Текст книги "Убийство Серай (ЛП)"

Автор книги: Дж. А. Редмирски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Я мельком замечаю в зеркале, как она сглатывает слюну, отстраняясь от болезненных воспоминаний, и делает паузу, пытаясь собраться с мыслями.

– В каком-то смысле, – говорит она. – Я перестала ненавидеть его. Знаю, звучит ужасно, но я никогда не любила его, – она начинает заикаться и путаться в словах. – Я просто перестала его ненавидеть…

Она ловит мой взгляд в зеркале.

– Я сумасшедшая? Я имею в виду, – она облизывает сухие губы. Я делаю последний стежок, обрабатываю рану алкоголем и долго осматриваю свою работу, дабы убедиться в своей технике. – Я имею в виду, это же означает, что со мной что-то не так?

Ей отчаянно хотелось услышать ответ «нет».

Я надел на неё трусы и вышел помыть руки.

– Это означает лишь то, что ты человек, – говорю я.

Пытаясь избежать её попыток остаться со мной, я оставляю её в ванной, а сам избавляюсь от собственных мыслей по этому поводу.

Но она неумолимо следует за мной.

Я продолжаю заниматься своими делами, намереваясь успеть еще и выспаться.

Я снимаю с себя футболку и штаны, выключаю свет, проходя мимо выключателя, и выхожу из комнаты, залитой темно-синим цветом.

– Виктор, – тихо говорит она позади. – Возьми меня с собой, пожалуйста. Я уже говорила тебе, могу помочь. Ты можешь научить меня всему, чему захочешь, и я буду хороша в этом.

– Ты это не хочешь на самом деле, так ведь? – спрашиваю я, зная её лучше, чем она сама себя. Я стягиваю одеяло и простыню и укладываюсь в кровать. – Ты просто не хочешь, чтобы я оставил тебя. Одну в этом жестоком мире. Вольную быть, чем и кем ты захочешь, с правом делать свой собственный выбор. Заниматься любовью с тем мужчиной, с которым захочешь. Иметь нормальную жизнь. Потому что это чуждо тебе. – Я делаю паузу. – Если бы я сказал тебе убить кого-то, потому что просто так нужно, ты бы не сделала этого. Ты не можешь хладнокровно убить человек, не зная ничего о его преступлениях, семье или причины, по которой его должны убить. Ты никогда не станешь такой, как я. Ни одна тренировка не сделает из тебя убийцу, Сэрай. – Я кладу голову на подушку и натягиваю простыню до талии. – А теперь иди, поспи. Мы выезжаем в 6 утра, и я уже ожидаю, что ты выберешь нужное тебе место.

Она выглядит пораженной. Такая красивая, тихая и пораженная, она стоит передо мной. Полураздетая. А лунный свет просачивается из большого окна. Красивая, но побежденная. Её взгляд впивается в мою душу и мне только хочется, чтобы она повернулась и ушла. Потому что я знаю, если она этого не сделает и будет давить на меня взглядом этих грустных, ранимых глаз и видом этих сухих губ, то я поддамся моменту – либо займусь с ней любовью, либо убью.

Она поворачивается и идет к двери.

Я останавливаю её.

– Сэрай, – но она не поворачивается. – Ты никогда не признавала свою жизнь с Хавьером и ты бы не стала… но сейчас ты здесь со мной. – Начинаю говорить я. – Ты бы не убила его, была бы против этого.

Она промолчала и закрыла дверь.

Я лежу, смотря на покрытое облаками небо, и думаю о том, что говорил ей, какую ложь я ей сказал.

Она могла хладнокровно убить. Каждая частичка меня говорила мне, что она может, она бы сделала это. В некотором смысле больно осознавать, что её невинность была украдена много лет назад, а тот факт, что у неё есть все шансы зажить нормальной жизнью, а она выбирает мою, действительно ранит.

По большому счету это трудно, потому что я почти хочу дать ей такую жизнь.

Глава 27

Сэрай

Я слушала гром и дождь уже около часа, так и не сумев заснуть. Несмотря на погоду за окном, в доме так тихо, просторно и пусто. Пусто во всех смыслах этого слова. Я лежу на прохладных простынях в большой спальне, наблюдая за темными облаками на небе через огромное окно. Я слышу волны, бьющиеся внизу, и вижу бескрайний океан в странном свете под вспышками молний на неспокойном небе.

Пусто.

Этот дом. Моя душа. Душа Виктора. Это единственное слово, подходящее к моему состоянию, к состоянию Виктора, я в это верю и верю ему больше, чем мне.

Как может кто-то вести настолько скрытную, безэмоциональную, одинокую жизнь? Когда я смотрю в его глаза, я кое-что вижу в них, и хотя это не ярко выражено, но в них что-то есть. И это что-то достаточно сильное. Я хочу понять, почувствовать, попробовать это на вкус.

Когда гром начинает стихать, удаляясь, дождь переходит в тихую морось. Я не могу больше его слышать, но могу видеть, как ручейки стекают по стеклу.

От холодного воздуха на моих голых ногах выступают мурашки, даже под одеялом, вызывая видения, как будто Виктор лежит рядом со мной и помогает согреться.

Я решаю подняться. Чувствую себя глупо и беззаботно от того, что собираюсь сделать, но мне все равно. Если он собирается завтра избавиться от меня, какая разница, чем все это обернется?

Мои голые ноги тихо ступают по деревянному полу через весь дом. Подходя ближе к двери, я делаю паузу, прежде чем открыть её. Дверь открывается, и я вхожу внутрь. Я вижу его через всю комнату, лежащего на спине, голова повернута в мою сторону. Его глаза закрыты, дыхание спокойно. Простыня покрывает только его живот и бедра, оставляя остальное тело на холоде. Я помню ранее ночью, когда он был сверху и прижимал меня к кровати, мои живот и бедра трепетали.

Я подхожу ближе, стараясь оставаться тихой, насколько это возможно, но в то же время, удивляясь тому, зачем вообще эта бесшумность. В конце концов, он все равно узнает, что я здесь, ну или что-то вроде того.

Подходя к кровати, я некоторое время смотрю на него, как его грудная клетка поднимается и опускается с каждым тихим вдохом. Его рот закрыт, губы плотно сжаты, что указывает на то, что его сон, если он вообще видит сон, безмятежен, без насилия, которое его окружает. Подобно мне, кошмары его жизни давно исчезли, оставив только нездоровое чувство нормальности, к которому кошмары больше не относятся.

Я снимаю футболку и бросаю её на пол.

Опускаясь на кровать, я ползу по ней и усаживаюсь на его живот. И уже через секунду мои волосы оказываются в его руках и пистолет приставлен к моему подбородку, давя на шею так сильно, что боюсь, если я двинусь, то сломаю её. Я не произношу ни слова, но не боюсь. Я точно не знаю, убил бы он меня или нет, но в любом случае, мне не страшно.

Он давит на кожу сильнее, и я чувствую, как холодное дуло пистолета опускается к середине моей шеи. Больше того, я чувствую твердость между ног, и пистолет опускается ниже.

– Если ты собираешься бросить меня, – шепчу я, не смотря ему в глаза. – Тогда дай мне хоть это.

Он задирает мне голову больше. Пистолет на этот раз оказывается у моего желудка.

– Я никогда не была с мужчиной, с которым хотела быть, – говорю я. – Я хочу быть с тобой. Только раз. Хочется знать, каково это – быть под контролем.

Он сомневается, я ощущаю это в теплоте его кожи, напряженности в движениях. Затем пистолет начинает давить сильнее, и я чувствую, будто мои волосы останутся в его руках. Но потом он смягчается, ослабляя хватку, позволяя моей шее передохнуть. Теперь мне видны его глаза, смертельно вглядывающиеся в меня, и все же такие соблазнительные, хотя и знаю, что он делает это не нарочно.

– Тебе не следует здесь находиться, – шепчет он.

Я чувствую его взгляд на себе, скользящий по моему телу, голым грудям, вниз к бедрам, которые обхватывают его.

– Мне все равно.

Его взгляд возвращается к моему лицу, изучая изгиб моих губ. Затем я замечаю что-то в его глазах, нечто жуткое, невиданное мной ранее, и мое тело напрягается. Он изучает меня, словно я нечто разрушительное и меня стоит незамедлительно убить. Несмотря на растущий страх, я продолжаю хотеть быть рядом с ним, застряв в его беспощадных руках убийцы.

Не выпуская меня, он поднимается с кровати, рука, сильно сжимающая волосы, прижимается к плечам. Я сижу на его коленях, мои голые груди касаются его, что греет мою кожу именно так, как я представляла. Я могу сказать, что он абсолютно голый под тонкой простыней, что разделяет нас.

– Если ты хочешь убить меня, то давай.

Его губы приближаются к моим.

– Но если ты это сделаешь, – говорю я, хрипя.– То позволь сперва побыть с тобой, пожалуйста.

Мои глаза закрываются сами собой. Я жду того, что будет дальше. Смерть или секс – мне все равно. Мое тело напряжено, сердце бьется так быстро, что я чувствую его отголоски у себя в голове и пальцах. Затем я ощущаю его губы на своих и расслабляюсь. Но когда я чувствую прикосновение холодного металла к моему виску, то медленно открываю глаза, чтобы посмотреть на него.

– Этого не может произойти, – говорит он.

Я приближаюсь губами к его губам.

– Нет, может, – шепчу я, а затем накрываю его губы поцелуем.

Мои бедра обвиваются вокруг его бедер. Я чувствую между ног его возбуждение, дрожь пронизывает мои бедра и колени. Я поднимаюсь, убираю простыню между нами. А затем усаживаюсь обратно на его колени, сразу замечая разительную перемену в ощущениях. Я двигаю бедрами, ощущая через ткань трусов его возбуждение, и это заставляет меня трепетать.

Но я не могу сказать, что он не хочет этого. Он не отталкивает меня, но сомневается.

– Пожалуйста, позволь мне, – говорю я, смотря в его красивые глаза. Он изучает мое лицо, мягко касаясь пальцами моих щек, в его взгляде читается неуверенность, как будто происходящее между нами нечто совершенно новое для него. Я предполагаю, что, возможно, он никогда не был с женщиной, которую он не сумел бы испортить и приручить. И пока я думаю о нем в таком ключе, сейчас мне нужно быть той, кто принимает решения. Я не уверена почему, но это неважно. Я чувствую, как его тело все больше расслабляется. Я давлю ладонями ему на грудь и мягко толкаю его на кровать, надеясь, что он позволит мне это. Он позволяет и ложится, оставляя руки на моих бедрах. Мы смотрим друг на друга и не произносим ни слова. Они не нужны. Засовывая мой средний палец за резинку трусов, я стягиваю их с одной ноги, не отрывая от Виктора взгляда. Чувствовать его между своих ног, кожа к коже, наедине – это ошеломляюще. Я ложусь на него, желая чувствовать его всего, тепло груди, жар дыхания на моей шее. Все. Я целую его, словно в последний раз, его язык спутывается с моим, руки находятся в моих волосах, а затем одной рукой он проводит по моему телу и останавливается на бедре.

Когда он возвращает контроль себе, я слегка кусаю его губы, а затем и подбородок. Он смотрит на мое лицо, бросая взгляд на губы и желая попробовать их на вкус. И тогда я начинаю плакать. Я всегда плачу, когда злюсь. Я превратилась в кого-то другого, в ту 14-летнюю девочку, вынужденную жить в рабстве, боли и разбившихся мечтах. В моей голове хаотично всплывают воспоминания о Хавьере. Я ощущаю себя словно в карусели, все лица Хавьера кружатся так быстро, что не успеваю схватить одно. Я не могу достать его, чтобы забить до смерти и просто плачу, сильнее, крича, и до того, как я понимаю, что делаю, лицо Хавьера превращается в лицо Виктора. Я бью ему кулаками в грудь и плечо снова и снова, и он не останавливает меня. Потому что знаю, только он сможет понять меня, почему я так отчаянно желаю этого.

Крича в ночь, я позволяю боли выйти. Слезы льются из моих глаз. Я обнимаю его, и он обнимает в ответ. Я не могу отдышаться, продолжая рыдать на его плече.

Глава 28

Виктор

Красивая, но разбитая и убитая. Её жизнь разрушена, и никакое количество сексуальных отношений не вернет её невинность. Девушка, словно бомба замедленного действия, несет в себе опасность не только для себя, но и, вероятнее всего, для других. Я не был в этом уверен, но сейчас знаю, что она более неустойчива, чем я мог представить. И потому, что она хорошо обучена скрывать это и не только от меня, но и от себя самой, она опаснее всего. Я дисциплинирован. Сэрай подвержена гневу. Я всегда знаю свои варианты. Варианты же Сэрай владеют ею, оставаясь в тени и основываясь на её настроении, не собираясь оставлять контроль в её руках.

Я знаю, что мне стоит делать. Я качаю её голову, держа затылок в руках, мой пистолет лежит позади меня на другой кровати. На плече я чувствую её слезы, её тело, содрогающееся в рыданиях, прижато к моему. Её бедра продолжают давить на мои каждый раз, когда её тело напрягается. Но я все так и оставляю, хотя, исходя из моральных соображений, стоило её оттолкнуть.

– Сэрай, – шепчу я. – Прости.

Я медленно поднимаю оружие за её спиной.

Она наклоняет голову и кладет её мне на грудь, и я делаю паузу, хотя и не знаю зачем. Её слезы начинают утихать, левая рука лежит на моей ключице.

– У меня есть тетя во Франции, – негромко произносит она, отстраняясь. – Старшая сестра моей матери. Я знаю, что до Франции далековато, но тебе не надо меня провожать непосредственно туда, просто помоги мне добраться до аэропорта. – Я поднимаю пистолет выше, останавливая дуло на её затылке, не дотрагиваясь головы. Я не хочу, чтобы она боялась перед смертью, и хотя знаю, что она ничего не боится, но смерть – это то, чего мы все в конечном итоге боимся, даже если небольшая часть из нас осознает её. Я хочу, чтобы она совсем не боялась и не сможет, если не узнает, что это произойдет.

– Сколько тебе было, когда ты стал тем, кто ты есть? – спрашивает она.

Этот вопрос застал врасплох и более того, смена настроения заставляет меня колебаться перед тем, как ответить.

– Мне было девять.

Она шмыгает носом и вытирает глаза рукой.

– Ты был так молод, – продолжает она. – Я полагаю, как пришлось и мне, ты тоже не выбирал эту жизнь. Мне кажется, мы не такие уж и разные, – она прерывается. – За исключением того, что может я больше похожа на твоего брата, чем мне того хочется признавать. Он такой же злой, как и я.

Я отпускаю курок и медленно, так что она и не знает, убираю пистолет подальше от её головы.

– Должно быть, было тяжело расти вместе с Николасом, – продолжает она.

Я кладу пистолет рядом с собой на кровать и до того, как понимаю, что делаю, я снова сжимаю её затылок в руках.

– Да, – отвечаю я. – Учитывая нестандартные обстоятельства.

– Вместо выяснений лучшего игрока в баскетбол, было соревнование «кто лучший убийца»?

– Нет, – говорю я. – Николас никогда не пытался быть лучше меня, он просто хотел быть со мной равным. Мы никогда не конкурировали друг с другом, но он соревновался со всеми, кто был близок со мной.

– Близок с тобой? – спрашивает она.

Я киваю и легонько запускаю пальцы в её волосы.

– Воннегут, Саманта, моя мать, наш отец, – отстраненно произношу я, представляя эти события, уставившись в потолок. – А теперь ты.

Я слышу её вздох, но она не поднимает головы.

– Ты знаешь, что у тебя есть то, чего нет у меня, – осторожно говорит она, хотя складывается ощущение, что больше уверяет в этом себя саму. – У тебя есть тот, кто тебя любит, кто тебе верен и кто убьет ради тебя. – Она поднимается и встает с кровати. Затем смотрит на меня. – Тебе повезло, что он у тебя есть, Виктор.

Она берет свои трусы с кровати и надевает их. Затем подбирает футболку с пола и натягивает её через взъерошенную голову,

– Я благодарна тебе, – произносит она, оглядываясь назад, – за все, что ты для меня сделал. Я думаю, в конечном итоге, ничего из этого не будет важным, ни спасение моей жизни или избавление от неё. Но я всегда буду тебе благодарна.

Сэрай покидает мою комнату, но в каком-то смысле, она берет меня с собой.

Затем неизвестно сколько я смотрю в потолок, представляя, как она выглядела до того, как вышла из комнаты, как использовала меня, чтобы отомстить Хавьеру. Вначале я знаю, она пришла не ради этого. Она хотела быть со мной. Она хотела почувствовать то, чего раньше не чувствовала, а гнев и возмездие не были частью плана. Саморазрушение не было частью плана. Несмотря на то, что она пыталась воспользоваться моментом, чтобы высвободить свою ненависть, но единственное, что я ощущаю, это насколько плохо ей на самом деле.

Мелодичный звук пианино негромко разносится по дому, вырывая меня из состояния транса. Фрагмент произведения останавливается три раза и начинается снова, поскольку она пытается разобраться в клавишах. При четвертой попытке её пальцы двигаются увереннее. И вскоре я обнаруживаю себя стоящим у кровати в одних трусах. Музыка продолжается так изящно и красиво, и в тоже время так душераздирающе, что просто заставляет меня выйти из комнаты, у меня не находиться сил противостоять этому порыву. Я медленно двигаюсь по коридору, следуя за звуком. Музыка становится громче, Лунная Соната в самой печальной интерпретации заполняет пространство вокруг меня.

Я стою молча и неподвижно под аркой, ведущей в комнату с пианино. И я смотрю на неё, словно никогда прежде не видел эту девушку. Она завладела мной в этот момент. Я закрываю глаза и позволяю музыке пройти через меня; мурашки бегают по коже, словно рябь по водной глади.

Но я пробуждаюсь от транса слишком быстро. Музыка останавливается, когда Сэрай путается в клавишах. Хотя и расстроившись, что музыка так резко прекратилась, я надеюсь, что она продолжит на том месте, на котором остановилась и закончит фрагмент. Она кажется уязвимой, хрупкой в слабом свете луны, освещающем кончики её волос.

Пожалуйста, просто играй, Сэрай. Не думай, просто играй.

Она продолжает с того места, на котором остановилась, но после нескольких нот сдается. Разочарованная собой, она наклоняется вперед, её руки мягко прикасаются ко лбу.

Я сажусь рядом с ней на скамейке.

– Я научу тебя, – говорю я, положив пальцы на клавиши. – Если ты этого хочешь. – Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и я знаю, ей интересно, говорю ли я сейчас только о музыке. Она медленно кивает.

Я начинаю сначала и играю фрагмент ровно до того момента, на котором остановилась она. А затем она пробует снова. И вновь, пока я слежу за её игрой, она способна контролировать её так же, как делала это до того, как привела меня сюда. Это сводит меня с ума, да так, что мои закрытые глаза наполняются слезами. Но только моему сердцу удается пролить их.

На этот раз она доигрывает до конца, и тишина заполняет пространство между нами.

– Я не хочу спать в одиночестве, – говорит она.

И я не заставляю её. Сэрай быстро засыпает, свернувшись калачиком со мной на кровати. Прямо там, где надо.

Глава 29

Сэрай

Когда я проснулась следующим утром, солнце светило из большого окна, хотя шторы закрыты. На кровати я лежу в одиночестве, но знаю, что в доме есть кто-то еще. Шаги Виктора в соседней комнате разбудили меня. Мое сердце истощено, но мой мозг и тело чувствуют изменения. Я не помню, когда в последний раз так хорошо спала.

Мне кажется, что никогда.

Я поднимаюсь с кровати, выпутываясь из простыней. Мне не верится, что прошлой ночью я совершила такое, но я сделала это, на этом все кончено. Я не могу смотреть в лицо Виктору и не устыдиться, но скрываться в этой комнате всю свою жизнь тоже не выйдет.

Я выбираю реальность.

Выйдя из комнаты, мне становится интересно, почему мы не встали до рассвета, как планировали.

Он сидит в гостиной в одиночестве, когда я захожу, полностью одетый в свой лучший костюм с сумками у ног, но без чемодана с деньгами. В его руках газета, а на столе рядом с креслом чашка с черным кофе.

– Почему мы не уехали раньше? – спрашиваю я, проходя оставшуюся часть комнаты.

Он опускает газету и решает сложить её пополам, а затем опускает ее на столик рядом с кофе.

– Я посчитал, что тебе необходимо выспаться.

Мое лицо краснеет, делая мои попытки не устыдиться тщетными, но я сомневаюсь, что его ответ связан с этим.

– Спасибо! – говорю я.

Я снова поднимаю на него взгляд.

– Выглядит, как будто ты собираешься купить мне еще одну пару обуви, – указываю я, стоя босая на холодном полу, мои руки скреплены вместе за спиной.

Обувь, которую он мне покупал до этого, осталась в особняке, когда нам пришлось убегать в спешке. Так или иначе, с обувью мне не везет.

– Об этом не беспокойся, – говорит он, перекрещивая ноги и поправляя жилет.

Я осматриваю комнату, ища сумки из магазинов или любую женскую одежду, оставленную здесь по какой-то неизвестной причине.

В переднюю дверь входит невысокая женщина средних лет в темно-синем костюме, неся в одной руку яркую сумочку и несколько небольших магазинных пакетов в другой.

В её руках звенит связка ключей. Она закрывает дверь, толкая её бедром. Ей удается забросить ключи в сумочку, неловко крутя запястьем.

– Ты должно быть Изабель, – быстро говорит она.– Я Офелия. Рада познакомиться с тобой.

Я киваю и представляюсь сама, хотя, видимо, она уже знает моё имя, вернее имя, которое дал мне Виктор.

Она бросает сумку посреди пола и подходит ко мне, пересекая всю комнату. Сумки из магазинов также продолжают болтаться на её руке, а на время она отвлекает свое внимания от меня.

– Ты был прав о размере, – произносит она, смотря на Виктора. Она кладет сумки на чистый диван. – У моей дочери твой размер, – говорит она на этот раз мне. – Так что надеюсь, я выбрала правильно. Милена росла медленно, это точно. – Она активно жестикулирует руками. Кольца украшают её пальцы. – Конечно, это моя вина, что она выросла, окруженная Версаче и Валентино, но моя дочь самая красивая девушка, когда приходит куда-либо. Так что, полагаю, несмотря на все то дерьмо, что я переношу с ней, мой банковский счет того стоит. Так, дай-ка на тебя посмотреть. – Я пытаюсь скрыть неловкий взгляд, который знаю, бросаю на неё, когда она примеряет на меня сарафан.

Вместо этого я решаю смотреть на Виктора, надеясь, что он, возможно, поведает мне о том, кто эта женщина и зачем она здесь.

Он улыбается мне.

Я всматриваюсь в него усерднее. Неужели он только что мне улыбнулся?

– Отлично подходит, – произносит Офелия.

Но следом она откладывает платье в сторону и начинает вынимать другие вещи из того же пакета. Следующая сумка полна подарочными коробками, открывая каждую, она разворачивает наряды, украшенные экстравагантной папирусной бумагой и шифоном, что вероятно стоит куда больше, чем следует. Продолжая со своими приобретениями, которые достойны её дочери, она достает каждую вещь и примеряет их ко мне, воображая, как я в них буду выглядеть. Или, может быть, как в них будет выглядеть Милена.

Она очень необычная.

– Конечно, после того, как её отец бросил нас, мне необходимо было найти работу, – Офелия дергает рукой и смотрит прямо на меня, словно её работа самая ужасная. – Таким образом, чтобы поддержать Милену и её дорогой вкус, я занимаюсь бизнесом. Вот, примерь это. Это необычный день, так что тебе следует одеться подходяще.

– Что конкретно за бизнес? – спрашиваю я.

Я поворачиваюсь к ним спиной и снимаю футболку. Я бросаю быстрый взгляд на выбранное Офелией платье, больше интересуясь её рассказом.

Виктор отпивает кофе и притворяется, что читает газету. А возможно он и не притворяется. Зачастую я просто не могу сказать точно.

– Уборка домов, – отвечает она.

Я в растерянности и уверена, что она сказала что-то другое.

– Вы можете позволить себе покупать Версаче и Валентино на прибыль от этого бизнеса? – удивленно спрашиваю я. – Без обид.

– Ничего, – говорит она, снимая с меня платье. – Но да, могу. Я работаю только на тех, кто может заплатить мне. Знаменитости, музыканты; ты понимаешь, люди, у которых есть больше денег, чем надо. Состоятельные люди быстро нанимают кого-то сделать мелкую работу только потому, что они это могут. Я зарабатываю на их глупости. – Она бросает взгляд на Виктора. – Без обид.

– Ничего, – отвечает он и снова отпивает свой кофе.

– Ясно, – произношу я, в то время как по моей коже струится прохладная тонкая ткань.

Я поворачиваюсь, как только снова одета.

– Да, я бы сказала, что этот наряд смотрится отлично, – говорит она, держа руки на бедрах и осматривая меня с головы до ног. – Хотя тебе следует надеть лифчик без бретелек.

Офелия снова копается в другой сумке, смотря на Виктора. – Похоже, и размер чашечек бюстгальтера тебе точно подойдет, – говорит она и мое лицо покраснело.

Полагаю, он хорошо изучил мой размер.

– Нижнее белье было небольшой частью всего, я купила его по пути сюда. Остальное взяла у дочери. Кошелек и другие вещи первой необходимости взяла там же, – Она кладет лифчик мне в руки. – Я уверена, что за те вещи, которые она никогда не одевала, можно купить Бентли.

Я надеваю лифчик, сорвав бирку, и она помогает застегнуть его сзади, потому что самой мне сложно это сделать. Затем она застегивает молнию на спине у светло-розового кружевного платья в цветочек, и я пробую полюбоваться на себя в нем. Оно очень короткое, чуть выше колен. И оно чешется вокруг большого декольте. Я не привыкла носить подобные вещи, по крайней мере, не везде и всего несколько часов на светском мероприятии, где всего то и нужно было тихо стоять и улыбаться. С Виктором, видимо, не получится быть тихой.

Следом идут туфли.

– Думаю, каблуки тут не подойдут, – протестую я, когда она открывает первую коробку.

Я не за что их не надену. Великолепные туфли, не спорю, но такого не будет. Офелия снова смотрит на Виктора. Он кивает, говоря, что все в порядке. Она разочарованно закрывает верхнюю коробку и открывает другую.

– Не то, чтобы надела я с этим платьем, – говорит она. – Но, по меньшей мере, они подходят.

Офелия ставит кремовые сандалии из одних ремешков передо мной, и я их примеряю. Бюстгальтер неудобный – вероятно любой бюстгальтер я еще долго не надену – врезается в кожу. Я пытаюсь исправить это, но бой заканчивается через 6 секунд. Понимаю, что должно быть выгляжу сейчас совсем неженственно, стаскивая малоэластичные бретельки с плеч и морщась от дискомфорта. Когда, как кажется, мне удалось с этим справиться, я расслабляю плечи и неловко стою на месте.

– Ты хорошо выглядишь, – говорит Виктор, сидя в кресле с газетой на коленях.

Ты тоже…

– Спасибо, – отвечаю я и отвожу взгляд.

Я никогда так раньше не боялась ловить его взгляд. Унижение сильнее, чем я думала. Чем больше он смотрит на меня, тем больше паранойи просыпается во мне по поводу того, какие мысли роятся сейчас в его голове. Я не знаю, что на меня нашло прошлой ночью. Я вошла в его комнату со страстью и похотью в глазах, но в каком-то смысле это не моя вина, а вина психического мазохиста во мне.

Но он позволил мне. И я не знаю, что и думать. Понимаю, что он не получил от этого удовольствия, да я и не ждала, но только один из нас чувствует себя неловко. И это я.

Виктор встает со стула, а газету оставляет на столе. Из правого кармана он достает наличные.

– На одежду для дочери, – говори он, кладя деньги в руки Офелии. – Тут достаточно также и для оплаты потраченного времени.

Она кладет деньги в свой карман.

– Я полагаю, мы закончили, – говорит Офелия. – Если вы когда-нибудь решите сюда вернуться, то знаете, как меня найти. Для вас цена останется прежней.

Виктор кивает.

– Обязательно, – отвечает он.

Офелия поворачивается ко мне со сдержанной улыбкой.

– Держи его в узде, – произносит она. – И просто попробуй каблуки. Ты выглядишь великолепно в них.

– Я подумаю об этом, – в ответ улыбаюсь я.

Она гладит меня по руке, проходя мимо, подбирая свою сумочку с пола по дороге к выходу.

Еще долгое время после ухода Офелии я всматриваюсь в дверь, не потому, что думаю о ней, я не могу заставить себя взглянуть на Виктора.

Он встает передо мной и берет мои локти в свои руки. Я стою со скрещенными на груди руками.

– Сэрай, – говорит он.

Я поднимаю взгляд прежде, чем Виктор сможет, что-либо сказать, бормочу:

– Прости меня… Виктор… я не сумасшедшая… мне очень жаль.

– Не надо, – отвечает он.

Я просто смотрю на него.

– Ты хорошо играешь, – продолжает он.– Ты когда-нибудь думала играть профессионально?

Проходит много времени, прежде, чем я смогла что-либо сказать.

– Я думала о сцене, – отвечаю я, и он убирает руки с моих локтей. – Но меня больше это не интересует. Мне просто нравится играть для себя.

Дабы снова избежать зрительного контакта, я подхожу к дивану и начинаю складывать одежду в аккуратные кучки.

Не поворачиваясь к нему лицом, я продолжаю:

– Я не имею понятия, что буду делать, когда приеду к тете, но что-нибудь придумаю. Пойду на какие-нибудь курсы, и тогда, может быть, уеду. – Я не могу закончить, так как не знаю, что сказать. Я избегаю его, с тревогой теребя одежду в руках. – По крайней мере, со мной будет все хорошо, когда я её увижу. Возможно, сейчас она примет меня, особенно, когда на мне одежда не из магазина, где все за доллар.

– Ты можешь пообещать одну вещь? – спрашивает Виктор.

Я поворачиваюсь к нему.

– Мне кажется, я задолжала тебе куда больше, – говорю я. – Что?

– Ты будешь иногда играть для меня.

– Что ты имеешь в виду?

Он наклоняется за спинку книжного шкафа и достает другой чемодан. Затем он подходит ко мне, кладет его на диван и открывает.

Но чемодан пуст. Он кратко указывает на мою кучу одежды.

– Наш самолет через час, – говорит он. – Отныне и до тех пор, пока не скажу иного, ты Изабель Сейфрид и тебе удобно в новой шкуре. Ты энергичная и остроумная, но позволь говорить мне, за исключением тех случаев, когда ты чувствуешь нужду отстоять свое мнение, даже если тебя не спрашивали. Ты ничего не боишься, еще ты уязвима, что как ты знаешь, негласно становится сильным оружием для мужчин. Им нравится чувствовать себя теми, кто может сломать человека. Ты богата, хотя никто не должен знать, откуда деньги, просто у тебя столько, что куры не клюют. И единственный, кто может приручить тебя, это я. Что практически наверняка, мы демонстрировали, по крайней мере, дважды в течение этой миссии. И что бы я ни попросил тебя сделать, не думая делай, так как это может быть вопросом жизни и смерти. Всё понятно?

Я тупо уставилась на него.

– Ты берешь меня с собой? – В моей голове крутится около 50 вопросов, но только этот я смогла выдавить из себя.

Он подходит ко мне.

– Да, – отвечает Виктор. – Я беру тебя с собой на дело, потому что хочу, чтобы ты увидела всё своими глазами. Тебе нужно понять, что моя жизнь не для тебя.

Он берет мои руки в свои и садится вместе со мной на диван, отодвигая чемодан в сторону.

– Надеюсь, это поможет тебе принять другую жизнь где-нибудь еще. Жизнь, в которой присутствуют учеба в колледже, работа, друзья и парень.

Виктор сжимает мои руки, я пристально смотрю на него, обдумывая его слова и причины действий. На мгновение мне интересно, кого из нас двоих он больше пытается убедить.

– Сэрай, слушай меня внимательно, – говорит он. – Если ты поедешь со мной, то нужно понять, что тебя могут убить. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого избежать, но нет никакой гарантии, ведь неважно насколько ты мне доверяешь, тебе не стоит ни при каких обстоятельствах доверять кому-нибудь полностью. В конце концов, ты можешь доверять лишь самой себе. Я не твой герой. Я не твоя половинка, которая смогла бы предотвратить все плохое, что случилось с тобой. Всегда доверяй своим инстинктам в первую очередь и мне, если ты выберешь последнее.