Текст книги "Захвачненные (ЛП)"
Автор книги: Джасинда Уайлдер
Соавторы: Джек Уайлдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
– Вверх ногами, Ди, – Хантер крутит пальцем. – Разверни его. Лента должна быть поперёк спины.
Я залепляю подгузник вокруг маленького извивающегося пукалки-монстра, но Хантер опять издаёт недовольный звук:
– Не-а. Слишком свободно. Липучка разойдётся, или какашки просочатся по бокам. Затяни потуже. Вот, смотри. Застёжка обычно ведёт прямо к картинкам.
Я закрепляю подгузник и торжествующе поднимаю Эмму:
– Тада-а-ам! Что теперь скажете?
– Теперь выбрось использованный подгузник, – Хантер привычным движением сворачивает его и передает мне. – Хорошая работа. Ты сменил свой первый подгузник. Получилось лучше, чем когда я в первый раз такое делал. Я узнал на собственном горьком опыте, что происходит, если недостаточно плотно надеть подгузник на ребенка.
Я заношу подгузник внутрь, бросаю его в мусорное ведро. Хантер стоит позади меня.
– Ты, наверное, хочешь помыть руки?
Несколько секунд он молчит.
– Значит, Рейган беременна?
– Да.
– Поэтому ты думаешь сделать предложение?
– Отчасти. Не только поэтому, – я задерживаюсь у раковины дольше, чем нужно.
– Я хочу, чтобы ты был счастлив, парень. Ты прошел через ужасные вещи, и я знаю, как трудно бывает приспособиться к жизни. Просто мне кажется, что всё произошло очень быстро, понимаешь? Я не хочу, чтобы вы поторопились.
– Это произошло очень быстро. Порой у меня кружится голова, когда я думаю об этом, – я вытираю руки и прислоняюсь спиной к раковине. – Иногда я задаюсь вопросом, имею ли я хоть малейшее представление, во что ввязываюсь, понимаешь? Честно говоря, я беспокоюсь, что всё слишком быстро. Я имею в виду… чёрт, ты знаешь, каким я был раньше. Каждую неделю новая девушка. А в выходные и больше того…
– А иногда и больше одной за раз.
– Да, и это тоже, – я смеюсь, потом вздыхаю. – А теперь вдруг я стану отцом и подумываю сделать предложение? Как я здесь оказался? – Я понижаю голос до шепота. – И... смогу ли я с этим справиться?
– Поздновато для этого, брат. Нет выбора, кроме как справиться, – он хватает меня за плечи и сильно трясёт. – Послушай, Дерек. Ты справишься. У тебя получится. Ты любишь её?
– Да. Чёрт, да, люблю. Я бы не знал, что делать без неё.
– Тогда все будет в порядке.
– Я не знаю... Иногда я думаю, что не будет. Что я всё испорчу. Дерьмо, которое творится в моей голове…
Хантер достает из холодильника еще пару бутылок пива.
– Ты больше, чем сумма твоих переживаний, Дерек. Когда я в первый раз вернулся домой с Ранией, мне тоже снились тяжёлые сны, всякие гадости. Но проблемы начались не сразу. Я думал, что я крутой, что со мной всё в порядке. А через несколько месяцев я разошёлся не на шутку. Я начал злиться без причины. Рявкал на Ранию. Начались драки с ребятами из дорожной бригады. Наконец, однажды после работы мой босс загнал меня в угол. Он пригласил меня выпить. Он участвовал когда-то в «Буре в пустыне». Регулярная армия, но, несмотря на это, он крепкий парень. Сказал, что мне надо собраться с мыслями. Познакомил меня с женщиной, которая помогла ему тогда разобраться со своим дерьмом. И это первое, что она сказала мне, что действительно застряло в мозгу: вы больше, чем сумма ваших переживаний. Мне пришлось некоторое время усваивать эту мысль, и для меня это значит, что я не просто ветеран. Не просто морпех, – он протягивает мне пиво, мы чокаемся и пьем. – Я не просто несчастный ублюдок, который прошёл через ад в Ираке, понимаешь? Это не определяет меня. Да, это случилось. Очевидно, всё это дерьмо оказало на меня серьёзное и длительное воздействие. От этого никуда не деться. Но случившееся со мной – это не то, кто я есть. Рания зависела от меня. Мне пришлось работать. Так я и сделал. Было нелегко, до сих пор нелегко. Но ты справишься. У тебя нет выбора. Ты должен справиться ради неё.
– Но я…
Он еще не закончил. Хантер обрывает меня:
– Ты был в плену. Так случилось. Ты видел кучу дерьма и натворил кучу дерьма. Так случилось. Ты потерял свою ногу. Так случилось, – он тычет пальцем мне в грудь. – Я не могу вычистить твои конюшни за один разговор, Дерек. Никто не может. Но ты должен с чего-то начать. Дерьмо уже случилось. Пакостно, согласен. Но вопрос в том, будешь ли ты беситься и позволишь ли ему завладеть тобой? Или ты будешь мужиком и будешь тем, кем Рейган хочет тебя видеть? Рейган и твой ребенок, о котором ты мне не говорил.
– Кажется, я думал, что ты сам во всем разберешься.
– Надо было сказать мне, тупица.
– Прости.
– Ты уже знаешь, мальчик это или девочка?
Я отрицательно мотаю головой:
– Нет. Пусть будет сюрприз.
– Ты попался.
Под шкафом рядом с плитой висит радиоприёмник. Он всегда включен, громкость понижена, настроена на местную кантри станцию. Я всегда думал, что ненавижу кантри, но здесь это просто часть жизни. Я и не вслушиваюсь. Это просто фоновый шум. Иногда я ловлю себя на том, что подпеваю какой-нибудь песне, но обычно работы радио я почти не замечаю. Однако сейчас закончилась песня Dierks Bentley, потом немного треска, а потом запевает скрипка. К ней присоединяется гитара. Голос Тима МакКау наполняет кухню, это «Где растет зелёная трава», и у меня кружится голова. Внезапно я снова в Хаммере, Барретт рядом со мной, пилит меня за то, что я напеваю эту песню. Моргаю, дышу, упираю руки в колени. Пробую остановить приступ.
Ни фига.
Я слышу свист и грохот залпа РПГ, которым сносит первый грузовик, и моё дыхание учащается.
Головокружение.
Я падаю на пол, хватая ртом воздух. Хантер говорит со мной, но всё, что я вижу, это Рейган, которая протискивается через заднюю дверь, падает рядом со мной на колени, укачивая мою голову. Что-то мне шепчет. Сначала это просто похоже на жужжание, но вскоре оно превращается в её голос, который говорит мне, что всё в порядке, всё в порядке, всё в порядке, это не по-настоящему, я в порядке…
Наконец, всё возвращается на круги своя. Боль в груди проходит, дыхание замедляется. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Хватаю свою трость у двери и прохожу мимо присутствующих.
– Вот почему, народ, я беспокоюсь о том, каким буду отцом.
Через некоторое время Рейган находит меня у пруда:
– Знаешь, а я не волнуюсь.
– А должна бы.
Она садится позади меня, прижимается щекой к моей спине.
– Но это не так. Воспоминания, панические атаки? Они не делают тебя непригодным для отцовства.
– Что, если бы это случилось, пока я держал Эмму? Я бы уронил её. Что если это случится, когда я буду держать нашего ребенка? Как ты объяснишь ему, что я выхожу из себя без причины? Я уже не раз будил Томми.
– Это не причина опускать руки, Дерек. Мы бы справились, если бы такое случилось, – Рейган тянет меня за плечо, и я разворачиваюсь к ней. – Я доверяю тебе. И я верю в тебя. Когда я наблюдала за тобой с Эммой… я прониклась до слёз. Ты такой чертовски привлекательный, очаровательный и милый, что это сводит меня с ума. Ты будешь замечательным отцом, Дерек. Ты просто должен доверять мне и себе. Я не была готова стать матерью, когда у меня появился Томми. Я понятия не имела, что делаю. И я делала это в одиночку. Я должна была сама со всем разбираться. Я была уверена, что облажаюсь. Но дело в том, что дети – это просто. Нелегко, но просто. Кормить их, держать их попы чистыми и любить их. Это всё, что им нужно. Растить ребёнка тяжело, не буду врать. Ты просыпаешься миллион раз за ночь, пытаясь понять, чего им нужно. Ты уверен, что ты полный ноль, потому что они не перестают плакать. Но ты разберешься с этим. Когда ты любишь их, держишь их, кормишь их. И они простят тебя, если ты напортачишь, – она касается моего лица. – И я тоже.
И, чёрт возьми, меня опять накрывает эмоциями, сбивает с ног. Но Рейган просто целует меня, как будто её не заботит моё размазанное состояние, и что я вцепляюсь в неё, как будто могу потерять. Она только держит меня в ответ, так же крепко, и, в конце концов, мы возвращаемся к дому и присоединяемся к своим друзьям.
И они тоже всё понимают.
Знать, что в твоей жизни есть люди, которые могут принять худшие проблемы, что у тебя есть, и не судить тебя… Это лучшее знание в мире.
Глава 22
Рейган
Ферма официально выставлена на продажу. Есть агент, прайс-лист, куча дел, чтобы сделать дом привлекательным для продажи. Это ошеломляет. И я до сих пор понятия не имею, что мы будем делать, если ферма продастся. Когда она продастся. Я пытаюсь держать себя в руках, пытаюсь быть твёрдой, но это трудно. Так тяжело... Это всё, что я знаю с девятнадцати лет. Семья Тома обрабатывала эту землю с восемнадцатого столетия, а я просто продам её, как ни в чём не бывало?
И я ничего больше не умею. Я буквально слепо следую за Дереком. Но я понимаю, что это единственный реальный вариант. Я вскоре не смогу поддерживать ферму в рабочем состоянии, по крайней мере, длительное время. И без помощи Дерека. Боже, он лезет из кожи, стремясь вернуть себе работоспособное состояние, учится максимально жизнеспособно функционировать. Но рубцы на его культе всё ещё одеревенелые, а он слишком много времени проводит на ногах, и это выматывает его. Мы просто не можем больше существовать в обычном режиме.
И если заглянуть глубоко внутрь себя, то… я устала от фермы. Опустошена. Я больше не могу, эмоционально. Мне нужны перемены. Но проблема в том, что перемены чертовски пугают.
Рания помогает мне разбираться с вещами. Она, Хантер и их дети приехали к нам в гости ещё раз, чтобы помочь. Мы с ней пакуем вещи, от которых я пока не хочу избавляться, но не знаю, что с ними делать, кроме как упаковать. И мы наводили порядок в таких местах, которые не подвергались уборке несколько десятков лет. Дерек и Хантер обновляют покраску внутри, латают дыры в штукатурке, снимают обои в комнатах, к которым не прикасались с шестидесятых.
Неделя проходит быстро. Рания и Хантер остановились в Хемпстеде, в небольшом мотеле, и можно признаться, что они готовы вернуться домой. Но, боже, это было замечательно, когда они были рядом. У меня не было такой подруги, как Рания... наверное, никогда. С тех пор, как я была маленькой девочкой, в Оклахоме. И Хантер был прекрасным другом для Дерека, пиная его, чтобы тот оставался позитивным, подталкивая Дерека физически, занимая его.
И я не прочь переехать поближе к ним.
Сегодня пятница, дом такой чистый, такой лишённый беспорядка, что его невозможно узнать. Хотя одной комнаты я всё же избегала. Комнаты Тома. Я стою перед его дверью со стопкой ящиков для упаковывания. Рядом Рания – с веником, совком, тряпками и средством для мытья.
– Может быть… это не моё дело, Рейган, – начинает Рания, глядя на меня и оценивая моё очевидное замешательство. – Может быть, мне убраться там одной.
– Нет. Я должна сама.
Глубоко вздохнув, я кладу руку на дверную ручку и толкаю её. Двуспальная кровать вдоль дальней стены, сшитое вручную одеяло. Стол под окном, банка из-под ручек, стопка спортивных журналов. Бейсбольные и футбольные плакаты на стене, а также разворот из выпуска спортивного иллюстрированного издания «Купальники». Я качаю головой. Мальчишки. Книжная полка между столом и кроватью, набитая старыми научно-фантастическими романами, вестернами, каким-то Томом Клэнси. Я достаю «Игры патриотов», открываю переплет; да, это Хэнка.
Боже мой, Хэнк. В последнее время он очень плохо себя чувствовал, лежал в больнице. Мы с Дереком на днях навестили его, я и Ида стояли за дверью, пытаясь не подслушивать, как Хэнк и Дерек болтали о том, о сём, но, в конце концов, разговор стал серьёзным. Про Корею и Афганистан. И как справиться с жизнью после войны.
Мотаю головой. Сейчас я не могу думать о Хэнке.
Я кладу книгу вместе с остальными произведениями в пустой ящик. Вскоре полка опустела. Все книги старые, с загнутыми уголками страниц, тысячу раз прочитанные. У большинства на внутренней стороне обложки инициалы Тома. Рания берет корзину с книгами, выпихивает её в коридор, и мы двигаем полку. Я смеюсь, когда нахожу между ней и стеной заначку журналов «Плейбой» – в пределах досягаемости руки лежащего на кровати мальчика. Выбрасываю их, отчаянно сопротивляясь образу Тома-подростка, дрочащего на какую-нибудь глянцевую модель. Кончается всё тем, что я снова и смеюсь, и рыдаю, когда натыкаюсь другое место – между матрасом и пружиной кровати. Там ещё больше порно, а также сплющенная пачка «Кэмел Лайтс» и что-то похожее на двадцатилетний полукопченый косячок. Боже, Том. Какой хулиганский мальчик…
Рания запихивает одежду Тома из комода и шкафа в несколько сумок, завязывая их, прежде чем я её рассмотрю. Мы снимаем плакаты со стены, снимаем с кровати простыни и одеяло. Простыни выбрасываем, одеяло я оставляю для Томми. Прапрабабушка Тома шила его несколько десятилетий назад.
Я плачу, пока мы убираем комнату. Полы пропылесосили, кровать, комод и стеллаж убрали в угол одно под другое. Контейнеры с мусором мы оставили на верху лестницы, чтобы мужчины унесли их в амбар. И, наконец, я снова стою в дверном проеме, глядя на то, что сейчас является просто ещё одной спальней.
– Ты сильная женщина, Рейган, – говорит мне Рания.
– Это просто хлам.
Рания качает головой:
– Нет. Наше имущество, вещи вроде тех, что в этих ящиках, это не просто одеяла и книги. Это воспоминания. Мне кажется, они как будто держат в руках части нас самих. Маленькие кусочки нашей души. Поэтому нелегко увидеть их или почувствовать дух потерянного любимого человека, который живет в этих вещах.
– Ты говоришь так, как будто знаешь это не понаслышке.
– О, да. До того, как я встретила Хантера, я тогда была маленькой девочкой, – она смотрит в пространство, размышляет, вспоминает. – Шла первая из войн. Моя тетя Мейда, она была последним членом семьи, которую мы с братом потеряли, она сильно болела. В честь неё названа моя дочь, просто чтобы ты знала. Она умерла. Я имею в виду мою тетю Мейду. Она умерла, и мы с Хасаном остались одни. У неё было мало вещей. По-моему, только расческа. Может, маленькое ручное зеркало. Когда бомба разрушила дом, всё, что у меня было, всё, что осталось от мамы, папы, тети Мейды и дяди Ахмеда – всё исчезло. Тогда я была слишком озабочена выживанием, чтобы думать об этом. Но сейчас… Я хотела бы, чтобы у меня было что-нибудь от них. Расческа тёти Мейды. Я помню, как она расчёсывала волосы незадолго до смерти дяди Ахмеда. Расчёсывала, расчёсывала и расчёсывала, пока её волосы не засияли, как ночное небо, черное, с сияющими звездами. Жаль, что у меня нет этой расчёски, – Рания качает головой, отгоняя воспоминания. – Немного не твоя ситуация. Но похоже.
– Интересно, где дети? – спрашиваю я, чтобы сменить тему.
Рания пожимает плечами:
–Наверное, трутся неподалёку от мужчин. Кто знает? Думаю, скоро объявятся.
Мы спускаемся на первый этаж. Томми и Мейда смотрят телевизор, Эмма заснула на тюке, играя. Мы с Ранией решаем отдохнуть, потому что, на самом деле, нам нечем заняться, кроме как продать дом и упаковать ручную кладь.
Хантер и Дерек возвращаются в шестом часу.
Хантер немедленно идет к Рании, целует ее:
– Привет, детка. Как насчёт того, чтобы остаться здесь со мной и всеми тремя детьми, пока Дерек и Рейган побудут наедине?
Рания прищуривает глаза на мужа, но читает что-то в его взгляде, какое-то сообщение, которое только они вдвоем могут понять. Она кивает и пожимает плечами:
– Окей.
Дерек берёт меня за руку:
– Пойдём. Прокатимся на машине.
Что-то происходит:
– Мы не можем просто…
– Конечно, можете, – Хантер машет на нас руками. – Мы приготовим ужин и посмотрим кино. Идите.
Я очень этого хочу, потому что с тех пор, как заболел Хэнк, у нас с Дереком не было времени побыть наедине. Чувствую вину за то, что хочу присвоить Дерека себе, тем более что ясно, что Хэнк долго не протянет.
– Давай, детка, – шепчет Дерек мне на ухо. – Всего час или два.
– Ладно, – вздыхаю я. – Дай мне привести себя в порядок.
Дерек просто тянет меня за руку, вытаскивая наружу:
– На фиг, мы просто будем пахнуть, как лошади.
Я снова вздыхаю и позволяю ему утащить меня в сарай. Я седлаю Генри, он седлает Мирабель. Почему-то я знаю, куда мы идем: на поляну. Я усаживаюсь верхом, позволяя Генри самому выбирать дорогу, наслаждаясь прохладой вечера, Дерек едет рядом со мной, улыбаясь мне время от времени.
Он определенно что-то задумал.
Моё сердце начинает колотиться, когда я пытаюсь не надеяться, что он планирует то, что я думаю, он планирует.
Не-не-не. Даже не думай об этом. Ты любишь его, он любит тебя. Это всё, что тебе нужно. Хотя это не так…
И вот я еду верхом и смотрю, как покачивается его спина. К тому времени, как мы въехали на нашу поляну, я оградила себя от надежд. Тем не менее, когда он останавливает Мирабель на поляне, медленно и осторожно спешивается, перекладывая вес на здоровую ногу и прыгая для равновесия, я понимаю, что происходит что-то значительное.
В центре поляны расстелено огромное одеяло. Стоит корзинка для пикника. Бутылка шипучего виноградного сока, два бокала. Вместо свечей походный фонарь – это же лес.
– Дерек? – я соскальзываю с Генри. – Что происходит?
– Пикник, детка, – он берёт у меня поводья, привязывает обеих лошадей, чтобы они могли пастись. – Садись.
Я сажусь. Дерек оставляет лошадей не рассёдланными, садится рядом со мной на одеяло. Снова улыбается мне, лезет в корзинку.
– Её собирали парни, поэтому набор скудный. Немного сыра «Бри» с крекерами, колбаска, фрукты… – приподнимает бутылку с соком. – Это вместо вина, потому что сейчас тебе нельзя алкоголь.
Паниковать ведь ещё рано, да?
Мы едим, говорим о случайных вещах, которые приходят в голову. Наконец, Дерек бросает на меня взгляд, который говорит, что он собирается сказать что-то важное. Моё сердце сжимается, поднимается к горлу.
– Так, – он наливает нам ещё сока, чешет кожу там, где нога соприкасается с протезом. – Я много думал об этом. Я хочу сделать карьеру физиотерапевта. Делать то, что парни в спортзале сделали для меня. Мне нужно изучить несколько курсов, чтобы получить сертификат, но это не займет много времени.
Мне бы не чувствовать себя разочарованной, но я чувствую:
– Это отлично, Дерек. Я рада, что у тебя есть план.
– Ну, это только начало. Мои преимущества CRSC (военный термин: критерии оценки и выбора контракта) дают немного пространства для маневра. Мы не сможем долго на это жить, но на первое время будет неплохо, – он берёт меня за руку, трёт костяшки пальцев. – Дело в том, что эту работу я мог бы выполнять в самых разных местах.
Я понимаю, к чему он клонит.
– Хочешь поговорить о том, куда мы переедем, когда продадим ферму?
Он кивает:
– Наверное, надо прикинуть хотя бы несколько мест.
Я с трудом сглатываю ком в горле. Это был не тот разговор, на который я рассчитывала.
– Я не знаю, Дерек. Я никогда не жила нигде, кроме Оклахомы и этой фермы.
– Ну, тогда вот: одна из причин, по которой Хантер и Рания смогли выкроить время, чтобы снова приехать к нам, заключалась в том, что у Хантера было собеседование в департаменте общественных работ округа Бексар на должность управляющего дорожными бригадами в районе Сан-Антонио. И я сам сделал пару звонков на этой неделе. Разговаривал с людьми в медицинском центре. Я могу работать там санитаром в больнице, пока не получу степень по физиотерапии.
– А что… кхм… – мне приходится моргнуть, соображая. – А что буду я делать?
– Всё, что захочешь? – он трёт щёку костяшками пальцев. – Это шанс… ну, не знаю. Начать сначала? Заниматься тем, что нравится? Здесь ты рвёшь жилы от рассвета до заката, и так уже грёбаный десяток лет, детка. Держишься изо всех сил. Ты не просила о таком, и, как я понимаю, никогда и не хотела такого. Но делала, что нужно. И никогда не жаловалась. Теперь у нас есть шанс обеспечить тебе то, что хочешь именно ты. Мы оба. С моим CRSC и работой в больнице мы сможем всё организовать как надо. У тебя будет время, чтобы разобраться. Оставайся дома с Томми, если хочешь. С Томми и ребенком, я думаю, так будет хорошо. Не знаю… Мне кажется… – он замолкает, видя, что я в замешательстве и прострации.
То есть, я не смотрю на него, моргаю тяжело и быстро, медленно дышу.
– Да. Это… это неплохо звучит…
– Дерьмо. Я всё испортил, – он отворачивается от меня, трёт ладонями лицо. – Это должен был быть романтический пикник в лесу, на нашем месте…
– Так и есть, Дерек! Всё прекрасно. Прости, что я сейчас такая эмоциональная, я просто...
– Я не должен был вынуждать тебя плакать, – он проводит рукой по своей шевелюре. – По крайней мере, не по этому поводу.
Я настораживаюсь:
– Что? Что ты имеешь в виду?
Он, кажется, в растерянности, как будто его разрывает миллионом слов, которые он хочет произнести, но не знает, с чего начать. Наконец, он рычит и наклоняется ко мне, целуя меня. Это поцелуй, перекрывающий дыхание, поцелуй, крадущий мысли. Отвлекающий маневр, фальшивка. Он укладывает меня на спину, и мы теряемся друг в друге. Я сжимаю его спину, царапая ногтями позвоночник.
И как только я думаю, что это приведёт нас туда, куда я хочу, Дерек отстраняется. Нависает надо мной, пристально вглядываясь. Прикасается ладонью к моей щеке:
– Я так тебя люблю, Рейган. Порой я в недоумении, как это произошло, но каждый день я благодарен за это. И у меня всё ещё бывают моменты, когда я думаю, что ты сошла с ума, любя такого парня, как я. Мгновения, когда я сомневаюсь, достаточно ли я хорош для тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Это всё, о чём я думал, когда рассказывал тебе сейчас о совместных планах. Куда мы могли бы поехать, что мы могли бы сделать. Я просто хочу, чтобы ты чувствовала, что у тебя есть будущее, которому ты рада. Я хочу этого для нас, даже если я всё ещё сомневаюсь, что есть «мы».
– Я пойду за тобой куда угодно, Дерек. Я доверяю тебе. Я следую за тобой, – я смотрю на него, и он видит мою искренность. Я доверяю ему и буду следовать за ним, куда бы он ни пошёл. Это страшно, но он того стоит.
– И это тоже… тот факт, что ты мне так доверяешь. Рейган, это пугает меня. Я не хочу тебя подводить. И не буду, – он тяжело сглатывает. – Всё произошло так быстро. Всего несколько месяцев, понимаешь? Моя жизнь изменилась, когда меня взяли в плен талибы. Изменилась к худшему. А потом рейнджеры спасли меня, и я оказался в Техасе, и встретил тебя. Ты… тоже взяла меня в плен, и моя жизнь снова изменилась. В этот раз к лучшему. А теперь я не могу... не представляю, как можно было бы прожить свою жизнь без тебя. Для меня это сумасшествие. То, что буквально за несколько месяцев ты стала... чёрт, как бы это выразить? Ты стала частью меня.
Вот чёрт. Божечки. Моё сердце снова стучит в груди, и мне приходится держаться за плечи Дерека, чтобы не дрожали руки. Я могу только смотреть на него, впитывать его слова и надеяться, надеяться, надеяться.
– Я люблю... – слова застревают в горле, и я всё равно пытаюсь их ему прошептать. – Я люблю…
– Ш-ш-ш-ш. Просто слушай, – он касается моих губ пальцем. Лезет в корзину для пикника и вытаскивает маленькую чёрную коробочку. – Надеюсь, я всё правильно делаю. Я так нервничаю. Никогда не думал, что сделаю это, но вот…
Он начинает садиться, как будто собирается встать на одно колено, но я удерживаю его:
– Нет. Так. В этом положении, – я не пускаю его, склонившегося надо мной. Он идеально расположен. В этой позе мы просто идеальны.
– Рейган... ты выйдешь за меня? – он держит кольцо, маленькое, но красивое. Простое белое золото, в центре небольшой бриллиант огранки «принцесса», и по одному крошечному бриллианту по обе стороны от него. Я плачу, киваю головой. Поднимаю руку навстречу кольцу.
– Да ладно тебе, детка. Дай мне услышать это слово.
– Согласна! – я сиплю, задыхаюсь, выпискиваю слово, которое он хочет услышать. – Да, да. Согласна! Пожалуйста, да!
– Боже милостивый, спасибо, – выдыхает он.
Берёт мою руку и скользит кольцом вниз по моему четвертому пальцу.
– Ты действительно думал, что я откажусь? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами:
– Я уже говорил, что не всегда верю, что ты можешь любить меня, и… я хочу сделать тебя своей. Так что ты теперь не можешь передумать.
Я смеюсь:
– Я уже была твоей, глупенький. Я тоже не понимаю, как это случилось, Дерек. Но я благодарна тебе за это, – я обнимаю его за шею и приподнимаюсь для поцелуя. – И я никогда не передумаю.
– Клянёшься?
Я толкаю его, мы перекатываемся, и я оказываюсь сверху.
– Дерек, для меня женитьба – это обещание, что я никогда не передумаю.
– О…
И я его целую. Глубоко, долго, сильно.
И опять, прежде чем я забылась бы в нём, он отстраняется.
– Есть ещё кое-что, Ри.
– Что? – я бурно дышу, целую его в челюсть, горю им, жажду его.
– Томми... я хочу усыновить его, – Дерек бросает эту бомбу спокойным голосом, как будто это не покачнёт моё равновесие. – Но я хочу, чтобы он сохранил фамилию Тома. Я хочу, чтобы ты взяла мою и сохранила... сохранила фамилию Барретт. Через дефис. Так Томми... точно будет знать, чьи его корни.
– Боже, Дерек… – внезапно я начинаю рыдать. Даже без влияния гормонов беременности, из-за которых всё пошло бы наперекосяк, это разорвало бы меня на куски. А тут… мгновенно я полная размазня. – Ты хочешь сказать... Ты серьезно?
– Я люблю этого мальчика, Ри, – Дерек тяжело сглатывает. – И я любил его отца как брата. Я хочу, чтобы Томми знал, когда вырастет, кем был его отец. Свои корни. Я хочу, чтобы он знал, что Том был одним из лучших людей, которых я когда-либо знал.
От этих слов я плачу ещё сильнее. И не могу остановиться. Предложение, а потом это? Я с трудом дышу.
Дерек позволяет мне выплакаться, крепко обнимая.
Через некоторое время я немного успокаиваюсь, но всё ещё полна таких эмоций, что не знаю, что с ними делать. Я переполнена. Внутри всё бурлит. Единственное, что я могу – это прижиматься своим ртом ко рту Дерека и поглощать его дыхание, вбирая в себя его силу. Он обнимает меня, и мы целуемся, целуемся и целуемся. А потом его руки начинают гладить меня, и я выдыхаю стоном ему в рот, чтобы подбодрить.
Мы катаемся и трогаем друг друга, срываем одежду, пытаемся не разрывать поцелуй, раздевая друг друга. Я тянусь к нему, и когда я обнажаю его член, он горячий и твердый, и я внизу мокрая и ноющая, это так прекрасно, Дерек подо мной, его тело – мягкость, твёрдость, укрытие. Я чувствую вкус его языка и пронзаю себя им, опускаясь на него. Я наполняю себя им.
Выстанываю его имя и начинаю двигаться.
Я беру от него всё, что мне нужно, выдыхаю его имя, и беру, беру, беру. Между каждым вздохом и движением он произносит моё имя, и забирает в ответ всё, что во мне есть. Я беру, он берёт. Это взаимообмен, потому что я отдаю, и он отдает, и мы оба заполнены друг другом и совершенны.
