали ее.

Когда она подросла и вошла в пору юности, мечты стали сбываться. Для некоторых людей она стала центром мироздания, и сознание этого льстило ей. В пятнадцать лет она переспала с парнем, который был на четыре года старше ее. Лежа на родительской постели, она с наслаждением отдавалась новым для нее ощущениям, желая как можно дольше их продлить. Но еще больше ее поразила необузданная страсть парня и выражение смиренной благодарности на его лице, его слабость и ее сила, его рабская покорность и ее триумф. Это неожиданное открытие сделало ее богатой.

Она поднялась наверх и прислонила поднос к двери, придерживая его бедром, чтобы повернуть ручку. Когда она вошла в комнату, они сидели рядом на софе – Герни, закрыв глаза, а Рейчел курила, уставившись в пространство. Они были похожи на выбившихся из сил путешественников, которым предстояло совершить еще один переход.

Герни открыл глаза, но не пошевелился. Стелла прошла через комнату и поставила поднос на стол слева от софы. Она жестом указала на еду, словно приглашая: «Кушать подано». Там были копченая лососина, салат, фрукты, бутылка шампанского и три бокала.

– Вы, наверное, проголодались, – сказала она, улыбаясь и, как бы отбросив всякие формальности, воскликнула: – Привет, Саймон!

У нее был приятный глубокий голос, в котором слышалась насмешка.

Рейчел вопросительно посмотрела на Герни. Он встал, подошел к подносу, выжал ломтик лимона на кусок лососины, взял черный хлеб, сделал сандвич и откусил от него. Не глядя на женщин, он стал открывать шампанское.

– Это Стелла, – проговорил он, продолжая жевать. – Когда ее освобождают от обязанностей судомойки, она трахается с мужиками за деньги.

Стелла смотрела на Герни с любопытством и неподдельной нежностью. Он прошел мимо нее, чтобы подать бокал Рейчел, которая поинтересовалась:

– Это правда?

Женщины оценивающе рассматривали друг друга.

– За деньги, – ответила Стелла наконец, – из одолжения, ради получения информации, за подарки или в качестве сиделки – не все ли равно? Я занимаюсь этим по многим причинам, и не последняя из них – удовольствие.

Рейчел кивнула:

– Понятно.

Между ними установилась невидимая связь, значение которой понимала только Стелла.

– Действительно, почему бы и нет? – Рейчел отпила шампанского. – Это бордель, в конце концов.

Слова Рейчел рассмешили Стеллу. Веселье было искренним, казалось, ничто не могло разозлить ее или вывести из себя.

– Да, в этом доме много чего происходит. Здесь делают дела, играют, ловят кайф, – она показала на поднос, – весьма недурно кормят.

Рейчел подошла к подносу, сделала себе бутерброд с толстым ломтем красной рыбы, неожиданно обнаружив, что страшно голодна. На подносе остался один пустой бокал, ясно для кого предназначавшийся. Рейчел наполнила его шампанским и протянула Стелле.

– Спасибо. Думаю, вы не будете возражать, если я выпью вместе с вами. Мне придется подождать, пока вы не поедите, чтобы унести поднос и бутылку. Сами понимаете. Но шампанское просто превосходное. – Словно в подтверждение своих слов она сделала глоток.

– И на что это похоже? – бесцеремонно спросила Рейчел, взглянув на Герни, снова устроившегося на софе.

Стелла прыснула со смеху:

– Ты хочешь сказать, что никогда не занималась этим?

– За деньги – нет.

– За деньги или ради удовольствия – какая разница?

– Что, никакой?

– Почти никакой.

– Предположим, ты занимаешься этим с человеком, которого любишь.

Лицо Стеллы потемнело, как будто Рейчел нарушила правила игры, однако бесцеремонный вопрос не разозлил ее, поскольку в голосе Рейчел не слышалось и тени насмешки.

– Обычно ты сама приходишь к клиенту?

– По-разному, – Стелла говорила дружелюбно и поучительно, как знаток своего дела.

– От чего это зависит?

– От того, имею я возможность сосредоточиться на себе или нет. – Рейчел молчала. – Ты понимаешь меня? – Стелла подняла свой бокал и сделала глоток. – Ведь не всегда нужно ложиться в постель. Чаше всего этого просто и не требуется, поскольку многие из них импотенты.

– Тогда что им нужно? – поинтересовалась Рейчел. Разговор приобретал странный оборот, но он служил ей своеобразной защитой, порождая иллюзию, что они находятся совсем в другом месте.

Стелла вытаращила на нее глаза.

– Им нужен секс, а он не всегда означает, – она понизила голос, как будто хотела проглотить последние слова, – половой акт. У меня есть один престарелый банкир, мистер Дункан. Так вот ему нравится смотреть, как я раздеваюсь и голая сижу на столе, расчесывая волосы, и при этом бросаться в меня кремовыми эклерами. Очень мил, – добавила она непонятно для чего. – Он любит играть в покер и всегда проигрывает, что, впрочем, его не огорчает. Они почти все такие. – Она по-детски рассмеялась, прикрыв рот рукой.

Стелла рассказывала о себе с таким упоением, что Рейчел снова задумалась над будущим своим и Герни, и ее охватил прежний страх. Безразличие Стеллы к их участи производило жутковатое впечатление. Рейчел отвернулась, чтобы скрыть свое отчаяние, и перехватила взгляд Герни. Он едва заметно кивнул и приподнял брови, что означало: «Не молчи. Продолжай».

Надо было отвлечь Стеллу, чтобы у Герни било время поразмыслить.

Он догадывался, что девушка пришла к ним по собственной инициативе, хотя Паскини не стал бы возражать. Скорее всего, он даже не заметил ее отсутствия. Она пришла не за информацией, а имея на то собственные причины. Ее поступок был продиктован частично самолюбованием, частично садистскими наклонностями. Она нравилась себе, упивалась властью над другими людьми, но, по сути, была мелкой сошкой, неотъемлемым атрибутом этого заведения, как карты, кокаин, прочие девочки. Он помнил, как задел ее самолюбие, когда в прошлый раз отверг ее, поэтому ее появление здесь со всеми этими Деликатесами было не чем иным, как откровенным любопытством и стремлением покрасоваться.

Герни обдумывал положение с момента их прибытия на Чейни-Уок. Двое мужчин доставили его, один – Рейчел, плюс Паскини. Возможно, в доме были и другие. Комната очень просто обставлена – ничего лишнего. Налево коридор упирался в глухую стену, направо шла лестница. Должно быть, один человек стоял в конце коридора, один или двое находились внизу у лестницы. Нет, выбраться отсюда невозможно. Единственная надежда выйти из этого лабиринта – Стелла, которую необходимо было сделать своей союзницей.

Герни подытожил свои наблюдения за ее характером: полное ко всему равнодушие в сочетании с самовлюбленностью и безнравственностью. Он бросил взгляд на ее дорогую одежду, которая прекрасно подчеркивала великолепную фигуру, на ее безукоризненно взбитые по моде волосы. Она наклонилась, чтобы налить себе еще шампанского, и беззаботно прощебетала:

– Больше всего меня огорчает то, что я не могу заниматься любовью сама с собой.

О подкупе не могло быть и речи, тем более что ему нечем было ее подкупить. Он не мог ей ничего предложить или пообещать. Достучаться до ее совести не представлялось возможным, поскольку таковой не существовало. Оставалось одно средство – страх, который, как известно, подстерегает каждого, кто много знает.

* * *

Женщины сидели рядышком, как две подруги. Рейчел слегка наклонила голову и сочувственно, словно наперсница, внимала Стелле. Но ее поза не обманула Герни: пытаясь справиться с дрожью, она так напряглась, что это ее выдавало. До него доносились лишь обрывки их разговора.

Он прошел мимо них, направляясь к столику. Стелла сидела к нему спиной на краю софы, как хозяйка дома, задержавшаяся, чтобы обменяться парой слов с Рейчел и перейти к следующей группе гостей.

Поверх свитера на Герни была надета свободная куртка. Оказавшись за спиной Стеллы, он сунул свой высокий узкий бокал под полу куртки, слегка сгорбился, чтобы материи хватило обернуть его, и сдавил. Стекло тихонько треснуло. Когда он извлек бокал, оказалось, что он стал похож на двузубый кинжал.

Резким движением он схватил Стеллу за волосы и, запрокинув ей голову, показал стеклянную «розу». Из ее горла вырвался звук, похожий на подавленный крик.

– Не надо шума, – грубо предупредил он и прикоснулся острым краем стекла к ее лицу.

Рейчел поднялась и медленно попятилась назад, не спуская глаз со Стеллы, которая часто дышала и смотрела прямо в потолок. Герни стоял неподвижно, сжимал в руке разбитый бокал и упираясь костяшками пальцев в лицо девушки.

– Не режьте мне лицо, – хрипло прошептала она, убедив его, что он все правильно рассчитал.

Он мешкал, словно соображая, что делать дальше.

– Ты не знаешь; почему нас привезли сюда? – сказал он наконец.

Она затрясла головой и нечаянно прикоснулась к стеклу.

– Нет, – снова прошептала она.

– Был похищен один парень. Ты не знала этого? Сын Паскини. Его звали Дэвид.

– Нет.

– Теперь он мертв. Они убили его, потому что он отказался помогать им. Ты знаешь, в чем?

– Нет.

Он уже не так крепко держал ее за волосы, намотав их на пальцы. Он повернул ее лицом к себе, чтобы она видела его глаза и руку, сжимавшую битый бокал.

Он рассказал ей о Кэролайн, Дэвиде и о том, как они умерли и кто убил их. Он выложил ей все об Артуре Медоузе и о том, что, по его словам, в Англию была доставлена молодая женщина, которая должна была заменить Дэвида. Он старался довести до ее сознания, что их с Рейчел смертный приговор был подписан в ту минуту, когда они узнали все это, что их собирались убить не по причине их настырности и чрезмерно активных действий, а потому что слишком много знали. На все про все у Герни ушло не более пяти минут. Он не знал, сколько времени Стелла могла оставаться с ними, и было ли замечено ее отсутствие.

– Ты понимаешь, зачем я тебе все это рассказываю?

Когда до Стеллы дошел смысл его вопроса, на ее лице отразился неподдельный ужас.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Я не могу. Не заставляйте меня.

– Тебе придется, так как выбора у тебя нет.

Она лихорадочно соображала, как ей выкрутиться из создавшегося положения.

– С чего им думать, что ты мне все рассказал? И для чего тебе это надо?

– Для того, чтобы сделать тебя своей соучастницей и чтобы ты помогла нам. Я им так и выложу.

– Я буду все отрицать.

– Они поверят мне, а не тебе.

– Почему? Почему они должны поверить тебе?

Они смотрели друг на друга, сохраняя торжественное выражение лица и тихо обмениваясь репликами, словно вступали в брак и клялись в супружеской верности.

Герни вздохнул:

– Перед тем, как убить меня, они устроят допрос. Чтобы проверить Достоверность моих слов, меня, скорее всего, будут пытать. Если я проговорюсь о твоей полной осведомленности в этом деле, мне поверят. Так что и тебе не избежать этой процедуры. А для пущей надежности, чтобы уж не оставалось никаких сомнений, они уберут и тебя. На случай они полагаться не могут, а ты не такая большая потеря. Ну так как?

Рейчел наблюдала за Стеллой, с которой в один миг слетела вся изысканность и утонченность. Ею владел страх. Куда только девались грация, спокойная и уверенная красота, самообладание! Перед ней сидела нескладная, не владеющая собой, растрепанная, беззащитная женщина. Перемена была разительной.

– Сколько всего человек в доме? – спросил Герни почти ласково.

– Пять.

– Где они находятся?

– Один – в коридоре, у лестницы.

– Из комнаты его видно?

– Да.

– Остальные?

– Двое – внизу лестницы, слева, у перил. Паскини и еще один – в гостиной.

– Это комната, где мы были в прошлый раз?

– Да.

– Чем они занимаются?

– Говорят о делах. Иногда звонят по телефону.

– Есть комнаты, где играют в карты?

– Да, две, внизу.

– Сколько комнат наверху?

– Пять спален и гостиная.

– Три спальни в этом коридоре?

– Да.

– Они расположены подряд?

– Да.

По-прежнему держа Стеллу за волосы и приставив осколок стекла к ее щеке, он подвел ее к зеркалу, висевшему напротив окна. Она тупо посмотрела на себя, как на постороннего человека.

– Это двухстороннее зеркало?

– Да.

Он был уверен в этом и, обрабатывая Стеллу, знал, что идет на риск.

– Кто наблюдал за нами?

– Паскини, перед тем как прийти сюда.

– Где зеркало, через которое видно соседнюю комнату?

Стелла показала куда-то в сторону. Рейчел и Герни, глядя в зеркало, проследили за ее жестом, указывавшим на репродукцию Матисса. Когда Рейчел приподняла ее, под ней оказалась зеркальная поверхность.

– Ничего не видно, – сказала она.

– Все зависит от освещения, – Стелла по-прежнему говорила шепотом. – Чтобы было видно, здесь надо погасить свет, а там включить.

Герни подвел ее к софе и усадил рядом с собой.

– А теперь, – произнес он, – я объясню, что делать дальше. Она никак не реагировала на его слова. Он отвел свое оружие от ее лица и наклонился к ней.

– Слушай, – сказал он. – Слушай. – И, как самый страстный поклонник, стал нежно нашептывать ей что-то на ухо.

* * *

На полированную поверхность дубового буфета, где стояли бутылки с напитками, падал вытянутый треугольник света. Поле хотелось выпить, но она, как завороженная, смотрела на золотистый свет, не в силах подняться.

Пит Гинсберг сидел рядом с ней, Алан Маунтджой раскладывал пасьянс за обеденным столом.

– Они сами позвонили.

– Джеффризу?

– Да.

– Он перезвонит нам?

– Возможно, чтобы перепроверить информацию. – Маунтджой взглянул на часы. – Если позвонит, то очень скоро.

Пола не могла сообразить, откуда падал свет. Скорее всего, в противоположном углу стоял торшер. Ей хотелось выпить виски.

Маунтджой продолжал колдовать над пасьянсом, пронзительно насвистывая сквозь зубы.

Гинсберг встал и посмотрел ему через плечо, чтобы увидеть расклад карт.

– Что они сказали?

– Ничего особенного. Девица сидела в машине неподалеку. Герни зашел с тыла и попался. – Маунтджой рассмеялся. – Вот уж он удивился.

«Еще бы не удивиться», – подумала Пола. Она вспомнила его темные вьющиеся волосы и твердый профиль – вылитый цыган. В ее памяти всплыло лицо, которое она видела во сне, и руки, сжимавшие ей горло.

– Что будет дальше? – Маунтджой переложил две карты. Гинсберг провел рукой по его горлу.

– Дело кончится этим.

– Значит, через три дня, – заметил Маунтджой.

Имя Герни назвал Дэвид. Его голова, лишенная кожного покрова, блестела, а отражение в окне дрожало, когда стекло стонало и прогибалось под натиском налетавших порывов ветра. «Герни. Герни. Герни».

– Три дня, – повторил Гинсберг. Его радовало, что дело движется к своему завершению и он сможет вернуться в Штаты, позабыв обо всем, кроме того, что было связано с Полой.

Над струями дождевальной установки протянулась радуга, а лезвия электросекатора мелькали, как атакующие змеи.

Пола почувствовала приступ головной боли, пульсировавшей в лобной части.

Маунтджой встал.

– Кто хочет выпить? – спросил он.

Когда он направился к буфету, треугольник света пропал.

«Три дня», – вспомнила она и прижала пальцы ко лбу.

– Виски? – Маунтджой поднял бутылку, словно рекламировал свой товар.

* * *

Почти целый час Рейчел притворялась спящей, как ей велел Герни, после чего действительно уснула сидя, сломленная напряжением, усталостью и страхом.

Герни не спал. В комнате горел ночник. Герни так приглушил свет, создавая видимость, что они с Рейчел отдыхают, чтобы при этом через двухстороннее зеркало трудно было видеть происходящее в комнате.

Он прикрыл глаза, и его лицо оставалось неподвижным. Полулежа, он прислушивался к малейшим звукам и мысленно прокручивал задуманную им операцию, воссоздавая во всех деталях планировку дома. Предстоящие события полностью поглотили его, как сон поглощает спящего человека. Он уже слышал голоса, воображал яростное сопротивление, видел отдельные действия, ощущал холодный ночной воздух, бьющий ему в лицо.

– Когда опасность минует... – сказал он до этого Стелле, но совершенно уверен в этом он все же не был.

Он не слышал, а скорее чувствовал, как ровно и спокойно дышала Рейчел. Теперь у них оставался один-единственный шанс.

* * *

– Итак, через три дня? – Эд Джеффриз посмотрел на циферблат своих часов. Он не нуждался в напоминаниях.

– Кто звонил? – спросил Прентисс.

– Паскини.

– Они в надежном месте, – задумчиво констатировал Прентисс.

– Будьте уверены! – улыбнулся Джеффриз, готовый, однако, в любой момент сделать серьезное лицо. – В надежном месте. Под замком. Все в порядке. – Он достал сигарету из пачки Прентисса, словно фамильярность могла служить ему защитой. – Я бы никогда не поверил. – Он засмеялся и затряс головой, стараясь вести себя как можно более непринужденно.