Текст книги "Искушение Дэвида Армитажа"

Автор книги: Дуглас Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Отлично, – похвалил меня Дикерсон и добавил: – Я позвоню, как только получу ответ от другой стороны. Кстати, я большой поклонник вашего сериала.

– Спасибо, – сказал я слабым голосом.

Сэнди Мейер тоже позвонил в понедельник и сообщил, что через три недели в налоговую службу необходимо заплатить двести пятьдесят тысяч и что он немного обеспокоен ситуацией с наличными.

– Я сверился с Банком Америки, там у вас на счете около двадцати восьми тысяч… Этого хватит на уплату алиментов за два месяца. Затем…

– Все мои остальные деньги у Бобби Барра.

– Я просмотрел его финансовый отчет за последний квартал. Он удачно вложил ваши деньги, два месяца назад на вашем счету было 533 245 долларов. Проблема в том, Дэвид, у вас нет других наличных, кроме этого инвестиционного портфеля.

– Прежде чем все это случилось, предполагалось, что я заработаю в этом году больше двух миллионов. Теперь же… теперь никаких поступлений не будет. И вы знаете, что случилось с моими заработками за первый год. Хотя они были большими, но…

– Знаю, налоговая служба и ваша бывшая жена.

– Да благословит их обоих Господь.

– Ситуация выглядит так: вам придется ликвидировать половину вашего портфеля, чтобы расплатиться с налоговой. Но Элисон сообщила мне, что ФРТ и «Уорнер» желают получить с вас примерно полмиллиона из авторских гонораров. Если это в самом деле произойдет…

– Я понимаю, арифметика тут не поможет. Я лишь надеюсь, что Элисон удастся уговорить их хотя бы наполовину снизить свои требования.

– Это означает, что ваш инвестиционный портфель иссякнет. Какие-нибудь поступления ожидаются?

– Нет.

– Тогда где вы собираетесь найти ежемесячные деньги для Люси и Кейтлин?

– Пойду чистить обувь.

– Наверняка Элисон поможет вам найти какую-нибудь работу.

– Разве вы не слышали? Меня объявили плагиатором, вором. А никто не нанимает плагиаторов.

– У вас есть другие средства, о которых я не знаю?

– Только машина.

Я слышал, как он листает бумаги.

– Это «порше», верно? Она стоит примерно сорок тысяч.

– Приблизительно.

– Продайте ее.

– На чем я буду ездить?

– На чем-нибудь значительно более дешевом, чем «порше». Тем временем, будем надеяться, Элисон уговорит ваших бывших партнеров выдвинуть разумные требования. Потому что, если они затребуют полную сумму, вам придется столкнуться со статьей о невыполнении обязательств…

– Я знаю.

– Однако будем надеяться, что до этого не дойдет. Начнем с главного. По словам моего помощника, Бобби Барра должен вернуться в конце недели. Я оставил ему записку с просьбой срочно связаться со мной. Предлагаю вам сделать то же самое. К моменту его возвращения у нас останутся всего семнадцать дней, чтобы расплатиться с дядей Сэмом… А на то, чтобы продать половину портфеля, требуется время. Так что…

– Я разыщу Бобби.

На следующее утро я поговорил о своих финансовых делах с Мэтью Симзом. Первым делом он спросил меня, как я к этому отношусь.

– Напуган до смерти, – признался я.

– Ладно, – сказал он, – давайте рассмотрим самый плохой вариант. Вы теряете все. Вас объявляют банкротом. На банковском счету у вас ноль. Что тогда? Вы полагаете, что никогда снова не будете работать?

– Разумеется, я буду работать… В каком-нибудь месте, где придется спрашивать: «Жареную картошку желаете?»

– Да ладно, Дэвид, вы человек умный…

– И персона нон грата в Голливуде.

– Возможно, только на некоторое время.

– Возможно, навсегда. И именно это меня больше всего пугает. Вдруг мне никогда больше не придется писать…

– Наверняка вы сможете писать.

– Да, только никто у меня ничего не купит. А творческий человек живет ради читателей, зрителей, слушателей. Я только одно умею делать хорошо: писать. Я оказался дерьмовым мужем, я второсортный отец, но когда дело доходит до слов, тут я чертовски умен. Я потратил четырнадцать лет, чтобы убедить мир, что я настоящий писатель. И знаете что? В финале я победил. Я добился того, о чем даже не решался мечтать. И теперь у меня все отбирают.

– Вы имеете в виду также и то, что ваша бывшая жена пытается отнять у вас дочь?

– Она старается изо всех сил.

– Но разве вы думаете, что ей это удастся?

И в пятый раз (а может, в шестой) наш разговор закончился моими словами:

– Я не знаю.

В ту ночь я плохо спал. На следующее утро, когда я проснулся (раньше обычного), ощущение беды снова захватило меня целиком. Вскоре позвонила Элисон, голос у нее был немного напряженный.

– Ты сегодня утром газеты видел?

– Когда я приехал сюда, я перестал читать газеты. Что теперь?

– У меня есть хорошие и плохие новости. С каких начать?

– Разумеется, с плохих. Насколько плохие?

– Это зависит…

– От чего?

– Насколько ты привязан к своей «Эмми».

– Эти сволочи хотят забрать у меня премию?

– Вот что произошло. Как заявлено сегодня в «Лос-Анджелес Таймс», Академия телевизионных искусств вчера приняла решение лишить тебя «Эмми» на основании…

– Про основания я все знаю.

– Мне правда очень жаль, Дэвид.

– Не стоит. Это всего лишь безобразный кусок олова. Ты увезла статуэтку из квартиры?

– Да.

– Можешь отправить ее им. Ничуть не жалко. А какие хорошие новости?

– Ну, это было в том же номере газеты. Похоже, Ассоциация сценаристов на своем ежемесячном собрании приняла решение выразить тебе порицание…

– И ты называешь это хорошими новостями?

– Дай мне договорить. Они выразили свое порицание, но большинством голосов все-таки отвергли предложение запретить тебе писать…

– Подумаешь. Сценарии покупают продюсеры, а им наплевать на решение ассоциации!

– Послушай, я понимаю, что сейчас похожа на детского врача, но порицание – это ведь хлопок по руке, ничего больше. Поэтому мы должны рассматривать это как хороший знак. В профессиональных кругах вся эта твоя история воспринята совершенно адекватно…

– Но только не в тех кругах, которые раздают премии!

– Дэвид, не горячись. Они всего лишь занимаются пиаром. Когда ты вернешься…

– Я не верю в реинкарнацию, Элисон. И вообще, помнишь, что сказал Скотт Фитцджеральд в один из своих редких трезвых моментов уже ближе к концу: в американских жизнях нет вторых актов.

– Лично я действую в соответствии с другим принципом: жизнь коротка, но писательские карьеры на диво продолжительные. Попробуй сегодня выспаться. Ты опять дерьмово звучишь.

– Я и есть дерьмо.

Конечно, я не заснул… Но вместо этого посмотрел все три части «Трилогии Any» Сатьяджита Рея: шесть часов индийской домашней жизни в пятидесятых годах – прекрасный фильм, но только человек, которого мучает бессонница, в состоянии досмотреть его до конца. Наконец я дотащился до постели и проснулся от телефонного звонка. Какой сегодня день? Среда? Четверг? Время потеряло для меня всякую ценность. В недалеком прошлом моя жизнь представляла собой длинный рабочий день, в который я умудрялся впихнуть очень много: пару часов творчества, съемки, несколько рабочих совещаний, «мозговые штурмы» для поисков удачных решений, бесконечные телефонные переговоры, деловой ланч, деловой ужин и иногда вечеринки из тех, на которых обязательно надо быть. Раз в две недели я встречался с Кейтлин. Те выходные, когда я был свободен, я проводил за компьютером, оттачивая какой-нибудь эпизод или часть сценария. Я жил на бегу, потому что я был в обойме. А когда ты в обойме, ты не можешь позволить себе остановиться. Иначе…

Телефон продолжал звонить. Я взял его.

– Дэвид, это Уолтер Дикерсон. Я вас разбудил?

– Который час?

– Около полудня. Послушайте, я могу перезвонить.

– Нет, нет, говорите. У вас есть новости?

– Да, есть.

– И?..

– Довольно скромные новости.

– Этим вы хотите сказать…

– Ваша бывшая жена согласилась разрешить вам говорить с Кейтлин по телефону.

– Наверное, это шаг вперед.

– Вне сомнений. Однако она настаивает на паре условий. Вы можете звонить только через день и разговаривать не больше пятнадцати минут.

– Она сама выдвинула эти условия?

– Да, сама. И как говорит ее адвокат, потребовались время и усилия, чтобы уговорить ее даже на этот ограниченный доступ.

– Когда я смогу в первый раз позвонить?

– Сегодня. Ваша бывшая жена предложила звонить в семь. Вас это устраивает?

– Конечно, – сказал я, думая о том, что мое расписание ныне трудно назвать перегруженным. – Но, мистер Дикерсон… Уолтер… сколько времени пройдет, прежде чем я смогу увидеть свою дочь?

– Если честно, все зависит от вашей бывшей жены. Если ей захочется продолжать дергать вас за яйца – пардон за мой французский, – это может тянуться месяцы и месяцы. Конечно, если ваши карманы достаточно глубоки, в этом случае мы можем обратиться в суд. Но давайте будем надеяться, что мадам остынет и согласится договориться о непосредственных контактах. Жаль, что у меня нет новостей получше, но вы, вероятно, уже и сами пришли к выводу, что такой вещи, как полюбовный развод, не существует. А когда еще имеется ребенок, то разногласиям нет конца. По крайней мере, теперь вы сможете разговаривать с Кейтлин. Запомните – это начало.

В семь часов вечер я дрожащей рукой набрал номер. Люси наверняка посадила Кейтлин у телефона, потому что дочь сразу же сняла трубку.

– Папа! – воскликнула она, и по ее голосу я понял, что она искренне рада меня слышать. – Почему ты исчез?

– Мне нужно было уехать, чтобы поработать, – соврал я.

– Ты больше не хочешь меня видеть? – спросила она.

Я с трудом сглотнул.

– Я безумно хочу тебя видеть. Просто… я сейчас не могу.

– Почему не можешь?

– Потому что… потому что я очень далеко.

– Мама сказала, что ты попал в беду.

– Верно, были неприятности… но сейчас уже лучше.

– Когда ты приедешь, чтобы со мной повидаться?

– Как только смогу. – Я закусил нижнюю губу. – А пока мы будем с тобой разговаривать по телефону. – Мой голос дрогнул.

– Папа, что случилось?

– Все в порядке, Кейт, все в порядке… – сказал я, вытаскивая себя из бездны. – Расскажи мне, как дела в школе.

Следующие четырнадцать минут мы говорили на самые разные темы – от ее роли ангела в школьном спектакле до причин, почему она считает, что Большая Птица скучная, а Куки Монстр – классный [30]30
  Герои фантастических романов американского писателя Вернора Винджа.


[Закрыть], и ее желания получить в подарок спящую куклу Барби.

Я следил за временем по своим часам. Точно через пятнадцать минут после того, как Кейтлин сняла трубку, я услышал голос Люси:

– Скажи папе, что пора кончать разговор.

– Папа, уже пора заканчивать…

– Ладно, милая. Я ужасно по тебе скучаю.

– Я тоже по тебе скучаю.

– И я позвоню тебе в пятницу. Я могу сейчас поговорить с твоей мамой?

– Мам, – сказала Кейтлин, – папа хочет поговорить с тобой. Пока, пап.

– Пока, дочь. – Затем я услышал, как она передала трубку Люси. Но Люси, не сказав ни слова, повесила ее.

Естественно, на следующий день мы с Мэтью Симзом говорили только об этом разговоре.

– Люси так меня презирает, что никогда больше не разрешит увидеть Кейтлин.

– Но ведь она разрешила вам поговорить с ней… а это явный шаг вперед в сравнении с тем, где мы были неделю назад.

– И все же я сам все это на себя навлек…

– Дэвид, когда вы ушли от Люси?

– Два года назад.

– Из того, что вы рассказали мне во время нашей первой беседы, я пришел к выводу, что вы были невероятно щедры, когда дело коснулось раздела имущества.

– Она получила дом, за который я заплатил полностью.

– С тех пор вы регулярно выплачивали ей алименты, вы были хорошим отцом для Кейтлин и вы не сделали ничего скверного в отношении вашей бывшей жены.

– Да, это так.

– Вот видите! И если она через два года после развода все еще испытывает к вам ненависть, это ее проблема, не ваша. И если она использует Кейтлин в качестве оружия против вас, ей скоро придется понять, что она поступает как эгоистка, потому что об этом ей скажет ваша дочь.

– Надеюсь, вы правы. Но меня все равно преследует одна мысль…

– Какая?

– Что мне не следовало их бросать, что я совершил ошибку. Ужасную ошибку.

– Вы когда-нибудь говорили об этом Люси?

Однако, когда я позвонил в пятницу, Люси снова отказалась со мной говорить. Более того, она велела Кейтлин повесить трубку сразу же по истечении оговоренных пятнадцати минут. То же самое произошло в воскресенье, но я успел сообщить Кейтлин номер моего телефона в коттедже и попросил ее сказать Люси, что буду жить там еще несколько недель.

Согласиться продлить свое пребывание в коттедже Уилларда было легко. У меня не было выбора. К тому же мне повезло, потому что Уиллард принял решение задержаться в Лондоне еще на полгода.

– У него появилась еще одна большая работа, и ему, похоже, нравится серая мгла этого города, так что получается, ты можешь остаться в его доме до Рождества, – сказала Элисон, когда позвонила мне, чтобы сообщить новости. – Более того, он рад, что ты присматриваешь за домом… и он не собирается ничего с тебя брать, за исключением оплаты коммунальных услуг.

– Очень мило с его стороны.

– Еще он просил передать тебе, что все, что произошло с тобой, – это перебор и несправедливость. Он даже написал этим ребятам из «Эмми», что они повели себя как последние засранцы.

– Он на самом деле употребил это слово?

– Приблизительно.

– Когда будешь снова разговаривать с ним, скажи ему, что я ему очень благодарен. За последнее время это мое первое везение.

Но я недолго радовался. На следующий день, когда мне наконец удалось дозвониться до Бобби, в шаге от меня разорвалась мегатонная бомба.

Я позвонил ему на мобильный. Услышав мой голос, Бобби заметно смешался.

– Привет, как делишки? – спросил он.

– Бывало и лучше.

– Да, я слышал, тебе туго пришлось. Откуда ты мне сейчас звонишь?

Я рассказал, что Салли вышвырнула меня из дому, а Элисон нашла это убежище на берегу.

– Да, ты попал в настоящее дерьмо, – заметил Бобби.

– Это еще слабо сказано.

– Ладно, слушай, прости, что я не объявлялся, но я был в Шанхае по поводу этой поисковой системы. И я знаю, ты мне звонил, чтобы узнать, насколько упали акции.

В ушах зазвенел тревожный звонок.

– Какое отношение эти акции имеют ко мне, Бобби?

– Какое они имеют отношение к тебе? Послушай, ведь это ты велел мне вложить в них все твои деньги.

– Я никогда такого не говорил.

– Черта с два, не говорил! Помнишь тот разговор, когда я тебе звонил пару месяцев назад, чтобы сообщить о дивидендах на последний квартал?

– Да, помню…

– И о чем я тебя спросил?

Бобби спросил меня, не хочу ли я стать одним из акционеров, которым будет позволено серьезно вложиться в самые надежные акции азиатской поисковой системы… системы, которая гарантированно будет ведущей в Китае и Юго-Восточной Азии. Благодаря моей хорошей памяти я помнил наш тот разговор в деталях.

«Это все равно что вложиться в Yahoo с раскосыми глазами…»

«Ты удивительно политкорректен, Бобби…»

«Послушай, речь идет о самом крупном и еще не тронутом рынке в мире. И шанс купить по дешевке. Но я должен знать… тебя это интересует?»

«Пока ты меня не подводил, Бобби…»

Черт! Черт! Черт! Этот идиот решил, что я разрешил ему покупать…

– Ну как, вспомнил? – спросил Бобби. – Я ведь спрашивал тебя, интересуют ли тебя эти акции. Ты ответил утвердительно. Я и решил, что ты «за».

– Но я не разрешал тебе переводить весь мой портфель…

– Так ты и не возражал. Для меня «за» и значит «за».

– Бобби, ты не имел права покупать акции без моего письменного одобрения.

– Чушь, и ты это знаешь. Как, по-твоему, осуществляется брокерский бизнес? Путем вежливого обмена подписанными бумажками? Это игра, Дэвид, игра, в которой все меняется в считаные секунды. Я сделал тебе предложение, и ты его принял. И если ты прочитаешь соглашение, которое ты подписал, когда стал клиентом нашей компании, ты увидишь, что там есть пункт, разрешающий покупать и продавать акции по твоему словесному указанию. Послушай, если ты хочешь подать на меня в суд, я ничего не имею против. Но тебя обсмеют.

– Поверить не могу…

– Эй, не принимай близко к сердцу, это не конец света. Через девять месяцев стоимость акций вырастет в четыре раза, а это означает, что ты не только вернешь потерянные пятьдесят процентов…

– Что, мать твою, ты только что сказал? – подскочил я. Звон в ушах сменился набатом.

– Я сказал: если учесть нынешнее падение стоимости ценных бумаг, то акции пошли не так хорошо, как ожидалось… Так что примерно половина из них обесценилась, и твоих в том числе, – спокойно ответил Бобби.

– Не может быть…

– Ну, что я могу сказать… Только одно: случается. Ведь так или иначе, все это рулетка, верно? Я всегда пытаюсь уменьшить риски… но иногда рынок выкидывает фортели. Главное в том, что это вовсе не катастрофа. Ничего подобного. Потому что в будущем году ты получишь…

– Бобби, в будущем году я окажусь в долговой тюрьме. Я должен налоговой службе четверть миллиона, меня трясут студии… Ты хоть понимаешь, что со мной произошло? Все контракты прерваны. В Голливуде я из касты неприкасаемых. Единственные деньги, которые у меня были, я вложил в твою компанию. И теперь ты мне говоришь…

– Я тебе говорю, чтобы ты не нервничал…

– А я тебе говорю, что у меня всего семнадцать дней, чтобы заплатить налоги. Ты и сам знаешь, налоговая служба не относится по-отечески к тем, кто вовремя не платит по счетам. Они ведь самые большие мерзавцы на планете.

– И что ты от меня хочешь?

– Верни мне мои деньги.

– Тебе придется потерпеть.

– Я не могу терпеть, мать твою!

– Дэвид, я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Во всяком случае, немедленно.

– А что ты можешь дать мне немедленно?

– Только текущую стоимость твоего портфеля, то есть примерно четверть миллиона баксов.

– Ты меня разоряешь…

– Полагаю, ты сам себя разоряешь. Я ведь пытаюсь тебе внушить, если ты оставишь деньги там, где они есть, через девять месяцев…

– У меня нет девяти месяцев! У меня всего семнадцать дней. И когда я заплачу налоги, у меня не останется ничего. Ты понял? Меньше нуля…

– Что я могу сказать? Игра есть игра.

– Если бы ты был со мной честен…

– Я и был с тобой честен, придурок, – сказал он, внезапно разозлившись. – Давай смотреть фактам в глаза. Если бы тебя не выкинули пинками из твоего шоу за то, что ты крал чужие строчки…

– Мать твою, мать твою, мать твою…

– Вот-вот. С тобой здесь все кончено. Буквально и фигурально. И я не хочу иметь с тобой никаких дел.

– Ну еще бы, после того как ты меня подставил!

– Я не собираюсь продолжать этот диалог. У меня к тебе последний вопрос: хочешь, чтобы я ликвидировал все твои ценные бумаги?

– У меня нет выбора.

– Это утвердительный ответ?

– Да, продавай все.

– Прекрасно, будет сделано. Деньги придут на твоей счет завтра. Конец истории.

– Никогда мне больше не звони, – сказал я.

– Зачем я буду тебе звонить? – удивился Бобби. – Я не имею дел с лузерами.

На следующее утро весь разговор с Симзом крутился вокруг этой последней фразы Бобби.

– Так вы считаете себя лузером? – спросил он меня.

– А вы как думаете?

– Вы мне сами скажите, Дэвид.

– Я не просто лузер. Я – зона повышенной опасности. У меня отобрали все, абсолютно все. И все благодаря моей собственной глупости, моей самоуверенности.

– Ну вот, вы снова скатываетесь к ненависти к самому себе.

– А чего вы ждали? Теперь я еще на пути к финансовой катастрофе.

– И вы полагаете, что у вас не хватит ума из этого выбраться?

– Каким образом? Повеситься?

– Лучше так не шутить со своим психотерапевтом.

Моего менеджера, которому я рассказал про штучки Бобби Барра, это тоже не повеселило.

– Не хочу напоминать, – сказал Сэнди Мейер, – но я предупреждал вас об опасности сосредоточения всего портфеля в руках одного брокера.

– Да, но до сегодняшнего дня этот парень делал мне неплохие деньги. И я рассчитывал в этом году хорошо заработать…

– Я знаю, Дэвид. Ситуация сложная. И я предлагаю поступить следующим образом. Двести пятьдесят тысяч за проданные ценные бумаги уйдут в налоговую. Ваши долги по кредитным картам сейчас составляют двадцать восемь тысяч, так что их придется выплатить из тех тридцати тысяч, которые сейчас у вас на счету. Итого остается две тысячи наличными… Но Элисон сказала, что сейчас вы не платите за жилье.

– Не плачу и мало трачу. Если я трачу двести долларов в неделю, это уже целое событие.

– Значит, на две тысячи вы сможете прожить десять недель. Но остается проблема с алиментами. Я говорил об этом с Элисон. Она сказала, что сейчас на вас работает крутой адвокат. Уверен, в связи с вашими тяжелыми обстоятельствами суд согласится уменьшить ежемесячные выплаты…

– Я не хочу этого делать. Это несправедливо…

– Но, Дэвид, Люси сейчас хорошо зарабатывает… И с моей точки зрения, алименты вам присудили непомерно большие. Я знаю, вы зарабатывали примерно миллион в год. Но даже учитывая это, размер алиментов показался мне чрезмерным. Это, простите, скорее плата за вину…

– Это и была плата за вину.

– Ну, теперь вы не можете себе позволить чувствовать себя виноватым. Одиннадцать тысяч в месяц вам не по карману.

– Я продам машину, как вы предлагали. Получу за нее сорок тысяч.

– А на чем вы будете ездить?

– На чем-нибудь подешевле, что стоит менее семи тысяч. Оставшихся тридцати трех мне хватит на выплаты в течение трех месяцев.

– А потом?

– Понятия не имею.

– Вам лучше поговорить с Элисон, пусть найдет вам работу.

– Элисон – самый лучший агент в городе… но даже она не сможет мне ничего найти.

– Если позволите, я все же ей позвоню, – сказал Сэнди.

– Пустое занятие. Я пропащий человек…

На следующий день позвонила сама Элисон:

– Привет, пропащий человек!

– Чувствую, ты уже пообщалась с моим уважаемым менеджером…

– О, я пообщалась с кучей народа, – сказала она. – Включая твои студии.

– И что?

– Что? Снова комбинация плохих – хороших новостей. Сначала плохие: обе студии собираются заставить тебя вернуть гонорары.

– Тогда со мной покончено.

– Не спеши. Хорошие новости заключаются в том, что они согласились вдвое сократить свои требования. Так тебе придется выплатить сто двадцать пять тысяч.

– Все равно я разорен.

– Да, Сэнди мне все объяснил. Но на этом хорошие новости не закончились. Я уговорила их разрешить тебе выплачивать долг отдельными взносами, причем первый взнос можно сделать только через полгода.

– Большое дело. Беда в том, Элисон, что у меня не только нет денег, чтобы делать эти выплаты. У меня нет работы.

– Ничего подобного!

– О чем ты говоришь?

– Я нашла для тебя кое-какую работу.

– Писательскую?

– Точно. Ничего особо гламурного, но это работа. И если учесть время, которое она займет у тебя, она неплохо оплачивается.

– Говори скорее!

– Но я не хочу, чтобы ты, начал стонать, когда услышишь…

– Элисон, говори!

– Это романизация.

Я и в самом деле постарался не застонать. Романизация – поденная работа: берешь сценарий фильма, выходящего на экран, и превращаешь его в короткий роман, который обычно продается у касс в супермаркетах. С профессиональной точки зрения – ниже опускаться некуда. На такую работу соглашаются только те, кто не уважает себя или отчаянно нуждается в деньгах, опустившись на самое дно. Не сразу, но до меня дошло, что я подходил по обоим показателям, поэтому, проглотив гордость, я спросил:

– Что за фильм?

– Только не стони снова…

– Я не застонал в первый раз…

– Ну, сейчас, возможно, ты не сумеешь сдержаться. Это новый фильм для подростков.

– Называется? – спросил я.

– «Потерять это».

На этот раз я все-таки застонал.

– Давай догадаюсь… Фильм про двух прыщавых шестнадцатилетних подростков, которые хотят потерять невинность?

– Бог мой, до чего же ты умный, – сказала Элисон. – Только детишкам по семнадцать.

– Поздно начали.

– Слушай, девственность нынче в моде.

– Как зовут этих двух протагонистов?

– Тебе понравится: Чип и Чак.

– Похоже на бобров из мультиков. И происходит все в каком-нибудь банальном пригородном месте вроде Ван Нуйз?

– Горячо. Графство Орендж.

– И один из ребятишек драчун?

– Нет, это в «Крике». Но там есть замечательный поворот в конце: выясняется, что девица, которую Чип наконец трахает, сводная сестра Чака…

– Но Чак не знает о ее существовании?

– Бинго. Выясняется, что Дженуари…

– Ее зовут Дженуари?

– Да ладно, это такой фильм.

– Понятно. Похоже, полное говно.

– Абсолютно. Но они предлагают двадцать пять тысяч при условии, что ты сделаешь это за две недели.

– Берусь, – сказал я.

Сценарий был доставлен на следующее утро. Он был омерзителен: плоские герои, заезженные ситуации (включая неизбежный минет в машине), масса грязных шуток насчет эрекции, клитора и пердения… и обязательная драка между двумя парнями, когда Чак выясняет, что он родственник девушки, с которой спит Чип. В финале Чак и Чип мирятся, а Дженуари признается Чипу, что он был ее первым любовником… и хотя она не стремится к «настоящему роману», они всегда будут друзьями.

Закончив читать, я позвонил Элисон.

– Ну? – спросила она.

– Мусор, – сказал я.

– Но ты сможешь переписать это в срок?

– Без проблем.

– Отлично. Теперь перечислю тебе несколько основных правил, о которых меня уведомил издатель, Макс Ньютон. Объем не должен превышать пятнадцати авторских листов. И помни, это для идиотов, поэтому действие должно развиваться быстро, все должно быть просто… Но учти, что сексуальные сцены должны быть, как он выразился, «горячими, но не обжигающими». Ты понимаешь, что он имел в виду?

– Думаю, да.

– Еще одно под конец: издатель знает, что именно ты делаешь эту работу…

– И он не возражает?

– Он живет в Нью-Йорке. И он полагает, что все, что происходит здесь, жуткая глупость. Но мы с ним решили, что, дабы защитить и его и тебя, будет лучше, если ты воспользуешься псевдонимом. Ты ведь не возражаешь?

– Ты шутишь? Я не хочу видеть свое имя на такой муре.

– Тогда быстренько придумай.

– Как насчет Джон Форд?

– Почему бы и нет, черт побери? И последнее, Дэвид. Хотя ты знаешь, что это дерьмо, и я знаю, что это дерьмо, и даже издатель знает, что это дерьмо, все же…

– Понимаю: будь профессионалом.

– Молодец.

Если начать с завтрашнего дня, в моем распоряжении ровно тринадцать рабочих дней, чтобы переписать текст.

Но перед тем как я начал планировать сюжет, разбивая его на главы (задача на сегодня), я произвел маленький подсчет: пятнадцать авторских листов – это шестьсот тысяч знаков. Значит, в день я должен выдавать примерно по сорок семь тысяч знаков, если хочу сдать работу вовремя. Сорок семь тысяч знаков – это около двадцати пяти страниц в день: совершенно безумное количество, если не учитывать того факта, что текст не заслуживает глубокой вдумчивости.

Однако работа есть работа, тем более, повторю, у меня не было выбора. Поэтому я отнесся к задаче серьезно, решив привнести в этот убогий материал налет профессионализма.

Я составил для себя жесткое расписание и неуклонно его придерживался. Я позволял себе отвлечься только дважды в день – для беседы с Мэтью Симзом и Кейтлин (по-прежнему через день).

– Похоже, вы немного взбодрились, – заметил Симз, когда я находился примерно на середине романа.

– Работа. Помойная работа, но все же…

– Но вы выполняете ее прилежно, что похвально.

– Мне нужны деньги, а также заполнить время чем-то полезным.

– Другими словами, вы поступаете разумно. А ведь совсем недавно вы говорили, что не сможете найти себе работу.

– Но это не совсем то, чем мне бы хотелось заниматься.

– Почему бы вам не взглянуть на это как на позитивное начало?

– Потому что романизация не может считаться позитивным опытом.

Несмотря на грустные мысли, я продолжал трудиться. Каждый день я выполнял свою норму, стараясь не опускаться до низкого уровня изначально тупого материала. Я хорошо поработал. Я сделал три экземпляра текста. Один отправил издателю, другой – Элисон, а третий оставил себе. И я успел в срок… И даже успел на ближайший пункт срочной доставки за целый час до закрытия.

Наградой за изнурительный труд был поход в маленький итальянский ресторанчик в Санта-Барбаре (сорок минут езды). Это была первая ресторанная еда с тех пор, как я перебрался сюда, – и я ее заслужил. Мне приятно было поесть вне дома. То, что недавно считалось само собой разумеющимся, сейчас превратилось в редкое удовольствие.

После ужина я долго бродил под луной по пляжу, радуясь тому простому факту, что я выполнил работу в соответствии с оговоренными условиями, причем меня не за что упрекнуть.

Через три дня позвонила Элисон и сообщила, что издатель в Нью-Йорке в восторге от результата.

– Знаешь, что сказал мне Макс Ньютон: «Этот парень получил вонючее дерьмо и превратил его в высококачественное дерьмо». Он находится под большим впечатлением… причем не только от самого текста, но и от того, что ты уложился в срок. Да, и еще – что ты не возникал. Поверь мне, это делает тебя редчайшей особью среди писательской братии. Но по-настоящему хорошие новости заключаются в том, что Макс делает по одной такой романизации в месяц. Раньше он пользовался услугами разных людей, но всегда был недоволен результатом. Вот он и решил предложить тебе контракт на шесть романизаций, по двадцать пять тысяч за каждую. Сроки те же…

– И я буду продолжать пользоваться псевдонимом?

– Да, Джон Форд, никаких проблем. Самое главное, ты сможешь погасить долг какой-нибудь из студий.

– Ты забываешь о моих алиментах.

– Да, Сэнди мне говорил. Ты должен добиться снижения месячной суммы. Это же сумасшедшие деньги! И Люси может себе позволить…

– Пожалуйста, давай не будем это обсуждать.

– Как скажешь, Дэвид.

– Но новости хорошие, Элисон. Замечательные просто! Никогда бы не поверил, что скажу такое про романизацию, но…

– Все лучше, чем ничего, – согласилась Элисон.

В ту ночь я спал на удивление хорошо. Утром проснулся отдохнувшим и способным спокойно смотреть на вещи. Если Максу понравятся первые шесть романов, может быть, Элисон удастся уговорить его взять меня на постоянную работу. При такой оплате, минус налоги и комиссионные Элисон, я смогу продолжать платить Люси и потихоньку рассчитаюсь с обеим студиям.

– Приятно слышать, что вы так оптимистично настроены, – заметил Мэтью Симз во время нашей очередной беседы.

– Да, это окрыляет – суметь подняться с колен.

Прошла неделя. Макс Ньютон прислал чек за через Элисон. Я немедленно перевел деньги на счет Люси, присовокупив электронное послание, в котором коротко написал:

«Алименты за два месяца сегодня поступят на твой счет. Было бы приятно как-нибудь с тобой перекинуться словечком».

На следующий вечер, разговаривая с дочерью, я спросил у нее, не может ли мама подойти к телефону.

– Прости, пап, она говорит, что занята.

Я не стал настаивать.

Прошли еще несколько дней, нового сценария от Макса Ньютона не поступало. Я послал Элисон записку по электронной почте, поинтересовавшись, что происходит. Она ответила мне, что вчера разговаривала с Максом и все в ажуре. Более того, он сказал ей, что его юридический отдел собирается завтра переслать мне контракт.

Но наступило завтра, и Элисон позвонила сама. По ее дрожащему голосу я догадался, что случилась очередная беда.