Текст книги "Нежная буря"
Автор книги: Джайлс Блант
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
25
Рано утром дождь пошел снова. Крупные капли тяжело плюхались в слой холодного воздуха, повисший над землей. И каждая капля, соприкоснувшись с коркой льда, тотчас же сама обращалась в лед. Дождь замерзал на крышах, на автомобилях, на фонарях и мостовых. Он замерзал на сучьях деревьев и на самых тонких веточках. Он замерзал на высоковольтных проводах, на почтовых ящиках, на светофорах. Он замерз на крыше собора, покрыв сверкающей глазурью шпиль и крест. Он замерз на деревянной верхушке синагоги, выстроенной в стиле модерн, и на каменной арке в Феррис-парке, надпись на которой гласила: «Врата Севера».
Кардинал повидал на своем веку много ледяных бурь, но такой он еще не видел. В понедельник он въехал в город с какой-то нелепой медлительностью. Улицы и дома вокруг превратились в подобие гигантской хрустальной люстры.
Он приехал в отдел (разумеется, опоздал) – и обнаружил, что ненастье не только покрыло полицейское управление Алгонкин-Бей коркой льда, но и погрузило все в состояние какого-то приглушенного покоя. Некоторые сотрудники не смогли явиться на рабочие места – например, вся бригада строителей, – и в здании стояла умиротворяющая тишина.
Где-то кто-то насвистывал (видимо, Шуинар), а Нэнси Ньюкомб, заведующая хранилищем вещественных доказательств, умоляла кого-то вписать дату рядом с подписью (пожалуйста, разборчиво, спасибо вам большое). По соседству с Кардиналом Делорм за своим столом что-то бормотала в телефонную трубку. Удивительно, как тихо Делорм умела заниматься делами. При этом вечно казалось, что она секретничает со своим любовником, хотя она, вне всякого сомнения, просто, как и все остальные, проводила рутинные опросы или еще что-нибудь в этом роде.
Прежде всего Кардинал убедился, что электроснабжение Эйрпорт-хилл и Каннингем-роуд восстановлено. Он подавил в себе порыв съездить проверить, как там отец: Кардиналу-старшему должна позвонить Кэтрин, он не обидится. Вернувшись домой, Кардинал обрел особого рода спокойствие: он знал, что оно временное, но старался подольше сохранить его в себе, сидя в тишине раннего утра.
Тишина разлетелась на мелкие кусочки, когда от стола дежурного раздалось оглушительное:
– Вот мерзопакость! Я не заказывал эту кошмарную погоду! Стоит уехать на две недели – и все в городе летит к чертям собачьим.
Сила голоса – десять баллов, от него вполне могут вылетать стекла. Разумеется, это был детектив Йен Маклеод, старший коллега Кардинала, партнер по некоторым расследованиям и всеобщее бревно в глазу.
Маклеоду было под шестьдесят. Он представлял собой тугой, сварливый бочонок мышц, увенчанный коротким курчавым ежиком седеющих рыжих волос. С недавних пор, по причинам, известным только ему самому, Маклеод взял привычку именовать своих коллег «доктор». Кардинала это слегка раздражало. Впрочем, в Маклеоде раздражало почти все.
– Ага, доктор Кардинал совершает обход больных. Или у тебя сегодня операция, а? Скальпелем вырываешь признание у какого-нибудь коматозного преступника?
– Было бы неплохо. Как Флорида?
– Флорида – прекрасно. Много солнца. Там даже на закате солнце греет! И отличная еда. Но курорт кишит кубинцами и старичьем. Когда я сюда вернулся, тут же поразился, что люди здесь ходят без посторонней помощи – ну, по крайней мере пытаются. Половине населения Солнечного штата за восемьдесят, а другая половина не говорит по-английски.
Делорм прикрыла рукой микрофон трубки:
– Ради всего святого, Маклеод. Дай спокойно работать.
– А еще там франкоканадцы, – заявил Маклеод, дернув подбородком в сторону Делорм. – Как будто и не уезжал. Чертовы лягушатники. Чувствуешь себя как на работе.
Маклеод втиснулся в кресло рядом с креслом Кардинала и пожелал узнать все о расследованиях, которые они с Делорм ведут. Делорм уже закончила говорить по телефону, и они рассказали ему всю историю, завершив ее отчетом о поездке в Монреаль.
– Черт побери! – несколько раз удивленно восклицал Маклеод, слушая их рассказ. И, дослушав, произнес: – Медведей я не перенесу. Нет, я слыхал о разных способах избавиться от улик, но это уж слишком.
Потом он все-таки побрел к своему столу, уселся и стал что-то реветь в телефонную трубку.
У Кардинала зазвонил телефон. Это был Масгрейв.
– Наконец-то я вытряс хоть что-то из ФБР, – сообщил он. – Не знаю, чем эти ребята зарабатывают себе на жизнь, но явно не распространением информации.
– Они вам дали что-нибудь по Шекли?
– Да, оказалось, у них все-таки заведено дело на Майлза Шекли, бывшего сотрудника ЦРУ. Нашего молодчика в девяносто втором году арестовали за шантаж. Пытался вытрясти деньги из некоего Диего Агиляра, который одно время перевозил кокаин на берега Гудзонова залива и который одновременно – разумеется, по чисто случайному совпадению – работал на ЦРУ. Шекли входил в свое время в группу, которая его опекала. Когда у Шекли настали трудные времена, он обратился за помощью к Агиляру. Когда же Агиляр отказался проявить понимание и благожелательность, Шекли стал угрожать, что расскажет кому следует о его путешествиях с наркотиками. На всякий случай у него даже были припасены копии кассет видеонаблюдения.
– И жертва шантажа не моргнув глазом отправилась в полицию?
– Еще интереснее. Шекли немного ошибся насчет этого парня. Он упустил из виду, что Агиляр никогда не прекращал сотрудничать с ЦРУ, пусть теперь он и занимал всего лишь пост консультанта по системам связи при их управлении по Латинской Америке. Так что он пожаловался в Лэнгли, а те надавили на местную полицию, а та его арестовала. За свой небольшой фокус он отсидел шесть лет.
Кардинал подошел к столу Делорм и прислонил к клавиатуре групповой снимок ФОК.
– Масгрейв говорит, что Шекли отсидел за попытку шантажа одного крутого парня, который работал на ЦРУ. Это дает нам мотив. Думаю, он опять решил взяться за старое, недаром мы нашли у него эту фотографию. И на сей раз его мишенью стал Ив Гренель.
– Ты хочешь сказать – Ив Гренель, живущий под другим именем.
– Под другим именем, к тому же прошло тридцать лет. Предположительно, у него по-прежнему франкоканадское имя и фамилия. Возможно, именно он пытался запретить Руо и Готорну говорить с нами, именно он звонил им, а никакая не Канадская разведслужба.
– Они оба сказали, что им звонил пожилой человек, – вспомнила Делорм. – Но Готорн не был уверен, что он франкоканадец.
– Зато Руо была в этом уверена. И что это нам дает?
– Поль Брессар? Но ты же снял с него подозрения?
– Брессару слишком мало лет. В семидесятом ему было девять или десять. Конечно, остается еще доктор Шокетт. Он как раз подходящего возраста, к тому же он был сердит на доктора Кейтс.
– Это не доктор Шокетт. У него есть несколько свидетелей, которые играли с ним в карты, когда похитили доктора Кейтс. И это надежные свидетели.
– Итак, Майлз Шекли приезжает сюда, чтобы шантажировать Ива Гренеля, кем бы он ни был. Этот Гренель живет под другой фамилией вот уже бог знает сколько лет. Шекли назначает ему встречу, показывает компромат, который на него есть, и между ними начинается драка. Шекли убит. Гренель ранен.
– Если бы я кого-нибудь шантажировал, я бы навел на него пистолет и не убирал.
– Я бы тоже. Может быть, Гренель выхватил у него оружие. При этом в Гренеля попадает пуля, но ему удается застрелить Шекли. Затем он бросает тело в лесу и топит автомобиль. Он пытается продолжать обычную жизнь, но в нем сидит пуля, или, по крайней мере, у него слишком серьезная дырка в теле, и он не может залечить ее самостоятельно.
– И ему понадобился врач, это мы знаем. Но тут мы опять приходим к вопросу: почему он выбрал именно доктора Кейтс?
– Да, ответить на него трудно. Доктор Кейтс в нашем городе недавно, что сужает круг до соседей и пациентов, а и те и другие, как выяснилось, вне подозрений. Но теперь мы хотя бы знаем, как выглядел убийца лет тридцать назад. К тому же нам должна помочь Мириам Стэд.
– Я знаю, что тридцать лет назад я выглядела совсем по-другому. Я носила детские зимние комбинезоны и уши, как у Микки-Мауса. А ты?
– У меня были волосы до плеч.
– Не верится.
– Чистая правда. Как у Джона Леннона.
Маклеод прошелся по комнате; он казался необычно задумчивым.
– В чем дело? – окликнул его Кардинал. – У тебя такой вид, словно ты придумал новую религию.
– Да я все об этой Кейтс… Вы мне сказали, что это было обставлено как изнасилование, но на самом деле изнасилования не было?
– Она была голая, одежда была с нее сорвана, но никаких признаков проникновения не было. Конечно, здесь ничего нельзя утверждать с уверенностью. А что такое? О чем ты подумал?
– Вспомнил одно старое дело. Лет десять назад. Женщину убили. Ее тоже нашли вне дома, голую, одежда с нее была сорвана, но никаких признаков проникновения.
– Вряд ли десять лет назад, я бы знал.
– Значит, двенадцать. Это было еще до того, как ты к нам перевелся из Торонто. Мы корпели-корпели над этим делом, но так ничего и не высидели. Нулевой результат. Абсолютно нулевой. Я работал тогда вместе с Тардженом.
Дик Тарджен, еще один ветеран полиции, много лет был партнером Маклеода и умер ровно через две недели после вечеринки, которую устроил по случаю своего ухода на пенсию. Этот факт до сих пор частенько наводил Маклеода на мрачные размышления.
– Наверное, ты сейчас уже не помнишь имя жертвы или еще какие-нибудь существенные детали?
– Кое-что всплывает в памяти. Ей было тридцать с лишним. Довольно милая женщина. Кажется, жила в городе не больше двух месяцев. – Маклеод щелкнул пальцами. – Ферье. Вот какая у нее была фамилия.
– Мадлен Ферье?
– Мадлен Ферье. А ты откуда знаешь?
– Нам поведала маленькая кокетка. – Делорм кратко ознакомила Маклеода с историей несравненной осведомительницы Антитеррористического отряда. – По словам Симоны Руо, Мадлен Ферье состояла в ФОК с семидесятого года. Она играла там очень незначительную роль, отсидела небольшой срок по пустяковому обвинению, а потом, судя по всему, начала новую жизнь. Переехала в Онтарио.
– Верно, – припомнил Маклеод. – Это была дама с прошлым. Мы изо всех сил старались как-то связать ее убийство с ФОК, но у нас ничего не вышло. Ровным счетом ничего.
– Тогда слушай, – сказал Кардинал. – Мадлен Ферье одно время с ума сходила по Иву Гренелю.
– Ну и что? – не понял Маклеод. – Это нам сейчас важно?
– Важно. Это означает, что она и спустя двадцать лет вряд ли забыла его лицо. А именно такой срок прошел между ее увлечением ФОК и ее приездом в Алгонкин-Бей.
Кардиналу с Делорм удалось отыскать в архиве дело Ферье. Папка была сантиметров семь толщиной. Материалы по нераскрытым убийствам отправлялись в архив полностью, даже если прошло уже двенадцать лет. Они уселись каждый за свой стол, разделив бумаги поровну.
Полчаса прошло в молчании.
Кроме имени жертвы и способа убийства, казалось, ничто не связывает это дело с тем, которое они расследовали сейчас. Мадлен Ферье, тридцати семи лет, переехала в Алгонкин-Бей двенадцать лет назад. Два месяца она преподавала в одной из местных школ французский и географию. А потом ее убили. Ее тело нашли в лесу между Алгонкинским торговым центром и Траут-лейк-роуд. Она была голая, как и говорил Маклеод. Смерть наступила от удушения. Одежда с нее была сорвана, но других признаков изнасилования эксперты обнаружить не смогли.
Подозреваемые? Никаких. Она слишком мало прожила в городе, чтобы успеть обзавестись врагами – да и друзьями тоже. Через лесок, где нашли ее тело, часто ходили жители ее района, срезая путь к торговому центру. В этом месте ее мог встретить кто угодно.
Подозреваемых не было, и именно поэтому стопка дополнительных рапортов была огромной. Сузить круг поиска она не помогала. Опросили всех, кто был в тот вечер в торговом центре, а также владельцев всех расположенных в нем магазинов. Опросили и всех жильцов дома, где Мадлен Ферье снимала квартиру. Материалы бесед с жильцами заняли целую папку.
– К делу такого размера должен быть указатель, – предположила Делорм. – Это очень облегчает жизнь.
– Да, облегчает, – согласился Кардинал, – если ты – не тот, кому поручено составлять этот указатель.
– Вот, смотри. – Делорм вытащила рапорт, озаглавленный «Беседа с Полем Ларошем». Это ведь владелец дома, где жила доктор Кейтс, верно?
– Поль Ларош – владелец многих домов. – Кардинал подъехал на своем кресле поближе к Делорм.
– Но не того, где жила Мадлен Ферье. Доходный дом «Уиллоубэнкс» на Рейн-стрит. В деле написано – «агент по недвижимости», но в те годы он работал в фирме «Мэйсон и Варнс». Он был тогда мелкой сошкой.
– Мелкой сошкой в серьезной фирме. Кроме того, это пока единственное имя, которое всплывает и в том и в этом деле.
Некоторое время они читали молча.
Полу Ларошу было тогда сорок четыре года. Он сообщил детективу Дику Тарджену, что не располагает никакой информацией об убитой. Один или два раза он встречал ее в вестибюле, вот и все. В тот вечер, когда ее убили, он был дома, устанавливал новую стереосистему, которую только что купил. Тарджен не счел нужным задавать Ларошу дальнейшие вопросы.
У Делорм зазвонил телефон. Послушав несколько секунд, она, прижав трубку плечом, стала набирать что-то на клавиатуре.
– Да, я поняла. Да, приложенные файлы тоже пришли. Большое вам спасибо за помощь. Мы вам очень признательны.
Кардинал придвинул кресло вплотную к ней.
– Мириам Стэд, – сказала Делорм. – Прислала все по электронной почте. Говорит, так картинка контрастнее, чем по факсу.
Делорм щелкнула мышкой, и изображение начало заполнять экран.
– Ого. Надеюсь, в жизни он одевается лучше, – произнес Кардинал.
На фотороботе был человек за пятьдесят, с клоунской короной волос цвета соли с перцем. Цирковое впечатление ничуть не снижали мешковатый костюм и широченный галстук.
Делорм щелкнула по другому приложению, и через несколько секунд оно открылось.
– Бог ты мой. Вот теперь перед нами респектабельный джентльмен.
Те же черты, но другая прическа, придающая своему обладателю облик торгового магната или, быть может, отставного гангстера.
– Вот для чего Господь придумал волосы, – заметил Кардинал. – Давай посмотрим следующую.
Делорм снова щелкнула мышкой. На этот раз им незачем было ждать, пока картинка откроется целиком, пока на экране появятся шея и плечи. Они узнали эту облегающую череп короткую стрижку с металлическими проблесками седины: для грубой оценки этого было вполне достаточно. Но главное сходство было в линии рта, в чуть вздернутом подбородке, а больше всего – в непобедимой самоуверенности взгляда. Еще до того, как на мониторе возник костюм и галстук, оба сказали в один голос:
– Поль Ларош.
– Потрясающе, – восхитилась Делорм. – Как будто эту фотографию сделали неделю назад.
26
Кардинал вышел из управления в полседьмого, но вокруг было темно, как в полночь. Со стоянки слышны были автомобильные гудки на окружной дороге. Обычно алгонкинские водители ездят в тишине, но из-за гололеда все всюду опаздывали, и знаменитое северное терпение начинало давать трещину. Кардинал сел в машину, но не успел он вставить ключ зажигания, как сзади раздался голос:
– Похоже, дождик-то зарядил.
– Кики. Рад тебя видеть. – Кардинал удивился, как быстро, оказывается, его сердцебиение способно участиться вдвое. Значит, пора. Больше никаких предупреждений не будет.
– Да. Подумал, дай-ка тебя проведаю.
– Видишь ли, то, что это автомобиль, а не дом, не означает, что я не могу арестовать тебя за взлом и незаконное проникновение.
– Было не заперто. Я залез и уснул.
– Нет, он был заперт. В любом случае тут та же история, что и с домом. Если дверь не заперта, это не значит, что любой может зайти в него и лечь поспать.
Кики зевнул. Его кожаная куртка затрещала, когда он потянулся.
– Поехали прокатимся. Надоело мне сидеть на стоянке.
– Кики, ты что, не видишь, какая погода? Вся планета покрыта льдом. Неподходящий день, чтобы кататься. Если ты собираешься в меня стрелять, придется стрелять здесь, на автостоянке полицейского управления.
– Нет проблем. У меня глушитель.
– Должно быть, ты очень гордишься собой. – Кардинал медленно стал засовывать правую руку под куртку. «Беретту» будет достать не так просто: она лежит в подмышечной кобуре слева.
– Нет. Это просто факт. А горжусь я там или нет, это все равно. Я просто показываю тебе, что это можно проделать. Какой стыд, если тебя пришьют у дверей коповского участка.
– Меня это мало будет волновать. Я буду мертв.
– И то верно.
До кобуры было невероятно далеко, дальше, чем когда-либо. Кардинал размышлял, что лучше: выхватить «беретту» и покончить с этим делом – или же просто выскочить из машины. Впрочем, его совсем не прельщала перспектива получить в спину пулю еще до того, как он откроет дверцу. А может быть, развернуться и попытаться выхватить у Кики то оружие, которое он уткнул в спинку его сиденья? Во всяком случае, тогда он будет мишенью движущейся.
– Ты знаешь такого человека – Роберт Генри Хьюит?
Тупренас – Тупейший преступник на свете. Кардинал никогда в жизни не подумал бы, что Тупренас имеет какое-то отношение к Кики Б. и банде Рика Бушара.
– Да, я знаком с Робертом, – ответил он. – Не знал, что вы с ним друзья.
– Мы не друзья. Он сидит в одном корпусе с Риком. Сидел.
– «Сидел»? Что-то случилось с Робертом?
– Вот почему ты не больно-то хороший коп, Кардинал. Ты паршиво разбираешься в людях.
– Я действительно удивился, когда ты мне сказал, что вы друзья.
– В тюряге ни у кого нет друг от друга секретов, вот в чем штука. Этот твой маленький проныра как-то разнюхал, что Бушар тебя заказал. И это ужасно расстроило маленького проныру. Он пошел к Бушару и попробовал его отговорить. Жалко, что я этого не видел.
Кардиналу тоже хотелось бы это увидеть.
– Сначала он говорит Бушару, что тот ошибается насчет тебя. Мол, Джон Кардинал никогда ничего не украдет. Просто новое евангелие от Хьюита. Не ты один паршиво разбираешься в людях.
– Да, Тупренас умом не блещет.
– Как-как ты его называешь?
– Долго объяснять.
– Ясное дело, Рик решил прервать эту арию в защиту честного копа. И спел ему про две сотни штук баксов. Но потом твой приятель завел другую песню: мол, Джон Кардинал – нетипичный коп. Он, говорит Хьюит, поймал меня, а потом упросил Коронный суд меня отпустить. Кстати, это что – правда?
– Правда. Хотя и в самом деле звучит забавно.
– Для меня ты ничего такого никогда не делал.
– Да, но ты не очень-то приятный человек, Кики.
– А этот Хьюит, по-твоему, из приятных?
– Он не совершал подвигов, которые совершил ты. В общем, могу себе представить, как эта сцена подействовала на Бушара. Он ведь такой чувствительный.
– Точно. Он велел твоему приятелю убираться, а не то он живьем сдерет с него кожу. Тут твой приятель говорит, что у него, мол, есть еще один довод в твою пользу. «Да? – отвечает Бушар. – Выкладывай поскорей». И этот парень говорит, что если Бушар к завтрашнему дню не отменит свой заказ, он его убьет.
– О, я так и вижу, как Бушар побледнел и задрожал.
– Он отметелил Хьюита по полной, так что того на неделю отправили в лазарет. Ты хоть представляешь себе, до чего надо дойти, чтобы тебя соизволили отправить в лазарет в Кингстоне? Надо быть на три четверти дохлым, чтобы тебя туда положили. Но когда он каким-то чудом оттуда выходит, он снова начинает работать на кухне и – опа! – подлетает к Бушару с мясницким ножом. Я слыхал, это было то еще зрелище. Но я, понятное дело, очень сочувствую Рику. Умереть вот так…
– Ты хочешь сказать, что Роберт Генри Хьюит убил Рика Бушара? Шутишь? Роберт и мухи не обидит.
– Позвони в Кингстон. Они там тебе расскажут про эту муху.
– Тупренас убил Бушара и ты пришел сюда, чтобы сделать все как надо?
– Это как? Чтобы с тобой за него поквитаться?
– Ну да, Кики.
– Черт побери, нет. Мне плевать. Никогда не любил Бушара. Терпеть его не мог, если хочешь знать.
– Почему же ты все эти годы на него работал?
– Потому что он хороший хозяин. А ты что, влюблен в своего шефа?
– Резонно.
– А, понял! – Кики стукнул кулаком по сиденью. Ощущение было такое, словно сзади в машину врезалась другая. – Ты думал, я пришел тебя убить!
Кардинал повернулся. Кики смотрел на него с изумлением и восторгом, ни дать ни взять ребенок в цирке. Зубов у него было меньше, чем у футбольного вратаря.
– Ты думал, я вернулся, чтобы разделаться с тобой за твой должок Рику. Вот те на! Нет, я не затем пришел. Я просто пришел рассказать тебе, что случилось. Чтобы ты знал, что все кончилось. Теперь тебя больше некому заказывать, Кардинал. И мне тоже теперь никто не заплатит, даже если я сумею вытрясти из тебя Бушаровы денежки.
– Ты мог бы оставить их у себя. Если бы, конечно, тебе удалось их у меня получить. А тебе это не удастся.
– Нет-нет. Начнем с того, что это были не мои деньги. Это была забота Рика. Рик ушел, ушли и его заботы. Ты теперь свободный человек, Кардинал. Вот что я хотел тебе сказать.
– И ты приехал сюда из самого Торонто, чтобы мне это сообщить?
Кики стянул свою шерстяную шапочку и поскреб бледный ежик волос. Потом снова надел ее, нагнулся к Кардиналу и, протянув руку, поправил зеркало заднего вида и посмотрелся в него.
– Правду сказать, я подумываю перебираться в здешние края.
– Пожалуйста, не надо, – попросил Кардинал. – А то мы будем слишком часто видеться.
– Я устал от этих крысиных бегов, понимаешь?
Кардинал не стал бы сравнивать жизнь преступников с крысиными бегами, но он понимал, почему они устают от Торонто, как и все остальные люди, и даже еще сильнее.
– И чем ты будешь заниматься? Плавать на байдарке? Ловить рыбу?
– Не-а. На лодке? Еще чего. Но мне тут нравится. Чистенько, и пахнет хорошо. Это для меня много значит. Понятное дело, эта паскудная ледяная буря заставила меня задуматься. Но я хотел тебя спросить, как у вас тут с работой?
На широком плоском лице Кики не было ни единого следа иронии.
– Ты имеешь в виду работу ростовщика или шантажиста?
– Ладно тебе, Кардинал. Я серьезно. Я о законном доходе, понятно? У меня есть документ: оператор тяжелых машин.
– Я подумаю, Кики. Поспрашиваю.
– Да? Было бы отлично. Может, твой приятель не так уж насчет тебя ошибался.
– Ты мне так и не рассказал, что же случилось с Робертом. Его тоже убили во время этой драки?
– Шутишь, что ли? Все жутко перепугались.
– Тем не менее не сомневаюсь, что дружки Рика разделаются с Робертом, как только им представится такая возможность.
– Вряд ли. Рик был не очень-то милый человек, понимаешь? И у него не было таких уж верных друзей. Твой приятель завалил самого крутого парня в Кингстоне, так что, думаю, в тюряге он займет почетное место. Как только выйдет из одиночки, понятное дело.
– Понятно. – Кардинал вставил ключ зажигания и завел мотор. – Тебя подвезти?
– Нет, не надо, у меня тут рядом тачка, взял напрокат. – Кики открыл заднюю дверцу. – Я поселился в мотеле «Бёрчез». Позвони, если узнаешь про какую-нибудь работенку, ладно?
– Как только услышу о чем-то подходящем, сразу наберу твой номер, Кики.
– И поосторожней на дороге. Чертовски скользко.
Угроза миновала. Рик Бушар и компания больше не представляли опасности для Кардинала, не мешали ему жить. Но все равно он почему-то никак не мог испытать полного облегчения. По дороге домой он размышлял о Тупренасе, который из преданности Кардиналу добавил к своему тюремному сроку лет двадцать. За ошибку, которую Кардинал совершил много лет назад, расплачивались другие, он же так за нее и не расплатился – и, вероятно, теперь уже никогда этого не сделает.
Вернувшись домой, он застал Кэтрин у дровяной питы, на которой в громадной кастрюле тушилось мясо. Электричества не было, и сполохи огня, пробивавшиеся сквозь заднюю стенку печи, озаряли комнату оранжевым мерцанием. Салли и ее дочки чистили картошку, сидя на диване. В кресле Кэтрин спала, открыв рот, старая миссис Потифер. Ее серенький карликовый пудель Тотси, сидевший рядом на полу, мгновенно невзлюбил Кардинала и начал дрожать всем телом. В двух кухонных креслах разместились увесистые тела супругов Уолкоттов, живших через дорогу. Они сидели очень прямо, как пара кукол-близнецов, у каждого упиралась в живот книжка в бумажной обложке, и очки у каждого надежно держались на длинном шнурке.
– В нашей части города нигде нет света, – сообщил мистер Уолкотт вошедшему Кардиналу.
– Я знаю. На шоссе просто хоть глаз выколи. В такой дождь вряд ли они скоро починят.
– Мы держались сколько могли, – добавила миссис Уолкотт и, повернувшись к мужу, сказала: – Я же тебе еще в прошлом году говорила: давай купим дровяную печку. Но нет, у тебя, видите ли, были другие идеи.
– Я тебе тогда сказал, что они слишком дорого стоят. Мы не можем себе позволить в один и тот же год провести отпуск в Доминиканской Республике и купить такую печь.
– Ты не так сказал. Ты сказал: «Давай это обдумаем. Подождем распродаж». А потом ты, конечно, уже больше об этом не заговаривал.
– Давай, выставь меня идиотом. Милое дело. Если от этого тебе лучше…
Кардинал расстегнул куртку, но, подумав, не стал ее снимать. В гостиной было жарко, но в остальных комнатах температура не отличалась от уличной.
– Может быть, отодвинем ее? – Он указал на занавеску, которую Кэтрин повесила на веревку для сушки белья, отгородив переднюю часть комнаты. – Тогда тепло будет распределяться равномернее.
– Пойди и посмотри сам, – предложила Кэтрин.
Кардинал пробрался мимо вытянутых ног мистера и миссис Уолкотт, проигнорировав сердитое рычание Тотси, и шагнул за занавеску.
– Ну, теперь доволен? – Его отец взирал на него из глубины кресла Кардинала под названием «Лентяй», поверх которого лежал красный спальный мешок. – Наконец-то вышло по-твоему. Можешь собой гордиться.
Кардинал улыбнулся.
– Я рад тебя видеть, папа, вот и всё. Не хотел, чтобы ты там замерзал в одиночестве. Но эта занавеска не пропускает к тебе тепло. Может, ее ненадолго приоткрыть?
– Не трогай. Честно говоря, я не очень понимаю, почему мне не разрешают помереть в моем собственном доме.
– Папа, это же не навсегда. Подожди, пока не кончится ледяная буря.
– Посмотрим, как тебе это понравится, когда сам станешь стариком. Да я себя и не считаю стариком, если хочешь знать. Летом проходил мимо дома престарелых, увидел этих старушек, которые там сидят во дворе, и подумал: вы только поглядите на них! Неужели мне столько же лет? По-моему, мне сейчас столько же лет, сколько было всегда, вот разве что эта дурацкая история с сердцем не дает мне делать то, что я хочу.
– У тебя есть все, что нужно? Принести тебе что-нибудь?
– А что мне еще может понадобиться, по-твоему? У меня тут книжка, спальный мешок, катетер…
– Что?
– Я шучу, Джон.
– Может быть, нам поселить тебя в комнату Келли?
– Пусть там поселится кто-нибудь еще. Мне и тут неплохо. И сидя мне лучше дышится. Удивительно, как все повторяется.
Кардинал вопросительно посмотрел на него.
– Вспомнил отца. У него были такие же проблемы с сердцем. Тогда еще не было от этого лекарств. Но я помню, что он имел обыкновение сидя спать в гостиной. Теперь понимаю, почему.
– Ясно. Но ты мне сразу скажи, если захочешь перебраться в комнату Келли.
Кардинал уже собрался уходить, но отец, подняв руку, остановил его:
– Да, насчет доктора Кейтс, Джон… Жуткая история. У нее же все было впереди. Надеюсь, ты поймаешь того, кто ее убил.
– Мы над этим работаем.
– По-моему, она была умница. И хороший врач.
– И ты это говоришь? Ты же на нее тогда страшно разозлился.
– Помню, помню. Что ж, иногда я не очень-то хорошо соображаю.
Потом они расселись вокруг печки, словно в лесу вокруг костра, – все, за исключением Стэна Кардинала, – и стали вспоминать разные погодные аномалии прошлого. Уолкотты вспомнили, как однажды зимой, в О'Харе, три дня подряд лил дождь, дул свирепый ветер и они промокли до нитки, – или это было в Ла-Гуардии, два дня подряд? Миссис Потифер вспомнила, как в пятидесятые годы она плыла на корабле по Северной Атлантике и попала в ужасный шторм.
Колеблющееся пламя бросало на их лица янтарные отблески и бурые тени. В своих многочисленных свитерах и длинном клетчатом шарфе Кэтрин была прекрасна. Когда она обращалась к нежданным гостям, на лице у нее было выражение беспредельного участия, и Кардинал знал, что она счастлива. Разговор иногда прерывался голодным ревом печи, когда Кардинал открывал дверцу, чтобы подкинуть дров. Ледяной дождь барабанил в стекла. То и дело слышался страшный треск ломающейся ветви, и каждый раз все подпрыгивали и издавали восклицания, словно зрители футбольного матча после забитого гола.
Кардиналу и Кэтрин пришлось спать с открытой дверью, чтобы в спальню шло как можно больше тепла из гостиной. И даже несмотря на это Кардинал надел теплые брюки. Кэтрин, свернувшись калачиком, спала рядом, но он долго не мог уснуть, думая об отце, а потом о Поле Лароше. Теперь он был уверен, что Ларош – это и есть Ив Гренель. Неизвестно, действительно ли он убил министра Рауля Дюкетта, но Мадлен Ферье наверняка убил именно он – чтобы сохранить тайну своего прошлого. И Майлза Шекли тоже убил он. И Уинтер Кейтс убил он. Он вспомнил фотографию в кабинете Лароша, где хозяин кабинета был запечатлен вместе с премьер-министром, оба были в охотничьих костюмах. Отсюда может тянуться ниточка к Брессару. Но в суде все это будет доказать очень непросто.
Среди ночи его разбудил какой-то звук, но он не сразу понял, что это. Упала еще одна ветка? Перегорел трансформатор? Он лежал неподвижно, прислушиваясь. Странный высокий звук раздавался из соседней комнаты: полустон, полукрик. Кардинал встал, накинул халат, взял фонарь, стоявший на столике, и направился в гостиную.
Угли в печи отбрасывали красноватые отблески на лица спящих: в одной части комнаты лежали в громадном спальном мешке Салли и ее две дочери, в другой – супруги Уолкотт. Миссис Потифер поместили в комнату Келли, там был керосиновый обогреватель. Кричал его отец – придушенным голосом звал на помощь Кардинала, который быстро обогнул тела спящих и метнулся за занавеску.
Отец наполовину вывалился из кресла и лежал, перегнувшись через подлокотник. Кардинал усадил его как следует и почувствовал, что отец весь в поту. Лицо у него было скользкое на ощупь и бледное.
– Где твои таблетки? – спросил Кардинал, шаря вокруг лучом фонаря. – Папа, где твои таблетки?
Отец застонал, уронив голову на спинку кресла. В легких у него хрипело и клокотало.
Кардинал отыскал лекарство на приставном столике, вытряс одну капсулу на ладонь. Подтянув отца повыше, он приподнял ему локтем подбородок и положил капсулу ему в рот. Потом позвал Кэтрин.
– Нога, – простонал отец. – Нога болит.
Стэн Кардинал был настоящим стоиком, и в переводе это означало, что он испытывает чудовищные мучения, каких ему никогда раньше не доводилось переживать.