Текст книги "Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер"

Автор книги: Дуглас Боттинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 49 страниц)

Это был очень тяжелый период для нас обоих. Вот почему я решила уйти. Я чувствовала, что мне нужно бежать, если я хочу сохранить хотя бы остатки рассудка. Я год за годом тратила на спасение Фонда, спасение животных. Но теперь Фонд твердо стоял на ногах. В середине семидесятых я решила – сейчас или никогда. Я была замужем за Джерри больше двадцати пяти лет – пожизненное заключение!»

Но страдала не одна Джеки – в браке редко страдает только один из партнеров. Люди, близко наблюдавшие семейную жизнь Дарреллов, замечали, что Джеральд получает больше, чем отдает. Ближе всех Дарреллам был Джереми Маллинсон, научный руководитель Фонда, старинный друг Джеральда и Джеки. «Я наблюдал за тем, как рушится их брак, – вспоминал он. – Было бы несправедливо во всем винить одного Джерри. Они оба были виноваты в распаде своей семьи. Джеки слишком ревновала мужа к зоопарку и Фонду. Она была очень мстительна. В середине семидесятых годов отношения между ними резко ухудшились. Джеки буквально уничтожила его».

К Рождеству состояние Джеральда резко ухудшилось. Он глубоко любил Джеки – она никогда не понимала, за что, – но сохранить брак было уже невозможно. Джеки сбросила маску. Джеральд был потрясен. На ежегодном рождественском ужине в поместье это заметили все присутствующие, хотя лишь немногие догадывались об истинной причине его тревоги. «Джерри был очень странным, – вспоминали Сэм и Кейт Уэллер. – И вся атмосфера этого вечера была ненормальной. Джерри был напряжен и замкнут. Нам стало ясно, что между ним и Джеки что-то произошло. Эмоциональное напряжение буквально чувствовалось в воздухе». Это заметил и Майкл Армстронг: «Джеральд стал много пить, это не нравилось Джеки. В конце концов она выхватила у него бутылку со словами: «Без меня ты был бы полным ничтожеством!»

Экспедиция в Ассам откладывалась, брак рушился. Джеральд впал в глубокую депрессию. Он по-прежнему жил вместе с Джеки, но более не считал себя женатым на ней. И тогда Джеки пришла на ум идея. Джерри плохо себя чувствует, сказала она его личному помощнику Джону Хартли. Почему бы не отвезти его погреться на солнышке? В течение последних двух лет Фонд занимался вопросами охраны окружающей среды на Маврикии. Именно на этом острове был уничтожен дронт – нелетающая птица, которая стала эмблемой Фонда и Джерсийского зоопарка. По сравнению с Ассамом, эта поездка была неутомительной, а контакты с местными властями давно установлены. Шестинедельная поездка на Маврикий была быстро организована. Отъезд наметили на конец марта.

Джеки же решила отправиться в Австралию, чтобы собрать материал о работе австралийских женщин по охране окружающей среды. За время этой поездки она хотела как следует обдумать свою жизнь и будущее. Джеральд принял ее предложение, но не хотел, чтобы она ехала одна. В качестве секретарши он предложил ей Сью Бейтмен, которая перед Рождеством оставила работу в Фонде.

Джеральд отправился в Борнмут, поселился в отеле. Он хотел повидаться с Маргарет, а также показаться своему врачу Алану Огдену. Но сложившаяся ситуация и одиночество тяжело повлияли на него. Он беспробудно пил и мрачно изучал девять томов книги Хэвлока Эллиса «Психология секса», купленные в борнмутском книжном магазине. («Любой, кто занимается разведением редких животных, знает, насколько важен секс», – говорил он, объясняя свой интерес к столь нетривиальной проблеме.) Постепенно Джеральд опускался в бездну черной депрессии. Тревожась о состоянии мужа, Джеки позвонила Алану Огдену. Тот застал Джеральда пьяным, в ужасном состоянии и немедленно поместил его в частную клинику. Алан перезвонил Джеки и предупредил, что ей будет лучше отложить поездку в Австралию. Ее отъезд мог сказаться на психическом состояния Джеральда. К тому же она может понадобиться. Джеки согласилась остаться и отправилась во Францию. Там она провела три месяца – с января по март. За это время она осознала, что брак их полностью разрушен, что она спокойно может жить в одиночестве, заниматься чем угодно и обдумывать свою жизнь. «И тогда я сказала себе: «Сейчас или никогда!» – вспоминала она. – Я жалела только об одном – что не сделала этого раньше!»

В жизни Даррелла произошло и еще одно неприятное событие. Дэвид Хьюз приехал навестить Джеральда в Борнмут, когда Джеки бросила его. Биографическая книга о Даррелле, над которой он работал в течение предыдущего года, оказалась невостребованной. И крушение брака стало не единственной причиной. Джеральд считал, что в этой книге слишком много разговоров и чересчур мало внимания уделено вопросам охраны окружающей среды. Коллинз расторгнул контракт, не выплатив последнюю часть аванса. Хьюз предпочел спокойную и более доходную жизнь профессора в Америке.

Джеральд вернулся на Джерси полностью разбитым. Джон Хартли встретил его в аэропорту и сразу же понял, что оставлять его одного нельзя. «Он плакал, был угрюм и подавлен, – вспоминал Хартли. – Я очень любил его, и мне было больно видеть его в таком состоянии. По вечерам в зоопарке было очень одиноко, а навещали его лишь немногие. Я чувствовал, что мне нужно переехать в главный дом хотя бы на несколько самых критических дней». Джон вернулся домой, сказал жене о своих планах, собрал все необходимое и поселился в главном доме, намереваясь провести рядом с Джеральдом столько времени, сколько потребуется. «Мы много разговаривали, – вспоминал он, – слушали музыку, немного выпивали и пришли к согласию о том, что мир – ужасное место».

Джеральд попал в ад, его душа погрузилась во мрак. Вскоре приехала его сестра Маргарет, а следом за ней из Америки прилетел Том Лавджой. «Джерри был совершенно разбит, – вспоминала Маргарет. – Он не мог выносить одиночества. Ему нужна была женщина, пусть даже простая кухарка или горничная. Он нервничал, если в доме не было женщин. Но несмотря на свое состояние, он сказал мне: «Если Джеки все же решится постучать в мою дверь, надеюсь, ты ее впустишь». Время от времени Джеральда навещали друзья. «Он был очень, очень подавлен, – вспоминал Дэвид Кобхэм. – Его лодка разбилась о скалы. Это было очень печально. Я знал, что он много пьет и что с ним трудно жить, но он был замечательным человеком, делавшим важное и нужное дело. Было ужасно видеть его в таком состоянии».

Пусть даже разрыв казался Джеральду настоящим адом, но нужно признать, что он пошел на пользу и Джеки, и самому Джеральду. Их брак перестал быть полноценным давным-давно. Боль, испытываемая Джеральдом, объяснялась, с одной стороны, потерей любимого человека, а с другой – тем, что уход Джеки оставил его в одиночестве – а одиночества он перенести не мог. «Если бы я не приняла решения уйти, – вспоминала Джеки позднее, – мы бы вместе пришли к заключению, что нам лучше расстаться. Помните старинную поговорку о том, что вслед за уважением уходит и любовь? Джерри, конечно, был очень сердит и говорил мне, что сделает все, чтобы изгнать даже саму память обо мне и полностью исключить любой мой контакт с зоопарком. И он сдержал обещание. Думаю, он был так разгневан потому, что мой уход образовал пустоту в его жизни. Хотя Джерри говорил, что никогда не хотел, чтобы я уходила, я чувствую, что эти слова были продиктованы не любовью ко мне, а тем неудобством, с которым был связан мой уход. Он полностью зависел от меня и от моего мнения. Я делала для него все. Даже несмотря на то, что я больше не занималась делами зоопарка, я продолжала оставаться его менеджером, банковским управляющим, секретарем и так далее. Теперь же он остался один. Не эмоционально, а практически. Стоило мне уйти, как Джерри понял, сколько я делала для него. Мне говорили, что он был вынужден нанять трех сотрудников, чтобы выполнять те обязанности, которые выполняла я на протяжении нашей супружеской жизни».

Пытаясь излечиться от сердечной боли и снять нервное напряжение, Джерри занялся написанием стихов о животных. Это помогло ему еще в шестидесятые годы. 27 февраля 1976 года он писал Ширли Томас из зоопарка: «В свободное время я по мере сил пытаюсь превзойти старшего брата в поэзии. Я написал цикл стихов о животных под названием «Антропоморфия» и надеюсь, что мне разрешат самому их проиллюстрировать. Естественно, мои стихи более мистичны и философичны, чем поэтические опусы Ларри, и Вы сразу же это поймете из прилагаемого примера. Я чувствую, что ничто так не помогает избавиться от страданий, как сочинение стихов».

Учитывая обстоятельства, «прилагаемый пример», посвященный судьбе одного из вымирающих животных, совершенно замечателен:

Высоко, на заснеженных вершинах Анд,

Можно встретить лишь одного зверя,

Который оказался достаточно умен, чтобы доказать

всем смотрителям,

Что им всем необходима ученая степень.

Очковый медведь – это чудо,

Очковый медведь – не дурак.

Очковый медведь с редкой мудростью

Не тратил даром времени в школе.

Очковый медведь выучил испанский,

Очковый медведь научился рисовать,

Очковый медведь совершенно спокойно

Мог умножить двадцать на четыре.

Очковый медведь был образцовым животным, продолжал Даррелл. Он научился писать, рисовать, вязать, ткать и петь. Он изучил историю, научился считать, не загибая пальцы. И лишь одно обстоятельство повергало его в глубокую депрессию – он не умел говорить и был вынужден подписываться, ставя крест.

Но однажды кто-то подарил ему попугая

(Чрезвычайно дурно воспитанную птицу),

Которая умела делать хорошо лишь одно – говорить,

И Очковый медведь был спасен.

Птица стала его постоянным компаньоном,

Медведь писал письма друзьям совершенно спокойно,

А в конце этих посланий они находили подпись:

«Ачковый мидведь, Б.Н.».

Если ваш учитель спросит вас,

Как пишутся слова «кларет» или «зефир»,

Я предлагаю, не тратя лишних сил,

Пойти и купить себе попугая.

25 марта 1976 года, незадолго до отплытия Джеральда на Маврикий, Пегги Пил встретила его в Лондоне и записала в своем дневнике: «Джеки уехала во Францию. Я ничего не спросила, но подозреваю, что она бросила Джерри. Он выглядел очень одиноким. С ним была Энн Питерс. Мне показалось, что она тоже собирается на Маврикий». Похоже, в качестве подружки. «Энн стала первой девушкой, с которой Джерри начал встречаться после разрыва с Джеки», – вспоминал Джон Хартли.

В апреле после отъезда Джеральда на Маврикий Джеки вернулась на Джерси, чтобы забрать вещи и привести в порядок счета Джеральда. Тогда она была в зоопарке в последний раз. Саймон Хикс, прибывший на Джерси, чтобы занять пост зоологического координатора Фонда, а впоследствии ставший секретарем Фонда, вспоминал: «В зоопарке царила полная неразбериха, и я с первого же дня включился в работу. Господи, сказал я себе, мне-то зачем это нужно? Джеральд Даррелл за границей, его жена упаковывает свои вещи и уезжает. Приехали телевизионщики. «Мистер Даррелл здесь?» – спросили они. «Нет, он за тысячи километров отсюда, – ответил я. – Я здесь новичок и не могу вам ничем помочь. Я совершенно растерян». Никто не посвятил меня в тайну. Мне пришлось во всем разбираться самому. Я ничего не понимал, кроме того, что положение очень серьезное». Уезжая, Джеки оставила прощальную записку Джереми Маллинсону: «Прощайте, надеюсь больше никогда в жизни не увидеть это чертово место».

В этот момент Джеральд был далеко от Джерси – и морально, и физически. Он впервые оказался на Маврикии, втором по величине из Маскаренских островов, лежащем к востоку от Мадагаскара. Этому острову было суждено оказаться местом осуществления наиболее долгосрочного и успешного проекта Фонда охраны дикой природы.

В марте 1976 года совершенно разбитый Джеральд вместе с Джоном Хартли и Энн Питерс вылетел на Маврикий. Шестинедельная экспедиция была спланирована так, чтобы у него была возможность отдохнуть и немного понежиться на солнце. В те времена Маврикий был довольно неизвестной страной. Джеральд увидел его из иллюминатора самолета – «зеленый, рдеющий, с голубовато-пурпурными горами, окруженный белопенными рифами и глубокой синевой Индийского океана». В экологическом смысле на острове произошла настоящая катастрофа. Самолет приземлился на руинах острова, где когда-то гнездился легендарный дронт. Большая часть уникальной островной фауны была уничтожена человеком еще в прошлом веке. Не менее разрушительную роль сыграли и спутники человека – собаки, кошки, свиньи, крысы, обезьяны, мангусты. За удивительно короткое время печальную судьбу дронта разделили огромный бескрылый черный попугай, гигантская черепаха и дюгонь. «От уникальной и совершенно безвредной для человека фауны, – писал Джеральд, – остались всего несколько птиц и ящериц. Но даже и они, а также все, что осталось от девственного леса, испытывают невероятное давление». Маврикийская пустельга, розовый голубь и попугай-пересмешник – самые редкие виды в мире – подвергались истреблению со стороны орд яванских макак, которые поедали их яйца и уничтожали птенцов.

По мере того как Джеральд знакомился с обстановкой на острове, поездка, спланированная как увеселительная, предусматривающая знакомство с охраной окружающей среды, постепенно превращалась в серьезную экспедицию, во время которой оставалось немного времени и на отдых. Прибыв на Маврикий, участники экспедиции остановились в штаб-квартире хранителя лесов Вахаба Овадалли, с которым и Джеральд, и Джон Хартли немедленно подружились. Хранитель лесов оказался очень дружелюбным человеком, сторонником охраны окружающей среды. Он настаивал, чтобы после ознакомления с состоянием популяции пустельга, розовых голубей и попугаев экспедиция отправилась на Круглый остров, который по своей значимости можно сравнить только с Галапагосскими островами, но которому угрожала серьезная экологическая катастрофа.

Найти розовых голубей в природе было нелегко, так как их количество сильно сократилось. Чтобы их увидеть, экспедиция отправлялась в лес ночами и при свете факелов разыскивала гнезда птиц. Для Джеральда путешествие по зарослям криптомерий в долине Розовых Голубей в поисках редких птиц было увлекательным приключением. Он забывал о своем погибшем браке, о проблемах Фонда и Джерсийского зоопарка, он снова погружался в мир живой природы, вспоминал детство, проведенное на Корфу. Красота окружающей природы завораживала даже такого искушенного человека, как Джеральд. На закате он забирался на деревья и ждал, когда голуби вернутся на ночлег. Пролетавшие мимо птицы проявляли к нему не меньший интерес, чем он к ним. Позже он писал:

«Солнце опустилось очень низко, и небо из металлического, зимородкового стало нежным, бледно-голубым. Внезапно откуда-то появилась стая белоглазок, маленьких хрупких зеленых птичек с бледными кремовыми кругами вокруг глаз. Птички расположились на дереве надо мной. Они принялись переговариваться между собой, издавая резкие, высокие звуки, и в то же время демонстрировали мне чудеса акробатики, выискивая между сосновыми иголками крохотных насекомых. Я поджал губы и издал звук, напоминавший их крики. Эффект был поразительным. Все птички замерли, замолчали, забыли об ужине, собрались на ветке прямо над моей головой и уставились на меня черными глазками, обведенными белыми кругами. Я издал еще один крик. Какое-то время птички ошарашено молчали, а затем начали возбужденно переговариваться и приближаться ко мне. Если бы я протянул руку, то мог бы до них дотронуться. Я продолжал подражать их крикам. Белоглазки казались все более и более встревоженными. Они склоняли головки, приближались ко мне все ближе и ближе. Птички чуть было не садились на меня, продолжая обсуждать столь странное явление резкими, пронзительными голосками».

Только когда над деревом пролетели два розовых голубя и Джеральд поднял бинокль, чтобы как следует разглядеть их, эти любопытные крошки наконец-то взлетели. Первый голубь уселся на дерево рядом с Джеральдом, и тот смог его поймать при помощи специальной сети.

«Я осторожно держал птицу в ладонях. Голубь лежал спокойно, не двигаясь, часто моргая от удивления. Это была совершенно замечательная птица. Глядя на нее, ощущая под пальцами шелк ее перьев, ощущая частое сердцебиение, я испытывал глубокую печаль. В моих руках сидел один из тридцати трех уцелевших розовых голубей на Земле. От бесчисленных стай, затмевавших небо, остались лишь тридцать три голубя. Когда-то здесь оставалось и тридцать дронтов, безвредных нелетающих птиц, которые исчезли с лица земли из-за глупости и беззаботности человека, истребленные кошками, собаками и обезьянами. Эти птицы исчезли навсегда, потому что никто не позаботился о них и не предоставил им убежища, где они могли бы спокойно жить и размножаться. Но хотя бы розовым голубям мы могли еще помочь».

Правда, Джеральд заметил, что розовый голубь и сам не слишком-то много думает о продолжении рода. Удобно устроившись на конце ветки, он вполне может отложить яйцо в пустоту.

Следующим пунктом программы был Круглый остров, лежащий в четырнадцати милях к северо-востоку от Маврикия. Площадь его не более 375 акров, но на этой довольно скромной территории встречается огромное множество совершенно уникальных растений и животных, в том числе восемь видов местных рептилий, шесть из которых находятся под угрозой уничтожения (два вида гекконов, два вида сцинков и два вида змей); не менее десяти видов редчайших растений, причем шесть из них являются эндемиками. К тому же на Круглом острове гнездится редчайший вид буревестников. «На каждом акре этого вулканического острова, – писал Джеральд, – можно встретить больше уникальных, редчайших животных и растений, чем в любом другом уголке земного шара». Завезенные человеком козы и кролики нарушили равновесие природы, пожрали растительность и подрыли корни. Девственным лесам был нанесен непоправимый ущерб. Редкие пальмы и деревья твердых пород, в частности черное дерево, были уничтожены навсегда. Круглый остров напоминал безжизненную лунную поверхность. Следом за растительностью исчезли насекомые. Ящерицы и змеи лишились источника пищи и тоже вымерли. Правительство Маврикия осознало опасность и приняло меры по сокращению численности коз, отстрелу кроликов и восстановлению растительности на острове, хотя сделано было очень немного.

Но Джеральд был в восторге. «Теперь совершенно ясно, что через тридцать-сорок лет, – писал он, – Круглый остров станет самым замечательным примером охраны и восстановления окружающей среды на практике, хотя всего несколько лет назад он являл собой безжизненную пустыню». Экспедиции Даррелла дали разрешение вывезти в Джерсийский зоопарк редких животных. Через четыре дня Джеральд покинул Круглый остров, увозя с собой несколько пар гекконов и сцинков.

Поездка на Родригес заняла больше времени. Этот сухой, пыльный остров лежал в 350 милях к востоку от Маврикия. Родригес когда-то был местом обитания гигантских черепах и странной одинокой птицы пустынника, но оба вида были безжалостно истреблены французскими поселенцами еще в восемнадцатом веке. Джеральд с Джоном хотели ознакомиться с состоянием популяции золотых крыланов. Этих летучих мышей сохранилось всего 120—130 особей. Даррелл хотел отловить несколько пар, чтобы создать жизнеспособные колонии на Джерси и на Маврикии. Мышей ловили с помощью специальных сетей, дымовых костров и подгнивших фруктов.

Джунгли Родригеса ночью – не место для слабонервных. Москиты чуть ли не до костей обглодали Джеральда и его спутников, а внезапно пошедший тропический ливень не оставил на них сухой нитки. Местные жители соорудили им шляпы из банановых листьев, но на листья набросились крупные местные улитки и почти полностью их сожрали. Все же считать неудачной эту поездку было нельзя. Экспедиция вернулась на Маврикий с восемнадцатью крыланами.

На Маврикии Джеральда поселили в роскошном отеле, раскинувшемся под пальмами на белоснежном пляже. От открытого океана лагуну отделял небольшой коралловый риф. Этот риф стал для Джеральда настоящим открытием. Перед ним предстал совершенно иной мир. «Под водой ты превращаешься в коршуна, – писал он. – Ты паришь над лесами, горами и песчаными пустынями этой океанской вселенной. Ты чувствуешь себя Икаром». Маврикий показался Джеральду раем на Земле, он надеялся, что правительству достанет ума объявить эти рифы национальным морским парком, как это уже сделали Танзания и Сейшельские острова. Накануне отъезда Джеральд плавал на рифе. Его окружали огромные стаи рыб, под ним раскинулся настоящий подводный сад.

«Я плавал с рыбами примерно полчаса. Это было незабываемо: то мне казалось, что подо мной весенний лес, шелестящий листьями, а через мгновение я видел ярко-синее средиземноморское небо, каким-то чудом перенесенное в океан. Неподалеку я заметил небольшое коралловое деревце, на котором не было ни морских ежей, ни рыб-скорпионов, и уселся на него. Я снял маску. На горизонте возвышались снежные горы Маврикия. Почти до самой вершины их укутывали зеленые леса, и лишь на макушке красовалась белоснежная шапка. Между мной и горами в небе дрожали пять радуг. Я решил, что Маврикий – это совершенно замечательное место».

Вернувшись на Джерси, Джеральд обнаружил, что Джеки собрала свои вещи и уехала. По взаимному согласию она забрала их «Мерседес». В мае состоялась их последняя встреча.

«Мы встретились в Борнмуте, – вспоминала Джеки. – Это была полунейтральная территория. К этому моменту мне удалось успокоиться и взять себя в руки. Я была поражена тем, что и Джерри отлично владел собой. Я сказала ему, что не собираюсь возвращаться, но он не захотел согласиться с моим решением. Он сказал, что сожалеет о своем поведении, и пообещал, если я вернусь, взять меня с собой в Россию или в любую другую страну, куда я захочу. Он настаивал, чтобы я еще пару дней подумала обо всем, что я и сделала. За это время я успела посоветоваться с адвокатом, потому что хотя Джеральд и говорил, что все имущество будет разделено между нами поровну, письменного подтверждения его слов у меня не было. Когда Джерри понял бы, что я действительно не собираюсь возвращаться, он мог оказаться не столь щедрым. Из офиса моего адвоката я позвонила ему и сообщила, что окончательно решила уйти от него. Джерри взорвался. На этот раз ему не удалось совладать с собой, и он дал волю языку».

Впереди были четыре года ссор и горечи. Разрыв был полным. Джеки больше никогда не встречалась с Джеральдом, им нечего было сказать друг другу. Хотя Джеральд продолжал активно работать в своем зоопарке, его жизнь стала совершенно иной, он был в ужасном состоянии. Джеки чувствовала себя как в ссылке. Ей тоже пришлось нелегко. «Я никогда не забуду это мучительное для меня время, – вспоминала она. – На меня обрушился такой стресс, Джерри оказался таким мстительным, что от нервного срыва меня уберегла только поддержка близких друзей».

19 июля 1976 года Джеральд написал Лоуренсу о разрыве с Джеки: «Джеки ушла. Ты был очень добр, когда пригласил меня пожить немного во Франции, но я предпочитаю зализывать свои раны в одиночестве. Я хочу поехать в Грас. Если нам удастся встретиться, когда я соберусь возвращаться, можно будет сходить на бой быков. Думаю, мне будет приятно увидеть, что терзают не меня одного».

Но этот план не был осуществлен. Джеральд, Джон Хартли и Дениз Лиддлоу, гибкая, смуглая уроженка Карибских островов, ставшая секретарем зоопарка и получившая от Джеральда прозвище Радуга, уехали на юг Франции и поселились на белоснежной, увитой бугенвиллеями вилле в Каннах, куда их пригласили Франсуа и Шейла Браш. Шейла принадлежала к богатой американской семье, владевшей фирмой «Джонсон и Джонсон». Она всегда поддерживала Фонд и жертвовала крупные суммы. «Джеральд развлекался тем, что писал книгу о Маврикии, – вспоминал Джон Хартли, – хотя большую часть времени он проводил в местных ресторанах. Он много ел, еще больше пил, потом возвращался домой и добавлял еще. Он часами мог сидеть на открытой веранде, греясь под лучами солнца. Порой он засиживался на веранде на всю ночь, отправляясь спать лишь в четыре-пять часов утра. Это была довольно спорная терапия – но ему она помогла». Канны очень понравились Джеральду. Он сумел справиться с сердечной болью при помощи бара «Негреско» (самого роскошного отеля Канн) и стройной чернокожей девушки. Постепенно он стал возвращаться к нормальной жизни.

Адвокат Джеки бомбардировал его письмами. «Джеральд выдвигал смехотворные обвинения, – вспоминала Джеки. – Его поведение страшно меня раздражало. Только когда я пригрозила, что подам в суд и расскажу о нервном срыве и о его пьянстве, он стал более сговорчив». Джеральд никак не мог успокоиться. В августе он вернулся из Канн и написал Лоуренсу: «Боюсь, Джеки ко мне не вернется. Она поступает со мной очень жестоко. Видимо, я причинял ей боль с завидной регулярностью. Я этого не замечал, но она абсолютно в этом убеждена».

Джерри сопротивлялся требованиям адвокатов изо всех сил. «Джеки разослала повестки всем, кому только смогла. Это была настоящая бракоразводная битва, – вспоминал Джереми Маллинсон. – Джерри, порой даже в ущерб собственным финансовым интересам, стремился защитить Фонд всеми силами». Наконец все вопросы были решены, и британский суд весной 1979 года развел супругов на основании «неразрешимых противоречий».

Так как Джеральд не был резидентом Соединенного Королевства, суд не присудил Джеки половину его состояния, на что она так рассчитывала, указывая на то, что без нее Джеральд ничего не добился бы. Суд постановил, что Джеральд должен выплачивать Джеки регулярно индексируемое содержание в размере 7000 фунтов стерлингов в год. Джеральд считал, что налоги с этой суммы должна выплачивать сама Джеки. «Он не хотел мне ничего отдавать, – вспоминала Джеки. – Лишь суд вынудил его сделать это. Но чтобы получить от него хотя бы пении, я должна была отказаться от всех своих прав на то, что мы с ним имели на Джерси. К чести Джеральда надо сказать, что, хотя мне потребовалось немало времени на то, чтобы отсудить у него какие-то деньги, он всегда честно выплачивал оговоренную сумму, несмотря на собственные финансовые затруднения».

Однако ощущения у обоих были не из лучших. И Джеральд, и Джеки были разгневаны, чувствовали себя преданными и не хотели видеть друг друга. Джеральд всегда любил Джеки больше всех на свете. Он не представлял, что их жизнь может завершиться подобным образом, и всю вину за это возлагал на свою бывшую жену, обвиняя ее в том, что она самым подлым образом его бросила. Когда он узнал, что должен будет платить алименты, то просто вышел из себя. Эта сумма казалась ему несправедливо большой. «Я решил продать дом в Грасе, – писал он Лоуренсу, – так как содержать его мне не по средствам. Сейчас мне нужны наличные, так как придется выплачивать огромные алименты. Как несправедливо со стороны суда было заставить меня платить – ведь я абсолютно не виноват в распаде нашей семьи».

Джеки, разумеется, видела все по-другому. Она ушла, потому что Джеральд сделал их дальнейшую совместную жизнь невозможной. «То, что я выдержала так долго, до сих пор меня удивляет, – вспоминала она много лет спустя. – Я отказалась от всего, что было мне дорого, – бросила семью, забыла о карьере, пожертвовала своим здоровьем, отдала ему двадцать восемь лучших лет своей жизни. И за все это я получила жалкие гроши и сердечную боль. Меня лишили законного места в анналах зоопарка и Фонда, словно меня никогда и не существовало».

Взаимные обвинения – неотъемлемая часть любого болезненного развода, но даже в угаре судебной тяжбы Джеки не могла не признать: «Джеральд Даррелл был слабым человеком, как и большинство людей на нашей планете. Но он очень любил природу и отдавал все свои силы сохранению окружающей среды. Это великий человек нашего времени, и его вклад в дело охраны природы еще только начинает получать признание».

Джеральду пришлось нелегко. Его жизнь разбилась на две части. Зоопарк и созданный им Фонд процветали и становились все более известными. Уже насчитывалось более пятнадцати тысяч членов Фонда по всему миру, двести тысяч человек ежегодно посещали его зоопарк, в состав научных комитетов Фонда входили ученые с мировыми именами, Федерация зоопарков присудила Джеральду пять премий, ему удалось получить потомство от десятков животных, которым в естественных условиях грозило полное исчезновение. Но в личном плане Джеральд был несчастен, его литературная деятельность приостановилась. Новые книги более не встречали такого восторженного приема, как прежде, тиражи падали. В 1975—1976 годах его доход составил всего треть от дохода предыдущих лет. Удача отвернулась от Джеральда Даррелла и, казалось, больше никогда к нему не вернется.