Текст книги "Непокорный (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
– Мне все равно. – Это может быть безответственно, но мне действительно все равно.
– Я не был ни с кем, кроме тебя, – говорит он, притягивая меня ближе.
– С тех пор, как мы были вместе?
Он качает головой.
– После твоего несчастного случая.
– Что? – говорю я, но это выходит шепотом.
– А до этого никогда без презерватива.
– Подожди, ты ни с кем не спал с тех пор, как… – Я с трудом сглатываю.
Он утыкается носом в мое горло, целует мою шею до уха.
– Ни с кем. – Он покусывает мочку моего уха. – Это всегда была только ты.
Как я могла пропустить это, когда мы впервые встретились? Почему мне потребовалось едва не умереть, чтобы понять, что мужчина передо мной был единственным мужчиной для меня?
Какими бы ни были ответы, сейчас они не имеют значения.
Важно то, что мы сейчас здесь, вместе.
И я влюблена в Кингстона Норта.
Обнимаю его одной рукой за плечи и обхватываю его подбородок свободной рукой. Парень льнет к моей ладони так, что я думаю, он был бы счастлив провести там остаток своей жизни.
– Я люблю тебя. – Слова – это выпускной клапан, и, произнося их, я словно снимаю груз, который даже не подозревала, что несла на себе. Я потратила годы своей жизни, скрывая, кто я такая, обманывая, чтобы не рассказывать свою историю, и подавляя слишком сильные чувства. Слишком реальные. Из страха, что они разорвут меня на части. Но это признание, эти три слова напоминают мне, что мне больше не нужно прятаться. Что моя история не делает меня уязвимой или слабой. Все это часть того, что делает меня тем, кто я есть, но это не определяет меня. Мои шрамы – это не то, кто я есть.
Я умная, способная женщина, которая сама контролирует свое будущее. Которая может сделать выбор и изменить свое мнение. И которая сумела завоевать сердце невероятно талантливого, веселого, красивого мужчины со своей собственной разрушительной историей.
– Ты серьезно? – Его голос срывается от эмоций.
– Никогда не была более серьезной.
Кингстон накрывает мой рот своим и целует, пока я не начинаю царапать его спину. Он поднимает меня над собой, а затем осторожно скользит внутрь. Растягивая меня, наполняя и поглощая.
И в этот момент я знаю, что никогда его не отпущу.
Кингстон
Если есть что-то, чем я горжусь, так это тем, что я не типичный парень. И все же, в этот момент, полностью погруженный в Габриэллу, я могу думать только о том, что я дома.
Да, такое типичное мужское дерьмо. Но я никогда в жизни не чувствовал себя таким эмоционально связанным с другим человеком. Ни с родителями, ни с друзьями, ни даже с моими братья. С Габриэллой я могу быть самим собой. Могу сказать что-то не то, споткнуться, облажаться и показать все свои слабости без осуждения. Мне не нужно прятаться за дымкой и зеркалами красивого лица и очаровательной личности. Впервые в жизни мне не нужно устраивать шоу. Я могу просто быть собой.
– Подожди, – говорю ей в губы. – Сейчас все станет жестче.
Она сцепляет свои лодыжки у меня за спиной и крепко целует меня.
Мы движемся вместе со всей грацией урагана – губы, зубы и переплетенные конечности. Я кладу ее на пол, зная, что девушка заслуживает лучшего, чем трахаться на ковре, но переход к кровати – это гора, на которую сейчас я не могу взобраться.
Двигаю бедрами вперед, и Габриэлла стонет мне в рот. Снова и снова я погружаюсь в нее все глубже и глубже. Ее тело напрягается и сжимается вокруг меня. Я меняю угол, попадаю в точку, от которой у нее перехватывает дыхание, а затем отправляю ее через край.
Зная, что мы единственные в здании, я не заглушаю звук, когда девушка кричит о своем освобождении. Звук отражается от стен и проникает мне прямо в живот, где мой собственный оргазм туго натянут, на грани разрыва.
Я облизываю ее губы, втягиваю ее язык в свой рот и толкаюсь в последний раз. Звезды вспыхивают у меня перед глазами разноцветными вспышками, когда мое освобождение пронзает меня насквозь. Мои мышцы напрягаются до боли, когда волны экстаза захлестывают меня. Мой член сильно дергается внутри нее, и Габриэлла наклоняет бедра, прежде чем сделать прерывистый вдох, который заканчивается чертовски сексуальным: – О, боже мой.
Я целую ее шею, рот, щеки и кончик носа.
– Ты в порядке?
Она хихикает – да, черт возьми хихикает – вместо ответа. Моя грудь раздувается от гордости за миллион мужчин до меня, которые удовлетворяли своих женщин до хихиканья. Черт возьми, да. Я хочу сделать это снова.
Я скатываюсь с нее, но просовываю руку ей под плечи и притягиваю девушку к себе. Мы оба тяжело дышим, уставившись в потолок со своего места на полу спальни. Я провожу кончиками пальцев по ее спине, чувствую каждую сладкую впадинку ее позвоночника и две выемки выше ее задницы.
Габриэлла вздыхает так, что я чувствую, что она так же счастлива, как и я, провести остаток нашей жизни на полу в моих объятиях.
– Погода прояснилась.
– Не думаю.
Она кладет подбородок мне на грудь и смотрит на меня сверху вниз.
– Послушай.
Она права. Дождя нет.
Я сжимаю ее задницу.
– Встаем.
Девушка издает недовольный звук, когда я встаю и тяну ее за собой. Я записываю этот звук, как один из моих любимых. Кладу ее в постель и забираюсь позади неё.
Повернувшись лицом к окну, Габриэлла улыбается.
– Идет снег.
– Ты поняла, что мы сделали? – Я целую ее в висок и обнимаю за талию. – Мы трахались так сильно, что изменили погоду.
Ее низкий, хриплый смешок проникает прямо в мой член, и я говорю себе, что еще слишком рано для второго раунда, но мое либидо говорит об обратном.
– Не думаю, что снег имеет какое-то отношение к нашему сексу.
Я фыркаю.
– Наш секс? Мне это нравится.
Она покачивает своей задницей против моего стояка.
– Я это чувствую.
– Ш-ш-ш, не флиртуй с ней. Ей нужен отдых, чтобы как следует заняться с тобой любовью.
– Твой член – это она?
– Эй, твое сердце – это он. – Я пожимаю плечами. – А мой член умен, имеет высокие стандарты и всегда добивается своего. Определенно она.
– Ты совсем не похож ни на одного мужчину, которого я когда-либо знала.
– Знаю. – Я целую ее в висок. – Тебе повезло.
Девушка сильно зевает.
– Я люблю снег.
– Правда? Расскажи, что еще ты любишь.
– Хм…
– Давай, не сдерживайся. – Я кусаю ее за плечо, и девушка взвизгивает.
– Теплые носки. Хороший английский чай. Рей-Баны15. Толстовки. О, и я люблю любой десерт, который включает фрукты.
– Ха, и это все?
– Да… Эй! – Она смеется, когда я игриво щекочу ее ребра.
– Уверена, что больше ничего нет? Больше ничего, что ты любишь?
Ее смех становится громче, Габриэлла извивается и прижимается ко мне, что делает удивительные вещи с моим членом и моим воображением.
– Ладно, ладно… есть еще одно!
Я перестаю щекотать ее и жду.
– Я слушаю.
– Фрикадельки из… – Она смеется, когда я пальцами впиваюсь в ее ребра.
Габриэлла поворачивается ко мне, и весь этот смех прекращается, когда наши глаза встречаются. Затем мы врезаемся друг в друга – губы, бедра и ноги переплетены.
Прежде чем я снова проскальзываю в нее, девушка обхватывает мое лицо ладонями и говорит:
– Ты, Кингстон. Из всего, что люблю, тебя я люблю больше всего.
На этот раз я занимаюсь любовью с Габриэллой медленно, обдуманно и без малейшего беспокойства о том, где мне нужно быть утром – или на следующей неделе, если уж на то пошло.
Там, где мой мир когда-то был связан с успехом, деньгами или соответствием имени моей семьи, теперь он сконцентрирован в одном бьющемся сердце внутри этой женщины.
Теперь Габриэлла – мой мир.
И я планирую сделать ее своей навсегда.
Габриэлла
Мы с Кингстоном наконец-то заснули как раз на рассвете. Нагуляли аппетит в постели и закончили тем, что приготовили овсянку в три часа ночи. Завернувшись в одеяло, мы смотрели, как падает снег, и еще раз занялись любовью, прежде чем заснуть в объятиях друг друга.
Я планировала распаковывать вещи в своей квартире все выходные, так что мне некуда идти. Но, когда слышу, как в соседней комнате звонит телефон Кингстона, задаюсь вопросом, не опаздывает ли он куда-нибудь.
Я бужу его, осыпая поцелуями все его лицо. Прежде чем открыть глаза, парень улыбается.
– Эй, твой телефон звонит.
Он тянет меня вниз, на себя.
– Мне все равно. Спи.
Прижавшись щекой к его груди и слушая ровный ритм его сердца в моем ухе, я могла бы легко снова заснуть, но мне ненавистна мысль, что я могу быть причиной того, что парень пропускает что-то важное на работе.
– Разве ты не должен хотя бы проверить, кто пытается до тебя дозвониться?
Парень хмурится, как будто сама идея работы оскорбительна для его ушей.
Телефон звонит снова. Кингстон стонет.
– Я принесу его. – Я соскальзываю с кровати и огибаю горы коробок в коридоре и гостиной, где он оставил свой телефон.
Перепрыгивая через коробку на обратном пути, я бросаю его телефон на кровать как раз перед тем, как тот перестает звонить.
Кингстон проверяет пропущенные звонки и кладет телефон на прикроватный столик.
– Возвращайся в постель, Би.
– Это важно? Тебе нужно идти?
Он приоткрывает одно веко.
– Ты пытаешься вышвырнуть меня из моей собственной постели? – Быстрым движением, которое я бы не сочла возможным для того, кто не совсем проснулся, Кингстон хватает меня за руку и тянет на себя. – У меня есть идея.
Я упираюсь локтем ему в грудь и подпираю подбородок рукой.
– Мне нравятся твои идеи.
– Как насчет того, чтобы мы сделали мою кровать нашей кроватью.
– Ты… просишь меня переехать к тебе?
– Не совсем так. Эта квартира чертовски маленькая.
– Я так и знала! Ты не хотел переезжать сюда. Ты сделал это для меня!
Выражение его лица становится серьезным.
– Я бы жил в коробке из-под обуви ради тебя. Без вопросов.
Я улыбаюсь и нежно целую его.
– Это так мило.
– В любом случае, я подумал, что мог бы вернуться в большую квартиру с тобой.
– Ты хочешь жить вместе? Я только вчера съехала из родительского дома. И вроде как надеялась побыть еще немного в одиночестве, прежде чем остепенюсь.
Он хмурится.
– Я думаю, в этом есть смысл.
– Но…
Он целует меня.
– Никаких «но». Я думаю, это умно. Так что я останусь здесь, пока ты не будешь готова, а потом мы переедем в квартиру побольше.
– А что делать с этой? Сдать в аренду?
Он хихикает.
– Черт возьми, нет. Мы снесем стену и превратим эту квартиру в пристройку.
– О, как офис?
– Думаю, что больше похожее на шкаф.
– Ну, конечно.
Его телефон звонит снова, и парень принимает вызов.
– Что? – сердито спрашивает он.
Человек на другом конце провода – мужчина, но это все, что я могу сказать из того небольшого бормотания, которое слышу.
– Да, я скоро спущусь. – Кингстон заканчивает разговор и бросает телефон на тумбочку. – Ты права. Мне нужно идти.
– Я же говорила тебе! Скажи тому, кто тебя ждал, что это не моя вина.
– Значит, я не могу сказать ему, что ты связала меня и использовала как своего сексуального раба, пока я не потерял сознание?
– Черт возьми, теперь ты знаешь, каким должен был быть план на сегодняшний вечер. Полагаю, мне придется придумать что-нибудь еще…
– О, нет, не стоит менять планы. – Он встает с кровати, потягивается и стонет, как будто его мышцы болят и протестуют после вчерашнего секса. – Я позабочусь о том, чтобы уйти с работы пораньше, чтобы дать нам больше времени. – Он подмигивает мне, прежде чем отправиться в душ.
– Надеюсь, тебе нравятся пушистые наручники!
– Чем пушистее, тем лучше!
Я думала, что несчастный случай лишил меня возможности жить счастливо.
Но с Кингстоном я начинаю верить в возможность того, что эта жизнь, та, что после, может быть еще лучше.
ГЛАВА 33
Кингстон
– Грузовики должны прибыть в семь часов, так что я планирую быть там с двойным эспрессо в шесть. – Анжелика смотрит на меня поверх айпада. – Есть вопросы, босс?
Я бросаю последний взгляд на законченную доску визуализации для вестибюля «Норт Индастриз». Анжелика и Тодд отлично справляются с упорядочиванием вещей, вводом цифр и измерений в компьютер. Я оставляю эти вещи на их усмотрение и лучше всего работаю с визуальными эффектами. И мне действительно нравится план, который мы наметили на завтра. Все должно быть идеально. Вложив все свое свободное время в этот проект, я готов закончить его и оставить позади.
– Никаких вопросов. Думаю, мы готовы.
– Габби принесет нам ужин сегодня вечером? – спрашивает Тодд с блеском возбуждения в глазах. – Эти фрикадельки – настоящая бомба.
– Не сегодня. – Я проверяю свой телефон, чтобы узнать, отправила ли она сообщение. Обычно мы остаемся на связи весь день. Габриэлла пишет мне во время перерыва в больнице и по дороге на балет, а я ей каждый раз, когда отрываюсь от того, над чем работаю, при каждом удобном случае. – Давайте закончим пораньше. Поспите немного. Завтра будет долгий день.
Уже почти пять, когда я запираю здание и поднимаюсь наверх. Габриэлла уже должна была вернуться с балета. Возможно, мне даже повезет застать ее до того, как она примет душ. Мне нравится предлагать свою помощь в очищении труднодоступных мест.
Перспектива Би всей в мыле и мокрой заставляет меня подниматься, перепрыгивая по две ступеньки за раз. Ее дверь не заперта, поэтому я стучу один раз и вхожу внутрь. Я уже работаю над пуговицами на своей рубашке.
– Надеюсь, ты грязная, Би! Потому что я планирую сделать тебя еще грязнее, прежде чем вылизать до… – Я резко останавливаюсь, проходя мимо кухни.
Габриэлла в своем танцевальном костюме, ее волосы зачесаны назад и влажные от пота, глаза широко раскрыты от ужаса. Рядом с ней в костюме-тройке, который, судя по покрою, определенно итальянский, стоит ее отец.
Я никогда не забуду его холодный, полный ненависти взгляд.
Тот же самый, который сейчас нацелен прямо на меня.
– Мистер Пенн-Стерлинг… – Я с трудом сглатываю. – Что вы здесь делаете?
Ее отец прищуривает глаза, глядя на обнаженную часть моей груди, и его губы кривятся от отвращения, когда его взгляд возвращается к моему.
– Ты уверена насчет этого парня? – Он явно разговаривает со своей дочерью, но его взгляд остается на мне.
Габриэлла вздыхает.
– Да, папа. – Она подходит ко мне и произносит одними губам: «Твоя рубашка», прежде чем встать рядом со мной.
Я пробегаю пальцами по каждой пуговице, застегивая рубашку до самого горла.
– Ты сказала ему.
Она пожимает плечами.
– Конечно.
– Не могу сказать, что одобряю, – рычит ее отец.
– Не могу сказать, что меня это волнует, – возражает она своим нежным голосом, который мне нравиться. – Ты хочешь, чтобы я была счастлива, и Кингстон делает меня счастливой.
По смягчению выражения лица ее отца я вижу, что этот голос оказывает на него такое же воздействие. Но выражение снова становится жестким, когда Габриэлла обнимает меня за поясницу и прижимается ко мне.
Она такая чертовски храбрая. Нужен стальной позвоночник, чтобы противостоять таким людям, как наши отцы.
– Думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы сообщить тебе. – Она смотрит на меня с обожанием. – Я влюблена в него.
Ее отец моргает, как будто это новая информация для него. Или, может быть, это не ново, но он только сейчас пытается в это поверить.
Его челюсть ходит взад-вперед, как будто мужчина работает над списком «за» и «против», который, вероятно, включает в себя мою смерть и исчезновение.
– Ты хотел, чтобы я исцелилась. Чтобы снова вернулась к жизни. – Она смотрит на меня с улыбкой, которая пронзает мою грудь. Если бы мы были одни, эта ухмылка заставила бы жестко трахнуть ее там, где она стоит. Девушка ухмыляется, как будто чувствует направление моих мыслей.
– Все, чего я хочу, чтобы ты была счастлива. – Мужчина засовывает руки в карманы брюк и смотрит в пол. – Ты заслуживаешь этого.
– Могу сказать от всего сердца, папа, теперь я счастлива. – Она прижимается ко мне, как бы подчеркивая свое заявление.
– Как бы то ни было, – говорю я, – вы сказали мне держаться от нее подальше той ночью в больнице, и я действительно пытался. Но я люблю вашу дочь и не смог оставаться в стороне вечно.
– Ладно, хорошо, – произносит ее отец и отмахивается от нее. – Достаточно. Я понимаю.
Габриэлла закатывает глаза, но улыбается.
– Почему бы вам двоим не переодеться, и я угощу вас обоих ужином.
– Вам не нужно…
Его пристальный взгляд останавливается на мне.
– Ты хочешь моего благословения на отношения с моей дочерью?
– Я… полагаю? – По правде говоря, я бы встречался с ней с его разрешения или без него. Но полагаю, что его благословение значит для Габриэллы больше, чем я мог понять.
– Отлично. Одевайтесь, и пошли.
– Мне не нужно переодеваться. Но я подожду Га…
– Нужно. – Он морщится. – Эта рубашка вся в крошечных летающих членах, – говорит он и смотрит на часы. – У вас есть десять минут.
– Эй, – говорит Габриэлла, улыбаясь. – Мне нравится эта рубашка. Носи её.
Маленькая бунтарка.
– Если ты так говоришь.
– Я не собираюсь появляться на публике с ним в рубашке с членами, – ворчит ее отец. – Десять минут! – снова повторяет он, прежде чем закрыть за собой дверь.
– Срань господня, – выдыхаю я.
Я все еще пытаюсь регулировать свое сердцебиение. Знал ведь, что рано или поздно мне снова придется встретиться с ее отцом. Но не думал, что это будет так скоро.
– Почему ты не предупредила меня, что он здесь… Эй, что ты делаешь?
Она уже сняла леггинсы и стягивает рубашку и спортивный бюстгальтер.
– Переодеваюсь.
– На кухне? – Я поправляю свой быстро набухающий член. Эй, это не моя вина. Моя женщина в стрингах и больше ни в чем – это искушение, которому невозможно сопротивляться.
Габриэлла наклоняется, чтобы поднять свою одежду.
Я стону от этого зрелища.
Она выпрямляется и ухмыляется.
– У нас десять минут.
– Я заставлю тебя кончить за две.
Ее глаза вспыхивают.
– Хочешь поспорить?
Я подхожу к ней одним большим шагом и прижимаю ее спиной к холодильнику. Запускаю одну руку в ее конский хвост, а другую – в перед ее трусиков.
– Черт. – Я прижимаюсь своим лбом к ее лбу. – Ты уже мокрая.
Ее дыхание прерывается, когда я просовываю пальцы внутрь.
– Мое тело было подготовлено к совместному приему душа.
Я прикусываю ее нижнюю губу и тяну, прежде чем отпустить с рычанием.
– Я меняю свою ставку. Одна минута.
Она стонет и покачивает бедрами под моей рукой.
– Ты моя, Би. Ты ведь знаешь это, верно? – Я вырываю долгий стон из ее горла. – Ты такая красивая. – Я провожу губами по ее шрамам, оставляю поцелуи на натянутой коже и благодарю Бога, что она здесь, что она жива. Что она моя. – Ты делаешь мой мир прекраснее.
Габриэлла закидывает ногу на мое бедро, придвигая свое сочащееся тепло ближе.
– К черту это. – Ровно через несколько секунд я выпускаю свой стояк, оттягиваю ее трусики в сторону и погружаюсь так глубоко, что обе ее ноги отрываются от земли. Девушка обхватывает меня ногами. Я толкаюсь вперед с отчаянной потребностью проникнуть в нее. Ее тело напрягается. Губы приоткрываются во вздохе. Я целую ее. Ее вкус наполняет мой организм и разжигает мое желание. Сильнее. Глубже. Я посасываю ее губу и прикусываю зубами. Девушка напрягается, ее тело подает все сигналы о том, что она близко. Ее оргазм разрывает ее на части и вызывает мой собственный.
У меня кружится голова, а ноги дрожат, но не перестаю двигаться, растягивая удовольствие от нашего взаимного освобождения. Нет никакого земного сравнения с тем, что я чувствую, когда занимаюсь любовью с Габриэллой. Мягко и медленно, жестко и быстро, долго и грязно, независимо от того, как мы это делаем, где это делаем, я всегда переполнен любовью, которую испытываю к этой необыкновенной, сложной женщине.
Опустошенный, насытившийся и совершенно чертовски ошеломленный, я отстраняюсь и смотрю вниз на ее мягкую улыбку.
– Три минуты, – говорит она, ее голос такой хриплый, что я снова твердею, все еще находясь внутри нее. – Я выиграла.
– Означает ли это, что я твой сексуальный раб на один день? – Я целую ее в лоб и осторожно опускаю ее ноги на пол.
– День?
Я прикусываю губу, когда выхожу из нее, чертовски раздраженный тем, что мы не можем перенести это в спальню и продолжить с того места, на котором остановились.
– Я думала, ты будешь моим сексуальным рабом на всю жизнь? – Она подмигивает через плечо и, покачивая своей сексуальной попкой, идет в спальню, чтобы переодеться.
Я не иду за ней туда, потому что если это сделаю, то мы никогда не доберемся до встречи с ее отцом.
– Думаю, это значит, что тогда я выиграл!
Пари, лотерея, благосклонность вселенной – с Габриэллой я выиграл в жизни.
ЭПИЛОГ
Габриэлла
Я ожидала, что рождественская вечеринка компании «Норт Индастриз» будет экстравагантным событием. Август Норт хватается за любую возможность, чтобы выставить напоказ свой финансовый успех и потешить свое эго. Но знание всего этого все равно не подготовило меня к полной трансформации манхэттенского Готэм-холла. Здание было построено в 1924 году и вдохновлено древнеримской архитектурой, но сегодня оно превратилось в причудливую зимнюю страну чудес – от сотен деревьев до иллюзии падающего снега и тумана, который мягко стелется по полу. Каждый квадратный сантиметр многокомнатного пространства – это дань детской мечте о Нарнии.
Я сжимаю руку Кингстона чуть крепче. Он смотрит на меня сверху вниз с понимающей ухмылкой.
– У меня такое чувство, будто я вошла в волшебную дверь, – говорю я, замечая, что все остальные, похоже, находятся в таком же состоянии благоговения.
Все, кроме Кингстона.
Он смотрит только на меня.
– Лучше, чем я себе представлял, – тихо говорит он.
– Что? – Мне хочется посмотреть на него, но с каждым нашим шагом, который ведет нас все глубже в пространство, я вижу что-то новое, что привлекает мое внимание.
Он прижимается губами к моей голове.
– Твоя реакция. – Уверенные нотки в его голосе вызывают у меня интерес.
– Подожди. – Я останавливаюсь. – Это ты сделал?
Его ответная улыбка и пожатие плечами напоминают мне влюбленного мальчика – робкого, смущенного и немного застенчивого.
– Они попросили меня внести свой вклад, и я знаю, как сильно ты любишь снег.
– Кингстон, – говорю я, затаив дыхание. – Ты сделал это… для меня?
Парень играет с моей ладонью, прежде чем поднести костяшки моих пальцев к своим губам. Он удерживает мой взгляд, целуя каждую и шепча:
– Ты моя муза. Мое вдохновение. Все, что я делаю – это для тебя.
Я смаргиваю слезы, решив поберечь тушь.
– О, Би… – Он притягивает меня к своей груди и прижимается губами к моим волосам. – Не плачь.
– Я не плачу. – Незаметно постукиваю по уголкам глаз и шмыгаю носом. – Я в порядке.
Он достает из кармана чистый шелковый носовой платок и протягивает его мне.
– Я серьезно. Все хорошо. – Я беру квадрат ткани и убираю выступившую влагу. – Я, должно быть… – Я промокаю тканью еще немного. – Мне что-то попало в глаз. – Я засовываю носовой платок в сумочку. – Просто придержу его на случай, если что-то еще, ну, ты знаешь…
– Попадает тебе в глаз? – говорит он с плохо сдерживаемой улыбкой.
Я расправляю плечи и беру себя в руки.
– О, смотри, вон Джордан!
Кингстон кладет руку мне на поясницу и держит ее там даже после того, как мы присоединяемся к Джордан, Александру и Хадсону, которые сидят за столиком в баре. Джордан выглядит сногсшибательно в белом коктейльном платье без бретелек, а все мужчины выглядят так, словно только что пришли со съемок календаря «Миллионеры Манхэттена» в своих костюмах и с идеально уложенными волосами.
– Габриэлла, – приветствует меня Хадсон и наклоняется, чтобы поцеловать в щеку. Он не шарахается от моей покрытой шрамами стороны, как это делает большинство людей. Я отчасти люблю его за это. – Выглядишь потрясающе. – Его теплый взгляд не отрывается от моего лица.
– Я живу с лучшим стилистом в Нью-Йорке. – Я наклоняюсь к Кингстону для пущего эффекта.
– В соседней квартире. – Он надувает губы. – Ты живешь по соседству с лучшим стилистом Нью-Йорка.
– Все еще не решаешься съехаться, да? – Джордан улыбается в свой бокал с коктейлем.
– Да, – отвечает Кингстон и берет два бокала с шампанским у официанта, который несет их на серебряном подносе. Он протягивает мне один. – К сожалению.
– Тогда почему ты всегда просыпаешься у нее дома? – Александр хмуро смотрит на своего брата.
– Потому что он спит у меня каждую ночь. – Я потягиваю шампанское, потому что знаю, к чему ведет этот разговор.
– Каждую ночь? – спрашивает Хадсон.
– Ну… – Кингстон оглядывает комнату и пожимает плечами. – Да.
Взгляд Александра становится жестче.
– Тогда из-за чего ты дуешься?
– Все мои вещи в другой квартире.
– В другой квартире, которую ты планируешь превратить в чулан, – добавляю я.
Группа из трех человек обменивается растерянными взглядами.
– Итак, вы фактически живете вместе. – Джордан поднимает свой бокал. – Поздравляю!
Я тоже поднимаю бокал. Александр и Хадсон присоединяются, но Кингстон закатывает глаза и старается не улыбаться.
– Придется распрощаться с мыслью, что перетяну вас на мою сторону.
– Знаешь… – Александр обнимает Джордан за поясницу и притягивает к себе. – Если хочешь жить с ней официально, почему бы не попросить ее выйти за тебя замуж?
Я внимательно наблюдаю за Кингстоном, ожидая его реакции.
Он залпом выпивает остатки шампанского.
– Пробовал. Она все выжидает.
– Один год, – уточняю я.
– Один год, – с легкой обидой повторяет он.
– Ты такой ребенок, – говорю я.
– Мальчики Норт привыкли получать то, что хотят. – Джордан смотрит на своего мужа, которого, кажется, позабавило ее наблюдение.
– О, да, – говорю я.
Кингстон берет меня за подбородок и приближает мое лицо к своему.
– Я здесь, а не дома. Твое платье от «Оскара де ла Рента» на твоем теле, а не в куче в изножье твоей кровати. – Он наклоняется и целует мое горло, шею и кусает за мочку уха. – Я не похоронен глубоко-глубоко внутри тебя.
Все мое тело покрывается мурашками.
– Думаю, что я очень хорош в том, чтобы делать то, чего не хочу, потому что, если бы была моя воля, нас бы здесь не было, и ты была бы голой. – Нежно поцеловав, он отступает и смотрит на свою семью с совершенно искренней улыбкой.
Тем временем я прижимаюсь к нему и держусь изо всех сил, пока покалывание во всем теле не утихает.
– Срань господня, – шепчу я. – Напомни-ка, во сколько заканчивается эта вечеринка?
– Недостаточно скоро, – говорит Кингстон с довольной улыбкой.
– А вот и Гринч, – говорит Джордан и кивает в сторону Хейса.
В черном костюме и язвительно нахмурившись, он движется сквозь толпу, и, словно чувствуя демоническое присутствие, люди инстинктивно расступаются и освобождают путь.
– Боже мой, посмотри на него, – говорю я, имея в виду выражение его лица, которое заставило бы ребенка заплакать. – Он когда-нибудь расслабляется?
Джордан вздыхает.
– В последнее время нет.
– Он обидчивее, чем обычно, это точно. – Хадсон потягивает шампанское с выражением искреннего беспокойства на лице. – Думаю, ему нужен отпуск.
– Вам пришлось бы запереть его в здании, чтобы заставить взять его. – Кингстон притягивает меня ближе, когда Хейс приближается.
Я приклеиваю фальшивую улыбку, так как не могу изобразить настоящую для этого придурка.
Он всего в нескольких метрах от нас, когда из ниоткуда на его пути появляется женщина. Она вышла из толпы так быстро, что не могла бы заметить его приближения. Скорость, с которой она двигалась, в сочетании с решительностью шагов Хейса вызывает столкновение и глухой удар двух тел, сталкивающихся друг с другом.
Женщина вскрикивает. Ее напиток, что-то красное и вязкое, скорее всего «Дайкири», капает на его накрахмаленную белую рубашку.
– О, боже мой. – Ее пальцы дрожат у губ. – Мистер Норт, мне так жаль. Я не видела, чтобы…
– Джиллингем. – Хейс рычит одно-единственное имя с диким блеском в глазах и стиснутой челюстью. – Ты действительно пустая трата кислорода.
– Вау, – говорит Кингстон, бросаясь на помощь женщине. Он кладет руку на грудь Хейса, как бы удерживая его. – Ничего страшного. Дерьмо случается. – Кингстон отшатывается и стряхивает «Дайкири» со своей руки. – Не беспокойся об этом, хорошо?
Ненавистный взгляд Хейса все еще направлен на женщину, даже когда ее слезы черными струйками текут по лицу.
Джордан подбегает к ней и, нежно взяв за руку, уводит подальше от глазеющей толпы.
– Как насчет того, чтобы мы привели тебя в порядок и взяли тебе новую выпивку.
Всегда предсказуемый мудак, Хейс наблюдает за женщиной, пока та не исчезает, и только тогда перенаправляет свой гнев на Кингстона.
Он проталкивается мимо своего младшего брата к своему близнецу, которого, кажется, все это слегка забавляет.
– Дай мне свою рубашку.
– Что? – Хадсон хихикает.
– Посмотри на меня, – говорит Хейс. – Я весь в гребаном коктейле или как там это… – Он теребит ткань и принюхивается. Выражение его лица искажается от отвращения. – Пахнет весенними каникулами во Флориде. Господи.
– Эй, по крайней мере, он красный. – Я не пытаюсь скрыть свою радость по поводу унижения Хейса. Самое время ему попробовать на вкус свое собственное лекарство. – Цвет сезона.
– Заткнись. – Он дергает галстук.
– Почему бы мне не заехать ему в челюсть? – Кингстон обнимает меня сзади и целует в макушку. – Или я буду держать его, и ты сможешь пнуть его по яйцам, Би.
Я смотрю на него снизу вверх, и он пользуется этим и целует меня в губы.
– Может быть, в другой раз.
Он пожимает плечами.
– Все, что захочешь, детка.
– Дэниел Маркис здесь. Он увидит меня в таком виде и подумает, что я грязный пьяница. – Хейс расстегивает две верхние пуговицы на своей рубашке. – Мне нужно поговорить с ним сегодня вечером и посмотреть, смогу ли я заключить сделку по…
– Это вечеринка.
Его взгляд летит к моему.
– И что?
– И сейчас Рождество.
Он пожимает плечами и смотрит на своих братьев.
– Что я упускаю?
– Она намекает, что это общественное, а не деловое мероприятие. – Выражение лица Александра подразумевает, что он раздражен тем, что Хейс не замечает очевидного.
– Твоя рубашка, – говорит он Хадсону. – От этого зависит контракт на тринадцать миллионов долларов.
– Ладно, ты, упрямый ублюдок, – говорит Хадсон и передает свой напиток ближайшему официанту. – Пойдем, переоденемся.
– Но тогда твоя рубашка будет в розовых пятнах, – говорит Александр Хадсону.
– Мне не на кого производить впечатление. – Он сверкает красивой белозубой улыбкой. – Кроме того, как сказала Габриэлла, цвет сезона, да?
– Тупица, – рычит Хейс и топает в сторону туалетов.
Хадсон хватает меня за руку и сжимает.
– Сожалею о нем. Его действительно тяжело полюбить.
– Держи свои руки при себе, или ты их потеряешь, братан. – Кингстон притягивает меня в свои объятия, подальше от прикосновений своего брата.
Как раз в этот момент к нам присоединяется Джордан, одна.
– Бедная девушка. Хейс действительно здорово поработал над ней. – Александр протягивает ей свежий напиток, который взял у официанта. Она благодарит его и делает большой глоток. – Она была изрядно пьяна, все твердила и твердила о том, что Хейс – дьявол.
