Текст книги "Искушение Дэвида Армитажа"

Автор книги: Дуглас Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Не знаю даже, как тебе сказать… – пробормотала она.

Я не смог заставить себя в очередной раз спросить «Что опять?», поэтому промолчал.

– Макс отказался от контракта.

– Что?!

– Он отказался подписывать с тобой контракт.

– На каком основании?

– Наш старый друг Тео Макколл…

– Только не это…

– Я прочту тебе заметку, она коротенькая.

«О, как же низко могут пасть сильные мира сего! Дэвид Армитаж, сценарист нашумевшего сериала., выгнанный студией за кражу чужих строчек (выведен на чистую воду публикациями нашей газеты), а позже публично пристыженный за нападение на некого журналиста (уточню – на меня), опустился до самой низкой формы так называемого творчества, известного как романизация. По некоторым сведениям, бывший лауреат премии «Эмми» (справедливости ради, не так давно он был лишен звания лауреата) взялся переписывать сценарии выходящих фильмов для издательства «Лионел», Нью-Йорк. И догадайтесь, за какой фильм в первую очередь взялся «золотой мальчик» телевидения? Грязный фильм для подростков «Потерять это», в сравнении с которым, по слухам, «Американский пирог» кажется поздним Бергманом! Самое забавное – псевдоним, который выбрал себе Армитаж, чтобы спрятаться: Джон Форд. Подразумевал ли он известного режиссера вестернов… а может, писателя-якобинца, сотворившего пьесу «Жаль, что она шлюха»? Хотя в случае с Армитажем более подходящим названием было бы «Жаль, что он плагиатор»».

Мы долго молчали. Меня не тошнило, я не испытывал шока, не чувствовал себя уничтоженным – я уже через все эти стадии проходил. Я просто оцепенел, как боксер, которому нанесли удар в голову и он перестал что-либо ощущать.

Наконец Элисон заговорила:

– Дэвид, сказать не могу, как…

– Значит, мистер Ньютон прочитал заметку и отказался от контракта? – произнес я картонным голосом.

– Да, примерно так.

– Ладно…

– Ты пойми, я собираюсь поговорить с одним влиятельным юристом насчет возможности подачи иска о защите чести и достоинства…

– Не надо.

– Пожалуйста, не говори так, Дэвид.

– Слушай, я знаю, когда я в нокауте.

– Мы можем с этим бороться.

– Нет нужды. Но послушай, прежде чем я повешу трубку, я хочу сказать тебе следующее: ты была совершенно потрясающим агентом… и к тому же лучшим другом, какого только можно себе представить.

– Дэвид, черт возьми, что ты этим хочешь сказать?

– Ничего, кроме…

– Ты ведь не собираешься делать глупости, верно?

– Ты имеешь в виду, к примеру, обернуть мой «порше» вокруг дерева? Нет, я не доставлю Макколлу такого удовольствия. Но я сдаюсь.

– Не говори так.

– Говорю.

– Я позвоню тебе завтра.

– Как хочешь.

Я положил трубку. Затем взял свой ноутбук, нашел документы на машину и позвонил владельцу вторичного авторынка в Санта-Барбаре, с которым мы разговаривали неделю или около того назад. Он сказал, что через час будет меня ждать.

Я поехал на север. В пункте продажи мне предложили кофе. Я отказался. Приветливая девушка сообщила мне, что отчет о состоянии машины будет готов через два часа, тогда же определится и цена на нее. Я попросил вызвать мне такси. Когда такси подъехало, я попросил подвезти меня до ближайшей скупки. Водитель осторожно разглядывал меня в зеркало заднего вида, но с разговорами не приставал и привез туда, куда нужно. Я попросил его подождать. У скупочной конторы были решетки на окнах и видеокамера над тяжелой стальной дверью. Я позвонил, и меня впустили в маленькое помещение, освещенное лампами дневного света. Окошечко открылось, и я увидел располневшего мужчину около сорока лет от роду. Разговаривая со мной, он жевал бутерброд.

– Так, ну и что у вас? – спросил он.

– Последний выпуск ноутбука «Тошиба Текра». Куплен новым за четыре с половиной тысячи.

– Просуньте его сюда, – велел он.

На осмотр много времени не ушло.

– С этими вещами такое дело, – сказал мужчина, пожав плечами, – они устаревают уже через полгода после появления на рынке. Поэтому цена невелика. Четыреста баксов.

– Тысяча.

– Шестьсот.

– Продано.

Когда я вернулся к пункту продажи автомашин, у продавца уже был готов полный отчет. Он предложил мне $ 39 280.

– Вообще-то я рассчитывал на сорок две – сорок три тысячи, – сказал я.

– Больше сорока никак не могу предложить.

– Продано.

Я попросил у него чек. Затем он вызвал мне еще одно такси, которое доставило меня до ближайшего филиала «Бэнк оф Америка». Операционист попросил меня предъявить удостоверение личности. Затем он позвонил в то отделение банка в Западном Голливуде, которое меня обслуживало. Разговор был довольно долгим, и когда он завершился, мне пришлось подписать несколько анкет. Но в конце концов эти ребята согласились принять чек на сорок тысяч долларов и перевести тридцать три тысячи из них на счет Люси. Я вышел из банка с семью тысячами в кармане и взял очередное такси, которое отвезло меня к пункту продажи дешевых машин. За пять тысяч я исхитрился купить темно-синюю BMW 1994 года выпуска, у которой было всего лишь 98 тысяч миль пробега и гарантия обслуживания на полгода. Оформляя документы, я воспользовался телефоном продавца, чтобы позвонить моему страховщику. Похоже, он сильно удивился, узнав, что я сменил «порше» на такую рухлядь.

– Ну, у вас еще есть не истекшие девять месяцев по страховке «порше». BMW тянет только на треть цены… то есть у вас осталось примерно пять сотен.

– Пришлите мне чек, пожалуйста. – И я дал ему свой адрес в Мередите.

Затем я отправился на своей «новой» машине в интернет-кафе. Там я купил кофе и подключился к своему серверу.

«Люси, – написал я, – перевел на твой счет алименты еще за три месяца. Итого мы с тобой в расчете за пять месяцев. Надеюсь, что наступит день, когда мы с тобой сможем поговорить. А пока я хочу, чтобы ты знала одну вещь: я был очень неправ, сделав то, что я сделал. Я понял это сейчас… и мне очень жаль».

Отправив письмо, я воспользовался телефоном в кафе и позвонил в центр обслуживания кредитных карт. Каждая из трех компаний, чьими услугами я пользовался, подтвердила, что мой баланс на нуле. Хорошо хоть не в минусе… Мысленно я поблагодарил Сэнди, который еще несколько недель назад посоветовал погасить долги по кредитам, сняв последние деньги с расчетного счета. Когда я сказал, что хочу закрыть все счета, меня попытались отговорить от этого («Но в этом нет нужды, мистер Армитаж, – сказал мне вежливый менеджер из American Express. – Нам бы не хотелось терять такого прекрасного клиента, как вы»), но я настоял на своем и попросил прислать все необходимые для подписи бумаги по моему адресу в Мередите.

Прежде чем уйти из кафе, я подошел к барной стойке и спросил, нет ли у них ножниц. Ножницы нашлись. Я взял их и разрезал все три мои золотые карточки на четыре части. Парень за стойкой наблюдал за мной.

– Повысили до платиновых или что? – спросил он.

Я засмеялся и высыпал кусочки разрезанных карточек ему в руки.

По дороге в Мередит я опять занялся подсчетами. В банке у меня тысяча семьсот долларов. В кармане три тысячи шестьсот наличными. От страховщика должен поступить чек на пятьсот баксов. Алименты за пять месяцев уплачены. Еще пять месяцев я могу жить бесплатно в доме Уилларда… Не исключено, что он задержится в Лондоне даже на больший срок, но так далеко я решил не заглядывать. Долгов у меня нет. Неоплаченных счетов тоже. Элисон (да благословит ее Господь!) настояла, что сама заплатит Мэтью Симзу из своих комиссионных за посредничество с Максом Ньютоном (она заявила, что и так чертовски хорошо заработала на мне за два моих последних года и теперь самое меньшее, что она может сделать для меня, – это рассчитаться с психотерапевтом). Моя медицинская страховка оплачена на ближайшие девять месяцев. Одежда мне не нужна, книги тоже. Я не нуждаюсь в дорогих авторучках, компакт-дисках, видеофильмах, персональных тренерах, стрижке за семьдесят пять долларов, отбеливании зубов у дантиста ($ 2000 в год), отдыхе за восемь тысяч на прелестных пляжах Баийи… Короче, мне не нужна вся эта дорогостоящая мишура, которая еще недавно заполняла мою жизнь. Теперь я стоил всего пять восемьсот. За коммунальные услуги в коттедже мне приходилось платить не больше тридцатки в неделю, телефоном я тоже почти не пользовался. Я вполне мог уложиться в двести долларов в неделю на еду, пару бутылок скромного вина, несколько банок пива и редкое посещение местного кинотеатра. Это, в свою очередь, означало, что следующие двадцать пять недель оплачены.

Странное ощущение – свести все к такому низкому уровню. Оцепенение, охватившее меня в тот момент, когда Элисон сообщила о последней выходке Макколла, так и не проходило. Мне иногда казалось, что я просто двигаюсь по инерции и принимаю решения на автопилоте. Например, уничтожение кредитных карточек. Или продажа ноутбука. Или посещение книжного магазина на главной улице Мередита, где я поинтересовался, нет ли у них работы.

Этот магазин был редчайшим явлением: скромных размеров книжная лавка, которая умудрилась выжить в мире супермаркетов. Там были деревянные балки наверху и паркетный пол, там замечательно пахло книгами и полированным деревом. Торговал магазин обычной смесью: дамские романы и детективы, пособия по кулинарии и детские книги, для которых была отведена довольно большая секция. Последние несколько недель в витрине висело объявление, извещающее жителей Мередита, что магазину требуется продавец на полный рабочий день. Все заинтересованные лица должны обращаться к владельцу.

Когда я вошел, Лес Пирсон, владелец, бородатый мужчина лет шестидесяти, в очках, синей рубашке и джинсах, очень похожий на постаревшего хиппи, стоял за прилавком. Я уже бывал там раньше, поэтому он первым делом спросил:

– Вам помочь что-нибудь найти?

– По правде говоря, я пришел насчет работы.

– В самом деле? – Взгляд его стал внимательным. – Вы раньше работали в книжном магазине?

– Вы знаете «Книжный суп» в Лос-Анджелесе?

– Кто не знает!

– Так я там работал двенадцать лет.

– Но сейчас вы живете здесь. Я вас тут встречал.

– Да, я остановился в коттедже Уилларда Стивенса.

– Да, конечно, я слышал, что кто-то живет в коттедже. Откуда вы знаете Уилларда?

– У нас с ним общий агент.

– Вы писатель?

– Был.

– Ну, меня зовут Лес…

– А я Дэвид Армитаж.

– Почему мне знакомо ваше имя?

Я пожал плечами.

– И вас действительно интересует работа в этом магазине?

– Я люблю книжные магазины. И я знаю эту работу.

– Что ж, работать придется сорок часов в неделю. Со среды до воскресенья, с одиннадцати до семи минус перерыв на обед. И поскольку магазин у меня небольшой, я не могу платить больше семи долларов в час, получается примерно двести восемьдесят долларов в неделю. Боюсь, у меня нет никаких привилегий в виде социального пакета… кроме, разве что, неограниченного количества кофе и пятидесятипроцентной скидки со всего, что вам захочется купить. Вас это устроит?

– Да. Без проблем.

– Признаться, мне бы хотелось получить парочку рекомендаций…

Я достал из кармана ручку и написал номера телефонов Энди Барона, менеджера «Книжного супа» (я знал его как человека сдержанного и был уверен, что он не станет болтать всем и каждому, что теперь я пытаюсь получить работу в книжном магазине), и, конечно, Элисон.

– У Энди я работал, а Элисон мой агент, – сказал я. – И если вы захотите связаться со мной…

– У меня есть номер Уилларда в записной книжке. – Он протянул руку для пожатия. – Я позвоню, договорились?

В тот же день, позднее, в коттедже зазвонил телефон.

– Что ты такое творишь, устраиваешься на работу в какой-то книжный магазин? – возмущенно спросила Элисон.

– Привет, Элисон. Как там жизнь в Лос-Анджелесе?

– Туманно. Пожалуйста, ответь на вопрос. Этот тип Лес позвонил мне и сказал, что собирается взять тебя на работу в свою лавку.

– Ты обо мне хорошо отозвалась?

– А ты как думаешь? Но зачем, черт возьми, ты это делаешь?

– Мне нужно работать, Элисон.

– И почему, черт побери, ты не ответил ни на одно из моих электронных писем за последние пару дней?

– Потому что я избавился от своего компьютера.

– О господи, Дэвид, почему?

– Потому что я больше в эти писательские игры не играю, вот почему.

– Не говори так.

– Это правда.

– Слушай, я уверена, что стоит немного оглядеться, и мы найдем тебе…

– Что? Переписывать сербскую мыльную оперу? Редактировать мексиканский фильм о вампирах? Элисон, подумай, если я не смог удержаться на работе по написанию дешевых романов, потому что издателю стыдно иметь со мной дело, даже если я выступал под псевдонимом, кто меня наймет? Ответ прост: никто.

– Возможно, не сразу. Но…

– Помнишь журналистку из «Вашингтон Пост», у которой отобрали Пулицеровскую премию, после того как выяснилось, что она придумала сюжет своего репортажа? Ты знаешь, чем она занимается сейчас, через десять лет после ее маленького проступка? Продает косметику в каком-то магазине. Вот что происходит, когда тебя разоблачают как литературного жулика: тебе самое место за прилавком.

– Ты зря сравниваешь себя с этой девицей. Твой проступок… Вряд ли его можно назвать проступком.

– Тео Макколл смог убедить весь мир в обратном, и теперь с моей писательской карьерой покончено.

– Дэвид, мне совсем не нравится, что ты говоришь об этом так спокойно.

– Но я спокоен. И вполне доволен.

– Ты, часом, не подсел на прозак?

– Равнодушен даже к виски.

– Слушай, почему бы мне не приехать к тебе в гости…

– Подожди несколько недель, пожалуйста. Цитирую Грету Гарбо: я хотеть сейчас побыть одной.

– Ты уверен, что ты в порядке?

– Лучше чем когда-либо.

– Ты мне все равно не нравишься, – сказала она.

Примерно через час телефон снова зазвонил. На этот раз это был Лес Пирсон.

– Вы получили великолепные рекомендации от Энди Барона и от вашего агента. Когда хотите приступить к работе?

– Я бы начал завтра.

– Тогда увидимся завтра в десять. Да… еще одна мелочь. Признаться, мне было грустно узнать, через что вам пришлось пройти.

– Спасибо.

Итак, как было договорено, я вышел на следующий день. Работа была простая – со среды до воскресенья я управлялся в магазине самостоятельно: в основном стоял за прилавком, помогая в выборе покупателям. Также я занимался заказами и инвентаризацией. Еще я подметал помещение, стирал с полок пыль, мыл туалет, подсчитывал выручку и каждый вечер относил деньги в банк. При этом у меня оставались час или два в день, чтобы почитать, сидя у кассы.

Работа была не пыльной, особенно в будни, когда в магазин забредал случайный абориген. В выходные народу набегало побольше, особенно если учесть, что Мередит был излюбленным местом отдыха обеспеченных лосанджелесцев. Но даже и при таком раскладе работа не угнетала и не напрягала. Я так и не узнал, вызнал ли кто-нибудь из постоянных покупателей, кто я такой. Надо сказать, что никто из них никогда не задавал мне лишних вопросов и не одаривал понимающим взглядом. В Мередите существовало негласное правило – держаться от всех на почтительном расстоянии. Это правило меня вполне устраивало. И когда вечером в пятницу приезжали отдыхающие, я ни разу не увидел среди них кого-нибудь из индустрии развлечений, потому что, за исключением отсутствующего Уилларда Стивенса, милейший городок на берегу Тихого океана привлекал в основном юристов, врачей и дантистов. Для них я был всего лишь продавцом в книжном магазине… который, кстати, от недели к неделе все больше менял свою внешность.

Прежде всего, я сбросил примерно пятнадцать фунтов, дойдя до завидной стройности. Помог в этом, разумеется, стресс, а также сокращение потребляемого алкоголя. Теперь я ограничивался бутылкой пива или стаканом вина в день. И ел я простую и малокалорийную пищу. Каждый день я бегал по пляжу. В какой-то момент я решил перестать бриться. Волосы тоже отросли. К концу первого месяца в магазине я выглядел как отощавший осколок шестидесятых. Но ни Лес, ни кто-нибудь другой в Мередите не позволил себе высказаться по этому поводу. Я делал свою работу, и делал ее хорошо. Я был прилежен, аккуратен и всегда вежлив. Все шло нормально.

Лес оказался неплохим парнем. Сам он работал только в понедельник и вторник (мои выходные дни). В остальное время он плавал на яхте и играл на бирже по Интернету. Как-то в разговоре со мной он обмолвился, что лет десять назад ему досталось немного семейных денег, что позволило купить магазин (о чем он мечтал, работая в Сиэтле в отделе рекламы) и вести приятную жизнь в городке на Тихом океане. Он также сказал, что разведен и у него двое взрослых детей, живших неподалеку. Приступая к работе, я поставил его в известность, что мне нужно через день звонить своей дочери в семь часов вечера. Лес настоял, чтобы я пользовался телефоном в магазине. Когда же я предложил заплатить за эти регулярные пятнадцатиминутные разговоры, он и слушать не захотел.

– Считайте это дополнительной льготой, – сказал он.

Люси все еще отказывалась общаться со мной. Через два месяца я рискнул позвонить Уолтеру Дикерсону и спросить, если ли шанс договориться о моих непосредственных встречах с Кейтлин.

– Если Люси захочет при этом присутствовать, я не возражаю, – сказал я. – Мне просто отчаянно хочется видеть свою дочь.

Через несколько дней Дикерсон мне перезвонил.

– Увы, никаких изменений, Дэвид, – сказал он. – По словам адвоката вашей бывшей жены, она все еще не уверена насчет этой идеи. Но хорошие новости заключаются в том, что Кейтлин, опять же по словам адвоката, требует от матери объяснений, почему она не может встречаться с отцом. И еще хорошие новости: после долгих препирательств мне удалось договориться о разрешении на ежедневные звонки.

– Это отлично.

– Потерпите еще немного, Дэвид. Не задирайтесь. Рано или поздно Люси все равно придется уступить.

– Спасибо вам, Уолтер. Я могу оплатить ваш звонок. Куда переслать деньги?

– Давайте будем считать, что этот звонок за счет заведения.

К концу третьего месяца работы в книжном магазине моя жизнь начала проходить в приятном устоявшемся режиме. Я бегал по утрам. Я ходил на работу. Я закрывал магазин в семь. Каждый день я разговаривал с Кейтлин, потом отправлялся домой. Дома я «итал или смотрел фильм. В выходные я часто ездил вдоль океана, или коротал вечер в местном кинотеатре, или ужинал в скромном мексиканском ресторане в Санта-Барбаре. Я старался не думать, что будет через восемь недель, когда мне потребуется внести следующие одиннадцать тысяч в качестве алиментов, или как я буду расплачиваться со студиями – срок неумолимо приближался. Еще я старался не думать о неминуемом возвращении Уилларда Стивенса из Лондона, а это, по словам Элисон, должно было случиться примерно через три месяца.

Я решил разбираться со своими проблемами по мере поступления, потому что понимал: стоит мне задуматься о будущем, я снова впаду в депрессию.

Элисон звонила мне каждую неделю. Новостей, касающихся меня, у нее не было: никаких перспектив насчет работы, никаких гонораров за старые вещи, никакого оформления новых прав… Но она все равно звонила мне в субботу утром, чтобы узнать, как я справляюсь. Я говорил ей, что у меня все нормально.

– Знаешь, я бы больше обрадовалась, если бы ты сказал, что дела – настоящее дерьмо, – заметила она.

– Но они в самом деле не дерьмовые.

– А я думаю, что с тобой что-то не так, – сказала она.

– Ты напрасно так думаешь.

– Знаешь, Дэвид, как-нибудь ты удивишь меня до усрачки, неожиданно позвонив и сообщив нечто такое, что перевернет всю твою жизнь.

Через две недели именно это и произошло. Было десять утра. Я как раз открывал магазин. Покупателей не было, поэтому, сварив себе кофе и разобравшись с почтой, я решил просмотреть свежий номер «Лос-Анджелес Таймс» (я снова начал читать газеты). На одной из полос я увидел следующую заметку:

«Отшельник-мультимиллиардер Филипп Флек решил вернуться в кресло режиссера через пять лет после того, как его фильм «Последний шанс», который он сам же и финансировал, под дружное улюлюканье был изгнан с экранов. Теперь Флек объявил, что он возвращается в кинематограф с необычной комедией «Три старых ворчуна». В сюжете рассказывается о стареющих ветеранах вьетнамской войны из Чикаго, которые, попав в тяжелое материальное положение, решили подзаработать ограблением банков. Флек снова будет финансировать постановку фильма, сценарий к которому он написал сам. По его словам, зрителей ожидает острый юмор, характерный для фильмов великого Роберта Альтмана. Флек обещает настоящие сюрпризы в выборе актеров (о кастинге вскоре будет объявлено). Остается надеяться, что мистер Флек, состояние которого оценивается в двадцать миллиардов долларов, не будет пытаться превратить предполагаемую комедию в некое искусственное повествование о страхе. Экзистенциальный страх всегда смотрелся плохо на фоне чикагского горизонта».

Я отложил газету, потом взял снова. Я не мог поверить своим глазам, которые все время останавливались на одной фразе: «Флек снова будет финансировать постановку фильма, сценарий к которому он написал сам».

Бездарный ублюдок, мерзавец! Он не просто украл мой сценарий, у него хватило наглости даже оставить название оригинала!

Я взял трубку и набрал номер Элисон.

– Элисон? – спросил я.

– Я как раз собиралась тебе звонить.

– Ты видела?

– Да, – сказала она. – Я видела.

– Он не может затеять это всерьез.

– Он стоит двадцать миллиардов. Он может затевать это настолько всерьез, насколько ему захочется.