Текст книги "Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер"

Автор книги: Дуглас Боттинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 49 страниц)

Далеко-далеко, – в самом сердце африканских джунглей жил маленький белый человек. Самым удивительным в нем было то, что он дружил со всеми зверями в округе.

«Друг зверей», книга, написанная Джеральдом Дарреллом в возрасте 10 лет.

Тот, кто спасает жизнь, спасает мир.

Талмуд

Когда вы подойдете к райским вратам, святой Петр спросит у вас: «Что же вы совершили за свою жизнь?» И если вы ответите: «Я спас один вид животных от исчезновения», – уверен, он вас впустит.

Джон Клиз

Предисловие

Я лишь однажды встречался с Джеральдом Дарреллом. Это произошло вначале лето 1989 года в лондонском Доме бабочек, что расположен в Сионском парке. Джеральд вместе со своей женой Ли проводили мероприятие в рамках «Программы для Белиза», направленной на спасение тропических лесов, расположенных на северо-западе этой страны. Чета Дарреллов должна была выпустить в Дом бабочек несколько бабочек из Белиза. Даррелл прошел к входу через толпу восторженных поклонников. Он был очень сдержан, вежлив и сосредоточен. В тот момент ни он, ни я не могли представить, что мне придется писать о нем книгу. Знай мы об этом, нам было бы о чем поговорить. А если бы нам повезло, то мы могли бы общаться и по сей день.

Я почти забыл об этой встрече. Но вот в сентябре 1994 года мы с моей старшей дочерью Кейт сидели на террасе белоснежно-белого дома в Катами, на северо-западе Корфу, где перед войной жил Лоуренс Даррелл. Перед нами по пляжу бродили чайки, выпрашивая лакомство у туристов. Над водой разносились оживленные голоса греческих экскурсоводов. «Сейчас мы с вами приближаемся к прекрасному пляжу Калами, – выкрикивали они. – Слева вы видите знаменитый белоснежно-белый дом, где жил Джеральд Даррелл и где он написал свою замечательную книгу «Моя семья и Другие звери»…»

Джеральд Даррелл, конечно, ничего подобного не делал. Я повернулся к Кейт. «Они ошибаются, – сказал я. – Кто-то должен их поправить. Похоже, настало время написать подлинную биографию Джеральда Даррелла».

Кейт, которая всегда очень любила Даррелла, заметила: «А почему бы тебе самому не сделать этого?»

Эта идея не показалась мне безумной. Я уже написал две книги о натуралистах-путешественниках. Недавно опубликованная биография Гэвина Максвелла имела такой успех, что я стал подумывать о том, чтобы написать нечто в этом роде. Я читал почти все книги Джеральда Даррелла, даже писал рецензии на две из них. Мне казалось, я понимаю внутренний мир этого человека. Черт побери, да я ведь даже встречался с ним в Доме бабочек! Вернувшись в Англию, я позвонил помощнику Джеральда Даррелла по Джерсийскому зоопарку. По его совету я обратился к литературному агенту Даррелла, приложив к письму экземпляры моих книг, и предложил свои услуги в качестве биографа его клиента.

Через несколько часов мои книги попали в руки самому Джеральду Дарреллу, который лежал в лондонской клинике после тяжелой операции. Разумеется, он знал Гэвина Максвелла и даже писал статью о его книге «Круг чистой воды» для «Нью-Йорк таймс». Джеральд открыл книгу и прочел первые строчки предисловия: «Сегодня вечером море в маленьком заливе очень спокойно, полная луна проложила прямую дорожку, уходящую от берега в бесконечность. На пляже потрескивает небольшой костерок. Через открытое окно я слышу все звуки и вижу все призраки этой ночи – вот цапля схватила рыбешку у самого берега, вот тюлень заводит свою заунывную песню в заливе и его почти детский голосок взмывает и опадает в: ночи, как колыбельная…» И вот среди больничной суеты, в мире шприцов, катетеров, капельниц и каталок, в мире боли, страданий и отчаяния, этот седовласый человек снова заглянул в свою жизнь и свои мечты. Он перевернул страницу. «Настоящий гуру для целого поколения. Гэвин Максвелл, подобно Джону Верроузу, В. Г. Хадсону и Джеральду Дарреллу, является одним из лучших писателей, писавших о живой природе в последние сто лет…»

Даррелл сел в постели. Порой он сам собирал воедино отдельные фрагменты своей биографии. Но в бесконечной череде лихорадок и кризисов, рецидивов и ремиссий он не находил в себе сил взяться за перо. Время от времени он получал предложения написать его биографию. К нему обращались и известные, и еще только начинающие писатели. Многие из них не заслуживали внимания, но один-два были вполне достойными кандидатами. Но пока Джеральд был полон сил и энергии, история его жизни принадлежала только ему, ему одному. Сейчас же ситуация изменилась. Он попросил свою жену Ли прочесть ему мою книгу вслух. И пока она читала, Джеральд Даррелл понял, что нашел своего биографа. Его биография была описана реалистично, в ней просматривалась цель, к которой стоило стремиться. В том тяжком положении, в котором он сейчас оказался, создание биографии могло стать последним делом его жизни.

Джеральд захотел встретиться со мной, чтобы поговорить о нашем проекте лично и принять окончательное решение. Но каждый раз, когда Ли звонила мне и назначала время, когда я мог бы прийти в больницу, она была вынуждена перезванивать и отменять встречу, потому что Джеральд оказывался в интенсивной терапии. Нашей встрече не суждено было состояться. Вскоре после его смерти в январе 1995 года Ли позволила мне самому написать полную и честную историю жизни и работы этого выдающегося человека.

В течение последующих двух лет я узнал о Джеральде Даррелле больше, чем знаю о себе самом. Как мне кажется, я постиг этого человека. Однажды мне попали в руки его совершенно удивительные любовные письма. Это был человек, который знал страсть, радость, страх, любовь возвышенную и земную, который с благодарностью и любовью относился к самой жизни и к миру. Читая эти письма, я пел, и смеялся, и декламировал вместе с ним. А потом я дошел до письма, написанного 31 июля 1978 года, и погрузился в молчание.

«Я видел тысячи закатов: осенние, похожие на золотые монеты, зимние – белоснежные, как ледяные иголки… Я видел молодые луны, напоминавшие перья птенцов лебедя… Я чувствовал теплые и нежные, как дыхание возлюбленной, дуновения ветра. Этот ветер прилета прямо с Южного полюса. Он стонал и жаловался, как потерявшийся ребенок… Я знал тишину: непередаваемую, каменную тишину глубокой пещеры, тишину, которая наступает после звучания великой музыки… Я слышал пение лягушек, такое же стройное и сложное, как звучание баховского органа. Я видел лес, освещенный миллионами изумрудных светлячков. Я слышал, как летучие мыши рвут паутину, как волки воют на зимнюю луну… Я видел, как мерцающие, подобно опалам, колибри окружают ярко-красные цветы. Я видел китов, черных, как деготь, резвящихся среди васильково-синего моря. Я лежал в воде, теплой, как молоко, нежной, как шелк, и вокруг меня резвились стаи дельфинов… И все это я сделал без тебя. Вот единственное, о чем я сожалею…»

Читая это письмо, я начал понимать, сначала не веря себе, а потом, испытывая некоторое стеснение, что голос, звучащий в моем мозгу, принадлежит не мне. Я так часто слушал изысканную, спокойную английскую речь Джеральда Даррелла на кассетах, по радио и телевидению, что мог с уверенностью сказать – я слышал именно его. Сомнений не оставалось. Голос, читавший это страстное любовное послание, принадлежал самому Дарреллу. Не только я постиг Джеральда Даррелла. Джеральд Даррелл постиг меня. Я вспомнил слова сэра Дэвида Эттенборо, которые он произнес на погребальной службе: «Джеральд Даррелл был волшебником».

И теперь вы держите в руках биографию Джеральда Даррелла – натуралиста, путешественника, рассказчика, юмориста, провидца, журналиста, прекрасного писателя, одного из лучших писателей XX века, пишущих о природе, замечательного собеседника, лидера современного мира, чемпиона животного царства, основателя и почетного директора Джерсийского зоопарка и Фонда охраны дикой природы, спасителя исчезающих видов, защитника скромных, беззащитных и обреченных на смерть.

Не думаю, что будет преувеличением сказать, что Джеральд Даррелл был святым человеком – хотя и не лишенным определенных недостатков Он вел святую жизнь, исполняя священную миссию – он спасал исчезающие виды животных, гибнущие по вине человека. Он был современным святым Франциском, но ему приходилось бороться со злом, которое святому Франциску не могло привидеться в самом страшном сне. И эта борьба убивала его. Мы можем сказать, что Джеральд Даррелл отдал свою жизнь ради спасения животного мира и мира живой природы, который он так страстно любил.

С самого начала моей работы мне оказывала поддержку и помощь в создании полного и неприкрашенного портрета этого замечательного человека, в честном рассказе о его жизни и о его работе Ли Даррелл, жена Джеральда. Я получил полную свободу действий. Портрет Джеральда Даррелла и рассказ о его жизни принадлежит мне, и только мне, – хотя создать его без помощи многих и многих людей я бы никогда не смог.

Мне было позволено ознакомиться с личным и профессиональным архивами Джеральда Даррелла, с документами организованного им Фонда охраны дикой природы, который теперь носит его имя. Я встречался со многими людьми, о которых Джеральд Даррелл писал в своих книгах.

Я хочу особенно поблагодарить доктора Ли Даррелл (почетного директора Фонда охраны дикой природы имени Даррелла), Джекки Даррелл, Маргарет Дункан (урожденную Даррелл), Джереми Маллинсона (директора Фонда охраны дикой природы имени Даррелла), Джона Хартли (директора Фонда охраны дикой природы имени Даррелла по международным связям), Саймона Хикса (директора Фонда охраны дикой природы имени Даррелла по развитию) и Тони Олчерча (главного администратора Джерсийского зоопарка). Я также признателен Питеру Харрисону, который в перерывах между чтением лекций в Польше, России и в странах Персидского залива неустанно рассказывал мне о молодых годах Джеральда Даррелла, о Корфу и о людях, его населявших. Питер Харрисон оказал мне неоценимую помощь в работе над первым, черновым вариантом этой книги. Я благодарен также Джону и Вивьен Бартон за ценные замечания и советы, Энтони Смит за замечания относительно зоологии, сэру Дэвиду Эттенборо за полезную критику. Я бесконечно благодарен моему издателю Ричарду Джонсону и редактору Роберту Лэйси из издательства «Харпер Коллинз» за заботу и поддержку моего проекта. Спасибо моему агенту, Эндрю Хьюсону из агентства «Джон Джонсон», и агенту Джеральда Даррелла, Антее Мортон-Санер, из агентства «Кертис Браун».

Я благодарен агентству «Кертис Браун», представляющему интересы миссис Ли Даррелл, за разрешение привести в своей книге фрагменты из опубликованных и неопубликованных работ Джеральда Даррелла.

Выдержки из книги Джекки Даррелл «Звери в моей постели» приводятся с любезного разрешения автора. Цитаты из книги Джона Хьюза «Он и другие звери: Портрет Джеральда Даррелла» приводятся с разрешения автора и издателей.

Дуглас Боттинг 14 декабря 1998 года

Пролог

Голубое королевство моря – это настоящая сокровищница, полная странных существ, которых так интересно собирать и за которыми так занимательно наблюдать маленькому мальчику. Сначала это занятие кажется мальчику не слишком увлекательным, потому что он может всего лишь бродить вдоль берега, как раненая морская птица, вынужденная удовольствоваться прибрежными мальками, а иной раз чем-то более аппетитными таинственным, что выбросило море. Но как только у мальчика появилась лодка, он открыл для себя новый мир, в котором возвышаются золотисто-красные каменные замки, где существуют глубокие бассейны и подводные пещеры, где, подобно сугробам, поднимаются дюны из белоснежного песка.

Отправляясь в длительные путешествия на своей лодке, мальчик всегда берет с собой пищу и воду, на случай кораблекрушения. Если он берет ее с собой всю команду, которая состоит из трех собак, совы и голубя, и до отказа нагружает лодку двумя дюжинами контейнеров с морской водой для собранных образцов, грести становится нелегко.

Однажды мальчик решил навестить небольшой заливчик, где обитали очень занятные создания. Как-то давно он поймал там морского конька, странную рыбу, напоминающую угря с выпуклыми глазами и толстыми губами, почти как у гиппопотама. Мальчику хотелось поймать еще несколько таких замечательных рыбок. Наступал период размножения, и он надеялся поселить их в своем аквариуме, чтобы наблюдать за захватывающим процессом ухаживания и спаривания.

После получаса ходьбы он подошел к заливу, окруженному серебристыми оливковыми деревьями и ракитовыми кустами. Над спокойной водой разносился тяжелый мускусный аромат. Мальчик бросил якорь возле рифа, вооружился сачком и банкой с широким горлом и вошел в прозрачную воду, теплую, как в ванне.

Повсюду кипела жизнь – улитки, морские уточки, морские ежи крабы буквально кишели в воде. Мальчику нужно было сосредоточиться и не отвлекаться от своей задачи. Сначала он поймал замечательного самца, невероятно яркого, почти сверкающего в брачном наряде. К обеду мальчик уже добыл две зеленых морских звезды, каких он раньше никогда не видел.

Солнце пригревало все сильнее, жизнь обитателей моря замерла. Все попрятались под скалами, чтобы укрыться от полдневного жара. Мальчик выбрался из воды, уселся под оливами и с аппетитом принялся за бутерброды. Воздух был наполнен ароматом ракитника. Повсюду раздавалось пение цикад. Покончив с бутербродами, мальчик загрузил лодку, свистнул собаке и принялся грести по направлению к дому, чтобы поскорее выпустить свою добычу в аквариум.

На следующее утро он обнаружил, что рыбки совершили свой брачный обряд на рассвете. На дне в специально положенном туда обломке глиняного горшка виднелись отложенные яйца. Какая из самок отложила яйца, мальчик не знал, но из самца вышел очень заботливый и отважный отец. Он яростно набрасывался на палец мальчика, когда тот пытался вытащить черепок, чтобы рассмотреть яйца получше.

Мальчику очень хотелось вывести маленьких морских коньков, но, по-видимому, аэрация воды в аквариуме оказалась недостаточной, и вывелось только два крохотных конька. Одного, к ужасу мальчика, тут же сожрала бесчувственная мамаша. Не желая быть свидетелем второго детоубийства, мальчик отсадил второго конька в банку и выпустил в заливчик, где были пойманы его родители. Мальчик надеялся, что маленький конек даст жизнь еще не одному десятку таких же очаровательных, ярких созданий.

Разведение морских коньков в неволе не увенчалось безусловным успехом. Но это был лишь первый шаг. В конце концов, ведь морским конькам не угрожает исчезновение. Море вокруг Корфу кишит ими. А у мальчика впереди еще много времени. Джеральду всего двенадцать лет. Перед ним еще вся жизнь, в которой будет много животных. Перед ним вечность.

Часть I. «Парень сумасшедший… Таскает в карманах улиток!»

Глава 1. Детство в Джамшедпуре: Индия 1925–1928

Джеральд Малкольм Даррелл родился в Джамшедпуре, в индийской провинции Бихар, 7 января 1925 года. Он был четвертым ребенком в семье Луизы Флоренс Даррелл (урожденной Дикси), тридцати восьми лет, и гражданского инженера Лоуренса Сэмюэля Даррелла, сорока лет.

Когда Джеральд стал старше, мать рассказала ему об обстоятельствах его появления на свет. На последних месяцах беременности Луиза Даррелл так увеличилась в размерах, что стыдилась выйти из дома. Если учесть ее крохотный рост, то новые объемы были просто чудовищными. Поведение жены встревожило мужа. Лоуренс Даррелл сказал однажды, что жена должна пересилить себя и пойти с ним в клуб, где собирались все представители местного английского общества. «Я не могу показаться в клубе в таком виде, – в отчаянии возражала Луиза. – Я похожа на слона!» Тогда муж предложил ей соорудить паланкин, в котором она могла добраться до клуба незамеченной. Это так обидело Луизу, что она два дня не разговаривала с мужем.

«Других женщин во время беременности тянуло на кокосы или другие необычные продукты, – писал Джеральд в своих неопубликованных мемуарах о детстве, проведенном в Индии. – Мою же мать страстно тянуло к шампанскому, которое она употребляла в огромных количествах вплоть до самого моего рождения. Именно этому факту я обязан тем, что могу выпить сколько угодно. А уж о шампанском и говорить не приходится».

Джеральд был самым крупным из детей. Вот почему его мать так «разрослась» во время беременности. Когда он вырос, то оказался выше не только матери, но и обоих своих братьев и сестры. Но роды прошли на удивление легко. «Я выскочил из нее, как выдра ныряет в воду», – писал Джеральд, вспоминая то, что рассказывала ему мать. Вся прислуга, а также те, кто работал с Лоуренсом, пришли поздравить сахиба и мэм-сахиб с прибавлением семейства. «Все индусы признавали, что я – необыкновенный ребенок. Я родился с серебряной ложкой во рту, и все в моей жизни должно было идти по моему желанию. Оглядываясь назад, я должен признать, что они были абсолютно правы».

Родители Джеральда, а также его дед с материнской стороны были англо-индийцами в старинном смысле этого слова (не евроазиатами, а британцами, родившимися в Индии). Они родились и выросли в этой стране. Отец Джеральда родился в Бенгалии 23 сентября 1884 года, а его мать – в Рурки 16 января 1886 года. Ее отец тоже родился в Рурки. Ему было шесть лет, когда в 1857 году разгорелся индийский мятеж.

Семья Джеральда мало знала о Британии, далекой, но священной родине. Глубина их связи с Индией, которую они всегда считали своим настоящим домом и родной землей, была настолько сильна, что когда, много лет спустя, мать Джеральда обратилась за получением британского паспорта, она заявила: «Я гражданка Индии». Хотя Джеральд прожил в Индии недолго, влияние этой страны на его личность оказалось весьма ощутимым. Он никогда не считал себя англичанином в отношении национальности, культуры и поведения. У его старших братьев и сестры это ощущение было еще более сильным. Лоуренсу Джорджу Дарреллу в момент рождения Джеральда было тринадцать лет. Он учился в Англии. Лесли Стюарту было семь лет, и он тоже оказался в Англии. И только пятилетняя Маргарет Изабель Мабель присутствовала при рождении своего младшего братишки.

Мать Джеральда происходила из ирландской протестантской семьи. Семейство Дикси вышло из города Корк, теперь расположенного в Ирландии. Наверное, именно благодаря ирландской крови два сына Луизы, Джеральд и Лоуренс, обладали хорошо подвешенным языком. Отец Луизы, Джордж Дикси, который умер еще до ее свадьбы, работал клерком и бухгалтером на строительстве канала в Рурки. Именно там Луиза Дикси познакомилась с Лоуренсом Сэмюэлем Дарреллом. Дарреллу было двадцать пять. Он был студентом. В ноябре 1910 года Луиза и Лоуренс поженились. Старший брат Джеральда, Лоуренс, так описывает индийские корни своей семьи: «Богобоязненное, бодрое, набожное наследие Мятежа… Моя бабушка сидела на веранде дома, держа на коленях заряженное ружье, в ожидании мятежников. Но стоило им завидеть ее, как они сворачивали в сторону. Таков облик моей семьи… Я – один из людей, лишенных родины».

Луиза Даррелл была очаровательной женщиной, застенчивой, скромной, обладающей замечательным чувством юмора. Она полностью посвятила себя детям. Луиза была так поглощена своими детьми, что всегда стремилась пораньше уйти с любых вечеринок и приемов, чтобы убедиться, что они в безопасности и здоровы. Ее тревоги были небезосновательны. Вторая ее дочь Марджери Рут умерла от дифтерии в раннем детстве, а Лоуренс и Лесли постоянно чем-то болели. Муж обожал ее, но запрещал жене заниматься домашними делами, обычными для жены и матери. Она не должна была заниматься домом и семьей, для этого были индийские слуги. Луиза должна была вести себя так, как пристало мэм-сахиб.

Но, несмотря на то, что Луиза полностью подчинялась своему энергичному, патриархальному и соблюдающему все условности мужу и стремилась исполнить все его желания, она оставалась уникальной женщиной, независимой и сильной. Она во всем стремилась идти своим путем и отвергала многие ограничения, налагаемые на нее ее полом, что было естественно для того времени. Она выросла в Индии, поэтому обращала меньше внимания на свое положение, чем обычная мэм-сахиб, считающая время, проведенное в Индии, настоящей ссылкой. Будучи молодой женщиной, она пренебрегала условностями и была настоящей няней для своих детей и даже мыла полы в своем доме, что для белой женщины в Индии было просто неслыханно! Если ее муж по служебным делам отправлялся в поездку по стране, его молодая жена вместе со всеми детьми сопровождала его без малейшего слова жалобы. Когда же они возвращались в город или размещались на новой стройплощадке, она проводила долгие часы в жару и чаду кухни, постигая секреты приготовления карри. Из нее вышла отличная кулинарка. Любила она приложиться к бутылочке джина, хотя Лоуренс Сэмюэль строго следил, чтобы она не увлекалась. Именно от матери унаследовал Джеральд (и оба его брата) свой юмор и пристрастие к алкоголю. Отец же наградил сыновей яркими голубыми глазами и светлыми волосами, прямыми и спадающими на глаза. От него же Джеральд унаследовал и тучность, удивительную в довольно мелком семействе.

Миниатюрная, непрактичная, любопытная и порой странная Луиза выглядела настоящей жительницей Востока. Она и мыслила так же. Ее старший сын, Лоуренс, описывал мать как прирожденную буддистку. «Моя мать была невротичкой, – однажды заметил он. – Именно ей мы обязаны своей ирландской истеричностью и чувствительностью, с ней связанной. Ей нужно было бы упрекать себя за нас – я считаю, что ей следовало убежать от нас давным-давно». У Луизы был удивительный интерес ко всему сверхъестественному. Возможно, сказывались ее ирландские корни, возможно, это было влияние Индии, но она постоянно думала о привидениях и совершенно их не боялась. Однажды их дом располагался так, что буквально упирался в девственный лес. Индийская прислуга тряслась от страха. Индусы жаловались Луизе, что по ночам они слышат стоны и причитания одинокого духа. Тогда Луиза взяла фонарь и отправилась в лес ночью, совершенно одна. Слуги пытались ее остановить, но она была непреклонна. «Приди ко мне, приди ко мне», – взывала она в глубине индийских джунглей, желая встретиться с одиноким, отчаявшимся духом.

Мать всегда оказывала сильнейшее влияние на жизнь своих детей. «Я был счастливой поганкой, которой досталось все ее внимание, – вспоминал впоследствии Джеральд. – Она абсолютно отказалась от себя, полностью отдав свою жизнь детям». Но хотя Джеральд и был к матери ближе всех, ее любимчиком всегда оставался Лесли, возможно, потому, что он сильнее всех нуждался в ней. Луизу любили все – все, кроме ее старшего сына, Лоуренса. Лоуренс так и не простил матери того, что его отправили в Англию заканчивать образование, бросили его среди «дикарей».

Отец Джеральда, Лоуренс Сэмюэль Даррелл, строго говоря, Дарреллом и не был. Его происхождение тонет в глубинах викторианской эпохи. Первый муж бабушки Лоуренса Сэмюэля Махалы Тай, Вильям Даррелл, покончил жизнь самоубийством. Махала родила незаконного ребенка, чьим биологическим отцом был суффолкский фермер, Сэмюэль Стирн. Вскоре после рождения ребенка Махала вышла замуж за рабочего Генри Пейджа, который стал мальчику отчимом. От Пейджа Махала родила еще пятерых детей. Позже жизнь забросила незаконного ребенка – будущего деда Джеральда Даррелла – в Индию. В 1883 году он женился во второй раз, теперь на Доре Джонсон, дочери сержанта-майора бригады королевской кавалерии. Невесте был двадцать один год. В семье Дарреллов родилось восемь детей. Дед Даррелл служил в Китае во время подавления боксерского восстания, дослужился до чина майора и умер в Портсмуте в 1914 году. Однако он еще успел побывать добровольцем на Первой мировой войне. Ему было шестьдесят три года. Первым его ребенком от второй жены стал отец Джеральда Даррелла, Лоуренс Сэмюэль. С самого рождения ему приходилось преодолевать наследие незаконного происхождения своего отца, карабкавшегося по социальной лестнице от деревенщины в класс офицеров.

Лоуренс Сэмюэль Даррелл, по воспоминаниям, был порядочным, но довольно отстраненным человеком. По роду своей работы он не мог принимать активного участия в воспитании детей. Ему приходилось колесить по всей британской Индии от Пенджаба и Гималаев до Бенгалии и джунглей Бирмы. Старший сын Лоуренса Сэмюэля вспоминает, что отец был серьезным, искренним человеком, абсолютно убежденным в том, что наука способна разрешить любые проблемы. Он не обладал богатым воображением, не имел хорошего образования. Он служил империи, но все же не мог полностью соблюдать все условности общества – он жил не как англичанин, а как англо-индиец. Лоуренс Сэмюэль вышел из своего клуба, когда члены клуба забаллотировали рекомендованного им доктора-индийца, закончившего Оксфорд. Этот врач спас жизнь его старшему сыну. Луиза полностью разделяла взгляды своего мужа на расовые проблемы.

Отец Джеральда отличался замечательными способностями. Он четко сознавал свои цели и очень скоро стал прекрасным инженером, строителем железных дорог, гражданским инженером из тех, кого воспевал Редьярд Киплинг. Это был строитель империи в лучшем смысле этого слова. Он посвятил себя созданию инфраструктуры современной, индустриальной Индии. Он строил шоссе, железные дороги, каналы и мосты, больницы, фабрики и школы. Лоуренс Сэмюэль колесил по пустыням, джунглям и горам, а семья следовала за ним, как цыганский табор. Инженер Даррелл всегда получал самые лучшие рекомендации от своего руководства. «Великолепный специалист, – гласил один из отзывов. – Очень энергичный и внимательный к мельчайшим деталям человек. Мистер Даррелл прекрасно руководит своими подчиненными, поскольку обладает тактом и даром убеждения».

К 1918 году Лоуренс Сэмюэль Даррелл уже был главным инженером строительства железной дороги от Дарджилинга к Гималаям, проходившей вдоль границы Индии и Тибета. Через два года он основал собственную компанию в молодом индустриальном городе Джамшедпуре. Этот город должен был стать городом-садом, но в те дни это был всего лишь пыльный, мелкий городишко. За четыре года, предшествующие рождению Джеральда, Лоуренс Сэмюэль сумел стать настоящим «жирным котом» Британской Индии. Он добился успеха и богатства, но работал он очень много.

Большинство построек, осуществленных компанией Лоуренса Сэмюэля Даррелла в Джамшедпуре, стоят и по сей день. Это заводы и больницы, школы и фабрики. До сих пор стоит и Бельди, усадьба, где Джеральд Даррелл появился на свет и провел первые годы своей жизни. Бельди – это типичная усадьба, соответствовавшая статусу главного инженера Лоуренса Даррелла. По своему положению он считался ниже офицеров и выше торговцев. Дом не слишком большой, но комфортабельный. В больших комнатах довольно прохладно, бамбуковые занавесы защищают широкую веранду от палящих лучей солнца. Перед домом раскинулся большой сад с прекрасным газоном, по которому маленький Джерри сделал свои первые шаги.

Джеральд мало общался со своими братьями и сестрой в Индии. Его старший брат Лоуренс уже был отправлен в Англию, а Лесли, который вернулся в Индию, и Маргарет не особенно стремились играть с младенцем и развлекать его. Еще реже Джеральд общался с другими представителями семейства Дарреллов – с многочисленными тетушками и с громоздкой бабушкой Дорой, получившей прозвище Большой Бабушки за свои огромные размеры и решительный характер, способный подавить кого угодно. Большую часть времени Джеральд проводил в обществе своей индийской няни, айи. «В те дни дети видели своих родителей только тогда, когда те приходили на традиционный пятичасовой чай, – вспоминает Маргарет. – Наша жизнь определялась индийскими айями и католическими гувернантками. Джерри был ближе к своей няне, чем мы, старшие дети. Поэтому в нем сильнее чувствуется влияние Индии, чем Европы».

Впоследствии Джеральд утверждал, что помнит многое из происходившего в Джамшедпуре. Самым ярким воспоминанием стал для него первый поход в зоопарк. Впечатления ребенка были настолько сильны, что можно сказать, это событие и заложило основу страсти Джеральда Даррелла к животным и зоопаркам. Однако в детстве Даррелла в Джамшедпуре не было зоопарка. Он открылся только в наши дни. Но даже если бы там и был зоопарк, вряд ли Джеральд мог запомнить это – ведь ему было всего четырнадцать месяцев, когда вся семья, включая мать, отца, бабушку Дору и сестру Маргарет, покинула Джамшедпур и никогда больше туда не возвращалась. 11 марта 1926 года семейство Дарреллов отплыло из Бомбея в Англию. В апреле семья обосновалась в Лондоне.

В те времена было нормальным, что британцы, находящиеся на службе у раджи, каждые два года отправлялись в отпуск в Англию, но Дарреллы ехали на Альбион с определенной целью. Лоуренс Сэмюэль собирался купить в Лондоне дом либо с целью вложения денег, либо в качестве резиденции. Удачливый инженер, он сумел сколотить небольшое состояние. Лоуренс вложил часть средств во фруктовое хозяйство в Тасмании, которое приобрел заочно. Ему было сорок два года, но его работа стала настоящим проклятием. Много лет спустя его будущая невестка Нэнси, жена его старшего сына Лоуренса, вспоминала: «Отец решил закончить работу, переехать в Англию и вести совсем иной образ жизни. Теперь он мечтал выйти на сцену и аккомпанировать Эвелин Лэй». Было ли это правдой (что кажется совершенно невероятным) или это было одной из шуток Лоуренса (что кажется вполне возможным), тем не менее отец решил на время бросить якорь и покинуть Индию, где усиливались тенденции к самоопределению, грозившие перерасти в настоящую войну. Так или иначе, Лоуренс Сэмюэль Даррелл приобрел большой дом по Аллейн Парк в Далвиче, неподалеку от школы, где учились Лоуренс и Лесли.

12 ноября 1926 года Большая Бабушка Дора отправилась в Бомбей на корабле «Равалпинди» после шести месяцев, проведенных в Англии. Спустя какое-то время за ней последовали Луиза, Лесли, Маргарет и Джеральд. На этот раз они поселились не в Джамшедпуре, а в Лахоре, где Лоуренс Сэмюэль заключил новый контракт на работу. Семья поселилась в новом доме на Дэвис-стрит. Именно с Лахором связаны все воспоминания Джеральда об индийском детстве. Однако воспоминания эти фрагментарны и обрывочны. Несомненно, они сформировались под влиянием рассказов матери и братьев.

С самого раннего детства Джеральд, как и его брат Лоуренс, обладал уникальной, почти фотографической памятью. В своих неопубликованных мемуарах он писал:

«Мои воспоминания того периода напоминают изящные виньетки, яркие, цветные картинки, наполненные звуками, вкусом и ароматами. Я помню ослепительные закаты, пронзительные крики павлинов, аромат кориандра и бананов, вкус риса различных сортов. Особенно запомнился мне вкус моего любимого завтрака, когда рис варили в буйволином молоке с сахаром. Я помню, что носил очаровательные костюмчики из туссора. Помню его восхитительный цвет – бледно-бледно-коричневый. Помню приятное ощущение шелковистости и шуршащий звук, который раздавался, когда моя индийская айя одевала меня по утрам. Помню, что айя отказывалась будить меня иначе, чем под звуки песен Гарри Лаудера с граммофонной пластинки. Если я не слышал этой музыки, то весь день был мрачным и недовольным, как бы няня меня ни развлекала. Граммофон был старым. Он хрипел так, словно в нем поселилась целая мышиная семья. Но тем не менее он был для меня настоящим чудом. Заслышав звуки музыки, я просыпался с улыбкой на лице, а моя айя вздыхала с облегчением».