Текст книги "Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси"

Автор книги: Джефф Дайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Джефф все равно чокнулся с ним своим полным. Что жизнь? Американские горки, да и только! Он снова чувствовал себя великолепно. В отличие от Чарлза, который выглядел совсем потухшим.

– Ну же, – произнес Джефф. – Я знаю, что пару минут назад вел себя как настоящий нытик, но теперь все отлично, поверь. И я знаю, что по-хорошему мне следовало бы предложить этот бокал шампанского тебе, но тут расклад был пятьдесят на пятьдесят, а я понимал, что в тот момент нуждался в нем больше.

Чарлз развернулся и пошел прочь. Черт, да у него совсем нет чувства юмора! Но впрочем, это было уже неважно, так как ему тут же подвернулась Валери Сакс в приличном подпитии, что-то пьяно втолковывающая стоящему рядом мужчине – Павлу Как-его-там. Они потрясли друг другу руки, но фамилию его Джефф все равно не уловил.

– Он из Польши, – сказала Лора. – Он граф.

– Между нами, – вставил невесть откуда взявшийся Грэм Харт, который едва ворочал языком, – не тот ли это граф, который, всё просрав, приехал к нам сюда?

Граф Павел Как-его-там, похоже, не расслышал эту гнусную ремарку, но Джеффу эта группка собеседников уже наскучила. Тем более что к нему направлялась Лора. О боги, она была умопомрачительно красива, все еще на волне кокаина, а пятнадцать минут назад она п исала ему на руку. И вот сейчас это божественное создание подошло и обняло его за талию. Не жизнь, а фантастика! В свете этих двух дней в Венеции все, что было раньше, теперь казалось не напрасным. Он не сделал в жизни ни одной ошибки, потому что все в ней, включая ошибки, привело его в это «здесь и сейчас». В том-то и вся штука. Нельзя выбрать из жизни кусочки получше; нужно брать оптом всю партию, все взлеты и посадки. Но если взлеты будут такими, как сейчас, то можно с охотой подписаться и на все посадки, ибо в сравнении с первым второе стирается, тает, так что после его и не вспомнить.

Пока Джефф третировал беднягу Чарлза, Лору пригласили на вечеринку на яхте. Сама яхта дрейфовала в паре сотен ярдов от места веселья, у Джудекки, и туда уже отправлялась небольшая компания. Хозяином яхты был немец, Джеймс Хофман, и его вечеринки всегда были прекрасны. После тесноты и шума этой, перспектива оказаться на другой, куда меньшей, да к тому же на яхте, выглядела бесконечно привлекательно. Тем более что в последние полчаса запасы спиртного стали заметно истощаться. Не то чтобы Джеффу хотелось еще чего-то выпить, однако сам факт того, что выпивка скоро закончится, сразу лишил праздник всякого очарования. Вечеринка чахла на глазах и, как только это стало заметно, зачахла в рекордные сроки. Пора было ее покинуть.

Как это часто случается в Венеции, яхта оказалась куда дальше того места, где ей надлежало быть. Они уже прошли так много – так что даже пристань вапоретто в Дзителле осталась позади, – что поневоле засомневались, не проглядели ли они ее. Но нет, она была на месте, на приколе у Чиприани, прекрасная и безмятежная.

Они поднялись по сходням и были встречены кем-то из команды, по-морскому белоснежным с ног до головы.

– Разрешите подняться на борт, сэр? – бодро вопросила Лора, отдавая честь. Их впустили без всяких расспросов.

Вечеринка не просто проводилась на яхте, но и в целом была морской по духу. По прибытии на борт гостей просили разуться, а в качестве компенсации выдавали офицерские фуражки.

– Тебе идет, – сказал Джефф Лоре.

– Вам тоже, капитан, – отозвалась она.

Их хозяин, герр Хофман, официально поприветствовал собравшихся на борту судна. Со своей бородой и немецким акцентом, он выглядел как настоящий капитан подводной лодки. Нетрудно было представить его прильнувшим к перископу и обстреливающим торпедами конвой торговой флотилии, нимало не заботясь о спасении утопающих. Впрочем, его судно едва ли можно было назвать тесным. Да и мазутом там не пахло. Это была воплощенная мечта о яхте: более дешевая, чем у Романа Абрамовича, но все равно кошмарно дорогая. Можно было представить ее – что-то во всем этом заставляло Джеффа мыслить штампами из киносценариев – на карибских или средиземноморских просторах с грузом из ожиревших мафиози и шлюх в бикини, попивающих «Кристалл» [103]103
  «Cristal» – дорогая марка шампанского.


[Закрыть], поедающих на ужин свежевыловленную рыбу, находящуюся под угрозой вымирания, и занюхивающих все это кокаином высшей пробы. Что еще приятнее, сегодня на борту была только международная арт-тусовка: интеллектуалы, художники, знатоки и любители изящных искусств и изящных вещей, то есть как раз те люди, которые любят пить шампанское и нюхать кокаин. По крайней мере, рыбы, находящиеся под угрозой вымирания, могли чувствовать себя спокойно! Кроме того, яхта находилась в двух футах от суши, и с нее можно было сойти в любой момент, что тоже добавляло вечеру приятности. Джеймс был пленительным собеседником в том плане, что все его речи сводились к выражению удовольствия, которое доставляло ему присутствие Джеффа и Лоры на борту его судна. Впрочем, долгого разговора не получилось – кругом было множество других гостей, которых надо было поприветствовать и заверить в том, что они оказали ему большую честь, прибыв на эту маленькую вечеринку.

Загорелый официант, игриво выряженный в белую морскую униформу, предложил Джеффу и Лоре шампанское. С бокалами в руках, они спустились с палубы в салон. Даже на этой относительно просторной лодке Джеффу приходилось пригибаться, чтобы пройти в дверь. Внизу несколько человек танцевали под неспешную музыку.

Приятный побочный эффект от приема запретных субстанций заключается в том, что, раз попробовав их, ты как по волшебству обретаешь доступ в наркотическую реальность. Ты отправляешься на поиски волшебных грибов, бродишь целый час по полю, согнувшись в три погибели, съедаешь те несколько штучек, которые в конце концов находишь, и вдруг оказывается, что они везде, куда ни глянь, так и просятся в руки. То же самое было и тут. Все еще на взводе после дорожки, которой они порадовали себя на предыдущей вечеринке, Джефф и Лора болтали с хозяином в салоне, когда он поинтересовался, не сопроводят ли они его в спальню, чтобы отведать «немножко кокоса». Там уже было четверо или пятеро человек в фуражках, удобно устроившихся на огромной белой кровати или в креслах, болтающих, смеющихся, пьющих шампанское. Джеймс пропустил Джеффа и Лору внутрь и тщательно запер за собою дверь. В ногах кровати лежало зеркало с небольшим количеством порошка, гостеприимно организованного в три дорожки, две из которых предназначались Джеффу и Лоре. Они вежливо оставили самую длинную хозяину, но ввиду его аппетитов этого, похоже, было недостаточно, ибо он тут же дополнил ее еще одной, более длинной и широкой. С шумом вдохнув в себя обе, Джеймс вновь сообщил им, что страшно рад видеть их на борту своей яхты, но, если они его любезно извинят, ему нужно уделить внимание другим гостям. На этом он встал и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Это уже не просто наркотическая реальность, восторженно думал про себя Джефф, это реальность, неотъемлемым элементом которой являются яхты. Я – часть яхтово-наркотической реальности! И это просто чýдная реальность. Настолько прекрасная, что Джефф не мог понять, хочется ли ему быть тут, в спальне, танцевать в гостиной или стоять на палубе, наслаждаясь жаркой морской ночью. Лора оказалась более решительной. Она взяла его за руку и предложила вернуться к гостям. Они улыбнулись на прощание тем, кто никуда не торопился, и вышли, тщательно, как Джеймс до них, прикрыв за собой дверь.

Они поднялись на палубу. На черной воде мерцал Сан-Марко. Яхта тихонько покачивалась. Джеймс, улыбаясь, подошел к ним, обнимая за плечи мужчину в белой ковбойке и темных джинсах, выглядевшего на этой тематической морской вечеринке несколько странно. По идее хозяина яхты должно было уже буквально распирать от кокаина, но внешне это проявлялось лишь в еще большей формальности и корректности его поведения.

– Вы позволите мне представить вам мистера Троя Монтану?

Джефф почти ожидал, что за этой фразой последует непременный щелчок каблуками. (Возможно, единственное, что помешало Джеймсу это сделать, была палубная обувь на резиновой подошве.) Не то чтобы в нем ощущалась какая-то скованность. Напротив, Джеймс чувствовал себя вполне непринужденно – просто непринужденность его выражалась в любезности, какую редко встретишь в наши дни, особенно среди тех, кто взвинчивает себя кокосом. Может, это и есть вершина европейского изыска? Или же, что, в общем, то же самое, он был одним из тех, кто нюхает кокаин, чтобы расслабиться?(Джеффу доводилось пару раз встречать таких людей.) Мистер Монтана, чей туалет вполне соответствовал если не стилю вечеринки, то уж точно его фамилии, держал в руке бутылку шампанского, из которой он наполнил уже опустевший – да как быстро! – бокал Джеффа.

– Итак, Трой, вас пригласили на эту вечеринку, или вы нелегально проникли на борт на своем деревянном коне? – не преминул запоздало сострить Джефф.

Как всегда, он тут же забеспокоился, что его слова прозвучали не столько остроумно, сколько грубо. Впрочем, кто его знает. Сейчас все было как-то размыто по краям. Главное, не допустить, чтобы и в центре все стало нечетким. Трой не улыбнулся, но и не обиделся. Возможно, он даже не расслышал. Судя по тому, как он все время шмыгал носом, он тоже насладился гостеприимством Джеймса и был не расположен напрягать свой слух. Он был куратором и на следующие выходные ехал на Документу [104]104
  Выставка современного искусства, проходящая раз в пять лет в городе Касселе, Германия.


[Закрыть], а еще через неделю – на Арт-Базель… или наоборот. Оттуда, где стоял Джефф – на яхте посреди Венеции, – эта перспектива выглядела просто блестящей: еще два уик-энда, как тот, что сейчас! Да, и мне того же. Он попросил Троя повторить название его галереи, но оно тут же вылетело у него из головы. Джефф вообще имел особенность тут же забывать все, что ему говорили, даже если говорившим был он сам. Впрочем, сейчас это было неважно. Тем более что Трой предлагал спуститься в салон и посмотреть, что там творится.

Музыка играла уже потяжелее и пофанковее, чем раньше. Лора сказала, что ей нужен стакан воды. По дороге к буфету их перехватил Джеймс и вновь заманил в спальню. Там все было как раньше, только свет слегка приглушили. Когда Джеймс начал делать новые дорожки, Лора предложила использовать ее запасы, но эта инициатива была немедленно отвергнута.

– Ни в коем случае, – заявил хозяин, вынюхав дорожку. – Доставьте мне удовольствие. Прошу вас.

Вот уж воистину ходячая реклама цивилизующего влияния кокаина!

Лора воспользовалась любезным предложением, и Джефф последовал за ней, побуждаемый аппетитом, который и без того уже был вполне удовлетворен.

Джеймс познакомил их кое с кем из присутствующих, в том числе с парой, сидевшей вместе в одном кресле и до того момента страстно целовавшейся. Впрочем, к тому, что их прервали, пара отнеслась весьма благодушно. Джефф чокнулся с ними и пожал руки еще нескольким людям в пределах прямой досягаемости. Безупречный формализм хозяина оказался заразителен, и Джефф невольно ему подражал. В таком ключе беседа текла куда легче, позволяя полностью сосредоточиться на невероятномкокаиновом приходе, который он в данный момент ощущал. Правда, сосредоточившись на нем, он тут же страшно захотел поведать миру о своем невероятнымкокаиновом приходе – еще немного, и он начнет скакать туда-сюда, как Марадона на неаполитанском матче. Его сердце дико колотилось, колени подрагивали, но присутствие Джеймса вынуждало Джеффа вести себя так, словно он только что вышел с целительского сеанса в эксклюзивном спа на Тихоокеанском побережье. Через закрытую дверь доносилась музыка – глубокий, но ненавязчивый ритм; слышались смех и речь на нескольких языках. Он расчистил на кровати место для Лоры, чья фуражка была лихо заломлена на затылок. Целовавшаяся в кресле пара вновь обратилась друг к другу. В дверь постучали, и молодая женщина неопределенной национальности вошла и пристроилась на кровати рядом с Джеймсом. Атмосфера балансировала на грани расслабленного зависания в незнакомой компании под экстези в необычно роскошном чилл-ауте и откровенной чувственности, грозящей в недалеком будущем перетечь в секс-вечеринку. В любом случае, Джефф был слишком взвинчен, чтобы выяснять, чем все закончится. Они с Лорой вернулись обратно в салон, где танцевало с дюжину человек, в том числе и ковбой Трой. Музыка гремела громче прежнего. Глаза у Лоры сияли. Ее босые ноги легко порхали по разноцветному восточному ковру, служившему танцполом. К ним присоединился еще кое-кто из гостей, и вскоре у них образовалась теплая танцевальная компания.

Танец выветрил из Джеффа навязчивую рассеянность, навеянную коксом, и после еще одного бокала шампанского и пары дискуссий (из которых он все равно потом не помнил ни единого слова) он опять стоял на палубе, а вокруг все пили и болтали. Он облокотился на перила и стал смотреть на окантованный огнями горизонт, словно неся вахту на мостике эсминца. Неподалеку стояла женщина в поблескивающем зеленом платье. Они обменялись улыбками, но не заговорили. Черные воды плескались светом, отражая звезды. Ночь была густой от зноя. Мимо промчался катер, всколыхнув яхту, которая потом еще долго чуть покачивалась. В отличие от травы, кокаин не прибавлял моменту лиризма – и вообще был не о том, —но Джефф без конца возвращался к мысли: если это не лучшие минуты моей жизни, то я уж и не знаю, что еще… Мне невероятно хорошо, говорил он себе. Так хорошо, как еще никогда в этой гребаной жизни! Последние шесть или сколько там часов стали сгустком всего, чего он когда-либо хотел от этой самой жизни. И в самом деле, что еще? Главное, что ты понятия не имеешь, что тебе уготовано и что случится завтра. Боже, да он дожил до философии Тома Хэнкса – местами «Форест Гамп», а в остальном «Изгой» [105]105
  Том Хэнкс (Hanks) (р. 1956) – американский актер. «Forrest Gump» (1994), «Saving Private Ryan» (1998) и «Cast Away» (2000) – фильмы с его участием.


[Закрыть]. Кокс, конечно, прекрасен, думал Джефф, но глубоких мыслей от него не дождешься. А с Томом Хэнксом штука в том, что все его фильмы – ну, не то чтобы все, а самые смысловые, —на самом деле о стремлении вернуться домой. «Спасти рядового Райана», «Изгой» и «Аполлон 13», который вообще вознес этот вопрос до уровня универсальной истины. И в этом, собственно, их главный недостаток, поскольку жизнь – она скорее про то, как не хочется возвращатьсядомой, даже если вместо этого придется отправиться в открытый космос. Кстати, возможно, действительно пора отправляться – в отель. Но уходить пока что не хотелось. Джеффу по-прежнему было дико хорошо, хорошо, как никогда в жизни, или, по крайней мере, он так думал. Может, он и в самом деле хотел уйти. Может, наслаждаясь жизнью или думая, что наслаждается жизнью, он уже был готов насладиться ею как-то иначе. Все еще чувствуя кокаиновый драйв, Джефф в то же время сознавал, что драйв этот уже не такой запредельный, не такой, каким он был еще совсем недавно, когда он был куда сильнее, чем Джефф того хотел, – и именно о спаде этих ощущений он теперь в каком-то смысле сожалел. Эти постэйфорические симптомы действия кокса, когда каждый импульс мгновенно превращается в свою противоположность, были ему знакомы. Теперь главное – вообще не думать никаких мыслей, чтобы не провалиться в некий сон наяву, подобно кусающей себя за хвост собаке. И как это люди умудрились подсесть на кокаин? Он даже не был уверен, что тот ему нравится– хотя если тебе что-то не нравится, это вовсе не значит, что ты этого больше не хочешь. Он несколько раз прогнал эту сентенцию через мозг, пытаясь распутать узлы, в которые она сплелась. После чего поднял свой бокал шампанского и поглядел сквозь него на зеленоватый и пузырящийся Сан-Марко, похожий на затонувший город. Сделав большой глоток и лихо заломив фуражку как какой-нибудь проспиртованный хемингуэевский забулдыга, Джефф облокотился на перила. Джеймс, снова вынырнувший из спальни, любезничал с гостями. Среди них была и Лора, болтавшая с каким-то парнем примерно Джеффова возраста в светлом льняном пиджаке. Завидев Джеффа, она направилась к нему.

– Позвольте прочесть вам небольшую лекцию о льне, – сказала она. – С определенного возраста он заставляет мужчину выглядеть на десять лет моложе. Но до этого возраста он заставляет его выглядеть на десять лет старше.

Аксиома была превосходной, но сопутствующие пониманию арифметические сложности его немного удручили. Предприняв краткий ментальный обзор своего гардероба, Джефф с облегчением обнаружил, что ни единой льняной вещи в нем не было. Возможно, эта инвентаризация заняла чуть больше времени, чем он предполагал.

– …не пора ли нам двигаться к дому? – как раз говорила Лора.

– А который сейчас час? Ой, у тебя же тоже нет часов.

– Три. Я только что спрашивала.

– Три? Как это мы так припозднились? Пошли!

– А тебе хочется?

– Не знаю. А тебе?

– Мне хочется одновременно и остаться, и уйти.

Они решили уйти, хоть и не знали, хотелось ли им того. Они отыскали Джеймса, который снова поблагодарил их за то, что они почтили своим присутствием его скромный сабантуй. Лора протянула ему свою фуражку, но Джеймс сказал, чтобы они оставили их себе в качестве сувениров. Наконец они спустились по трапу и нетвердой походкой двинулись вдоль по набережной, как сошедшие на берег матросы, которых интересуют только драки, шлюхи и наколки.

Джефф обнимал Лору за плечи. Ночь была безлунной. Возможно, это были как раз те дни, когда светила на небе не видно. Его отсутствие навело Джеффа на мысль о том, что и днем на биеннале его нигде не было.

– Знаешь, чего сегодня не хватало в Арсенале?

– Чего?

– Фотографий Луны и космоса. Это то, что мне нравится больше всего. Картинки из архива НАСА, программа «Аполлон», выходы в открытый космос, лунные модули, восход Земли. Голубой шарик на фоне черноты Вселенной.

Замечание было верным, несмотря на то что разговор из-за него сошел на нет.

Они совершенно не подумали о том, как вернутся домой, на материк, если можно так выразиться. На Зителле они сверились с расписанием и после долгих и сосредоточенных раздумий пришли к выводу, что вапоретто должен прибыть через двадцать минут. Это значило, что раз уж гулять было так приятно, то они вполне могли пройтись пешком до следующей остановки, Реденторе. И они двинулись дальше, в обнимку, периодически стукаясь бедрами. Темная вода плескалась о берега канала. Над головой серебристо и стремительно промелькнул спутник.

Когда они пришли на Реденторе, почти одновременно с вапоретто, там уже собралась целая толпа народа.

Они уселись снаружи, на самом носу. Еще одна тихая, ясная ночь. Лагуна была неподвижной, темной и гладкой, как зеркало. Ветер, образовывавшийся от движения вапоретто, овевал их лица жаром. Казалось, что они летят на открытой космической станции, оставляя позади шлейф трепещущих звезд.

Наутро они вернулись туда, где завтракали накануне и где Джефф ел за день до того, в свое первое утро в Венеции.

– Ничего не могу с этим поделать, – сообщил он Лоре по дороге. – Я запрограммирован все время возвращаться в одно и то же место. И в идеале – за один и тот же столик. Который как раз сейчас свободен.

Они уселись. Солнце радостно поблескивало на металлических стульях и посуде. Утром Джефф провел десять минут в ванной, промывая, продувая и прочищая свой нос с тем, чтобы он снова заработал. К тому же у него болела голова. Не будь он так счастлив, чувство раздражения, вызванное усталостью, и комплексное похмелье непременно взяли бы над ним верх (сон после кокса – если вообще повезет заснуть – не имеет ничего общего с отдыхом, так как мозг, хоть он и считается спящим, продолжает лихорадочно работать). Лора же выглядела прекрасно, словно совсем не устала – по крайней мере, ему так казалось. Милым, подобающим жене жестом она пододвинула ему газету, но, увы, печать оказалась слишком черной, а бумага – слишком белой, чтобы Джефф мог насладиться чтением.

– Капитан Джеймс был роскошен, – сказал Джефф. – Примерно полгода после реабилитационного центра для наркоманов?

– Если так, – сказала Лора, – то это лучшие полгода для знакомства с ним.

Они заказали еще воды, еще кофе и пару стаканов апельсинового сока. Однако гвоздем меню стал аспирин, который Лора достала из своей волшебной сумки.

После завтрака они отправились к ней в отель, чтобы она могла переодеться. Джефф воспользовался ванной и улегся на кровать, глядя, как Лора раздевается, а потом одевается. Самочувствие его постепенно улучшалось. Она надела синее платье с воротником хомутиком, оставлявшим спину почти голой.

– Ты готов?

– Это, пожалуй, слишком сильно сказано, но где-то в глубине души, наверное, да.

Джефф встал, сунул ноги в сандалии и вышел вслед за ней.

Кругом была масса связанных с биеннале мероприятий, ни на одном из которых они еще не были. К счастью, то, куда они особенно хотели попасть, «Красное превращение» Джеймса Таррела [106]106
  Джеймс Таррел (Turrell) (р. 1943) – американский художник, работающий со светом и пространством.


[Закрыть], было ближе всего – рядом с Риальто. Проект был частью крупной экспозиции, но все остальное они спокойно пропустили и встали в очередь в темную комнату.

На первый взгляд это выглядело просто как нарисованный на тусклом фоне красный прямоугольник, который как будто чуть светился. Но когда они сели и стали на него смотреть, он начал меняться, причем так незаметно, что совершенно нельзя было сказать, когда и как он это делает. Красный стал каким-то другим красным – не то чуть темнее, не то чуть ярче, не то еще каким. Нет, форма осталась той же, но по мере изменения цвета его углы становились менее резкими. В этой изменчивой краснотебыл свой внутренний ритм. Поверхность же картины была совершенно плоской и бесконечно красной. Они сидели молча. Время медленно таяло, измеряемое исключительно градациями света и цвета – пурпурный, темно-пурпурный, пурпурный, который уже почти синий, а потом и вправдусиний… Они сидели, наверное, футах в десяти от света, но никакого расстояния между ними не существовало. Цвет и свет буквально касались их. Начался новый цикл. Они встали и потрогали плоскую поверхность красного, но их руки ничего не встретили. У этого источника света не было ни дна, ни сторон – они ощущали только свои руки, зависшие в меняющемся, текучем красном, который уже был даже и не красным. Иллюзия, но даже будучи иллюзией – и именно в силу этого – не менее реальная, чем любые другие, совершенно не иллюзорные вещи.

Они вышли наружу вконец дезориентированные. Квадрат алого света все еще пульсировал у Атмана в голове, когда они садились на вапоретто у Риальто. Они не знали, куда тот идет, и это превратило водный трамвайчик в круизное судно. О Тарреле не было сказано ни слова.

В первый раз со времени приезда Джеффа в Венецию появились кондуктора и принялись проверять у всех билеты. Оказаться владельцем действительного трехдневного проездного вдруг стало чем-то вроде подвига, которым вполне можно было гордиться.

– При желании мы можем провести на вапоретто целый день, – самодовольно заявил Джефф.

– Можем, – согласилась Лора, – но в этом случае наверняка помрем: а) от скуки; б) от морской болезни.

Они протарахтели под мостом Академии, миновали Гритти, Гуггенхайм и Сан-Марко. Затем оставили позади Джардини и вышли в лагуну, где, возможно, начиналось настоящее море. Небо и море распахнулись во все стороны. Над головой кружили чайки. Вапоретто словно бы играло в догонялки с собственным кильватером. Пару раз о борт плеснули маленькие волны, оставшиеся от лодки, плывшей в противоположном направлении. Маршруты отмечали причудливые буи. С одного из них явно кто-то нырнул – под водой все еще виднелись ноги. Возле другого из моря вздымалась рука ярко-красного цвета; все это были, конечно, арт-объекты, скульптуры в натуральную величину.

Время от времени Лора заглядывала в карту. Наконец она заявила, что им нужно сойти на следующей остановке.

– А что там такое?

– Сан-Микеле, – ответила она. – Кладбище.

Теперь его было видно. Точь-в-точь «Остров мертвых» Бёклина [107]107
  Арнольд Бёклин (Arnold Beklin) (1827–1901) – талантливый швейцарский живописец, автор картин на мифологические, исторические и аллегорические сюжеты.


[Закрыть], но только симметричное и аккуратное – и совсем не зловещее.

После вапоретто земля качалась у них под ногами. Лора раскрыла свой лимонный зонтик, который светился в ярком свете дня как второе солнце. Все женщины наверняка хотят, чтобы у них был зонтик от солнца, а все мужчины – быть с женщинами, у которых он есть. Они прошли в ворота, вступив в пределы изогнутых стен острова. Внутри пространство кладбища было явно больше, чем могло показаться снаружи. Кругом теснились утопающие в цветах могилы.

– Тут похоронен Дягилев, – сказала Лора. – И Стравинский.

Первый указатель, который они увидели, был к могиле Эзры Паунда [108]108
  Эзра Лумис Паунд (Ezra Loomis Pound) (1885–1972) – американский поэт, переводчик, критик; основоположник и главный теоретик американского модернизма.


[Закрыть]. В поле белой стрелки, показывавшей направление, кто-то приписал черным маркером: «И. Бродский». Строго говоря, это было граффити, но весьма цивилизованное. Формально вас отправляли к Паунду, но некий неизвестный доброжелатель любезно взялся уточнить канон, пусть даже и партизанским методом. Так что Паунд теперь неизбежно вел к Бродскому. Джефф в жизни не читал Бродского, но знал, что это большая величина, и понимал, что для многих сейчас он куда интереснее Паунда. На следующем попавшемся им по дороге знаке под именем Паунда опять стояло «И. Бродский».

Тем не менее первой они увидели могилу Паунда. Это был плоский камень с латинскими буквами: EZRA POVND. Довольно много цветов. Посмотреть на могилу знаменитости всегда приятно, даже если эта знаменитость тебя не очень-то интересует – но в наши дни действительно сложно было представить себе какого-нибудь страстного любителя Паунда, разве что среди филологов. А может, он, Джефф, в этом мало что смыслил, может, сердца отдельных юношей и по сей день пылают модернизмом, стремлением сделать всёпо-новому, пусть даже никто не знает, что это за «всё».

Бродский и вправду был поблизости – на расстоянии плевка. Надгробный камень с именем на русском и английском и годы жизни: 1940–1996. Тут все было не то чтобы откровенно замусорено, но все же похоже на могилу Джима Моррисона на парижском Пер-Лашез. Несколько свечей-таблеток с остатками парафина на донышке, открытки с посланиями. Лора подняла одну из них. С одной стороны был вид Большого канала, с другой же буквы почти совсем расплылись от влаги и выцвели от солнца. Рядом, на желтом стикере, все стерлось до неузнаваемости. Было уже не разобрать не только слов, но даже на каком языке они были написаны. Возле камня стоял маленький синий стаканчик, полный шариковых ручек и карандашей – все ужасно грязное. Один-два, постаравшись, еще можно было пустить в дело. На стихотворение их бы явно не хватило, а вот на номер телефона – вполне.

Лора порылась в сумке и поставила в стакан сверкающую новенькую ручку. Теперь кто-то сможет написать побольше. Она даже добавила пару страничек из своей записной книжки. Будущее было чистой страницей, готовой отдаться всякому, кто придет после Бродского с желанием что-то сказать.

– В Индии тебя постоянно преследуют дети, – задумчиво сказала Лора. – Они все время просят «школьную ручку», это все, что они знают, как сказать. И просто повторяют с вопросительной интонацией: «Школьная ручка?» Это очень мило, даже трогательно, если у тебя есть ручки для раздачи. Если же нет – ты чувствуешь себя жадным, как Скрудж [109]109
  Эбенезер Скрудж – персонаж романа Чарлза Диккенса «Рождественская песнь»; или же антропоморфная утка, дядя Скрудж Макдак из комиксов Карла Барка.


[Закрыть].

Они пошли дальше. Под зонтиком было жарко, но все же не так, как снаружи. Дягилев и Стравинский оказались соседями. Могила Дягилева тоже явно была местом паломничества, но в несколько ином виде. На могиле поэта оставляли ручки; здесь вместо них оставляли балетки. Всего их было три – две левых и одна правая. И конечно, море записочек. Могила Стравинского была пустой и голой: никто не оставил там ни скрипки, ни пианино.

На набережной они подождали вапоретто. Не без труда втиснувшись в кормовой отсек, они глядели, как остров мертвых ускользает вдаль. Через несколько минут от него не осталось ничего, кроме тонкой ниточки земли в окружении моря и знойного неба.

Они сошли на Джудекке, едва поспев на ланч – буквально через пару минут ресторан прекратил принимать заказы. Официант посадил их за столик под зонтом прямо у края воды – идеальная обстановка для феноменально посредственной еды. Салат представлял собой порцию уже явно отвергнутого кем-то латука с половинками помидоров и пригоршней тертой моркови. Пенне [110]110
  Вид пасты.


[Закрыть]с томатным соусом походила на блюдо, которое можно самому приготовить из пакетика за десять минут, – Джеффа в детстве кормили чем-то подобным. Более непритязательную трапезу трудно было даже представить.

Они попросили счет. Мимо проследовала баржа, груженная бетономешалками и большим краном. За ней тащился паром величиной с целый квартал – такой мог заслонить собой всю «материковую» Венецию. Это океаническое судно противоречило своими размерами окружающей реальности; вряд ли можно было представить себе что-то еще больше.На его борту были машины, автобусы, грузовики. И люди – целый плавучий город. Буквы на боку – «МИНОЙСКИЕ ЛИНИИ» – наверняка можно было разглядеть из космоса.

Волны, порожденные этим монстром, атаковали набережную. Джефф и Лора шли по ней рука об руку мимо рыбаков, чьи позы говорили об отсутствии всякой надежды что-то тут поймать. В голове Джеффа проплыла мысль с легкой восточной окраской: лишь тогда можно стать хорошим рыбаком, когда сама мысль об уловепокинет твой разум. Или же для этого нужно реинкарнироваться в треску или дельфина – желательно того, что у Лоры на заднице. Вода, мимо которой они шли, сверкала и поблескивала. Кто это там сказал, что не все то золото, что блестит? Он был чертовски прав, ибо позолоченная солнцем вода сверкала так, что впору было подумать, будто кроме сверкания она ни на что не способна. Но это, конечно, было не так – она качалась и волновалась, и действия эти порождали сверкание. Пока они ждали вапоретто, Джефф вдруг вспомнил, что у него с собой есть камера.

– Можно я тебя сфотографирую?

– Естественно.

– Я совсем про нее забыл. Надо было снять тебя на могиле Бродского.

Лора стояла у кромки воды. Без зонтика.

– Сделай что-нибудь. Ну, не знаю, какой-нибудь жест.

– А так плохо?

– То, что ты там просто стоишь, – это не жест.

Или все-таки…

– А так? – Она даже не шелохнулась.

– Идеально!

Он нажал на кнопку и сделал снимок. Она стояла там в своем синем платье на фоне синей воды. Он показал ей то, что получилось. Она глянула без всякого интереса.

– Тебе не нравится, когда тебя фотографируют?

– У меня как-то был бойфренд, который все время снимал меня на фото и на видео. Это было так скучно.

При упоминании бойфренда Джефф ощутил укол ревности. Хотелось бы, однако, взглянуть на фотографии, сделанные этим самым бойфрендом. Приметив мужчину с куда более дорогой камерой на шее – у нее был громадный объектив, а на ремне надпись большими четкими буквами: «Кэнон», – Джефф спросил, не согласится ли тот сфотографировать их с Лорой его собственным скромным аппаратом. Они сняли очки и стояли, улыбаясь и держа друг друга за талию, пока фотограф делал снимок с куда большей тщательностью, чем это было нужно. Мимо пролетела стая птиц. Щелкнул затвор. Джефф поблагодарил фотографа и взял у него камеру. Кадр был совершенно заурядный – просто еще одна пара в Венеции, улыбающаяся, с очками в руках, на фоне неба и воды, – всего лишь подтверждение того, что да, они были тут вместе и выглядели именно так.