Текст книги "Нежная буря"

Автор книги: Джайлс Блант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Вместо этого Кардинал позвонил Кэтрин. Весь день он жил в режиме охоты, но голос жены пробудил в нем более нежные чувства. А нежность разбудила страх.

– Кэтрин, не хочу тебя пугать, но я бы хотел, чтобы ты повнимательнее присматривала за тем, что происходит вокруг нашего дома и на нашей улице. Ты в последнее время не замечала ничего необычного?

– В каком смысле? Что, например?

– Не знаю. Например, кто-то звонит и бросает трубку.

– Нет. Ничего такого. А что?

– Ничего особенного. Хвосты старых дел. Нам просто надо будет какое-то время быть поосторожнее.

– Джон, у нас есть более серьезная причина для беспокойства. Я тебя встречу в аэропорту.

– Зачем? Что случилось?

– Я только что вернулась из больницы. Твоего отца положили в палату интенсивной терапии.

14

Примерно в то же время, когда Кардинал вылетел в Нью-Йорк, Лиз Делорм закончила дело более прозаическое: составление и рассылку объявлений с фотографией доктора Кейтс. «Видели ли вы этого человека?» Внизу был указан телефон Делорм. А Желаги все утро собирал показания соседей докторши по Твикенхему. Делорм оставила половину объявлений у него на столе и отправилась к экспертам.

Из всех комнат полицейского управления больше всех пострадало при ремонте именно помещение экспертов. Потолок сняли, и сотрудники натянули над своими столами и картотечными шкафами временные пластиковые тенты, которые отлично защищали вещи от пыли, но при этом препятствовали какой бы то ни было циркуляции воздуха. Впрочем, звуков строительства, доносившихся сверху, пленка не заглушала.

– Как вы можете тут работать? – поинтересовалась Делорм у Арсено. Ей приходилось перекрикивать шум дрели. – Тут нет воздуха.

– Воздух? – переспросил Арсено. – Здесь разрушаются мои органы слуха, а вы беспокоитесь о воздухе?

Коллинвуд поднял глаза на Делорм и тут же вновь склонился над компьютером, невозмутимый, как монах.

Делорм с Арсено вышли в коридор.

– Что вы мне можете дать по кабинету доктора Кейтс?

– Это же врачебный кабинет, его содержат в чистоте. Думаю, вы не ожидали, что мы там найдем миллион отпечатков.

– Было бы достаточно одного отпечатка.

– Там даже больше. Но почти все принадлежат доктору Кейтс и ее ассистентке. Остальные мы прогоняем по базе, но пока пусто.

– А на обертке от бинта?

– Только пальчики врача. Больше ничьих нет.

– Вы надрываете мне сердце, Пол. А как насчет бумаги со смотрового стола? Ассистентка клянется, что в понедельник вечером ее сменили на чистую, но вчера утром оказалось, что ею после этого пользовались.

– К сожалению, ничего. Ни волосков, ни волокон. Но мы нашли следы крови. Четвертая группа, резус отрицательный.

– Это ведь редкая группа?

– Да, довольно редкая. Мы отправили ее в судмедэкспертизу, чтобы они сделали анализ ДНК, но вы же сами знаете – на это всегда уходит много времени.

Сквозь ледяную морось Делорм ехала к дому доктора Рэймонда Шокетта. Рэй Шокетт лечил жителей Алгонкин-Бей двадцать пять лет. Жил он в трехэтажном здании из красного кирпича на Бэкстер-стрит – маленькой, идущей под уклон улочке всего в четырех кварталах от больницы Святого Франциска. Делорм могла не задумываясь назвать по меньшей мере трех врачей с Бэкстер-стрит. Ее родители не раз водили ее к доктору Рено, который жил на этой улице. Это был ворчливый старикан, специалист по болезням горла, всегда носивший на лбу лампу-рефлектор. Он постоянно грозился, что вырежет Делорм гланды, но умер, так и не исполнив своего обещания.

Возле боковой двери дома Шокетта стояла «тойота РАВ-4», из-за похолодания покрывшаяся тонкой коркой льда. Делорм припарковалась рядом и, прежде чем выйти, записала номер «тойоты».

Когда Шокетт открыл фасадную дверь, Делорм показала свой значок и представилась по-французски.

– Вам повезло, что вы меня застали, – ответил Шокетт по-английски. – Завтра в это время мы с женой уже должны быть в Пуэрто-Рико.

Это был высокий человек за пятьдесят, какой-то очень румяный, благодаря чему он казался весьма жизнерадостным (что, как подозревала Делорм, не соответствовало действительности), и с длинным прямым носом, придававшим ему вид сноба (каковым он и был, как решила Делорм).

Делорм продолжала по-английски:

– Доктор Шокетт, вы знаете женщину по имени Уинтер Кейтс?

– Да, конечно. Она собирается взять моих больных. Уже взяла, на самом-то деле. Что-то случилось? Только не говорите, что какие-то воры опять взломали…

– Боюсь, доктор Кейтс исчезла.

– Исчезла? Что вы имеете в виду? Не явилась на работу?

– Ее никто не видел и не слышал с позднего вечера понедельника, когда она сидела дома и смотрела телевизор. Вчера утром она должна была ассистировать на операции, но не пришла. А позже у нее был прием больных, но она не появилась и у себя в кабинете.

– Вероятно, попала в аварию. Были такие дожди. А теперь вся эта вода замерзает.

– Доктор Кейтс пропала, но ее машина на месте.

– Бог ты мой. Неприятная история. А вы уверены? Я ее видел всего пару дней назад.

– Можно мне войти и задать вам несколько вопросов?

Румяное лицо доктора Шокетта чуть сморщилось, но тут же изобразило радушие.

– Конечно. Входите, входите. Все, что в моих силах…

Шокетт провел Делорм в уютную маленькую гостиную с телевизором и множеством шкафов, набитых книгами с английскими названиями. Делорм подумалось, что доктор Шокетт – из той редкой в наши дни разновидности франкоканадцев, которые старательно приникли к английской культуре, отринув собственные корни. На многих полках стояли фильмы о гольфе и соответствующие спортивные трофеи. По-видимому, он был завсегдатаем местных турниров. Здесь были малые призы и большие. Золоченые игроки воздевали золоченые клюшки. Грамоты, чашки, кружки, спортивные календари… На стене висела фотография: Шокетт в клетчатых штанах и желтом кардигане рядом с каким-то, по-видимому, знаменитым, гольфистом; Делорм не могла точно сказать, Джек Никлаус это или кто-то другой. Из игроков в гольф она знала только Тайгера Вудса, все остальные были для нее на одно лицо: просто мужчины в смешных штанах.

– Надеюсь, с ней ничего не случилось, – продолжал Шокетт. – Надеюсь, у нее все в порядке.

– Вы сказали, что недавно ее видели. Когда именно?

– В универмаге «Уол-Март». Да-да, в «Уол-Марте». Помню, что это было в четверг.

– Вам не показалось, что она в стрессовом состоянии?

– Вовсе нет. Она всегда очень жизнерадостная. И в каком-то смысле очень бесстрашная. Ее ничто не может расстроить.

– Может быть, у нее были какие-то враги? Она кого-нибудь опасалась? Беспокоилась из-за кого-то?

– Уинтер? Не могу себе представить, чтобы у нее могли быть враги. Она – типичное общественное существо. Живет здесь всего шесть месяцев – и за это время успела завести себе больше друзей в больнице, чем я за шесть лет. Кроме того, раскрою вам ее маленькую тайну: она просто обожает ассистировать.

– Ассистировать?

– На операциях. Сразу же сообщила, что обожает это. Большая редкость.

– Почему редкость?

– Почему? – Шокетт посмотрел на Делорм как на несмышленыша. – Потому что это невыгодно, вот почему. Департамент здравоохранения провинции Онтарио в своей бесконечной мудрости устроил так, что теперь врачу общей практики гораздо выгоднее принимать больных у себя в кабинете, чем работать в операционной. Два часа за операционным столом оплачиваются так же, как прием двух-трех пациентов. Разумеется, за это время вы можете принять гораздо больше. В наши дни клятва Гиппократа стала каким-то обетом добровольной нищеты. Вы знаете, сколько я получу, если, скажем, наложу шину на вашу сломанную руку? Вдвое меньше, чем получит ветеринар, если он будет накладывать шину на лапу вашего пса. Так что, прошу вас, не вынуждайте меня говорить на такие темы. Все, что вам нужно знать об Уинтер Кейтс, – это то, что местные врачи к ней очень хорошо относятся. Отлично владеет собой, великолепное чувство юмора. Уж поверьте мне, чувство юмора в операционной ценится очень высоко.

– Хорошо бы оно ценилось и в полиции, – отозвалась Делорм.

В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что доктор Уинтер Кейтс была интерном в детской больнице, затем закончила ординатуру Торонтской больницы общего типа.

– Доктор Кейтс – женщина привлекательная, – заметила Делорм. – Вы знаете что-нибудь о романтической стороне ее жизни?

– О нет. Ничего об этом не знаю. Мне почему-то кажется, что у нее был кто-то в Садбери, но больше вам ничего сказать не могу. Доктор Кейтс обожает свою работу, и разговариваем мы с ней всегда только о медицине.

– Вы продали ей практику, верно?

– Продал? Нет-нет, практику нельзя продать, во всяком случае – в этой провинции. Нет-нет. Я познакомился с ней, когда она была в ординатуре Торонтской больницы, и, как и все остальные, был ею просто очарован. Она сказала, что очень хотела бы осесть в Алгонкин-Бей и принимать здесь больных, и я это запомнил. Я уже десять лет намеревался уйти на покой. В конце концов я предложил ей в течение полугода помогать мне на приемах, после чего я с достоинством уйду. Что я и осуществил.

– Доктор Шокетт, когда вы купили билеты в Пуэрто-Рико?

– Месяц назад. Не понимаю, какое отношение имеют к делу мои билеты.

– Можно мне на них взглянуть?

Доктор Шокетт поднялся, еще больше побагровев, и Делорм видела, что, выходя из комнаты, он с трудом сдерживает гнев. Вскоре он вернулся и, не говоря ни слова, протянул ей билеты. Два билета в Пуэрто-Рико и обратно, куплены месяц назад, срок возвращения – через неделю.

– Спасибо. – Делорм отдала ему билеты. – Где вы планируете остановиться?

– Пальмас-дель-Мар, очень милый курорт на южном побережье. Знаете?

– Нет. – Отпусками на карибском побережье Делорм не интересовалась. И вообще она плохо себе представляла, где находится Пуэрто-Рико, знала только, что это южнее Флориды.

– Великолепное место. Просто идеальное. Пляж не очень велик, зато там одно из лучших полей для гольфа, какие я видел в жизни.

– Не могли бы вы мне сказать, где вы были в ночь с понедельника на вторник, около полуночи?

– Как всегда по понедельникам, играл в бридж с друзьями. Мы всегда… черт побери, надеюсь, вы не подозреваете меня в том, что я имею к этому какое-то отношение? Пропала молодая женщина, врач, при чем здесь я, ради всего святого?

Делорм помедлила с ответом, наблюдая, как на виске у доктора Шокетта бьется жилка.

– У вас были финансовые отношения с доктором Кейтс. Хорошо, практику вы ей не продавали, но в кабинете огромное количество медицинского оборудования. Полагаю, у вас возникли разногласия по поводу того, что из этого оборудования должно перейти к ней. И вас это очень рассердило.

– Вот как. – Доктор Шокетт скрестил руки на груди и окинул Делорм взглядом. – Хотел бы я знать, кто вам об этом сообщил.

– Доктор Кейтс отказывается выплачивать вам стоимость оборудования? Ту сумму, которую вы считаете справедливой?

– Боюсь, все не так ужасно, как вы говорите. Мне надо было обратиться к адвокату, я всегда так поступаю, когда занимаюсь подобными делами, но на этот раз я так делать почему-то не стал. Возможно, потому, что Уинтер… ну, она прелестное существо, скажем так. Тем не менее у нас произошел спор из-за уценки оборудования. Вы знаете, сколько стоит новый смотровой стол? Мне казалось, мы сошлись с ней на цифре, которая как раз составляла среднее между тем, что я получил бы за оборудование, выстави я его на продажу, и той суммой, которую Уинтер должна была бы заплатить, если бы покупала новое. Мне казалось, мы пришли к компромиссу, но, видимо, я ошибался. В конце концов, спросите у нее сами, если вы думаете, что я лгу.

– К сожалению, у доктора Кейтс сейчас нельзя об этом спросить, поскольку неизвестно, где она. О какой сумме шла речь?

– Не о баснословной. Тысячи две. Ей надо было платить за обучение, от восьмидесяти до ста тысяч, и у нее каждый цент был на счету. Наверняка она думает, что мы с ней остановились на более низкой сумме, но она выдает желаемое за действительное. Так или иначе, все это не очень важно. А теперь, если у вас больше нет ко мне вопросов…

– Вопросов больше нет. Я бы только хотела узнать фамилии людей, с которыми вы играли в бридж.

Следующая остановка: Гленн Фримонт, неприятный пациент.

Фримонт открыл дверь. На нем был купальный халат, который выглядел так, словно успел сменить уже несколько владельцев и по меньшей мере один из этих владельцев в нем скончался. Низенький человек тридцати с лишним лет; Делорм никогда раньше не видела таких сальных волос.

– Мистер Фримонт, я расследую дело об исчезновении доктора Уинтер Кейтс, – сказала она, представившись. – Разрешите мне войти и задать вам несколько вопросов?

Над входной дверью квартиры Фримонта, располагавшейся в подвале, не было козырька, а у Делорм не было зонта. Ледяные капли дождя ползли по ее шее.

– Зачем? – Фримонт протянул руку к дверному косяку, словно чтобы пресечь возможные внезапные движения пришедшей.

– Вы – один из пациентов доктора Кейтс. Мне нужно задать вам ряд вопросов.

– Пациентов у нее миллион. Почему ко мне?

– Мистер Фримонт, вы предпочитаете, чтобы к этому расследованию подключился ваш профсоюз? Я могу им позвонить.

– Валяйте. Я все равно от них ухожу, уродов. Спину себе надорвал. Отродясь такого не было. А все почему? Потому что целыми днями таскаю банки с краской по лестнице, вверх-вниз, два пролета. Сами попробуйте. Посмотрим, как вам это понравится.

– Вы устроили скандал в кабинете доктора Кейтс. Это потому что она отказалась поддержать вашу жалобу?

– Не было никакого скандала. Просто поспорили с ней кое о чем.

– Свидетели утверждают, что вы били кулаком по столу и ногой сбили цветочный горшок.

– Она меня назвала лжецом. Я такого терпеть не могу, черт возьми. Ни от кого.

– Не могли бы вы мне сказать, где вы были в ночь с понедельника на вторник, около полуночи?

– С понедельника на вторник? Да, могу вам сказать, где я был. Я был в Торонто.

– Почему вы туда поехали?

Фримонт сунул указательный палец за правую щеку и оттянул ее. Мелькнуло что-то розовое, крест-накрест пересеченное черными швами.

– Операция на десне. Рано утром во вторник. Приехал туда накануне, остановился в гостинице. Подождите-ка здесь.

Фримонт закрыл дверь. Делорм подняла капюшон куртки. Дождь барабанил по нейлону. Лужицы у ее ног затянуло льдом.

Минуты через две Фримонт вернулся с горстью каких-то бумажек. Он стал одну за другой передавать их Делорм:

– Чек из гостиницы. Чек с заправочной станции на Спадина-роуд. Чек от моего пародонтолога. Ходит в черном халате и обходится мне жутко дорого, черт бы его побрал.

– Вы всегда сохраняете все чеки? – поинтересовалась Делорм, записывая фамилию и телефон дантиста.

– Только когда хочу, чтобы мне заплатили по медицинской страховке.

– Этого вам будет трудно добиться. В этой провинции страховые компании не оплачивают стоматологию.

Фримонт забрал у нее чеки.

– Все-то вы знаете.

– Благодарю вас за содействие, мистер Фримонт.

– Нет, это вам спасибо, детектив. Приятного вам дня.

Еще не дойдя до машины, она услышала вопль Фримонта из-за закрытой двери: «Гадина!»

И служащие гостиницы, и пародонтолог подтвердили все, что говорил Гленн Фримонт: как только Делорм вернулась в управление, она сделала нужные звонки. Потом она записала некоторые детали своих сегодняшних бесед и передала имена партнеров доктора Шокетта по бриджу Кену Желаги – для проверки.

Обедала она не выходя из-за рабочего стола, задумчиво созерцая стопку объявлений, с которых на нее глядело очаровательное лицо доктора Кейтс. Молотки и дрели строителей, работавших наверху, мешали ей сосредоточиться. Она посмотрела в окно на автостоянку. Дождь прекратился, выглянуло яркое солнце. Даже самые обычные предметы – деревья, столбы, почтовые ящики, покрытые патиной льда, – теперь засияли, как в сказке. Делорм показалось, что синее небо над крышами мерцает.

Зазвонил телефон.

– Делорм. Уголовная полиция, – сказала она в трубку.

Это был Тед Паско, продавец фотомагазина «Милтон», младший брат Фрэнка Паско, которого в свое время стараниями Делорм отправили в тюрьму за мошенничество с кредитными картами. Тед Паско был в таком возбуждении, что Делорм с трудом могла понять, о чем он говорит: что-то о трупе в лесу.

– Не так быстро, мистер Паско, не так быстро. Где вы находитесь?

– Телефон-автомат возле таверны «Нортвинд». Она сразу за Алгонкинским торговым центром, знаете?

Делорм отлично ее знала. Один ее молодой человек любил английское пиво, и они почти каждый пятничный вечер проводили в «Нортвинд», запивая пивом рыбу с жареной картошкой. К сожалению, ничего более романтического в этих отношениях не было.

– Я фотографировал с холма залив Четырех миль. Поехал туда на внедорожнике, знаете, хотел выбрать место, где можно сделать хороший снимок. И вдруг вижу труп. Женщина. Похоже, она замерзла.

– С вами был кто-нибудь еще?

– Нет. Знаете, люблю быть один, когда снимаю. Не хочется, чтобы кто-то поджидал, пока я сделаю фото, и топал ногой от нетерпения. Начинаешь запарывать кадры, забываешь про штатив, снимаешь не со всех ракурсов… Это, знаете, не очень-то…

– Как там с дорогой? Можно проехать на фургоне?

– Нет. Это страна джипов.

– Хорошо, мистер Паско. Никуда не уходите. Никому не говорите о том, что нашли. Мы приедем через несколько минут.

Делорм постучала в дверь кабинета Даниэля Шуинара и вошла, не дожидаясь разрешения. Он внимательно выслушал ее сообщение о телефонном звонке.

– Итак, есть вероятность, что это наш пропавший доктор, – заключил он.

– Я бы сказала – довольно высокая вероятность.

– Вам нужна помощь. Жаль, что Маклеода нет в городе. Возьмите Желаги. И кого-то из экспертов. – Он набрал короткий внутренний номер. – Арсено, хватит на сегодня спорта. Для вас с Коллинвудом есть настоящая работа. Берите «лендровер»: видимо, на вашем фургоне там не проехать. – Он повесил трубку. – Чего вы ждете? Отправляйтесь.

– Я еще не позвонила коронеру.

– Я с ним свяжусь. Вперед. – И с легкой завистью добавил: – Хотел бы я поехать с вами.

– Мне тоже жаль, – откликнулась Делорм. – Но вы теперь – большой человек.

– Я знаю, – проговорил Шуинар и кинул огрызок карандаша в корзину. – Это очень обидно.

Кен Желаги был известный болтун. Когда они сели в машину, в нем словно бы включился специальный механизм, как у говорящей куклы, и началось: жена, дети, хоккей… Но Делорм удалось навести его на нужную тему – соседей доктора Кейтс.

– Многие сейчас разъехались, кто-то на Багамах, кто-то еще где-то, так что там особенно не с кем было поговорить. Типичный многоквартирный дом, в том смысле, что никто никого толком не знает. В таком доме даже если умрешь, все равно об этом может никто не узнать. В общем, если коротко, то вечером в понедельник, в ночь на вторник и во вторник утром никто ничего необычного не видел. Все или смотрели телевизор, или лежали в постели, и никто ничего не слышал.

– Странно, – заметила Делорм. – Если ее похитили, кто-нибудь должен был услышать возню.

– Она могла уехать с кем-то добровольно, нам же пока ничего не известно. Она могла поехать с каким-то знакомым. А потом, допустим, попала в аварию. Тогда понятно, почему с тех пор никто ее не видел и не слышал.

Желаги снова свернул с темы и начал разглагольствовать о своей семье. Делорм поймала себя на мысли, что хочет, чтобы на его месте сейчас оказался Кардинал, обычно такой же немногословный, как и она сама. Желаги не умолкая толковал о родне жены, о социальных пособиях, о страховых выплатах за автомобиль. Это было как стихийное бедствие.

– Желаги!

– Что?

– Угомонись ты, ради бога.

– Я просто общителен. В отличие от тебя.

Пожалуй, по общительности и дружелюбию никто в управлении не мог тягаться с Желаги. Это был типичный «славный парень», и Делорм стало стыдно за то, что она так на него напустилась. Они успели проехать несколько кварталов, а она все виновато молчала.

– Извини, – наконец сказала она, когда они остановились на светофоре. – Просто думаю о докторе Кейтс.

– Ничего, – откликнулся Желаги. И тут же пустился рассказывать о снегоходе, который недавно купил для детей. Эти новые «бомбардиры» просто дьявольски быстрые.

Они проехали по Самнер-стрит, пересекли окружную и выбрались на Шестьдесят третье шоссе. Лед блестел на всех крышах, проводах, ветвях. Небо сияло лазурью. Солнечные лучи, отражаясь от обледенелых кровель и деревьев, били в глаза слепяще-белым светом, но на расстоянии это было как поблескивание елочной мишуры.

Само шоссе очистили от льда, и им удалось добраться до «Нортвинда» меньше чем за двадцать минут. Тед Паско стоял, прислонившись спиной к своему «джипу-рэнглеру», с сигаретой во рту.

– Я ведь больше не курю, – сказал он вместо приветствия. – Два года назад бросил. Но эта штука меня, знаете, потрясла. Никогда раньше не видел покойников – ну, кроме отца, но это совсем другое дело. Я просто весь трясусь, знаете. – В подтверждение он вытянул руку; она действительно дрожала.

Делорм представила ему Желаги и спросила Паско, во сколько тот обнаружил тело.

– Минут сорок пять назад. Я сразу же подъехал сюда, чтобы позвонить. – Он указал на телефон-автомат.

– Вы были один?

– Только я и фотоаппарат, больше никого. Знаете, такой лед увидишь не часто, вот я и поторопился выехать, пока он не растаял. Я был на дороге для лесовозов примерно в километре к востоку отсюда.

Арсено и Коллинвуд подъехали на своем «лендровере» и остановились у обочины. Делорм дала им сигнал: «Подождите одну минуту».

– Мистер Паско, не могли бы вы довезти нас до этого места? А наши эксперты поедут следом.

С шоссе свернул «лексус», и Делорм внутренне застонала. Роль коронера исполняли по очереди несколько врачей. Не повезло: второй раз подряд ей приходилось иметь дело с доктором Барнхаусом.

– Наверное, вам лучше поехать с Арсено и Коллинвудом, доктор, – посоветовала она. – Не думаю, что ваш замечательный автомобиль сможет добраться туда, куда мы едем.

– Великолепно, – мрачно отозвался Барнхаус. – Просто чудесно. – Но все-таки он вылез из машины вместе со своим черным саквояжем.

Всякие лесозаготовки в районе Алгонкин-Бей прекратились еще полвека назад, но старые подъездные дороги сохранились. Десятилетиями они оставались заброшенными, но в последние годы благодаря увлечению внедорожниками по ним вновь стали ездить. После недавней оттепели толщина снега в лесу была не больше десятка сантиметров, и сверху этот снег был покрыт тонкой коркой льда. Сцепление колес с поверхностью оказывалось в результате лучше, чем на городских улицах.

Лес был сплошь сосновый. Сучья склонились под тяжестью снега, но стволы стояли прямо: деревья здесь тысячелетиями проходили естественный отбор. Они были покрыты льдом, как панцирем, и сверкали, словно на лазерном шоу.

– Вот где я вышел, – сообщил Паско. – Не хотел, знаете, рисковать и объезжать эту штуку. – Он указал на поваленное дерево, лежащее поперек дороги.

Они вышли из машины и стали ждать Арсено и Коллинвуда.

– Вы вернулись к машине тем же путем? – спросила Делорм.

– Точно. – Он показал на отпечатки в снегу. – Вот мои следы. Других не заметил. Правда, я их и не искал, знаете.

Делорм и Желаги пошли впереди; сразу за ними шагал Паско, а замыкали шествие Арсено, Коллинвуд и доктор Барнхаус. Не прошло и пяти минут, как Паско сказал:

– Вот здесь, за этим пнем. Я об нее чуть не споткнулся.

За шесть лет, что Делорм проработала в отделе спецрасследований, ей не приходилось иметь дело с трупами, поскольку это не входило в ее служебные обязанности. До этого она служила констеблем, и ей, конечно, случалось видеть утопленников или разбившихся автомобилистов. Во всех местах, где произошла катастрофа, ощущалась атмосфера безнадежности, даже если человек погиб в роскошно обставленной гостиной. Иногда обстоятельства смерти выглядели омерзительными, какими-то демонстративно-безвкусными: голый висельник, вокруг побледневших ступней разбросаны порнографические картинки… Иногда они были страшными: следы яростного огня, бушевавшего повсюду. Иногда – внушающими мистический ужас, как тогда, в заброшенной шахте зимней ночью. Но за все годы работы в полиции Делорм никогда не видела такой красивой картины смерти.

Она, Желаги и остальные словно бы вступили в сказочную страну. Деревья вокруг них лучились, точно драгоценности. Не было слышно никаких звуков, кроме тихого постукивания ветвей да жужжания снегохода где-то вдалеке. Свет весело отражался от всех возможных поверхностей, словно здесь разыгрывалось действие волшебной сказки, а не трагедии – сказки, в которой статуи оживают.

Но фигура перед ними уже никогда не смогла бы ожить. Мертвая женщина лежала на левом боку, словно отдыхая; нога была присогнута в колене, рука вытянута, как будто женщине хотелось поудобнее улечься. Видимых признаков насилия не было – ни ран, ни синяков. Если бы ее сфотографировали с не очень близкого расстояния, она могла бы показаться спящей. Но нет ничего более застывшего и неподвижного, чем труп, и вблизи ошибиться невозможно. Тело было обнажено и покрыто поблескивающим слоем льда. Обледенели даже пряди длинных темных волос, лежащие на лице женщины. Она словно стала жертвой какого-то заклятия – ревнивого колдуна, злобной ведьмы.

– Бессмысленно просто стоять вокруг и бесцельно смотреть, – заметил Барнхаус.

– Это называется – «произвести первичную оценку места смерти», – парировала Делорм. – Может быть, вам хочется ринуться вперед и затоптать важные улики, но мы хотим сначала сделать снимки.

– Прекратите. – Барнхаус плохо переносил возражения, тем более если они исходили от женщин. У него явно поднялось давление. Он закипал на глазах. – Прекратите, – повторил он. – Коронер – я, и распоряжаюсь здесь я.

– Только до тех пор, пока не установлено, что совершено преступление.

– Именно это я и намереваюсь установить, если вы позволите мне приступить к моей работе.

– Жертва найдена голой в зимнем лесу. По-моему, ясно, что здесь преступление.

Желаги бросил на нее взгляд, означавший: «Полегче, полегче». Делорм начала мысленно считать до десяти.

– Не знал, что вы квалифицированный патологоанатом, – ядовито произнес Барнхаус. – Возможно, в таком случае вам вообще не требуется коронер.

– Доктор, вы нужны нам для того, чтобы осмотреть ее, – кротко ответила Делорм. – Просто позвольте нам сначала сделать несколько снимков, прежде чем мы затопчем улики.

– Мы поставим видеокамеру вон там, сзади, – сказал Арсено. – Пусть снимает широкоугольную картинку.

Коллинвуд уже продвигался с фотоаппаратом и сантиметром в руках по следам, ведущим к поляне. Похоже, цепочка следов была всего одна.

– Вы не поднимете ногу, сэр? – обратился он к Паско.

Паско выполнил эту просьбу, неловко опираясь о дерево. Коллинвуд сфотографировал подошвы его туристских ботинок.

Арсено сделал серию снимков трупа, после чего Делорм, Желаги и коронер подошли поближе. Доктор Барнхаус склонился над телом и забормотал в диктофон, который сжимал в кулаке: «Женщина, достаточно упитанная, тридцать лет с небольшим, обесцвечивание тканей в области горла заставляет предположить, что причиной смерти стало удушье…»

– А вот ее одежда, – показала Делорм. Куча вещей лежала рядом с трупом, образуя страшный замерзший натюрморт. Слой льда мешал подробному осмотру, но было видно, что многие пуговицы оторваны, а горловина свитера растянута.

– Похоже, ее здесь и убили, – заметил Желаги.

– Возможно, – отозвался Барнхаус. – Но взгляните на эти следы. – Затянутым в латексную перчатку пальцем он указал на багровые потеки на голени и руке. – Кровь стекала под действием силы тяжести – вниз с задней части плеч и ног. Умерла она не в этой позе. Не исключено, что убили ее здесь, но потом, после смерти, ее тело передвигали. Не исключено также, что ее убили где-то еще и затем принесли сюда.

– Но одежда… – начала Делорм.

– Да, конечно. Безусловно, тут есть какое-то объяснение, но я сомневаюсь, что оно имеет отношение к медицине.

– Вы можете назвать хотя бы примерное время смерти?

– Тело покрыто льдом, а значит, оно лежало здесь во время дождя – до того, как эта вода замерзла. С другой стороны, признаков разложения практически нет. Следовательно, во время оттепели она пролежала здесь недолго. Скорее всего, ее бросили здесь в понедельник вечером, возможно – во вторник утром. Но, как вы понимаете, из-за эффекта заморозки точное время установить сейчас трудно, нужны дополнительные исследования. А теперь помогите мне. Я хочу повернуть тело.

Делорм просунула руку в перчатке под согнутую ногу женщины и приподняла ее. Корка льда хрустнула и начала отваливаться.

– Ссадины и кровоподтеки в вагинальной области свидетельствуют о возможном изнасиловании. Кроме того, на шее имеются заметные синяки. Вероятно, произошло удушение. Придется провести вскрытие, чтобы проверить, не было ли кровотечения в легких. Ну-с, теперь посмотрим вам в лицо. – Барнхаус отвел замерзшие волосы в сторону, лед треснул. – Боже, – проговорил он. – Я знаю эту женщину.

– Думаю, мы можем перестать развешивать объявления, – заметил Желаги.

Делорм молча смотрела на застывшие черты, на молочную пленку, затянувшую полузакрытые глаза. Она думала обо всех больных, которым доктор Кейтс могла успеть помочь за всю свою жизнь: возможно, их были бы тысячи. Кто мог сотворить с ней это? Делорм автоматически начала прикидывать первоочередные дела: в числе прочего – нужно сообщить о случившемся пациентам доктора Кейтс.

Она взглянула на Барнхауса:

– Мы знаем, что доктор Кейтс была дома в понедельник, в половине двенадцатого ночи: с ней говорила по телефону подруга. Но, судя по автоответчику доктора Кейтс, во вторник рано утром она уже не брала трубку.

– Это вполне соответствует тому, что я здесь вижу. Несомненно, патологоанатом даст вам более подробную информацию.

– Как вы думаете, когда Центр судмедэкспертизы сможет нам что-то сообщить?

– Можете считать, что вам повезло. Вы работали с доктором Лорти?

– Нет.

– Это один из лучших патологоанатомов Центра. Он сейчас как раз в городе, знакомится с особенностями работы в нашем районе. Думаю, мне без особого труда удастся убедить его заняться этим делом непосредственно на месте. Это сэкономит деньги налогоплательщиков и так далее.

– И сэкономит нам массу времени, – добавила Делорм.

– Видит бог, это самое меньшее, что мы можем для нее сделать, – проговорил Барнхаус, кивая в сторону мертвой.

Наступило молчание. В лесу раздавалось только постукивание обледенелых ветвей, сверкающих на солнце.