Текст книги "Спой мне о любви"

Автор книги: Дорис Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Вы ведь шотландец, да?

– Я? – Мистер Невидимка как-то странно фыркнул и, покачав головой, добродушно признался: – Да, я шотландец и даже не мечтаю, что смогу когда-нибудь это скрыть.

– Только не с таким голосом, – заметила я.

– Голосом? – Он оживился.

– Я имела в виду ваш акцент, – поправилась я.

Разговор был глупым, но я даже почувствовала сожаление, когда загремели подносы с завтраком, заставляя пассажиров принять вертикальное положение, и проснулась Элейн.

– Разве не рано для завтрака? – недоуменно пробормотала я.

Синие глаза мистера Невидимки снова спрятались за темными очками.

– Вероятно, они торопятся из-за погоды, – предположил он. – Я понял, что в сообщении из Женевы было предупреждение о турбулентности.

Утро было прекрасным, и я надеялась, что прогноз окажется ошибочным. Но прежде чем мы покончили с сандвичами – ароматный хлеб, тонкие ломтики бекона и помидоров, – капитан объявил о надвигающейся грозе и о том, что нас «немного потрясет».

– О, дорогая, я знала, что добром дело не кончится! – дрожащим голосом произнесла Элейн. – Я всегда прихожу в ужас от болтанки.

У Барбары на все мои опасения всегда имелся один и тот же ответ: «Не бойся, этого никогда не случится». И с ней действительно никогда ничего не случалось. Я так и сказала моей бледнеющей на глазах попутчице и тем самым на некоторое время привела ее в чувство. Но как только мы покинули зону Франкфурта, картина за окном изменилась. Проливной дождь хлестал в иллюминатор и неистово отплясывал на крыле, черные тучи надвигались со всех сторон, гремели гулкие раскаты грома. Стюардессы сновали туда-сюда по салону, успокаивая пассажиров. Элейн сделалось совсем дурно, и, поскольку она успела сообщить мне по секрету, что находится на втором месяце беременности, я очень о ней тревожилась. К моему облегчению, стюардесса предложила ей перебраться в хвостовую часть самолета, где устроили лежачие места для страдальцев.

– Так и сделай, – посоветовала я Элейн.

К тому времени она совсем посерела лицом, но все еще продолжала храбриться.

– Я не могу. А как же Трейси?

– А что Трейси? – с притворной беспечностью отозвалась я. – Я пригляжу за ней.

Поблагодарив, но продолжая слабо протестовать, Элейн все же позволила помочь ей встать с кресла. Трейси, однако, наше соглашение пришлось не по вкусу.

– Куда пошла мамочка?

– Прилечь на несколько минут, – успокоила я. – Она скоро вернется.

– Я хочу пойти с ней, – заявила девочка, извиваясь на сиденье под ремнем безопасности.

– Нет, дорогая. Мы с тобой сейчас послушаем новую сказку, – оптимистически пообещала я.

Но Трейси не хотела никаких сказок. Сначала ей нужна была мамочка, затем понадобился бумажный пакет. Только поняла она это слишком поздно. Моей серой льняной юбке очень хотелось, чтобы она узнала об этом вовремя.

Испуганная тем, что произошло, Трейси закричала, с отвращением глядя на свое платье:

– Это на моем платье! Сними это! Убери, убери!

К счастью, мы уже выбрались из зоны грозы, гром утих, и дождь больше не стучал по крыльям. Когда я пыталась очистить себя и Трейси, вернулась стюардесса и сообщила, что Элейн чувствует себя значительно лучше, вскоре после этого капитан объявил, что мы можем расстегнуть ремни безопасности. Через час, сказал он, будем приземляться.

Мне хотелось пойти умыться, причесаться и, по возможности, привести юбку в порядок. Трейси, казалось, готова была вот-вот уснуть, но, к сожалению, как только я собралась выскользнуть из кресла, она открыла глаза и вцепилась в меня двумя руками. О боже, и с этим ничего нельзя было поделать!

Можете поверить мне на слово, я страшно удивилась, когда чья-то рука коснулась моего плеча. Мистер Невидимка, о котором в эти сумасшедшие часы я почти забыла, наклонился ко мне.

– Если вы хотите пойти… – он сделал деликатную паузу, – умыться, я пригляжу за девочкой.

– О, даже не знаю, – пробормотала я, когда оправилась от изумления. – Это очень любезно с вашей стороны, но, боюсь, Трейси будет возражать…

– Не будет, – уверенно заявил мистер Невидимка. – У меня есть свои дети.

Странное выражение промелькнуло на его лице, но тут же исчезло, и он устроился в кресле, которое я только что освободила. Глаза Трейси, полные слез, широко открылись.

– Привет, Трейси. Как ты? Хочешь конфетку?

Из его кармана с таинственным шелестом появился пакетик, и на личике девочки, как по мановению волшебной палочки, засветился интерес. В следующий момент я услышала:

– Отлично. А теперь я тоже возьму одну, чтобы составить тебе компанию.

И вновь знакомая улыбка и проказливый взгляд, почти как у Хайда и Джекила [3]3
  Доктор Джекил и мистер Хайд – персонажи фантастической повести Р.Л. Стивенсона, добрая и порочная ипостаси главного героя; хорошее и плохое в одном человеке.


[Закрыть]. Мистер Хайд, скрывающийся за темными очками, не знал бы, что сказать ребенку, доктор Джекил, выглядящий без очков значительно моложе, наверное, обожал играть со своими детьми. Интересно, сколько их у него, какого пола и живут ли они на севере Британии?

– Больше всего я люблю красные, – говорил он, когда я наконец осознала, что на меня уже никто не обращает внимания: Трейси уютно, как котенок, устроилась у него на руках.

Такой случай нельзя было упускать. Я отчистила юбку, умылась и подкрасилась. Наверное, прошло минут десять, прежде чем я вернулась в салон.

Моторы ритмично гудели, многие пассажиры воспользовались услугами бара и оживились. Но когда я добралась до своего места, на фоне шумового сопровождения мне послышалось кое-что еще, какое-то невнятное, очень тихое пение, раздававшееся со стороны взъерошенной головы и широких плеч в синем пиджаке. Мистер Невидимка пел едва слышно, а Трейси крепко спала.

– Если не возражаете, – шепнул он, – займите мое место, думаю, так будет лучше.

Я молча села, напрягая слух, чтобы различить мелодию, которая привлекла мое внимание раньше, но, к сожалению, она была слишком тихой.

До приземления оставалось еще минут пятнадцать. Трейси проснулась, свеженькая и довольная. Мистер Невидимка усадил девчушку на место и отрегулировал ремень безопасности.

– Теперь и я могу сходить умыться, – серьезно сказал он.

– А я хочу поблагодарить вас от себя и от мамы Трейси, – восхищенно отозвалась я. – Это было замечательно!

Вскоре вернулась Элейн. Я рада была видеть, что она полностью восстановила свои силы.

– Ужасно сожалею, что так случилось, – извинилась она. – Трейси хорошо себя вела?

– Дядя угощал меня конфетами, – важно сообщила ей Трейси.

Подошел мистер Невидимка с гладко зачесанными волосами и выбритым подбородком. Галстук висел ровно, темные очки вновь были на месте. Он сел и пристегнул ремень безопасности, не глядя на нас. Спокойный и скучный мистер Хайд вновь вступил в свои права.

– Что это за странный звук? – вдруг спросила Элейн.

– Не знаю, – честно ответила я. – Я всегда считала, что чем меньше знаешь о вещах, которые производят подобные звуки на самолете, тем лучше.

– Это ненормально, – заявила Элейн уверенно. – О, Деб, мы же не можем вляпаться во что-то еще!

– Конечно, – ответила я. – Не можем.

Однако прошло больше четверти часа после того, как нам велели пристегнуться, а снижаться мы еще и не начинали – мне даже показались, что мы набираем высоту и кружим. Но обсуждать это с Элейн… Нет уж, увольте!

– Кто вас встречает? – небрежно поинтересовалась я.

– Мои родители. Они живут в Суррее.

– Они уже видели Трейси? – вновь сделала я попытку отвлечь ее, когда заметила старшую стюардессу, вышедшую из кабины пилотов. Выглядела она такой решительной и невозмутимой, какой всегда старалась быть я сама, когда все шло не так. К сожалению, Элейн ее тоже увидела, и ответ на мой вопрос был трудным для понимания:

– Нет… да… но она была еще младенцем. Деб, что-то случилось. Я это чувствую!

Стюардесса подняла руку:

– Пожалуйста, немного внимания, леди и джентльмены! Мы приземлимся через несколько минут. Будьте добры, наклонитесь вперед и опустите головы. – Она двигалась от рядя к ряду, демонстрируя, как нужно сделать. – Пожалуйста, сэр, снимите очки. И вы, мадам. Спасибо.

Позади нее в громкоговорителе потрескивал голос капитана:

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Никакой опасности нет.

Мне пришлось повторить это Элейн. Как и большинство нервных женщин, в критические минуты она умела быть послушной и храброй. Нас проинструктировали на случай аварийного приземления. Не знаю, что в этот момент чувствовала Элейн, но она справилась с собой и спокойно объяснила Трейси, что нужно опустить голову на подушку, притворившись, будто играешь в прятки.

В моем сознании вдруг сверкнула страшная и вместе с тем спасительная мысль: у Элейн есть Трейси… а я… если мы разобьемся… если скоро умрем… я погибну одна. Никто из моих близких не пострадает – это счастье. Я, умирая, не потащу с собой за компанию никого…

– Извините, – произнес вдруг тихий голос, – не хотите конфетку?

Я не могла в это поверить! Мы падаем, а мне протягивают конфетку! Синие глаза, смотревшие на меня, были спокойными, хотя за этим спокойствием таились, казалось, мысли о детях: «Боже, как хорошо, что их здесь нет!» – и в то же время страстное желание их увидеть… Совсем как я… Нас двое таких, думающих о любимых людях. Пальцы, коснувшиеся моей руки, были холодными. Не знаю почему, но я не отдернула руку, взяла конфету и положила ее в рот.

Едва я это сделала, самолет тряхнуло, раздались скрип и скрежет, а затем… невероятно, но мы оказались на земле! Распахнулись аварийные люки.

– Мы приземлились! – выдохнула я, повернувшись почему-то не к Элейн, а к мистеру Невидимке. – Мы сели! А вы еще не съели свою конфету.

– Не съел, – кивнул он. – Просто я боялся, что мне понадобится бумажный пакет.

Роскоши расслабиться хоть на несколько минут нам предоставлено не было – пилоты и стюардессы уже поторапливали пассажиров к выходу.

Итак, мне не пришлось предстать перед святым Петром в грязной юбке – как говорят, нет худа без добра, – и я оказалась в автобусе среди живых и здоровых людей, а не в одной из этих наводящих ужас карет скорой помощи, что выстроились в боевом порядке рядом с пожарными машинами, примчавшимися нас встречать. Вскоре мы узнали, что после отлета из Франкфурта в нос и крыло самолета ударила молния, носовой руль и шасси были выведены из строя. Пилоты чудом посадили лайнер, и теперь нас спешно увозили к зданию терминала в двух автобусах. Мистер Невидимка, как я заметила, оказался во втором.

В зале таможни все шутили и улыбались друг другу, как старые знакомые.

– Вот дядя с конфетами! – весело указала пальчиком Трейси, когда мы ждали багаж.

Мистер Невидимка только что нашел свой небольшой элегантный кейс и положил его на стол для досмотра. Последние события заставили меня забыть о том, что у него, вероятно, были какие-то неприятности, но теперь я вспомнила об этом и мысленно пожелала, чтобы, когда он доберется до дома, у него все было хорошо. Дружески поболтав с контролером, мистер Невидимка поставил кейс на пол и, к моему изумлению, направился в нашу сторону.

– Я пришел попрощаться. – Он наклонился, взъерошил кудряшки Трейси, улыбнулся Элейн и наградил меня странным взглядом. Его голос, когда он вновь заговорил, был таким тихим, что слова смогла расслышать только я. Расслышала и удивленно уставилась ему вслед.

– В чем дело? Что он сказал? – спросила Элейн. – Деб, да очнись же ты! Ты выглядишь, как будто привидение увидела.

– Он сказал… что всегда делает это сам, – запинаясь, произнесла я, продолжая смотреть на синий пиджак, исчезавший из виду.

– Что делает?

– Чистит свои ботинки, – изумленно ответила я.

Глава 2

В Хитроу меня встретил мистер Ли, добрый мамин сосед. Он был в рубашке с коротким рукавом и сообщил мне, что с июля в Лондоне царит неимоверная жара.

– Я бы с удовольствием сбежал отсюда в Девон!

– А кто бы отказался? – засмеялась я.

Мистер Ли посмотрел на меня, как будто собираясь что-то сказать, но, очевидно, передумал. Я хотела спросить, что у него на уме, но тут машина сделала последний поворот и остановилась. Я была дома, и на первый взгляд он выглядел как обычно: алели розы, которыми так гордился мой отец, вокруг солнечных часов все было в цвету, и по дорожке ко мне уже бежала… Я пригляделась и удивленно заморгала, слыша за спиной довольное хихиканье мистера Ли.

Мама выглядела совсем не такой, как обычно. У «домашней мышки» и волосы всегда были под стать этому прозвищу, но теперь… Короткая стрижка с косой челкой цвета сочного апельсинового джема! Безупречный макияж, светло-коричневая юбка и белая блузка с набивными золотисто-коричневыми маргаритками!

– Деб, дорогая! – Она распростерла объятия.

Когда мистер Ли ушел, мама сказала:

– Дай-ка, я получше рассмотрю тебя, – и долго смотрела на меня светло-карими глазами, такими же, как у меня. – Да, милая, ты выглядишь очень усталой. Ничего, это дело поправимое. Что ты скажешь о трех-четырех неделях в Девоне? Нет, дай мне закончить! Остановимся в шикарном отеле па краю Дартмура, два номера по цене одного!

Это прозвучало как сообщение о выигрыше в лотерею.

– Я бы сказала, что прическа изменила и твой образ мыслей, – растерянно пробормотала я.

– Тебе нравится, да? – отвлеклась она от темы. – Это была идея Барби. Она заявила, что меня никто не возьмет на работу, пока я что-нибудь не сделаю со своим внешним видом.

– Ах да, работа, – кивнула я без особого энтузиазма. – Как идут дела?

– Совершенно замечательно! – сообщила мама. – Они-то и гонят меня в Девон. – И принялась объяснять, что отель, в котором она работает в Ричмонде, является одним из целой сети. Отели «Топ-Рок», «Торкомб» и «Девон» входят в ту же группу и в летний сезон у них вечно не хватает администраторов. Маме предложили переехать в Девон, и она сняла там номер для меня. На следующей неделе в понедельник мы отправляемся туда вместе.

В понедельник! За исключением выходных, у меня оставалось всего пять дней, за которые нужно было многое успеть. Главное – найти работу, и первой, кого мне предстояло повидать, была мисс Ирвин, директриса моего колледжа.

– У меня очень мало времени, – посетовала я. – Возможно, придется ездить на собеседования, а это будет трудно сделать, находясь в Девоне.

Мама, однако, выслушала меня совершенно невозмутимо – необычно для «домашней мышки»! Раньше она всегда всем уступала, кроме того случая, когда осталась в Уимблдоне вопреки уговорам.

– Извини, дорогая, но это слишком удачная возможность, чтобы ее упустить. Мистер Ли думает так же.

Мистер Ли, заядлый курильщик трубки, как и мой отец, и вдовец, как мама, был, сколько я себя помню, частью окружающей нас декорации. Как оказалось, начиная с января он уговаривал маму на эту поездку.

– И маленькая птичка нашептала мне на ухо, что ты не откажешься туда съездить, – таинственно добавила мама. – А теперь выпьем по чашечке чаю. Чайник давно на плите.

Не было необходимости говорить мне об этом. Чайник давно выкипел, и кухня наполнилась запахом газа. Я бросилась открывать окна и двери.

– О, это газ, – беспечно заметила мама. – А я его не почувствовала.

– Видимо, Бог бережет таких, как ты, – сердито проворчала я.

– Да, я знаю. Его имя Джон Ли, – заулыбалась мама. – На прошлой неделе он заменил лампочки, когда они перегорели. На самом деле там было короткое замыкание… – Она покраснела. – Я не предполагала, что это так опасно – лезть пальцами в распределительную коробку. Он был па меня очень зол.

– О господи! – испуганно воскликнула я.

Далее выяснилось, что Барбара – инициатор не только новой прически мамы, но так же и полной смены ее гардероба. Прежняя «домашняя мышка» никогда бы не выбрала себе такую одежду.

– Она собрала все мои старые вещи и отправила в Армию спасения, – засмеялась мама. – Это последнее, что она успела сделать перед отъездом. О, я так по ней скучаю, Деб! Нам было так весело вдвоем.

Чаепитие закончилось, мы принялись мыть посуду, и я поделилась своими мыслями о переустройстве дома: установить до следующей зимы центральное отопление, выложить кухню кафелем и купить новую стиральную машину.

– Деб, – улучив момент, вставила словечко мама и рассеянно пристроила покрытую мыльной пеной чашку в сушилку.

Я быстро вытащила ее и сполоснула водой – мне совсем не нравится чай с привкусом моющего средства.

– Деб, – вновь начала мама, теперь уже с большей решимостью, – я не хочу, чтобы ты оставалась в Лондоне только ради меня. Я не собираюсь быть для тебя обузой.

– О чем ты говоришь? – возмутилась я. В нашей семье никто ни для кого не был обузой, все друг друга обожали, хотя коготок ревности, не скрою, царапнул меня, когда я сравнила две фразы: «Я не хочу, чтобы ты оставалась в Лондоне только ради меня» и «Я скучаю по ней, нам было так весело вдвоем». Барбара такая веселая. В прошлом месяце в театре Найроби, когда они с Аланом хихикали и кто-то яростно шикнул па них, униженной чувствовала себя только я. «Вылитая школьная училка!» – презрительно усмехнулся тогда брат. Даже папа говорил: «Почаще бросай свой детский чепчик в небо, Деб», и мне тогда казалось, что он думает в это время о маме. Ей было восемнадцать, когда они поженились, и она так и осталась большим ребенком. Но мы всегда знали, что папа боготворит землю, по которой она ступает.

Найроби… Лондон… Возможно, ни там, ни здесь никто никогда не нуждался во мне по-настоящему…

Когда я оглянулась, мама уже укладывала белый пиджак в эффектную вышитую сумку. Затем она натянула белые перчатки.

– Барби говорит, что в Нью-Йорке девушкам, которые хотят сделать карьеру, рекомендуют надевать белые перчатки. Ты должна попробовать, дорогая. Я теперь никогда не хожу без них на работу. – Она была уже в холле, когда вдруг обернулась и небрежно бросила: – Кстати, я пригласила кое-кого на ужин. К шести. Я, возможно, не успею вернуться сама, но сказала ему, что ты будешь здесь.

– Сегодня вечером? – переспросила я возмущенно. – О боже, мама, чем же мы будем угощать гостя?

– Понятия не имею, – пожала она плечами и лучезарно улыбнулась. – Но у тебя масса времени, чтобы все приготовить, дорогая. Сделай что-нибудь особенное для моего делового партнера! – В золотисто-карих глазах заплясали озорные искорки. – Он знает мистера Росса, управляющего в «Тор-Рок», и это он замолвил за меня словечко. Так что это важный гость. – Она открыла дверь.

– Мам! – в отчаянии крикнула я. – Вернись! Расскажи мне побольше. Кто он? Как его зовут?

Но это не помогло – она уже была на середине дорожки.

«Вот так всегда», – подумала я, вздохнув, и отправилась на кухню.

Я пожарила цыпленка с шалфеем и луковой начинкой, приготовила колбаски и картофель с почками. Нашлась и бутылка французского вина. Ничего не зная о своем госте, я не могла судить о его отношении к сладкому, но на всякий случай сделала шоколадный бисквит с мятным соусом и поставила на стол фрукты. В Найроби я стряпала не часто – у нас была отличная повариха-африканка, – но мне всегда нравилось возиться на кухне.

Когда все было готово, я приняла душ, переоделась в легкое платье, темно-синее в желтовато-зеленый горошек, и надела кремовые босоножки с плетеными ремешками. Несколько минут назад я вымыла голову, и солнышко уже успело высушить и распушить волосы. Решительно зачесав их за уши, я занялась лицом. Подкрасив губы яркой помадой, выбрала тени, которыми иногда пользовалась Барбара: бледно-розовые и желтые.

Когда я заканчивала накрывать на стол, по телевизору передавали последние новости. «Авиалайнер „комета“ произвел сегодня утром аварийную посадку в аэропорту Хитроу, после того как носовое рулевое устройство и шасси вышли из строя. Никто из пассажиров и экипажа не пострадал», – доложил диктор. Мы попали в сводку новостей? Я увидела кадры, отснятые, очевидно, сразу после инцидента. Фюзеляж самолета смотрел в небо, и вокруг уже копошились ремонтники. Картинка сменилась. «Гори Майо взял интервью у Колина Камерона, который был пассажиром этого рейса», – сказал диктор, и передо мной на экране возник… мистер Невидимка: тот же синий пиджак, те же гладко зачесанные волосы и насмешливые глаза.

«– Мистер Камерон, была ли на борту паника? – спросил его репортер.

– Нет, что вы. Пилоты и стюардессы сделали все, чтобы этого не допустить.

– А как приземление? Вы чувствовали какой-то дискомфорт?

– Если вы имеете в виду, не пришлось ли мне воспользоваться бумажным пакетом, – мистер Невидимка усмехнулся, – нет, я даже не успел подумать об этом. А потом нас постарались выпроводить из самолета как можно быстрее».

Да, сейчас не осталось никаких сомнений в опасности приземления, и поскольку все завершилось благополучно, я тоже смогла улыбнуться. Кроме того, не каждый день знаменитость угощает тебя конфетой и держит за руку, особенно такая звезда, как Камерон.

«– Колин Камерон, – продолжил диктор, – сказал нашему корреспонденту, что вернулся в страну прежде времени из-за болезни дочери. Давайте же пожелаем ей скорейшего выздоровления».

Вот оно! Мое веселье закончилось так же быстро, как и началось. Мистер Невидимка, или Колин Камерон, как я теперь должна его называть, был действительно обеспокоен и погружен в себя – интуиция меня не подвела. Должно быть, девочка серьезно больна, если он прервал гастроли.

В седьмом часу прозвенел входной звонок. Я выглянула в окно – у ворот стояла серая машина. Берясь за ручку двери, я опять пожалела, что не знаю имени нашего гостя.

– Добрый вечер, я очень рада… – Слова замерли на моих губах, и я недоверчиво заглянула в серые глаза, от которых лучиками разбегались морщинки. – Адам!

– Деб! – Он схватил меня за руку. – Как приятно вновь тебя видеть! – И поцеловал.

– Только не говори мне, что ты и есть деловой партнер моей матери! – выпалила я.

После того холодного рождественского вечера я часто прокручивала в голове сказанную Адамом фразу, разбивала на части и вновь собирала в единое целое. Сейчас то же самое я проделывала с его обликом: овальное лицо с резкими тонкими чертами, орлиный нос, тонкая стройная шея, серые глаза с упрямым взглядом, жесткие, неподвластные ветрам волосы… И вдруг я отчетливо поняла, что время ничего не изменило – и он тот же, и я та же.

Адам, так надолго поселившийся в моих мыслях, еще ни разу не садился со мной за стол, и в тот вечер я с разочарованием выяснила, что ест он очень мало и не любит сладкое. Мой шоколадный бисквит остался ждать маму.

И все же я была счастлива. Адам, по-видимому, прошел долгий и нелегкий путь с тех пор, как мы в последний раз с ним виделись. Я слушала его рассказ о небольшом бизнесе, который он открыл в Девоне, – занялся ручным изготовлением твида и продажей его в собственном магазинчике. Дела шли хорошо, и он уже обзавелся двумя помощниками – молодой супружеской парой, делившей с ним «хлопоты, ткацкие станки и гроссбухи». Все как положено.

– Ты должна приехать и посмотреть на это. У меня целых два ткацких станка! – Его лицо осветилось довольной улыбкой.

– А что с фотографией? Я читала об этом в самолете. Статья о «Циклопах» с отличными снимками.

– Приносящими отличные деньжата!

Адам всегда увлекался фотографией и внезапно обнаружил, что это дело может приносить прибыль. И теперь, когда его помощники, Джим и Джилл, взяли на себя управление магазином, он получил возможность заниматься любимым делом всерьез. «Адам стал почти таким же знаменитым, как Колин Камерон!» – ликующе подумала я.

– Ты не зря потратил время, – искренне похвалила его я. – Никогда не думала, что ты займешься чем-то подобным.

– Правда? Ну, удрав в Африку, ты вряд ли вообще думала обо мне.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга молча.

– А ты… вряд ли нуждался во мне все эти годы, – запинаясь и краснея, пролепетала я.

– Да, ты не изменилась, – тихо сказал Адам и грустно покачал головой. – Если не понимаешь чего-то, по-прежнему начинаешь выдумывать и превратно истолковывать слова. К счастью, – добавил он, – никогда не поздно все исправить. Ты веришь в судьбу? Или в случайное стечение обстоятельств? Или в гром среди ясного неба? Все равно, как ты это назовешь. Несколько недель назад я тоже не верил, но теперь… Я приехал в Лондон по делам, и отель, в котором обычно останавливаюсь, не смог меня принять. Мне предложили номер в одном из его филиалов в Ричмонде. Когда я вошел в вестибюль, за стойкой администратора сидела твоя мама. Она сказала мне, что ты возвращаешься домой. Иначе я бы никогда об этом не узнал.

Мое сердце неистово забилось.

– По-моему, это Плавт [4]4
  Плавт Тит Макций – древнеримский комедиограф.


[Закрыть]сказал: «Удача любит отчаявшихся», – спокойно продолжал Адам. – Ну, давай выпьем за него, что ли? Или, по крайней мере, за то, чтобы сбылось его пророчество. – Он взял бутылку вина и наполнил мой бокал.

От его слов – а может, от вина? – у меня закружилась голова.

– Кстати, ты знаешь, что это я устроил для твоей мамы приглашение в Торкомб? – Адам пристально посмотрел на меня. – Это было нетрудно. Роджер Росс – мой друг. Он устраивает в своем поместье выставки моих фотографий… Я рассчитываю, что ты поедешь с мамой.

Я кивнула, мое сердце уже не билось глухо, а тихо и ликующе пело.

– В данный момент я живу над магазином. Это не очень далеко, всего лишь мили три или немногим больше, в другом городе. Но я не думаю, что хочу жить там постоянно. – Он замолчал, и серые глаза вновь принялись внимательно изучать мое лицо.

– Конечно! – воскликнула я. – У тебя ведь коттедж в Торкомбе!

– Так и есть. Я сдавал его внаем, даже подумывал о продаже. – Адам еще немного помолчал. – Как раз перед тем, как вошел в тот отель в Ричмонде. А теперь почему-то уже не хочу его продавать. Я слишком многого у тебя прошу, знаю, Деб, но мне нужна твоя помощь. Сама понимаешь: небольшой ремонт, перестановка, внешняя и внутренняя отделка, занавески, ну и тому подобное…

У меня перехватило дыхание. Это было так невероятно! Ничего я не любила больше, как осуществлять на практике то, чему научилась в колледже: ремонт дома, подбор мебели, цветовая гамма… А для Адама все это делать будет вдвойне приятно. Только одно вселяло сомнение: я обычная учительница домоводства, и моя основная задача – создание удобных условий для жизни, а Адаму, с его известностью, наверняка понадобится из ряда вон выходящий интерьер и для этого ему лучше нанять профессионального дизайнера. Я не замедлила поделиться с ним своими соображениями.

– Знаешь, я начинаю думать, что все учителя действительно медленно соображают, – улыбнулся Адам. – А тебе не пришло в голову, что у меня может быть личная причина довериться твоему вкусу? Однако пока рано об этом говорить…

Я решила, что мне следует научиться скрывать свои чувства, а то мое сердце слишком сильно подпрыгивало в последние несколько минут. Если я не буду осторожной, Адам заметит это, и тогда стыд мне и позор.

Когда через несколько дней я заглянула в колледж, мисс Ирвин была сама любезность, но, к сожалению, не смогла меня порадовать пи одной вакансией в Лондоне. Свободным оказалось лишь одно место в Уганде, но я его не одобрила, и мисс Ирвин лишь вздохнула.

– В Найроби все опечалены твоим отъездом, – сообщила она. – Я на днях получила письмо от мисс Хант. Она пишет, что ты выказывала искреннее уважение к местным обычаям и культуре, а это, согласись, великий дар. Так почему бы тебе не провести еще несколько лет за границей?

– Из-за мамы. В ином случае я никогда бы не покинула Найроби.

– Но твоя мама не такая уж и старая, верно? – осторожно сказала мисс Ирвин.

– Она не очень практичная, – объяснила я. Кроме того, я была уже не тем человеком, который садился с разорванным сердцем в самолет, летящий в Найроби. Я не хотела вновь отправляться за границу. Я хотела остаться здесь, где белые гостиницы и коттеджи под тростниковыми крышами… и серые глаза на худом чувственном лице.

Мисс Ирвин как будто прочла мои мысли. Когда я с интересом рассматривала выставку студенческих дизайнерских работ по обустройству квартир, она вдруг заметила:

– У тебя еще нет мыслей обзавестись мужем, детьми и собственным домом?

Я вздрогнула.

– Разве это тебя не привлекает? – продолжала она. – Только не говори мне, что ты не можешь сейчас себе этого позволить, даже если и хочешь.

Я собиралась ответить уклончиво, но то, что сказала, удивило даже меня саму:

– Да, я ужасно хочу детей. И дом. Но выходить замуж за первого встречного только ради того, чтобы все это получить… Так я не смогла бы.

– Люди часто так поступают, – серьезно заметила мисс Ирвин, но я лишь покачала головой. – Такая девушка, как ты, любую семью сумела бы сделать счастливой.

– Спасибо, – как-то неубедительно произнесла я, надеясь, что в этот момент она не догадывается, что я размышляю, сколько комнат в коттедже Адама.

Беседа закончилась предложением дать себе временный отдых, чтобы из-за усталости не остаться без работы в следующем семестре. С этим я согласилась и ушла, чувствуя себя гораздо увереннее.

Во вторник мистер Ли сообщил мне, что у его фирмы есть машина, которая будет свободной весь следующий месяц, и я смогу взять ее при условии, что улажу дело со страховкой. Причин оставлять папин автомобиль не было, потому что мама не умела водить, мы его продали, а вот мне теперь машины не хватало ужасно.

– Вы добрый ангел нашей семьи! – с благодарностью заявила я мистеру Ли.

В пятницу я опробовала свое новое приобретение, отправившись повидаться с Элейн Мур. Она восторженно отозвалась о телевизионном интервью с Колином Камероном. У ее мужа были родственники в Сикоуве, курорте на южном побережье, и семью Мур пригласили погостить там в следующем месяце. Элейн с триумфом положила мне на колени цветную афишку. Оказалось, Камерон – гвоздь программы летнего шоу в одном из театров Сикоува. Гастроли продолжатся восемь недель, с середины июля.

Элейн, которая уже знала, что я и сама туда направляюсь, хихикнула:

– Какое совпадение! Вообще-то он из Шотландии. У мамы сохранилась куча старых журналов, и в одном есть о нем статья. Он живет с женой где-то между Глазго и Эдинбургом, у них близнецы, мальчик и девочка, Йен и Рут. Сейчас детям, наверное, лет по шесть.

Мое сердце сжалось. Значит, заболела Рут. Каждое утро я заглядывала в газеты, надеясь, что в них могут сообщить о выздоровлении ребенка знаменитости, но там не было ни слова.

На следующее утро, когда мы с мамой завтракали, зазвонил телефон. Это был Адам. Он приехал поздно ночью, и сегодня днем ему надо было повидаться со многими людьми, но вечер у него свободен. Как насчет театра? Я согласилась, и мы единодушно проголосовали за русскую пьесу.

Мама, которая спешила на работу, вернулась, чтобы подслушать мой разговор.

– Я могу попросить нашего портье достать билеты, – сказала она. – В пятницу он всегда бывает в главном офисе в Уэст-Энде.

Соблазн был слишком велик, чтобы отказаться. Солнце немилосердно палило, и в городе наверняка нечем дышать.