Текст книги "Троил и Крессида"

Автор книги: Джеффри Чосер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Коль ваш отец, мудреным прорицаньем

Нас не надув, поведал все сполна

(Порой ведь и у слов, подобно тканям,

Обратная бывает сторона) -

То близок день, в который пасть должна

Сия твердыня, и тогда вы сами

Своими все увидите глазами.

Иначе для чего родитель ваш

Стремился поскорей на Антенора

Вас обменять? Иль это просто блажь?

Нет! Зная, что должны погибнуть скоро

Все, кто ни есть в Пергаме, без разбора,

Оттуда торопился дочь свою

Он вызволить – поруку в том даю!

О госпожа моя! Что было прежде -

Прошло; довольно слез и маеты!

Не век же вам в несбыточной надежде

Мрачить свои прекрасные черты.

Иль собственной не жаль вам красоты?

Напрасно вы печалитесь о Трое,

Утешьтесь и забудьте все былое.

Что до любви утраченной – тужить

О том не след: ей сыщется замена.

Есть муж достойный, что готов служить

Вам ныне преданно и неизменно,

Усердней всех троянцев. Откровенно

Скажу: мне честь подобная стократ

Желаннее любых иных наград!"

Тут покраснел, смутясь, могучий воин,

И голос дрогнул у него слегка, -

Но вскоре продолжал он, вновь покоен,

Лишь на вдову взглянув исподтишка:

"Хоть видите во мне вы чужака -

Я дворянин, и знатностью к тому же

Троянских рыцарей ничуть не хуже.

Будь жив Тидей, родитель мой и царь,

Я получил бы, волею закона,

Все, чем владел он. Впрочем, я как встарь

Наследник Аргоса и Калидона,

Хоть сам отец не передал мне трона:

Он пал, до лет преклонных не дожив,

В походе Полиника против Фив.

Итак, душа моя, не зря впервые

Средь жен себе избрал я госпожу:

Я, сколь позволят боги мне благие,

Ей верою и правдой послужу!

И не уйду, по чести вам скажу,

Покуда мне вы не дадите слово,

Что завтра здесь же свидимся мы снова".

Я повторять не стану всех речей,

Что произнесть успел с мольбой во взоре

Тидеев сын. Довольно, что у ней

Согласье он на встречу вырвал вскоре,

С условьем, что не станет в разговоре

Сердечных дел касаться Диомед.

Вот, впрочем, что услышал он в ответ.

Не преставая вспоминать Троила,

Нахмурясь и принявши строгий вид,

Негромко с ним она заговорила:

"С рожденья всей душой, о Тидеид,

Я город свой люблю. Да сохранит

Его Зевес от нынешних напастей

И худших не пошлет ему несчастий!

Хоть жаждут греки выместить свой гнев

На нем – но город сдаться не принудят.

Отец же мой, о выкупе радев,

Меня желал обнять – и кто осудит

Его за то? Дочерней не убудет

Во мне любви лишь только потому,

Что дорого досталась я ему!

Меж греков много есть мужей достойных,

Однако и троянцы с давних лет

Упорством славились, отвагой в войнах,

И статью, и умом, – им равных нет!

Хоть верю я, любезный Диомед,

Красавицы иные будут рады

За службу удостоить вас награды.

Мне ж до любви нет дела. Мой супруг,

Кому всем сердцем я принадлежала,

Скончался. Я с тех пор любовных мук,

Клянусь Палладой, как огня бежала

И проку в них не видела нимало;

Хоть были мне известны наперед

И доблесть ваша, и высокий род.

Тем пуще я настойчивости вашей

Дивлюсь. Когда же в толк возьмете вы:

Любовь – не для меня? Я полной чашей

Испить готова горький долг вдовы,

Скорбя до самой смерти. Таковы

Намеренья мои; что будет дале -

Бог весть! однако нынче я в печали.

Теперь не до веселья мне. Притом,

Вы сами слишком заняты войною.

Вот ежели – как вы клянетесь в том -

Вам вправду захватить удастся Трою, -

Склонясь пред небывальщиной такою,

И я, быть может, натворю тотчас

Дел небывалых... Впрочем, будет с вас.

Я с вами завтра поболтать готова

И рада видеть вас в любой из дней

С одним условьем: о любви ни слова.

Прощайте же! Будь милостью моей

Одарен кто из греческих мужей -

На вас бы выбор пал, клянусь владыкой

Зевесом и Афиной дивноликой!

Я вас любить согласья не даю -

Хоть не скажу, что этому не сбыться.

Все с Божьей воле, и стезю мою

Да направляет Божия десница! -

И тут, вздохнув, потупилась вдовица

И молвила: – О мой священный град!

Ужель тебя и впрямь не пощадят?"

Однако сын Тидея с новым жаром

О милости молил ее как мог.

И что же? Потрудился он не даром:

У ней перчатку выпросил в залог

Приязни будущей, – и за порог

Он вышел, лишь когда уже стемнело,

Уверенный в благом исходе дела.

Уже Венера освещала путь

Снижавшемуся Фебу, и Селена

Коней своих стараясь подстегнуть,

У Льва стремилась вырваться из плена,

И свечки Зодиака над вселенной

Зажглись, когда под пологом шатра

Спать улеглась Крессида до утра.

И вспомнились ей речи Диомеда,

И царский род его, и дерзкий вид,

И что, возможно, греков ждет победа,

А тех – погибель; кто же защитит

Ее, совсем одну, от всех обид?..

Так зрело в ней решенье роковое

Остаться здесь и позабыть о Трое.

А Диомед с утра уж тут как тут:

Он дело так повел умно и хватко,

Спеша награду получить за труд

И в доводах не видя недостатка, -

Что прямо вам скажу (и столь же кратко):

Вдову избавил он от всех тревог

И все сомненья одолеть помог.

И вскоре, пишет автор мой, гнедого

Троилова коня, что с бою взят,

Подвел к ней Диомед; она же снова

Вручила скакуна ему, наград

Не пожалев, и даже, говорят,

Застежку золотую, дар Троила,

И свой рукав для флага подарила.

Когда же рану Приамид нанес

Ему в сраженье – то над ней вдовица

Немало пролила горючих слез

И снадобий; тут есть чему дивиться.

Уж я не знаю: быль иль небылица,

Что сердце Диомеду отдала

Крессида? Это давние дела!

Но сказано и то в повествованье,

Что совести мучительный укор,

А с ним души несносные терзанья

Покоя не давали ей с тех пор:

"О, стыд! – она стенала, – о, позор!

Неверность – имя мне! Предав Троила,

Я лучшему из лучших изменила.

Что обо мне подумают? Увы!

В преданьях я и в книгах век пребуду

Изменницей! Чуть колокол молвы

Весть разнесет – как возопят повсюду:

Подобному нет оправданья блуду!

Ни слова доброго... А строже всех

Осудят жены мной свершенный грех.

Своим паденьем, скажут, мол, Крессида

На всех на них бесчестье навлекла!

Хоть случай мой не первый – все ж обида

Нанесена, и ждет меня хула.

Что ж! сколь ни сетуй, не поправишь зла.

Теперь мой долг – остаться с Диомедом,

Пока живу: иной мне путь неведом.

Но пусть другому буду я верна,

Пусть преданности я твоей не стою -

Ты, мой Троил, – воскликнула она, –

Да будешь без меня храним Судьбою!

Муж благороднейший, навек с тобою

Господня да пребудет благодать! –

– Здесь снова принялась она рыдать.

– Ты не найдешь вражды иль неприязни

Во мне: я дружбой нашей дорожу

И о тебе, хоть под угрозой казни,

Вовек худого слова не скажу.

Коль ты свою осудишь госпожу -

Увы мне! Предо мной ты безупречен.

Но так уж сталось: наш союз не вечен".

В которые же сутки Диомед

У ней из сердца вытеснил другого?

На это в книгах указанья нет:

Я все их перечел – и хоть бы слово!

Вы ж, коль хотите, перечтите снова.

Сдается мне, ходок был недурён -

Однако же и путь не без препон.

Я, впрочем, возмущаться слишком яро

Не склонен злополучною вдовой.

И без того ее постигла кара:

На целый свет ославлена молвой,

Она сама же за проступок свой

Себя казнила; этого довольно,

Чтоб мы ее простили сердобольно.

Теперь назад вернуться нам пора

К царевичу, оставленному нами.

Вы помните, что должен был с утра

Он госпожу свою встречать в Пергаме,

Но прежде в нетерпенье дни за днями

Томился... Вот желанный близок час;

Всю ночь пред этим не сомкнул он глаз.

Когда ж лучи блистательного Феба

Румянили восточные моря

И жаворонка песнь звенела с неба -

Ни свет, как говорится, ни заря, -

Со стен Троянских юный сын царя

Высматривал Крессиду зорким взглядом,

И верный с ним Пандар топтался рядом.

Во всяком проезжавшем им тотчас

Крессида мнилась; но, к своей досаде,

Бедняги ошибались каждый раз -

И вновь томились, вдаль прилежно глядя.

И так, с надеждой стойкою во взгляде,

Вздыхал Пандар и хмурился Троил,

Пока полудня час не наступил.

Здесь принц промолвил: "Вышли мы напрасно

Встречать ее так рано, вот в чем суть.

Калхас ей не позволит, это ясно,

Не отобедав отправляться в путь:

Ему бы только время протянуть!

Уж верно, ей немало потрудиться

Пришлось, чтоб от него освободиться".

"Да мы-то что ж? – Пандар ему в ответ, -

Поедем-ка обедать, в самом деле!"

Но из дворца, закончив свой обед,

Назад вернулись оба и глядели

Все так же вдаль... Увы! Еще доселе

Им невдомек, что плохи их дела:

Фортуна их вкруг пальца обвела.

Здесь молвил принц: "Я вижу, что она

С отцом своим до сумерек и даже

До вечера пробыть принуждена.

Сойдем-ка вниз, к воротам. Эти стражи

Пораньше норовят улечься; я же

О том о сем примусь им толковать -

Чтоб только не спешили закрывать".

Но вот и вечер минул; дело к ночи.

Крессиды не видать. Ни друг, ни враг

Не едет: принц уж проглядел все очи!

Над рощей, над холмом сгустился мрак...

Вдруг он вскричал: "Какой же я дурак!

Ведь госпожа-то верно рассудила -

А я совсем отчаялся уж было.

Поверь, Пандар, она мудрей меня:

И впрямь, зачем пускаться ей в дорогу

У встречных на виду, средь бела дня?

Она права! Вот смерклось понемногу -

И самая пора теперь, ей-богу,

Моей Крессиде отправляться в путь,

Чтоб в город неприметно проскользнуть.

Теперь уже недолго... А! Взгляни же!

Вон там, за поворотом, впереди -

То не она ли едет? Ближе, ближе...

Ну да, я узнаю ее, гляди!"

– "Постой, – Пандар ответил, – погоди!

Глаза протри: повозка там простая,

С товаром для продажи иль пустая".

"Увы! я обознался, – молвил тот, -

И все-таки недолго ждать нам встречи.

Я сердцем чую (сердце не солжет!),

Что милая моя уж недалече.

Увидишь сам, то не пустые речи:

Еще мне сроду не было, поверь,

Так радостно, Пандар мой, как теперь!"

Пандар кивнул, но только лишь для вида.

Он другу потакал и ни на шаг

Не отходил весь день от Приамида,

Но про себя с усмешкой думал так:

"Скорей уж с дудкой Робин-весельчак

Из леса выйдет к нам искать ночлега

Иль прошлогоднего дождемся снега".

Спустя немного вышел из ворот

И запоздавшим крикнул стражник дюжий,

Чтоб шли домой и загоняли скот,

Не то придется ночевать снаружи.

Принц понял: ждать уж нечего; к тому же,

Его хватиться могут наконец.

И, плача, поскакал он во дворец.

Но сам себе твердил он в утешенье,

Что спутал дни. Прекрасная вдова

Сказала: ворочусь, мол, в тот же день я,

Когда луна войдет в созвездье Льва.

Видать, неверно понял он слова,

Крессидой сказанные на прощанье:

Она лишь завтра сдержит обещанье!

И поутру взобрался он опять

На городскую стену, чтоб оттуда,

Как прежде, за дорогой наблюдать,

И взад-вперед расхаживал, покуда

Не понял наконец, что дело худо:

Крессиды нет, кругом глухая ночь, -

И с тяжким вздохом ускакал он прочь.

В тот миг своей последней он надежде

Сказал: прощай навеки! С милой врозь

Терзаться начал горше он, чем прежде,

И сердце вновь на части в нем рвалось.

Одна лишь мысль, его пронзив насквозь,

Все снова принца мучила и снова:

Ужель она могла нарушить слово?

Четвертый день, и пятый, и шестой

Сверх срока, что назначила Крессида,

Прошли, недоуменьем и тоской

Злосчастного исполнив Приамида.

И наконец, в душе его обида

Отчаяньем сменилась: понял он,

Что предан и на гибель обречен.

Здесь злобный дух, что ревностью зовется

(Да сохранит нас от него Господь!),

В царевича проник; сего уродца

Свирепого не в силах побороть,

Троил свою лишь изнуряет плоть:

Не спит, не ест, не пьет он, точно хворый,

Друзей бежит и смерти жаждет скорой.

Стал бледным он, и слабым, и худым,

На посох опирался; то в печали,

То в гневе пребывал; при встрече с ним

Царевича порой не узнавали!

Когда ж троянцы недоумевали:

Что за недуг страдальца источил? -

Болит, мол, сердце, отвечал Троил.

Отец его Приам и мать-царица,

И сестры с братьями, и вся семья

Допытывались: что, мол, с ним творится

И что бедняге не дает житья?

На то царевич, муку затая,

Твердил одно: близка его кончина,

Сердечная болезнь – тому причина.

Раз как-то он заснул и видит сон,

Что в поисках Крессиды, одинокий,

В непроходимой чаще бродит он,

При этом проливая слез потоки.

И вдруг – поляна: там, на солнцепеке,

Огромный и чудовищный на вид,

Клыкастый вепрь посередине спит.

А с чудищем бок о бок – о, проклятье! -

Его возлюбленная госпожа:

Крессида, зверя заключив в объятья,

Его лобзает, рядом возлежа.

Царевич пробудился, весь дрожа,

И прошептал: "Она мне изменила!

Все конечно отныне для Троила".

Затем воскликнул он: "О мой Пандар!

Мне истину во сне открыли боги:

Крессида неверна. Какой удар!

Так худшие сбылись мои тревоги.

Я свято верил ей – и что ж в итоге?

Она с другим! И счастлива вполне.

Послушай: вот что видел я во сне".

И, другу описав свое виденье,

Вскричал он: "О любовь! скажи мне, чья

Краса и стать, чьей страсти ухищренья

Тебя прельстили? Коль прогневал я

Тебя – открой мне, в чем вина моря!

Уж я ль не верным был тебе слугою?

Так для кого ж отвергнут я тобою?

Я дал тебе уйти, страшась молвы

И в пылкие поверив обещанья,

Ведь каждый звук из уст твоих – увы! -

Я слушал как Священное Писанье.

Ну что же! Поделом и наказанье:

Ведь от кого мы лжи не ждем отнюдь,

Тому всех проще нас и обмануть.

Но как мне быть? От этой новой муки

Спасенья нет, и мочи нет моей!

Не наложить ли на себя мне руки?

Мне это средство кажется верней,

Чем, пытку растянув на много дней,

Кончины ждать. Не лучше ль без заботы

Единым махом с жизнью кончить счеты?"

– "Опять ты за свое! – вскричал в ответ

Ему Пандар, – не я ль, скажи на милость,

Учил тебя, что в снах-де смысла нет?

С тоски, со страху – мало ль что приснилось?

Ужель от этого переменилась

К тебе Крессида? Спорить я готов,

Что ты негодный толкователь снов.

Должно быть, этот твой кабан матерый -

Ее отец, почтенный жрец Калхас.

На солнышке лежит бедняга хворый:

Настиг его, как видно, смертный час.

И так лежит он, стар и седовлас, -

А дочь, его обнявши, горько плачет:

Вот, без сомнения, что сон твой значит!"

"Так иль не так – откуда же мне знать?" -

Вздохнул Троил. Пандар ему на это:

"Я рад, что ты становишься опять

Самим собой! Послушайся совета:

Отправь-ка к ней письмо, дождись ответа -

Писать-то ведь куда как ты горазд! -

А там уж поглядим, что Бог нам даст.

Коль есть на ней вина, то не посмеет

Крессида о себе подать нам весть,

А коли нет – уж написать сумеет,

А мы с тобой сумеем и прочесть.

Сдается мне, у ней причина есть

Промедлить с возвращеньем; и быть может,

Ее ответ тебя и обнадежит.

С тех пор, как с милой ты своею врозь,

Друг дружке не писали вы покуда.

И может быть, узнавши, что стряслось,

Ты скажешь сам, что это не причуда,

Что было б для обоих вас не худо

Подольше оставаться ей с отцом...

Садись, пиши – и дело тут с концом!"

Вот за перо берется принц в надежде,

Что впрямь из их затеи выйдет прок.

Но долго он вздыхал и думал, прежде

Чем ей печаль свою поведать смог.

Сей труд от первых до последних строк

Для вас я привожу в том самом виде,

В каком и был отослан он Крессиде.

Письмо Троила.

"О цвет нежнейший мой! О госпожа!

Всей жизнью, всей душой и плотью бренной

Одной тебе навек принадлежа,

Как вещество принадлежит вселенной, -

Покорный раб, с мольбою неизменной

К стопам твоим припасть решился я,

Смиренно о пощаде вопия.

С тех пор как ты меня своим уходом,

О госпожа, на муки обрекла,

День для меня оборотился годом

И столь же многократно возросла

Печаль моя; от оного же зла

Дотоль не получу я облегченья,

Доколе станешь длить мои мученья.

Сей скорби не умея превозмочь,

Я тщусь излить, хотя на расстоянье,

Все, что теперь мне душу день и ночь

Терзает: таково мое желанье.

Следы же влаги, коими посланье

Запятнано, сказать тебе должны,

Как плачу я, страдая без вины.

Лишь не сочти, что взор твой осквернится,

Коснувшись этих строк. О, снизойди

К сему посланью, ибо в нем частица

Тоски, гнездящейся в моей груди!

Еще прошу я: строго не суди

Несвязный слог мой, коему причиной

Рассудок, помраченный злой кручиной.

Когда бы горемычному рабу

Роптать на госпожу свою пристало,

Смиренную сменил бы я мольбу

На укоризну горькую: сначала

От греков ты уйти предполагала

В десятый день и в том дала обет;

Два месяца прошло – тебя ж все нет!

Но воля госпожи моей священна.

Я сетовать не смею: долг и честь

Велят мне покоряться неизменно

И от тебя любые муки снесть.

Лишь об одном молю – подай мне весть!

Поведай без утайки: что случилось

С тех пор, как ты со мною разлучилась?

О госпожа! О здравии твоем

И благоденствии молю я Бога.

Пошли Господь удач тебе во всем

И радостей, и почестей столь много,

Сколь пожелаешь; скорбь или тревога

Пускай тебя обходят стороной.

Я вечный раб твой: сжалься надо мной!

Я стал подобьем некого сосуда -

Вместилища всех мыслимых скорбей.

Одно могу сказать: я жив покуда,

Хоть с каждым часом жизнь во мне слабей.

Унылый дух, что из груди моей

Стремится прочь, – удерживаю силой

И жду: не явится ль гонец от милой?

Глаза мои, что госпожу не зрят,

Оборотились в два ручья соленых,

Покой забыт; взамен былых услад -

Лишь горечь мук и ад ночей бессонных,

И вместо песен в жалобах и стонах

Дни провожу: отрады нет ни в чем,

И всякое мне благо стало злом.

Одна лишь ты еще доставить можешь

Мне исцеленье. Воротясь назад,

Ты силы мне вернешь и приумножишь,

С тобою вновь я жизни буду рад

И стану против прежнего стократ

Счастливей! Пусть не жаль тебе Троила -

Но клятвы ты свои ужель забыла?

Когда ж на смерть я осужден тобой,

Бог весть из-за какого прегрешенья,

То все же, верным быв тебе слугой,

Последнего прошу я утешенья:

Скорей свое мне сообщи решенье,

Вину мою чтоб разумел я впредь

И сам почел за благо умереть.

Но ежели причина есть иная

Для промедленья – также напиши

Про это мне в письме, не отлагая:

Голодному и крохи хороши.

Дай мне надежду, свет моей души,

Чтоб я сносил покорно боль разлуки -

Иль умертви, чтоб исцелить от муки!

Воистину, при встрече не смогла б

Во мне узнать ты прежнего Троила:

Так сделался я бледен, худ и слаб,

Ничто на свете мне теперь не мило.

Одно меня желанье истомило -

Красу твою узреть еще хоть раз,

Покуда не настал мой смертный час.

На сем кончаю, высказать не смея

И половины всех моих скорбей.

Что б ни было, любовь моя, тебе я

Желаю многих благ и долгих дней.

Жизнь иль погибель от руки твоей

Принять готовясь, верю я при этом,

Что ты, как встарь, верна своим обетам.

Тебе, о госпожа моя, поверь,

Желаю всех отрад, каких уж боле

Мне не дано. Судьба моя теперь

И счастие мое – в твоей лишь воле.

Знай: жизнь моя продлится лишь доколе

Ты длить ее благоволишь, мой свет!

И с тем прощальный шлю тебе привет.

Твой Т.".

Письмо с гонцом отправил он, и вскоре

Пришло в ответ посланье от вдовы:

Она, мол, и сама в таком же горе,

И рада поспешить бы – но увы!

И все ж она вернется: таковы

Ее намеренья (хотя не знает,

Когда); и в нем она души не чает.

На клятвы не скупясь, в письме своем

Царевича Крессида ободряла,

Но на поверку оказались в нем

Пустые обещанья. Слез немало

Еще пролить бедняге предстояло:

Хоть пой, хоть вой – беды не побороть.

Храни от вероломства нас Господь!

Так день за днем Приамов сын в печали

Томился, быв от милой отлучен.

Надежды в нем и силы убывали,

С постели редко подымался он,

Молчал, не пил, не ел, утратил сон,

И мысль одна с ума его сводила:

Ужель его Крессида разлюбила?

И все ему на память приходил

Тот странный сон, привидевшийся ране,

В котором, как вы знаете, Троил

Узрел Крессиду с вепрем на поляне.

Неужто впрямь ему в ахейском стане

Нашлась замена? Ведь не просто так

Явил ему Зевес подобный знак!

Пускай придет на зов к нему сестрица,

Пророчица Кассандра, поскорей:

Авось ее устами разъяснится

Зловещий сон... И принц поведал ей

Свое виденье: "Что за лиходей -

Тот дикий вепрь?" – спросил он, и Сивилла,

Усевшись рядом с ним, заговорила.

"Брат! Что за зверя видел ты во сне -

Узнаешь очень скоро; но сначала

Послушай мой рассказ о старине

И о Судьбе превратной, что немало

Героев и царей поразвенчала.

Внемли же: нужно, чтобы ты постиг

То, что сама я сведала из книг.

Случилось раз богиню Артемиду

Прогневать грекам: Калидонский царь

Ей тем нанес великую обиду,

Что жертв не возлагал к ней на алтарь

И фимиам не воскурял, как встарь.

И чудо-вепрь, созданье грозной девы,

Повадился топтать у них посевы.

Тот вепрь был ростом с доброго быка.

Царь бросил клич, и воины без счету

На ловлю прибыли издалека.

Принц Мелеагр, возглавивший охоту,

Девицу встретил там – и в честь нее-то

Смертельный зверю он нанес удар,

А голову затем послал ей в дар.

Троил и Крессида. Книга пятая

О том родня его прознала мигом,

Пошли тут распри, зависть и раздор;

Мать Мелеагра, коли верить книгам,

Сгубила сына... впрочем, разговор

Отложим мы о нем до лучших пор.

Но Мелеагр, что нам всего важнее,

Одним из предков был царя Тидея".

И о царе Тидее повела

Кассандра свой рассказ неторопливый,

Живописуя все его дела:

Как с Полиником он явился в Фивы,

Где Этеокл, Эдипа сын строптивый,

Обманом власть у брата захватив,.

Царил, отцовской воли супротив;

Как пятьдесят кадмейцев, из засады

Напавших на него, сразил Тидей,

А также все подробности осады,

Что семеро затеяли вождей

Вкруг стен Фиванских; и про то, как змей

Дитя ужалил, и про все иные

Предвестья и пророчества дурные.

Про то, как был землею поглощен

Амфиарай, бежавший без оглядки,

Погиб Тидей, утоп Гиппомедон,

Парфенопей смертельно ранен в схватке

(Все в точности по книгам, в том порядке,

Как писано!) – и, наконец, как пал

Сраженный громом Капаней-бахвал.

Поведала, как меж собою братья

Сражались, Этеокл и Полиник:

Как давнее исполнилось проклятье

И смерть настигла их в единый миг;

Аргеи плач, Адраста гневный лик

И град сожженный описала следом -

Чтоб завершить рассказ свой Диомедом.

"В обличье вепря, братец мой Троил,

Во сне Тидеева ты видел сына,

Потомка Мелеагра, что сразил

Под Калидоном вепря-исполина.

В измене госпожа твоя повинна:

Где б ци была она – сомненья нет,

Ей мил не кто иной как Диомед!"

Так молвила Кассандра. Но во гневе

Вскричал Троил: "Ты лжешь, колдунья, лжешь!

Вольно же всякой сумасбродной деве

Пророчицею мнить себя! Вольно ж

На всех взводить напраслину! Ни в грош

Не ставлю я такие толкованья.

Прочь с глаз моих, зловещее созданье!

Я знаю, госпожа моя верна,

Она-то уж не из такого теста,

Как прочие: коль есть на ней вина,

Тогда хулы достойна и Альцеста,

Та самая, что согласилась вместо

Супруга своего спуститься в ад, -

Об этом также книги говорят!"

Кассандра вышла; и вскочив с постели,

Царевич разъяренный позабыл

О хвори, что в его гнездилась теле:

Злость придала ему, как видно, сил.

И с той поры без устали Троил

До истины старался доискаться -

С бедой никак он не желал свыкаться.

Меж тем Судьба, царица перемен,

Что нами правит, волей Провиденья,

И государства обращает в тлен,

И у владык отъемлет их владенья, -

Итак, Судьба, не зная снисхожденья,

Удачу у троянцев отняла

И ощипала бедных догола.

Настало время худших испытаний

С потерей Гектора. Был предрешен

Удел его Фортуною заране.

Увы! неумолим Судьбы закон:

Коль дух она из тела вырвать вон

Замыслила – то способ уж найдется!

В бою настигла смерть их полководца.

Как не скорбеть о рыцаре таком?

Его поднесь оплакивает всякий,

Кто был в сраженьях и владел клинком.

С вождя ахейцев шлем он сбил в атаке -

Как вдруг, внезапней молнии во мраке,

К ним подоспев, копье занес Ахилл

И сквозь доспехи грудь его пронзил!

Не описать, как горевала Троя

О Гекторе (так пишет автор мой).

Но пуще всех о гибели героя

Тужил царевич, брат его родной.

Муж доблестный, отныне всей душой

Он о двойной печалился утрате:

О госпоже своей и милом брате.

Хоть втайне и страшился, что о нем

Забыла госпожа, избрав другого,

Однако в мыслях ночью он и днем

К вдове прекрасной устремлялся снова,

И так как у влюбленного готово

Для милой оправданье всякий раз -

Принц верил, что всему виной Калхас.

То вздумал он, одевшись пилигримом,

Пробраться к ней тайком – да вот беда:

Любой ребенок в богомольце мнимом

Царевича признал бы без труда.

А попадись он грекам – что тогда?

Сколь ни заманчива была затея,

Ее отверг он, горько сожалея.

Он также не ленился вновь и вновь

К ней письма слать, в них уверяя слезно,

Что неизменна, мол, его любовь,

Что невозможно дольше быть им розно -

Пора вернуться ей, пока не поздно!

И сжалилась Крессида наконец:

С ответом прибыл от нее гонец.

Письмо Крессиды.

"Сын Купидона, кладезь благородства,

Меч доблести! – так начала вдова, -

Немало в положенье нашем сходства;

И где для утешенья взять слова,

Коль я сама от горя чуть жива,

Всего страшусь и с милым поневоле

Разлучена неведомо доколе?

Мольбы и пени, коими полны

Твои посланья, как и та страница,

Где литеры слезой окроплены, -

Проникли в душу мне; но воротиться

Я не могу. Все это разъяснится,

Однако не в письме: неровен час,

Наткнется на него сторонний глаз.

Меня нетерпеливостью излишней

Печалишь ты, идя наперекор

Судьбе, что начертал для нас Всевышний.

Увы! печешься ты с недавних пор

О благе лишь своем. На сей укор

Не гневайся; причина же промешки -

Враждебные нам толки и насмешки.

231 О нас с тобой, к несчастью, довелось

Мне слышать сплетни даже и похуже,

Чем я страшилась. Но побывши врозь,

Мы пресечем их. Говорят, к тому же,

Что ты меня дурачишь; но досужей

Нисколько я не верю болтовне

И полагаюсь на тебя вполне.

Я в город ворочусь, в том нет сомненья,

Однако через день иль через год -

Бог весть; я нынче в трудном положенье.

Прошу лишь только, обо мне вперед

Не думай худо! Я же, в свой черед,

Пока жива, тебе останусь другом,

Вся преданность моя – к твоим услугам.

Еще молю я короткость письма

Мне извинить: ведь я пишу украдкой,

И слог мой с непривычки плох весьма,

Но, впрочем, суть не в этом: за нехваткой

Досуга – и в записке можно краткой

Все изъяснить. Итак, прощай, мой свет!

Господь да сохранит тебя от бед.

Твоя К.".

Письмо сие царевичу помнилось

Довольно странным. Впрямь почуял он,

Что милая к нему переменилась,

Но хоть и был порядком удручен,

Он в худшее не верил. Кто влюблен -

Тот слеп, известно: сколько ни морочит

Его любовь, он правды знать не хочет.

Однако люди говорят не зря,

Что явным станет тайное. И вскоре

Случилось так, что юный сын царя

Увериться сумел, себе на горе,

В ее обмане и своем позоре.

И понял он, что не поправить зла;

Беда сия негаданно пришла.

В печали у окна царевич стоя,

О милой замечтался как-то раз.

А брат его, принц Деифоб, из боя

С победой возвращался в этот час.

Пред ним толпа носила напоказ

Плащ воинский, что стал его добычей:

Такой уж у троянцев был обычай.

С плеч Диомеда храбрый Деифоб

Тот плащ сорвал (так повествует Лоллий).

Царевич пригляделся: то ли, чтоб

Его размеру подивиться, то ли

Шитьем полюбоваться, – поневоле

На плащ он со вниманьем поглядел -

И, отшатнувшись, вмиг похолодел.

На вороте плаща блестела ярко

Крессидина затейливая брошь.

В ней своего прощального подарка

Не мог царевич не признать. И в дрожь

Беднягу бросило: не для того ж

Она клялась ни за какие царства

С подарком не расстаться. О, коварство!

В своих покоях затворясь, Троил

Послать велел немедля за Пандаром

И другу он подробно доложил,

Каким Судьба его подвергла карам

И как его распорядилась даром

Крессида; все напасти перечтя,

Смерть призывал и плакал как дитя.

Затем воскликнул он: " Увы, Крессида!

Где верность? Где любовь? Где женский стыд?

Ужель свои обеты лишь для вида

Давала ты? Ужели я забыт

И Диомед в душе твоей царит?

Пусть так! Пусть клятвы для тебя не святы -

Но для чего так долго мне лгала ты?

Увы! Кому же верить? Мог ли я

Столь горького от милой ждать урока?

Какая б ни была вина моя

(Коль есть вина) – всё чересчур жестоко

Меня казнишь ты, жизнь отняв до срока!

Твоя ж навек теперь погибла честь.

О, горе! Как мне это перенесть?

Иль не могла другим ты украшеньем

Любовника потешить щегольство,

Что предпочла моим же подношеньем,

Над коим слезы лил я, своего

Пожаловать героя? Для чего

Так поступила ты – в насмешку, видно?

Чтоб целый свет узнал, сколь ты бесстыдна?

Увы! теперь мне ясного ясней:

В душе твоей нет места для Троила.

Я ж не могу ни на день, хоть убей,

Тебя забыть, и никакая сила

Ту страсть, что столько зла мне причинила,

Из сердца не заставит вырвать вон...

Будь проклят час, когда я был рожден!

Великий Боже, с этим Диомедом

Дай повстречаться мне в честном бою!

Еще мой славный меч ему неведом -

Без жалости я кровь его пролью!

Направь десницу, Господи, мою:

Карая грех, невинных ограждая, -

Ужель ты не накажешь негодяя?

Увы, Пандар! Смеялся ты сперва

Над вещим сном, принявши вид всезнайки.

Что скажешь ты теперь? И какова

Племянница твоя? Пустые байки?

О нет! Во сне нам боги без утайки

Являют, на особый свой манер,

Что ждет нас; мой же сон – тому пример.

Что ж! Буду смерти я на ратном поле

Искать отныне: так оно верней.

Иной теперь не надобно мне доли,

И жизнью я не дорожу своей.

А все ж, моя Крессида, сих скорбей

Не заслужил я! Обошлась ты скверно

Со мной: твоя жестокость непомерна!"

Речам Троила друг его внимав,

Хранил молчанье. Было очевидно

Пандару, что кругом царевич прав,

И жаль его, и самому обидно,

И за племянницу вдобавок стыдно.

Вот почему в ответ не произнес

Ни слова он и лишь повесил нос.

Затем промолвил он, на царском сыне

Страдальческий остановивши взгляд:

"Крессида ненавистна мне отныне!

Но что могу я сделать, милый брат?

Я твой пособник был (хотя наград

Не требовал) – и, плохо ль, хорошо ли,

Во всем твоей лишь покорялся воле.

И счастлив сам бывал, когда умел

Тебе доставить радость я в то время...

Сему ж бесстыдству положить предел

И облегчить твоих терзаний бремя

Я рад бы, если б мог. О, вражье семя!

Уж я молиться стану, чтоб Творец

Мир от нее избавил наконец".

Так дни проходят. Страждет и томится

Троил, тоскою смертною объят,

С другим покуда тешится вдовица,

Судьба же гнет свое, как говорят.

Что наша жизнь? Куда ни кинешь взгляд -

Всё суета; всяк у Судьбы во власти.

Дай Бог терпенья нам на все напасти!

Троил в бою, как знаем мы из книг,

Был сущий лев: его пугаясь гнева,

Бежать бросались греки в тот же миг,

Как овцы из пылающего хлева!

Он их крушил направо и налево

И Диомеда вечно средь врагов

Высматривал, сразиться с ним готов.

Случалось им сойтись и в поединке -

И бранью осыпать до хрипоты

Друг дружку, для острастки и разминки,

И копья небывалой остроты

Тупить не раз о шлемы и щиты, -

Но ни один достичь не смог удачи:

Судьба судила сгинуть им иначе.

Однако не о битвах мой рассказ,

В которых сын Приама брал участье:

Представить я потщился без прикрас

Его любовь, надежду и злосчастье.

К делам же ратным у кого пристрастье -

Пусть перечтет, что написал Дарет;

Меня не занимает сей предмет.

У строгих дам прошу я оправданья

За то, что оказалась неверна

Вдова Троилу, против их желанья.

Но не моя, поверьте, в том вина:

И в хрониках она осуждена.

Я ж был бы рад о праведной Альцесте

Писать – иль Пенелопе, стойкой к лести.

Еще хотел бы жен я остеречь

В любви от вероломства и обмана:

От ловких умников, чья льстива речь

И что предать готовы вас нежданно.

Ведь не одни мужчины, как ни странно,

Доверчивы бывают чересчур.

Молю, подальше от таких натур!

Ступай, моя трагедия! Расстаться