Текст книги "Троил и Крессида"

Автор книги: Джеффри Чосер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Затем что в поясненьях нужды нет.

К тому ж, тебе б не худо сил отстаток

И приберечь: теперь не до бесед!

Царевичу снесу я твой ответ,

Тебя же об одном хочу просить я:

Утри хоть слезы до его прибытья!"

– "Увы мне! велика моя печаль, -

Вздохнула, приподнявшись на постели,

Вдова, – но больше милого мне жаль,

Чем самое себя! И в самом деле,

Коль тяжко мне – ему еще тяжеле.

И оттого терзаюсь я вдвойне,

Что он страдает по моей вине.

Сколь ни ужасно с милым быть в разлуке,

Все ж, дядюшка, скажу вам не тая:

Узреть его теперь в такой же муке,

Как я сама терплю, – вот смерть моя!

Но пусть придет! С ним напоследок я

Хотя бы повидаюсь и, быть может,

Он отлететь душе моей поможет".

И с этими словами на постель

Упав ничком, Крессида разрыдалась.

"Племянница, да ты в своем уме ль? -

Вскричал Пандар, превозмогая жалость, -

Ведь до его прихода уж осталось

Всего-то ничего! Вставай скорей!

Заплаканной встречать его не смей.

Ну, подымись, дитя, не будь упряма,

Глаза утри-ка: что за жалкий вид!

Он сам себя, клянусь казной Приама,

Убьет, когда лицо твое узрит!

Ведь он о смерти лишь и говорит.

Когда б я знал, к какому все итогу

Придет – сюда б не звал его, ей-богу!

Чем попусту на раны сыпать соль,

Подумай о целительном бальзаме:

Унять попробуй в нем тоску и боль,

Не растравляй души ему слезами;

Да ими хоть все улицы в Пергаме

Залей – что проку? Нет, теперь для слез

Не время! Что вам делать – вот вопрос.

Я приведу его, и вы решите:

Нельзя ль тебе остаться как-нибудь?

В таких делах у женщин больше прыти;

Быть может, и от греков ускользнуть

Найдешь ты средство. Также не забудь,

Что ум-то хорошо, а два умнее;

И сам я вашей помогу затее".

– "Ступайте же! Я слезы осушу, -

Промолвила вдова, – и как бы туго

Мне ни пришлось, поверьте, все свершу,

Чтоб только облегчить страданья друга.

Коль средство есть от этого недуга -

Его добуду я любой ценой,

Когда же нет – не я тому виной!"

За принцем поспешил Пандар, и в храме

Нашел его пустынном, где Троил,

Уединясь, беседовал с богами -

Иль, скажем проще, из последних сил

Кончину ниспослать ему просил,

Терзаньям об утраченной Крессиде

Иного облегченья не предвидя.

Весь этот долгий день, сдается мне,

Он с мыслью был о смерти неразлучен

И умереть решился уж вполне.

Он сам себе твердил, тоской измучен,

И повторял, отчаяньем научен,

Что он погиб: так, дескать, суждено -

Судьбой заране все предрешено.

"О, вижу я, – он восклицал при этом, -

Крессиду я утратил неспроста,

Но Тот, кто людям, тварям и предметам

Определяет судьбы и места,

Кому видна всех замыслов тщета, -

Так рассудил; и значит, в этот день я

Всего лишился волей Провиденья.

Но как мне быть? Иные мудрецы

Доказывают, и весьма умело,

Что всех вещей начала и концы

Судьбою предначертаны всецело;

Меж тем другие говорят, что дело

Иначе обстоит, что выбор нам

Свободный дан! Как верить мудрецам?

Ведь если Бог всеведущ и заране

Предвидит все, и если от Него

Не может утаить своих деяний

Вовеки никакое существо, -

То всякий наш поступок оттого

Свершается, что Богу он угоден!

И в выборе, коль так, я не свободен.

И ни один поступок, ни одно

Деянье или даже побужденье

Не может в мире быть совершено

Иначе как по воле Провиденья:

Будь нами хоть однажды в заблужденье

Всевидящее око введено -

Всевидящим уж не было б оно!

Тогда Господь уж не был бы способен

Все ведать наперед и обо всех,

И тем он стал бы смертному подобен,

Что может лишь, надеясь на успех,

Гадать да полагать... Но в тяжкий грех

Я впал, однако: думать так о Боге -

Неверно и кощунственно в итоге!

Иные же философы меж тем

(Чьи маковки сверкают бритой кожей)

Нам говорят: мол, вещи не затем

Случаются, что промысел-де Божий

Предвидит их; но сами: оттого же,

Что нечто некогда произойдет -

Господь о том и знает наперед.

И здесь уже, когда могу судить я,

Судьбу с иной мы видим стороны:

Не оттого свершаются событья,

Что наперед они предречены;

Напротив, потому-то, что должны

Они случиться – их и Провиденье

Предвидит: таково сие сужденье.

Но кто же прав? Вот дела существо:

Что – следствие из двух и что – причина?

То ль беды неизбежны оттого,

Что их предвидит око Властелина,

То ль неизбежность наших бед повинна

Сама в Его всеведенье? Бог весть!

Уж я не знаю, что и предпочесть.

Нет! Разбирать не стану я пытаться

Причин и следствий; ясно мне одно:

Уж коли суждено чему-то статься,

То неизбежно так и быть должно,

По воле Неба, нет ли – все равно,

На радость иль на горе – кто рассудит?

Чего не миновать нам, то и будет!

Вот некто на скамье; он виден вам,

Отсюда следует необходимо,

Что ваше утвержденье, что вон там

Есть некто на скамье, – неоспоримо.

Но столь же верно здесь и применимо

Иное мненье, с первым наравне

(Вот только с мысли бы не сбиться мне!) -

Ведь можно так сказать: "Коль утвержденье,

Что на скамье сидящий виден вам,

Правдиво, – то отсюда без сомненья

Проистекает, что сидит он там".

Так, сяк ли – по обеим сторонам

Судьба: он должен был неотвратимо

Там сесть, а вы – идти при этом мимо.

Вы можете ответить, в свой черед,

Что не затем сидит он в этом месте,

Чтоб вам его узреть; наоборот,

Затем, что там сидел он, честь по чести,

Его и углядели вы... Но взвесьте

Все доводы, и что ж? Везде одна

Все та же неизбежность, все она!

Я точно так же мог бы разрешить я

Наш давешний вопрос и дать ответ:

Зависят ли грядущие событья

От воли Провиденья или нет?

Вот главное: всех радостей и бед

Первопричина – их неотвратимость,

Иначе говоря, необходимость.

Пусть вещи происходят не затем,

Что их предскажут; так или иначе,

Они случаются (как ясно всем),

А стало быть, предскажут их тем паче;

Когда же радости иль неудачи

Предречены – то их не миновать:

Здесь неизбежность видим мы опять.

Итак, не правда ль, этого довольно,

Чтоб вовсе отказаться от речей

О выборе свободном? Иль невольно

Мы в святотатство впали бы, ей-ей,

Сочтя, что может вечность от вещей

Зависеть преходящих, а свершенья

Людские – повлиять на Провиденье!

По мне, так бредни эти не резон

И слушать: как бы нам ни толковали,

Что промысел Господний порожден

Тем, что должно свершиться, – но едва ли

Событья, что давно уж миновали,

Когда-то побудить могли Творца

Предвидеть всё, с начала до конца.

А всё ж, коль вижу я, хоть поневоле,

Что нечто существует, – то оно

И вправду существует; и тем боле,

Коль наперед я знаю, что должно

Случиться нечто, – значит, суждено

Сему и быть; и в этом неминучесть

Судьбы, что нашу предрешает участь!"

Так рассудив, злосчастный царский сын

К Юпитеру воззвал и о пощаде

Взмолился вновь: "Оставь, о властелин,

Крессиду мне – иль, состраданья ради,

Троила умертви!" Однако сзади

Пандар, к нему тихонько подошед,

Промолвил неожиданно в ответ:

"Да ты, я вижу, спятил, не иначе!

Ну мыслимо ли убиваться так

И помирать при всякой неудаче?

Ты сам себе, ей-богу, худший враг!

Еще твоя Крессида как-никак

С тобой – а у тебя уж, в самом деле,

Глаза и те как будто помертвели!

Иль без нее не жил ты столько лет

В довольстве? Иль другая не излечит

Тебя и для Крессиды лишь на свет

Ты был рожден? Тому, кто в чет и нечет

Играть садится или кости мечет,

Дано ль предугадать исход игры?

Так и в любви: везет лишь до поры!

Но, друг мой, что б там ни было, нельзя ведь

Заране плакать! Коль на то пошло,

Крессида может дело и поправить,

Сметливостью преодолевши зло.

До худшего покамест не дошло,

А ты уж голову кладешь на плаху.

Куда спешить? Смотри, не дать бы маху!

Я с нею говорил наедине

(Как, помнишь, мы о том с тобой вначале

Условились); и вот, сдается мне,

Покуда мы с Крессидой толковали,

У ней, хоть и была она в печали,

Уж созревал в уме какой-то план:

Не там ли снадобье для ваших ран?

Утешься же! спеши к своей Крессиде

И с нею думай, как беде помочь.

Ступай! Да не покинет вас в обиде

Юнона; все решится в эту ночь.

Глядишь, и не ушлют Крессиду прочь:

Мне сердце говорит, что так и будет.

Стой на своем, а там – как Бог рассудит!"

"Ты прав, мой друг", – промолвил царский сын,

При этом испустивши вздох унылый;

Затем дождался ночи и один,

Простившись с другом и собравшись с силой,

Украдкой в дом к своей пробрался милой.

О встрече их – печальнейшей из встреч -

Как раз теперь и поведу я речь.

Едва взошел царевич к ней в покои,

К нему Крессида кинулась стремглав,

И тут, обнявшись тесно, эти двое,

Ни слова в знак привета не сказав,

Лишь без конца друг дружку лобызав,

Застыли, от тоски и слез немея...

Бог знает, кто из них страдал сильнее!

Их слезы горше были во сто крат

Обычных слез, как желчь, иль сок алоэ,

Иль та смола, что сквозь кору струят

Глаза несчастной Мирры; никакое

На свете сердце хладное и злое

От жалости б не удержалось тут!

Как высказать всю горечь сих минут?

Когда же души их в свои жилища

Вернулись, обессилевши от мук,

И слезы, страждущих питье и пища,

Пришли к концу, томительный недуг

На время облегчив, – Крессида вдруг,

Охрипшая от стонов и рыданий,

Промолвила, не вытерпев страданий:

"Я умираю; сжалься, о Творец!

Троил, спаси..." – на грудь его склонилась

И замерла, как будто наконец

Душа навеки с телом распростилась.

И синеватой бледностью покрылось

Цветущее лицо младой вдовы,

Когда-то столь прекрасное, увы!

Напрасно принц взывал к своей Крессиде,

Сжимал ей пальцы, хладные как лед, -

Она застыла, ничего не видя

И очи закатив. Недвижный рот

Он целовал.... О горестный исход!

И вот ее он на руки подъемлет –

Она ж, как прежде, ничему не внемлет.

На ложе осторожно уложил

Он госпожи бесчувственное тело.

Склонясь, пытался отыскать Троил

В ней жизни признаки; но худо дело!

Душа ее, как видно, отлетела.

И, перестав противиться судьбе,

"Все кончено", – сказал он сам себе.

И долго принц над ней, ломая руки,

Рыдал, сраженный горем наповал,

О ней молился, чуть живой от муки,

И грудь ее слезами обливал.

Когда же поутих он, то воззвал

К Создателю: "Всемилостивый Боже!

Вослед за ней спешу к Тебе я тоже".

Все так же хладен был и недвижим

Крессиды лик, а тело – бездыханней,

Чем прежде; и уверясь, что пред ним

Покойница, Троил без колебаний

Поверх груди перекрестил ей длани,

Как поступают с теми, кто усоп

И будет вскорости положен в гроб.

Затем свой меч он выхватил из ножен,

Не сомневаясь более ничуть,

Что лишь один теперь исход возможен:

Пронзив немедля собственную грудь,

За милой тенью отправляться в путь,

Куда суровый Минос им укажет...

Удар – и рядом с ней он мертвый ляжет!

И напоследок он воскликнул так:

"О Зевс, безжалостный в своем величье!

Она мертва! О мой заклятый враг,

Чьего коварства не могу постичь я, -

Судьба, будь проклята! Твое двуличье

Не причинит уж больше нам вреда:

Тебе не разлучить нас никогда!

Прощай, Фортуна, что свела в могилу

Мою Крессиду: я иду за ней!

И пусть никто не скажет, что Троилу

Страх помешал за госпожой своей,

Принявши смерть, сойти в страну теней.

Земной любви с ней мало мы вкусили -

Но душам ты препятствовать не в силе!

Прощай, злосчастный город мой Пергам!

Навек прощайте, мать моя и братья,

И ты, отец мой, царственный Приам.

Готовьте, Парки, смертное мне платье!

Любовь моя! Прими скорей в объятья

Мой скорбный дух!" На том окончив речь,

Он в сердце острием нацелил меч.

Но в этот миг (на все Господня воля!)

Пришла в сознанье юная вдова,

Вздохнула и, безмолвная дотоле,

Царевича окликнула, сперва

Издавши тихий стон. "Как! ты жива,

Любовь моя?" – "О да, хвала Киприде!"

И, бросив меч, он кинулся к Крессиде.

В объятья заключив ее, Троил

На ласки не скупился и лобзанья,

И утешал, и в чувство приводил,

Немало приложив к тому старанья;

Однако тут привлек ее вниманье

Близ ложа острый меч – и госпожа

Заплакала, от ужаса дрожа.

К царевичу прильнув, она спросила,

Зачем свой меч из ножен он извлек.

И был ответом ей рассказ Троила,

Как сам себя на гибель он обрек.

"Так значит, оба мы на волосок

От лютой смерти были? О мой милый!" -

И обняла его со всею силой.

"Ужели впрямь, очнись на миг поздней -

И я в живых тебя уж не застала б?"

– "Да, это так", – Троил ответил ей.

"Что ж! Я бы за тобой, без слез и жалоб,

Отправилась: поверь, я жить не стала б.

О нет! хотя бы даже нарекли

Меня взамен царицей всей земли!

От острого меча (пусть это больно!)

Я смерть бы приняла, тебе под стать...

Но будет, милый! страхов с нас довольно.

Не лучше ли теперь нам лечь в кровать

И о беде своей потолковать?

Светильник догорает: вот примета,

Что времени уж мало до рассвета".

И тотчас улеглись они в постель.

Увы! сколь эта ночь была несхожа

С блаженными ночами, что досель

Им выпадали... Так, в обнимку лежа

И мглу ночную вздохами тревожа,

Они скорбели; наконец, вдова

Произнесла разумные слова:

« Душа моя! послушай: мук и бедствий

Одними пенями не превозмочь.

Пора нам об ином подумать средстве:

И впрямь, слезами горю не помочь.

Не для того сошлись мы в эту ночь,

Чтоб дружно сетовать на злые вести, -

Но чтоб о деле поразмыслить вместе.

Недаром ведь я женщина: у нас

Внезапные случаются наитья.

Послушай, вот что в голову сейчас

Пришло мне: все недавние событья

Не стоят, сколь могу о том судить я,

Таких тревог; увидишь, мы всегда

Поправить дело сможем без труда.

Не правда ль, наши горести и муки

Проистекают из того, мой свет,

Что понуждают люди нас к разлуке, -

И только-то: другой причины нет!

Но ежели разлука нам во вред,

То способа не вижу я иного,

Как поскорей соединиться снова.

Итак, задача в том, чтоб побыстрей

Вернуться мне назад; подобной цели

Достичь не мудрено: к тому путей

Немало вижу я, и в самом деле,

Уж не поздней, чем через две недели,

Вновь буду здесь! Но выслушай сперва -

И сам увидишь ты, что я права.

Чтоб время не терять, сколь можно кратко

Свои соображенья сей же час

Я изложу, не изменив порядка,

Без лишних пояснений и прикрас.

Когда же исцеленья мой рассказ

Твоим не принесет сердечным ранам -

Не обессудь! Ведь я хочу добра нам.

Прошу тебя, к моим речам не будь

Чрезмерно строг: все эти рассужденья -

Не боле, чем попытка верный путь

Из трудного сыскать нам положенья.

Когда ж мои придутся предложенья

Тебе не по душе – то без обид

Я поступлю, как милый мой велит.

Начнем с обмена. Большинство в совете

Так порешило; все о том твердят,

И никакого средства нет на свете

Заставить их решенье взять назад.

Подобных нам не одолеть преград,

Как мы с тобой о том бы ни мечтали!

Итак, оставим это. Что же дале?

Придется разлучиться нам, увы!

Но сотням любящих такие речи

Случается вести; уж таковы

Любви законы, милый мой: где встречи -

Там расставанья! Да и недалече

Я уезжаю, что ни говори:

Верхом всего-то два часа иль три.

А это значит, коль на новом месте

Держать меня не будут под замком,

Тебе я посылать сумею вести;

Ты получать их станешь день за днем:

Теперь ведь перемирье! А потом,

Когда вернут вам греки Антенора,

Глядишь, и я домой прибуду скоро.

Скажи себе: "Невелика беда,

Крессиды нет со мною – ну так что же!

Она вернется вскоре, и тогда

Друг дружке станем мы еще дороже.

И как мы будем счастливы, о Боже,

Через какой-нибудь десяток дней!"

Да, точно так, мой милый, не поздней.

Припомни сам: случалось и доселе,

Ненужных сплетен дабы не навлечь,

С тобой нам избегать по две недели

Не только разговоров, даже встреч!

А ныне, чтобы честь мою сберечь,

Всего терпеньем запастись и надо

На десять дней – и будет нам награда!

Здесь, в городе, к тому ж – моя родня

(Коль не считать отца) и все именье,

Включая дом; и тот, кто для меня

На свете всех дороже без сомненья,

Кого желаю видеть всякий день я, -

Ты, мой Троил! Юпитером клянусь:

Что б ни было, я к милому вернусь!

Отцу же моему, как видно, мнится,

Что за его провинность надо мной

Чинят расправу: то-то и стремится

Он вызволить меня любой ценой.

Когда бы ведать мог родитель мой,

Что я живу в довольстве и покое, -

Мне уходить бы не пришлось из Трои.

К тому же, мы теперь (так говорят)

Мир заключить с врагами были б рады:

Похоже, грекам отдадут назад

Елену, в ком причина их досады,

А те – ущерб от длительной осады

Нам возместят. Одна уж эта весть

Должна бы облегченье нам принесть!

Что здесь начнется – предсказать нетрудно:

От стана к стану полетят гонцы,

Как пчелы к ульям; всюду станет людно,

Домой придут усталые бойцы,

И смогут граждане во все концы

Без позволенья разъезжать свободно

И поселяться там, где им угодно.

Но если даже мир не заключат

(Как было бы всего для нас желанней) -

Что ж, тем скорей я ворочусь назад:

Не оставаться ж мне на поле брани,

Одной среди мужей, в походном стане!

Так или этак – выйдет все, поверь,

По-нашему! Утешься же теперь.

196 Есть у меня еще в запасе средство:

Уж от него наверно будет прок.

Отец мой стар; я знаю с малолетства,

Что есть у стариков один порок -

Корыстолюбье! и на сей крючок

Я без труда поймать его сумею,

Лишь ты одобрил бы мою затею.

Известно, сделать так, чтоб волк был сыт

И агнец невредим – не в нашей власти:

Чтоб одного достичь, нам надлежит

Другим пожертвовать, хотя б отчасти.

Коль злато для иных – предмет их страсти,

Чрез то и можно тронуть их сердца:

Послушай, как я проведу отца.

Все ценности свои, все украшенья

Отдав ему, скажу при этом я,

Что передали их на сохраненье

Оставшиеся в городе друзья

И, рассудив, что своего жилья

Не уберечь им будет от разбоя -

Просили, чтобы взял он остальное.

У тех друзей сокровищ, мол, не счесть,

Но чтобы дело не предать огласке,

Должна я самолично их принесть:

Лишь мне их можно вверить без опаски.

Скажу еще, что расточает ласки

Мне двор, что у Приама самого

Прощенья испрошу я для него.

Здесь, всеконечно, на седьмое небо

От сладких вознесется он речей!

Притом, жрецы сиятельного Феба

Не столь уж прозорливы, ей-же-ей

(Когда, к тому же, алчность в них сильней

Всех прочих чувств!), – и так свою задачу

Исполню и отца я одурачу.

А если, убедиться пожелав,

Что я не лгу, затеет он гаданье, -

В разгар авгурий стану за рукав

Его тянуть я, чтоб отвлечь вниманье,

И уверять, что понял прорицанье

Превратно он: ведь боги говорят

Загадками и часто невпопад.

А создали богов не мы ли сами

Своими страхами? Вот и отец

С испугу Феба глас в Дельфийском храме

Истолковал неверно, бедный жрец,

Помнив, что Трое настает конец, -

Так я ему внушу; на то с лихвою

Достало б дня, ручаюсь головою!"

И прочие утешные слова

Царевичу, отнюдь не лицемеря,

В ту ночь твердила добрая вдова,

Хоть предстоящая была потеря

Ей хуже смерти! Так, по крайней мере,

Те летописцы говорят о ней,

Чьи хроники прочел я; им видней.

Троил, речам ее внимая жадно

И находя их здравыми, во всем

Уж был готов ей верить безоглядно,

И только сердце возмущалось в нем

При мысли, что Крессиду он добром

Отдаст врагам, – но ради пользы дела

Решил он покориться ей всецело.

Тут, наконец, немного отлегло

От сердца у него, и лежа рядом,

Они, пока совсем не рассвело,

Беседам предавались и усладам.

И словно птах, что, солнышко над садом

Завидев, начинают распевать, -

Надежда оживила их опять.

Однако же, о завтрашнем прощанье

Никак царевич позабыть не мог.

"Любовь моя! – молил он, – обещанье

Свое сдержи: вернись обратно в срок,

Не доставляй напрасных мне тревог!

Запомни: коль обманешь ты Троила,

То станет жизнь ему навек постыла!

Когда промедлишь – собственной рукой,

Клянусь лучами Феба, в тот же день я

Себя прикончу, потеряв покой:

Да не продлит Господь мои мученья!

Коль жизнь моя хоть малое значенье

Имеет – задержать себя не дай

Иль вовсе ты меня не покидай.

А ну как все старанья и уловки

К желанному не приведут концу?

Иль не достанет у тебя сноровки?

Зверь хочет одного, да вот ловцу

Подай другое! Твоему отцу

Ума не занимать: когда захочет -

Он сам, поверь, любого обморочит.

Хромого ты притворной хромотой

Не проведешь: не так ли говорится?

Пусть даже стар и нищ родитель твой -

Он зорче Аргуса и как лисица

Хитер и ловок! Ты ж не мастерица

На плутни; нам его не обхитрить,

И женская тут не поможет прыть.

Хоть я о мире, скором иль нескором,

И не слыхал – в одном сомненья нет:

Калхас навек покрыл себя позором,

На сторону ахейцев перешед,

И как бы ни сулила ты, мой свет,

Ему почет и царское прощенье -

Он не отважится на возвращенье.

Страшусь я также, что тебе отец

Из греков знатных мужа раздобудет,

Начнет просить, грозить, и наконец

Тебя он улестит или принудит

Согласье дать! И милого забудет

Крессида; я же, верность ей храня,

Узнав про то, не проживу и дня.

И сверх того, тебе твердить он станет,

Что все равно, мол, город обречен:

Ведь греки поклялись, что будет занят

Их войском неприступный Илион,

И окружили нас со всех сторон.

Его речей, быть может, устрашишься -

И в город ты вернуться не решишься.

Всего же горше мне, что в стане том

Немало ты найдешь знакомцев новых,

Отвагой наделенных, и умом,

И обхожденьем, и на все готовых

Для дамы! Нас же, воинов суровых,

Ты поневоле презирать начнешь

И свой обет поспешный проклянешь.

О, эта мысль невыносимой мукой

Пронзает сердце мне: в очах темно!

И не могу смириться я с разлукой,

Пускай хоть трижды это решено.

Другой тебя прельстит – не все ль равно -

Иль твой отец нас кознями погубит,

Уходом ты убьешь того, кто любит!

И потому всем сердцем я к тебе

Взываю, всей истерзанной душою:

О, сжалься! Снизойди к моей мольбе!

Дозволь не расставаться мне с тобою,

И вместе мы тайком покинем Трою.

Что за нужда, покуда выбор есть,

Самим, по доброй воле, в петлю лезть?

Чего мы ждем? Поверь, надежды мало,

Расставшись, нам соединиться вновь.

Бежим, пока не поздно! не пристало

Судьбу нам искушать, моя любовь:

Теперь иль никогда! Не прекословь,

Стократ молю, скажи, что ты согласна!

Уж скоро день, и медлить нам опасно.

И коль на то пошло, когда вдвоем

Из города поскачем без оглядки,

Довольно злата мы с собой возьмем,

Чтоб нам прожить в почете и в достатке

До смерти и ни в чем не знать нехватки.

Как ни крути, надежней средства нет,

Чем скрыться нам, избегнув худших бед.

Когда же не дает тебе покоя

Боязнь, что недостанет нам казны, -

То знай: есть у меня вдали от Трои

Друзья и родичи, что мне верны;

Там роскошью с тобой окружены

Мы будем, хоть бы я в одной рубахе

Явился к ним. Итак, оставь же страхи!"

Вздохнув, Крессида молвила: "Как знать?

С тобою мы могли бы в самом деле

Бежать и скрыться или же сыскать

Иной безумный путь к желанной цели, -

О чем бы позже горько сожалели, -

Но для чего? И так ведь нет причин

Тревожиться тебе, мой господин!

Уж если я, поддавшись понужденьям

Отцовским иль сама прельстившись вдруг

Замужеством, богатством, наслажденьем

Иль чем иным, – предам тебя, мой друг,

Тогда, безумья гибельный недуг

Наслав, меня низринет пусть Юнона,

Как Афаманта, в волны Ахерона!

Мне в том порукой боги в небесах

И боги преисподней, и богини,

Сатиры с нимфами в густых лесах,

Все божества, что воды и пустыни

От века населяют и доныне.

Пусть, коли лгу я, нить судьбы моей

Атропос перережет поскорей!

О Симоэнт-река, что через Трою

Прямая как стрела стремит свой путь

И с влагою сливается морскою,

Обету моему свидетель будь!

И если милому когда-нибудь

Я изменю – теки назад, к истокам.

Да окажусь я в Тартаре глубоком!

О мой Троил! К лицу ль тебе, скажи,

Соратников покинуть, даже ради

Возлюбленной своей и госпожи,

Чтоб мирной предаваться с ней отраде,

Покуда город, страждущий в осаде,

Нуждается в бойцах? Ведь наш побег

Бесчестьем бы покрыл тебя навек!

А если миром завершатся вскоре

Все распри? Ведь бывает иногда,

Что добрый лад идет на смену ссоре

И радостью сменяется беда.

Увы! Явиться в город от стыда

Не смея, сколь же станешь неутешно

Ты сожалеть, что действовал поспешно!

Коль мы бежать решимся сгоряча,

Тотчас и знати, и простому люду

Взойдет на ум, что дал ты стрекача

Из трусости, что предаешься блуду

Со мной: так станут говорить повсюду!

Муж достославный, храбрый Приамид,

Навек позором будешь ты покрыт.

И на меня тут сыщется управа:

Ах, милый мой! бесчестья отродясь

Не знала я! подумай, что за слава

Вмиг обо мне пошла бы, что за грязь

На бедную Крессиду полилась!

Хоть доживи я до скончанья света,

Вовек мне дерзость не простится эта.

Любовь моя! Рассудком охлади

Горячку нетерпенья, ради Бога:

Ведь у кого блаженство впереди,

Тому не грех и подождать немного.

Терпенье – в деле лучшая подмога:

Кто устоять сумеет пред Судьбой,

Тому она становится рабой.

Знай: не поспеет и сестрица Феба

Добраться от Овна к созвездью Льва,

Свой путь свершая вкруг ночного неба,

Как я вернусь! Услышь мои слова,

Юнона: коли буду я жива,

То, на десятый день прибывши в Трою,

Я моего Троила успокою".

– "Ну что ж! – вздохнул царевич, – десять дней

Мне вытерпеть еще, пожалуй, можно.

А все же было бы куда верней

Из города бежать нам безотложно:

Поверь, на сердце у меня тревожно

От злых предчувствий. Скроемся, мой свет,

И заживем с тобой не зная бед!"

"О, горе мне! – воскликнула вдовица, -

Ты недоверьем в гроб меня сведешь.

Уж я вполне успела убедиться,

Что клятв моих не ставишь ты ни в грош!

Клянусь безгрешной Цинтией, не ложь -

Слова мои! Увы, зачем заране

Меня подозреваешь ты в обмане!

Труда не положивши на посев,

Не насладишься после урожаем;

Лишь день-другой в разлуке потерпев,

Отраду мы надолго обретаем.

Что ж загодя тоскою ты терзаем?

Ведь я с тобой! утешься, иль к утру

Я, видит Бог, от жалости умру.

Сколь нестерпимы мне твои мученья

И самый помысел, что должно нам

Расстаться! Коли хочешь облегченье

Доставить мне – утешься! Видишь сам:

Душа Крессиды рвется пополам,

И не надейся я вернуться вскоре -

Сию минуту умерла б от горя.

Но я не столь глупа, хвала Творцу,

Чтоб как-нибудь не уловчиться, милый,

И цели не достигнуть: ни отцу

С его умом и хитростью постылой,

И ни врагам с их воинскою силой

Меня не удержать, уж ты поверь!

И станем мы счастливей, чем теперь.

Когда меня ты любишь хоть немного -

В одной лишь просьбе мне не откажи,

Любовь моя: утешься, ради Бога,

Будь весел и напрасно не тужи.

Коль ты послушен воле госпожи,

То дай узреть мне прежнего Троила,

Чтоб меньше пред разлукой сердце ныло!

Еще к последней снизойди мольбе:

Будь верен мне! Как я (клянусь богами)

Принадлежу лишь одному тебе -

Ты так же никакой пригожей даме

Не дозволяй, мой милый, встать меж нами!

Увы! как видно, ревность или страх

Таятся вечно в любящих сердцах.

Уж если ты, кому я верю свято,

Кому без страха предалась вполне,

Изменишь – о, надежд моих утрата!

Коль так случится – знай, тогда и мне,

На свете несчастливейшей жене,

Останется лишь умереть до срока:

Поступишь ли со мною столь жестоко?"

"Господь, чей всюду проникает взор,

Солгать не даст, – царевич ей ответил, -

Ни об одной из жен с тех самых пор

Не помышлял я, как впервые встретил

Меж ними ту, чей лик как солнце светел.

Я твой навек и преданность готов

На деле доказать, без лишних слов".

"Благодарю, – воскликнула Крессида, -

Друг несравненный, за твои слова!

Да ниспошлет мне разума Киприда,

Чтоб милому, покуда я жива,

Воздать за верность! О поверь, едва

Соединимся снова мы друг с другом -

Тебя вознагражу я по заслугам!

Знай: не богатство, не краса и стать,

Не слава ратная – Господь свидетель -

Не то, что на турнирах ты блистать

Умел и первый был о них радетель,

Не род высокий твой, – но добродетель

И чистота души, бегущей зла,

К тебе меня впервые привлекла.

Затем, что мужества и благородства

В достатке уделил тебе Творец,

Что низких душ тебе претят уродства:

Их жадность или грубость; наконец,

Что страсти ты смиряешь как мудрец

Уздой рассудка, – знай: по сим причинам

И стал навек моим ты господином.

Ни годы, ни изменница-судьба

Не разлучат нас: в том обет мы дали!

Теперь к Зевесу лишь моя мольба:

Да исцелит от горькой нас печали

И чтобы в ночь десятую, не дале,

От нынешней – мы вместе были вновь.

Простимся ж до поры, моя любовь!"

Здесь принялись они друг дружку снова

Кропить слезами и лобзать стократ.

Затем Троил, не говоря ни слова,

Оделся, напоследок бросил взгляд

На госпожу и, холодом объят

Смертельным, света белого не видя,

Поклон прощальный отдал он Крессиде.

Но что за муки адские в тот миг

Терпел он – передать мне не под силу:

Тут не годится скудный мой язык.

Одно я знаю: бедному Троилу

Чем с ней проститься, легче бы в могилу!

Но видел он, что горю не помочь, -

И, поклонившись, удалился прочь.