Текст книги "Спой мне о любви"

Автор книги: Дорис Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Знаешь, когда все начнется, – сказал он, – я буду чувствовать себя как человек, удачно дотащивший до места назначения бомбу с часовым механизмом.

Его опасения показались мне излишними. Колин Камерон, звезда с мировым именем, был достаточно хорош, чтобы соответствовать уровню концерта в доме престарелых.

– Ты его еще не слышала при церковной акустике, – вздохнул Адам. – У него слишком сильный голос, и он ничего не может с этим поделать, остальным приходится дотягиваться до его уровня. Многие начали удивляться, где я раскопал такой талант.

Колина представили остальным как Джона Маккензи, друга из Плимута.

В воскресенье Колин приехал позже, чем обычно. Выйдя в парк поискать себе местечко под солнцем, я наткнулась на Йена и Рут, нетерпеливо ожидавших его у автостоянки.

– Надеюсь, у него не спустило колесо, – со знанием дела заметил Йен.

Рут оказалась более осведомленной:

– Нет, просто она красит ресницы. Это обязательно нужно делать, если куда-то идешь. – «Анютины глазки» уставились на меня. – Правда, Дебора?

Поспешно согласившись, чтобы поддержать представительницу своего пола, я поинтересовалась, кто это – «она».

– Тетя Мэри, – беспечно ответил Йен. – Папа привезет ее пообщаться с нами. У нее мало знакомых в Англии.

– Только в Шотландии, – добавила Рут, – как и у нас.

Тетя Мэри, вероятно, была одним из членов большой семьи Камерон.

Час спустя, когда я дремала на солнышке, послышался знакомый голос:

– Папа, давай мы с тобой будем играть против Рут и тети Мэри?

Йен стоял у теннисной сетки, размахивая ракеткой. Я с любопытством повернулась, чтобы посмотреть на эту «тетю Мэри». Невысокая девушка с копной медно-рыжих блестящих волос держала Колина за руку. Так же они стояли и на том снимке в газете… Конечно же! В статье упоминалось, что настоящее имя Хани Харрис – Мэри. Там еще говорилось, что она валлийка…

Не люблю капитулировать, но в тот момент я твердо решила сбежать, выбрав кружной путь, чтобы меня не заметили на площадке. Мои щеки пылали ярким румянцем – не только от потрясения, но еще и от гнева, к которому примешивалось сильное беспокойство. Если Колин выходил в свет с Хани Харрис, как судачили в Найроби, он имел на это право, но привезти ее сюда, в Торкомб, в такой знаменательный день… Ужасно! Недавно я прочла, что ее последняя пластинка попала в десятку самых популярных, но сегодня будет звучать классика для старых и немощных людей!

За ленчем, который я проводила в одиночестве (мама с Джоном ушли куда-то), Колин представил меня Хани.

– Как поживаете, мисс Харрис? – вежливо спросила я и получила в ответ озорную обаятельную улыбку.

– Пожалуйста, зовите меня Мэри. Это мое настоящее имя, и я хочу, чтобы сегодня вечером звучало только оно.

Я кивнула, немало удивившись. Значит, она действительно собирается на концерт хора. Колин сошел с ума? Между тем мне пришлось признать, что Хани Харрис, то есть Мэри Макрей, – очень милая девушка, веселая и простодушная. Она играла с близнецами так оживленно, как будто они были ее ровесниками.

Концерт прошел успешно, на всех лицах вокруг меня было написано истинное удовольствие. К моему облегчению, Колин, стоявший во втором ряду, совсем не отличался от остальных мужчин в темных костюмах, хотя его и было слышно. Адам оказался прав: его голос тек плавно, как хрустально-прозрачный ручей, безупречный и неутомимый. Когда хор грянул религиозный гимн, этот ручей превратился в огромную реку. Чудесный голос креп, набирал силу, ведя остальных за собой, и под конец все в зале слышали только его. Я все это время с тревогой поглядывала на Адама, но все обошлось. Председатель правления произнес благодарственную речь, и через несколько минут всех пригласили на ужин.

Когда все закончилось, Колин начал пробираться к выходу мимо моего стула, но вдруг был остановлен пожилой леди.

– Полагаю, это вы – тот самый молодой человек с сильным голосом? – решительно сказала она.

У нее был вид идеальной школьной училки, безошибочно узнаваемый теми, кто и сам относится к той же породе. В глазах старушки за толстыми стеклами очков читалось не только восхищение, но еще и лукавство. «С такими, – подумала я, – нужно быть настороже». Вероятно, Колин это тоже понял, а может, и нет. Он расплылся в улыбке:

– Ради всего святого, только не говорите об этом никому. Иначе у меня будут неприятности!

Шотландский акцент не оставлял никаких сомнений, синие глаза весело смотрели на старушку. Всякий, кто когда-либо видел выступления Колина Камерона, тут же догадался бы – вот он, собственной персоной!

– Я так и подумала, – удовлетворенно закивала старушка. – Вы из Шотландии.

Вот тут нужно было быстренько улизнуть, но Колин вновь улыбнулся и доверительно сообщил:

– Моя дочурка терпеть не может тех, кто выбалтывает чужие секреты. Но, сдается мне, вы не из таких, миссис…

– Пакстон, – живо представилась пожилая леди. – Я подумала, что не могла ошибиться, – победоносно добавила она. – Для меня честь познакомиться с вами. Ваш голос доставляет мне величайшее удовольствие уже многие годы. Надеюсь, вы споете для нас соло, мистер Камерон?

Последние слова миссис Пакстон прозвучали слишком громко – старушка от волнения совсем позабыла о просьбе Колина, – и вокруг сразу же раздался удивленный гул голосов, распространившийся по залу подобно морскому приливу. Председатель поднял голову, старшая сиделка изумленно уставилась в нашу сторону, а какой-то пожилой джентльмен тут же воскликнул:

– Эй, сэр, порадуйте нас чем-нибудь из Гарри Лодера!

«О нет, – подумала я, замирая, – только не после Сибелиуса и церковной музыки! Адама хватит удар!» Я оглянулась и увидела его лицо. Оно было… нет, не злым, а бледным и покорным. Адам знал, что именно так и случится, знал, что Колин выйдет на первый план. Но почему? Неужели такое случалось и прежде?

Колин показал представителям старшего поколения все, на что был способен. Каждая песня в его исполнении становилась спектаклем одного актера, а когда он спел последние строки одной из них: «Здесь утешенье, в Галааде, и исцеленье больной души», как ему хлопали! Почти у всех на глазах были слезы.

– Кажется, у нас теперь есть еще одна причина поблагодарить мистера Баллестая, – произнес расчувствовавшийся председатель, пожимая руку Адаму. – За то, что он привез к нам Колина Камерона!

Когда мы все рассаживались по машинам, Адам строго следил, чтобы ни одна из них не уехала без полного комплекта пассажиров. Сам он вез троих участников хора, которые жили далеко. В большом старом дворе приюта, превращенном в автостоянку, мне удалось пробиться к нему сквозь толпу.

– Мои поздравления. Это было великолепно!

Адам хмуро посмотрел на меня исподлобья:

– Спасибо, но ты не ошиблась в объекте своих поздравлений?

– Нет, не ошиблась. Всегда есть тот, кто делает всю работу, и тот, кто оказывается в центре внимания.

Лицо Адама трогательно просветлело. Взгляд серых глаз, устремленный в даль, вернулся ко мне, на губах расцвела улыбка. Это была улыбка не горечи, а признательности. Он сделал шаг вперед, и, прежде чем я это осознала, его руки опустились мне на плечи и губы медленно приблизились к моим.

В этом поцелуе совсем не было грубой, пугающей страсти, как в прошлый раз. Он был нежным и скорее дружеским, сдержанным и аккуратным, но это проявление чувств на публике ясно показало мне, как глубоко он был тронут.

– Извини, – смущенно произнес Адам, резко отстранившись. – Ты поедешь со своей компанией? – как-то суетливо спросил он, и я, повернувшись, наткнулась на пристальный взгляд Колина.

«Как долго он стоял позади, шпионя? Почему не кашлянул тактично? Зачем так на меня смотрит?» – думала я сначала сердито, затем со смущением и потом раздраженно. Ладно, пусть смотрит, если хочет! Это его вина, что Адаму потребовалось утешение.

– Вы закончили… гм-м… беседу?

Холод в голосе Колина был вовсе неуместен. Какое ему дело, кто меня целует или кого я целую в ответ? И мне совсем не хочется ехать домой с ним.

– Адам, а у тебя в машине не найдется местечка для меня?

Он с сожалением покачал головой:

– Увы, милая, она уже битком набита. Ну что ж, увидимся. И спасибо тебе еще раз.

Я уныло побрела за Колином к его синему автомобилю. Когда мы развезли по домам двоих участников хора, Колин заговорил со мной в первый раз;

– Ну, Дебра, что-то вы притихли. Вам понравилось, как мы выступили?

– Мы?! – резко повторила я. – Мне показалось, что хор был всего лишь вашим бледным фоном.

Замечание было достаточно обидным и вызвало тяжелый вздох Хани. Колин, однако, не промолвил ни слова. Он сгорбился за рулем и больше не заговаривал со мной, только пожелал спокойной ночи, когда мы подъехали к «Тор-Рок».

Глава 8

Я провела беспокойную ночь, и все по его вине. В часы мучительного бодрствования между долгожданными минутами забытья передо мной стояло, как ни странно, лицо не Адама, а Колина, когда он пел: «А там, а там, в конце пути, вас ждет любовь, мечта станет явью».

На следующее утро я завтракала позже обычного. Мама, выскользнув из-за конторки, передала мне, что Адам будет ждать меня в коттедже.

– Он рассказал мне, что произошло вчера! – сердито выпалила она. – Я была просто в ярости!

Не часто мама бывает столь непредсказуемой. Я думала, ее сильно впечатлит знакомство с такой знаменитостью, как Колин Камерон. Но оказалось, это не тот случай.

– У него ненадежный характер, – заявила она и добавила, что эпизод с хором это подтвердил, как и его настоятельное требование выделить Хани одноместный номер. – Дороти Росс сказала, что гостиница в деревне с радостью примет такую постоялицу. Но Камерон заявил, что его это не устраивает, потому что он сам там остановился.

– О, мама, но он же прав, – запротестовала я. – Знаменитостям приходится заботиться о своей репутации, а если бы они поселились в одной гостинице, поползли бы слухи.

В саду Хани играла в мяч с Йеном и Рут. Наверное, она простила меня за вчерашнее замечание в адрес Колина, так как весело помахала мне. Я помахала ей в ответ и пошла дальше.

Начиналась моя последняя неделя в Торкомбе. Понадобятся по крайней мере еще два дня для внесения последних штрихов в отделку коттеджа, и останется достаточно времени для того, о чем я теперь усиленно размышляла. Для мирных переговоров, если честно. Не расставаться же с Колином Камероном врагами! Я понимала, что уязвила его, и он, наверное, в ярости, но, когда настанет последний день и мы будем прощаться, я хочу, чтобы это было дружеское прощание. Как же исправить положение? Да это же проще простого – надо привести близнецов на его концерт в Сикоуве!

Сюрприз, решила я, уладит дело лучше всего. Но сделать нужно все в тайне, чтобы ничто не помешало в последнюю минуту. Магде, конечно, придется рассказать, но она будет только рада избавиться от близнецов хоть на время.

Дверь коттеджа была открыта, и я сделала шаг внутрь, как вдруг услышала, что Адам говорит с кем-то наверху.

– Итак, ты все теперь знаешь и можешь гордиться собой, – с горечью сказал он. – Позволь полюбопытствовать, каким будет следующий шаг?

– С моей стороны никаких шагов не будет, – ответил его собеседник. – При условии, что ты сам во всем признаешься, здесь и сейчас.

Нельзя было ошибиться в том, кому принадлежит этот голос. Боже правый, в отчаянии подумала я, неужели придется выслушать очередной спор между Адамом и Колином? Спор, который, судя по всему, затрагивает что-то личное? Оказалось, придется.

– Я именно это и собирался сделать, – легко согласился Адам, но уж слишком поспешно. – За кого ты меня принимаешь?

– Дело вовсе не в том, за кого я тебя принимаю. – Колин, в отличие от него, был абсолютно спокоен и говорил с достоинством. – Мы знаем друг друга долгое время, Адам, и я не хочу с тобой ссориться. Но мы обязательно поссоримся, – если ты не признаешься ей во всем, здесь и сейчас.

– Это угроза? – странным голосом спросил Адам.

– Нет. Это причина и следствие.

Наступила напряженная пауза.

– Так что? Ты или я?

– Ты, конечно, лучше знаешь, как сделать из мухи слона, – фыркнул Адам. – Но расскажу ей обо всем я. Она должна узнать. Только не воображай, что именно ты подтолкнул меня к этому, – я и сам собирался ей признаться.

– Но именно для этого я и пришел, – заявил Колин. – Потому что «здесь и сейчас» означает «здесь и сейчас», прежде чем она вложит в коттедж еще толику собственного времени, пота или денег.

О ком, черт возьми, они спорят? Кто должен дать Адаму денег? Магда, конечно! Не считая близнецов, она единственный человек, за которого Колин чувствует себя ответственным. О боже, я попала в разгар семейного скандала! Мне осталась лишь секунда, чтобы быстро юркнуть в сторону, когда по лестнице загремели шаги Колина.

Я дала ему время покинуть коттедж и вылезла из своего укрытия.

– Адам! Ты здесь?

– Наверху, Деб! – откликнулся он.

Когда я поднялась по ступенькам, он как-то странно взглянул на меня.

– Я не слышал шума мотора. – В его глазах читалось беспокойство. – Ты давно пришла?

– Несколько минут назад. Я слышала, как вы с Колином разговаривали. Мне показалось, что беседа довольно приватная, так что я…

– Ты слышала, как мы разговаривали? – Лицо Адама стало вдруг бледным и печальным.

– Прости. Я слышала всего несколько последних фраз. Мне очень неловко перед тобой, но я уже была в холле, когда…

Он стоял, сердито глядя на меня, и волна отчаяния захлестнула мое сердце. Я не знала, что Адам – опасный противник в спорах, и это открытие меня неприятно удивило. Он только что показал, что может быть язвительным и резким на язык.

– Естественно, ты не должен мне ничего объяснять, – поспешно добавила я. – Но я догадываюсь, что Колин взбешен из-за Магды.

– Из-за Магды? – изумленно повторил Адам. – С чего ты взяла?

– Ну, просто мне на ум не приходит больше никто, о ком бы Колин стал так беспокоиться. В любом случае это не мое дело… и если это не Магда…

– Нет-нет, – слишком поспешно перебил Адам. – Ты угадала. Могу сказать, что ты не многое пропустила. – Он заметно повеселел. – Однако как ты могла сделать вывод, здесь больше шума из ничего. Бедный старина Колин! – Это было сказано с ехидным сочувствием. – У него больная печень и несварение желудка. Забудь о нем. Жизнь слишком коротка.

Я внезапно вспомнила печальное лицо Колина.

– Кстати, я хотела бы кое-что сделать, прежде чем покину Девоншир. Это касается Колина, хотя, возможно, сейчас не лучшее время для обсуждений…

Я замолчала, но Адам ободряюще кивнул – дескать, продолжай, – и, когда я сбивчиво изложила ему свой план, к моему изумлению, улыбнулся:

– А Колин знает?

– Конечно нет. Я хочу сделать сюрприз.

– Понятно. – Улыбка стала еще шире. – Ладно, это называется воздать добром за зло. Я – за!

– Правда? – На такой подарок я и не рассчитывала.

– Да. И я поеду с вами. Полторы сотни миль – не шутка для тебя одной, а тут еще эти ужасные близнецы!

– Ты тоже пойдешь на шоу? – Я все еще не верила своему счастью.

Но Адам опять кивнул и улыбнулся.

– Ну, не зна-аю, – наконец протянула я. – Ты просто сам на себя не похож. Но…

Серые глаза смотрели на меня уверенно и нежно.

– Ты прелесть, – закончила я робко.

– Это точно! – весело заявил Адам. – Обожаю сюрпризы. Знаешь, день сегодня слишком хорош для работы. Хватай свою шляпку – мы отправляемся развлекаться!

В день концерта мы мчались по широкой дороге к Дорчестеру.

– Это все из-за него, Дебора! – хныкала Рут. – Он торопил меня!

Это продолжалось уже минут двадцать, после того как она вдруг обнаружила, что в спешке забыла куклу на кровати в комнате моей мамы.

– Ничего, дорогая, – в очередной раз попыталась я ее успокоить. – Тетушка Джесси хорошенько за ней присмотрит.

– Но я хотела, чтобы Хани провела день у моря! – Рут повернулась к брату и мстительно выпалила: – Я все расскажу папе!

– Боже, дай мне терпение, – вздохнул Адам, сидевший за рулем.

К счастью, вскоре о бедной Хани было забыто – Сикоув заинтересовал детей сверх моих ожиданий.

– Бамперсы [5]5
  Бамперсы – маленькие автомобильчики в парке аттракционов.


[Закрыть]! – оглушительно заорал Йен, восторженно разглядывая павильончики луна-парка.

– Можно мне покататься на ослике, Дебора? – взмолилась Рут.

К моему облегчению, Адам взял инициативу в свои руки: покатал Йена на машинках, поводил за уздцы ослика, на котором восседала Рут, купил нам всем мороженое и в пять часов препроводил в маленький ресторанчик на чай. Мне осталось только отвести своих скачущих питомцев в туалет, умыть их и причесать, благодаря судьбу за то, что все пока идет гладко.

Возбуждение от предстоящей встречи с отцом, немного поутихшее в луна-парке, вернулось к ним с новой силой, и Йен вновь задал вопрос, которым упорно надоедал мне с тех самых пор, как я по секрету сообщила близнецам о своем плане.

– Дебора, ты уверена, что папа будет здесь петь? Он ведь выступает только в Лондоне, или в Австралии, или…

– Или в Нью-Йорке, – вставила Рут, выливая, к моей досаде, новую порцию жидкого мыла себе на руки, которые я ей только что высушила.

– Я думал, что папа просто работает здесь, – упрямо продолжал Йен.

Я попыталась объяснить, что выступление на концертах является тяжелой и очень важной работой, но тут вмешалась Рут:

– Папа не поет за деньги. Только нищие так поступают. А он поет для королевы или в церквях.

– Нет, дорогая, ты все перепутала. – Я осторожно прошлась расческой по ее жестким кудряшкам. Что за прекрасные волосы! Сияют, как черное полированное дерево. – Когда кто-то поет, как твой папа, это прекрасно. Своим пением он делает множество людей счастливыми, как доктор, который помогает выздороветь. Поэтому папа поет не только для королевы. – Я вполне могла поверить, что для ее величества он тоже пел. – Он поет для миллионов людей. Это замечательно, и, возможно, однажды вы с Йеном тоже сможете выйти на сцену.

– Я уже умею петь, – беспечно заявила девочка и строго добавила: – Но я не буду петь на улице. Йен один раз сделал это, и папа очень рассердился.

После моих расспросов выяснилось, что в прошлое Рождество Йен задумал таким способом честно заработать денег на подарок отцу.

– Он даже пел неправильно, – возмущенно закончила Рут, – так папа сказал.

Над куполом нового театра со стеклянными стенами развевалась на ветру афиша с огромным поясным портретом Колина Камерона. Дети удивленно уставились на нее, задрав головы: Рут с округлившимися глазами, Йен с порозовевшими щеками. На афише в фойе их отец красовался уже в полный рост. Йен непроизвольно уцепился за мою руку, когда мы стояли, уставившись на знакомую фигуру в килте. Над белоснежным кружевным жабо нам улыбалось красивое лицо.

– Это папа? – донесся до меня неуверенный шепот Йена.

Мне и самой все происходящее казалось нереальным.

Конферансье затеял веселую игру с детьми в зале, предложив поиграть в загадки. Потом выступил детский хор. Близнецы наблюдали за всем широко распахнутыми глазами, и я окончательно убедилась, что мир шоу-бизнеса им абсолютно неизвестен. Колин появился в середине первого действия.

– Это мой папа! – гордо проинформировала Рут Адама, вызвав интерес у всех, кто находился в зоне слышимости. – Обычно мой папа поет для королевы.

Она и сама сейчас выглядела довольно величественно.

Настал черед Хани Харрис, она присоединилась к Колину на сцене, и представление продолжилось. Профессиональные танцовщики отплясывали шотландские и валлийские народные танцы в перерывах между старинными балладами и современными песнями в исполнении Хани и Колина. Вдвоем они каждую композицию превращали в маленький спектакль. Когда последняя песня закончилась, Колин еще раз насвистел припев, а Хани прошлась на цыпочках, строя ему глазки, и затем спряталась за его широкой спиной. Он выглядел вполне довольным собой, своей партнершей и своими поклонниками, когда с улыбкой принимал восторженные аплодисменты зала.

Когда овации стихли, конферансье, заполняя очередную паузу, обратился к зрителям в партере:

– Здесь есть маленькие девочки из Уэльса?

– Да, – отозвался нерешительный голосок, и грузный усатый папа вытолкнул вверх руку дочки.

Конферансье пообещал ей мороженое. На сцене, продолжая улыбаться, стояли Колин, Хани и несколько танцоров в национальных костюмах Уэльса и Шотландии.

– А теперь… Есть здесь мальчики из Шотландии? – задал вопрос конферансье.

Краем глаза я заметила, как рука Йена молниеносно взметнулась вверх.

– Да! Да! – с жаром завопил он.

– И как же тебя величать, благородный юноша? – расплылся в улыбке конферансье.

Отцу Йена не требовался микрофон, когда он пел, а Йен был сыном своего отца, и в театре не осталось ни одного места, где его не услышали.

– Йен Гордон Чарлз Камерон!

Даже сквозь грим было заметно, как побледнел Колин, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Хани с удивлением и любопытством наблюдала за происходящим. Аудитория ждала, что отец и сын обнимутся, но се постигло разочарование: Колин не двинулся с места. Казалось, он в первый раз слышит имя «Йен Гордон Чарлз Камерон».

Краем глаза я заметила, что Адам усмехнулся, когда Йен заявил о себе.

Во время антракта дети болтали без умолку.

– Почти как пантомима, только гораздо лучше, потому что это не просто! – с удовлетворением заключила Рут.

Три четверти нашего квартета действительно получили удовольствие.

– Папа выйдет еще? Ты уверена, Дебора? – настойчиво допытывался Йен, переполняя чашу моего терпения.

Я не могла забыть внезапно побледневшего и ставшего напряженным лица и глаз, которые давно привыкли к огням рампы и только что лучезарно блестели, но вдруг сделались печальными. Мне показалось, что я допустила непростительную ошибку и причинила Колину боль. Теряясь в догадках, я почти не заметила, как прошло начало второй части, и очнулась, лишь когда знакомый мотив возвестил о сольном выступлении Колина. Интересно, многие ли в театре испытывают те же чувства, что и я, слушая эти запоминающиеся сладостные строки: «Пообещай, что будешь мне верна, пообещай о том не забывать»?.. В эту песню Колин вложил всю свою душу. Не знаю почему, но я не смогла сдержать слезы. Анна – имя его жены, Анни – так он называет Рут. И как только я об этом подумала, слева от меня раздался детский голосок, на удивление сильный, чистый, безупречный, вторивший Колину.

Сюрприз за сюрпризом! Если кто-то и должен был продолжить семейную традицию, так это Йен, думала я. Но обнаружить звук такой полноты и силы в крошечном горлышке Рут? В это трудно было поверить. Когда песня закончилась, Адам, который до этого пристально, будто зачарованный, смотрел на девочку, вывел ее в боковой проход и подтолкнул к сцене.

Я позвала ее назад, но Рут не слышала – она прижалась к перилам оркестровой ямы, наблюдая за поклоном отца. Он не мог не заметить ее даже без вопля: «Привет, папочка!», который внезапно зазвенел над сценой. И на этот раз, слава богу, Колин улыбнулся – не всему шумному залу, а своей маленькой дочке, с обожанием взиравшей на него. Конферансье, тоже увидевший девчушку, подбежал к ней и повел к ступенькам. Аплодисменты удвоились, но тут же раздался разочарованный гул, когда Колин покачал головой. Даже не взглянув еще раз на дочь и не дожидаясь последней овации, он повернулся и ушел за кулисы.

Когда мы в толпе зрителей медленно продвигались к выходу, моим единственным желанием было как можно скорее убраться отсюда. Но, увы, нас остановили. Мистер Камерон хотел нас видеть. Несколько минут спустя Колин в пальто, наброшенном прямо на концертный костюм, появился из служебного входа на площадке перед театром.

– Папочка! – хором закричали близнецы и бросились ему навстречу.

Я воспряла духом, увидев, как они обнимаются, но мой оптимизм тотчас исчез, как не бывало. Лицо Колина по-прежнему выглядело постаревшим и печальным.

– Чья это идея? Твоя, Адам?

– Нет… моя, – пролепетала я.

– Ваша?!

– Они так обрадовались, когда узнали, что смогут вас увидеть на сцене! – Чувствуя, что краснею, я замолчала.

Я никогда еще не видела Колина таким. Синие глаза потухли, возле рта пролегли морщины уныния; пока я смотрела на него, он несколько раз тяжело сглотнул.

– Но… вы даже не спросили меня… Вы…

– Я хотела сделать сюрприз…

– А вам не приходило в голову, что у меня есть особая причина не водить детей на свои концерты?

– Я сожалею…

– Колин, – вмешался Адам, – будь благоразумен. Это все равно произошло бы, рано или поздно.

– И это говоришь ты! Боже, неужели мои беды никогда не кончатся? Все эти годы ты… – Колин горько усмехнулся и перевел взгляд с Адама на меня: – Извините. Боюсь, я не такой всепрощающий, как вы, Дебра.

– Колин… – начала я, но он уже повернулся к детям:

– Ладно, ребята. Пора вам возвращаться домой в свои постельки.

Близнецы, утомленные морским воздухом и обилием впечатлений, уснули прежде, чем мы успели покинуть Сикоув.

– Я сделала глупость, да? – с раскаянием спросила я.

– Нет, милая, – как-то натянуто ответил Адам. – Просто Колину пора бы уже и повзрослеть.

– Но почему он не хочет, чтобы Йен и Рут ходили на его концерты? Это же его дети, они…

– Ладно, тебе простительно – ты ничего не знала, но я-то! – не обращая внимания на мои слова, вдруг воскликнул Адам.

Я удивленно уставилась на него.

– Я все знал и должен был остановить тебя, – сокрушенно продолжил он. – Я предполагал, что так будет, и теперь ругаю себя. Мне просто казалось, что малышам пора получить должное, а Колину понять, что поклонники – явление непостоянное, они вполне могут утратить интерес, когда тебе переваливает за тридцать пять.

– Ты же не хочешь сказать… что он хранит свой возраст в тайне и стесняется собственных детей? Не может быть! Он же их обожает!

– Согласен. В Торкомбе или за четыреста миль отсюда, в Шотландии. Но не на сцене в Сикоуве, когда он скачет так, как будто ему двадцать лет.

Я была поражена. Никто и не даст ему двадцати, он не может ожидать этого. Он выглядит на свой возраст, нет смысла скрывать. В то же время Колин боится постареть – вон как обиделся, когда Адам сказал, что он начинает полнеть. И ноги у него больные…

Голос Адама, ласковый и полный сожаления, ворвался в мои мысли:

– Ты не хочешь узнать, что он имел в виду, назвав тебя всепрощающей?

У меня неприятно засосало под ложечкой.

– А ты можешь мне объяснить?

– О да, – грустно кивнул Адам. – Я не так часто соглашаюсь с Колином, но этот случай один из таких. Он считает, что я поступил подло. И он прав. Ты удивлена? Дело в том, что я тебя использовал.

– Использовал меня?! – Онемев, я пристально уставилась на него.

– Коттедж, который ты отремонтировала, принадлежит не мне. Им владеет издательский дом «Орчерд пабликейшн». Они увидели мои работы в одном журнале и попросили сделать фоторепортаж о коттедже, который приводится в порядок практически с нуля. Это должно было происходить по определенному плану, по финансовым сметам, ну, ты сама все прекрасно понимаешь. Именно они выделяли деньги на все материалы. И не возражали, что работа будет идти медленно, чтобы я мог поймать удачные кадры, – только бы получить свои фотографии.

– А потом ты случайно встретил мою маму, – подхватила я, еще не решив, обижаться мне или нет. – И мама сказала тебе, что я возвращаюсь в Лондон… Все ясно, Адам, можешь не продолжать!

Карточный домик развалился, увлекая за собой железный фонарь, нежно-зеленую краску стен, золотистый ковер и сам коттедж, который получился именно таким, как я задумывала…

– Но я должен объяснить тебе, что я почувствовал, когда увидел, как самозабвенно ты трудишься. У меня совсем нет опыта в подобных делах, и я даже представить себе не мог, что будет так много работы. Колин прав. Ты отдала мне свое время, пот и деньги.

А я-то думала, они ссорились из-за Магды!

– Как Колин узнал?

– Очевидно, он начал подозревать что-то в тот самый момент, когда ты сказала ему, зачем сюда приехала. Видишь ли, полтора года назад здесь провели сверхскоростное шоссе, и оно пролегло прямо через мой старый коттедж – пришлось его снести, и Колин знал это. Ты, должно быть, произвела приятное впечатление на маэстро, коль скоро он сам отправился в Торкомб, чтобы провести там расследование. Он выяснил, кто является владельцем коттеджа, – это легко сделать, если у тебя есть мозги и деньги, – и в понедельник ворвался ко мне, меча громы и молнии. Не беспокойся, твой труд не пропадет даром – издательство очень щедро заплатит. Но и не слишком обольщайся, что все лавры теперь достанутся только тебе. Пять процентов – мои!

– Но почему, Адам, почему ты мне сразу все не рассказал? Тебе стоило только попросить меня, и я в любом случае помогла бы тебе. Не ради денег. – Я сумела изобразить жалкое подобие улыбки.

Адам поморщился:

– Ох, Деб, это трудно объяснить. Я признаю, что виноват перед тобой. И понимаю, что теперь ты не примешь меня, даже если я заявлюсь к тебе с золотыми россыпями.

«Ты не примешь меня…» Нет, он не имел в виду того, что я мечтала услышать. А я теперь не собиралась быть такой дурочкой.

– Действительно не приму. – На этот раз я улыбнулась искренне. – Куда мы их денем?

Серые глаза ожили.

– Ты же не хочешь сказать…

– Ради бога, следи за дорогой! – предостерегла я и вздохнула.

Сегодня ночью мне трудно будет принять решение. Я надеялась, что не выгляжу сейчас такой же подавленной и униженной, как Адам. В такие минуты мне всегда хотелось утешить его, успокоить, но в данный момент утешение требовалось мне самой, чтобы остаться собранной и спокойной.

– Я ничего пока не хочу сказать. Нам обоим нужно время, – твердо заявила я. – А что касается коттеджа – это уже дело прошлого.

– Знаешь, Деб, таким, как ты, нужно сто раз подумать, прежде чем доверять кому-то, – смущенно заметил Адам. Мы теперь медленно ехали по широкой и почти пустой дороге. – Я знал только одну такую же доверчивую девушку, как ты.

Мои мысли вернулись назад к той ночи, два с половиной года назад, когда Адам рассказывал мне о девушке, которую он любил и которую у него украли. Я подумала, что мне придется услышать о ней вновь, и оказалась права.

– Знаю, бесполезно цепляться за воспоминания, но я ничего не могу с собой поделать. Мой отец тогда хотел, чтобы я немедленно покинул страну, сменил обстановку, но… – Адам говорил отрывисто, запинаясь. – Но мне почему-то казалось, что может настать время, когда ей потребуется моя помощь. Печально, но так и случилось.

– Печально? – повторила я.

– Она была больна, Деб. Ее состояние ухудшилось, когда она забеременела. Ей нельзя было рожать, но ее муж очень хотел иметь детей. Но у него совсем не было времени на семью – все те годы он отсутствовал, летал вокруг земного шара. Даже когда она умирала, возле нее был только я.

– О, Адам! – Я потеряла дар речи. Ничего удивительного, что он до сих пор не может оправиться от этой потери. Страшно себе представить, что может случиться, если ему доведется встретиться с тем мужчиной, который вел себя так дурно. – Мне очень жаль, – наконец пробормотала я.