Текст книги "Искушение Дэвида Армитажа"

Автор книги: Дуглас Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Я был потрясен:

– Эй, ведь вы это сделали без автосуфлера!

– Дело вот в чем. Нам с вами повезло: мы живем в эру «естественной свободы», такой еще не было никогда. Но то, что говорил Смит, чертовски верно: прежде чем увлечься роскошью, убедись, есть ли у тебя деньги, чтобы прикрыть свою спину. Вот тут я и пригожусь. С финансовой точки зрения я не только буду прикрывать вашу спину, но и построю вам крепость из капитала. Это означает, что, какие бы карты вам ни сдало будущее, ваши позиции все равно останутся сильными. И давайте признаемся, пока ваше положение сильное, никто не осмелиться использовать вас в качестве коврика у двери.

– Что конкретно вы предлагаете?

– Я не собираюсь предлагать ничего. Я только хочу показать вам, как я добиваюсь результатов. Вот как мы поступим: если вы согласны доверить мне номинальную сумму денег, скажем пятьдесят тысяч, я обещаю вам удвоить эту сумму за полгода. Вы пишите чек на мою компанию на пятьдесят тысяч, я присылаю вам на подпись необходимые бумаги, и через шесть месяцев вы получаете как минимум сто тысяч…

– А если вы проиграете…

Он перебил меня:

– Я никогда не проигрываю.

Пауза. Затем я сказал:

– Позвольте мне спросить вас вот о чем. Почему вы так стараетесь заарканить меня?

– Потому что ваше имя на слуху, вот почему. А я люблю иметь дело с сильной командой. Простите, я снова жонглирую известными именами, но вы когда-нибудь слышали о Филиппе Флеке?

– Мультимиллиардере-отшельнике? Крупнейшем кинопродюсере? Кто же не слышал о Филе Флеке? Он суперзнаменит!

– На самом деле он такой же парень, как и мы все. Парень с двадцатью миллиардами долларов…

– В вашем табеле о рангах это уж точно «мать твою, как богат», Бобби.

– В смысле богатства Фила можно поместить в Зал славы. К тому же он мой большой друг.

– Здорово.

– Кстати, он ваш поклонник.

– Шутите?

– «Самый умный автор на телевидении» – вот что он мне сказал на прошлой неделе.

Я не знал, покупаться мне на эту лесть или нет. Поэтому я скромно откликнулся:

– Поблагодарите его от моего имени.

– Вы считаете, что я опять вешаю вам на уши эту лапшу насчет звезд?

– Если вы говорите, что являетесь другом Фила Флека, я вам верю.

– Достаточно верите, чтобы выписать чек на пятьдесят тысяч?

– Конечно, – сказал я не совсем уверенно.

– Тогда выписывайте чек.

– Прямо сейчас?

– Ага. Вынимайте чековую книжку из кармана и…

– Откуда вы знаете, что я ношу чековую книжку с собой?

– Ну, по своему опыту я знаю, что, как только человек зарабатывает сколько-нибудь серьезные деньги, особенно после долгих лет прозябания, он начинает повсюду носить с собой чековую книжку. Потому что у него вдруг появляется возможность купить кучу вещей, которых он раньше не мог себе позволить. И куда более классно выписать чек, чем предъявить покрашенный под платину кусок пластика…

Я невольно коснулся нагрудного кармана своего пиджака:

– Признаю себя виновным.

– Тогда выписывайте чек.

Я вытащил чековую книжку и ручку. Положил и то и другое на стол. Бобби нетерпеливо постучал по чековой книжке указательным пальцем.

– Решайтесь, Дейв, – сказал он, – время заключать сделку. Это один из тех моментов, от которых зависит будущее. И я знаю, о чем вы думаете: «Могу ли я доверять этому парню?» Ну, больше торговать собой я не буду. Один только вопрос: у вас хватает мужества стать богатым?

Я взял ручку. Открыл книжку. Выписал чек.

– Умница, – похвалил меня Бобби.

Через несколько дней от фирмы «Барра и партнеры» в мой офис поступили документы о вкладе. Два месяца я оставался в неведении, затем Бобби позвонил. Я поинтересовался, как дела. В ответ Бобби сказал, что рынок «очень бурный» и что «мы выигрываем». Он обещал перезвонить через два месяца. Так и произошло – день в день. Разговор был хотя и дружеский, но короткий – чувствовалось, что Бобби торопился. Его прогноз, тем не менее, был оптимистичен. Еще через два месяца в мой офис поступил конверт. В нем я обнаружил банковский чек на свое имя на сумму $ 122 344,82 и записку: «Вышло немного удачнее, чем мы предполагали. Теперь это дело надо обмыть».

Я не мог не оценить стиля этого парня. Сначала он меня преследовал, потом, можно сказать, исчез – и снова возник, когда смог отчитаться о результатах. Все эти деньги я опять доверил Бобби, а затем добавил еще 250 тысяч, когда закончился второй сезон. Мы стали изредка встречаться. Бобби все еще не был женат («Думаю, из меня плохой узник», – сказал он мне), но его всегда сопровождала какая-нибудь красотка, чаще всего будущая актриса. Она обязательно была блондинкой и явно не Принцессой-семь-пядей-во-лбу. Я часто поддразнивал его за приверженность вкусам богатых пижонов.

– Слушай, когда-то я был коротышкой из заводского предместья. Теперь я коротышка с деньгами. Естественно, я пользуюсь этим, чтобы уестествить всех этих руководительниц групп поддержки, которые когда-то считали меня грязной обезьяной.

Проведя пару вечеров с Бобби и его пассиями, я понял, что меня не устраивает такая концепция хорошего времяпровождения. Поэтому мы ограничили наши ежемесячные мальчишники скромным ужином, во время которого я позволял Бобби болтать обо всем на свете.

Салли никак не могла понять, почему он мне нравится. Она одобряла его методы инвестирования денег, но ее единственная встреча с Бобби была настоящей катастрофой. Бобби знал о статусе Салли на «Фокс Телевижн» и стремился познакомиться с ней, как только осядет поднятая разводом пыль. Поэтому примерно через три месяца после того, как мы с Салли стали официально жить вместе, он пригласил нас на ужин в «Ла Пти Порт» в Западном Голливуде.

Стоило нам сесть за столик, как я сразу понял, что Салли отнесла Бобби к разряду деревенщины, хотя он и пытался очаровать ее.

– Все, кто хоть что-нибудь из себя представляет, знают, кто такая Салли Бирмингем, – заявил он.

Бобби старался показать свою начитанность, спросив, какой роман Дона Делило ей нравится больше всего.

– Я не читала ни одного, – отрезала она. – Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на литературную самонадеянность.

Тогда в ход пошла «звездная карта»: Бобби вскользь упомянул, что вчера из своего дома в Париже ему позвонил Джонни Депп, которому понадобилось обсудить дела на бирже.

Салли, прищурившись, взглянула на него и едко заметила:

– Какая же у вас интересная жизнь.

Мне было больно смотреть на это. Однако надо отдать должное Салли – разрушительный процесс сопровождался аристократической улыбкой. Она ни разу не сказала: «Все это дерьмо». Она ни разу не повысила голос. Но в конце вечера Бобби еще больше уменьшился в размерах. Салли вежливо дала ему понять, что считает его низшей категорией, мелким буржуа, на которого не стоит тратить драгоценное время.

По дороге домой она потянулась ко мне и, погладив по голове, заметила:

– Милый, ты знаешь, что я тебя обожаю, но, пожалуйста, никогда не заставляй меня проходить через такое.

Долгое молчание. Наконец я выдавил из себя:

– Так плохо?

– Ты понимаешь, что я хочу сказать. Возможно, он блестящий брокер… но в социальном смысле он полный дурак.

– Мне он кажется забавным.

– И я могу понять почему, особенно если ты когда-нибудь будешь писать для Скорсезе. Он коллекционирует людей, Дэвид, и ты objet d'art [9]9
  objet d'art (фр.) – предмет искусства, произведение искусства.


[Закрыть]этого месяца. На твоем месте я бы позволила ему заниматься инвестициями, и ничего больше. Он дешевый и показушный, он из тех жуликов, которые могут с утра побрызгаться лосьоном от Армани, но все равно будут вонять простым одеколоном.

Салли была жестокой, и мне неприятно было обнаружить в ней эту малосимпатичную сторону. Но я ничего не сказал. Я также ничего не сказал Бобби, когда он позвонил мне через несколько дней после ужина и объявил, что намечает в этом году прибыль в двадцать девять процентов.

– Двадцать девять процентов? – поразился я. – Но ведь это незаконно…

– Да нет, вполне законно.

– Шучу. – Уловив в его голосе обиду, я поторопился исправить свою оплошность. – Я очень доволен. И благодарен. В следующий раз я сам плачу за ужин.

– А следующий раз будет? Салли ведь решила, что я придурок, верно?

– Я ничего такого не знаю.

– Ты врешь, но все равно спасибо. Поверь мне, я знаю, когда промахиваюсь.

– Просто вы совсем разные, такое бывает.

– Да нет, это ты просто вежлив. Но слушай, если ты не разделяешь ее мнения…

– С какой стати? Особенно если вспомнить про двадцать девять процентов.

Он засмеялся:

– Итог всегда важнее всего, так?

– Это ты меня спрашиваешь?

У Бобби хватило ума никогда больше не упоминать о том кошмарном вечере, хотя он всегда справлялся о Салли, когда мы встречались. Раз в месяц я с ним ужинал. Ведь, что ни говори, двадцать девять процентов – это двадцать девять процентов. Бобби мне действительно нравился, и я видел, что, если отбросить в сторону его хвастливую браваду, он просто малый, который надеется оставить свою метку в этом глубоко безразличном мире. Как и все мы, он пытался поверить в то, что на самом деле чего-то стоит. Вот откуда проистекали его амбиции.

Так или иначе, но я был настолько занят, что наше общение с Бобби ограничилось ежемесячными ужинами. К тому времени, когда в производство были запущены серии второго сезона, я пришел к выводу, что моя жизнь представляет собой одну большую круговерть: четырнадцать часов в день за работой, семь дней в неделю. Несколько оставшихся часов полностью были посвящены Салли. Но она не особо жаловалась, что мы мало проводим времени вместе. Для Салли работать менее семнадцати часов в день было равносильно безделью.

Единственными маяками в этом сумасшедшем расписании были два выходных в месяц, которые я проводил с Кейтлин. Разрыв между нами быстро зарубцевался. Во время моего первого визита в их новый дом она была несколько отстраненной. Но мы провели прекрасный день в Сан-Франциско, и она немного оттаяла.

В тот вечер, когда мы ужинали в ресторане «На причале рыбака», Кейтлин сказала:

– Мне нужно задать тебе один вопрос, папа.

– Выкладывай, – кивнул я.

– Ты скучаешь по мне и маме?

Я почувствовал, как меня окутала печаль.

– Каждый день, каждый час, – сказал я, беря ее за руку. Дочь не отняла руки, а наоборот, сжала мою.

– Ты не мог бы снова жить с нами? – спросила она.

– Мне бы очень хотелось, чтобы это было возможно, но…

– Это потому, что ты больше не любишь маму?

– Я всегда буду любить твою маму… но иногда людям, которые любят друг друга, трудно жить вместе. Они расходятся. Или…

– Вы могли бы снова сойтись, – заметила она.

Я улыбнулся:

– Все не так просто, Кейтлин. Люди совершают поступки, которые другим людям трудно простить. Или они понимают, что должны начать жить другой жизнью.

Она отняла руку и уставилась на стол:

– Мне не нравится, что ты больше с нами не живешь.

– И мне тоже не нравится, что мы не вместе, – сказал я. – Мне жаль, что я не могу взмахнуть волшебной палочкой и все исправить. Не могу. Но все равно мы будем с тобой встречаться дважды в месяц на выходные. Во время каникул ты сможешь провести со мной столько времени, сколько захочешь…

– Ты будешь работать во время моих каникул.

– Я постараюсь не работать.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– И ты будешь приезжать ко мне каждые две недели?

– Обязательно.

Я ни разу не нарушил своего обещания. Наоборот, не существовало ничего такого, черт побери, что могло бы помешать мне два раза в месяц навестить свою дочь.

Прошло еще полгода. Вторая часть сериала была снята. Реакция была потрясающей. К Элисон уже поступили звонки насчет продолжения, а ведь до показа оставалось еще два месяца. Жизнь была хаотичной, но я не мог жаловаться. Моя карьера складывалась удачно. Моя страсть к Салли не уменьшалась… и она тоже все еще была очарована мною. Мои деньги делали деньги. И хотя Люси все еще обращалась со мной крайне холодно, когда я навещал дочь, сама Кейтлин всегда радостно встречала своего папу. Иногда она даже проводила выходные в Лос-Анджелесе.

– Что с тобой? – однажды спросила Элисон во время ланча. – Ты кажешься счастливым.

– Это действительно так.

– Мне взбудоражить прессу?

– Разве это плохо, если человек счастлив?

– Вряд ли. Просто… ты же никогда не бываешь в самом деле счастливым, Дейв.

Она была права. Но ведь до самого последнего времени мне никогда не удавалось заполучить то, что я раньше хотел.

– Ну, – сказал я, – может быть, теперь я научусь быть счастливым.

– Ради разнообразия это было бы неплохо. И пока ты на этом пути, устрой себе небольшой отпуск. Успех дорого тебе обошелся.

И снова она была права. За последние полтора года я уже забыл, что такое отпуск. Я устал и остро нуждался в передышке. Настолько остро, что, когда Бобби в середине марта позвонил и спросил, не хотел бы я слетать на выходные на Карибское море и взять с собой Салли, я сразу же согласился.

– Прекрасно, – сказал Бобби, – потому что Фил Флек хочет с тобой встретиться.

Эпизод третий

Несколько фактов о Филе Флеке. Он родился в Милуоки сорок четыре года назад. Его отец владел небольшой упаковочной фабрикой. Когда отец умер от инфаркта в 1981 году, Фила отозвали из Нью-йоркского университета и вынудили заниматься семейным бизнесом. Хотя он взялся за это дело неохотно, поскольку собирался стать кинорежиссером, ему пришлось, уступая мольбам матери, встать во главе фирмы. За десять лет он превратил захудалую провинциальную компанию в одну из самых крупных в Америке в этой области. Вот тогда он и сделал свой первый миллиард. После этого Фил начал ввязываться в авантюры и на заре девяностых решил поставить на такую темную лошадку, как Интернет. Вложения были сделаны настолько мудро, что к 1999 году несостоявшийся кинорежиссер уже стоил двадцать миллиардов.

В 2000-м ему исполнилось сорок, и именно в этом году он внезапно решил исчезнуть из поля зрения. Он отказался от председательства в своей собственной компании. Перестал появляться на публике. Заключил контракт со службой безопасности, которая заботилась о том, чтобы никто не нарушал его личного пространства. Он отказывался от всех интервью и выступлений. Он спрятался за обширным аппаратом, который вел все его дела. Фил исчез из виду настолько основательно, что многие думали: либо он умер, либо рехнулся. Самые смелые сравнивали его с Джеромом Сэлинджером [10]10
  Американский писатель Джером Дэвид Сэлинджер после оглушительного успеха повести «Над пропастью во ржи» предпочел вести жизнь затворника, уединившись в особняке в городке Корниш, штат Нью-Хэмпшир, и занимаясь духовными практиками.


[Закрыть].

Спустя три года Филипп Флек снова появился на публике. Уточнение: сам он так и не появился, но его имя было у всех на слуху, когда вышел его первый фильм под названием «Последний шанс». Фил сам написал сценарий, сам проделал режиссерскую работу и сам финансировал производство. В единственном интервью, которое он дал перед выходом фильма в «Эскуайр», он назвал свое детище «кульминацией десяти лет планирования и размышления». Сюжет был завязан на двух парах, оказавшихся на острове перед лицом кризиса вселенских масштабов, когда атомный взрыв стер с лица земли большую часть Новой Англии. Герои, попавшие в ловушку, надеялись, что смертоносное облако не накроет их, пройдет мимо. Они ссорились и мирились, спорили и трахались, пока не начали раздумывать над «действительным смыслом временного существования» и… «собственной неизбежной смертью».

Картина получил убийственные отзывы. Фила обозвали «претенциозным посмешищем», бездарным богачом, который спустил кучу денег на самый тщеславный и самый абсурдный фильм из когда-либо сделанных.

После такого теплого приема Фил снова исчез, предпочитая встречаться только с некоторыми из узкого круга своих друзей. Но потом его имя снова замелькало в новостях, когда просочились слухи, что он наконец женился… на редакторе сценария «Последнего шанса». Прочитав об этом браке в «Таймс», Брэд Брюс – мы с ним сидели в офисе – повернулся ко мне и сказал:

– Может быть, парень женился на ней, потому что она оказалась единственной, кто не смеялся над его долбаным сценарием?

Хотя критики солидно пощипали гордость Филиппа Флека, они ничего не могли сделать с его банковским счетом. В последнем списке «Форбс» он шел восьмым среди американцев, его капитал оценивался в двадцать миллиардов. У Фила были дома в Манхэттене, Сан-Франциско, Малибу, Париже и Сиднее, не говоря уже о том, что за ним числился личный остров в районе Антигуа. Собственный «Боинг-767» по сравнению с этим кажется мелкой безделушкой. К тому же Фил всегда был активным коллекционером. Имея особую склонность к американским художникам двадцатого века, особенно к абстракционистам шестидесятых, таким как Матеруэлл, Филипп Гастон и Ротко, он мог похвастаться редкими экземплярами, купленными за баснословные деньги. При этом он щедро жертвовал на благотворительность, отдавая явное предпочтение кинематографии. Насколько я знаю, очень и очень немаленькие суммы были, в частности, вложены в Американский институт кинематографии, факультет кинематографии Нью-йоркского университета и «Синематек Франсез». Филипп был настоящим киноманом, человеком, который в интервью «Экскуайер» признался, что за свою жизнь он посмотрел более десяти тысяч фильмов. Иногда, правда редко, его видели в таких известных парижских кинотеатрах, как «Аккатоун» и «Экшн Кристайн», хотя в толпе его узнать было почти невозможно, поскольку внешне он совершенно обыкновенный мужчина.

«Даже не думайте о дизайнерской одежде, – так писал о нем журналист «Экскуайер». – Вблизи он ничем не отличается от работяги Джо без каких-либо особенностей. Он настоящий Мистер Молчун. Трудно сказать, страдает ли он особой формой робости или все дело в человеконенавистнической надменности, которая проистекает из его астрономического богатства. Но, имея такие миллиарды, ему нет нужды связываться с остальным миром. Вы мысленно окидываете взглядом владения Филиппа Флека во всем их сверкающем великолепии, потом внимательно смотрите на него и думаете: случается, что Господь милостиво улыбается чокнутым».

После того как Бобби предложил провести выходные в карибском убежище Флека, я попросил свою помощницу разыскать мне то интервью. Когда я закончил его читать, я тут же перезвонил Бобби и спросил:

– Тот журналист все еще жив?

– Не знаю даже, что тебе сказать… Мне кажется, стол в третьеразрядной газете вряд ли можно сравнивать с головокружительным миром журналов Уильяма Херста [11]11
  Херст, Уильям Рэндоф (1863–1951) – американский медиа-магнат, основатель «желтой прессы», специализирующейся на сплетнях и скандалах.


[Закрыть].

– Что же касается Фила… Если бы я получил такую прессу, я бы записался в отряд камикадзе.

– Ну да, но если у тебя двадцать миллиардов в банке…

– Понятно.

– Конечно, после того как его извозили в дерьме из-за «Последнего шанса», он даже думать забыл о том, чтобы ставить фильмы. Но я знаю и то, что Фил не из тех, кто сдается. Сдержать его нельзя. Если он чего-то хочет, он это получает. А в данный момент он хочет тебя.

Я начал смутно догадываться, что было побудительной причиной – подтекстом – моего вызова в логово Флека.

– Значит так, – сказал Бобби. – Фил собирается прожить неделю на своем острове. Кажется, он называется Саффрон… И можешь мне поверить, это рай de luxe.

– Позволь мне высказать предположение, – сказал я. – Он построил свой собственный «Тако Белл» [12]12
  «Тасо Bell» – сеть закусочных в Латинской Америке.


[Закрыть]на острове…

– Слушай, откуда такой сарказм?

– Мне просто нравится поддразнить тебя насчет твоего мегабогатого дружка.

– Фил и в самом деле оригинал. И хотя он охраняет свое личное пространство почище ядерного полигона, среди друзей он обычный человек…

– И если верить Бобби, ему действительно нравится Бобби.

– Уж такой я парень, меня нельзя не любить.

– Я не хочу тебя обидеть, – сказал я, – но мне все равно не ясно, как ты умудрился проникнуть в его близкий круг. Я хочу сказать, что в сравнении с ним мистер Кубрик [13]13
  Кубрик, Стенли (1928–1999) – выдающийся американский кинорежиссер.


[Закрыть]представляется вполне доступным.

Бобби объяснил мне, что его свели с Флеком три года назад, во время съемок «Последнего шанса». Поскольку Флек платил абсолютно за все, ему хотелось добиться налоговой льготы. Среди помощников Флека оказался клиент Бобби, который, считая моего приятеля финансовым гением (он именно так и сказал, слово в слово), предложил организовать встречу. В итоге Бобби пригласили в Сан-Франциско в скромный особняк на Рашн-Хилл. Они с Филом познакомились и даже более того – подружились. Бобби предложил план, в соответствии с которым Флек, снимая кино в Ирландии, мог бы легко исключить все двадцать миллионов, потраченных на производство, из своих доходов в следующем году. И налоговая служба при этом молчала бы в тряпочку.

– В результате «Последний шанс» был снят на Богом забытом маленьком островке напротив ирландского побережья, а павильонные съемки проведены в дублинской киностудии. Надо сказать, что для всех задействованных в проекте людей это было настоящим кошмаром, но Бобби завоевал главный приз – сошелся накоротке с самим Филиппом Флеком.

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но мы говорим на одном языке. И я знаю, что он уважает мое мнение насчет финансов.

Настолько, чтобы разрешать тебе играть своими деньгами? Я уже задал было этот вопрос, но вовремя попридержал язык. Потому что был уверен: обладая такими средствами, Фил Флек наверняка имел с десяток Бобби Барра у себя в услужении.

И все-таки я не мог понять одного: что нашел этот отшельник в столь суетливом человеке, как мой финансово одаренный приятель? Разве что, вроде меня, ему нравилось разнообразие.

– А что представляет из себя его новая жена? – спросил я Бобби.

– Марта? Типичная англичанка. Очень начитанная. Весьма привлекательная, если тебе по душе тип Эмили Дикинсон.

– Ты знаешь Эмили Дикинсон?

– На свидания друг к другу мы не бегали, но…

Я вынужден был признать, Бобби соображал быстро.

– Вот что я тебе скажу, только это между нами. Никто не удивился, когда он выбрал именно ее. До этого он поменял кучу красоток, хотя всегда чувствовал себя неловко рядом с какой-нибудь моделью, которая с трудом могла написать собственное имя. Он никогда не пользовался большим успехом у дам, даже имея такие деньги.

– Тогда очень мило, что он кого-то встретил, – сказал я, думая, что эта Марта, несмотря на положительный отзыв Бобби, скорее всего, очень умная золотоискательница.

– Давай вернемся к тебе, – вернулся Бобби к прерванной теме разговора. – Повод для приглашения весьма простой. Я уже говорил, что Филу нравится твой сериал и он просто жаждет познакомиться с тобой. Взвесив все «за» и «против», он решил, что ты согласишься провести пару дней вместе со своей дамой под пальмами острова Саффрон.

– Ты уверен, что Салли может поехать со мной?

– Я же только что это сказал.

– И это простой визит, больше ничего?

– Да, тут ты прав, – признался Бобби, и в голосе его появилась некоторая неуверенность. – Разумеется, ему захочется немного поговорить с тобой о бизнесе.

– Ну и что? Я не возражаю.

– И он хотел бы, чтобы до поездки ты прочитал один сценарий…

– Так и знал, что здесь есть какая-то уловка.

– Да ничего особенного, Дейв. Он только просит, чтобы ты прочел новый сценарий из любезности.

– Послушай, я же не редактор…

– Чушь собачья. Именно этим ты и занимаешься со всеми эпизодами, которые пишешь не сам.

– Да, но здесь есть разница. Это ведь мой сериал. Ты уж меня прости, но я не берусь судить работу других людей.

– Да никто и не просит тебя судить и редактировать. Как я уже сказал, ты просто окажешь Флеку любезность, ничего больше. Тем более, автор этого сценария сам Филипп Флек. И он готов доставить тебя в своем собственном самолете на свой собственный остров, где у тебя будут личные комнаты, личный бассейн, личный дворецкий и шестизвездное обслуживание, какого ты не найдешь нигде в мире. А в обмен на всю эту роскошь тебя просят лишь прочитать сценарий, в котором, я должен заметить, всего сто четыре страницы, это точно, потому что клятая рукопись сейчас лежит передо мной. А когда ты ее прочитаешь, ты сядешь где-нибудь под пальмами острова Саффрон и с часок поговоришь с восьмым по счету из самых богатых людей Америки о его сценарии…

Бобби остановился, чтобы отдышаться. А может, и для того, чтобы сделать эффектную паузу.

– Позвольте вас спросить, мистер Армитаж, неужели он слишком много просит?

– Ладно, – сказал я, – пришли мне сценарий с курьером.

Рукопись принесли через два часа. К этому времени Дженнифер выудила из Интернета статью из «Эскуайер», и я был основательно заинтригован. В парадоксе, который представлял собой Филипп Флек, было что-то притягивающее. Столько денег – и так мало творческих способностей. При этом, если верить журналисту, Фил испытывал отчаянное желание доказать миру, что он действительно творческий человек. «Просто деньги ничего не значат» – он так и сказал в интервью. А если он все же бездарен? Что тогда? Наверное, будет забавно провести несколько дней, наблюдая за этим великолепным противоречием.

Даже Салли заинтриговала возможность окунуться в атмосферу несметных богатств.

– Ты совершенно уверен, что это не какой-нибудь розыгрыш, придуманный коротышкой? – спросила она, имея в виду Бобби Барра.

– Дорогая, он, конечно, хвастун, но я все же сомневаюсь, что у него есть доступ к личному «Боингу-767», не говоря уже об острове в Карибском море. Я получил копию сценария Фила Флека, и Дженнифер проверила его по компьютеру. Флек действительно считается автором. Так что все представляется вполне правдоподобным.

– И как сценарий?

– Не знаю. Я получил его перед самым уходом из офиса.

– Ну, если мы улетаем в пятницу, тебе стоит выбрать время, чтобы с ним всерьез разобраться. Ведь за ужин придется спеть.

– Так ты полетишь со мной?

– Неделя отдыха на идеальном острове Фила Флека? Черт побери, ты не ошибаешься, я полечу. У меня потом разговоров хватит на пять месяцев.

– А если все окажется пошлым?

– Все равно, будет о чем рассказать в городе.

Позднее, когда бессонница выгнала меня из постели около двух часов ночи, я уселся в гостиной и развернул рукопись. Называлась она «Развлечения и игры» и начиналась следующим образом.

«МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: порномагазин, ночь.

БАДДИ МАЙЛЗ, пятьдесят пять лет, лицо пожившего человека, в углу рта постоянная сигарета, сидит за прилавком невероятно грязной порнолавки. Хотя вокруг разбросаны журналы с вульгарными обложками, мы вскоре замечаем, что он читает «Улисс» Джойса. Музыкальный автомат рядом с кассой играет начало Первой симфонии Малера. Бадди берет кружку с кофе, отпивает глоток, морщится, затем лезет под прилавок и достает оттуда бутылку виски «Джонни Уокер». Отвинтив крышку, он наливает некоторое количество виски в кофе, снова завинчивает крышку и убирает бутылку под прилавок. Затем он пробует кофе второй раз. Теперь он его удовлетворяет. Но когда Бадди поднимает глаза от кружки, он замечает мужчину, стоящего перед ним. На мужчине тяжелая зимняя парка. Лицо закрывает вязаный шлем. Непрошеный гость целится в Бадди из пистолета. Через мгновение молчание нарушается.

Леон. Это у тебя Малер?

Бадди.(не обращая внимания на пистолет). Ты меня удивил. Ставлю десять баксов, что не угадаешь симфонию.

Леон. Идет. Это Первая симфония.

Бадди. Вдвое или ничего, если угадаешь дирижера.

Леон. Втрое или ничего.

Бадди. Малость круто.

Леон. Верно. Но пистолет-то у меня.

Бадди. С этим не поспоришь. Ладно, втрое или ничего. Так кто держит палочку?

Леон на мгновение задумывается, внимательно прислушивается к записи.

Леон. Бернштейн.

Бадди. Мимо. Георг Солти и Чикагский симфонический оркестр.

Леон. Ты пудришь мне мозги?

Бадди. Посмотри сам.

Леон, все еще держа Бадди на прицеле, открывает музыкальный автомат, вынимает диск и с отвращением изучает наклейку, затем отшвыривает диск в сторону.

Леон. Черт, никак не привыкну к этому чикагскому звуку.

Бадди. Да, требуется время, чтобы уши приспособились. Особенно ко всей этой меди. Послушай, может, мы покончим с тем, что ты собирался здесь сделать?

Леон. Ты просто читаешь мои гребаные мысли. (Он подвигается ближе к Бадди.) Так, открывай кассу и делай меня счастливым.

Бадди. Без проблем.

Бадди открывает кассу, Леон наклоняется, пытается свободной рукой схватить деньги. Бадди захлопывает кассу, зажимает его руку и одновременно выхватывает из-под прилавка обрез. Леон не успевает опомниться, как обрез оказывается у его виска. Рука Леона все еще зажата в кассе. Он стонет от боли.

Бадди. Мне кажется, тебе стоит положить пушку, как ты думаешь?

Леон слушается приказа. Бадди отпускает ящик кассы, но обрез продолжает держать у головы Леона. Затем он протягивает руку и срывает с него вязаный шлем. Выясняется, что Леон – афроамериканец, ему тоже за пятьдесят. Бадди смотрит на него вытаращенными глазами.

Бадди. Леон? Леон Уочелл?

Теперь очередь Леона таращить глаза. Внезапно и он узнает Бадди.

Леон. Бадди Майлз?

Бадди опускает обрез.

Бадди. Для тебя, задница, сержант Бадди Майлз.

Леон. Поверить не могу.

Бадди. И я не могу – что ты меня не признал! Леон. Что ты хочешь, уже столько времени прошло после Вьетнама.

КОНЕЦ СЦЕНЫ».

Я отложил рукопись, вскочил и кинулся к большому стенному шкафу у входа в квартиру. Среди груды коробок с трудом удалось обнаружить ящик, в котором были сложены старые сценарии, накопившиеся за годы моего пребывания в неизвестности. Перебирая их, я нашел то, что искал: «Три старых ворчуна», один из первых сценариев, написанных после того, как Элисон взяла меня под свое крыло.

Вместе с рукописью я вернулся на диван и перечитал первую страницу.

«МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: порномагазин, ночь.

БАДДИ МАЙЛЗ, пятьдесят пять лет, лицо пожившего человека, в углу рта постоянная сигарета, сидит за прилавком невероятно грязной порнолавки. Хотя вокруг разбросаны журналы с вульгарными обложками, мы вскоре замечаем, что он читает «Улисс» Джойса. Музыкальный автомат рядом с кассой играет начало Первой симфонии Малера, Бадди берет кружку с кофе, отпивает глоток, морщится, затем лезет под прилавок и достает оттуда бутылку виски «Джонни Уокер». Отвинтив крышку, он наливает некоторое количество виски в кофе, снова завинчивает крышку и убирает бутылку под прилавок. Затем он пробует кофе второй раз. Теперь он его удовлетворяет. Но когда Бадди поднимает глаза от кружки, он замечает мужчину, стоящего перед ним. На мужчине тяжелая зимняя парка. Лицо закрывает вязаный шлем. Непрошеный гость целится в Бадди из пистолета. Через мгновение молчание нарушается.

Леон. Это у тебя Малер?

Бадди (не обращая внимания на пистолет). Ты меня удивил. Ставлю десять баксов, что не угадаешь симфонию…»

И дальше все так же, как было написано в сценарии Фила Флека. Чтобы убедиться, я схватил его рукопись, пристроил на одном колене, а на другое положил свою. Экспертиза была несложной: Флек слово в слово скопировал мой сценарий, написанный за восемь лет до того, как он зарегистрировал свой в Ассоциации кино– и телесценаристов в прошлом месяце. Это был не просто плагиат. Это был плагиат один к одному, точка в точку. Более того, поскольку оба сценария были написаны одним и тем же шрифтом, я с уверенностью мог сказать, что Флек просто скопировал мой сценарий, заменив только титульную страницу, и сдал его на регистрацию.