Текст книги "На дне могилы (Обреченная на раннюю могилу)"
Автор книги: Джанин Фрост
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
25
Я отскребалась целый час, и на мне не осталось ни запашка. Конечно, с запахом содрала и большую часть кожи. Волосы вымыла четыре раза, а потом дважды облила кондиционером. Всякий, кто теперь наморщит нос, может поцеловать меня в отмытую до блеска задницу.
Ниггер сидел в кресле в смежной с ванной спальне. Он жестом указал на стоявший рядом стул.
– Достал тебе, что накинуть. Не знал, согласишься ли ты щеголять в чужом лифчике и трусиках или побрезгуешь.
Обсуждение с Ниггером нижнего белья не улучшило моего настроения.
– Где моя одежда?
Он ухмыльнулся еще шире:
– Бросил в топку. Не посмел внести твой вонючий чемодан в дом Криспина.
Я набрала побольше воздуху и очень спокойно проговорила:
– Ты не имел права.
Ниггер встал.
– Опустим спор о моральной стороне и решим, должен ли я одолжить для тебя панталоны.
– Я не ношу трусов незнакомых шлюшек – спасибо, лучше обойдусь как есть.
Ниггер подмигнул:
– Вот это характер! Уверен, тем податливее станет Криспин в ответ на любую твою просьбу.
Я указала ему на дверь:
– До свидания.
Он вышел, посмеиваясь. Хотела бы я так веселиться.
Я с ужасом смотрела на одежду. Надену ее, и больше не удастся оттягивать.
– Пошло оно на хрен, – объявила я вслух. – Сделаю Кости предложение, скорее всего, получу отказ и отправлюсь к Владу.
Я застегнула молнию платья, влезла в подходящие по цвету туфельки, которые оказались чуть тесноваты, и прошествовала в гостевую. Волосы были еще влажные. Я встряхнула ими и оглянулась. Никого.
– Алло? – позвала я.
Черт меня возьми, если стану заглядывать в каждую дверь. Где Ниггер? И Фабиан?
– Внизу, – ответил мне голос Кости.
Я подавила дрожь и мысленно закатила себе оплеуху. Держись!
– Мне положено сказать: «Марко»? – спросила я, спускаясь по лестнице.
И услышала его веселое фырканье из-за левой от площадки двери.
– Если хочешь.
«Входи свободно и по собственной воле». Я расправила плечи и вошла.
Кости сидел на коричневом, чуть светлее его глаз, кожаном диване. Стены цвета ржавчины, с белой лепниной, пол из темного дуба под толстыми коврами Его одежда почти идеально подходила к обстановке: кремовая рубашка с расстегнутым воротом и закатанными рукавами, темно-коричневые брюки. Он был так чертовски хорош, что смотреть больно.
– Не ждал тебя, поэтому джина не припас, – сказал Кости, наполняя стакан. – Виски выпьешь?
– Конечно. Спасибо. – Я все еще мялась у двери. Он взглянул на меня, наливая вторую порцию:
– Ты не для того ехала в такую даль, чтобы подпирать косяк?
Делать нечего. Я села, выбрав диванчик напротив него. И сразу напряглась, вспомнив об отсутствии нижнего белья. Платье кончалось на несколько дюймов выше коленей. Как бы Кости не решил, что я хочу его ослепить.
– Э-э-э, ты не возражаешь? – Я поспешно перебралась на его диван и заняла самый дальний край.
Бровь взметнулась.
– Ничуть.
Он подал мне виски. Я выпила залпом.
– Жажда мучит? – заметил Кости, встав и заново наполнив стакан. – Наверняка. Иначе можно подумать, что на трезвую голову ты не способна со мной поговорить.
Его сухой тон подсказал, что он видит меня насквозь. Я приняла стакан, но теперь только пригубила виски.
Кости откинулся назад, разглядывая меня. Я смутилась. Прикрыться бы хоть косметикой… уложить волосы. И… да, надеть бы трусики.
Он молчал. Молчание затягивалось. Я почему-то не могла заставить себя выложить, зачем приехала. Может, надеялась, что он прочтет мои мысли и можно будет обойтись без разговоров.
Я отвернулась, но все равно чувствовала на себе его взгляд. Кости все так же полулежал, прихлебывая виски и наблюдая за мной, пока я не заерзала. Если это техника допроса, она действует. Я скоро готова буду вывернуться наизнанку, лишь бы прервать напряженное молчание.
– Ну ладно… к делу.
Я старалась смотреть на него, говоря это, но не смогла. Нечестно: почему наша встреча – такое потрясение для меня, а для него явно ничего не значит!
– Я, гм, готова стать вампиром, – выпалила я.
Вот и говорите об умении непринужденно завязывать беседу. Я метнула на него короткий взгляд. И успела встретить взгляд темно-карих глаз.
Мне не сиделось на месте. Я поднялась, готова была начать ходить из угла в угол, но тут Кости поставил свой стакан и перехватил меня.
Я дернулась, но он держал крепко.
– Сядь. – Это было сказано спокойным стальным тоном.
Единственным способом вырваться было упереться ему ногами в грудь. Я в досаде шлепнулась на диван.
– Села, теперь отпусти.
– И не подумаю, – с той же сталью в голосе ответил он. – Тебе не больно, так что брось прожигать меня взглядом, а если ты еще раз дернешь руку, я повалюсь на тебя и останусь так до конца разговора.
Я сразу угомонилась. Кости никогда не бросался угрозами впустую. Мысль оказаться под ним тревожила меня по нескольким причинам, но страха среди них не было.
– Так-то лучше. – Он ослабил хватку, но не отпустил меня. – А теперь я задам несколько вопросов и ты на них ответишь.
«Ну почему я не настояла на разговоре по телефону?» – мысленно простонала я.
– Спрашивай. Я в твоих руках. Никуда не денусь.
Я все посматривала на державшую меня руку, словно взглядом могла заставить ее исчезнуть.
– Ты опять от меня отгородилась.
Кости сказал это как бы между прочим, но глаза его сощурились. Зеленый огонь начал разгораться в глубине, потом вспыхнул, поглотив карий цвет.
– Неплохая попытка, – резко проговорила я, – но, по-моему, мы уже выяснили, что у меня хорошая защита.
О-го! Я, инстинктивно среагировав на попытку пролезть в мое сознание, дернулась и тут же оказалась распластанной на диване. Кости сжал мне руки в запястьях и переплел свои ноги с моими.
– Слезь с меня, – потребовала я.
Он только прижал крепче. Я поняла, что попытки отбиваться приведут лишь к тому, что у меня еще выше задерется подол. Учитывая, что он и без того был выше коленей, а белья под ним не было, это могло стать серьезной проблемой.
– Кости, – я решила сменить тактику, – пожалуйста, отпусти меня.
– Почему ты хочешь стать вампиром?
Похоже, он не собирался менять позицию. И не думал ослабить хватку. Всей тяжестью прижимал меня к дивану, не позволяя шевельнуться. Я старалась не вспоминать, как давно – о, не первую неделю – он не бывал на мне. К тому же в такой близости невозможно было уклониться от его взгляда. Я прочистила горло:
– Мне до смерти надоело служить для Грегора ходячим передатчиком – это раз. Если я стану целиком вампиром, Грегор отцепится. Не придется больше закрывать глаза и затыкать уши при каждой поездке, и во сне он не станет меня доставать.
Он не отвел взгляда:
– Это единственная причина?
Если я отвечу «да», разговору конец. Кости никогда не сочтет ее достаточно веской. Остается только сказать правду, даже если глаза у меня наполнятся слезами.
– Ты был прав, – зашептала я. – Я все еще думала, что быть вампиром – в каком-то смысле зло. После всего, что видела, я все еще страдала предрассудками. Дура, да? Ты, верно, гордишься, что ткнул меня носим в мою дурость. И кто бы стал тебя осуждать.
Его пальцы больше не впивались мне в запястья. Нет, много хуже – они их гладили, рисуя кружочки на коже. А в глазах не гасла зелень. Я надеялась, что в них светится лишь неостывший гнев.
– Нет, я не горжусь, что так на тебя набросился. – Его голос звучал очень тихо. – Мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы примириться с тем, чем я стал, когда Джэн превратил меня. Неудивительно, что ты мучилась сложными чувствами.
Этого я не ожидала. Я приготовилась услышать уверенное согласие: да, я была полной дрянью со своей дискриминацией. Я сморгнула слезы:
– Ладно… значит, ты меня превратишь?
– Не так быстро. Ты упомянула только одну причину для желания превратиться: дать отпор Грегору.
– Ты просто не хочешь принимать на себя ответственность, став моим старшим? – спросила я, начиная злиться на этот допрос. – Если так, Влад согласился мне помочь.
Что-то сверкнуло в его глазах.
– Не сомневаюсь, что он согласен, но, если кто тебя и превратит, это буду я. Смею думать, я это заслужил. А если ты вздумаешь проделать это за моей спиной, клянусь, убью твоего старшого, кто бы им ни был!
«Он убьет любого, кто тебя изменит», – сказал Ниггер. Стало быть, он был прав. Проклятые собственники эти вампиры!
– Если забыть о моих прежних предрассудках, у меня нет никаких причин оставаться отчасти человеком, – ровным голосом продолжала я. – Как полукровку, меня легче убить, и у моих способностей остается отчетливый потолок. Став полным вампиром, я смогу развивать свои возможности вне границ, установленных пульсом и дыханием. И все равно я уже никогда не смогу вести обычную человеческую жизнь. Все мои цели и намерения уже вампирские. Я уже вампир. Только клыков пока не хватает.
– Ты в это веришь? – Голос был мягким, как шелк, а взгляд тверже кремня.
– Да, – без колебаний ответила я.
– Тогда докажи. Открой мне свои мысли, чтобы я сам увидел.
Черт, только не это! Ни за что не опрокину мысленные щиты, не откроюсь перед ним. И не потому, что сказанное было ложью. Меня пугало, что он мог увидеть и другое.
– Прости, Кости, но тебе придется положиться на мое слово.
Он долго молчал. Я с трудом заставляла себя дышать.
– Ну хорошо, – наконец заговорил он. – Я сделаю это завтра.
Я успела облегченно выдохнуть, прежде чем он продолжил:
– При одном условии.
Следовало ожидать…
– При каком?
– О, не слишком трудном. Тебе придется этой ночью разделить со мной постель.
Я выждала, но он не стал уточнять.
– Ты это серьезно? – вырвалось у меня.
Он взглянул на меня, как на тупую:
– Вполне.
– Это потому, что я без трусиков?
Тут он ухмыльнулся:
– Нет, хотя тебе от этого не легче.
– Шутить изволишь! – Я оттолкнула его, но это было все равно что толкать кирпичную стену. – Что, неумерший непременно должен доминировать, да?
– Я проверяю твою решимость, – холодно ответил он. – Ты отказалась впустить меня в свое сознание, чтобы проверить, действительно ли ты идешь на это из-за Грегора и его вурдалаков. Если у тебя на самом деле есть свои причины, ты согласишься заплатить эту цену. Вампиры ничего не делают бесплатно, Котенок. Ты же знаешь. – Он пожал плечами. – Или откройся, чтобы я сам увидел, что ты хочешь этого только ради себя.
Обнажить перед ним чувства – или тело. Ну и выбор!
– Удивляюсь, что ты так быстро сумел найти для меня время в своем постельном расписании, – усмехнулась я в надежде, что он разозлится и передумает.
Он вздернул бровь:
– Дело прежде всего.
Мне страшно было подумать об обеих возможностях. Любой выбор оставит шрамы на сердце.
– А тот факт, что я совершенно не хочу заниматься с тобой сексом, роли не играет?
Он щекой прижался к моей щеке, губами тронул мне горло.
– Ну, милая… это уж мое дело – заставить тебя изменить мнение.
Его голос обещал все удовольствия. Я не смогла сдержать дрожи, когда его губы погладили мне кожу. Черт побери мое чувствительное горло. Оно меня предало, а я так старалась остаться бесчувственной.
Но впустить его в свои мысли, позволить увидеть, как глубоко он проник мне в душу, – еще страшнее. Шах и мат, Кошка. Ты проиграла.
Что, впрочем, не означало, что я готова проявить великодушие. Я скорчила стервозную гримасу.
– Надеюсь, это будет самый мерзкий трах в твоей жизни, ты, безжалостный ублюдок-шантажист!
– Уже начинаешь постельные разговоры? – с легкой усмешкой отозвался он. – Торопишься меня завести?
Я жалела только, что успела принять душ до этого проклятого свидания, – и где грибковые инфекции, когда они нужнее всего?
– У меня тоже есть условие, – сказала я. – Я принимала душ в пустой гостевой. Там же и займемся делом.
Мне меньше всего хотелось закатиться с Кости в его постель, где он прошлой ночью мог валяться с другой женщиной. Брр!
– Где угодно. – Губы у него все еще кривились в усмешке. Как видно, заставить его передумать не удастся. – Можем прямо на этом диване, если хочешь.
То, как он прошелся языком по нижней губе, подтвердило искренность его слов. И, в душе проклиная его, я ощутила вспышку тепла в теле. Да уж, непростой трюк – сохранить эмоциональную отчужденность, занимаясь с ним сексом.
– Гостевая подойдет, – сумела произнести я.
Глаза у него загорелись.
– Договорились. Ну что?
В последних словах прозвучало больше, чем простой вопрос. Я огляделась в тщетной надежде найти способ протянуть время. Землетрясение, пожар, атаку инопланетян… Все, что угодно! Но здесь были только он и я и только что заключенное соглашение.
– Куда денешься…
26
Кости одним легким движением поднялся и потянул меня за собой. Я невольно съежилась, когда его ладони задержались у меня на талии, а единственный способ заставить сердце не стучать так – пустить в него пулю.
Он шел вплотную ко мне, подталкивая меня ладонью в спину. Я не волочила ноги, хоть и хотелось, еще как. На лестнице мы кого-то повстречали, но я не поднимала головы, сосредоточившись на том, что произойдет, когда мы войдем в комнату.
Как мне сохранить холодность, потея под ним. Как не выкрикнуть что-нибудь ужасное вроде: «Я тебя люблю!»? А если у меня в разгар всего начнется приступ эпилепсии и я стану пускать слюни или плеваться? К тому времени, как мы добрались к знакомой спальне, я привела себя в состояние умеренной паники. Халат все еще валялся на стуле. Когда Кости закрыл дверь, я в отчаянии попробовала взять ход событий в свои руки:
– Ну ладно. – Голос мой звучал пронзительнее обычного. – У тебя на уме что-то определенное или начать с очевидного?
У него дернулись уголки губ.
– Хочешь решать за меня? Извини, милая, но эта ночь – моя. Когда я попрошу тебя об услуге и ты выставишь такое условие, тогда и будешь распоряжаться. А сейчас главный тут я. Ну, сбрасывай туфельки. Они тебе, похоже, намяли ноги.
Я мрачно повиновалась. Постель, казалось, выросла до угрожающих размеров, а стены съежились, сократив пространство до этой мягкой площади, ожидающей меня.
Кости стянул рубаху. Я отвела взгляд от его неправдоподобно скульптурной груди. Ногти впились мне в ладони. Очень уж быстро все происходило.
– Повернись.
Я повиновалась с облегчением и одновременно с неохотой. Хотя мне не придется упираться взглядом в ковер, чтобы его не видеть, но в то же время так я чувствовала себя более уязвимой. Как будто не смогу защититься, если не увижу, что мне грозит.
Холодные пальцы отвели мне волосы, и я вздрогнула. Он тихонько потянул, и молния медленно, неудержимо открылась до основания. Платье повисло на плечах, соскользнуло и упало к ногам.
Он еле слышно зашипел. Я, как дура, зажмурилась, словно от этого нагота становилась невидимой. Задержала дыхание и снова вздрогнула.
– Ты мерзнешь, милая. Давай-ка уложим тебя в постель.
Его голос звучал чуть сдавленно, акцент стал резче. Я преодолела два шага до кровати, позволила Кости отбросить одеяло и тут же натянула его на себя, забравшись в постель.
Кости, стоя на коленях у кровати, коснулся моих волос.
– Вот так, натянув одеяло до подбородка, с круглыми глазами, ты выглядишь очень молоденькой.
– Ты, верно, чувствуешь себя педофилом?
Он кивнул:
– Учитывая разницу в возрасте и все, что я собираюсь с тобой проделать, так оно и есть. – Потом он посерьезнел. – Котенок, я думаю, под всем напускным сарказмом, безразличием и гневом ты все еще меня хочешь, иначе я не стал бы настаивать. Я признаю себя безжалостным шантажистом, как ты сказала, но я не насильник. Если ты действительно меня не хочешь, я оставлю тебя в покое, а завтра все равно превращу, как обещал. – Он замолчал. Выпустил локон, с которым играл, и накрыл ладонью мое лицо. – Но я сделаю все, что могу, чтобы убедить тебя согласиться. И ничуть не стану стесняться.
«О нет! – кричал мой разум. – Я пропала. Вспомни ту свалку. Вонь. Ухмылку Грегора. Все, что угодно, лишь бы не замечать, что он уже расстегивает брюки».
Была одна вещь, которая гарантированно должна была привести меня в себя.
– Зачем ты меня обманывал, Кости?
Он замер. Верхнюю пуговицу успел расстегнуть, но к молнии не прикоснулся.
– Ты действительно поверила, что я изменял тебе?
Я невежливо фыркнула:
– После того как видела снимки, слышала доклад Фабиана, воспоминания Каннель и твое собственное признание в ту ночь, когда Гери выдернула тебя из Нового Орлеана… да, поверила.
Его взгляд словно пробурил мне голову насквозь.
– Ты видела на снимке, как я вхожу в дом с женщиной, но не видела, что произошло за закрытой дверью. Я в Новом Орлеане изображал, будто наслаждаюсь холостяцкой жизнью, в надежде, что Грегор схватит наживку. Он схватил. Даже подослал ко мне Каннель, как будто я так глуп, что не учую на ней его папаха. Нетрудно было выпить ее кровь и убедить ее докладывать Грегору, как я беззащитен в своем распутстве. К тому времени, как ко мне добрался Фабиан, рядом было несколько шпионов Грегора. Что я должен был ему сказать?
У меня голова пошла кругом.
– Но я сама слышала. Ты говорил Каннель, что она выбирала женщин для вас обоих.
– Она в это верила, – ответил Кости. – Я позволял ей каждую ночь выбирать новую девицу из живых и приводить ко мне домой. Потом я выпивал обеих до бесчувствия и укладывал голышом рядом. Простая уловка. Я понимаю, как выглядел в твоих глазах, Котенок, но тебе надо было выслушать мои объяснения, а не уходить с Цепешем.
Эмоции во мне боролись с подозрениями. Ну какая женщина после всего, что я видела и слышала, поверит, что это был всего лишь сложный розыгрыш и ее любовник всего лишь изображал неверность?
– Но ты от меня ушел. – Я не сумела скрыть боль в голосе. – Сказал, что все кончено.
Кости вздохнул:
– Я чуть не рехнулся, обнаружив, что ты ушла к Грегору. Не знал, по любви или он тебя вынудил, – и ни одно объяснение не помогало сохранить здравый рассудок. К тому времени, как ты вернулась, я еще не овладел собой. Ушел еще и потому, что, оставшись, натворил бы много такого, о чем пожалел бы. Потом я отправился в Новый Орлеан, чтобы окончательно разобраться с Грегором. Я хотел позже все с тобой выяснить, но ты все сорвала.
«Опять», – прозвучало в его тоне.
– Спасая тебя?
Он устало пожал плечами:
– Ты забыла, что я умею летать? Грегор помнил. И Мари тоже. Она хотела, чтобы я прикончил Грегора, поэтому дала ему знать, что намерена выставить, меня из Квартала, прекрасно понимая, что Грегору останется либо вторгнуться на запретную территорию, либо позволить мне перелететь в безопасное место. Но ты послала за мной свою старую команду, а ее Грегор вскоре обнаружил бы, как бы они ни скрывались. Я знал, что, если стану сопротивляться, их убьют, и позволил меня забрать. Но мои планы рухнули.
Кости не произнес напрашивавшегося слова «опять». Ох, зараза! Я готова была провалиться сквозь землю. Ниггер прав: ты идиотка. С заглавной «И».
Должно быть, Кости уловил мое самобичевание, потому что он возразил:
– Ты не идиотка. Чарльз сказал, что втянул тебя в это дело, хотя кому-кому, а ему следовало быть умнее. Но он считал, что в одиночку ставить ловушку на Грегора слишком рискованно, поэтому я от него таился.
– Ты должен меня ненавидеть, – простонала я. – Я дважды все испоганила, думая, что помогаю.
Он выгнул брови:
– Вообще-то, трижды. Когда ты сбежала от меня к Дону, тоже думала, что помогаешь. Я видел в этом недостаток уважения – мол, ты не позволяешь мне самому за себя сражаться, – но теперь понимаю, что по-другому ты не могла. Такая уж ты есть. Никогда не будешь сидеть сложа руки и ждать, чем кончится бой для того, кого ты любишь. Обязательно вмешаешься, сколько бы ни обещала перемениться.
Его слова резанули меня ножом по сердцу.
«Вот почему он ушел, – казнила меня совесть. – Тебе нравилось думать, что это просто из желания потрахаться на свободе, потому что тогда виноватым получался он, а не ты. Но виновата ты. Кости прав: ты никогда не изменишься. И никто в здравом уме с тобой не свяжется».
Бесполезно было говорить, как я жалею. Не просто бесполезно – оскорбительно после всего, что случилось. И единственное, что оставалось, – показать, как мне хочется, чтобы все вышло иначе. Я откинула мысленные щиты, открылась, дав Кости услышать все, что я чувствовала, обнажив все, чем обычно оправдывала свои действия.
Он закрыл глаза. Содрогнулся, как от удара. Стоило ослабить тугую хватку, и все выплеснулось из меня одной волной, все, что я так долго скрывала, пеной взлетело на поверхность.
– Котенок, – прошептал он.
– Я просто хотела, чтобы ты знал: я понимаю. – Мне трудно было говорить сквозь ком в горле. – Ты сделал все, что мог, Кости. Это я все испортила.
Он открыл глаза.
– Нет, это мое упрямое желание справиться с Грегором в одиночку нас разлучило. Я мог бы сказать тебе, что готовлю ловушку, прежде чем запихивать тебя в ту комнатушку. И мог бы сказать про Новый Орлеан и попросить принимать те таблетки, чтобы Грегор не смог узнать все из твоих снов. Но мне хотелось справиться самому. Это мои гордость и ревность нас развели. Если ты ошибалась во мне, Котенок, то и я ошибался точно так же, но больше я не хочу об этом говорить. Я вообще не хочу говорить.
Он дернул вниз молнию. Я ошеломленно заморгала.
– После всего ты еще хочешь со мной спать?
Кости выскользнул из брюк. Под ними, как всегда, ничего не было.
– После всего я еще люблю тебя.
От неожиданности я замолчала. Потом выговорила первое, что пришло в голову:
– Ты, верно, с ума сошел.
Он ответил тихим сухим смешком:
– Как раз за твою безрассудную отвагу я тебя и полюбил. И пусть она же теперь приводит меня в бешенство, я вряд ли любил бы тебя, будь ты иной, чем есть.
Мне так хотелось верить, что любовь побеждает все. Что мы с Кости справимся со всем, опираясь на чистое чувство. Но жизнь не так проста.
– Если мы оба не можем измениться, – сказала я, и сердце у меня сжалось, – рано или поздно мы снова оттолкнем друг друга.
Он оперся коленом о край кровати.
– Ты права, мы не можем измениться. Я всегда буду стараться тебя защитить и беситься, когда мне это не удастся. И ты всегда будешь бросаться за мной в огонь, как бы мне ни хотелось, чтобы ты оставалась в стороне. И нам придется постоянно сражаться со своей природой. Ты готова рискнуть?
Когда у нас с Кости шесть лет назад все только начиналось, я знала, что эта связь разобьет мое сердце. Так и случилось, и не раз, и Кости не пытался уверить, будто больше такого не повторится. Но, как и тогда, я не могла устоять.
– Игра без риска – для цыплят, – прошептала я. Он свернулся на постели: весь – узлы жил и бледная твердая плоть. Потом стал распрямляться, неторопливо прошелся губами от живота к шее. Мои соски затвердели, живот свело желанием, и я вся выгнулась навстречу ему.
Он припал ртом к моим губам, заключив меня в объятия. Почувствовав сверху его нагое тело, я утратила власть над собой. Кожа у меня звенела всюду, где касалась его. Мне хотелось быть ближе, еще ближе, я ногами отбросила одеяло. Кости целовал меня, как тонул, его язык сталкивался с моим, он чувственно терся о меня, гладил, не входя, касался всюду сразу.
Я тоже водила по нему ладонями, стонала ему и рот. Желание усилилось до боли, когда он проник в меня пальцами, отыскал самое чувствительное место и принялся тереть. Я царапала ему спину. У меня слезы текли из глаз. Невероятный экстаз нарастал, и я оторвала от него губы, чтобы простонать:
– Господи, Кости, да!
Это были плач и вопль. Он отозвался, опрокинув меня на себя, тем же движением поднял меня и зарылся ртом между моими бедрами.
Меня мгновенно сотрясла конвульсия. Его руки сомкнулись у меня на талии, а язык ощупывал мою плоть, он сосал, не выпуская клыков, упивался моим наслаждением. Я вцепилась в его волосы, содрогаясь от ряби последних волн.
Кости снова опустил меня на матрас, не отрывая рта. Я еще задыхалась от оргазма и обмякла на подушках. Он поднял голову, впился глазами в мои глаза, пополз по мне вверх.
– Смотри на меня, – попросил он, опуская чресла к моему лону.
Я смотрела, открывая бедра и выгибаясь навстречу. О господи, я и забыла, как растягивал меня Кости после долгого перерыва. Его естество проникало так глубоко, что слезы выступали на глазах. Да, да, я хочу тебя так!
– Сильнее. – Я застонала, когда он нежно задвигался во мне, но я не хотела нежности. Я хотела того что, я знала, таится в нем за заботой и нежностью.
Он задвигался с большей силой и поцеловал, не закрывая глаз. И я не закрывала своих. Видеть его лицо, когда он был во мне, было невыносимо. Я ухватила его за волосы, приковавшись к нему взглядом, и целовала, пока не пришлось оторваться, чтобы вдохнуть.
– Я чувствую тебя на своих губах, – выдохнула я. – И хочу, чтобы ты чувствовал меня на своих. Я хочу высосать тебя, проглотить, когда ты придешь.
– Не говори так, а то я приду прямо сейчас. – Его пальцы стиснули мои бедра, прижали крепче. Он подходил.
Я чувствовала это в том, как он держал меня, и в размеренных, сдержанных толчках, опустошавших меня страстью. Его близость к оргазму наполнила меня эротической целеустремленностью, мне хотелось довести его до самого края.
Я втиснулась в него, вскрикнув от наслаждения:
– Еще! Бери меня сильнее!
Он отбросил сдержанность, и я задохнулась от слепящей остроты ощущений, заставлявшей меня подаваться за ним при каждом грубом быстром толчке. Достигнув вершины, он отбросил меня к изголовью и закричал, дрожа всем телом. Я приникла к нему, меня тоже била дрожь, и сердце готово было взорваться.
Через несколько секунд Кости отклеил меня от себя – и от изголовья – и уложил ничком на постель.
– Черт, Котенок, ты в порядке?
Если бы я не задыхалась так, его забота меня бы рассмешила.
– Иди ко мне.
Я притянула его на прежнее место. Он опирался на руки, чтобы не прижимать меня всем весом, его ладонь скользнула мне под затылок, когда я передвинулась ниже, чтобы припасть к его соску.
Он был соленым, но это, наверное, от моего пота. Его пальцы запутались в моих волосах, Кости притянул меня ближе, и из его горла вырвался глубокий стон.
– Теперь я буду нежнее, но ты мне снова нужна.
Я укусила и почувствовала, как он задрожал. Ага, нравится! И мне тоже нравилось, я не могла остановиться, трогала его, пробовала на вкус.
– Не надо нежностей. Мне нравится, когда ты забываешься. Забудься снова.
Я скользнула еще ниже, к той части, которая была соленой не от моего пота. Мои губы обхватили его, вбирая в себя, пока он не переполнил меня, и я застонала, когда он извернулся, чтобы ответить тем же.
Все смешалось в тумане кожи, губ, языков и твердой плоти. Мое желание от насыщения только нарастало, и он продолжал питать его. Казалось, прошел час, когда я сощурилась от проникшего из-за его плеча света.
– Ты включил лампу? – ахнула я, гадая, зачем он это сделал.
Кости выгнул шею и зажмурился:
– Быть того не может!
– Чего? – спросила я, когда он вскочил с постели. Яркий свет хлынул в комнату, когда Кости раздвинул не замеченные мною прежде шторы. Он обернулся ко мне и поднял брови:
– Солнце.
Не могло уже настать утро. Но доказательство заливало его грудь желтыми лучами. Кости пристально взглянул на меня и рывком задернул окно.
– Мне все равно, – сказал он, возвращаясь в постель. – Так, на чем мы остановились?