Текст книги "Непокорный (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Дж. Б. Солсбери
Непокорный

Переводчик: Светлана П

Редактор: Екатерина Л

Вычитка: Екатерина Л

Обложка: Виктория К

Невозможно быть бунтарем без

шрамов, которые приходят вместе с этим.

Правда в том, что иногда шрамы так же уродливы, как и красивы.

– Крисс Джами

ГЛАВА 1

Габриэлла

Смерть меня не пугает.

Меня тянет к ней. Интерес напрямую связан с моим опытом. Люди всегда боятся того, чего не знают, а я знаю о смерти все. Я ступала на ее мелководье, чувствовала ее ледяную хватку на своем горле. Наблюдала, как ее щупальца тянут душу из этого мира в другой.

Я так привыкла к смерти, что ей редко удается меня удивить.

Вот почему у меня перехватывает дыхание, когда я застываю в темном бруклинском переулке, уставившись на труп, привалившийся к дверному проему.

Я вижу смерть каждый день. Но обычно это происходит не раньше, чем я переступаю порог работы.

Нюхаю воздух на предмет разложения. Вездесущая вонь гниющего мусора смешивается с соленым воздухом Ист-Ривер, но я не улавливаю резкого, приторно-слащавого запаха дешевого парфюма, который сопровождает мертвое тело.

Смотрю направо и налево в поисках виновника, но не нахожу ничего, кроме обычных переполненных мусорных контейнеров, бегающих грызунов и одного мерцающего фонаря. Не вижу ни наемных убийц, ни машины для побега. Никаких полицейских сирен вдалеке, разыскивающих пропавшего человека.

Подхожу ближе и присаживаюсь на корточки, чтобы лучше рассмотреть.

Мужчина. Подбородок прижат к груди, копна длинноватых волос закрывает его лицо, и хотя не могу разглядеть черты, его рост и одежда подтверждают, что это мужчина. Светло-каштановые волосы, коротко подстриженные вокруг шеи и ушей, говорят мне, что он завсегдатай парикмахерской, но дорогой запах его одеколона заставляет меня думать, что, вероятно, это салон красоты. Откидываю шелковистые локоны в сторону, чтобы мельком увидеть лицо мужчины. Губы пухлые, излучающие серьезные флюиды Гарри Стайлза, обрамленные мощной линией челюсти и выступающим подбородком с крошечной выемкой в конце. Темные брови, широко посаженные на сильном лбу, и шикарные густые ресницы.

Такая красота заслуживает того, чтобы ее сохранили в музее. Диорама с ним в центре, окруженная шелковой обивкой, первоклассной выпивкой и сигарами. Состоятельный американский мужчина. Эго Эректус. Наиболее достойные упоминания характеристики включают серийные свидания, мужеской шовинизм¹ и токсичную маскулинность².

К счастью для него, это великолепное творение не будет сохранено в музее, потому что я чувствую запах алкоголя в его дыхании. Вдыхаю воздух между нами.

– Да, определенно дышит.

Пытаюсь перешагнуть через него, чтобы добраться до двери. Подумываю о том, чтобы оставить парня здесь, пока не появятся мусоровозы и не разбудят его естественным путем. Но, учитывая уровень преступности в этом районе, он может быть не в безопасности, оставаясь снаружи.

Толкаю его в плечо.

– Эй.

Его голова крениться в сторону. Толкаю немного сильнее.

– Проснись.

Никакого ответа.

Набираю восьмизначный код на двери и открываю ее.

– Давай, большой парень.

Подхватываю его под мышки и пытаюсь втащить внутрь, но он тяжелее, чем кажется, и теперь, в развернутом виде, кажется намного выше. Я ворчу и неуклюжими шагами отодвигаю парня назад. Его ноги раздвигаются, и модные начищенные туфли скользят по бетонному полу. Голова парня наклоняется набок, обнажая колонну шеи. Неудивительно, что его горло также безумно привлекательно.

– Черт, Габби, позволь мне помочь. – Эван, один из медбратьев, занимает мое место и тащит мужчину внутрь, как будто тот ничего не весит.

– Сюда. – Я приказываю ему следовать за мной по коридору в пустую комнату. – Положи его на кровать. – Я откидываю одеяло. – Осторожнее. – Было бы преступлением изуродовать такое милое личико.

Эван бросает на меня скептический взгляд.

– Не думаю, что Рита обрадуется, если мы отдадим кровать какому-то пьянице, которого ты притащила с улицы.

– Сейчас три часа ночи. – Я хватаю мужчину за лодыжки, и вместе мы поднимаем его на матрас. – Он уйдет до того, как она доберется сюда.

Эван кладет свисающие руки мужчины по бокам, а затем складывает их у него на груди, помещая его в позу смерти.

– Изящный штрих.

Он улыбается мне через плечо.

– Я так и думал.

– Он будет здесь в безопасности, пока не проснется.

– Да? А что потом?

Я пожимаю плечами.

– Потом он сможет пойти домой и, надеюсь, сделает щедрое пожертвование городскому хоспису за наше великолепное обслуживание и заботу. – Я стаскиваю с него ботинки, замечая, как они легко соскальзывают с атласных носков. – Одни только эти туфли выглядят так, будто их достаточно, чтобы финансировать это место в течение месяца.

– Что, если он не проснется? – Эван выходит из комнаты и придерживает дверь, чтобы я последовала за ним.

– Тогда он в нужном месте.

Дверь в переулок обычно не используется для приема. Главный вход находится со стороны Юнион-авеню и используется для посетителей и прибывающих гостей. Через заднюю дверь выкатывают наших пациентов, накрытых простыней, и везут в морг.

– Ты здесь. – Аннет, еще одна медсестра, приветствует меня благодарной улыбкой.

Ее глаза выглядят усталыми, но не столько от недостатка сна, сколько от работы рядом с умирающими. Требуется определенный тип людей, чтобы переносить тяжелый груз того, что мы делаем, и я всегда чувствовала, что Аннет лучше подошла бы для чего-то более легкого, более обнадеживающего, например, родовспоможения.

– Долгая ночь?

– Разве они не все такие? – Она хватает свою сумку и приглаживает волосы, выбившиеся из конского хвоста. – Уолтер ждет тебя.

Тонкая струйка облегчения согревает мою грудь. Никогда не знаю, увижу ли я снова живого пациента, когда моя смена закончится. Когда Уолтер появился несколько недель назад, он все еще был общительным. Любил рассказывать мне старые военные истории. Несколько дней назад мужчина притих, а теперь даже не открывает глаза.

Хватаю свою книгу и направляюсь прямо в его комнату. Ему нравятся истории о героизме, поэтому я взяла книгу в библиотеке, и хотя не уверена, что Уолтер меня слышит, я все равно ему читаю.

Несколько часов спустя наношу визит в комнату, где оставила красивого пьяницу. Ожидаю, что парень уже проснулся, но он не сдвинулся с того положения, в котором мы его оставили.

Из его приоткрытых губ доносится тихий храп. Даже с дневной темной щетиной на щеках его кожа выглядит гладкой, без изъянов. Укол зависти скручивает мне внутренности. Этот парень должно быть регулярно делает процедуры по уходу за лицом.

Удовлетворенная тем, что парень все еще дышит…

Незнакомец стонет, и я отпрыгиваю назад, боясь, что меня поймают, пялящейся на него вблизи.

Я буду выглядеть как извращенка!

Парень сильнее сжимает глаза, отчего вокруг них появляются крошечные морщинки. Перекатывается на бок, одной рукой проскальзывает под подушку, а затем успокаивается. Дыхание выравнивается, и я задаюсь вопросом, не вырубился ли парень снова.

– Эй?

Нет ответа.

Да, думаю, он снова заснул.

– Моя голова, – стонет он, перекатываясь на спину и прижимая кулаки к глазам.

– Ты пьян. – Просто на случай, если он не в курсе.

Все тело незнакомца становится неестественно неподвижным, как будто звук моего голоса нажал кнопку паузы на его двигательных навыках.

– Черт, – бормочет он со вздохом.

Затем медленно двигает ногами, сгибает колени и приподнимает над матрасом, как будто проверяет действие силы тяжести.

Парень слегка приоткрывает один глаз, прежде чем закрыть его и попробовать то же самое с другим. Затем сдается и закрывает лицо предплечьем.

– Не могла бы ты, пожалуйста, выключить свет?

Я приглушаю лампочку, но оставляю ее достаточно яркой, чтобы хорошо видеть.

Проходят минуты, пока незнакомец открывает глаза и подключает свой мозг. Он ощупывает кровать, хватается за простыни, трет лицо и, наконец, приподнимается достаточно, чтобы увидеть меня. Его глаза – крошечные щелочки, и я наблюдаю, как эти полумесяцы значительно расширяются, когда парень смотрит на мое лицо.

Я могла бы опустить взгляд в пол и спрятаться за волосами. Но давно поняла, что лучше всего поддерживать зрительный контакт, оживлять неловкий момент и позволять ему дышать до тех пор, пока искушение поглазеть не будет удовлетворено.

Незнакомец хмурится.

– Я не должен быть здесь. – Он продолжает щуриться. Или таращиться. Либо его родители никогда не учили его, что пялиться невежливо, либо ему просто наплевать на светский этикет.

Парень втягивает воздух и убирает волосы с лица. Длинные пряди возвращаются на свои места, как будто их специально обучали этому. Один непослушный локон падает вперед ровно настолько, чтобы придать ему растрепанный модельный вид – о, ясно. Держу пари, парень модель. В конце концов, это Нью-Йорк, и он, без сомнения, слишком хорош собой, чтобы быть просто каким-то богатым парнем.

Он оглядывает комнату, осматривая диван, раковину, ванную.

– Это… твой дом? – Его голос скрипучий, и я задаюсь вопросом, всегда ли он звучит так или хрипотца в его тоне – результат долгой ночи.

– Нет. Ты в городском хосписе.

Я вздрагиваю, когда незнакомец внезапно встает. Он вытирает ладони о зад, а затем о живот, как будто хочет избавиться от смертельных вшей на кровати. Оглядываясь на кровать с гримасой, спотыкаясь, делает шаг вперед и хватается за стену, чтобы не упасть. И да, мужчина большой. Высокий. Его хорошо сидящие брюки и рубашка на пуговицах достаточно облегают его фигуру, чтобы я могла видеть, что парень длинный и мускулистый. Определенно модель. И не каталожный. Нет, этот парень «Версаче». Я удивляюсь, почему его одежда не помята, как будто парень только что надел рубашку, и как он может быть таким сексуальным беспорядком и все еще выглядеть свежим, как для фотосессии.

Незнакомец похлопывает себя по карманам, сначала спереди, потом сзади. Замирает и откидывает голову назад, извергая проклятие.

– Ты, должно быть, издеваешься надо мной, – бормочет он. – Мой телефон и бумажник исчезли. – Он бросает обвиняющий взгляд в мою сторону. – Знаешь, где мои вещи?

– Ты серьезно? – Я смеюсь. – Думаешь, я бы украла твой телефон и кошелек, а затем притащила тебя внутрь для безопасности? – Я усмехаюсь, когда он не сразу отвечает. – Что последнее, что ты помнишь из прошлой ночи?

Его щеки становятся ярко-розовыми, и парень оглядывает меня с ног до головы. Я вижу вспышку паники в его глазах.

– Ты не помнишь. – Я поднимаю бровь в ожидании подтверждения, и парень отводит взгляд, подтверждая мою теорию.

Его плечи опускаются, и он качает головой, как будто выговаривая самому себе.

– Послушай, что бы ни произошло между нами… Это была ошибка, и я…

– Фу. Ты думаешь, у нас был секс?

Его пристальный взгляд останавливается на мне.

– Я… то есть, я не знаю…

– Нет! – Теперь пылает мое лицо.

Не знаю, должна ли быть оскорблена тем, что он думает, что я бы занялась сексом с мужчиной в нетрезвом состоянии, или мне должно льстить, что такой красивый мужчина предположил, что секс со мной возможен.

– Подожди… – Он наклоняет голову и смотрит на меня одним глазом. – Ты сказала «фу»?

– Я нашла тебя без сознания в переулке. С тобой могло случиться все, что угодно, но честное слово, секс со мной не был одним из них.

Парень, кажется, занят поиском своих ботинок, и мне интересно, слышал ли он меня вообще.

– Но не могу говорить о том, что произошло до того, как я нашла тебя.

Он качает головой, а затем стонет и сжимает виски.

– Черт, который час?

– Шесть пятнадцать.

– Утра? – Он искоса глянул на меня.

– Да.

Парень пробормотал что-то об опоздании и о том, что кто-то его убьет.

– Мне нужны деньги на такси до Манхэттена.

Конечно же, он живет на Манхэттене.

– Я верну.

– Ты хочешь, чтобы я дала тебе денег?

– Я сказал, что верну. – Теперь, когда он собран, я вижу, что его глаза светло-карие. – Поверь мне.

– Хорошо. Я вызову тебе такси.

Вытащив телефон из кармана халата, открываю приложение, не отрывая взгляд от экрана. Чувствую, как парень изучает мое лицо, и жалею, что собрала волосы в хвост.

Легко забыть, как ты выглядишь, когда проводишь большую часть времени среди умирающих людей. Красивые люди мира – это постоянное напоминание обо всех способах, которыми я не соответствую, и мне не нужно это дерьмо в моей жизни.

Незнакомец все еще пялится, поэтому я смело смотрю ему прямо в глаза. Он не отводит взгляда. Да что с ним не так?

– Ты можешь подождать снаружи.

– Могу я воспользоваться ванной?

– Если я скажу «нет», ты просто пописаешь на стену в переулке, как все остальные?

Парень пожимает плечами.

Я стону.

– Хорошо.

Он проходит мимо меня. Я наблюдаю, как его взгляд останавливается на моем шраме. На этот раз я наклоняю голову и выбегаю из комнаты.

Глава 2

Кингстон

Кофе. Аспирин. Вода. Еда.

Ничто не помогает облегчить сильное похмелье, с которым я проснулся. Не совсем так – я проснулся все еще пьяным, и худшее похмелье наступило, когда я вернулся домой.

Стараюсь не слишком задумываться о том, как оказался без сознания в бруклинском переулке, потому что моя голова, кажется, вот-вот взорвется, а от размышлений становится только хуже.

Проверяю время на своих часах «Картье», которые идеально сочетаются с моим шелковым костюмом-тройкой от «Дольче» с черно-белым цветочным узором. Когда иду по вестибюлю «Норт Индастриз», пытаясь скрыть, что каждый шаг ударяет мой мозг о череп, насмешки, которые я получаю от людей в костюмах, подтверждают, что мой наряд для первого рабочего дня не разочаровывает.

Кимберли за стойкой регистрации краснеет, когда я кладу руки на ее стол.

– Доброе утро, мисс Ким.

Она заправляет волосы за уши и пытается смотреть куда угодно, только не на меня.

– Мистер Норт. – Она слишком широко улыбается. – Уже не утро.

– Э, неважно. – Я наклоняюсь немного ближе. – Ты сегодня выглядишь сногсшибательно.

Ее румянец заливает шею и грудь, и я нахожу это зрелище весьма привлекательным. Ненужно много усилий, чтобы женщина почувствовала себя привлекательной и желанной. И я получаю чертову тонну удовлетворения от того, что заставляю их чувствовать себя так.

– Мистер Норт ждет вас, – говорит она.

– Я так и думал. – Я громко и тяжело вздыхаю, и в этом чувстве нет ничего притворного. Не хочу быть здесь. И все это знают. – Который из них?

Ее изящно изогнутые брови сведены вместе, пока девушка изучает свой сенсорный экран.

– Александр.

Я немного расслабляюсь. Из всех Нортов Алекс – наименьший из четырех зол. Мой брат Хейс и отец Август находятся на вершине пирамиды мудаков, в то время как другой брат Хадсон находится в самом низу.

– Спасибо, мисс Ким.

Она отвечает девчачьим хихиканьем, когда я прохожу мимо ее стола к ряду лифтов. Потеряв все остатки того небольшого хорошего настроения, которое у меня было, я вхожу в лифт, ведущий в административные офисы, и чувствую, словно иду на свою собственную бойню.

Нажимаю кнопку верхнего этажа, затем прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза. «Ты должен это сделать», – говорю я себе в миллионный раз. Август ясно дал понять, что у меня только два варианта. Работать в «Норт Индастриз» или вернуться в Европу и жить с моей матерью и ее мальчиком-игрушкой. Одна только мысль об этой перспективе вызывает у меня желание выблевать свой утренний эспрессо и лотарингский пирог на стеклянные и зеркальные стены.

Всегда есть вариант отказаться от моей квартиры в Ленокс-хилл, найти настоящую работу и жить от зарплаты до зарплаты в какой-нибудь дыре, как обычные люди.

Решительное нет.

Восемь часов в день в «Норт Индастриз» стоят того, чтобы оставаться в том образе жизни, к которому я привык.

Лифт останавливается так резко, что это нарушает мое равновесие. Я с трудом удерживаю его, потом открываю глаза и выхожу из кабины в сторону офиса моего брата.

– Важный день, мистер Норт, – говорит его помощница, миссис Миллер, с улыбкой и намеком на сочувствие. Она знает меня с тех пор, как я был подростком, так что полностью осознает, что семейный бизнес – это не мое.

Я пожимаю плечами.

– Наверное. Ты прекрасно выглядишь этим утром.

Она хмурится.

– Сейчас два часа дня.

Пофигу. Всего лишь детали.

– Большой парень на месте?

– Конечно. Однако он предполагал, что ты придешь утром, так что не жди милого приветствия.

– Как обычно.

У Алекса вспыльчивый характер и в хороший день. А уж в плохой? Неловкий вздох, и он становится взрывоопасным.

Захожу в кабинет брата и нахожу его сгорбившимся над большим цифровым чертежным столом. Без пиджака, с закатанными рукавами.

– Кингстон Норт прибыл на службу, – говорю я, прежде чем упасть, как мешок дерьма с похмелья, на его диван.

– Ты опоздал, – рычит он, не поднимая головы от своей работы.

– Неужели? – саркастически говорю я. Он должен быть рад, что я вообще появился. – Не вижу в этом ничего особенного. Мы все знаем, что мне нечего предложить этому месту, кроме моего безупречного стиля. Все, что от меня требуется, это появиться и хорошо выглядеть, чтобы остаться на зарплате Августа. – Я опускаю свою шестисотфунтовую ноющую голову на подушку. Быстрый сон мог бы помочь…

– Куда ты исчез вчера?

Я не открываю глаза.

– Хороший вопрос.

Я начал с выпивки в «счастливый час» с Джордан, женой Алекса, в ее ресторане. Праздновал свой последний день свободы от «Норт Индастриз», но эта вечеринка превратилась в туман где-то между стаканами односолодового виски двадцатипятилетней выдержки.

– Джордан беспокоилась.

Чувствую на себе его взгляд, поэтому открываю глаза. И да, Алекс смотрит на меня так, будто я украл его любимую ручку, что для него является вопиющим преступлением.

– Она пыталась дозвониться тебе.

– Телефон разрядился. – Не говорю ему, что меня ограбили и что я провел все утро, аннулируя кредитные карты и заказывая новый телефон.

– Мне не нравится, когда моя жена беспокоится.

Мы обмениваемся несколькими секундами неловкого зрительного контакта, и я задаюсь вопросом, не надерут ли мне задницу.

– Прости?

– Извиняйся не передо мной. Извинись перед ней.

Я осторожно усмехаюсь.

– Эм… Мне помниться, что у меня есть мама. Я люблю свою невестку, но ни хрена не должен Джордан.

Наблюдаю, как грозовые тучи гнева затуманивают его карие глаза, а мышцы на челюсти сжимаются. Я затаиваю дыхание и жду.

Алекс смотрит на новую боксерскую грушу в углу своего кабинета – грушу, которую Джордан настояла, чтобы он колотил, а не отрывал людям головы. Брат моргает, выдыхает и кивает один раз.

– Я извинюсь за тебя.

– Я ценю это.

Я откидываю голову назад и благодарю богов импульсивных братьев за то, что мое лицо все еще цело. Шесть месяцев назад Алекс набросился бы на меня, оскорбил шквалом грязных ругательств и физически вышвырнул из своего кабинета. Возможно, даже ударил бы кулаком по стене или что-то сломал. Но больше нет. Не со времен Джордан. Она стала лучшей терапией для моего нетипичного брата. Укротила его внутреннего зверя так, как никогда не могли лекарства и консультации.

– Итак, мой первый проект в качестве члена семейного бизнеса – это маленькая штука, которую я люблю называть черепным обновлением. Ты возвращайся к тому, что делал, а я собираюсь тихонько отключиться на некоторое время. Разбуди меня, если увидишь Августа…

– Ты назначен не в мой отдел.

Приоткрываю одно веко.

– Нет?

Он медленно качает головой.

Я слишком быстро сажусь и закрываю один глаз, пока у меня не перестает кружиться голова.

– А в какой?

– Тебе придется спросить своего начальника.

Мне кажется, или он выглядит так, будто пытается не улыбаться?

– И кто мой начальник?

О да, он определенно борется со смехом.

– Не-е-ет, – шепчу я. – Не говори мне… – Я поднимаю руку, как будто могу переписать все, что он собирается сказать, силой своей ладони. – Хадсон, верно? Просто скажи мне, что это Хадсон.

Алекс прикусывает губу зубами.

– Черт… Черт! – Я свирепо смотрю на самодовольного сукина сына.

– Он ждал тебя весь день. – Он щелкает пальцами. – Лучше иди.

– Ненавижу тебя, – бормочу я, вставая.

Показываю средний палец через плечо, когда выхожу из кабинета, оставляя Алекса посмеиваться мне вслед.

Мой брат Хейс машет мне заходить в его кабинет, прижимая телефон к уху, и кричит, неприятно выговаривая тому, кто находится на другой стороне. Его пристальный лазерный взгляд следует за мной, и он тычет пальцем в сторону кожаного кресла.

– Опоздание на минуту все равно опоздание, Джиллингем, и я не потерплю такой некомпетентности в своем отделе. Это понятно?

– Придурок, – бормочу я себе под нос, зарабатывая салют средним пальцем от закомплексованной задницы.

Я погружаюсь в прекрасную итальянскую кожу и игнорирую Хейса, глядя куда угодно, кроме него. В то время как офис Александра скромный и заполнен только самым необходимым, пространство Хейса – это гигантское хвастовство тем, насколько велик его кошелек и его мозг. Только лучшая мебель ручной работы, изготовленная из полированной стали и экзотических пород дерева. Полки заполнены книгами, ящики – папками, а бар – хрустальной посудой «Лалик». А дальнюю стену украшает телевизор размером с внедорожник.

– Больше никаких оправданий. Если я не увижу этот контракт в ближайшие несколько минут… Прекрасно. – Он вешает трубку, и вся эта мерзкая энергия Хейса направляется прямо на меня. – Ты опоздал, – он проверяет свой «Ролекс», – на семь часов.

– Мне так надоело, что люди говорят мне это.

– Ты не только опаздываешь, – он с отвращением смотрит на мой костюм, – но и одет как похоронный букет.

Я фыркаю и пытаюсь оправиться от оскорбления, нанесенного моему костюму.

– Это «Дольче и Габбана». – Моя челюсть напряжена, пока я жду, что осознание ошибки поразит его.

Этого не происходит.

– Ты работаешь в юридическом отделе «Норт Индастриз», а не в VIP-секции «Бум-бум рум». Одевайся как взрослый.

– «Дольче и Габбана!» – Я указываю на пиджак. Жилет. Штаны. Я жду его извинений. Ничего не приходит. – Ты чудовище.

– Почему тебя не было здесь сегодня утром, как всех остальных сотрудников?

– Это долгая история.

Хейс откидывается на спинку стула.

– Я весь, блядь, во внимании.

– Я слишком много выпил прошлой ночью и… – Я пожимаю плечами. – И не знаю. Вырубился. – Я не рассказываю ему ни о том, что меня ограбили, ни о девушке. Некоторые истории лучше не рассказывать. – Теперь я здесь.

– Ты вырубился.

– Это то, что я сказал.

– И проснулся в своей постели дома.

Я съеживаюсь.

– Не совсем дома.

– Господи, Кингстон. – Он съеживается. – Ты хоть представляешь, какие неприятности ты навлечешь на себя, на нашу семью, если какая-нибудь случайная цыпочка забеременеет от тебя, или ты подцепишь какую-нибудь дрянь на свой член?

– Все было совсем не так. У меня ни с кем не было секса. – Или, по крайней мере, она сказала, что не было. Признаюсь, я был удивлен.

– Откуда ты знаешь, что секса не было, если ты отключился? – Хейс использует свой самый родительский тон. Он был бы ужасным отцом, и это говорит о чем-то, если так считает парень, которого породил худший из людей.

– Не могли бы мы, пожалуйста, оставить тему моей ночи и перейти к тому, что, черт возьми, я собираюсь делать здесь сорок часов в неделю?

В его глазах появляется злой блеск. Тот, который я знаю с юности. Хейс был непревзойденным мучителем. Вишневый «Кул-Эйд»³ в насадке для душа, так что я подумал, что истекаю кровью до смерти. Завернутая в целлофан машина на школьной парковке. Полиция вытащила меня из класса по наводке, будто я планировал устроить стрельбу в школе. Мне пришлось встречаться с психотерапевтом в течение нескольких месяцев, прежде чем они поверили мне достаточно, чтобы позволить вернуться в кампус. Хейс никогда не признавался в этом, но я знаю, что это был он.

– Да. – Он наклоняется вперед и кладет локти на стол. – У меня есть стопки накопившихся документов, которые нужно разложить в алфавитном порядке по именам и отсортировать по дате.

Страх поселяется у меня в животе.

– В алфавитном порядке?

Он ухмыляется, ошибочно принимая мой тон за раздражение, а не за то, что это на самом деле – полномасштабная паника.

– Все верно, Ромео. Задачка для дошколят. Думаешь, что сможешь с этим справиться? – Он кивает на какую-то невидимую точку позади меня. – Я устроил для тебя офис.

Я медленно поворачиваюсь к открытой двери, которая ведет в комнату.

– Какого хрена? – Я поворачиваюсь обратно. – Это шкаф.

– Гардеробная.

– Хейс…

– Это больше, чем большинство квартир в Нью-Йорке, так что перестань ныть.

Тяжесть моего бумажного будущего, заставляет меня обхватить голову руками, а из горла вырывается стон.

– Это отстой.

Дверь в кабинет распахивается. Женщина вбегает внутрь и, тяжело дыша, натыкается на его стол. Ее светлые волосы выглядят так, будто несколько дней назад они были заплетены во французскую косу, а подол рубашки смят и выбит из-под пояса юбки-карандаша.

– Контракт, мистер Норт, – говорит она, затаив дыхание, протягивая Хейсу папку с документами.

Когда он берет её, женщина заправляет рубашку сзади, застегивает манжеты и безуспешно пытается пригладить волосы.

Хейс бросает контракт в мусорное ведро у ее ног. Ой.

– Я сам составил контракт час назад.

Лицо женщины бледнеет, вся кровь мгновенно отхлынула от ее лица.

– Я всю ночь работала над ним.

– Крайний срок был почти два часа назад.

Ее изящная челюсть напрягается.

– Я говорила тебе, что это произойдет…

– Слишком поздно. – Он отпускает ее движением запястья. – Займись предложением Сеймора. Он должен быть завтра в десять часов. Но после того, что ты выкинула сегодня, Джиллингем, я жду тебя в девять.

Ее плечи опускаются, и когда женщина поворачивается к нему спиной, я вижу, как она проводит рукой по щекам. Я аплодирую ей за то, что не позволила этому придурку увидеть ее слезы.

– Хорошо, мистер Норт.

Он не произносит ни слова, когда она вываливается из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.

– Почему ты такой гнусный хер?

– Это бизнес. – Он крутит в пальцах золотую ручку. – Ничего личного.

– Да? Скажи это бедняжке Джиллингем. Для нее это выглядело довольно личным.

Хейс наклоняет голову.

– Извини, не помню, чтобы читал в твоем резюме, что у тебя был управленческий опыт или что ты занимал руководящую должность. О, подожди, точно. Это потому, что у тебя нет резюме, потому что у тебя никогда не было гребаной работы.

Я поднимаю палец.

– Это не совсем так…

– Так что перестань указывать мне, как делать мою.

– …Я был чистильщиком бассейна в Палома-Бич в Сен-Жан-Кап-Ферра.

Его густые брови сошлись вместе.

– Соблазнять пожилых женщин на пляжах Южной Франции – это не работа. – Он использует воздушные кавычки.

Это он так думает. Но два лета, проведенные в Палома-Бич, преподали мне самые ценные жизненные уроки – соблазнение, манипулирование и злоупотребление.

Я узнал, что если улыбаюсь определенным образом, использую свое тело и обаяние, то могу создать образ, который работает как дымовая завеса. Достаточно привлекателен, чтобы люди с готовностью дружили со мной и не были заинтересованы в том, чтобы копать глубже.

И, слава богу за это.

Потому что, если они посмотрят дальше моей дизайнерской одежды и красивого лица, то увидят во мне колоссального ублюдка, которым я и являюсь.

Габриэлла

– Вы, наверное, думаете, что я преувеличиваю. – Я откидываюсь на спинку стула и открываю упаковку ванильного пудинга. – Но нет. Он был, безусловно, самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела. – Отправляю кусочек в рот и проглатываю. – И да, я действительно имею в виду нереально красивый.

Я провела с Уолтером последние несколько часов, зная, что его время быстро приближается. Без какой-либо семьи – или хотя бы одного посетителя. Мне не хотелось, чтобы мужчина чувствовал себя одиноким, поэтому почитала ему, включила старый альбом Хэнка Уильямса и рассказала о моем красивом посетителе. Умирающие люди – лучшие слушатели.

– Попросить у него его номер? Нет, я даже не спросила его имени. Моего он тоже не спрашивал. – Провожу пластиковой ложкой по сливочно-сладкому заварному крему. – Я сказала ему, что он не в моем вкусе. Серьезно. Судьба? Нет, я в неё не верю. А вы? – Я откусываю еще один кусочек пудинга.

Позади меня раздаются тихие шаги, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Эван проскальзывает в темную комнату.

– Как у него дела? – спрашивает он, подходя ближе к кровати.

– Уже близко.

Он прижимает два пальца к запястью Уолтера.

– Ты съела пудинг умирающего? – игриво спрашивает он.

– Нет. – Облизываю ложку и выбрасываю ее в мусорное ведро. – Хорошо, технически, да, но Уолтер ненавидит пудинг. И он всегда отдавал его мне. Поэтому чувствовала, что ему хотелось бы, чтобы я его съела.

– Ты другая. – Эван улыбается так, что улыбка достигает его глаза, смягчая внешность крутого парня. Он симпатичный, высокий, сильный, сложен скорее как вышибала, чем как медбрат. – Ты единственный человек, которого я знаю, который может переваривать пищу, наблюдая, как умирают люди.

– Ты говоришь так, будто это плохо.

Его улыбка милая и безопасная, совсем не похожая на опасную ухмылку незнакомца из прошлой ночи.

– Неплохо, просто по-другому.

Другая. Синоним: отличная от. Странная. Своеобразная. И парень даже не имеет в виду мое лицо.

Он вставляет свой стетоскоп в уши и прижимает металлический диск к груди Уолтера. Я молча наблюдаю. Одна минута. Две. Никакого движения. Его рот приоткрыт. Напряжение долгой, тяжелой жизни исчезло с лица мужчины.

Эван смотрит на часы и вытаскивает стетоскоп из ушей.

– Три тридцать семь.

Я складываю прохладные руки Уолтера у него на груди, затем поднимаю его одеяло и натягиваю до шеи.

– Спасибо за все, Уолтер. Увидимся на другой стороне. – Я расчесываю пальцами его непослушные седые волосы. Знаю, что он хотел быть кремированным, но хочу, чтобы тот, кто выполняет эту работу, знал, что о нем заботились достаточно, чтобы уложить его волосы.

– Ты хорошо к нему относишься, – говорит Эван.

Я не плачу. Честно говоря, мне негрустно. Смерть приходит за всеми нами.

Однажды она уже приходила за мной.

Мне посчастливилось сбежать.