Текст книги "Четыре палки в колесо"

Автор книги: Джанет Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Сказано тихим благоговейным тоном, обычно приберегаемым для католических чудес вроде плачущей статуи Святой Девственницы.

– Черт возьми, – произнесла она. – Я всегда хотела увидеть дом Морелли изнутри. Его ведь нет дома? – Она ринулась на лестницу: – Хочу увидеть его спальню!

– Та, что слева.

– Вот она! – завизжала она, открывая дверь. – Обожежмой! Вы делали это здесь в кровати?

– Ага.

И в моей кровати тоже. А еще на диване, на полу в холле, на кухонном столе, в душе…

– Дерьмо святое, – произнесла Мери Лу, – у него же ящик презервативов. Он что… трахается, как кролик?

Я взяла у нее из рук маленький коричневый пакет и заглянула внутрь.

– Так что это?

– Все очень просто. Все, что нужно, это пописать на пластиковую пластинку и подождать изменения цвета. Хорошо, что сейчас лето, и на тебе футболка, потому что трудно не замочить рукав.

– Проклятье, – произнесла я. – Я сейчас не хочу писать.

– Тебе нужно пиво, – заявила Мери Лу. – Пиво всегда помогает.

Мы пошли в кухню и взяли себе по пиву.

– Знаешь, чего не хватает в этой кухне? – спросила Мери Лу. – Банки для печенья.

– Ага, ну, ты же знаешь, каково с этими мужчинами.

– Они ничего не понимают, – подтвердила Мери Лу.

Я открыла коробку и вытащила пакетик в фольге.

– Не могу открыть. Слишком нервничаю.

Мери Лу забрала у меня пакетик. У нее ногти, как лезвие бритвы.

– Это займет время. И не вырони полоску. Ты должна пописать вот на этот маленький индикатор.

– Дерьмо какое.

Мы поднялись наверх, и Мери Лу подождала за дверью, пока я проводила тест. Дружба между женщинами не простирается столь далеко, чтобы лицезреть мочу друг друга.

– Ну что там? – проорала через дверь Мери Лу. – Положительный результат или отрицательный?

Руки у меня так тряслись, что только по счастливой случайности я не уронила все в унитаз.

– Я еще ничего не вижу.

– Я засекла время, – сообщила Мери Лу. – Должно занять максимум три минуты.

– Три минуты, – снова заорала Мери Лу и открыла дверь. – Ну?

Перед глазами у меня плясали черные точки, а губы онемели.

– Я сейчас упаду в обморок.

Я тяжело опустилась на пол и сунула голову между коленей.

Мери Лу взяла тестовую полоску:

– Отрицательный. Ура!

– Боже, чуть было не попалась. Я по-настоящему беспокоилась. Мы каждый раз использовали презервативы, но Белла сказала…

– Бабуля Джо, Белла? – задохнулась Мери Лу. – О, черт! Белла ведь не наложила на тебя сглаз? Помнишь, как она сглазила Реймонда Коуна, и у него выпали все волосы?

– Хуже: она заявила, что я беременна.

– Тогда так и есть, – согласилась Мери Лу. – А тест неправильный.

– Что ты имеешь в виду: «тест неправильный»? Тест не неправильный. «Джонсон и Джонсон» не делают ошибок.

– Белла лучше знает такие вещи.

Я поднялась с пола и плеснула в лицо воды.

– Белла чокнутая.

Даже говоря это, я мысленно перекрестилась.

– Насколько у тебя задержка?

– Фактически задержки еще нет.

– Погоди минуту. Ты не можешь верить этому тесту, если у тебя нет задержки. Я думала, ты знаешь.

– Что?

– Нужно время, чтобы выработались гормоны. Какой у тебя срок?

– Я не знаю. Около недели, полагаю. И ты говоришь мне, что тест неверен?

– Именно это я тебе и толкую.

– Твою мать!

– Я пойду, – сказала Мери Лу. – Я пообещала Ленни, что принесу пиццу на ужин. Хочешь с нами поужинать?

– Нет. Но спасибо.

После ухода Мери Лу я забралась в кресло в гостиной и уставилась в черный экран телевизора. Проведение теста на беременность совершенно меня вымотало.

Я услышала, как подъехала машина, и раздались шаги на мостовой снаружи дома. Это была еще одна итальянская леди.

– Я тетя Джозефа, Лоретта, – представилась она, вручая мне накрытое фольгой блюдо. – Я только что услышала новости. Не переживай, дорогая, такое случается сплошь и рядом. У нас не принято об этом говорить, но мама Джо тоже в свое время сыграла поспешную свадьбу, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Все не так, как кажется.

– Важно, чтобы ты хорошо питалась. Тебя еще не тошнит?

– Еще нет.

– Можешь не беспокоиться насчет возврата мне тарелки. Можешь отдать ее на «младенческом душе».

Мой голос повысился на октаву:

– На «младенческом душе»?

– Мне нужно идти, – продолжала она. – Собираюсь навестить соседку в больнице. – Она наклонилась вперед и понизила голос. – Рак, – прошептала она. – Ужасно. Ужасно. Она просто гниет. Внутренности сгнили, и сейчас у нее язвы по всему телу. У меня была кузина, которая вот также гнила. Она стала черной, а перед смертью у нее отвалились пальцы.

– Бе-е-е.

– Ну, – произнесла она, – приятного аппетита. Наслаждайся блюдом.

Я помахала ей ручкой на прощанье и потащила теплое блюдо на кухню. Поставила его на прилавок и пару раз постучала головой о дверцу шкафа.

– Ай.

Потом подняла уголок фольги и заглянула внутрь. Лазанья. Пахнет хорошо. Я отрезала себе кусочек и положила на тарелку. Несколько секунд я сидела в размышлении, когда домой пришел Морелли.

Он посмотрел на лазанью и вздохнул:

– Тетушка Лоретта.

– Угу.

– Это уже выходит за всякие рамки, – произнес он. – Пора это прекратить.

– Думаю, они планируют «младенческий душ».

– Вот дерьмо.

Я встала и вымыла тарелку. Так у меня не будет соблазна отрезать еще кусок лазаньи.

– Как сегодня дела?

– Не то чтобы очень.

– Хочешь об этом поговорить?

– Не могу. Работаю с федералами. Это не предполагает публичную огласку.

– Ты мне не доверяешь.

Он отрезал ломоть лазаньи и присоединился ко мне за столом.

– Разумеется, я тебе доверяю. Это я Мери Лу не доверяю.

– Я же не рассказываю Мери Лу все подряд!

– Послушай, это не твоя вина. Ты женщина и потому болтушка.

– Это просто отвратительно! И так сексистски!

Он откусил лазанью:

– У меня есть сестры. Я знаю женщин.

– Ты не знаешь всех женщин.

Морелли взглянул на меня:

– Я знаю тебя.

Я ощутила, как загорелось мое лицо.

– Ага, ладно, нам стоит об этом поговорить.

Он откинулся на кресло.

– Выкладывай, что у тебя на уме.

– Не думаю, что я готова к ни к чему не обязывающему сексу .

Он подумал секунду и едва заметно кивнул:

– Тогда у нас проблема, потому что я не думаю, что готов к женитьбе. По крайней мере, не сейчас.

Ух ты. Большой сюрприз.

– Я не имела в виду женитьбу.

– Так что ты предлагаешь?

– Я ничего не предлагаю. Думаю, я просто за установление ограничений.

– Знаешь, ты одна из тех женщин, что сворачивают мужикам мозги. Мужики пускают машины с мостов и ударяются в запой из-за таких, как ты. И в булочной тогда ты тоже была виновата.

Я сузила глаза.

– Хочешь объяснить?

Морелли улыбнулся:

– Ты пахла, как пончики с джемом.

– Ты просто ничтожество! Именно это ты написал на стене в туалете магазина Марио. Ты написал, что я была теплой, сладкой и вкусной, и тебе хотелось меня съесть. А потом продолжил описание, как ты делал это! Все дошло до моих родителей, и меня заперли на три месяца. Совести у тебя нет!

Глаза его потемнели:

– Не путай меня с восемнадцатилетним подростком.

Пару секунд мы буравили друг друга взглядом, и молчание нарушил звук, словно что-то влетело в окно гостиной.

Морелли сорвался с кресла и побежал в переднюю комнату. Я не отставала, чуть не врезалась в него, когда он резко остановился.

Посреди гостиной лежала бутылка, горлышко которой было заткнуто горящей тряпкой. Коктейль Молотова не взорвался, потому что бутылка не разбилась от удара.

Морелли обошел бутылку, выскочил в холл, а оттуда за дверь.

Я добралась до двери как раз, чтобы увидеть, как Морелли целится и стреляет по удаляющейся машине. Только оружие не стреляло. Выходило «клик, клик, клик». Морелли, не веря своим глазам, посмотрел на пистолет.

– Что-то не так? – спросила я.

– Это же твой пистолет. Я вытащил его из ящика, когда пробегал по холлу. В нем же нет пуль!

– Пули вызывают у меня дрожь.

Морелли смотрел онемело:

– Что хорошего в незаряженном пистолете?

– Им хорошо пугать народ. Или можно им стукнуть кого-нибудь. Или можешь разбить им окно… или колоть грецкие орехи.

– Ты узнала ту машину?

– Нет. А ты видел водителя?

Морелли покачал головой.

– Нет.

Он прошествовал в дом, взял свое оружие и пейджер с кухонного прилавка и пристегнул их к ремню. Потом вызвал диспетчера и дал описание машины. Затем позвонил кому-то насчет номера машины. Он достал запасную обойму из ящика кухонного стола и положил в карман, пока ждал номер.

Я стояла позади него и пыталась оставаться спокойной, но внутри у меня все тряслось, я вспоминала свою разрушенную квартиру. Если бы я была дома, в кровати, когда взорвалась бутылка, то уже была бы убита и обуглена до неузнавания. А пока я просто потеряла все, что у меня было. Не то чтобы много… но это было все, что у меня есть. А сейчас подобное снова чуть не произошло.

– Это из-за меня, – произнесла я, с облегчением заметив, что голос мой не трясется и не выдает меня.

– Наверно, – согласился Морелли. Он буркнул что-то в телефон и повесил трубку. – Машина была заявлена как украденная пару часов назад.

Он осторожно взял бутылку кухонным полотенцем и положил ее в бумажный пакет. Затем поставил пакет на кухонный прилавок.

– К счастью, этот парень плохо размахнулся, и когда бросил бутылку, она приземлилась на ковер.

Зазвонил телефон, и Морелли схватил его.

– Тебя, – сообщил он. – Это Салли.

– Мне нужна помощь, – сказал Салли. – У меня вечером представление, а я не могу выбрать этот хреновый макияж.

– Где Сахарок?

– Мы снова повздорили, и он свалил.

– Ладно, – произнесла я больше рефлекторно, чем сознательно, все еще чувствуя оцепенение от второй попытки покончить с моей жизнью. – Я заскочу.

– Что на этот раз? – спросил Морелли.

– Нужно помочь Салли с макияжем.

– Я поеду с тобой.

– Нет необходимости.

– Я думаю, что есть.

– Мне не нужен телохранитель.

На самом-то деле я подразумевала: Я не хочу, чтобы тебя убили тоже.

– Тогда считай, что это свидание.

* * * * *

Мы дважды постучали в дверь, и Салли почти сорвал дверь с петель, когда рывком открыл ее.

– Вот черт, – произнес он, – это всего лишь ты.

– А кто, по-твоему, это мог быть?

– Полагаю, я надеялся, что это Сахарок. Посмотри на меня. Я весь на нервах. Просто не знаю, как справляться с этим дерьмом. Сахарок всегда помогал мне одеваться. Боже, у меня не те гормоны для этого гребаного дерьма, ты понимаешь, что я имею в виду?

– Куда ушел Сахарок?

– Я не знаю. Мы снова дошли чуть ли не драки. Даже не знаю, с чего началось. Что-то насчет того, что я не оценил его кофейный торт.

Я осмотрелась вокруг. В доме было безукоризненно чисто. Ни пятнышка пыли. Все на своем месте. Через кухонную дверь я могла видеть кухонный прилавок, уставленный рядами тортов, пирогов, караваев хлеба, стеклянных банок, наполненных печеньем и домашней стряпней.

– Я даже не понял, что он обиделся, – пожаловался Салли. – Оделся и ушел, когда я принимал пенную ароматную ванну.

Морелли задрал высоко бровь:

– Пенную ванну?

– Эй, дайте мне шанс. РуПол (РуПол – известный американский исполнитель, автор песен и актёр, использующий женский образ. Также принимает участие в телевизионных передачах и постановках. В отличие от многих других трансвеститов использует также и свой мужской облик. – Прим.пер.) говорит, что полагается принимать ванну с пузырьками, вот я это и делал. Типа прикоснись к своей гребаной женской сущности.

Морелли ухмыльнулся.

Салли был одет в черное бикини от Келвина Кляйна и колготки и держал хитроумную штуковину, которая выглядела как корсет с бюстгальтером.

– Тебе придется мне помочь, – заявил он. – Я не могу влезть в эту штуку сам.

Морелли поднял вверх руку:

– Справляйся сам.

Салли вперил в него взгляд:

– Ты гомофоб что ли?

– Нет, – произнес Морелли. – Я просто итальянец. А это большая разница.

– Ладно, – вмешалась я. – Что я должна сделать?

Салли втиснулся в корсет и водрузил его на место.

– Затяни потеснее эту хреновину, – попросил он. – Мне нужна талия.

Я потянула за шнурки, но не смогла соединить их вместе.

– Я не могу сделать это. У меня руки не той длины.

Мы оба воззрились на Морелли.

Морелли раздраженно вздохнул.

– Черт, – произнес он, вставая с дивана. Потом взялся за шнуры, приложил ногу к заднице Салли и дернул.

– Уф, – выдал Салли. Он посмотрел поверх плеча на Морелли: – Ты уже прежде это проделывал.

– Долан обычно надевал одну из таких штуковин, когда работал под прикрытием.

– Мне не стоит рассчитывать, что и макияж ты Долану делал?

– Прости, макияж вне моей компетенции, – сказал Морелли.

Салли взглянул на меня.

– Да без проблем, – заверила я. – Ведь я из Бурга. Я накладывала макияж на Барби раньше, чем начала ходить.

Полчаса спустя я сделала ему подходящую шлюшную раскраску. Мы натянули ему парик и напоследок расчесали. Салли застегнул молнии на черной кожаной юбке и черном кожаном топе. После чего стал похож на Мадонну на встрече «Ангелов Ада» (байкеров – Прим.пер.) Потом сунул лапы четырнадцатого размера в туфли на платформе и с высокими каблуками и был готов.

– И как ты вовремя успеваешь? – спросила я.

Он схватил зачехленную гитару.

– Да, я крут. Так как я выгляжу? Здорово?

– Ну, э… ага.

Если вам нравятся почти семифутовые чуть кривоногие парни с крючковатым носом, волосатой грудью и руками, наряженные как невеста-валькирия.

– Вам стоит пойти со мной, – произнес Салли. – Я познакомлю вас с остальной группой, и вы можете потом остаться и посмотреть представление.

– Знаю я, как провести с девушкой свидание, верно? – заметил Морелли.

Мы прошли с Салли в лифт и поехали вслед за ним от парковки. Он сделал крюк вдоль реки и выехал на Роут 1 с севера.

– Как мило с твоей стороны было помочь ему с корсетом, – произнесла я.

– Ага, – подтвердил Морелли. – Я сам мистер Чувствительность.

Салли проехал миль пятнадцать, замигал, поэтому мы поняли, что он поворачивает. Клуб находился с правой стороны магистрали, весь сияя красными и розовыми огнями. На стоянке уже было полно машин. Вывеска на крыше рекламировала только женское ревю. Я догадалась, что это было представление Салли.

Салли выбрался из «порша» и поправил юбку.

– Мы тут уже четыре недели играем, – пояснил он. – Нам нравятся гребаное постоянство.

Постоянство – то, что мне неведомо.

Морелли оглядел стоянку:

– Где машина Сахарка?

– Черный «мерседес».

– Дела у Сахарка процветают.

Салли усмехнулся:

– Вы когда-нибудь видели его в обличье трансвестита?

Мы оба отрицательно потрясли головами.

– Когда увидите, то поймете.

Мы проследовали за Салли через вход в кухню.

– Если я пройду в парадное, толпа меня сметет, – пояснил он. – Эти люди такие скоты.

Мы прошли по унылому узкому коридору в заднюю комнату. Помещение было наполнено дымом, здесь было шумно и полным-полно Красоток. Всего их было пятеро. Все одеты в различного вида кожаные наряды за исключением Сахарка. На Сахарке было кроваво-красное атласное платье, которое сидело на нем, как вторая кожа. Оно было короткое, тесное и столь гладкое спереди, что я бы подумала о вмешательстве хирургии. На нем был парик под Мэрилин, и в мои лучшие дни я не выглядела лучше. Я бросила искоса взгляд на Морелли, он явно онемел от той же очарованности, что испытала и я. Я снова обратила внимание на Сахарка. И тут-то меня осенило.

– Женщина в баре – это был Сахарок, – зашептала я Морелли. – Парик был другой, но я уверена, там был Сахарок.

– Ты шутишь? Он был прямо перед тобой, и ты его не узнала?

– Все случилось очень быстро, а в зале было темно и полно народу. И, кроме того, взгляни на него. Он просто великолепен!

Сахарок увидел нас троих, входящих в комнату, и вскочил на ноги, обозвав Салли неблагодарной шлюшкой.

– Боже, – произнес Салли, – о чем он толкует? Разве ты не цыпочка, чтобы обзывать тебя шлюшкой?

– Цыпочка – это ты, тупое дерьмо, – вмешался один из трансвеститов.

Салли сгреб в знак протеста свою упаковку спереди и сделал жест, словно подтягивал мошну.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, – обратился Морелли к Сахарку.

– Ты тут никто, и говорить я с тобой не собираюсь, – заявил Сахарок. – Это раздевалка группы. Ну-ка, выметайтесь отсюда.

Морелли пересек комнату в три прыжка, загнав Сахарка в угол. Там они потолковали несколько минут, потом Морелли отошел.

– Приятно было повидаться, – сказал он, обращаясь к другим членам рок-группы, которые, сгрудившись плечом к плечу, стояли в неловком молчании.

– С тобой я позже поговорю, – бросил Морелли в сторону Салли.

Когда мы покидали Сахарка, все еще торчавшего в углу, глаза его стали маленькими и блестящими, не сочетавшимися с кукольным личиком.

– Боже, – произнесла я. – Что ты ему сказал?

– Я спросил его, имеет ли он отношение к бомбометанию.

– И что он тебе рассказал?

– Не много.

– Он умеет преобразиться в красотку.

Морелли качнул головой от восхищения:

– Боже, в ту минуту я не знал, то ли мне хочется дать ему по морде, то ли попросить его о свидании.

– Мы останемся посмотреть на выступление группы?

– Нет, – сообщил Морелли. – Мы отправляемся на парковку исследовать «мерседес», а потом проверим Сахарка.

* * * * *

«Мерседес» был чист, но таков уж был Сахарок. Ни в чем не уступал Грегори Стерну (известный адвокат – Прим.пер.). Когда мы вернулись к дому Морелли, то обнаружили припаркованные перед входом две полицейские машины и толкущуюся на тротуаре небольшую толпу. Морелли припарковал пикап, вышел и подошел к ближайшему патрульному, который оказался Карлом Констанцой.

– Вот, ждем тебя, – сообщил Карл. – Не знаю, хотел ли ты, чтобы мы залезли в твое окно.

– Нет. Вечером все будет в порядке, а завтра я приглашу стекольщика.

– Сейчас поедешь или подашь рапорт с утра? – спросил Карл.

– Сделаю это утром.

– Мои поздравления, – обратился ко мне Констанца. – Слышал, ты беременна.

– Я не беременна!

Констанца приобнял меня и наклонился к уху:

– А хочешь?

Я закатила глаза.

– Ладно, но вспомни обо мне в случае, если переменишь решение, – сказал Карл.

К Морелли подошел старик в халате и толкнул его локтем:

– Прямо как в старые времена, а? Я помню, как дом Зигги Козака изрешетили так, что он стал похож на швейцарский сыр. Черт, скажу вам, вот были денечки.

Морелли прошел в дом, подобрал бомбу и отдал Карлу.

– Проверь на предмет отпечатков и закрой в шкаф. Кто-нибудь опросил соседей?

– Никаких свидетелей. Мы прошлись по всем домам.

– Как насчет машины?

– Еще не нашли.

Копы влезли в машины и разъехались. Люди разошлись. Я прошла вслед за Морелли в гостиную, где мы вместе встали, осматривая осколки, рассыпанные по всему полу.

– Я очень сожалею, – произнесла я. – Это все моя вина. Мне не следовало приходить сюда.

– Не переживай, – успокоил Морелли. – Жизнь такая скучная штука.

– Я могу съехать.

Морелли сграбастал меня за блузку и притянул к себе.

– Ты просто боишься, что проиграешь, и тебе придется платить мне пятьдесят долларов.

Я почувствовала, как расплываюсь в улыбке:

– Ну, спасибо.

Морелли наклонился и поцеловал меня. Потом просунул колено мне между ног, сунул язык в рот, и я заполучила волну жара, опустившую мой желудок дюймов на шесть.

Тут он отпустил меня и ухмыльнулся.

– Спокойной ночи.

Я моргнула:

– Сп’кночь.

Ухмылка стала еще шире:

– Попалась.

Я скрипнула зубами.

– Я иду спать.

– На случай, если соскучишься, я буду внизу. Собираюсь спать на диване сегодня, чтобы уж точно никакая зараза не вползла в окно и не сперла телевизор.

Глава 12

Я поднялась рано, впрочем, Джо встал еще раньше. Когда я вторглась в кухню, он уже убрал стекла и теперь поедал на завтрак лазанью.

Я налила себе кофе и окинула лазанью тоскливым взглядом.

– Присоединяйся, – предложил Джо.

Если я съем лазанью, придется заняться какими-нибудь физическими упражнениями вроде двухмильной пробежки трусцой. Я предпочитаю совершать упражнения в виде прогулки по магазинам. Ладно, какого черта, мне, так или иначе, стоит выбраться на пробежку. Типа держи себя в форме, и всякое такое дерьмо.

Я села напротив Джо и стала жадно есть.

– Сегодня ты возвращаешься к тому секретному делу.

– К слежке.

Я ненавидела слежку. Слежка означает, что ты сидишь в машине совершенно одна, пока не затечет задница. А если отлучишься в туалет, все к черту сбегают, а ты остаешься ни с чем.

Морелли отодвинул пустую тарелку:

– Какие у тебя планы?

– Искать Максин.

– И?

– И все. Идей больше нет. У меня нет наводок. Все вокруг исчезли. Эдди Кунц, вероятно, мертв. Насколько мне известно, миссис Новики, Марджи и Максин мертвы. Мертвы и похоронены.

– Черт возьми, здорово видеть тебя с утра так позитивно настроенной.

– Люблю начинать, как положено.

Морелли встал и вымыл тарелку.

– Мне нужно идти на работу. Если бы ты была обычным человеком, я посоветовал бы тебе быть осторожной. Поскольку ты – это ты, просто пожелаю тебе удачи. И вот еще что: кое-кто придет в девять вставить стекла. Ты можешь поболтаться поблизости, пока он будет это делать?

– Без проблем.

Он поцеловал меня в макушку и вышел.

Я взглянула на Рекса.

– Чувствую себя странно, – произнесла я. – Я не подхожу на роль домохозяйки.

Рекс сидел на своем задике и таращился на меня. На первый взгляд можно было подумать, что он обдумывает только что мною сказанное. Впрочем, больше похоже, что он хотел виноградину.

За неимением лучшего я позвонила Эдди Кунцу. Никого.

– Умер, – сказала я Рексу. Я хотела поехать и поговорить еще раз с Бетти, но должна была сидеть и ждать, когда вставят стекла. Я выпила вторую чашку кофе. Потом сжевала второй кусок лазаньи. В девять часов появился стекольщик в сопровождение еще одной итальянской леди, принесшей еду. На этот раз шоколадный торт. Пока я ждала, когда сделают окно, то съела половину.

* * * * *

Мне не требовалось стучать в дверь, чтобы понять, что Эдди Кунца не было дома. Перед домом не стояла машина. Окна и двери плотно закрыты. Не хватало только черного крепа.

Взамен я постучала в дверь Бетти.

– Что могу сказать? – заявила Бетти. – Его нет дома. Как раньше и говорила, последний раз я видела его в субботу.

Она не выглядела ни обеспокоенной, ни сбитой с толку. Скорее раздраженной. Похоже, я ей надоела.

– Не слишком ли долго он отсутствует? Как вы думаете, нам следует обратиться в полицию?

– Он загулял, – заявил сидевший перед телевизором Лео. – Подцепил одну из своих дрянных подружек и где-то трахается. Просто предел всему. Когда появится дома, тогда появится.

– Вы, наверно, правы, – согласилась я. – Все же не помешает небольшое расследование. Может, будет хорошей идеей проверить его квартиру. У вас есть ключ?

На этот раз Лео был непреклонен:

– Он загулял. Говорю же вам. И нечего вам шнырять и вынюхивать вокруг дома мужчины только потому, что он где-то загулял. И вообще, что это вы заинтересовались Эдди? Я думал, вы ищете Максин Новики.

– Исчезновение Эдди может быть с ней связано.

– Последний раз вам говорю, что он не исчез.

Звучит, словно меня посылают, но откуда мне знать? Я вернулась в «бьюик» и поехала к миссис Новики. Там все выглядело еще хуже, чем в первый мой приезд. Траву никто не косил, прямо посредине тротуара какая-то собака дважды наложила кучу. Я просто так прошлась вокруг дома и заглянула в окна. Никаких признаков жизни.

Я снова вернулась в машину и направилась к дому Марджи. По пути свернула с Нью-Йорк на Олден, проехалась вдоль нее и обнаружила видавший виды «фэрлейн», который Морелли использует для слежки. Пикап был припаркован напротив «Севен-илевен», где перед смертью работала Хелен Бадьян. Морелли имел дело с федералами, поэтому я предположила, что здесь замешаны наркотики, но фактически это могло быть что угодно, начиная от торговли оружием и кончая продажей детей на «черном рынке». А, может, он остановился здесь позавтракать и вздремнуть.

Дом Марджи выглядел более ухоженным, чем жилище Новики, но таким же пустым. Я посмотрела в окна и полюбопытствовала, что Марджи сделала со своим котом.

Соседка рядом высунула голову в дверь и поймала меня за подглядыванием в окна Марджи.

– Я ищу Марджи, – оправдывалась я. – Я работаю с ней в закусочной и не видела ее пару дней, поэтому беспокоюсь. Кажется, ее нет дома.

– Она уехала в отпуск. Сказала, что слишком трудно работать с отрезанным пальцем, поэтому взяла перерыв. Думаю, она отправилась на побережье. Странно, что вы не знаете.

– Я знаю, что она не работала. Но не в курсе, что она уехала на побережье. – Я огляделась вокруг. – А где ее кот? Она взяла его с собой?

– В доме, который она снимает, не позволяют держать котов. Кота кормлю я. Мне нетрудно.

Я отъехала на полквартала, когда меня осенило. Палец! Марджи ведь требуется медицинский осмотр. Она должна явиться, чтобы снять швы. И мамаша Максин наверняка тоже нуждается в медицинском наблюдении. Когда я видела ее в Плезант Пойнт, голова ее все еще была в бинтах.

И я погнала в контору, где имелся справочник адресов. Конни занималась маникюром, а у Лулы в уши был воткнуты наушники плеера. Лула сидела ко мне спиной, и ее бусины клацали вокруг головы, а зад ходил из стороны в сторону в такт джаза. Увидев меня краем глаза, она приглушила звук.

– Охо-хо, – произнесла она. – Тебе больше не светит.

– Как ты узнала? – завопила я, воздев руки вверх. – Непостижимо!

Из угла высунул голову Винни.

– Что за шум?

– Пришла Стефани, – ответила Конни.

Во рту у Винни торчала сигара, которая, я готова была поспорить, была вдвое больше его члена.

– Где Максин? Ради Бога, я через пять дней лишусь денег. Не надо было мне отстранять Барнхардт.

– Я уже сижу на хвосте.

– Ага, – произнес Винни. – В печенках ты у меня сидишь, вот где.

Он нырнул в свой кабинет и хлопнул дверью.

Я поискала адрес Марджи по справочнику и выяснила ее фамилию. В этом районе Трентона находились три больницы. Ближе всего к Новики был госпиталь имени Хелен Фулд. Марджи жила на одинаковом расстоянии между ним и больницей Святого Франциска.

Я поехала в дом Джо, заправилась еще одним куском шоколадного торта и позвонила кузине Эвелин, работающей в госпитале имени Хелен Фулд. Дала ей два имени и попросила разнюхать. Ни Марджи, ни мамаша Новики не разыскивались полицией, поэтому (предположим, что они еще живы) им не было резону прятаться от своих врачей. Их заботило только одно – не дать мне проследить за ними и выйти на Максин.

* * * * *

Было три часа дня, и я в некотором роде лелеяла надежду, что заедет еще какая-нибудь итальянская леди и принесет что-нибудь новенькое на обед. Я то и дело выглядывала в окно, но не видела развозящих еду черных машин. Отсюда возникала проблема, поскольку мысль торчать на кухне Морелли, готовя ему обед, порождала чувство, что я становлюсь домашней наседкой.

Мне позвонила Эвелин и заявила, что у меня удачный день. Обе женщины наблюдались в Фулд. И обе должны были посетить врачей. Она дала мне имена их лечащих докторов, а также список их предварительно намеченных процедур. Я сказала, что я ее должница. Она заверила, что подробное описание Морелли в постели будет как раз то, что надо.

Я позвонила врачам и наплела с три короба их сестричкам в приемной, что забыла назначенное мне время. Оказалось, обеим женщинам полагалось прийти в среду. Черт, какая же я умница!

Притащился Морелли с потным пятном во всю длину серой футболки. Подошел к холодильнику и сунул голову в морозилку.

– В этом доме не хватает воздуха.

Я подумала, что по сравнению со вчерашним, погода еще ничего. Сегодня еще проглядывал желтый свет, там, где солнце скрывалось за слоями вонючего воздуха.

Морелли вытащил голову из морозилки. Бросил оружие на прилавок и взял пиво.

– Плохой денек?

– Так себе.

– Я видела тебя в северном Трентоне.

– Меня самого ты видела?

– Узнала машину. Предположила, что ты вел наблюдение за «Севен-илевен».

– И вел, и вел, и вел.

– Наркотики?

– Фальшивки.

– Даже не надеюсь, что ты мне расскажешь.

– Да пошло оно все. Министерство финансов так запуталось в этом деле, что уже не имеет значения скрывать. Насколько нам известно, из Трентона уходят фальшивые двадцатки лет пять… возможно и дольше. Взамен министерство финансов предпринимает все. Они потратились на то, чтобы достать одного парня. Никаких пластин для печатания денег не оказалось там, где они должны были быть. Никакой бумаги. Вообще ничего. Исключая канал сбыта фальшивых купюр. Мы даже не можем никого арестовать. И выглядим, как кучка гребаных непрофессионалов. Потом неожиданно вчера на Олден через магазинчик товаров повседневного спроса прошла пара таких двадцаток. Поэтому мы стали пытаться отслеживать, кто ходит в этот магазин.

– Кассир не знал, кто их принес?

– Их обнаружили в банке, когда их пересчитывал служащий, чтобы положить на депозит.

– А ты что думаешь?

– Я думаю, что в первый раз мы взяли того парня, что надо. Случилось так, что ему повезло, и оборудования при нем не оказалось.

– У меня возникла одна дикая мысль. Мы связывали смерть Хелен Бадьян с Максин. Возможно, с Максин это не имеет ничего общего. Может, смерть связана с фальшивыми деньгами.

– Я тоже об этом думал, но образ действия ведет к Максин. Смерть наступила в результате удара в голову, но один палец у нее тоже был отрезан.

У меня имелась даже более дикая мысль, но мне не хотелось высказывать ее вслух, чтобы не выглядеть дурой.

Зазвонил телефон, и Морелли ответил на звонок.

– Да, миссис Плам, – произнес он.

Я выпрыгнула из кресла и побежала к входной двери. Я уже преодолела половину пути, когда Морелли схватил меня сзади за блузку и, рванув, предотвратил мой побег, прижав меня к своей груди.

– Твоя матушка, – сообщил он, вручив мне телефон.

– Стефани, – раздался голос матушки. – Что это я слышу о твоей беременности?

– Я не беременна. Это договор о совместном проживании, а не замужество.

– Все об этом говорят. Все думают, что ты беременна. И что я должна говорить миссис Крэндл?

– Скажи ей, что я не беременна.

– Твой отец хочет поговорить с тобой.

Я услышала, как передали трубку, а затем раздалось пыхтение.

– Папа?

– Ага, – отозвался он. – Как там бегает «бьюик»? Ты должна заправлять его высокооктановым бензином, знаешь ли.

– Не беспокойся. Я всегда заливаю высокооктановый бензин.

Я никогда не заливаю высококачественный бензин. «Бьюик» его недостоин. Слишком уродлив для этого.

Папаша снова передал трубку матушке, и я прямо слышала, как матушка закатывает глаза от папашиных бесед.

– У меня в духовке прекрасная кастрюля жаркого, – сказала она. – С горошком и картофельным пюре.

– Ладно, – произнесла я. – Я приеду на обед.

– И с Джозефом.

– Нет. Он не сможет выбраться.

– Нет, я смогу, – вмешался Джозеф.

Я издала глубокий вздох:

– Он тоже приедет. – Потом закончила разговор и передала Морелли трубку: – Ты еще пожалеешь.

* * * * *

– Ничто так не заставляет женщину сиять, как беременность, – заявила авторитетно Бабуля.

– Я могу сиять, но я не беременна.

Бабуля посмотрела на мой живот:

– А выглядишь беременной.

Это все та проклятая итальянская еда.