Текст книги "Троил и Крессида"

Автор книги: Джеффри Чосер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Книга третья.

Пролог.

Пресветлая богиня, в третьей сфере

Царящая! Владычица сердец!

К тебе, Юпитера любезной дщери,

Смиренный обращается певец:

Благословен вовеки твой венец,

Что источает свет животворящий,

В любви отраду смертному дарящий!

На небесах, в пучине ли морской -

Ты властвуешь повсюду во вселенной:

Зверь, птица, рыба, древо, род людской

Твоей покорны воле неизменной,

И сам Всевышний нам любви нетленной

Пример являет ныне, как и встарь,

И чтит закон любовный всяка тварь.

Не ты ль порой в Юпитера вселяла

К земным красавицам слепую страсть?

Владыку-громовержца заставляла

Не ты ль, богиня, чья безмерна власть,

То ликовать, то злой свой жребий клясть,

Безумствовать и, позабыв приличья,

Неслыханные принимать обличья?

Гневливый Марс был усмирен тобой;

Ты отвращаешь души от порока,

И добр и храбр становится любой,

В чьем сердце пламень твой горит высоко;

По прихоти твоей в мгновенье ока

Бог, смертный, царь иль раб – кто б ни был он -

Утешен будет и преображен.

Очаг и трон храня от разрушенья,

Питая всякий дружеский союз,

Ты ведаешь сокрытые движенья

Всех душ, все странности любовных уз:

Зачем у нас порой столь разный вкус,

И этот любит ту, а та – другого,

Кому везет, а кто-то без улова?

Закон твой нерушим, о госпожа,

И горе, кто ему не покорится!

Но я, влюбленным ревностно служа,

А стало быть, о светлая царица,

Служа тебе, – я должен изощриться

И описать хоть небольшую часть

Твоих щедрот, чья несравненна сласть.

Даруй на то уменья мне, богиня,

И грудь наполни радостью живой!

Тебя я также призываю ныне,

О муза Каллиопа! Голос твой

Возвысь со мною купно и воспой

Блаженство, коим юного Троила

Венера за усердье наградила.

Ну, что наш принц? Он вовсе изнемог!

Один в покоях, бледный, исхудалый,

Лежит и про себя твердит урок:

Что скажет он Крессиде? Бедный малый!

"Начну вот так... – он шепчет, – нет, пожалуй,

Начну иначе ... этак, может быть?

Нет, лучше так. О, только б не забыть!"

И вот шаги уж близко: путь недолог,

И громко у царевича в груди

Забилось сердце... Тут, отдернув полог,

Пандар воскликнул: "Друг мой, погляди,

Кого привел я! – Ближе подойди,

Племянница, – и со слезой во взоре

Примолвил: вот она, причина хвори!"

Тут испустил царевич горький вздох

И голосом чуть слышным вопросил их:

"Кто там стоит? Я болен, видит Бог!

В очах темно от этих мук постылых..."

– "Принц, это мы с Пандаром". – "О! не в силах

Я пред тобой, любовь моя, хотя б

Колени преклонить: я слишком слаб".

И встать потщился – но она ладони

Вмиг опустила на плечи ему

И молвила: "Подобных церемоний,

Мой господин, от вас я не приму:

Я благодарна вам как своему

Заступнику (за дерзость не взыщите)

И о дальнейшей вас молю защите".

Смиренную Крессиды слыша речь,

Внезапной радостью объятый снова,

Принц дал бы голову себе отсечь

Скорей, чем вымолвил в ответ хоть слово:

Бедняга краской залился багровой

И все, что вытвердил пред этим он,

Из памяти вдруг вылетело вон!

Крессида тотчас поняла, в чем дело,

Любви к нему чрез то не умалив:

По ней, пусть лучше держится несмело,

Лишь не был бы он дерзок и болтлив.

Вот снова принц, почуяв сил прилив,

Заговорил; мне разговор сей ведом -

Не зря за автором влекусь я следом.

Итак, дрожащим голосом, и сам

Дрожа как лист, краснея и бледнея,

Не веря в страхе собственным устам,

Воззвал он к милой, глаз поднять не смея.

И что ж сказал он ей? Или, вернее,

Что простонал, от робости дрожа?

Три слова лишь: "О сжалься, госпожа!"

Затем, передохнув еще немного,

Он молвил, трепет силясь побороть:

"Я твой навеки! Призываю Бога

В свидетели: душа моя и плоть -

Твои, пока не взял меня Господь.

Нет, я не жалуюсь! Но мудрено ли,

Что стражду я от непрестанной боли?

Когда же, о нежнейшая из жен,

Тебе мое признанье не по нраву, -

То, сам на смерть собою осужден,

Охотно я умру любви во славу:

Ведь жизнь моя принадлежит по праву

Тебе! Излил я сердце пред тобой -

Теперь легко смириться мне с судьбой".

К сей мужественной скорби состраданьем

Кремень и тот проникнуться бы смог!

Пандар давно уж волю дал рыданьям

И повторял, Крессиду тыча в бок:

"Жестокая! Его мучений срок

Ты продлеваешь! Сжалься – иль отказом

Убей на месте нас обоих разом!"

– "Но что должна я сделать? Не пойму,

Чего вы от меня хотите, дядя?"

– "Чего хочу? Чтоб не дала ему

Ты умереть! – воскликнул тот в досаде.

– "Коль так, – вздохнула, на Троила глядя,

Вдовица, – растолкуйте мне, мой друг,

Чем облегчить могу я ваш недуг?"

– "Растолковать? Души моей отрада,

Чистейший светоч! Только об одном

Прошу – иных мне милостей не надо -

Чтоб глаз твоих лучи своим теплом

Меня порой касались! Я ж во всем,

Коль разрешишь, слуга твой буду вечный,

Столь бескорыстный, сколь и безупречный.

Твое лишь одобренье, госпожа,

Наградою мне будет за старанье;

Когда же согрешу, тебе служа,

Иль твой запрет нарушу, – то заране

Готов я смерть принять за ослушанье!

Один закон мне будет – твой приказ:

Располагай же мной во всякий час.

О, буду я – лишь дай на то согласье -

Смиреннейшим, усерднейшим из слуг:

Любой каприз исполнить в одночасье

Почту за честь! На север иль на юг

Помчусь по знаку! Вот как мой недуг

Ты можешь облегчить: что, трудно ль это?

Я все растолковал и жду ответа".

– "Ну, что же ты молчишь! – вскричал Пандар, -

Скажи ему, что ты не соизволишь

Взять от него столь неподобный дар:

Несчастный предлагает ей всего лишь

Себя в рабы! Но нет, не приневолишь

Гордячку... О, зачем я не Зевес!

Я громом бы сразил тебя с небес!"

На то Крессида, не смутясь нимало,

Усмешливый оборотила взгляд

На дядю и, помедлив, отвечала:

"Коль перемены эти не сулят

Бесчестья мне – не вижу я преград

К тому, чтобы принять, из уваженья,

Достойного Троила предложенье.

Коль моего доверья никогда

Он не обманет в приступе гордыни

И честь мою от всякого вреда

Обережет, как берегут святыны, -

Клянусь душой, что с радостью отныне

Ему я буду верный, нежный друг.

Не плачьте, дядюшка! Довольно мук.

Но вас, мой милый принц, должна сначала

Я упредить: хоть ваш и славен род,

В любви не больше царствовать пристало

Вам надо мною, чем наоборот;

Я обходиться с вами наперед

Намерена, как подобает с другом:

Ласкать и распекать вас по заслугам.

Но прежде, рыцарь мой, пускай опять

К вам силы возвратятся, всем на радость.

Я ж постараюсь нежностью воздать

За все мученья ваши, дабы сладость

Пришла на смену горечи, и младость

Воспряла снова!" – и, сказавши так,

Его поцеловала, дружбы в знак.

Пандар немедля рухнул на колени:

"Хвала тебе, великий Купидон,

За то, что не презрел моих молений! -

Воздевши к небу длани, крикнул он, -

О, торжествуй, Венера! Что за звон

Мне чудится? Не сами по себе ли

Колокола на радостях запели?

Но тише! уж наверное, теперь

Прочли письмо Елена с Деифобом

И к нам идут. . Племянница, поверь -

И ты, Троил, с горячкой и ознобом

Когда покончишь, – юным двум особам

Мой дом открыт, и сможете вы там

Наговориться всласть; я знак подам.

Тогда-то мы и поглядим, который

Из вас двоих искуснее в речах

Любовных; о, тогда на разговоры

Вам времени достанет! Да и страх

Пройдет, лишь ты до срока б не зачах!"

– "Когда же срок?" – вздохнул чуть слышным эхом

Троил; но тот лишь разразился смехом.

Здесь воротился в спальню Деифоб

И с ним Елена с жалостью во взоре;

Со стоном руку положил на лоб

Царевич, о своей припомнив хвори;

Пандар же, подозвав Крессиду, вскоре

Сказал: "Пора, племянница! Пойдем.

Благодари хозяев за прием".

Та всех троих с учтивостью отменной

За честь благодарила – и, в ответ

Отдав поклоны, Деифоб с Еленой

Глядели с одобреньем ей вослед;

И сделавшись предметом их бесед,

Ее краса, и ум, и обхожденье -

Все вызвало похвальные сужденья.

Итак, вдова направилась домой.

Троил же, проглядев письмо, над коим

В саду трудились брат его с сестрой,

И выразив признательность обоим,

Вдруг насладиться пожелал покоем:

Его, сказал он, что-то клонит в сон,

От разговоров утомился он.

Страдальца тут облобызав, царица

Отправилась к себе; ушел и брат.

Настал черед Пандару воротиться -

И молнией примчался он назад

И до полнбчи был куда как рад

Больного болтовнёю тешить, лежа

На тюфяке соломенном у ложа.

Когда ж, замкнувши двери и врата,

Все во дворце уж третий сон глядели

И воцарилась тишь и темнота, -

Пандар, к царевичу на край постели

Присевши, разговор завел о деле

И говорил без шуток в этот раз;

Я речь его перескажу для вас.

«Мой добрый господин и брат бесценный! -

Так начал он, – с тех пор, как ты весной,

Любви злочастной мученик смиренный,

Метался в лихорадке затяжной, -

Я сам от горя потерял покой

И не жалел ни силы, ни уменья,

Стремясь твое приблизить исцеленье.

И вот, как видишь, дело до конца

Почти довел я, потрудясь немало.

Сие не для похвального словца

Я говорю; мне хвастать не пристало:

Служа тебе, я с самого начала

Повел, увы, постыдную игру,

Какая самому не по нутру.

Для одного тебя, впервые в жизни,

Я расстарался наподобье тех,

Кто, справедливой предан укоризне,

К мужчинам водит женщин для утех!

Племяннице моей неведом грех;

И я подстроил так, что положилась

Она вполне на честь твою и милость.

Не о своей корысти, видит Бог,

Я пекся, помышлял не о награде -

Лишь о тебе: ты был совсем уж плох

И муку смертную таил во взгляде.

Но брат мой, умоляю, Бога ради,

Будь скромен: имя доброе вдовы

От ненасытной береги молвы!

Крессида строгостью и чистотою

Известна всем; досель ничей упрек

Ей не грозил: она слыла святою!

О горе мне! Ужели я обрек

Бедняжку на позор? и как я мог?

Ей ближайший родич – о Создатель! -

Я обошелся с нею как предатель.

Не я ль толкнул ее на этот путь,

Внушив, что всякую твою причуду

Исполнить не зазорно ей ничуть?

Едва о том прознав, меня повсюду

Ославят за коварство, как Иуду,

Несчастную навеки погубя!

Не много проку в том и для тебя.

Вот потому-то я в такой опаске

И не решусь на следующий шаг,

Не остерегши прежде от огласки

Тебя, доколь ты сам себе не враг.

Нас может погубить любой пустяк!

Прости, что повторяюсь я, но тайна

Важна в подобном деле чрезвычайно.

И впрямь немалый происходит вред

От болтовни иль хвастовства пустого:

Из книг мы знаем, сколько тяжких бед

Влечет беспечно брошенное слово;

И мудрые предания былого

Нас учат, и присловья прежних дней:

"Уменье промолчать – всего важней!"

Когда бы время я имел в достатке -

Хоть сто историй вспомнил бы подряд

Про хвастунов, чьи скверные повадки

Губительны для дам! Но, милый брат,

Ты знаешь сам, что люди говорят

О болтунах: пусть болтовня их даже

Правдива – всё порока нету гаже!

Немудрено, что длинным языкам

Все шлют проклятья. Не по их вине ли

Судьбу кляли десятки нежных дам

И сотни дев цветущих сожалели,

Что родились на свет? Когда ж на деле

Их болтовню проверить труд возьмешь -

Сейчас и видно: правды в ней на грош!

И впрямь, хвастун да лжец – одно и то же.

Вот, скажем, я кого-то полюбил,

Дав клятву той, что сердцу всех дороже,

Любовь свою таить; и все ж не скрыл

От двух иль трех друзей, что я ей мил.

Я, стало быть, хвастун – и лжец при этом:

Ведь ей солгал я, поступясь обетом!

А как назвать прикажешь болтуна,

Что всюду имя разглашает милой

И чванится успехом, хоть она

Его ничем пока не отличила

И знать его не знает! Сколь постыла

Мне эта спесь, присущая лгунам!

Не зря страшатся дамы верить нам.

Не о тебе, мой друг, само собою,

Веду я речь: ты вовсе не таков;

Да ведь не грех и людям с головою

Мотать на ус оплошки дураков.

Уж кто разумен – тот не пустослов,

Такого дамы выберут из сотни

И доверяют им всего охотней.

Смотри же, хорошенько затверди,

Что я сказал, и не печалься боле:

Отныне все худое позади,

Пандар с тобой, твоей послушен воле

И послужить готов тебе, доколе

Заветные не сбудутся мечты

И будет все, как пожелаешь ты.

Тебе пособничать берусь я смело,

Ведь от тебя ей не грозит урон.

Ваш договор составлен: это дело!

Настанет день – и будет он скреплен.

Прощай! меня смертельно клонит в сон.

Коль ты в раю – замолви там словечко:

Пускай и мне приберегут местечко".

И он зевнул. Но что же наш Троил?

Мой стих не передаст и слабой тени

Той радости, какую ощутил

Царевич после пылких заверений

Пандаровых... Стенанья, вздохи, пени

Забыты вмиг! Растаяла как дым

Вся боль, какой он прежде был томим.

И как с ветвей последний сходит иней

И роща, что казалась неживой,

От майской пробуждается теплыни

И свежей одевается листвой, -

Так этой новой радости с лихвой

Достало и для нашего героя,

И нет его счастливей в целой Трое!

Поднявши на Пандара ясный взгляд,

"Друг, – молвил он, – ты помнишь, как в апреле,

Любовной лихорадкою объят,

Лежал я полумертвый на постели,

И ты вошел – и, помнишь, еле-еле

Сумел дознаться, что же за недуг

Меня томит и жжет, – не так ли, друг?

Когда ты передо мной взмолился в сотый,

Должно быть, раз – тебе лишь одному

Открылся я, хотя и с неохотой,

Как другу – нет, как брату своему!

Неужто грех я на душу возьму

И повод дам к молве, до слухов падкой?

Я и теперь-то говорю с оглядкой!

И все ж готов поклясться я Творцом,

Что не заставит никакая сила

Меня обмолвиться хотя б словцом

О том, что сказано меж нами было,

Иль пусть меня пронзит копье Ахилла!

Клянусь: ни слова, никогда, ни с кем;

Живи я вечно – вечно буду нем.

А ежели дерзну проговориться -

Да станет кровом до скончанья дней

Мне Агамемнона-царя темница,

Где черви, смрад и скорбный звон цепей!

И клятвою торжественной своей

Готов поклясться я перед богами -

С утра, поочередно в каждом храме.

О мой Панд ар! Я у тебя в долгу

И доброты твоей не позабуду

До самой смерти. За тебя могу

Стократ я жизнь отдать; всегда и всюду

Тебе рабом отныне верным буду,

Хоть знаю: сколько б ни осталось жить,

Всё службы мне твоей не отслужить.

К тому ж, поверь, я не такой негодник

И не безумец, хоть бываю глуп,

Чтоб выдумать, что ты, мол, гнусный сводник

И сверх того еще корыстолюб!

Все это сущий вздор; да и кому б

На ум взбрело постыдной счесть услугу,

Какую друг оказывает другу?

Допустим, кто берет за это мзду -

Тому пристало называться сводней;

Но кто для друга тяжкому труду,

Как ты, предастся волею Господней -

Что может быть на свете благородней?

Хоть результаты схожи, спору нет,

Но побужденья путать нам не след.

Я доказать берусь, что драгоценна

Услуга мне твоя и не в укор:

Скажи – Кассандра или Поликсена

Тебе по вкусу из моих сестер?

Иль, может быть, Елену с давних пор

Облюбовал ты? Выбирай же смело!

Я для тебя улажу это дело.

Лишь не оставь, молю тебя, и впредь

Несчастного Троила без подмоги:

Уж коли ты не дал мне умереть -

Спасенного не брось на полдороге!

А там, круты ли тропы иль пологи,

Шагать послушно следом я готов...

Спокойной ночи, брат мой! Сладких снов".

И с тем, довольные, заснули оба.

Наутро ждали каждого дела,

И встав, они расстались; но учеба

Пандарова впустую не прошла:

Царевич юный, как его ни жгла

Страсть обнадеженная – все ж ни разу

Себя не выдал, следуя наказу.

Порывы нетерпенья он в узде

С мужскою твердостью держал отныне -

Да так, что распознать никто, нигде

Влюбленного не смог бы в царском сыне:

В нем не было как будто и в помине

Сердечной маеты; казалось, он

Покоен, как далекий небосклон.

В те дни, по заведенному укладу,

На поле брани он спешил с утра

И там во славу Марса до упаду

Сражался с греками; но вечера

И следом ночи – то была пора

Раздумий вечных: как бы изловчиться

И чем-нибудь пред милой отличиться.

Не поручусь при этом, что постель

Казалась очень мягкой бедолаге,

А также, что ни разу он досель

Не помышлял, своей дивясь отваге,

Ни о каком ином и высшем благе.

Мудреного не нахожу я тут:

Довольствоваться малым – тяжкий труд!

Все это время, сколько мне известно,

Они встречались, и во время встреч,

Коль было то возможно и уместно,

Друг с дружкой говорили; только речь

Все шла о том, как тайну оберечь,

Как нынче быть, как им держаться дале,

Да где сойтись, чтоб их не увидали.

К тому же приходилось им подчас

Так долго дожидаться встречи краткой,

Скрываться от чужих ушей и глаз,

Всего страшиться, делать все с оглядкой, -

Что каждый про себя мечтал украдкой,

Чтоб наконец Амур послал бы сам

Благое завершенье их трудам.

Однако столь умно и осторожно

Принц вел себя во время их бесед,

Ее оберегал он столь надежно

И всякое желанье иль запрет

Без слов умел понять, – что в ней, как цвет,

С отрадой запоздалою раскрылась

Любовь, которой так она дичилась.

С тех самых пор, короче говоря,

Царевича она боготворила;

И столько преуспел он, что не зря

По двадцать раз на дню благодарила

Богов она, что встретила Троила:

И то сказать, он был ей верный друг

И, сверх того, усерднейший из слуг.

По воле госпожи на дело скорый

И столь же осмотрительный притом,

Он представлялся прочною опорой,

От всех напастей крепким ей щитом;

И на Троила положась во всем,

Молвы она страшиться меньше стала -

Лишь ровно столько, сколько и пристало.

Пандар же все подкладывал дровец

В костер любовный: от одной к другому

Носил посланья, как простой гонец,

Служа исправно другу дорогому;

Когда же отлучался принц из дому -

К нему на поле брани прямиком

Летел Пандар с очередным листком.

Но не подумайте, что мне под силу

Исчислить каждый письменный обет,

И вздох, и взгляд, которыми Троилу

С ней обменяться удалось... О нет!

Для описанья труден сей предмет:

Дела влюбленных уследить легко ли?

А речи их и помыслы – тем боле.

К подобной же задаче непростой

И я не приступился бы из риска

Вас утомить: как пишет автор мой,

Троила и Крессиды переписка

Могла б занять полкниги или близко.

В свой сказ он, краткость мудрую храня,

Ее не вставил; что же взять с меня?

Но полно! Усомнится кто едва ли,

Что царский сын с Крессидой в эти дни

В довольстве и согласье пребывали;

И были б вовсе счастливы они,

Когда бы для любовной болтовни

Возможности почаще выпадали...

Теперь послушайте, что было дале.

Пандар, который все отдать был рад,

Чтоб друг его с прекрасною вдовицей

Сошлись наедине и без преград

Могли бы о любви наговориться

И за лишенья прежние сторицей

Воздать друг дружке, – наконец-то смог

Сыскать к тому и случай, и предлог.

Он в доме у себя с великим тщаньем

Все приготовил и устроил так,

Чтоб их беседам, встречам и прощаньям

Не помешал бы ни один пустяк;

Наш хлопотун продумал каждый шаг,

Чтоб не был им опасен соглядатай,

И ни с какой не посчитался тратой.

Все, впрочем, предвещало им успех:

Попутный ветер дул; все были глухи

И слепы; оставалось без помех

Разжечь огонь, пока поленья сухи

И кумушки не распустили слухи, -

Назначить день, условиться с вдовой

И залучить ее к себе домой.

Что до Троила, коему заране

Растолковал он дела существо, -

Тот заготовил также оправданье

На случай, если хватятся его

Под вечер или ночью; таково

Ему-де свыше было наущенье:

Свершить он должен жертвоприношенье -

И в храме Аполлона в ту же ночь

Услышать прорицание благое

От лавра вещего: когда, мол, прочь

Ахейцы уберутся из-под Трои

И нас оставят, наконец, в покое;

Но пред священным древом должен он

Предстать один: так хочет Аполлон.

Итак, у них все было наготове,

И в новолунье с самого утра

Пандар усердный, зря не пустословя,

Отправился поспешно со двора:

Хотя была ненастная пора,

Ко вдовушкину он пустился дому

По делу – мы уж знаем, по какому.

Прибыв на место, принялся сперва

Сам над собою отпускать он шутки,

Затем потребовал: пускай вдова

Клянется, не промедля ни минутки

(Он долго ждать не станет; нет уж, дудки!) -

Пускай она клянется наперед,

Что нынче с ним поужинать придет.

"Как, дядюшка! В такое-то ненастье?

Да я измокну!" – "Велика беда!

Племянница, должна ты дать согласье,

Иначе (он шепнул) я никогда

С вестями больше не приду сюда.

К чему артачиться, скажи на милость?"

И, повздыхав, Крессида согласилась.

Затем спросила: будет ли Троил

На ужине? – "О нет! В отъезде снова

Царевич; разве я не говорил?

Да если б он и был – что здесь дурного?

Уж моего ль вам опасаться крова?

Сто раз я предпочел бы умереть,

Чем дать подслушать вас иль подсмотреть".

Поверила ли юная вдовица

Тому, что принц в отъезде, или нет -

Про это в повести не говорится,

Смолчу и я, за автором вослед, -

Однако же, сочтя, что не во вред

Сия затея, обещалась к дяде

Прийти на ужин, послушанья ради.

Все ж дядюшку она остерегла,

Чтоб в гости он не звал кого попало:

Иной ведь умник спьяну иль со зла

Вообразит, чего и не бывало;

Она же, впрочем, с самого начала

Доверилась ему: коль он прибыть

На ужин просит – так тому и быть.

Здесь принялся он клясться и божиться,

Всех олимпийцев перебрав притом:

Мол, ежели худое что случится -

Во мрак Аида, где царит Плутон,

Да будет, как Тантал, низринут он!

Затем Пандар убрался восвояси;

Вдова же, помня об урочном часе,

Принарядилась, прихватила слуг

И к ужину явилась с Антигоной

И с дюжиной служанок и подруг.

Но кто, скажите, собственной персоной

Через окно в каморке потаенной

Взирал, ликуя, на прибытье дам?

Троил! он с ночи притаился там

И молча ждал, наученный Пандаром.

А тот Крессиду с почестями ввел

В свой дом, расцеловал с немалым жаром

И вскоре всю компанию за стол

Он усадил, как истый хлебосол.

Обильный ужин удался на славу,

И угощенье всем пришлось по нраву.

Затем, поднявшись, предались они

Невинным развлеченьям и беседам.

Пандар, как мог, старался для родни:

Он спел; вдова сыграла; был поведан

Какой-то древний сказ, известный дедам;

Но время шло, и дамы всей гурьбой

Засобирались наконец домой.

О небеса! О властный лик Фортуны!

Что наши замысли и что мечты?

Лишь ей одной покорен мир подлунный,

Она – пастух наш, мы – ее скоты...

У дяди прогостив до темноты,

Вдова ушла бы – но вмешался случай,

Подосланный Фортуною могучей.

В ту ночь стояла юная Луна

В созвездье Рака и вблизи Сатурна

С Юпитером; вдруг ливня пелена,

Обрушась наземь, зашумела бурно,

И дамам от испуга стало дурно.

Пандар с усмешкой молвил им: "Для вас,

Я погляжу, погодка в самый раз!

Племянница, когда хотя б немного

Меня ты любишь, будь же столь добра:

Доставь мне утешенье, ради Бога,

Под кровом сим останься до утра.

И что за спешка? Льет как из ведра!

Глаза б мои на это не глядели!

Да разве здесь не дом твой, в самом деле?"

– "А ведь и впрямь, погода такова, -

Подумала разумная вдовица, -

Что лучше, на учтивые слова

Поддавшись, поскорее согласиться,

Чем долго упираться и чиниться,

Чтоб нехотя остаться все равно:

Уж больно сыро нынче и темно!"

– "Ах, дядюшка, я просто пошутила:

Я не уйду! – промолвила в ответ

Вдова, – мне предложенье ваше мило

И драгоценен всякий ваш совет".

– "Вот славно! пошутила или нет -

Тебя во всяком случае теперь я

Благодарю за честь и за доверье".

И тут, как водится, пошло опять

Веселье... Но Пандару не терпелось

Вдову в постель скорее отослать.

Зевнув, он молвил: "Ишь, как расшумелась

Гроза-то! Я, ей-богу, взял бы смелость

Вас всех отправить тотчас на покой:

Когда и спать-то, как не в дождь такой?

И знаешь что? Я помещу, пожалуй,

На нынешнюю ночь тебя вон там:

За дальней дверью, в комнатушке малой,

Где нет окна – чтоб не мешали снам

Ни дождь, ни гром, ни молния. А сам

Здесь пригляжу я за твоею свитой, -

Так ей сказал он с миной деловитой.

Вот в этой самой зале на ночлег

Я их устрою: места, слава Богу,

Всем хватит! Будь хоть ливень там, хоть снег -

Нам не из чего подымать тревогу.

Спокойно спи, и впредь ко мне дорогу

Не забывай! Однако перед сном

Не подкрепиться ль нам еще вином?"

Вина горячего на сон грядущий

Отведавши и ставни затворив,

Все разошлись; а ливень лил все пуще,

И ветер дул, порывист и шумлив,

И заглушал, с дождем наперерыв,

Все звуки в доме, так что рядом стоя

С трудом могли друг друга слышать двое.

Хозяин проводил Крессиду сам

Туда, где ей постель уже постлали,

И, передав на попеченье дам,

Ей почивать желал он без печали,

Сказав: "Твои служанки тут, не дале

Чем в двух шагах: покличешь – и на зов

Сбегутся вмиг. Итак, приятных снов!"

Ушли и дамы, погодя немного,

И все угомонились до одной.

Слуг отослали, заказав им строго

Гостей тревожить в этот час ночной

Переговорами иль беготней.

Настала тишь: всё в доме почивало,

И лишь гроза как прежде бушевала.

Тогда Пандар сказал себе: "Вперед!"

Игра ему до тонкостей знакома,

И загодя продуман каждый ход.

По коридорам дремлющего дома

Прокрался он, ступая невесомо,

И дверь чулана тихо отворил,

Где дожидался запертый Троил.

Тут, описав успех своей затеи

И доложив, как в доме обстоят

Дела, Пандар сказал: "Теперь смелее!

Ведь ты уж на пороге райских врат".

На то царевич, робостью объят,

Вскричал: "Да не оставит без подмоги

Меня Венера! Я в такой тревоге!"

– "О, не тревожься! – друга ободрил

Пандар, – уж нынче ночью все решится!

Не я ли эту кашу заварил?

Я делу помогу и довершиться".

Но тот – свое: "Молю тебя, царица,

Мне в трудный час, Венера, помоги -

И преданней не сыщешь ты слуги!

А ежели располагались дурно

Светила при рождении моем,

И ты, по воле Марса иль Сатурна,

Помочь бессильна мне – то хоть словцом

Ты за меня перед своим отцом

Вступись, молю, во имя давней страсти

К Адонису, что пал от злой напасти.

И ты, Юпитер, о придай мне сил -

Ты, из любви принявший образ бычий;

И ты, о грозный Марс, что полюбил

Киприду, жаркой страсти став добычей;

Ты, Феб, во имя той, чей стан девичий

Стволом древесным обернулся вдруг, -

Во имя нежной Дафны, будь мне друг!

Меркурий, ради Герсы, чьей красою

Пленился ты, мне нынче порадей;

К тебе, Диана строгая, с мольбою

Взываю также: будь ко мне добрей!

И вы, что спряли нить судьбы моей,

Когда мне и пеленок не кроили, -

Вы, Парки, позаботьтесь о Троиле!"

"Ну полно, ведь она тебя не съест!

Не трусь же так! – вскричал Пандар со смехом. -

Ступай скорей за мной, и вот те крест,

Усердье увенчается успехом.

Накинь-ка этот плащ, подбитый мехом". -

И через потайную дверь в углу

С собой увлек он принца за полу.

Итак, свирепый вихрь по всей округе

Бушует, заглушая скрип шагов;

Крессида спит, и ровно дышат слуги

За дверью, что ведет в ее альков.

Пандар, подкравшись, запер на засов

Дверь изнутри, их сна не потревожа,

И вот уже стоит он подле ложа.

Крессида пробудилась в этот миг.

"Кто здесь? – она спросила, – что случилось?"

– "Я не затем, дитя, сюда проник,

Чтоб напугалась ты иль огорчилась, -

Шепнул Пандар, – но тише, сделай милость!

Все разъяснить готов я сей же час,

Но не хочу, чтоб услыхали нас".

– "Но как сюда вошли вы и при этом

Не разбудили никого из слуг?"

– "Здесь дверца есть еще одна, с секретом.

Ну что, дитя, прошел ли твой испуг?"

– "Позвольте, дядя, кликну я подруг".

– Ни-ни! Подруг нам только не хватало!

Им знать об этом вовсе не пристало.

Ведь говорят: не трогай лиха, чтоб

Не разбудить его! Твои девицы

Спят крепким сном, хоть рой под них подкоп,

И пробудятся лишь с лучом денницы;

А мы меж тем, как две ночные птицы,

Тихонько побеседуем вдвоем -

И, как пришел, я прочь уйду тайком.

Так выслушай меня. Уж коли дама

Поклоннику дает любви обет,

Дарит надежду, называет прямо

Своим возлюбленным – его не след

Морочить ей, сыскав иной предмет

Для страсти; все, кто водит с ней знакомство,

Подобное осудят вероломство.

Не ты ли сердце отдала тому,

Кто всеми чтим как славный муж и воин,

И не при мне ли ты клялась ему,

Что, мол, доколе он тебя достоин

(На сей же счет, ей-богу, я покоен), -

Что не изменишь ты и не солжешь,

Пока жива, избраннику... И что ж?

Чуть мы с тобой простились, и к себе я

Вошел в опочивальню – вижу: ждет

Меня царевич, на глазах слабея,

Измокший весь; он через тайный ход

Ко мне пробрался, и его приход,

По счастью, нам одним с тобою ведом:

Никто за ним не увязался следом.

Но он дрожит! Он вне себя от мук

И скоро спятит, коль еще доселе

Не спятил! Вот причина: некий друг

Ему поведал для какой-то цели,

Что любишь ты – неужто в самом деле? -

Ореста молодого. Эта весть

К утру его в могилу может свесть".

Едва она услышала об этом -

Пребольно сердце сжалось у вдовы:

"Я прежде думала, что злым наветам

Мой милый не поверит, но увы!

Как просто он на удочку молвы

Попался! О, несчастная, как тяжко

Я обманулась! – молвила бедняжка. -

И что за враг меня оговорил?

Быть может, это сделал он из мести?

Но как поверил сплетнику Троил?

И слыхом ведь ни о каком Оресте

Я не слыхала, говорю по чести!

Уж завтра оправдаюсь я сполна

Пред милым, – и заплакала она. -

Ах, дядюшка! Сколь кажется ничтожным

Людское счастье! Неспроста зовут

Обманчивым его и ненадежным:

Источник в нем тоски и горьких смут.

Мы счастливы – а грусть уж тут как тут!

Без радости беда, и с ней нам горе -

Затем, что радость нас покинет вскоре.

О радость, постоялица сердец

Недолгая! Кто б ни был твой хозяин,

Ужели он не ведает, глупец,

Сколь твой приход поспешен и случаен,

Увы! сколь твой характер неприкаян, -

Сам, стало быть, о радости своей

Не знает: что ж ему за радость в ней?

Когда же о твоем неверном нраве

Он ведает и помнит – для него

Утраты страх, подобно злой отраве,

Во всякое подмешан торжество;

А нет – так значит, счастья своего

Не ценит он, не дорожит удачей:

Коль так, то грош цена ей, не иначе.

Отсель могу я заключить одно:

Что подлинное счастье и отраду

Вкусить на свете смертным не дано.

О ведьма-ревность, жалящему гаду

Подобная, ответь: какого яду

Ты намешала, чтоб меня Троил,

Невинную, в измене обвинил?"

– "Увы! – вздохнул Пандар, – уж так случилось".

– "Но, дядя, кто об этом вам донес?

И как он мог, скажите мне на милость..."

"Дитя, – прервал хитрец, – не в том вопрос.

Ведь можешь ты, не тратя даром слез

И времени, сама уладить дело:

Лишь объяснись открыто с ним и смело".

– "О, завтра же я все улажу вмиг!"

– "Как! неужель до завтра быть вам розно?

Иль ты ученых не читала книг?

Так знай: где положенье столь серьезно,

Там нужно действовать, пока не поздно:

Промедлить – значит усугубить вред!

По мне, в задержках вовсе проку нет.

Дитя, когда пожар уж вспыхнул в доме,

Хозяин, коли он не дуралей,

Гадать не станет: искра ли в соломе

Затлелась или кто-то из гостей

Свечу не там оставил; он скорей

Затопчет пламя да зальет водою -

Иль все добро сгорит за болтовнёю!

О нет, племянница, не обессудь,

Но коль ему позволишь до утра ты

Промучиться – скажу, что ты ничуть

Его не любишь! И боязнь утраты

Тебе – ничто! Но верю, никогда ты

Зла не свершишь: ведь он в такой тоске

И жизнь его висит на волоске".

– "Я не люблю? Вам и не снилось, дядя,

Любить, как я!" – "Вот то-то и оно.

По крайней мере, – молвил тот в досаде, -

Будь я тобой (хоть это мудрено),

Уж я его утешил бы давно!

Ждать до утра? За все богатства Трои

Я, верно, не решился б на такое.

Ты говоришь, что любишь, а сама

Всю ночь готова длить его мученья

Напрасные? Иль ты сошла с ума,

Племянница, и впала в помраченье,

Иль это знак – скажу не в поученье -

Преступного злонравья! Так иль сяк,

С ним поступаешь ты как лютый враг".

– "Что ж, дядюшка, коль вправду вы хотите

Царевича утешить поскорей, -

Вот этот перстенек ему снесите

С лазурным камнем, знак любви моей:

Он будет рад! Прибавьте без затей,

Что завтра он из уст самой Крессиды