Текст книги "Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер"

Автор книги: Дуглас Боттинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

Часть IV. Снова в пути

Глава 27. Развитие зоопарка: 1979–1980

Жизнь Джеральда и Ли изменилась, хотя для каждого из них по-разному. Для Джеральда брак с Ли означал не просто перемены в жизни, это было настоящее спасение. Его близкий друг и коллега Джереми Маллинсон ни минуты в этом не сомневался: «Ли, вне всякого сомнения, стала спасительницей Джерри. Я думаю, что, если бы не она, он бы умер гораздо раньше. Он быстрым шагом шел к своей кончине. Если бы не этот брак, он бы совершал медленное самоубийство. Но теперь он мечтал только о жизни – о жизни с Ли». Как замечал Питер Олни: «Ли стала спасением для Джерри, а он был апофеозом ее жизни». По мнению Олни, Джеральду крупно повезло, что он нашел Ли: «Она оказала огромное и благотворное влияние на его жизнь. Благодаря ей он прожил на десять лет больше».

Семейная жизнь давалась Ли сложнее, чем Джеральду. Он уже был женат и прекрасно знал, чего можно ожидать. Ли же переехала с американского Юга на английский остров, сменила зоологический факультет на зоопарк, карьеру на реальную работу, безвестность на известность, спокойную, размеренную жизнь на кочевую. Треть года они с Джеральдом проводили в поездках по всему миру, собирая деньга для Фонда, читая лекции и собирая животных, вторую треть они проводили в Мазе на юге Франции, а последнюю – в Джерсийском зоопарке. Джеральд вел привычный для себя образ жизни. Он просыпался с банкой пива и засыпал с бокалом бренди. Никаких возражений он не принимал. «Мой доктор говорит, что я не заслужил такого замечательного сердца, печени и состояния здоровья», – постоянно повторял он. Ли приходилось с этим смиряться.

Джеральд очень гордился своей молодой женой и не переставал удивляться своему счастью. «Он был неотделим от нее, – вспоминал близкий Друг семьи Дарреллов. – Но и она не покидала его ни на минуту. Несмотря на разницу в возрасте и различия культур, это был брак, заключенный на небесах». Хотя Джеральд редко оценивал людей по ученым степеням и премиям, Ли явилась исключением. Он очень высоко оценил ее диссертацию, так, словно это была его собственная работа. Он постоянно поддерживал ее и помогал ей в научной работе. Сестре Джеральда Маргарет иногда казалось, что он слишком опекает свою молодую жену. «Не возводи ее на пьедестал, – предостерегала она. – Не пытайся заставить ее стать такой, какой она быть не может. Она не редкое и нежное растение. Относись к ней как к нормальной, красивой, молодой жене. И не более того!» Сначала друзья Даррелла удивлялись, как молодая и красивая девушка может уживаться с этим грузным мужчиной, который уже перешагнул за пятьдесят. «Ли была серьезной девушкой с серьезными намерениями, – вспоминала Флер Коулз. – Ей повезло – она встретила нужного мужчину в нужный момент своей жизни. И наоборот».

В одном отношении Ли оказалась совершенством. Женившись на столь молодой женщине, Джеральд терзался сомнениями, насколько долго его хватит. Особенно они усиливались, когда он видел ее в обществе молодых мужчин. Несколько раз эти сомнения выливались во вспышки неконтролируемой ярости и ревности. Джеральд постоянно говорил о своей любви и преданности.

Квартира в поместье Огр претерпела серьезные изменения, после того как в нее въехала новая хозяйка. Джеральд сломал стену, разделявшую две небольшие комнаты, и получилась просторная, светлая гостиная. Очень украсил эту комнату белоснежный ковер, по которому были разбросаны желтые и оранжевые коврики. Вклад Джеральда в обстановку квартиры ограничивался его книгами, которые занимали две стены в гостиной (здесь разместились книги для чтения – зоологическая библиотека переехала в его кабинет на первый этаж). Здесь же Ли поместила его коллекцию скульптуры, посвященную животным. Эти статуэтки были привезены из самых разных стран и изготовлены практически изо всех известных человеку материалов – от глины и дерева до стекла и железа. На стенах красовались викторианские открытки с изображением пышных обнаженных красоток, обрамленные в позолоченные рамки. В комнате стало светло, просторно, но непосвященного она ставила в тупик. «Я помню, как вошел в эту комнату впервые, – вспоминает Саймон Хикс, секретарь Фонда. – Мне никогда не доводилось видеть ничего подобного. Я просто не понимал, где я нахожусь. Люди не знали, как себя здесь вести. Джерри мог расправляться с ними, как его душе было угодно».

В этой гостиной Джеральд принимал журналистов, зоологов, директоров зоопарков, биологов, специалистов по охране окружающей среды, архитекторов, издателей. Он никогда не упускал возможности упомянуть о своем зоопарке и Фонде. Когда он был на Джерси, то писал за кухонным столом, хотя большую часть своих книг Джеральд написал во Франции. На кухне он встречался с сотрудниками зоопарка за рюмкой-другой в конце рабочего дня.

«Джеральд Даррелл – страстный человек, – писал журналист из канадского журнала «Маклин». – Огромная гостиная его дома на Джерси украшена безделушками, но все в доме пронизано присутствием самого хозяина, удобно устроившегося в красном плюшевом кресле. Даррелл может свободно и страстно говорить на любую тему от поэзии до кулинарии. От политики до музыки. Но под этой свободой скрывается горечь человека, посвятившего свою жизнь спасению животных, гнев тучной Кассандры». Веселый, вспыльчивый, разговорчивый Даррелл был мечтой любого журналиста. Но было бы ошибкой считать, что это и есть его подлинное лицо. Джеральд был чувствительным, непредсказуемым человеком, чья любовь к миру носила отнюдь не биологический характер.

Джеральд много смеялся, но его настроение могло измениться в мгновение ока. Он приходил в бешенство, когда его спрашивали, какая польза человечеству от сохранения вымирающих животных. «Какое высокомерие, – возмущался он. – Разве нет у животных права существовать в этом мире, не будучи полезными человеку? С момента появления Библии мы пребываем в твердом убеждении, что все вокруг существует только для нас. Господь велел Адаму и Еве населять землю и с уважением относиться ко всем живым тварям. Эту заповедь человечество нарушает чересчур усердно».

Поражал визитеров не только вид самой гостиной, но и вид из окон. Джеральд и Ли жили над магазином, в самом центре работающего зоопарка. В гостиной Джеральд мог обратить внимание гостя, потягивающего джин, на то, как по газону во весь опор несется лошадь Пржевальского. Из столовой открывался вид на вольер с венценосными журавлями. «Скромность заставляет меня умолчать о том, что можно было увидеть из окна ванной, – писал он, – когда сервалы начинали свои любовные стоны, изнывая от любви и похоти. Однако самое ужасное ожидало вас в кухне. Стоило вам оторвать глаза от стола, и перед вами появлялась клетка целебесских обезьян, черных и блестящих, как антрацит, с ярко-красными задницами, напоминающими сердечки на открытках-валентинках. Эти обезьяны предавались таким оргиям, на которых покраснели бы даже самые распущенные римские императоры. Наблюдение за таким спектаклем могло привести в смущение любого, кто решился бы разделить с нами обед».

Ли приходилось не только привыкать к семейной жизни в столь необычной обстановке. Она должна была приспособиться к необычной натуре своего мужа. Веселый, энергичный, но весьма вспыльчивый гений, он не ценил свой талант. Он любил засиживаться с друзьями за столом далеко за полночь. Джеральд всегда больше интересовался другими людьми, чем самим собой.

Список любимых вещей, составленный им по просьбе одного из журналов, дает ключ не только к пониманию его собственной натуры, но и причин, по которым он стал именно таким человеком. Любимым животным (по своей женственности) Даррелла была самка жирафа: «Она так грациозна, у нее такие большие, блестящие глаза с длинными, густыми ресницами. Красивее самки жирафа животного не существует. Если в мире существует реинкарнация, то человеку не придется жаловаться, когда он вернется на эту землю в виде самца жирафа». Любимой его рептилией была летучая змея с Дальнего Востока, любимым ядовитым животным – ядовитая амазонская лягушка. Ни одно животное не может сравниться в любопытстве с нарвалом, ничье мясо не сравнится с мясом северного оленя, предпочтительно в копченом виде – «но об этом лучше не рассказывать чувствительным натурам, а также детям под Рождество».

Удивительным образом подлинная натура Джеральда Даррелла раскрылась в телевизионной передаче «Зодиак и К°». Астролог, графолог и хиромант должны были составить портрет гостя студии, имя которого они узнавали только в конце программы. Им сообщали только пол, дату рождения, предоставляли образец почерка и отпечаток ладони. Джеральд всегда интересовался паранормальными явлениями, поэтому он с удовольствием принял участие в шоу. Однако невероятная точность предсказателей поразила даже его.

Приняв во внимание, что гость родился в день, когда солнце находилось в знаке Козерога, а луна в Близнецах, астролог сообщил, что он очень честолюбив, готов к риску, устойчив к стрессам и напряженности, но подвержен срывам. Это очень веселый человек, гибкий, проницательный, хитрый и упрямый. Он очень поэтичен и романтичен, хороший рассказчик, обладающий высоким интеллектом. Если бы он родился вечером, то мог бы стать художником, поэтом или архитектором. Если он рожден ночью, то должен был бы стать журналистом или репортером. Ему нравится опасность, связанная с его профессией, и он смог бы продать мороженое эскимосам – «даже если бы для этого ему пришлось встать на голову».

Графолог описал гостя не менее впечатляюще: «У пишущего очень сильная личность, хотя порой он подвержен перепадам настроения, вызванных ощущениями неполноценности и превосходства. Это чувствительный человек, его мучает суета повседневной жизни. Он нуждается в обществе других людей, только так он может стать самим собой. Он практичен и проницателен. Его проницательность вызвана к жизни его культурой, практичность заставляет его доминировать над людьми, чтобы не быть подавленным ими. Он обладает хорошей интуицией, наблюдательностью и созидательными способностями».

Заключение хироманта оказалось столь же точным, как и два других. Гость любит проводить время вне дома, он любит природу, жизнь, обладает задатками лидера и глубоким чувством справедливости. Он очень честолюбив, самодостаточен и эмоционален. Логика и прагматичность ему чужды. Он фаталист. Он обладает чувством юмора, порой грубоватым. Он обладает даром понимать язык животных и ход вещей в природе. «В настоящее время этот джентльмен начинает ощущать застой в своей карьере, – закончил хиромант. – Разрыв в линии судьбы говорит о том, что в течение ближайших нескольких лет он может изменить свою работу».

Возвращение Джеральда в мир, связанное с его браком с Ли, как в зеркале отразилось в его писательской деятельности. Фелисити Брайан стала его литературным агентом вскоре после свадьбы. В издательском мире говорили, что Даррелл «исписался» и переживает сложный момент в личной жизни. Его первая серьезная книга о животных «Ковчег на острове», основанная на телевизионном сериале под тем же названием и рассказывающая о современном зоопарке на Джерси, стала коммерческой катастрофой по меркам Даррелла, хотя рецензии на нее были весьма благоприятными. «Почитатели Даррелла, – писала газета «Йоркшир пост», – с облегчением узнают, что, несмотря на новый подход к литературному творчеству, поток забавных историй у автора не иссяк. Некоторые из них оказываются даже смешнее, чем раньше». «Дейли телеграф» писала о новой книге с не меньшим энтузиазмом: «Он по-прежнему остается веселым, энергичным, несентиментальным и сострадающим человеком. Его последняя книга только укрепляет его репутацию».

Проблема заключалась в том, что Джеральд писал «Ковчег на острове» в тот момент, когда рушился его первый брак. Книга вышла в 1976 году, когда Джеки его оставила. Может быть, из-за того, что она была написана в несчастливый период, может быть, потому, что в ней не рассказывалось о жизни животных легко и весело, как раньше, публика отнеслась к новой книге прохладно. Доходы от продажи были мизерными. В 1976 году Джеральд переживал самые тяжелые времена в своей писательской деятельности. Питер Гроуз назвал этот год «катастрофическим», хотя две следующие книги несколько поправили положение. «Золотые крыланы и розовые голуби», посвященная экспедиции на Маврикий, и «Сад богов», последняя часть трилогии о Корфу, были встречены с большим энтузиазмом.

Джеральд решил совместить свои поездки в Соединенные Штаты по поручению Фонда с рекламой своих книг. «Сад богов» пошел в Штатах на «ура», хотя сам автор относился к этой книге более чем скептически. «Это третья книга о нашей жизни, – писал он Ларри, – и, похоже, последняя. Я устал от твоих сравнений». В «Майами геральд» писали: «Книга просто замечательная – автор остроумен, весел, наблюдателен, счастлив». «Бостон глоуб» шла еще дальше: «Это лучшая часть трилогии, написанная гораздо лучше своих предшественниц. Все части идеальны по форме и содержанию, язык богат и образен. Читатель снова погружается в восхитительную атмосферу. Здесь столько замечательных историй, так много веселья, столько точных наблюдений природы и человека, что не устаешь поражаться мастерству автора». Но некоторые критики встретили «Сад богов» скептически. Как мог автор запомнить столько деталей и воспроизвести их спустя сорок лет после описываемых им событий? Как он мог написать три книги о пяти годах, проведенных на Корфу, и до сих пор не наскучить читателю и не повториться? «Должен признать, – писал критик из «Вашингтон пост», – что это первая из книг о Корфу, над которой я не смеялся вслух, хотя мне было очевидно, что от меня этого ждали».

Положение Джеральда в писательском мире оставалось шатким. Его последняя рукопись «Пикник и прочие безобразия» не вызвала восторга у редактора, Филиппа Зиглера. Он говорил Питеру Гроузу:

«Книга вполне в духе Джерри, она веселая и живая, но я слишком высоко ценю и его самого, и его писательский дар, чтобы утверждать, что считаю это произведение первоклассным. Разумеется, мы ее издадим, но должен признать, что рекламировать ее будет нелегко. Очень печально видеть, как снижаются продажи книг Джерри. Я очень надеюсь, что следующая его книга позволит нам развернуть широкую рекламную кампанию. Это должен быть рассказ об экспедиции за каким-нибудь удивительным зверем, хотя мне самому ничего, кроме панды, на ум не приходит».

Это письмо подтверждает не только кризис в писательской деятельности Джеральда, но и осложнения в отношениях с издателями. Из чувства противоречия Джеральд называет замечания Зиглера «снисходительными» и пишет, что его мнение об издателях, которых он раньше знал и любил, сильно пошатнулось. На протяжение десяти лет Джеральд пытался проникнуть в Китай. Если издательство «Коллинз» предложит ему приличный аванс, он сможет отправиться за интересной добычей. Он пишет Питеру Гроузу: «Не пора ли мне подыскивать другого издателя?»

В свете сложившейся ситуации Фелисити Брайан летела на Джерси, не испытывая уверенности в будущем. Но с момента первой же встречи с прославленным автором в его квартире на Джерси она была очарована этим энергичным, обаятельным человеком, радующимся жизни и буквально фонтанирующим новыми идеями. В следующий визит в поместье Огр Фелисити взяла с собой своего четырехлетнего сына и была поражена тем, как ребенок и Джеральд быстро нашли общий язык. «Определение, которое Десмонд Моррис дал Дэвиду Эттенборо – «любопытный четырнадцатилетний мальчишка», – вполне применимо и к Джерри, – писала она. – В своих лучших книгах он просто неподражаем, а его язык великолепен». Фелисити предложила Джеральду новую идею – написать книгу, которая поправит его пошатнувшиеся дела. Она должна была называться «Натуралист-любитель», а возможности продаж открьшались самые широкие. Высока была вероятность того, что телевидение решит снять по ней сериал. Джеральд снова был на коне. По продажам книга «Натуралист-любитель» превзошла все, написанное им ранее, в том числе и «Мою семью и других зверей».

Тем временем Фонд рос и креп, несмотря на сильное противодействие официальных зоологических кругов. Разведение животных в неволе стало считаться самым эффективным способом спасения видов, которым угрожает уничтожение. Еще в 1965 году на конференции Зоологического общества Лондона доктор Эрнст Ланг из Базельского зоопарка заявил: «Чтобы спасти вымирающих животных, недостаточно только содержать и разводить их в зоопарках. Должна быть возможность вернуть их в среду естественного обитания, хотя бы в рамках заповедников и национальных парков. Мы считаем, что подобная схема вполне осуществима. Зоопарки готовы оказать помощь Международному союзу охраны природы в этой сложной задаче при условии, что к ним будут прислушиваться и с ними сотрудничать».

Но прошло более десяти лет, пока эта идея была воплощена в жизнь. На второй Всемирной конференции по разведению диких животных в неволе, проходившей в Лондонском зоопарке в июле 1976 года, председатель, лорд Цукерман, высказал серьезные сомнения по теме конференции в весьма откровенных выражениях. Это была последняя попытка старой гвардии остановить приход нового.

Речь лорда Цукермана на закрытии конференции была четкой и недвусмысленной. Ничто происходящее в мире зоопарков не могло поколебать его позицию. Ничто из сказанного на конференции ни на дюйм не сдвинуло его с собственной точки зрения. В душе он оставался все тем же довоенным «аппаратчиком». Целью зоологии, по его мнению, было удовлетворение интересов науки, а не животных. «Виды всегда исчезали, – заявил он. – Всегда будут существовать редкие животные». Если вы хотите сохранить оставшиеся виды в тех местах, где они обитают, вам придется уничтожить вид «человек разумный». И поскольку это невозможно, спасать животных от вымирания – абсолютно бессмысленная и никому не нужная задача.

Более того, продолжал лорд Цукерман, некоторые животные не заслуживают, чтобы их спасали. Некоторые из них являются вредными. Особенно обезьяны. А что уж говорить о москитах! «Человек может влиять на процесс биологического отбора, – признавал Цукерман, – но и помимо этого влияния всегда будет существовать отбор и эволюция». Биологи признавали справедливость такой позиции, но разве можно не возвысить голос против того, что следовало бы назвать настоящим холокостом живой природы? Сохранение вымирающих животных теоретически может быть социально полезным, продолжал лорд Цукерман, но практически эта цель совершенно недостижима. Невозможно остановить рост численности населения и затормозить прогресс. Цена этого шага будет слишком высокой. Откуда взять деньга? Люди могут выстраиваться в очереди, чтобы послушать, как цирковые котики играют на рожках Пятую симфонию Бетховена, но правительства не собираются тратить крупные суммы на помощь вымирающим животным, владельцы которых извлекают из них прибыль.

Аудитория буквально утратила дар речи. А лорд Цукерман продолжал свое выступление. Всемирный Фонд охраны природы полон сентиментальных сторонников охраны окружающей среды и экстремистов. Что будет, если тропические леса Суматры будут уничтожены? Это произойдет потому, что люди хотят улучшить свою жизнь, – и имеем ли мы право мешать им в этом? «В заключение позвольте мне сказать, – завершил свою речь человек, именовавший себя «ветераном природоохранного движения», – что мы пытаемся осуществить весьма дорогостоящий проект… С ним нужно тщательно разобраться. Прежде чем мы это сделаем, вряд ли нам удастся получить какие-то средства на разведение диких животных в неволе. Мы должны помнить, что в этой стране не существует законов, препятствующих кому угодно, даже любому невеже, заводить собственные зоопарки… Специалисты по охране окружающей среды не должны изображать из себя бога, идеализм должен быть заменен сугубым реализмом».

Многим делегатам показалось удивительным, что президент Общества охраны животных так мало заинтересован в охране животных, а секретарь Зоологического общества Лондона совершенно не верит в возможность сохранения исчезающих животных в зоопарках. Саймон Хикс сидел рядом с Джеральдом во время знаменитой речи лорда Цукермана. «Я был поражен услышанным, – вспоминал он. – Перед нами выступал директор национального зоопарка, принимавший у себя специалистов по охране животных, и он говорил о том, что зоопарки совершенно бессильны. Кровь бросилась Джерри в лицо от ярости и гнева. Я помню, как он сказал: «Ты видишь? Ты видишь, что они делают? Почему эти надутые идиоты не понимают?!» Питер Олни, куратор отдела птиц Лондонского зоопарка, сидел с другой стороны от Джеральда. «Это было ужасно, – вспоминал он. – Я заливался краской от стыда. Большинство присутствовавших были поражены. Лорд Цукерман всегда был очень высокомерным, сложным человеком. Его отношение к будущему зоопарков и их роли в спасении вымирающих животных было абсолютно неправильным. Через несколько дней я разговаривал с ним, и он спросил меня: «Вы считаете, я перегнул палку?» Я ответил: «Да. Вы зашли слишком далеко. Сейчас нельзя придерживаться такой точки зрения». Он сказал: «Я считал, что должен все высказать, а, кроме меня, на это никто не решился бы». Джерри, разумеется, был в ярости».

Сам Джеральд признавал, что вымирание животных – это естественный факт. Девяносто пять процентов животных, существовавших в момент зарождения жизни на Земле, уже не существуют. Но предыдущие волны вымирания были вызваны естественными причинами – астрофизическими катастрофами и эволюционными изменениями в течение длительных периодов времени. Сегодня же обстановка изменилась. Один животный вид (Homo sapiens) целенаправленно уничтожал другие виды, причем за короткий временной промежуток. «Вымирание является частью эволюции и происходит постоянно, – признавал Джеральд. – Но человечество вызывает искусственное вымирание, связанное с перенаселенностью. Человек представляет опасность для среды естествешюго обитания животных. Человечество продолжает вести себя так, словно ему предоставится новый мир, после того как он использует и разрушит этот. Но это не так». В отличие от естественного вымирания, искусственное можно замедлить и, теоретически, даже остановить. Преступно даже не пытаться возместить ущерб, причиненный природе человеком.

Лорд Цукерман был не единственным противником разведения диких животных, которым грозило вымирание, в неволе. Это было очень дорогостоящим делом. К тому же существовали сомнения в том, что животные, рожденные в неволе, смогут выжить в среде естественного обитания. Были и такие, кто считал, что животному лучше погибнуть в природе, чем быть спасенным от вымирания в неволе. Когда американские экологи попросили у японского правительства разрешения вывезти шесть последних хохлатых ибисов с острова Садо, чтобы размножить их в зарубежных зоопарках, местное население воспротивилось, заявляя, что они предпочитают, чтобы их птицы вымерли свободными.

Саймон Хикс, недавно пришедший на работу в Джерсийский Фонд, был поражен той ролью, которую взял на себя зоопарк.

«Я начал понимать, что Джерсийский зоопарк не является обыкновенным зоопарком. Я решил, что мне нужно лучше разобраться в идеях Джерри. Я задал ему два вопроса. Первый: если бы не было видов, которым грозило бы уничтожение, создал ли бы он свой зоопарк? Ответ был отрицательным. Второй вопрос: если бы не существовало необходимости допускать публику в ваш зоопарк, был ли бы он открыт для посещения? И снова ответ был отрицательным. Это самая удивительная позиция в зоологическом мире. Джеральд считал, что зоопарк не является зрелищным заведением, это научное учреждение, призванное спасти животных от уничтожения и предоставить им безопасное убежище.

Разумеется, Джерри отличался нетривиальностью мышления. Столь же нетрадиционно организован он свой зоопарк. У него никогда не было плана. Он делал то, что приходило ему в голову. Он мог внезапно сказать: «А почему бы нам, трам-та-та-там, не сделать того-то и того-то?» Это был гений, обладающий детской ясностью мышления, понимающий, что нужно сделать, хотя и не всегда представляющий себе, как именно».

«Я с симпатией отношусь ко всяким мелким и уродливым, – как-то раз сказал Джеральд американскому журналисту. – Поскольку сам я велик и некрасив, то пытаюсь защитить маленьких». Джеральд считал, что даже змеи, извечно вызывавшие ужас и отвращение у людей, заслуживают любви и заботы, как любые другие живые существа. Флер Коулз не любила змей. Когда осенью 1976 года принцесса Анна прилетела на Джерси, чтобы открыть Центр по разведению рептилий, она обратилась к ней: «Простите, ваше высочество, но я не могу войти в павильон змей». Принцесса ответила: «Это вам просто так кажется», и подтолкнула Флер внутрь. Участие принцессы в работе Джерсийского Фонда было совсем не формальным. Анна с глубоким уважением относилась к работе Джеральда и на протяжении долгих лет поддерживала с ним дружеские отношения. «Когда принцесса приезжала на Джерси, – вспоминал член Совета Фонда Колин Джонс, – она долго беседовала с Джерри, забывая о тех, кто был рядом, что весьма необычно для члена королевской семьи».

Нужда и финансовые кризисы остались в прошлом. «Ситуация начала меняться с 1975 года, – вспоминал Робин Рамболл, почетный казначей Фонда. – С этого времени к нам стали поступать крупные пожертвования, в зоопарк приезжали известные люди. Мы смогли наконец забыть о постоянной нужде и сосредоточиться на создании эффективного Фонда. Зоопарк стал самой крупной достопримечательностью острова. За год мы зарабатывали более миллиона фунтов».

Джерсийский Фонд стал основателем Специальной группы по разведению диких животных в неволе. В 1980 году состоялось второе заседание этой организации, на которое были приглашены ведущие специалисты по охране окружающей среды и директора зоопарков изо всех стран мира. «Наша работа получила всемирное признание, – с гордостью заявлял Джеральд. – Теперь зоопарки проводят программу разведения животных в неволе, и многие природоохранные организации обращаются к нам за консультацией».

Зоопарк был штаб-квартирой и «витриной» Фонда, убежищем и заповедником для вымирающих животных. Здесь содержались животные, существование которых в природе находилось под угрозой, в том числе фазан Эдварда (почти исчезнувший в среде естественного обитания), ямайский боа и золотой крылан с острова Родригеса (в природе осталось всего 130 особей), золотой львиный тамарин из Бразилии (осталось 350 особей) и многие другие. Программа разведения животных в неволе успешно осуществлялась. Настало время переходить ко второму этапу операции: создавать жизнеспособные колонии этих животных в среде естественного обитания. Стало ясно, что, поскольку в других странах нет специалистов, способных справиться с такой сложной задачей, на Джерси нужно создать подготовительный центр – Джеральд называл его «мини-университетом», – где студенты из разных стран могли бы знакомиться с технологией разведения животных в неволе и содержания зоопарков. Джеральд хотел создать крупный, специально построенный для этой цели комплекс, но хотя средства поступали из Америки и из Англии, он все же не мог создать столь грандиозное строение на территории зоопарка.

И снова ему улыбнулась удача. Местная жительница, миссис Бойзард, дважды в неделю приходила убираться в квартире Даррелла. Ее дочь Бетти работала в Фонде с момента окончания школы. В тот момент она работала в бухгалтерии и часто приходила поболтать с матерью. Однажды миссис Бойзард случайно обмолвилась: «Я слышала, Леонард дю Фе выставил на продажу свой дом». «Бетти с трудом удалось сохранить самообладание, – вспоминал Джеральд. – Леонард дю Фе был нашим ближайшим соседом, посланным нам самой судьбой. Его собственность на Джерси принадлежала семье дю Фе вечно (примерно пятьсот лет). Его поля граничили с нашим зоопарком. Его дом находился в двух минутах ходьбы от поместья. Фактически, это были три дома, объединенные в один. Даже в самых смелых мечтах нам не приходило в голову, что Леонард решит расстаться с фамильным домом. Бетти ворвалась в офис и сообщила нам потрясающую новость».

Рядом с зоопарком был уже готовый подготовительный центр – древний гранитный дом. Джон Хартли немедленно позвонил Джеральду в Мемфис. Джеральд попросил, чтобы Джон связался с Леонардом. 30 ноября 1979 года, после долгих переговоров и утрясаний сделки и приведения ее в соответствие с законами Джерси, дом Леонарда дю Фе перешел к Фонду. «Сказать, что мы были счастливы, значит ничего не сказать, – вспоминал Джеральд. – Вместо массивного кирпичного здания, где мы собирались разместить Подготовительный центр, у нас появился элегантный, красивый старинный джерсийский особняк с подсобными строениями и восемью акрами земли. Как только мы вступили в права собственности, мы тут же начали реконструкцию».

Постепенно имение семьи дю Фе превратилось во впечатляющий Международный подготовительный центр с квартирами для преподавателей и студентов, залами для лекций, небольшим музеем, выставкой картин и фотографий, кинозалом и элегантной мемориальной библиотекой сэра Уильяма Коллинза, который вплоть до своей смерти присылал Фонду экземпляры всех книг по зоологии и естественной истории, выходивших в его издательстве. Сэр Коллинз позаботился и о том, чтобы эта традиция не прервалась с его смертью.

Первым преподавателем Фонда стал доктор Дэвид Во, отобранный на эту должность не только благодаря своей степени по биологии, но и из-за своей способности общаться с людьми различных национальностей тактично и с симпатией. Сначала он должен был разработать программу подготовки в такой области, которой прежде никто не занимался. Первым студентом стал Юсуф Мантру, будущий директор первого национального парка на Маврикии. Он прибыл, когда Центр еще не был готов, и поселился в павильоне рептилий. Сегодня на Джерси проходят подготовку более тысячи студентов из ста стран мира. Эти мужчины и женщины с гордостью называют себя «армией Джеральда Даррелла». «Я никогда не думал, что успею увидеть при жизни этот мини-университет, – писал Джеральд, – но сейчас я играю в крокет со студентами из Бразилии, Мексики, Либерии, Индии и Китая, и они любезно позволяют мне выигрывать, чтобы мне было чем гордиться. Эти люди самых разных национальностей прекрасно находят общий язык. Их объединяет общая цель – спасение животных, которым грозит вымирание».