Текст книги "Троил и Крессида"

Автор книги: Джеффри Чосер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Книга пятая.

Пролог.

Срок подошел назначенному сбыться.

Зевесов приговор известен вам,

О сестры-Парки! Юная вдовица

Покинуть поутру должна Пергам

И против воли в стан уйти к врагам.

А принцу тосковать о ней придется,

Доколе нить судьбы его прядется.

Феб златоглавый трижды растоплял

С тех пор в лугах покровы снеговые

И лес, весной овеянный, являл

Трикраты на ветвях листы живые,

Как принц Троил, Гекубы сын, впервые

Любовь свою приметил: ту, с кем он

Себе на горе будет разлучен.

Итак, рассказ мой поведу я дале.

Крессидин провожатый Диомед

В растерянности полной и печали

Вдову застал, прибыв за ней чуть свет.

И летопись гласит: сомненья нет,

Вовеки ни одна жена младая

Так не скорбела, дом свой покидая.

4 Царевич у ворот ее с утра,

Мучительных исполненный терзаний,

Ждал, скоро ли поедет со двора

Та, что была ему всего желанней:

Всех радостей былых и упований

Источник, всех услад и прежних нег, -

Увы, Троил! Прощайся с ней навек.

С людьми своими поджидав Крессиду,

Как подобает мужу, Приамид

Терпел, ничуть не подавая виду,

Что горем совершенно он убит:

Хоть лик его, что взорам был открыт,

Невозмутим казался и покоен -

В седле с трудом держался юный воин.

Едва верхом уселся Диомед -

Кровь закипела в жилах у Троила

И сам себе сказал он: "Мочи нет

Сносить все это! Лучше уж могила!

Иль вовсе мне отвага изменила?

Иль не посмею ринуться вперед,

Единым махом с жизнью кончив счет?

Чего я жду? Зачем я Диомеда

И с ним охрану всю не перебью?

Недешево далась бы им победа!

Чем муки длить – не лучше ль пасть в бою?

А коли примут сторону мою

Из преданных людей хоть двое-трое,

То с милой прочь ускачем мы из Трои!"

Однако затевать неравный бой

Не стал он, и была на то причина:

В неразберихе схватки роковой

Могла Крессида пострадать безвинно.

Одно лишь это и страшило сына

Приамова: иначе бы Троил,

Уж верно, госпожу свою отбил.

Когда настал черед в седло садиться

Крессиде – испустила тяжкий вздох

И тихим шагом, нехотя, вдовица

Коня пустила... Хоть и не врасплох

Застал ее отъезд – но, видит Бог,

Бедняжка в муках с милым расставалась:

Душа у ней на части разрывалась!

От госпожи держась невдалеке,

Как будто в знак учтивости, со свитой

И соколом любимым на руке

Скакал царевич, грусти полон скрытой,

Чтоб ей хоть часть пути служить защитой.

И до конца он ехать был бы рад -

Но долг велит поворотить назад.

Навстречу им от греческой заставы,

Приветствуемый всеми, в должный срок

Подъехал Антенор, живой и здравый.

Троил, хотя и был уж недалек

От слез – себя, однако, превозмог:

Прибывшего облобызав сначала,

Он радость изъявил как подобало.

Минуту улучив, затем Троил,

К коню вдовы коня приблизив боком,

Взор на нее молящий устремил,

Ее руки коснулся ненароком

(Тут слезы полились у ней потоком)

И прошептал: "Условленного дня

Не пропусти – иль ты убьешь меня!"

И, бледный весь, коня он прочь направил,

Ни на кого не глянув. Диомед,

Напротив, без вниманья не оставил

Такую неучтивость. Сих примет

Он был знаток и, поглядевши вслед

Троилу, ускакавшему с отрядом,

Поехал не спеша с Крессидой рядом.

Ведя ее лошадку в поводу,

Так размышлял сей воин, сын Тидея:

"Глупец я буду, коль не заведу

С ней разговор! Дорогу веселее

В беседе коротать; а коль затея

Удастся – что ж! и мы не хуже всех.

За труд вознаградить себя не грех.

Но о любви заговорить с ней прямо

Остерегусь: ведь ежели верна

Моя догадка и сынок Приама

Запал ей в сердце, – ясно, что она

Забыть его так скоро не должна

И надобно тут действовать иначе, -

Нередко путь кружной ведет к удаче".

И вот, желая спутницу развлечь,

Он с ней беседует, и в разговоре

Сперва о пустяках заводит речь,

О том, о сем, – и спрашивает вскоре:

Зачем она грустна? Нельзя ли в горе

Ей как-нибудь помочь? Любой приказ

Он будет рад исполнить сей же час!

Сказавши так, он ей поклялся дале,

Что все преграды одолеть готов

И все свершить, чтоб только от печали

Ее избавить. Не жалея слов,

Вдову он ободрял: в конце концов,

У них ничуть не хуже, чем в Пергаме,

Служить умеют благородной даме.

"Понятно, – говорил ей Диомед, -

Не так-то сладко распроститься с домом,

Со всей родней, и в довершенье бед

К каким-то чужеземцам незнакомым

Отправиться одной... Но будь я громом

Небесным поражен, коль в трудный час

Вы друга не найдете среди нас!

Уж раз об вашей я пекусь охране

И жизнь за вас, коль надо, положу,

И раз уж вы меня узнали ране,

Чем прочих, – будьте мне за госпожу!

Я клятву дал, и я ее сдержу:

Располагайте мной! Любую службу

Исполню я в обмен на вашу дружбу.

Доверьтесь будто брату мне, молю!

Хоть я не ведаю, что за напасти

Вам выпали, – за вас душой скорблю.

Когда в моей бы это было власти,

Я был бы счастлив бремя хоть отчасти

Вам облегчить... Ну что ж! На то друзья,

Чтоб сострадать, когда помочь нельзя.

Пускай в нас недругов и чужестранцев

Вы видите: в том нет большой беды.

Ведь бог Любви для греков и троянцев

Един. Во имя Господа, вражды

Ко мне вы не питайте без нужды!

Я вам не враг! Готов любые казни

Стерпеть я, кроме вашей неприязни.

Увы, Калхасов близится шатер.

Он может видеть нас, и поневоле

Должны мы отложить до лучших пор

Беседу нашу. Я ж намного боле

Желал бы вам сказать – и мудрено ли?

Но дайте руку мне! Пока дышу -

Я ваш, и в том обет вам приношу.

Подобных слов, от страсти замирая,

Я никому до нынешнего дня

Не говорил: клянусь вратами рая,

Любовного не ведал я огня!

Но вас молю не презирать меня:

Пусть беден слог мой, речи пусть неловки -

Лишь дайте срок набраться мне сноровки.

Быть может, госпожа, смущает вас,

Что речь я о любви завел так скоро?

Но от людей я слыхивал не раз:

Чтоб воспылать, порой довольно взора;

В том для себя не вижу я укора.

Не зря всесилен и неодолим

Киприды сын: уж где мне сладить с ним!

Собой прекрасны вы; у нас же в стане

Достойных рыцарей не перечесть.

Из них любой, предвижу я заране,

Служить усердно вам почтет за честь.

Все ж, коль меня решитесь предпочесть,

Клянусь, не сыщется во всей вселенной

Столь преданный слуга и столь смиренный!"

Так молвил Диомед. Ему вдова

Как будто бы внимала, но на деле

Из всех речей немногие слова,

И то лишь мельком, слух ее задели:

Тоска и страх бедняжкою владели.

Отца ж завидев, сделалась бледна

И наземь чуть не рухнула она.

Но Диомеда сколь могла любезно

Она благодарила за привет,

Сказав, что для нее весьма полезна

Его поддержка будет и совет;

Она ж ему, во избежанье бед,

Готова доверяться без оглядки -

И снять себя позволила с лошадки.

Схвативши дочь в объятья, старый жрец

Ее лобзал, твердя: "Души отрада!

Дитя мое! Мы вместе наконец!"

Она в ответ, не подымая взгляда,

Промолвила смиренно: "Как я рада".

Но мы, Крессиду поручив отцу,

Вернемся в Трою, к царскому дворцу.

В ужасном гневе юный сын Приама

Домой примчался. Соскочив с коня,

К себе в покои прошагал он прямо,

В отчаянье судьбу свою кляня.

И разбегались челядь и родня,

Спеша убраться с глаз его подале:

Таким Троила прежде не видали.

Вот наконец остался он один

И волю дал безумствам исступленным:

Смерть призывал злосчастный царский сын

И проклинал Венеру с Купидоном,

Цереру, Зевса, Вакха с Аполлоном,

А следом и себя, и всех людей -

За исключеньем госпожи своей!

В постель он лег, однако сном утешным

Никак не мог забыться, и точь-в-точь

Преступный Иксион в аду кромешном,

Он в муках проворочался всю ночь.

Когда же вовсе сделалось невмочь,

В слезах нашел бедняга облегченье

И так он изъяснял свои мученья:

"О, где она? Где госпожа моя?

Где ясный взор, где ласковые руки,

Грудь белоснежная и все, что я

Еще вчера лишь ночью, до разлуки,

Мог зреть и осязать? О, что за муки

Терплю, один на ложе, хоть кричи -

Или подушку обнимай в ночи!

Увы! Как мог ее не удержать я?

Когда теперь ее увижу вновь?

Уж лучше бы мне сгинуть! О проклятье!

Крессида, жизнь моя! моя любовь!

Навек я твой – и дух, и плоть, и кровь.

Палач мой нежный, стражду я жестоко -

Ужели дашь мне умереть до срока?

Звезда моя! Мой путеводный свет!

Где ты теперь? Кому сияешь ныне?

И кто, когда Троила рядом нет,

Тебе с почтеньем внемлет, как богине?

Кем будешь ты утешена в кручине?

Увы, никем! Я по себе сужу:

Такие муки ждут и госпожу.

Как я разлуку вытерпеть сумею?

Дня не прошло, а я уж изнемог!

А милой каково? Что станет с нею,

С бедняжкою, в десятидневный срок?

Сойдет румянец юный с нежных щек,

И от тоски поблекнув, к возвращенью

Она иссохшей сделается тенью!"

Когда меж слез и стонов царский сын

Вдруг забывался краткою дремотой, -

То грезилось ему, что он один

В пустынном, жутком месте ждет чего-то

И не дождется... То враги без счета

Мчат отовсюду; он у них в руках! -

И грудь его холодный полнит страх.

Тут вздрагивал царевич с громким криком,

Как будто от внезапного толчка,

И пробуждался в ужасе великом:

Казалось, исполинская рука,

Беднягу вознеся под облака,

Швырнула оземь... и на смятом ложе

Он задыхался от сердечной дрожи.

И несчастливый жребий свой опять

Он клял, кропя слезами покрывало;

То сам с собой пускался рассуждать,

Что так, мол, убиваться не пристало;

Но вслед за тем все начинал с начала:

Проклятья, пени, слезы и мольбы

И вздохи о превратности судьбы.

Но сокрушенья принца о потере

И каждый вопль его, и каждый вздох -

Кто смог бы описать? По крайней мере,

Я не гожусь на это, видит Бог!

И дух мой слаб, и слог довольно плох,

И не под силу мне такое бремя.

Читатель, сбережем-ка лучше время!

... Едва поблек на небе серп луны

И осветился горизонт с востока,

Хоть звезды были все еще видны, -

В тот час, когда рассвет уж недалеко

И пылкий Феб, не нарушая срока,

На колесницу алую ступил, -

Велит Пандара звать к себе Троил.

Пандар, как ни ловчился, с прошлой ночи

Проведать принца так и не успел:

Еще с утра он призван был пред очи

Приама для каких-то спешных дел,

При коем безотлучно просидел

До вечера; теперь же, верный слову,

К царевичу помчался он по зову.

Пандар уж догадался наперед,

Что царский сын, всю ночь не спав от горя,

С ним поделиться жаждет в свой черед,

Нужду имея в дружеской опоре.

И посему на зов он прибыл вскоре

И, бодрый вид не позабыв принять,

К приятелю уселся на кровать.

"О мой Пандар! Сих мук не в силах дале

Сносить, я на погибель обречен

И уж до завтра доживу едва ли.

Лишь об одном прошу я (молвил он):

Чтоб ты, как друг, по части похорон

Мою исполнил волю; а именье

Я на твое оставлю разуменье.

Ты позаботься, чтобы мне жрецы

Костер соорудили погребальный,

Чтоб состязались в честь мою бойцы

И был бы пир устроен поминальный.

Да будет Марсу жертвою прощальной

Мой верный конь, ему же – меч и шлем,

А щит – Палладе. Догляди за всем!

Ту горстку пепла, в кою обратится

Троила сердце, – не сочти за труд

Собрать и спрятать! Пусть меня частица,

Тобою заключенная в сосуд

Златой, что урной, слышал я, зовут,

Хранится в знак моей любви и муки

У той, по ком томился я в разлуке.

Недуга я не в силах превозмочь,

И смерть моя близка по всем приметам:

Дурные сны мне снились нынче в ночь

И Аскалаф-сова кричал при этом...

Что зря гадать по звездам и планетам?

Все к одному! Явись же поскорей,

Гонец-Меркурий, за душой моей!"

– "Ну что ж, – вздохнул Пандар, – видать, попала

Вожжа под хвост! Твердил ведь я не раз:

Терзаться нет причин и проку мало, -

Да только силы даром порастряс.

И впрямь, никто упрямцу не указ!

Чем тут помочь? Насильно мил не будешь,

И поумнеть безумца не принудишь.

Скажи-ка мне, с чего ты возомнил,

Что из мужей никто еще доселе

Так не любил, как ты? Нет, мой Троил,

Не первый ты на свете, в самом деле,

От милой отлучен на две недели,

Зато единственный наверняка,

Кто поднял шум такой из пустяка!

Да это невидаль какая, что ли -

Разлука? Всякий муж или жених

Хоть раз да расставался против воли

С подругой; но еще никто из них

Не помирал от горестей таких.

Не век же вместе! Рано или поздно

Друзьям побыть приходится и розно.

А каково тому, чья госпожа

С другим на брачное возляжет ложе

По прихоти родни? Острей ножа

Бедняге эта весть! Но горю все же

Не поддается он – помилуй Боже!

Он тверд и сохраняет бодрый вид

И верит: время раны заживит.

Ведь время-то идет! в том вся и штука.

Лишь наберись терпенья, милый брат,

Дай дням протечь – и кончится разлука:

Калхаса дочь получишь ты назад.

У ней, готов я биться об заклад,

Чтоб воротиться, ловкости достанет!

И слово дав, она уж не обманет.

А что до вещих снов и прочих грез -

Все это вздор! Игра воображенья!

Смешно и толковать о них всерьез.

Телесное ли тут изнеможенье

Сказалось, или рассудка напряженье -

Бог весть! Одни лишь дурни верят снам,

А я так и гроша за них не дам.

Спроси жрецов – тот скажет: сновиденья

Суть знаменья небесные, а тот -

Что это дьявольские наважденья.

У лекарей подавно тут разброд:

На сытый, на голодный ли живот,

От черной или белой желчи снятся

Дурные сны – уж где им разобраться!

Слыхал я также, что обрывки дум,

Дневные страхи, образы, идеи

Из ночи в ночь тревожат спящий ум

Виденьями... Иные книгочеи

Считают, что на сон всего сильнее

Влияют превращения Луны

И времена в году. Но к черту сны!

Оставим их старухам, столь охочим

До небылиц; оставим их глупцам,

Что верят совам, воронам и прочим

Оракулам, авгурам и жрецам.

По мне, так это просто стыд и срам:

Затем ли разум нам дала Природа,

Чтоб верить россказням такого рода?

Но будет! Поразмыслим-ка с тобой,

Как время нам убить до вашей встречи,

Пока Крессида не пришла домой, -

Хоть знаю, этот день уж недалече,

А там пойдут у вас иные речи...

Ну, подымайся! Дурь свою забудь.

Не лучше ль нам заняться чем-нибудь?

Припомним жизнь вольготную, что прежде

С тобою мы вели; поговорим

О радости грядущей и надежде, -

Увидишь сам, тоска твоя как дым

Растает, и мгновением одним

Все десять дней представятся, тем боле,

Что славно скоротать их – в нашей воле.

Теперь у многих гости да пиры:

Ведь перемирье! Вот и нам не худо

Поехать поразвлечься до поры

Хоть к Сарпедону. Дом его отсюда

Всего лишь в миле. Погостим, покуда

Твой срок не выйдет. Там, среди друзей,

Глядишь, и время побежит резвей.

Будь молодцом, вставай-ка! Много ль чести -

Валяться в спальне, двери затворя?

Дня не пройдет, как разнесутся вести

По городу, что младший сын царя

Больным сказался, видно, мол, не зря:

Что трусит он, с врагом боится схватки, -

Ведь люди-то до сплетен ох как падки!"

– "Ах, братец, – рек царевич, – мудрено ль,

Что стонов я и слез унять не в силах?

Лишь те, кто сам изведал эту боль,

Кто страждал всей душой, всей кровью в жилах,

Кто света не видал вдали от милых,

Меня поймут! Я всех лишился благ:

Источник всех отрад моих иссяк!

Но встать, наперекор зловредным слухам,

Намерен я и немощь побороть

Так скоро, как смогу собраться с духом.

Да поторопит ради нас Господь

Заветный день! Душа моя и плоть

Истомлены: как мая жаждут птицы,

Так я прихода жду моей царицы!

Зовешь ты в гости ехать – но к кому ж?" -

Спросил и приподнялся он со стоном.

"Да к Сарпедону. Он достойный муж,

И роду царского, и в дружбе с троном,

Притом весьма богат – чего ж еще нам?"

С ним согласился принц, и наконец

Они вдвоем покинули дворец.

Своей не посрамил пред ними славы

Радушный Сарпедон, и за столом

Все мыслимые яства и приправы

В избытке подавались день за днем.

Твердили долго в городе потом,

Что, мол, никто от сотворенья мира

Не задавал великолепней пира.

Музыка там лилась, ни на момент

Не преставая: право же, едва ли

Сыскался бы на свете инструмент,

Чьи струны или трели не звучали

У Сарпедона в пиршественной зале!

И множество пригожих юных дам,

Взор услаждая, танцевали там.

Но что царевичу с его тоскою

До радостей чужих? Уж таковы

Влюбленные: душа его одною

Крессидою полна, из головы

Нейдет она, в глазах стоит! Увы,

Ни лакомства, ни редкостные вина

Приамова не утешают сына.

На дам нарядных глядя, все о ней

Томится, всюду видит он Крессиду;

Чуть музыканты грянут веселей -

Свою лишь растравляет он обиду,

Один средь всех! И мнится Приамиду:

Уж коли госпожи с ним рядом нет,

Здесь никому плясать и петь не след.

То, скрывшись от ушей чужих и взглядов

В покое дальнем и замкнувши дверь,

"Любовь моя! – взывал он, – труд сей адов

Свершу я и дождусь тебя, поверь!

Но где ты, свет мой? Что с тобой теперь?"

Бедняга, так ли он еще восплачет,

Когда его Фортуна околпачит!

То старую записку иль письмо,

Достав, он перечитывал с оглядкой -

И все, что было, в памяти само

Вдруг оживало. Всю ее украдкой

Он представлял, терзаясь мукой сладкой...

Так вытерпев четыре дня, Троил

Пощады у Панд ара запросил.

"Поедем, друг! Пора нам, в самом деле,

Убраться подобру, – взмолился он. -

Сдается мне, что мы уж надоели

Хозяевам и славный Сарпедон

Не нынче-завтра выставит нас вон.

Поедем! Говорю тебе по чести,

Невмочь мне оставаться в этом месте".

– "Помилуй, – возразил ему Пандар, -

Куда спешить? На что это похоже -

Сорваться и бежать как на пожар

От любящего друга! Вон из кожи

Он лез, чтоб угодить нам, – хорошо же

Отплатишь ты ему за стол и кров:

Приехал, повздыхал – и был таков!

Сам посуди, сколь это неучтиво:

Неделю прогостить пообещав,

По прихоти минутной, всем на диво,

Отбыть в разгар веселья и забав.

Все скажут, что у принца скверный нрав.

Уж погоди три дня, будь верен слову -

А там и уберемся поздорову".

Насилу смог Пандар на пару дней

Отъезд отсрочить. Только миновала

Неделя – принц велел седлать коней,

С хозяином простясь как подобало,

И тронулись. Дорогой полегчало

Троилу, лишь один издал он вздох:

"А вдруг она уж дома? Дай-то Бог!"

И засвистал на радостях как птица.

Пандар подумал: "Дома? Черта с два.

Не скоро ей удастся воротиться!

Но пусть-ка поостынет он сперва

Да отойдет. Подкладывать дрова

В горящую солому – нет уж, дудки!"

А вслух при этом отпускал он шутки.

Так ободрял Троила верный друг

До самого дворца владыки Трои.

Вот спешились они, услали слуг

И поднялись к царевичу в покои.

И там, пока не смерклось, эти двое

Всё о Крессиде разговор вели -

И наконец, поужинав, легли.

75 К рассвету принц успел уж пробудиться

От сна и, нетерпеньем одержим,

Поехать к дому, где жила вдовица,

Пандара умоляет вместе с ним:

"Ах, братец, ради Бога, поспешим!

Пусть даже мы хозяйку не застанем -

Так хоть на дом, столь милый сердцу, взглянем!"

Сославшись тут на спешные дела

И свиту отпустив, с одним Пандаром

Он едет к дому, где она жила.

Увы, надежды все пропали даром!

И, пошатнувшись, будто бы ударом

Сраженный в сердце, видит Приамид,

Что дом снаружи наглухо закрыт.

При виде поперечных перекладин,

Что ставни загораживали в ряд,

Он так недвижен сделался и хладен -

Внезапной стужей словно бы объят.

И вдруг, коня пришпорив, наугад

Понесся прочь, пути не разбирая,

Как будто от погони удирая.

И он шептал: "О дом! О милый дом!

О храм мой, что с тобою сотворилось?

Пустой фонарь с погашенным огнем!

Где свет сиял – там темень воцарилась.

О, горе нам! Зачем, скажи на милость,

Не рухнул ты? Зачем не умер я?

Обоим без нее нам нет житья!

О дом, когда-то солнцем озаренный,

Вместилище бесчисленных услад,

Дворец, покинутый и разоренный,

Прощай, в несчастье мой названый брат!

О храм без божества! Я был бы рад

Лобзать твои окованные двери -

Когда б я был один, по крайней мере".

80 тут на Пандара взор он обратил,

Попридержал коня, чтоб ехать дале

С ним обок, и, собрав остаток сил,

Поведал другу о своей печали

Всё заново; и лик его вначале

Так бледен был, а голос тих и слаб,

Что даже камень жалость проняла б.

81 Так ехали вперед они без цели,

Всё по знакомым улицам кружа,

Как вдруг воспоминанья одолели

Царевича: «Вон дом, где госпожа

На празднике плясала! – весь дрожа,

Воскликнул он, – а вон и храм Паллады:

Впервые там скрестились наши взгляды!

Вон там она в кругу знакомых дам

Резвилась: как недавно это было!

Я смех ее впервые слышал там.

А здесь она мне в шутку пригрозила:

"Смотри не разлюби!" – и этак мило

Взглянула на меня: тот ясный взор

Я в сердце ощущаю до сих пор.

Здесь пенью госпожи моей прилежно

Внимал я: этот дом я узнаю.

А что за голос! Он звенел так нежно,

Журчал подобно чистому ручью.

Что за напев! Я точно был в раю...

А там.она в награду за служенье

Явила мне свое расположенье. -

И он воззвал: – Амур! Властитель мой!

Зачем Троилу снова шлешь страданья?

Про то, как на меня ты шел войной,

Уж верно, будут сложены преданья.

Вассал поверженный, исправно дань я

Плачу с тех пор; иль гнев твой не утих?

Иль сам ты губишь подданных своих?

Помилуй, государь! Твой гнев жестокий

Изведал я сполна – и навсегда

Усвоил, господин, твои уроки.

О сжалься! велика моя нужда.

Вовек неколебима и тверда

Моя пребудет вера – лишь Крессиду

Ты возврати пораньше Приамиду!

Тоскою той же грудь наполни ей,

Что днесь меня терзает исступленно, -

Тогда она вернется поскорей!

Не будь суров, Амур, с потомком трона

Приамова, как некогда Юнона

Наследников Фиванского царя

Не пощадила, зло им сотворя».

Вот место, где Крессида из Пергама

В то утро выезжала. У ворот

Остановился принц и стал упрямо

Вдоль заграждений ездить взад-вперед.

"Вон та дорога, – думал он, – ведет

Из города; по ней же, вероятно,

Любовь моя воротится обратно.

Вон до того холма не я ли сам

Крессиду провожал? За рощей тою

С ней распрощался я – о, горе нам! -

И в тот же вечер воротился в Трою.

Вовек теперь отрады и покою

Не ведать мне, доколе госпожу

За поворотом вновь не разгляжу!"

Так час за часом проводил он время

И мнил порой, что тает на глазах,

Что стан его сгибает скорби бремя

И у людей одно лишь на устах:

Как он переменился и зачах.

(Что было, впрочем, лишь воображеньем -

Ума меланхолическим броженьем.)

То шепот чудится ему, то вздох -

Как будто вправду всякому невежде

Есть дело до него: "А принц-то плох!

Совсем уж не жилец – не то что прежде!"

Так, от отчаянья опять к надежде

Переходя, провел он день иль два

До срока, что назначила вдова.

По временам, нуждаясь в развлеченье,

Слагал он песни о своей тоске,

Желанное в том видя облегченье.

Не раз, в укромном скрывшись уголке

И наспех подобрав строку к строке,

Пускался петь он о своей печали;

Образчик песни привожу я дале.

Песнь Троила.

"О госпожа! Звезда моя в ночи!

Протянешь ли из дальнего далека

Свои мне путеводные лучи?

Не медли сверх назначенного срока!

Во мгле мой челн стремится одиноко

К погибели! Уже Харибды пасть

Разверзлась... о, не дай же мне пропасть!"

Едва допев, он принимался снова

Вздыхать, с тоской своей наедине,

Иль дожидался времени ночного

И все терзанья поверял Луне,

Чей светлый лик он созерцал в окне,

И ей шептал: "Придет моя царица,

Как только юный месяц народится.

Пред тем как с ней простились мы, твой серп

Состариться успел. Вокруг вселенной

Плывя в ночи, идешь ты на ущерб;

Когда же завершится перемена -

Я счастлив буду снова. О Селена,

Поторопись, не мешкай на пути

И новенькие рожки отрасти!"

В те дни и ночи время для Троила

Едва ползло, и мнил не в шутку он,

Что солнце прежний путь свой удлинило

И дольше озаряет небосклон,

Чем должно, – или это Фаэтон

Воскрес и неумелою десницей

Не сладит вновь с отцовской колесницей.

Порой, на крепостной взошедши вал,

Ахейцев стан он озирал часами

И сам с собой при этом толковал:

"Вон там, за теми дальними шатрами,

Любовь моя тоскует о Пергаме.

И самый воздух в этой стороне

Мне отчего-то сладостен вдвойне.

Должно быть, это милой воздыханья

Доносятся сюда издалека

С летучим свежим ветром, чье дыханье

Щеки моей касается слегка.

Да, так и есть! Я в шуме ветерка

Рыданий горьких различаю звуки:

То госпожа моя скорбит в разлуке".

Так минул день девятый; вслед за днем

Прошла и ночь. Царевич в ожиданье.

Пандар меж тем всечасно был при нем

И, облегчить стремясь его страданья,

Надежду в нем на близкое свиданье

Поддерживал и уверял как мог,

Что госпожа его вернется в срок.

Тем временем злосчастная вдовица

Во вражьем стане, средь немногих жен,

Вздыхать не преставала и томиться:

"Куда ни глянь – беда со всех сторон.

Уж лучше смерть! И вправду не резон

Мне дальше жить. Зачем я не сумела

Предугадать, как обернется дело?

Отец не пустит, сколько я ни тщусь,

Меня назад: я у него во власти.

Когда же в срок домой не ворочусь,

Сочтет мой милый, что для новой страсти

Его забыла я... Кругом напасти,

И как ни поверни, спасенья нет.

Зачем я только родилась на свет?

А если ночью, лагерь их проклятый

Покинув, я отважусь на побег

И буду схвачена как соглядатай?

Или какой-нибудь негодный грек

Мной завладеть захочет – и навек

Погубит неповинную Крессиду?

Возможно ли такую снесть обиду?"

От сих терзаний сделалась вдова

Лицом бледна и телом исхудала.

По целым дням, от горя чуть жива,

На стены Трои бедная взирала,

Где дом ее остался. Слез немало

Ночами также пролила она,

Безмерного отчаянья полна.

О царском сыне воздыхая тяжко,

Сто раз на дню достоинства его

Перебирала в памяти бедняжка,

И что он говорил, и каково

При том глядел, и все до одного

Свиданья их и речи – всё до слова,

И сердце в ней огнем пылало снова.

При виде слез, что сутки напролет

Несчастная лила не преставая,

Никто б не устоял: кремень и тот

Заплакал бы! Притом, вдова младая

Ни с кем, средь чужестранцев пребывая,

Не смела скорби разделить своей -

И тем тяжеле приходилось ей.

На стены Трои в неприступных башнях,

На храмы и дворцы взирав с тоской,

В обитель нег и радостей вчерашних

Она стремилась, потеряв покой,

И жалобно стенала день-деньской:

"О где ты, мой Троил? Чем занят ныне?

Еще ль ты помнишь о своей рабыне?

О, если бы я речам вняла твоим

И скрылась бы с тобой, не знав печали!

Все пересуды – вздор, коль мной любим

Такой достойный муж! И впрямь, едва ли

Меня б за это строго порицали.

Но поздно сетовать! Упущен срок:

Покойнику в лекарствах что за прок?

Увы! Что натворила я? Три ока

У здравомыслия: из них одно

Событья в настоящем зрит широко,

Второму зреть прошедшее дано;

А третьим, что вперед обращено,

Грядущего провидеть не смогла я -

За что судьба и выпала мне злая.

Но будь что будет! Завтра же тайком,

Дождавшись только времени ночного,

Отсюда выберусь – и прямиком

Отправлюсь к милому; а с ним готова

Хоть на край света я! Суда людского

Страшиться ль нам? Завистны люди сплошь:

Чужое счастье им – что острый нож.

Довольно печься нам о чьем-то мненье!

Всем угождать – не оберешься бед:

Что у одних встречает одобренье -

Другими почитается за вред.

До этих и до тех мне дела нет!

Дорогу видя к собственному благу,

Впредь от нее не отступлю ни шагу".

но Итак, вдова решилась не шутя

Соединиться с милым, честь по чести.

И что ж? Увы! Два месяца спустя

Ее застанем мы все в том же месте,

А царский сын со всею Троей вместе

Забыт и выброшен из головы!

Пред тем событья были таковы.

Тидеев сын, рекомый Диомедом,

Давно уже поладить был не прочь

С Крессидою – лишь был бы способ ведом

Заполучить ему Калхаса дочь.

И голову ломал он день и ночь:

С какой приманкою раскинуть сети

Для рыбки, что имел он на примете.

Хотя и полагал он, что у ней,

Уж верно, есть возлюбленный в Пергаме, -

Иначе почему б за столько дней

Ни разу молодой, пригожей даме

Не рассмеяться? посудите сами! -

Но все-таки, в надежде на успех,

Решил он, что попробовать не грех.

То мнилось вдруг ему, что неудачей

Сия затея кончиться должна:

"Безумец я, – ворчал он, – не иначе!

У ней другой на сердце; с ним она

Насильно, может быть, разлучена, -

Недаром сказано в одном трактате:

Где скорбь гнездится, там любовь некстати.

А впрочем, отобрать сей нежный цвет

У малого, по ком она столь тяжко

Вздыхает, – вот победа из побед!

Нет, будь что будет: попадется ль пташка

В мои силки, случится ли промашка -

Я счастья попытаю, ей-же-ей,

Ни сил не пожалею, ни речей!"

Был Диомед могуч и крепок телом,

В кости широк, в бою неукротим,

Громкоголос, упрям, суров – и в целом

С царем Тидеем схож, отцом своим.

Притом хвастун (водился грех за ним),

Наследник Аргоса и Калидона, -

Так писано о нем во время оно.

Крессида росту среднего была,

Но так стройна в простом своем наряде,

Лицом и всей повадкой так мила,

Что краше не сыскать! Густые пряди

Своих волос она сплетала сзади

В одну златую косу – диво див, -

Блестящей нитью ловко перевив.

Лишь брови, сросшиеся посередке -

То был у ней единственный изъян.

А взор ее очей, спокойно-кроткий,

Был точно райским светом осиян.

Коль верить описаньям горожан

Тех давних лет, – сама Любовь, казалось,

С красою в ней за первенство сражалась.

Она была разумна и добра,

Обучена всему, в речах учтива,

Скромна, и сердобольна, и щедра,

Притом резва и весела на диво,

И лишь порой не в меру боязлива.

Но сколько ей в ту пору было лет -

Про то ни слова в летописях нет.

Троил же принц и ростом взял, и статью,

Сложеньем соразмерным и лицом:

Все совершенно было в нем! Меж знатью

Троянской слыл не зря он удальцом.

Собой прекрасен, молод, и притом

Отважней льва и духом тверже стали -

Достойней мужа в мире не видали!

И автор мой, чью повесть в меру сил

Для вас перелагаю, пишет то же:

Что прочих рыцарей превосходил

Царевич и в бою не ведал дрожи.

Хоть вздумай исполин, с горою схожий,

Сразиться с ним – и этого б Троил

Отвагой дерзкой в бегство обратил.

Однако же вернемся к Диомеду:

В десятый день Крессидиных скорбей

В шатер Калхаса, как сосед к соседу,

Взошел он, утра майского свежей,

Чтоб у жреца (так он поведал ей)

Совета испросить. На самом деле

Совсем иной достичь хотел он цели.

Крессида гостю предложила сесть

С собою рядом и велела слугам

Вина подать и сладостей принесть;

С ним разговор затем, как с добрым другом,

Учтивый завела: таким досугом

Куда как был доволен Диомед!

Я суть перескажу вам их бесед.

Сперва лихие вспомнил он сраженья,

Героев той и этой стороны,

И пожелал Крессиды слышать мненье

По поводу осады и войны.

Затем спросил, не кажутся ль чудны

Ей греки: разговоры их и нравы,

Обычаи, наряды и забавы.

Еще спросил он, отчего Калхас

Не сыщет ей достойного супруга.

Крессиде, что доселе ни на час

Сердечного не забывала друга,

От сих расспросов приходилось туго.

Бедняжка отвечала как могла,

Куда ж он клонит – в толк и не взяла.

Здесь, осмелев, промолвил сын Тидея:

"Благоволите выслушать меня,

О госпожа! Ни разу и нигде я -

С тех самых пор, как в первом свете дня

Повел за повод вашего коня, -

Не видел вас иначе как в печали

(Чем вы меня безмерно удручали).

Отсюда, впрочем, заключить я смог,

Что сердце ваше в непокорной Трое

Осталось, кем-то взятое в залог.

Меня ж сие задело за живое:

Я б не желал, чтоб вы, лишась покоя,

Хоть об одном из этих бедолаг

Слезинку уронили, скорби в знак.

Что ваш Пергам? Обширная темница!

Он осажден и сгинуть обречен.

И всякий, кто в стенах его томится,

Живым оттоль не выйдет нипочем:

Будь он хоть первым в свете богачом

И пожелай спастись – ни власть, ни злато

Тут не помогут! Всех их ждет расплата.

За честь Елены, лучшей среди жен,

Троянцы нам ответят! Не спасется

Никто: надежно город окружен,

Все сгинут – от раба до полководца.

От нашей мести Тартар содрогнется!

Пусть видят все, какая ждет напасть

Тех, кто у нас цариц посмеет красть!