Текст книги "Захвачненные (ЛП)"
Автор книги: Джасинда Уайлдер
Соавторы: Джек Уайлдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Глава 23
Рейган
На мне белое свадебное платье, в руках букет розовых роз, белых лилий и лаванды. Однако мы не в церкви. Мы в больнице Бренхэма. Я иду по проходу, (который, в данном случае, коридор больницы) ведущему в комнату Хэнка. Ида толкает его кресло, а я держу его за руку.
На прошлой неделе у Хэнка был инсульт. Одно время у него всё было хорошо, но потом он простудился, простуда привела к пневмонии, а затем к инсульту. Теперь правая сторона его лица опущена, угол губы висит. Но его левая рука, сжимающая мою, сильна как никогда. Он ведёт меня к алтарю. Медсестры и врачи выстроились в коридоре, стоят в дверях, наблюдают. Они все здесь любят Хэнка, потому что как можно его не любить? Хэнк потрясающий. Ида часто моргает, борется со слезами, как и я. Это слёзы по ухудшающемуся состоянию Хэнка, слёзы обо мне и по моему бракосочетанию.
Свадебный марш звучит с iPhone, музыка воспроизводится через динамик мобильного. Рания следует за мной, придерживая шлейф моего платья. Томми? О, Томми. Такой чертовски милый в смокинге, он идёт передо мной рядом с Мейдой Ли. Мейда разбрасывает лепестки цветов, а Томми держит подушку с кольцами. Он целыми днями тренировался дома, ходил из амбара в дом и обратно с прикроватной думочкой и какой-то игрушкой на ней.
Проходим через дверной проем в комнату. Кровать ради проведения церемонии передвинули к стене, и кто-то нашел где-то что-то вроде кафедры или подиума. За ним стоит больничный капеллан, листая страницы Библии. Дерек стоит слева от подиума, одетый в свою парадную униформу. Правая нога его форменных брюк подвёрнута и заколота, обнажая спортивный протез. Он так великолепен в этом, что на него трудно смотреть, но невозможно отвести взгляд. Хантер рядом с ним, тоже в униформе.
Я останавливаюсь перед Дереком, а Ида поворачивает кресло Хэнка так, чтобы он мог видеть нас обоих, чтобы он мог держать меня за руку. Он не хочет отпускать меня. Поэтому я стою лицом к Дереку, моя правая рука в руке Дерека, в мою левую вцепились обе руки Хэнка.
Я вполуха слушаю, как капеллан произносит слова: «Дорогие возлюбленные, мы собрались здесь…», пока перевожу взгляд с Дерека на Хэнка и обратно. Мы собирались подождать со свадьбой, пока не продадим ферму, но потом состояние Хэнка ухудшилось до такой степени, что он не мог уже покинуть больницу. Свадьба без Хэнка была немыслима, так что мы приняли решение сделать это сейчас. Я нашла платье, Хантер, Рания и девочки помогали изо всех сил, преодолевая почти марафонскую дистанцию. Они помогли нам найти смокинги, цветы. Должна была получиться настоящая свадьба, даже если бы она была в больнице, это была единственная просьба Дерека. И вот мы здесь, я в платье без бретелек с открытой спиной и коротким шлейфом. Ида, искусница, сумела переделать платье так, чтобы вместить мой растущий живот.
Мы переходим к клятвам.
Дерек смотрит мне в глаза:
– Я не спал всю ночь, пытаясь понять, как пишутся эти клятвы. Я, должно быть, отмёл дюжину вариантов. Ничего из придуманного не было точным. Так что я сделаю по-другому. Просто скажу, что у меня на сердце, прямо здесь, прямо сейчас. И это, действительно, довольно просто: я люблю тебя. Я буду сражаться за тебя. За нас. Я никогда не сдамся и буду любить тебя с каждым днем всё сильнее. Я всегда буду тебе верен. Я всегда буду рядом с тобой, с Томми и, – он дотрагивается до моего живота, – с маленьким человеком, который здесь, кто бы он ни был. Это моя клятва, Рейган: любить тебя вечно, несмотря ни на что, вопреки всем и вся.
– Дерек... я никогда этого не осознавала, но я не верила во второй шанс. Особенно, когда дело касалось любви. А ты, думаю, вообще не верил в любовь. Так что мы оба кое-чему научились, когда встретились. И вот теперь мы здесь. Я могу сказать сейчас, что люблю тебя, и, конечно, это будет правда. Но этого недостаточно. Этого очень недостаточно. Я знаю, что мы ещё не дошли до главной части, но я всё равно уже скажу: да, – я сжимаю его руку, смаргивая слёзы. – Я согласна. Миллион раз – да!
Капеллан смотрит на Дерека:
– Сынок?
– Я согласен.
Два слова из его уст, но я слышу три, я вижу «я люблю тебя» в его глазах.
– Тогда, властью данной мне штатом Техас, объявляю вас мужем и женой. Вы можете… ну, хм... Думаю, ты знаешь, что делать.
Мы целуемся глубоким, медленным поцелуем, который не подходит для свадьбы или больницы, не говоря уже о свадьбе в больнице, но все его приветствуют и хлопают, и на многих лицах слезы.
Хэнк тянет мою руку, и я отрываюсь от Дерека. Другая рука Хэнка поднимается с колен, жестикулируя Дереку, который берет её. Хэнк кладет мою руку поверх руки Дерека, а потом накрывает наши руки своей. Он пытается говорить, хочет что-то сказать, но не может. Его губы шевелятся, а глаза переходят от моих к Дерека и обратно, полные мыслей, разумности и эмоций.
Ида говорит за своего мужа, с которым прожила больше пятидесяти с лишним лет:
– Мы любим тебя, Рейган. Мы наполовину вырастили Тома. Целовали его и давали денег, когда он уезжал в командировки. Отправляли ему посылки, где бы он ни был. Мы стояли с тобой на похоронах, плакали вместе с тобой. Мы помогли тебе вырастить Томми, – её голос прерывается, и она смотрит на Хэнка, ища сил. Каким-то образом она находит их. – Мы сами вырастили шестерых детей, и у нас... о боже, сколько теперь? Более двадцати внуков и как минимум три правнука.
От дверей, где собрались эти дети, внуки и правнуки, раздаются одобрительные возгласы.
– Да, мои любимые. А теперь тише. – Она вздрагивает и вздыхает. – Мы любим тебя, Рейган. И тебя тоже, Дерек. Будьте друг другу…
– А меня, бабушка Ида? А я? – Томми замолкает. Он забирается на колени Хэнка. Веки Хэнка дрогнули, и он сжал Томми. – Ты меня тоже любишь, бабушка Ида?
Ида борется за самообладание:
– Да, Томми. Дорогой, милый Томми. Тебя больше всех, мой мальчик, – она ласкает голову Томми. – Рейган, Дерек, будьте счастьем друг для друга. Жизнь подкидывает вам много кислых лимонов, а это значит, что вы должны быть сахаром друг другу, чтобы получился лимонад. В этом суть любви, если хотите знать мое мнение. Решимость быть сладким, как сахар, когда всё вокруг вас – лимоны.
Хэнк кивает. Тянется ко мне мимо Томми. Я держу Дерека за руку, тащу его за собой. Когда-то длинные и сильные руки Хэнка, теперь дрожащие и напряженные, обвивают нас троих, связывают, благословляют.
* * *
Хэнк уходит в той же больничной палате на следующий день, окруженный семьей. Включая, конечно, Томми, Дерека и меня.
Ида плачет, но держит себя в руках, пока семья, один за другим, целуют лицо Хэнка в последний раз, прощаясь. Они цепляются друг за друга и выходят из комнаты. Наконец-то все ушли. Все, кроме нас с Идой.
– Знаешь, Хэнк был моим вторым мужем.
Она лежит на кровати рядом с ним, положив голову ему на грудь. Полагаю, она засыпала вот так каждую ночь... триста шестьдесят пять раз в году, пятьдесят семь или сколько бы там ни было лет.
Я поражена её внезапным признанием.
– В самом деле? Я этого не знала…
– Только Хэнк знает. Знал. Мой первый муж, Уильям, был летчиком-истребителем. Мне было шестнадцать, ему девятнадцать, и он был такой красивый... Я сбежала, чтобы выйти за него замуж. Шёл тысяча девятьсот пятидесятый год, и все знали, что Корейская война приближается. Мы поженились в маленькой церкви в Тупело, штат Миссисипи, восемнадцатого февраля. Он только что закончил школу. Я думаю, он сказал им, что он старше, чем был, но я точно не знаю. Он был очень талантливым пилотом, это правда. У нас было три месяца вместе. Три чудесных, удивительных месяца. Мы были просто детьми, ты знаешь, он и я – оба. Особенно я. Мои родители были так злы, что я убежала. Я думала, что знаю как лучше, как все девочки-подростки. Они посылали мне письмо за письмом в маленькую квартирку за пределами Лэнгли, где мы с Уиллом жили. Они умоляли меня вернуться домой. – Она говорит тихо, с закрытыми глазами, как будто очень устала: – Конечно, я не знала. О, нет. Я любила Уилла, а он любил меня. Он собирался на войну, и мы оба это знали, но мы думали, что нашей любви достаточно, чтобы вернуть его. Так и было первые два с половиной года войны. Он выполнил сотни миссий. Он был ас, и я была так горда. Он слал мне все заработанные деньги. Я организовала нам гнёздышко в той маленькой квартире. Я была готова к тому, что он вернется домой, готова к окончанию войны и быть его женой. В последний раз, когда он пришел домой в январе пятьдесят третьего года, мы зачали ребенка. Я уверилась в этом спустя месяц. А поняла, что понесла, тогда, той ночью. Просто знала. И я сказала ему: «Уилл, ты только что положил мне внутрь ребёнка». Он так возгордился! Как будто… как будто выиграл гонку или что-то в этом роде. Стал разговаривать с моим животом, – она фыркает, смеётся. – Его убили месяц спустя. Он умер мгновенно. Я горевала месяцами. Но я была беременна и одинока. Поэтому я вернулась домой, к маме и папе. И они приняли меня обратно. У меня случился выкидыш. Думаю, от моего сильного расстройства. Позже, после войны, я была с родителями в Джексоне и встретила молодого солдата по имени Генри. Мой Хэнк. И мы влюбились друг в друга. Он знал про Уилла. Он любил меня на протяжении многих лет, и он всегда понимал, что часть меня всё ещё принадлежит Уильяму. Хэнк все равно любил меня, и ему нравилась эта недостающая часть. У меня было три месяца с Уиллом и пятьдесят семь лет с Хэнком. А что насчёт первой любви? В ней есть что-то, что ты никогда не сможешь заменить. Но ты должна позволить Дереку любить тебя. Ты должна позволить ему полюбить эту недостающую часть, Рейган. Ты должна позволить ему…
Тишина.
– Ида?
Она открывает глаза.
– Сейчас я посплю, Рейган. Со мной всё будет в порядке. Мне просто нужно отдохнуть.
Я пересекаю комнату, целую ее в щеку.
–Я люблю тебя, Ида.
Она улыбается мне с закрытыми глазами.
Ида так и не покинула больницу. После смерти Хэнка она больше не просыпалась.
И я хочу уйти так же. Во сне, с мужчиной, которого люблю. После шестидесяти лет вместе.
Эпилог
Дерек
Сан-Антонио, 2013 г.
– Напрягись, ты, киска! – кричу я. – Подними его! Подними! Лучше старайся, сильнее, девочка! Да! Вот так, еще немного... и опускай. Хорошо.
У рядового 1-го класса Майкла Хелмса нет обеих ног. Наступил на самодельное взрывное устройство. Но он охренительный ублюдок, и у него есть сердце. Стойкость. Способность никогда не сдаваться. Это то, что поддерживало его жизнь, когда медики не могли добраться до него в течение почти десяти минут, прижатые к земле снайпером.
У каждого здесь своя история. Один вот потерял большую часть кожи на лице в результате взрыва. И он самый смешной парень, которого я когда-либо встречал. Он может рассмешить любого, каким бы дерьмовым ни был его день. Они все мои клиенты. Я начал в армейском госпитале, где сам восстанавливался... дважды. Рвал жилы день и ночь, чтобы получить лицензию физиотерапевта, и открыл свой собственный тренажерный зал для парней вроде меня. Парней и девушек, надо сказать. Видел, как сюда приходили женщины, боевые ветераны, как и все остальные, утратившие разные части тела, с историями, которые они не хотят рассказывать. Я расшевеливаю их – пехотинцев и морпехов – одинаково. Заставляя их жить. Заставляя их хотеть жить, несмотря на потери, которые они понесли. У меня это чертовски хорошо получается. И они отождествляют себя со мной, зная мою историю. Видя доказательства в моей недостающей ноге, в Паралимпийских медалях на стене.
Занятия заканчиваются, парни принимают душ и выметаются, я остаюсь закрывать спортзал. Я все вытираю, заправляю кулер, выключаю компьютер, свет. Еду домой.
Ну, по крайней мере, в ту сторону. По пути я останавливаюсь в одном баре. Хантер там, он меня уже поджидает. Мы говорим о дне, о его и Рании третьем ребенке, на этот раз, о мальчике Викторе, которого назвали в честь отца Хантера. Ему только что исполнился год. Ходячая проблема, адски милый.
Но не такой симпатичный, как Хэнк. Ещё ни один трёхлетний мальчик не был таким милым, как Генри Томас Уэст. Он – это весь я и вся Рейган. Белокурый, с зелёными глазами, сладкий, как сахар, и способный создать зверский шум, если вы оторветесь от него на долю секунды.
– Как поживает Рейган? – Хантер поднимает палец, привлекая внимание бармена, чтобы пополнить стакан.
– О, она в состоянии «я ненавижу свое тело, ненавижу быть беременной, почему ты сделал это со мной, я словно кит».
Хантер хихикает:
– Черт, ненавижу эту фазу.
– Я тоже. Как ты думаешь, почему я здесь? – я дергаю головой в сторону внешнего мира, имея в виду дом. – Как только я вернусь домой, Томми захочет поиграть в «Лего», а Генри понадобится подгузник, а Рейган – крендельки, арахисовое масло и диетическое пиво.
– Хватит жаловаться, придурок. Тебе это нравится.
Я киваю:
– Да, чёрт возьми, нравится. Но я как мужчина имею право время от времени жаловаться.
Хантер смеется:
– Чёртова истина, сынок. – Он допивает свой «Бак Вит». – Так. Ты закончил?
– С детьми? – уточняю я. – Третий ещё не родился, так что я не уверен. Спроси меня, когда ребёнку исполнится месяц или два, и я, скорее всего, скажу: «Да, мы закончили». Спроси меня позже, и я, наверное, скажу «может быть». Мне бы хотелось иметь дочь.
Хантер усмехается и качает головой:
– Как мужчина с двумя дочерьми я могу сказать тебе, что с девочками поначалу бывает легко, но с возрастом становится только сложнее.
– Думаю, нам придется это проверить.
У каждого из нас есть еще какая-нибудь история, мы обмениваемся рассказами о детях и работе, а потом я еду домой. У меня большой старый «шевроле сильверадо», так что в кабине я свободно могу делать всё: рулить, давить на газ, тормоз и так далее. Поначалу я никак не мог вести машину протезом. Потребовалось некоторое обучение, но сейчас я уже привык.
У нас в гостях Рания вместе с Мейдой, Эммой и Виком. Это грёбаный зоопарк. Пятеро детей, все кричат, бегают. У Томми и Мейды есть игрушечные световые мечи. Томми сидит на спинке дивана, раскачиваясь перед Мейдой, которая танцует на подушках. Каждый кричит: «Я поймал тебя!». Эмма и Хэнк лежат на полу, бьют друг друга куклой и грузовиком соответственно, и почему-то смеются над этим. Вик ползает на трех конечностях, одной рукой держа во рту Бинки.
Моя любовь сидит в своём любимом кресле, грызет печеньки, разговаривает с Ранией и наблюдает за хаосом.
– Хантер уже отправился домой? – спрашивает меня Рания, когда я вхожу.
– Да. Тут он тебя опередил, – обнимаю Рейган одной рукой, и она сжимает меня за талию.
На протяжении всей беременности Рейган Хэнком и сейчас тоже Рания здесь каждый день, помогая с готовкой, уборкой и уходом за детьми, поэтому Рейган может работать.
Моя девочка пишет книги. Кто бы знал? Она пишет эти странные, страстные романы о военных и женщинах, которые их любят. Они заставляют меня краснеть, как школьницу, но разлетаются, как шлюхи на двоих во вторник.
Она бы врезала мне за такие слова.
Но я чертовски горжусь ею. У неё это хорошо получается. Упорно работать. Она талантлива, и у нее есть предпринимательская жилка, а это, оказывается, непросто.
Плюс, когда она пишет эти сцены, я получаю бонус. В виде... безумного секса. Сумасшедшего, раскачивающего потолок траха. Она называет это «исследованием». Моя цель, как правило, состоит в том, чтобы увидеть, сколько раз я могу заставить ее кончить, прежде чем она начнёт умолять меня позволить ей поспать. Пока что мой личный рекорд – шесть раз. Но после этого она не могла пошевелиться. И у неё был беспокойный живот.
И, судя по выражению её лица, когда я подхожу к ней, меня ждет одна из таких ночей.
Хорошо быть мной.
Через несколько минут Рания и её дети уходят, и мы ужинаем. Семейный ужин как совместные посиделки для нас обсуждению не подлежит. Когда я прихожу домой, Рейган бросает писать, и мы вместе готовим. Дети валяют дурака, а мы пропускаем стаканчик вина или два, при условии, что Ри не беременна. И мы вместе ужинаем. Семь дней в неделю. И когда дети подрастут, я буду продолжать настаивать на этом, как бы они ни злились. Я вырос без ужинов, и будь я проклят, если у них будет то же самое.
Поужинать, посидеть и почитать новые главы, которые написала Ри. Уложить мальчиков спать.
Уложить мальчиков спать. Три слова, которые легче произнести, чем воплотить в жизнь. Томми хочет досмотреть свою передачу, а Хэнк… просто Хэнк. Изворотливый и несговорчивый. Сонный, но спать отказывается. И когда я его вроде усыпил, он просыпается, как только я выхожу из комнаты.
В результате всего этого я прихожу, когда Рейган уже спит в своём кресле под Nineteen Kids и Counting, игра которых повторяется на TLC.
Я осторожно ее шевелю:
– Детка. Проснись, Ри.
– М-м-м.
– Давай, малышка. Просыпайся, – я целую уголок её рта, трясу за бедро. – Пора спать.
– Я сплю.
– Да, но только не в постели.
– Щас-щас.
– Давай, секси бэби. Время спать.
– Секс? – тут она оживляется. – А ты уложил Хэнка спать?
– Конечно.
– Тогда что мы здесь делаем? – она протягивает руки и с моей помощью встаёт.
Мы поднимаемся наверх, и я «помогаю» ей подниматься, ощупывая ее задницу. Что мне больше всего нравится в беременной Рейган, так это то, что ее сиськи и задница становятся больше и мягче, и если ты – это я, это чертовски хорошо. Поэтому я использую любую возможность, чтобы «нащупать и растлить» ее, как она выражается. Любым способом. Рейган это нравится. Она отбрасывает мои руки и говорит: «Не перед детьми, ты, похотливый пещерный человек», но когда дети спят, а мы одни в постели, она поет совсем другую песню.
Громко.
Сегодня она сонная. Ползёт. Еле-еле поднимается по лестнице, шаркая и возясь по дороге с ночнушкой и ливчиком. Я помогаю. Хе-хе, теперь это так называется. Раздевать её – мой любимый вид помощи. Она идёт в туалет, потом вылезает из штанов и трусиков, заползает в постель. Я тоже освобождаюсь от одежды, смирившись с предстоящим сном. Но всё хорошо. Прижиматься к ней почти так же приятно и, в некотором смысле, даже лучше.
И вот потом, когда я уже практически сплю, она чуть отстраняется и поворачивает голову, чтобы сказать:
– Ну что, пещерный человек? Чего же ты ждешь?
И я прижимаюсь к ней. Рейган стонет. Я притискиваюсь ещё немного. И вдруг она встаёт на четвереньки – её любимая поза, особенно когда она беременна. Кладёт под щёку подушку, подаётся ко мне. Вводит мой член в себя. Боже, она такая узкая… Не знаю, как ей это удается, но она очень тесная даже после двух естественных родов. Она сжимает меня, когда я скольжу в неё, стискивая так сильно, что я едва могу двигаться внутри неё, но это так офигенно, так хорошо!
Мы находим ритм, движемся вместе в знакомом блаженстве, которое всегда ново.
Только на этот раз я запнулся и выскользнул, случайно выйдя целиком. Рейган задыхается и бросается вперёд, а затем, когда я начинаю отступать, кричит:
– Стой! Боже… погоди. Просто подожди, – она опускает голову между плеч, выгибает спину и прижимается ко мне. – Попробуй ещё раз. Медленно.
– Ты уверена?
Я слегка толкаюсь в неё, и она стонет. Отталкивается от меня, задыхается. Пауза. Я стою неподвижно, Рейган выгибает спину и снова приближается ко мне, и я в деле, но только намеком. В ней только кончик, но, ебать, ему так туго…
– Ты напишешь об этом? – спрашиваю я, задыхаясь, постанывая.
– О, боже... чёрт возьми, Дерек. Да…
– Я ведь не делаю тебе больно, правда? – не могу не сгибать бедра, всего лишь слегка.
– О-о-о-о-о. Нет, – она делает паузу, замирает, а затем подаётся ко мне, так что я проскальзываю немного глубже.
На этот раз её стон – это задыхающийся шёпот, который говорит мне, насколько она близка. Я склоняюсь над её спиной, тянусь рукой вниз, между её бедер, и на ощупь нахожу её возбуждённый центр, так Рейган любит больше всего. Едва касаясь, как перышком, делаю медленные круги вокруг клитора, почти невесомо. А потом, когда она начинает корчиться и визжать, я давлю вниз быстрыми движениями. Она кончает, крича, и я погружаюсь глубже, и она кусает подушку, заглушая громкий вопль экстаза.
И вот тогда я, в свою очередь, взрываюсь, стону, задыхаюсь, ругаюсь и молюсь ее именем...
Мы молчим, пока оба падаем на землю с головокружительной высоты. Наконец, когда я начинаю задаваться вопросом, не заснула ли она вот так: на животе, на коленях, замечательной задницей вверх, она шевелится.
Рейган плюхается на бок, двигая меня.
– Обними меня.
Я обнимаю.
– Я люблю тебя. Очень сильно.
– Это потому что я потрясающая.
– Да, воистину так.
– И ты тоже.
– И я.
Несколько мгновений тишины, и я думаю, что она спит. Я уже почти заснул.
– Дерек?
– М-м-м?
– Если это девочка, мы можем назвать ее Ида?
– Конечно, любовь моя.
– Ида…, а какое выберем второе имя?
Я долго не отвечаю, борясь со сном.
– Не знаю.
– Дерек.
– Детка. У нас впереди ещё пять месяцев!
– Дерек.
– Господи. Хорошо. Элизабет.
– Почему?
Я мычу в отчаянии:
– Не знаю, детка. Мне просто нравится это имя, – я зеваю. – Ида Элизабет Уэст.
– Замечательно.