Текст книги "Дитя порока (ЛП)"

Автор книги: Дж. МакЭвой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

В тот момент, когда ее короткие толстые пальцы толкнули мою голову в сторону, я схватила ее за ногу до того, как Даллас смогла бы моргнуть, и стащила со стола. Ее затылок ударился об стол, а затем об лавку. Схватив с пола свой поднос, засунула его угол ей в рот.

– Сучка! – Одна из двух мужеподобных теток набросилась на меня, ударив ногой по ребрам справа. Так что я дернула поднос изо рта Даллас и врезала этой чике в глаз, после чего – в горло, а затем в нос.

– Ты... – Вторая бой-баба кинулась следом, но мне повезло, что она оказалась такой же тупой, как выглядела со стороны, и споткнулась об ботинок Даллас. Когда они расползлись в стороны, хрен пойми почему, но бля... та, что была постарше, повалилась на пол так, будто весила тонну, при этом ударяясь подбородком о край стола... Черт.

– Ты сумасшедшая дура... – Даллас прыгнула мне на спину, словно чертова мартышка, дергая за волосы. Потому я сделала единственное, что могла. Подпрыгнула и позволила себе упасть на спину, прямо сверху на Даллас.

– Ахх... – заорала она, отпуская меня. Скатившись с нее за секунду до того, как развернуться, я стала ударять кулаками ей в лицо, снова, снова и снова, пока костяшки не начали болеть так сильно, что пришлось опять схватить поднос с пола и сунуть прямо между ее губ.

– Даллас, ты тут новенькая, – произнесла я, сдувая пропитанные кровью волосы с лица, прежде чем продолжить, – но люди не называют меня принцессой. Они зовут меня Психо-Айви. Не очень креативненько, признаю, но в точку. Трогаешь меня и заканчиваешь в медпункте. Называешь меня как-то не так – заканчиваешь в медпункте. Нарушаешь мой покой – заканчиваешь в медпункте. Ясно?

Она попыталась заговорить, но я сунула поднос глубже.

– Мне нужно твое «да» или «нет», Даллас, до того как набегут охранники!

– Угргфр! – Она извивалась, но я удерживала женщину весом своего тела.

– Что это было?

– ВСЕ НА ПОЛ! – Прибыла бравая кавалерия в чертовых черных костюмах, и все такое. Так что, отпустив Даллас, я легла на пол, подняв руки над головой.

– Ты, блять, покойник, – пробормотала мне Даллас. – Ты. Вся твоя семья. Все умрут.

Повернув к ней голову, я улыбнулась.

– У меня нет семьи, Даллас. Я здесь надолго. Так что если твой парень не отрежет себе член, то ему никак до меня не добраться. А мы обе в курсе, что у него для этого не хватит яиц. – Когда я наклонилась вперед, она тоже попыталась наклониться. – Или мне все-таки стоит написать ему инструкции?

– Ты больная на голову.

– Ага, я тебе говорила... несколько раз попадаешь в одиночку и все, ты – псих. – Я подмигнула, пока охранники, как обычно, связывали мне ноги и руки.

– О'Даворен! Следовало догадаться! – заорал Джими, вместе с каким-то парнем поднимая меня с пола.

– Хочу отметить, мальчики, что я так и не пообедала! – закричала я, расслабляясь. – И серьезно, чтобы меня удержать, не нужны двое.

– ЗАТКНИСЬ, О'ДАВОРЕН!

– Фи-фи-фо-фам, чую кровь Даллас там. Хоть жива она, хоть нет, перетру ее кости на обед... Ха-ха-ха! Даллас! Даллас!

– Ну, все! Забирайте ее! – закричал он.

– Нет! – заорала я, изо всех сил извиваясь. – Вы не можете этого сделать! Нет! Нет! Отпустите!

Они прижали меня к чему-то и засучили рукава, пока я пыталась бороться. Даже понимая, что это ничего не даст, я старалась сражаться, пока не ощутила жар, когда игла вошла в кожу. Секунда, и все стало таять, я больше не могла контролировать свое тело.

И до того, как поняла, что происходит, оказалась в темной камере. Они просто бросили меня на пол... словно мусор. И из-за этого ебаного укола я и правда не могла пошевелиться. Что было самым страшным ощущением в мире. Лежать в темноте... абсолютно парализованной.

Тот минимум сил, что у меня остался, я использовала, чтобы смотреть на дверь.

Со мной никогда не случалось ничего такого. Но я слышала других девушек.

И знала, что это лишь вопрос времени... особенно учитывая эту новенькую. Но если бы он пришел, у меня было кое-что в запасе.

Хотя, что толку, когда я не могу пошевелиться?

Сосредоточься.

Дыши.

Успокойся.

Сосредоточься.

Дыши.

Успокойся.

– Вот... так. – Я улыбнулась, когда мой палец дернулся.

Я улыбнулась. Хоть это и была самая жалкая улыбка в мире. Вот как я выживала здесь. Я не была сумасшедшей... ну, видимо, вопрос спорный, так как не много других девочек вели себя подобно мне. Но только это я и умела.

Все происходящее не должно было стать моей жизнью.

Попытавшись прояснить голову, я изо всех сил старалась не думать об этом. Иначе расстроюсь. А если расстроюсь, то не смогу мыслить. А если не смогу мыслить, то толку от меня будет, как от мертвой.

Так что веди себя, будто сумасшедшая. Веди себя, будто не способна мыслить логично. Невменяемость – твой друг. Борись. Именно так ты выживала. Вот как все твои дырки оставались закрыты. Так ты не сломалась...

ИТАН

Когда распахнулись двери большого холодильника на кухне отеля, что на пару этажей ниже праздничного зала, в котором прямо сейчас друг друга по спине похлопывали политики и высокопоставленные служащие, мне в лицо ударил морозный воздух. Прямо передо мной предстал привязанный к крану у потолка, бледный, посиневший и дрожащий все тот же мистер Дауни.

– Опустите его, – сказал я, прислоняясь к стене и наслаждаясь прохладой. Выполняя приказ «опустить», мой человек обрезал держащую Дауни веревку, позволив тому упасть ниц.

– Мистер Дауни... Я не люблю людей, что тратят мое время впустую. Так что надеюсь, на данный момент вы готовы сказать мне больше, чем десять минут назад, – произнес я, пока мужчина дрожал на полу. Его кожа постепенно становилась фиолетовой.

– Мне всегда хотелось знать, истечет ли человек кровью, если ему отрезать руку при гипотермии, или крови будет меньше? Мой брат – врач. Думаете, я мог бы спросить у него, но он бы расстроился и начал обвинять меня в том, что хочу узнать это по неправильным причинам. Грей, прошу, уйми мое любопытство.

– Да, сэр, – ответил он, хватая нож мясника.

– Нож мясника, Грей? Ностальгия нахлынула? – спросил я.

– Да, сэр, – сказал он, вытягивая руку Дауни. – Вы же знаете, я так и не продолжил семейный бизнес, но вложите нож в мою руку, и сын мясника все еще сын мясника.

– Уверен, твои родители гордятся. Давай...

– Нет! Прошу! Нет! Я расскажу вам все! Расскажу, – вдруг вернулась способность говорить к Дауни.

– Ну, так валяй! – крикнул Грей, приставляя нож к горлу мужчины.

– Меня зовут Иамон Дауни. Меня прислали братья Финнеган.

Оттолкнувшись от стены, я подошел к нему. Став перед ним на колени, Грей развязал Дауни и отступил, оставив нож на полу.

– Все это я уже знал, мистер Дауни. Мне плевать на вас и ваше имя. Мой вопрос – что они планируют? Зачем они послали вас?

– Потому что... Потому что... они хотели, чтобы я поговорил с вами, солгал и назвал настроенные против вас семьи.

– Если это действительно братья Финнеган.

Разве они бы стали верить, будто я позволю им указывать, кто мне враг, а кто союзник? Разве я был похож на пса?

– И...

– И?

Тишина.

Я схватил нож и вонзил его в запястье Дауни. Он закричал, все еще дрожа, и в агонии схватился за свое запястье.

– Рад, что вы снова обрели голос, мистер Дауни. Дам вам минутку, прийти в себя.

–...с...сес... – задыхался он, хныча, пока кровь продолжала струиться по его запястью.

– Минутка закончилась, теперь скажите, что собирались, пока я не пришел в неистовство... и поверьте, вы не хотите увидеть меня в неистовстве.

– Они... он... они...

– Мистер Дауни.

– Альянс. – Он использовал все свои силы, чтобы произнести это.

– Альянс чего? – спросил я спокойно, вертя нож в руке.

– Ваша... ваша... сес...

– Сестра? Они хотят мою сестру?

– Это все... все, что знаю, – произнес он быстро на адреналине. Схватив меня за предплечье здоровой рукой, он держался, будто человек на краю обрыва. – Клянусь. Я клянусь. Помилуйте меня! Прошу! Пожалуйста!

Подняв руку, я убрал от себя его кровавые пальцы.

– Бог прощает. Папа прощает. Но я не Бог и не Папа.

– Вы можете меня использовать... Я сделаю все, что попросите! Буду шпионить для вас.

– Шпион, который переметнулся на другую сторону, вовсе не шпион, он – предатель. А я не использую предателей, – произнес я, сжимая нож мясника и ударяя им в область между головой и плечами Дауни. Его кровь брызнула мне на костюм.

Поднявшись на ноги, я протянул руку.

– Где Дона? – спросил.

– Она только что села на свой рейс. Будет здесь в течение часа, – ответил Тоби, вкладывая полотенце мне в руку.

– Набери ее.

Вытерев лицо и руки перед тем, как бросить полотенце обратно телохранителю, я расстегнул запонки и ослабил черный галстук, снял рубашку, бросил все это Грею, а он в ответ передал мне новый набор одежды.

– Держите, сэр, – произнес Тоби, передавая мне наушник.

– Дона.

– Знаешь, тебе правда стоит повысить своего копирайтера. Она невероятная. —Самодовольство слышалось громко и отчетливо в тоне сестры.

– Видимо, придется, зная, что прямо сейчас, бог знает почему, она летит коммерческим рейсом, скрыв это от меня. Что ты замышляешь, сестричка? – спросил я, застегивая рубашку.

Тишина.

– Донателла.

– Не произноси так мое имя. Я – твоя сестра, а не одна из миньонов.

– Я все еще жду, – напомнил, оборачивая галстук вокруг шеи. Я знал, Дона бы никогда не предала меня, но еще мне было известно – она что-то скрывает.

– Почему мы никогда не можем поговорить, как нормальные брат и сестра? Типа, «Привет, Дона, как там было в Бостоне?», «О, неплохо, немного прохладно, как для августа, но блин, что поделать?», «Ага. В Чикаго, как всегда, ветрено. И мне до смерти скучно. Когда ты возвращаешься...».

– И долго ты собираешься продолжать эту пьесу одного актера?

– А ты долго планируешь продолжать относиться ко мне, как к ребенку?

– Пока не станешь старше меня. – Я усмехнулся, слыша, как сестра втянула воздух, сквозь сцепленные зубы, изо всех сил пытаясь не вызвериться на меня. Вместо этого она решила меня позлить.

– Итак, на чем мы закончили? О, верно, ты скучал по мне. «Ладно, не скучай, братец, я вернусь до того, как ты успеешь сказать...»

Я подумал мгновение, почему она так борется со мной. Это на нее не похоже... И тут я осознал.

– Ты ездила к Уайатту.

Она не ответила.

– Это твоя последняя поездка в Бостон на ближайшее время. – Я ожидал услышать ее последнее слово, надевая пиджак по дороге к металлической двери холодильника.

– Неважно, что сделал Уайатт, он все еще наш брат.

– Это не я его сослал. Он уехал добровольно. Бросил семью, его семью, добровольно. Поэтому...

– Ты отрезал его от... всего.

– Я думал, что так, но тут ты делаешь то, что делаешь.

– Я – Каллахан! И еду туда, куда, блин, хочу. – Она повысила на меня голос, и на секунду ее тон стал похож на голос нашей матери.

Я уже чувствовал надвигающуюся головную боль.

– Увидимся дома, – произнес перед тем, как положить трубку и выйти на улицу в до боли холодный воздух, который сегодня будто бы резал мою плоть на куски.

– Сэр. – Водитель кивнул мне, открывая дверцу.

– Езжай по живописному маршруту.

Садясь на заднее сидение, я достал планшет из кармана переднего сидения. И не успел отсканировать палец, как передо мной открылся входящий файл.

Первым я увидел имя АЙВИ О'ДАВОРЕН.

На следующей странице находилось ее фото в профиль и анфас: бледная кожа, кривая гримаса, торчащие во все стороны светлые волосы. Я едва ли нашел что-то полезное в ее деле.

Имя: Айви О'Даворен.

Обвинения: Нападение при отягчающих обстоятельствах. Нападение с применением огнестрельного оружия.

Приговор: Двадцать пять лет

Возраст: Двадцать семь

Глаза: Голубые

Волосы: Блонд

Рост: 180 см

Татуировки: Нет

Ничего из этого не было столь важно, как информация из следующего раздела. Ее родственники.

Мачеха: Шей О'Даворен

Сводная сестра: Рори Донохью

Кузены: Киллиан Финнеган, Элрой Финнеган

Говорят, что каждый великий план лишь на 50% зависит от задумки, а оставшееся – от сочетания мастерства, воли и удачи.

Насколько же мне повезло, что среди всех возможных вариантов, член семьи Финнеган оказалась у меня под боком. И как же мне повезло, что это именно она...

АЙВИ

– Проснись и пой...

Сев на кровать, я быстро отодвинулась к стене, пока он дошел к моей камере.

Его голубые глаза послали озноб по спине. Они не были похожи на мои. Или даже на глаза моего отца. Эти глаза были мертвыми, такого цвета как у рыбы, которую только что поймали на крючок. Блестящие, слезящиеся, немигающие и бесчувственные.

– Я могу вам чем-то помочь? – насмехалась я, пока он заглядывал через небольшое окошко в двери.

– Все в порядке, сорок четыре? – донесся голос из его рации.

– Все чисто. Прогуливаюсь по...

– Сорок четвертый. Приведи ее. У нее 32-14.

32-14?

– Сейчас же, легла! – заорал он на меня, и я послушалась. Расположив руки над головой, я слушала, как звенят ключи, а затем открывается тяжелая заслонка. Он прижал меня к земле, жестко схватил за грудь, после чего скользнул рукой вниз по спине. Я прикусила губу, пытаясь сдержаться и не напасть на него, когда мужчина сжал мою попку... в конце концов, мы, девушки в одиночках, не имели права просить о женщинах-надзирателях.

– Чисто, – произнес он, застегнув наручники на моих руках. Затем такие же с цепями на ногах.

Игнорируя то, как они натягиваются, давят и чертовски впиваются в кожу, я последовала за охранником из камеры, ковыляя из-за тяжести цепей. Прогулка была такой же, как всегда: долгой, мрачной, скучной и вонючей. Наконец мы дошли до комнаты. Двое охранников открыли двери, а за ними в сером костюме стоял пожилой темнокожий мужчина.

– Пожалуйста, снимите наручники с моей клиентки.

– Не можем, она на одиночном содержании. Как ей вообще удавалось...

– Снимите с нее наручники, или мне придется начать расспрашивать о принятых в этой тюрьме сверхмерах содержания в одиночном заключении, об отсутствии сотрудников женщин, и ради забавы о каждом из вас, – приказал он, и мужчина-охранник выругался себе под нос, но сделал, как просили.

– Кажется, вы – хороший адвокат. А это значит, я определенно не могу вас себе позволить, – произнесла я, присаживаясь перед ним. – Вы уверены, что пришли к тому человеку?

– Айви О'Даворен, родилась четвертого июля, приговорена к двадцати пяти годам за кражу автотранспорта, нападение при отягчающих обстоятельствах и применение огнестрельного оружия? Нос в веснушках, голубые глаза, Айви О'Даворен.

Я улыбнулась.

– Вы выдумали последнюю часть. Уверена, этого нет в моем деле.

– Нет, но могло бы быть. На самом деле, если хотите, там может появиться графа о том, что Айви О'Даворен выпустили за хорошее поведение. Или что ваши убеждения кардинально изменились...

– Вам говорили, что вы немного подозрительный?

Он кивнул.

– Да. Так что же допишут в ваше дело, мэм?

– Теперь я уже мэм? – Я рассмеялась. – Нет, серьезно, кто вы такой? Это новый извращенный способ наказать заключенных? Привести их сюда и сказать: «Сюрприз! У вас новый адвокат, и вот ваша пропускная карточка на свободу!»

– Мисс О'Даворен, меня зовут Эйвери Барроу, и, поверьте, я знаю, насколько дерьмовыми могут быть исправительные учреждения штата Иллинойс. Это одна из областей, отказывающихся подчиниться изменениям.

– Итак, вы пришли, чтобы стать для меня волшебным крестным отцом, вызволителем из тюрем?

Он усмехнулся.

– Я пришел от имени семьи Каллахан, чтобы убедиться...

– Ч... что? – Я почти подавилась воздухом. – Кто вас прислал?

– Семья Каллахан.

Я рассмеялась. До рези в животе и жжения в горле. Смеялась, как Джокер в убежище, потому что была до боли уверена, там я в конечном итоге и окажусь.

– Семья Каллахан? – повторила я. – Гнездо гадюк и дерьма! На хуй семью Каллахан! Я, скорее, проведу остаток вечности, загнивая здесь, пока меня лапают все чертовы охранники, чем приму помощь этих людей.

Я плюнула влево.

– Если бы все они утонули в собственной крови, это было бы справедливо! Охрана! Я здесь закончила!

– Мисс О'Даворен...

– Не уверена, что у этих людей есть на вас, но подумали бы о своем здоровье, прежде чем приходить сюда, пытаясь продать мне змеиное масло! Охрана! – заорала я снова, и они вошли в комнату. На этот раз более охотно я протянула руки вперед.

Каллахан... Если бы могла убить их всех, то так бы и сделала.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Как обычно за историей есть история, и именно в ней скрыта истина.

Кеннет Ид

ЭВЕЛИН

– Он в столовой, мэм, – обратился ко мне дворецкий, пока горничные помогали снять пальто.

Когда-то я знала по имени всех дворецких и горничных в этом доме. Однако смерть преподала мне много жизненных уроков. Первый – помнить только тех, кто по-настоящему важен. Если не соблюдать его, то узнаете, что ваше сердце может разбиваться бесконечное количество раз. Второй – идет практически следом за первым... душевные раны можно нанести на разных уровнях, и все они оставляют разнообразные шрамы, некоторые из которых никогда не исцелятся. Вы просто учитесь справляться с болью.

– Бабушка!

Развернувшись, я увидела лишь копну темно-каштановых волос, которая тут же налетела на меня вихрем. Улыбнувшись, я обняла ее в ответ, опустив голову ей на макушку.

– Принцесса вернулась в замок.

– Наконец-то! Хоть кто-то по мне скучал. – Она засмеялась, отстраняясь и становясь в полный рост так, что наши глаза оказались на одном уровне. По-видимому, сегодня мы обули туфли на одинаковом каблуке. Несмотря на улыбку внучки, я заметила нотку знакомой печали в ее зеленых глазах.

– Как дела у Уайатта?

– Долгая история. – Она покачала головой. – А каково было быть с нашим супермальчиком?

– Долгая история, – ответила я, кивая. – Пойдем уже, не сомневаюсь, он захочет наорать на меня до обеда.

– Что на сей раз? – застонала девушка, шагая со мной в сторону столовой.

В конце длинного стола с белой скатертью уже восседал Итан, разрезая стейк на мелкие кусочки, пока дворецкий наливал ему вина.

– Вы обе опоздали, – заявил он; его голос казался столь же бесстрастным, как и взгляд зеленых глаз, цвет которых они с Донателлой унаследовали от отца.

– А вот и мы, – пробормотала Донателла себе под нос, провожая меня к моему месту слева от Итана. Когда она поцеловала меня в щеку и направилась к своему месту, справа от него, внук замер, удерживая вилку с кусочком говядины в сантиметре от губ.

– Как там Уайатт?

– А тебе есть дело или спрашиваешь, чтобы напомнить мне о нарушении твоего правила?

На мгновение он притворился, будто задумался.

– И то, и другое.

Вздохнув, я подняла свой бокал с вином, потому что до чертиков была уверена, этот ужин будет нереально пережить без алкоголя.

– Не знаю, Итан. Почему бы тебе не позвонить и самому не спросить? У него не менялся номер, он все еще есть в твоем телефоне.

– Значит, он собирается вернуться и молить о прощении? – спросил Итан, очевидно, упуская суть слов сестры. На самом деле не так, специально упуская суть ее слов. – Потому что только так он сможет добиться от меня звонка.

– Забавно, он сказал то же самое.

Так она лишь разжигала пламя сильнее.

– Дона, – до того, как они оба зашли бы слишком далеко, вмешалась я. – Ты слышала, что твой брат женится?

Ее глаза округлились, а лицо расслабилось, когда девушка обратилась к Итану.

– Ты что?

– К слову об этом, я просил тебя повидаться с ней, а не нашего чертового адвоката. Я и сам мог отправить долбаного адвоката.

– Ты. Хотел. Чтобы я. Пошла в тюрьму. Поговорить с ней? – произнесла я медленно, просто чтобы убедиться, что не убила младенца, который лишился разума.

– Это важно.

– Значит, блин, сам сходи...

– ПОСТОЙТЕ! – заорала Дона, глядя на нас обоих. – Тюрьма? Женитьба? О чем вы, на хрен, говорите? Какого фиг я не в курсе? И почему, вашу мать, вы сообщаете мне это вот так?

– Это я женюсь. Как это касается тебя? – спросил у нее Итан, и я не знала, стоит плакать или кричать на внука за его идиотизм.

– К... как? – ахнула она как раз, когда персонал принес еду. В ярости Дона схватила стакан и бросила его, почти попав Итану в лицо, но он даже не дрогнул, позволил стеклу разбиться о стену. – ВЫМЕТАЙТЕСЬ!

Слуги выбежали так быстро, что почти уронили еду. Жалко. Я и правда надеялась хоть что-то сегодня поесть.

Итан вздохнул.

– Дона...

– У меня есть брат-близнец, которому ненавистно быть частью этой семьи настолько, что он сбежал в Бостон, чтобы стать врачом. Ты и твоя безграничная мудрость велели мне не волноваться, потому что он вернется. Через пять лет он так и не вернулся, Итан. Поэтому всякий раз, когда чувствую себя немного подавлено, мне приходится тащить свой зад в Бостон, просто чтобы он мог мне сказать, будто занят и может встретиться лишь на кофе. Я делила с ним матку восемь месяцев и спальню почти двенадцать лет, а теперь получаю двенадцать минут на чашку дерьмового кофе. Но знаешь, почему напиток дерьмовый? Потому что я не пью КОФЕ! – проорала она, вырывая бутылку вина из рук официанта слева от стола и наполняя новый бокал. – Хотя я пью вино. Слава Богу, потому что иначе уже бы фактически убила тебя, старший братишка. Ты женишься? Ты? Тот же человек, который не позволяет никому прикасаться к своей коже? Правда? Как это вообще сработает...

– Секс всегда был исключением...

О боже. Я не хотела этого слышать.

– Не в этом вопрос! – кричала она. – Ты... черт возьми, Итан. Ты слишком занят и помыкаешь людьми, словно они гребаные пешки. Ты забываешь, что мы – долбаные люди! Я даже не знаю, встречался ли ты с кем-то...

– Нет.

– Нет.

Ответили мы с Итаном одновременно.

Поднявшись на ноги с бокалом в руках, Дона бросилась к двери, сообщая перед уходом:

– Ты хоть раз подумал, как все отстойно складывается для меня, Итан? Даже то, что я знаю, будто ты должен был вырасти, жениться и доказать всем, что можешь стать таким же великим, как отец, не значит, что меня это радует. Думаешь не отстойно отдать свое место какой-то случайной женщине, что вот-вот ты поставишь выше меня? Не отстойно знать, что все, кроме меня, останутся Каллахан?

Она оглянулась на него через плечо, и Итан, стоит отдать ему должное, мгновение смотрел на нее в ответ, хмурясь. А затем потянулся за бокалом вина.

– Думаю, ты никогда об этом не думал, – сказала она, уходя.

– Спокойной ночи, – у него хватило духу ответить.

Тогда как я покачала головой; у Итана, правда, было железное сердце.

– Мог бы хотя бы притвориться, чтобы уте..

– Утешить ее? – Он усмехнулся. – Ба, в нашей семье Дона – последний человек, которому нужно утешение. Она злиться не потому, что я не рассказал ей. До этого ей нет дела. Дона зла, так как на данный момент пытается справиться с тем фактом, что, как она и сказала, не станет королевой Каллахан. Все думают, будто раз она улыбается и смеется, ведет себя так мило, то Дона лучшая из нас троих. Но правда в том, что она – дитя Лиама и Мелоди Каллахан, а это значит такая же, как все мы – хладнокровная, расчетливая и беспощадная. Вот почему Уайатт уехал. Он не мог справиться с тем, что все время был вторым, так что ушел со сцены, строя из себя героя. Дона... она убьет за это кресло, за возможность быть там, где я сейчас. Я не рассказал ей, потому как хотел уберечь от боли переживаний и осознания, что насколько бы сильно не волновался о ней, сестра никогда не будет меня контролировать. А теперь, ты будешь говядину или курицу?

– Курицу, – ответила я и потянулась к звоночку, позвонив в него и опустив на место.

– Отличный выбор, – ответил внук и повторил мой заказ прислуге.

– Сию минуту, сэр.

Когда Итан снова взял в руки нож и вилку, я просто сидела молча. Я не была удивлена. Если честно, я устала. Устала от них всех. Но я дала обещание... И это был самый быстрый способ его сдержать.

– Айви О'Даворен. Я встречусь с ней утром. – Взяв салфетку, я расправила ее и положила на колени.

Он кивнул.

– Ожидай от нее враждебности.

– Почему?

– Она ненавидит эту семью.

Он – мазохист.

– И почему же? – Я взяла бокал вина.

Итан снова задумался, опуская кусочек стейка в рот.

– Она верит, будто мы убили всю ее семью.

– А мы убили?

Он улыбнулся, и от этого стал таким красивым, каким и правда был. Высокий, с загорелой кожей цвета слоновой кости, такими же, как у отца глубокими зелеными глазами и темно-каштановыми волосами, которые казались даже слишком идеальными, но все равно ему шло. Женщины падали к его ногам, и чаще всего он просто переступал через них, будто и вовсе не замечая. Чем холоднее он был, тем больше они его любили... но когда Итан улыбался, то выглядел... невинно и мило.

– Что? – спросил он.

– Ничего. – Я откинулась назад, позволяя прислуге поставить передо мной тарелку. – Просто подумала о том, как ты красив, когда улыбаешься.

– Знаю, и потому стараюсь сдерживаться, – пошутил он и это... это чувство юмора напомнило мне, что у парня есть сердце, он просто закрыл его под десятью футами стали посреди пустыни.

Лучше бы эта женщина того стоила. Ради его плана... и его сердца. По расчету, пешка, все это не важно, у нее впереди лишь одна жизнь.

– Ты так и не сказал мне, как планируешь унять ее ненависть.

– Рассказав ей правду и солгав.

Я подумала о его отце впервые с того дня... как потеряла его... И мне захотелось дать Итану пощечину за то, что так запутал мои мысли.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Кем бы ты ни был: человеком, изгнанником или ангелом – это не важно. Для нас всех природа правды неумолима.

Джессика Ширвингтон

АЙВИ

– Отпустите меня! – орала и пиналась я, пока они вели меня обратно в комнату для встреч с адвокатом... адвокатом, о котором я не просила. – Я сказала, пустите! У меня есть право отказаться от адвоката! Вы меня слышите?

Что за фигня?

Они меня просто игнорировали, возясь с открытием двери и таща все расстояние до стула, а затем усаживая на него. Когда этот мудак наклонился, чтобы приковать меня к подиуму, я заметила, что напротив спокойно сидел совсем не темнокожий адвокат, а пожилая женщина в темно-фиолетовом пальто, черном свитере, с жемчужным ожерельем и солнцезащитной черной шляпой.

– Так они отказались от темнокожего мужчины и прислали бабулю попытать удачи в подписании договора о продаже моей души. Этого не случится. Охрана! – закричала я, и дверь открылась. Однако охранник не обратил на меня ни малейшего внимания. Он просто подошел к пожилой леди с чашкой чая в руках.

– Простите, у нас не было сливок, – сказал Джимми таким вежливым голосом, которого я никогда не слышала. – Еще чем-то могу вам быть полезен, миссис Каллахан?

Моя голова резко повернулась к пожилой женщине, и до того как могла дважды подумать, я бросилась на нее и оторвала бы женщине голову от плеч, если бы не долбаные наручники.

– Сядь! – отрезал Джимми, возвращаясь к своему типичному образу и доставая электрошокер.

– Я в порядке. Можете уйти.

– Вы уверены, мэм...

То, как она посмотрела на него, заставило парня проглотить остаток слов. Он взглянул на меня, словно говоря «веди себя хорошо», и направился к двери.

– У вас хватает смелости...

– Не говори. От этого ты кажешься еще опрометчивее, – осмелилась она меня перебить, нажимая кнопку проигрыша на планшете, который я ранее не заметила перед собой, а затем отпивая свой чай.

Секунду видео было нечетким, затем наконец сфокусировалось до идеального качества на...

– Папа? – Я села ровнее.

– Привет, птичка... – Он улыбнулся, несмотря на то, что выглядел... Он выглядел так, как я помнила. Светло-седые волосы, карие глаза и щетина, которую пора бы уже сбрить. Перед тем, как он снова заговорил, женщина нажала на паузу.

– Что это? – засмеялась я, глядя на нее.

– Ты веришь, что мы убили твою семью? Ну, ты ошибаешься. Я поняла, что ты не поверишь нам... и к счастью, твой отец был более благоразумен...

– Не говорите о моем отце.

– Ладно, ты не хочешь услышать его последние слова. Я уйду.

– Постойте. – Я потянулась к планшету. – Постойте.

Без единого слова она снова нажала кнопку проигрыша, и я услышала его голос впервые за... за то время, что казалось всей жизнью.

– Если ты смотришь это, вероятно, меня уже нет. Босс сказал записать кучу этих видео для тебя на всякий случай... если что-то случится... он ведет себя, как засранец, но все же хороший мужчина, или по крайней мере понимает, каково это иметь дочь... подожди, гм... прости. В этом мало смысла и... прости.

Экран погас.

– Нет... – Но до того, как я даже успела слово сказать, отец вновь появился на экране на этот раз в другой футболке с V-образным вырезом, его волосы, как всегда были спутаны и торчали.

– Итак, я собираюсь записать это видео. Ты же знаешь, что я не силен в словах, птичка. – Он подмигнул мне. Он всегда так делал, когда нервничал. – Во-первых. Хочу извиниться. Извиниться за то, что заставил тебя расти среди всего этого. Что позволил тебе страдать. Я никогда не хотел для тебя такого. Желал лучшего, намного, намного лучшего. Но не смог этого дать... зная, что этот ублюдок сделал с твоей матерью. – Папа прикусил нижнюю губу, и я почувствовала, как слезы обожгли глаза. – Если бы не Каллаханы, вероятно, я был бы мертв еще раньше. Может, и ты.

Все мое тело расслабилось, челюсть отвисла.

– Ч-чт-что?

– Ага. Ты меня слышала. Каллаханы. Я – не предатель. Киган. – Он сплюнул налево. – Все верно, бедный старик дядюшка Киган Финнеган. Все это по его вине. И зачем? По какой причине он должен был убить МОЮ ЖЕНУ? Потому что хотел получить то, что было у Каллаханов! У него не было денег, едва ли его имя что-то значило, не было связей, и все равно он продолжал болтать, как изменит положение вещей. Папаша всегда говорил, что бедность наебет тебя... заставит думать, будто можешь сделать то, что на самом деле тебе не по силам, продашь душу ради вещей, которые бесценны. – Отец снова потер подбородок, слеза скатилась по его лицу. – Он был прав. Я никогда его не слушал. Хотя, возможно, если бы прислушался, то умел бы читать людей получше. Это моя вина, птичка. Моя вина. Я не был осторожен. Не защитил твою маму и тетку... черт, я едва могу защитить тебя. Так что послушай меня, слышишь? – Он сел ровнее, указывая пальцем в камеру. – Не знаю, сколько у меня в запасе времени. Но за всю жизнь ты ни разу меня не слушала. Теперь послушай. Помнишь место, где живут одноглазая сова и кот? Оно настоящее. Иди туда. Я отложил немного деньжат. Возьми их и убирайся на хрен с Бостона. Не говори ни с кем из них, ни с Шей, ни с кузенами. Они вырежут твои почки и попытаются продать их тебе же обратно. И наконец послушай, птичка, если ты когда-то, я имею в виду, когда угодно окажешься в беде, позвони Каллаханам и скажи им, что ты дочь Шона О'Даворена. Ладно? Они примут тебя. Как я всегда говорю...

– Никто не может стать более живучим, чем парни из Буррена, – произнесла вместе с ним, вытирая лицо краем рубашки. Когда подняла взгляд на уставившуюся на меня пожилую леди, то просто посмотрела в ответ, не желая верить ничему из этого.