Текст книги "Спой мне о любви"

Автор книги: Дорис Смит

Глава 15

Утром 31 декабря Йен, однако, вновь был в своем обычном жизнерадостном настроении, а Колин, одевшись потеплее, отправился на репетицию. Шоу выйдет вечером в прямом эфире из Глазго, и хотя та его часть, которая будет передаваться по телевидению, закончится с наступлением Нового года, вечеринка в студии продолжится. Было ужасно обидно: ведь это мой первый праздник в Шотландии, мне казалось, что любые посиделки этой ночью будут гораздо веселее, чем мой горький жребий одиноко сидеть в компании с телевизором. Ну что ж, по заслугам и награда. В тот день, когда Колин попросил меня выйти за него замуж, мне почудилось, что мой ответ его обрадовал, но после того холодного ноябрьского утра, когда он надел мне на палец обручальное кольцо, я поняла, что не сумею сделать его счастливым. Я так старалась вести себя правильно, но где-то допустила ошибку. Где?

Я позволила Йену встать с кровати, и мы с Рут пообедали вместе с ним в спальне, а потом затеяли игру в «змейки и лесенки» [7]7
  «Змейки и лесенки» – детская настольная игра с продвижением фишек на доске по броску игрального кубика.


[Закрыть]. В разгар веселья раздался звонок в дверь.

– Думаю, это кто-то знакомый, – заявила Рут, выполнив акробатический этюд на краю дивана.

– Папа говорит, нужно сначала посмотреть в глазок, – благоразумно заметил Йен. – Прогони его поскорее, Дебора, – добавил он. – Нам нужно закончить игру.

Я взъерошила ему волосы и отправилась вниз. Смутные очертания высокой фигуры за цветным стеклом… Я открыла дверь. В холл ворвался холодный воздух, лужайка и кусты у крылечка встряхнулись и вновь зазеленели, избавившись от мокрого снега. Прямо передо мной оказалась охапка свертков, а над ними – пара серых глаз, притаившихся в морщинках, и каракулевая шапка на белокурых волосах.

– Ну, Деб, как идут дела? – прозвучал до боли знакомый голос.

В свертках оказались радиоуправляемые игрушки: ракета для Йена и стиральная машинка для Рут. Близнецы приветствовали их восторженными криками, которые стали еще громче, когда Адам заявил, что чай будет пить только в спальне Йена, и потопал вверх по ступенькам с подносом в руках. Рут шла рядом, уцепившись за его брюки. Йен тут же завладел меховой шапкой.

– Мы собираемся смотреть папу, но это будет ужасно поздно, – сообщила ему Рут. – А вы тоже не будете спать так поздно, дядя Адам? Это будет в двенадцать часов!

Я, правда, не смогла бы с уверенностью сказать, что вдохновляло их больше: увидеть отца по телевизору или не спать в полночь. Адам ответил, что никто не сможет заставить его пропустить представление, в котором будет участвовать Колин при полном параде, в килте и с кинжалом, впускающий Новый год в Шотландию. Затем объяснил, что сам он приехал сюда, чтобы обсудить фотографии для туристической брошюры. Видимо, эта сторона его предпринимательства становилась все более прибыльным делом.

– Как ты находишь время управляться еще и с магазином твида? – поинтересовалась я.

– А! – махнул рукой Адам и подмигнул мне. – Умному парню это делать нетрудно! Я приобрел партнера.

Я вовсе не удивилась тому, что его партнером оказалась Магда и что у нее имелись большие планы по расширению бизнеса. Но мне показалось, что он поступил слишком уж великодушно, согласившись на равные доли. Я так и сказала ему, заметив, что это Магда, вероятно, вынудила его на невыгодную сделку.

Адам рассмеялся в ответ:

– Нет, просто так по-честному, вот и все. Полагаю, я мог бы получить ее и за меньшую долю, но я сам этого не хотел. Она выполняет половину всей работы.

– Из чего легко заключить, что ты совсем не бизнесмен! – усмехнулась я, в очередной раз мысленно сравнивая Адама и Колина. Все-таки Адам – личность артистическая и к тому же он идеалист. Колин же – истинный шотландец, благоразумный, бесстрастный и неромантичный. Он доносит до слушателей смысл песен о любви потому, что является непревзойденным артистом, настоящим профессионалом, а не потому, что выстрадал каждое слово в них. К тому же он умеет считать деньги и наверняка не одобрит щедрость Адама, который купил детям, да еще чужим, такие дорогие подарки.

В холле, когда мы прощались, Адам внезапно спросил:

– Ну, как идут дела, Деб? Не помню, чтобы ты мне ответила на этот вопрос.

– Чудесно, – сказала я искренне.

– Это хорошо, – так же искренне произнес Адам. – Только почему тогда вы оба выглядите какими-то… обеспокоенными, что ли?

– Оба?

– Разве я не сказал тебе? Я видел Колина в Лондоне перед сочельником.

– Странно, Колин не упоминал об этом.

– О, я не имел в виду, что мы с ним говорили. Не думаю, что он меня даже заметил. Он был со своей старой партнершей, не помню, как ее фамилия по мужу…

– Хани Харрис? – У меня пересохло в горле. – Как странно, а я думала, что она в Америке.

– Неужели? – насмешливо поднял бровь Адам. – Даже я знаю, что она участвует в новогоднем шоу. Кстати, мне надо поторопиться – я приглашен на вечеринку, – добавил он, не обращая внимания на мою молчаливость. – А вы чем будете заниматься?

Я боялась этого вопроса и теперь со вздохом принялась рассказывать ему о планах на вечер. Близнецы улягутся спать в обычное время, я разбужу их в одиннадцать, чтобы они могли посмотреть новогоднее представление. После этого они вновь отправятся в свои кровати, а я – в свою.

– И это твой первый Новый год в Шотландии? – покачал головой Адам. – Деб, ты не можешь так с собой поступить. Всегда можно найти кого-нибудь, кто посидит вместо тебя с детьми. Идем со мной, и я покажу тебе, что такое шотландский Новый год! – В его голосе звучало странное возбуждение, он вдруг импульсивно схватил меня за руку.

– Адам! – грустно улыбнулась я. – Ты шутишь? Я не могу, даже если мы найдем няню. Нет, я никуда не пойду! Миссис Камерон сказала, что празднование Нового года – дело семейное. Мы втроем должны быть сегодня вместе и вместе смотреть на Колина. Дети должны это запомнить – их отец поет в новогоднюю ночь для всей страны!

– О, Деб, для «тихой девушки» ты что-то слишком разговорчива сегодня! – с нежным сочувствием заметил Адам и подарил мне братский, очень сердечный поцелуй.

В этот самый момент входная дверь распахнулась и вошел мой муж.

– Колин! Я не ждала тебя так рано! – выдохнула я.

Адам расхохотался:

– Отличная сцена, да? Так обычно заканчиваются все первые акты мелодрам.

Колин тоже засмеялся.

– Тебе удалось нормально пообедать? – Я беспокоилась об этом весь день – ведь он еще не оправился после болезни, ему нужно нормально питаться, а в суматохе репетиций едва ли можно выкроить на это время.

– Ладно, я исчезаю, – вмешался Адам. – Приятно было вновь повидать тебя, Деб. И спасибо за чай. – Он добавил, что будет в Глазго вновь через месяц, по пути на лыжную базу, которую должен сфотографировать, и принял мое предложение заглянуть к нам и посидеть подольше.

– Колин, тебе нужно было предупредить, что приедешь, тогда бы я приготовила что-нибудь более существенное, – виновато сказала я, когда дверь за Адамом закрылась.

– Да я сам не знал. Мы только что получили неожиданный перерыв, – ответил он коротко и бросил взгляд на часы. – Чашку чаю выпью, если это недолго.

Восемнадцать миль ради чашки чаю!.. Когда я бросилась на кухню, Йен, не обращая внимание на запреты, скатился вниз по лестнице с подарком Адама в руках.

– Посмотри, папочка, только посмотри на это! Разве не супер?

За ним, когда я уже вернулась с чаем и наспех приготовленной легкой закуской, прибыла Рут со своей стиральной машинкой. Колин, сдвинув брови, мрачно смотрел на игрушки.

Так я и знала! Я тоже не одобряла поступок Адама, но все же…

– Кстати, ты не говорил мне, что видел его в Лондоне в понедельник на той неделе.

– Я его не видел, – равнодушно пожал плечами Колин.

– Ты был с Хани Харрис, – вырвалось у меня, и я тут же мысленно выругала себя за это, но молчать уже не могла. – Не знала, что она вернулась. Адам говорит, она участвует в сегодняшнем шоу.

– По-видимому, Адам хорошо знаком с буднями шоу-бизнеса, – заметил Колин. – Да, Мэри вернулась две недели назад. После Рождества она выступала в лондонском кабаре, и я задержался в понедельник, чтобы порепетировать с ней. Сегодня утром она прилетела на репетицию ночного шоу. Кстати, она передает тебе привет.

Невыразительный тон не удивил меня. Колин – прекрасный актер. Он страдает, потому что его любимая женщина вышла замуж за другого, но никому не позволит догадаться о своих чувствах. Ему очень горько – об этом свидетельствуют и круги под глазами и тоскливый взгляд. Совсем неподходящий вид для радостной встречи Нового года. Но он профессионал и великий артист. Никто, за исключением меня, не узнает, что он испытывает на самом деле.

Я отправила детей наверх, а сама посидела с ним, пока он перекусывал. Мы болтали о каких-то пустяках. Я твердила, чтобы он держался подальше от сквозняков этой ночью, внимательнее смотрел на дорогу, когда будет ехать домой рано утром… Когда я увижу его вновь, будет рассвет – первый рассвет, который я встречу с мужем… Но вряд ли уместно говорить об этом сейчас, когда его мысли заняты только Хани.

– Адам сказал, что он взял в партнеры Магду, пятьдесят на пятьдесят.

Не знала, что для Колина это будет новостью, но он резко поднял голову.

– Лично я думаю, что это очень великодушно с его стороны, – прокомментировала я.

– Очень, – сухо произнес он.

– Хотя это очень похоже на Адама, – продолжила я и удивленно уставилась на Колина, когда он презрительно фыркнул:

– Очень!

– По-моему, ты его совсем не любишь.

– А ты хотела бы, чтобы любил?

Я не могла понять, что прозвучало в его голосе: то ли горечь, то ли обреченность, то ли ирония.

– Ничего подобного я не хочу, – раздраженно ответила я. – Просто мне кажется, что, в отличие от тебя, Адам думает не только о деньгах!

Внезапно наступила тишина. Нож и вилка Колина застыли, его глаза расширились от изумления и затем так же внезапно он рассмеялся.

– Я сказала что-то смешное?

– Нет, просто я опять остался в дураках. – Он прекратил смеяться и встал.

– Позвони, когда будешь выезжать. Тогда я вовремя приготовлю тебе завтрак, – сказала я в прихожей, помогая ему надеть пальто. – Хотя было бы гораздо благоразумнее задержаться в Глазго и поесть там как следует.

Взгляд, которым он одарил меня, был странным, но сегодня многое в его поведении казалось мне необычным.

– Удачи, – рискнула я неловко произнести, когда он открыл дверь. – Я знаю, что это не особенно необходимое пожелание, но…

– Спасибо, Дебра, – тихо поблагодарил он, – поверь, удача мне просто необходима. Сожалею, что вынужден покинуть тебя сегодня. Постараюсь вернуться пораньше.

Хуже не придумаешь: первый долгий путь после болезни, и нет времени для горячей еды. А у меня нет надежды, что он прервет свою вечеринку и откажется от общения с Хани лишь потому, что я остаюсь этой ночью одна.

– Только не спеши ради меня, пожалуйста, – быстро попросила я. – Ты получишь удовольствие от вечера, я знаю. А я в любом случае буду уже спать, так что это не важно.

«И никто не может винить меня за это», – гордо думала я, когда Колин спускался со ступенек и садился в машину.

Вечером зазвонил телефон, и мисс Армстронг сообщила мне, что вернулась в Глазго. Я повторила ей свое приглашение в «Слайгчен» и передала заверения Колина, что он сам позвонит и заедет за ней.

– Как он? – спросила мисс Армстронг. – Я с нетерпением жду новогоднее шоу.

– В порядке, – ответила я с сомнением. – Хотя он только что перенес грипп. – Описав ей, как прошел день в «Слайгчене», я упомянула, что к нам в гости заглянул Адам Баллестай.

– Адам Баллестай?! – ужаснулась она. – Только не говори мне, что он все еще рыщет поблизости!

– Не беспокойтесь, Лу. Я знаю про Адама и Анну, но это уже дело прошлого.

– Тогда я тем более удивлена, что ты позволила ему войти в дом, – последовало удивительное замечание.

– Но с Адамом теперь все в порядке. Этим летом он почувствовал, что начинает забывать прошлое. Я знаю: то, как вел себя Колин, – не преступление, но Адам совсем другой человек.

– Совершенно верно!

– Вы тоже должны понимать это, Лу, вы же знаете, сколько Адам пережил. Он простил Колину все… За исключением последних дней, когда Анна была больна и нуждалась в нем.

– Это Адам тебе так сказал, дитя мое? – требовательно спросила мисс Армстронг. – Он? Я должна это знать.

– Ну… да… – растерялась я. – По крайней мере, у меня создалось такое впечатление.

– А у тебя не возникло впечатления, что три года назад Адам поплакал у Анни на плече, и она уговорила Колина купить старому другу небольшую ткацкую мастерскую и магазинчик твида где-то в Девоне?

Купить старому другу… Я потеряла дар речи. Но в моей голове отдельные фрагменты начали вдруг складываться в целую картину: странная реакция Колина на мой рассказ о делах Адама, недомолвки Магды… Магда! Тогда кто же предложил ей партнерство? Адам или Колин, которого я обвинила в том, что его интересуют только деньги? А он лишь засмеялся: «Я опять остался в дураках!»

Боже мой! Адам обязан своим положением человеку, которого открыто ненавидит!

– Ты все еще там? – раздался в трубке голос.

– Да. Я просто… размышляла. Значит, Адам не порвал отношения с Колином и Анной после того, как они поженились?

– Я бы сказала, он вцепился в них руками и зубами, – фыркнула мисс Армстронг. – Вечно топтался у них на пороге. С этого и начались все неприятности. Прими мой совет, Дебора, – добавила она почти умоляюще, – если ты дорожишь своим замужеством, держись подальше от Адама Баллестая. Я не говорю, что он не любил Анну, просто не имел намерения жениться на ней. Но я скажу тебе вот что: он не простил Колину другое – то, что тот поднялся так высоко. И, не имея возможности помешать его карьере, Адам использует любой шанс, чтобы отравить его личную жизнь. Подумай об этом, дорогая, и убедись, что он еще не приступил к делу. Однажды это ему уже удалось без особого труда, а уж обмануть тебя ему будет проще простого.

После многословных поздравлений с наступающим и пожеланий счастья она повесила трубку, а я попыталась утихомирить круговерть мыслей и эмоций, не дававших мне возможность сосредоточиться на главном.

Десять лет Колин, оказывается, был мишенью. Адам не пожалел для него стрел. Успех однокурсника обеспечил ему твидовый магазин, любовь Анны к классической музыке сработала на него и вбила клин в ее замужество. Орудием мести послужила даже я со своим дурацким планом привезти близнецов на концерт в Сикоув. Как искусно он все провернул! Каким добрым и рассудительным казался в тот день и как, должно быть, тайно злорадствовал, наблюдая за Колином… А какой дурой выставила себя я! Боялась, что меня использует в своих интересах Колин, а сама попалась на крючок к Адаму. И не только с коттеджем – это дело уже можно сбросить со счетов за давностью. Адам использовал всех, кто хоть что-то мог ему дать: Анну, Колина, Магду, так почему бы и не меня? Но то, что я стала инструментом его мести Колину, – непростительно. А ведь было еще много попыток с его стороны вклиниться между Колином и Магдой. Театральный поцелуй, который Адам подарил мне на глазах у Колина после выступления хора… Последний удар он нанес своей клеветой по дороге домой из Сикоува, когда по-своему объяснил мне, почему Колин не берет детей на свои концерты…

Странно, что Адам с таким пониманием отнесся к нашему браку и так стремился помочь… Возможно, размышляла я, он все-таки изменился?

Одно хорошо: вечер не будет совсем безрадостным и одиноким. Настало время будить детей.

Новогоднее шоу началось традиционно: завывали волынки, мелькали килты, Колин, при всех регалиях, но с непокрытой головой, пропел несколько шотландских баллад, шагая по улице и призывая прохожих присоединиться к нему. Мне захотелось, чтобы он смог увидеть в это мгновение нашу гостиную и безмерное счастье, написанное на личиках близнецов. Критики на следующий день могут окрестить все это сентиментальным и нереалистичным, но для моего первого Нового года в Шотландии больше нечего и желать. Колин пел, барабаны гремели, шотландцы лихо отплясывали. Сюрпризом стал выход Хани Харрис – маленькая фигурка в национальном костюме ворвалась в круг. Дети были в восторге и то и дело выдергивали меня с дивана танцевать, но, когда участники шоу вошли в помещение и приготовились к более изысканному действу, оба утратили интерес к происходящему.

– Куда ушел папочка? – капризно спросила Рут и начала тереть глазки кулачками. – Мы его больше не увидим?

Я не удивилась, когда, задолго до повторного появления Колина, они заснули: Рут – в кресле, Йен – растянувшись на ковре. Ничего, я могу и одна посмотреть. Камеры опять переместились на улицу, где на фоне темного неба в искусно созданном прожекторами световом пятне стояли певцы. Несколько голосов сопротивлялись суровому ветру, но один голос перекрывал все – как всегда он господствовал, звенел и уносился ввысь. Песня была старинной и грустной. В первую пугающую секунду я не узнала Колина. Сейчас он был серьезным, безучастным и постаревшим. Но почему-то, глядя на взрослого мужчину, я думала о маленьком мальчике, для которого единственным лекарством были материнские объятия и ласка. К черту Адама и его совет! Нужно что-то делать с этим застывшим, безразличным лицом…

Адам! В моих ушах снова зазвучало предостережение Лу Армстронг: «Убедись, что он еще не приступил к делу!» Я резко выпрямилась, словно кто-то воткнул мне в сердце булавку. Яд, вовремя брошенный, уже попал на благодатную почву. «Колин пресытился вниманием женщин…» Этого оказалось достаточно, чтобы заставить меня быть холодной и бесцеремонной, в общем снова превратиться в орудие мести Адама, который теперь мог спокойно ждать крушения второго брака Колина… Надо срочно все обдумать и найти выход! Но раскаяние и отчаяние выбили все здравые мысли из моей головы.

Неожиданно зазвучал голос Колина:

«Это была старая песня, дорогая моему сердцу, и большинству из вас тоже. Но через пять минут мы встретим Новый год, и я надеюсь, вы поддержите меня, если я спою одну совершенно новую балладу, которая еще не звучала на публике. Уверен, вы ее полюбите, потому что мне она очень нравится, и я ожидаю, что ваше одобрение даст мне возможность исполнять ее вновь и вновь».

Его монолог был совсем не по программе – никто из артистов еще не получил шанса поговорить. Если Колин выкроил для себя несколько дополнительных минут, это могло означать лишь одно – они были для него слишком важны.

«Здесь, в Шотландии, – продолжал Колин, – в канун Нового года каждый из нас думает о доме и спешит туда вернуться. А в доме нас всегда встречают те, кто делает его особенным и неповторимым».

Он улыбнулся, но не зрителям. Глаза его были мечтательными, и я поняла, что Колин видит сейчас Рут и Йена, а возможно, смотрит значительно дальше, в давнее прошлое, на старый дом в Ланарке и на своих братьев, тузящих друг друга подушками…

«Итак, как и обещал, песня о любимом лице, о человеке, к которому спешишь домой. – Взгляд вернулся из прошлого и устремился прямо на меня. – Мы счастливы в нашем милом доме, – сказал Колин. – Мы самые счастливые».

В нашем доме… Что он имел в виду? Что он мог иметь в виду, кроме «Слайгчена»? Но… чье лицо? И кто это – «мы»? Муж возвращается к жене и детям, дети возвращаются к родителям… Я не могла в это поверить! Ведь мне он мог сказать только одно: «Спасибо за то, что была хорошей экономкой…»

 
О тебе, моя милая, песня.
Ты – отрада усталой души.
Для любви сердце вновь воскресло,
Для надежд, ожиданий, мечты…
 
 
Ты всегда, как природа, разная,
То как нежный нарцисс по весне,
То как лета цветенье прекрасная,
Разожгла вновь любовь во мне.
 
 
И глаза твои – осень янтарная,
Чистота как покров зимой,
Покорили меня, любимая,
Что мне делать теперь с собой?
 
 
То веселая и смеющаяся,
Как весенний луч золотой,
То холодная и бодрящая,
Как морозный денек зимой.
 
 
То ты пылкая и влекущая,
Как прохлада тени лесной…
Но откуда тоска гнетущая?
Дорогая, я все еще твой?
 

«Дорогая, я все еще твой?» Нет, это невозможно, подумала я, это всего лишь песня. Но мне почему-то казалось, что я читаю его мысли, опережая слова и музыку.

 
И в мечтах моих, сладких с осени, —
Дорогое твое лицо…
Как хотел бы я, все забросив,
Поскорее взбежать на крыльцо.
 
 
К озорной, как весенний ветер,
И манящей, как летние дни,
В этот зимний морозный вечер
Прилечу я на крыльях любви.
 
 
Не гаси теплый свет в окошках,
Облегчая мне путь во мгле.
По засыпанным снегом дорожкам
Я спешу в дом родной к тебе.
 
 
Наполняя мне сердце радостью,
Распахни же объятья свои.
И любовью, не только жалостью,
Пусть сияют глаза твои.
 
 
Чтобы дом наш теплом наполнился,
Счастье в нем поселилось вновь,
Жди меня, золотое солнышко,
Богом данная мне любовь!
 

Последние строки, радостно разнесшиеся по гостиной «Слайгчена», ошеломили меня. Я сидела, слушала, но почти ничего не понимала и только плакала от радости, как, вероятно, и все остальные телезрительницы.

Я разбудила детей, чтобы проводить старый год, и мы вместе, взявшись за руки, спели приветствие новому. На экране в сквере, где недавно стоял один Колин, собралась большая толпа, артисты взялись за руки с прохожими. Камера перебегала от одного лица к другому.

– Вот папочка! – закричал Йен указывая на экран. – Новый год уже наступил?

Я заверила его, что наступил.

– Тогда я выйду на улицу и постучу в дверь? – предложил он возбужденно. – Можно, Дебора? Это должен сделать мужчина!

– Нет, дорогой, – мягко сказала я. – Тебе нельзя выходить после гриппа.

Я не могла ему этого позволить. Первым, кто должен перешагнуть порог «Слайгчена» в Новый год, может быть только его хозяин. Внезапно мое сердце затопила волна нежности, и я обняла обоих ребятишек.

– О, дорогие мои, как хорошо, что мы весь новый год проведем вместе!

Рут отозвалась на мою любовь как цветок на солнышко, прижалась ко мне. Йен с достоинством посмотрел на меня и вежливо произнес:

– Это очень приятно и для нас тоже, Дебора.

Когда я поправляла одеяло на его части кровати Колина, он спросил:

– Папа скоро вернется? Я могу подождать, чтобы встретить его?

– Нет, дорогой. Ты увидишь его утром.

– Но я думал, уже утро. – Мальчик зевнул. – Разве нет? – И его глаза закрылись.

«Интересно, – подумала я, – Колин в свои семь лет тоже так проваливался в сон, распластавшись на спине, выставив подбородок в потолок и положив одну руку на грудь?»

 
Засвети огоньки в окошке,
Облегчая мне путь во мгле.
По засыпанным снегом дорожкам
Я спешу в дом родной к тебе…
 

«Я постараюсь быть не очень поздно», – сказал Колин. «Только не спеши ради меня, пожалуйста, – ответила я. – В любом случае я буду уже спать, так что это не важно». Может ли кто-то винить его в том, что он не особенно спешит домой и веселится сейчас с коллегами в студии?

 
Наполняя мне сердце радостью,
Распахни же объятья свои.
И любовью, не только жалостью,
Пусть сияют глаза твои…
 

Я сидела в гостиной и плакала, представляя, как протягиваю руки и Колин устремляется в мои объятия. Но он выбрал меня, холодную, деятельную, типичный образец идеальной домработницы, в качестве своей экономки и только… А лицо… Я уныло уставилась в зеркало. Вполне ничего себе, но совсем не такое, как в песне. Обычная англичанка с высоким лбом и полными слез глазами…

Я не смогу распахнуть объятия никому, кроме детей. Я не Елена Прекрасная, не Гвиневера [8]8
  Гвиневера – супруга короля Артура и возлюбленная рыцаря Ланселота.


[Закрыть]. У меня нет ни особого шарма, ни соблазнительных форм, но до последнего момента это не имело ни малейшего значения. Теперь же, под влиянием будоражащих чувств, я хотела быть красивой, хотела стать для любимого человека даром Небес. Но – увы! – мне это не по силам. Я отвернулась от зеркала, и тут вдруг прозвенел дверной звонок.

Час назад ради Нового года я зажгла над крыльцом лампу. И теперь она освещала темноволосую голову, широкие плечи и пальто, наброшенное на шотландский национальный костюм.

– Я не слишком быстроног, – улыбнулся Колин. – Забыл своих оленей.

Его глаза, нежные и смеющиеся, все же таили в себе тоску.

– А я уже не надеялась, – тихо сказала я.

И тут случилось чудо. Колин перестал быть маленьким мальчиком, которого хотелось обнять и утешить. Он был большим и сильным, никто не любил его больше, чем я, и теперь мне стало безразлично, насколько глупо я выгляжу. Я протянула к нему руки, и в ту же минуту Колин обнял меня.

В тот момент нам обоим без слов было ясно, как мы нужны друг другу, и все же мне хотелось сказать ему, что я понимаю его печаль о Хани, которая была написана у него на лице, пока он пел. Я хотела сказать, что, как любая боль, это пройдет. Но Колин заговорил первым, прижимаясь щекой к моей щеке:

– Что с нами случилось, Деб? Мы были так близки в тот день, когда ты впервые приехала сюда… Это я виноват? Я испугал тебя? Знаю, я вел себя как слон в посудной лавке.

– А я пытаюсь превратить свиное ухо в шелковый кошелек, – уныло пробормотала я.

– Что? – Колин с удивлением уставился на меня. – Это ты о себе так думаешь? Да знаешь ли ты, милая, что ты сразила меня в самое первое мгновение, как только я тебя увидел, когда ты сидела в самолете с крошечной девчушкой на коленях? И, невзирая на то что ты была так влюблена в Адама, я никогда бы не дал тебе уйти, не устроив еще одной встречи… Не смотри на меня так, Дебби, как будто у меня семь голов! Если не веришь мне, спроси у моей матери.

– Я верю тебе, – ответила я, почти не дыша. – Но мне потребуется время, чтобы к этому привыкнуть. Я думала, что ты сделал мне предложение, потому что Хани… Я думала, ты любишь ее. Я думала, это она – твоя вторая любовь.

– Мэри? Моя любовь? – Колин оторопело уставился на меня и вдруг расхохотался. – Великий Боже! Я никогда и не помышлял об этом! Да и она тоже, могу тебя заверить. Она больше года надоедала своим родителям, чтобы они позволили ей выйти замуж за Винсента Честера. – Он замолчал, как будто сделал внезапное открытие, и спустя пару секунд спросил: – Значит, именно поэтому ты замкнулась в себе в тот момент, когда я надел кольцо тебе на палец?

– Не только. Мне показалось, что ты тоже стал другим. Когда мы встречали тебя в Глазго… Ладно, это уже не важно. И еще Адам сказал, что видел тебя накануне с Мэри…

– Рано или поздно нам пришлось бы поговорить об Адаме, – решительно заявил Колин. – Да, я обедал с Мэри в Лондоне. Но с нами были еще двое: продюсер и дирижер оркестра. А в тот день в Глазго я… Можешь не верить, но, когда я увидел тебя, идущую ко мне в этом восхитительном ярком пальто, мне захотелось схватить тебя на руки и убежать куда-нибудь далеко, только… Давай скажем так: я испугался.

– Давай лучше ничего не будем говорить, – попросила я. – Но если Адам наплел тебе с три короба обо мне, я хотела бы это знать.

– Нет. Не сейчас. Сначала я должен рассказать тебе об Анне. – Колин поколебался. – Я не должен был жениться на ней, хоть и сходил с ума от любви. Она была не готова к замужеству. Я заверил миссис Армстронг, что смогу взять все заботы о ее племяннице на себя, но не сумел выполнить обещание… – Он прямо взглянул мне в глаза. – Анна не любила меня, Дебра. Я пытался убедить ее и себя, что со временем все изменится, но… – Он замолчал, и мое сердце сжалось – о таком доверии я даже не мечтала. – И потом, Анна не хотела детей, а когда они появились, так перепугалась, что я понял – никогда себе этого не прощу. Вот почему я поклялся, что с тобой этого никогда не случится.

– О, дорогой, пожалуйста… – начала было я, но он не дал мне договорить:

– Любить тебя было так потрясающе, что это пугало меня до судорог. Особенно мне было плохо, когда Адам заметил, что я начинаю толстеть. Никогда не думал, что могу тебе понравиться. Если только из-за детей. Поэтому старался изо всех сил: рассказывал тебе о гастролях и своем успехе на концертах, обо всем… Ты, вероятно, считала, что я пускаю тебе пыль в глаза, рисуюсь перед тобой? Если честно, именно это я и делал. Я просто хотел… хотел, чтобы ты думала, что я великолепен. – Это вышло у него с обезоруживающей наивностью.

– Дорогой, это сюрприз для меня, сюрприз! – восклицала я между смехом и слезами. – Именно так я и думала, думаю и всегда буду думать: ты великолепен. А теперь послушай меня. Я не такая, как Анна. У меня нет ни ее красоты, ни ее страхов. И вышла я за тебя не из-за Йена и Рут, как бы сильно их ни любила. Если бы ты подхватил меня в тот день на руки и сбежал со мной, я обезумела бы от счастья. Я думала, что вышла замуж за половинку мужского сердца, но я так тебя люблю, что была рада получить и ее.

Я продолжала говорить еще что-то, но уже невнятно, потому что его губы легко касались моей щеки. Я рассказала ему о своих чувствах в ту ночь в самолете и о том дне, когда приехала в Криллу, уже не стыдясь и глядя ему в глаза. И я рассказала ему об Адаме.

– Он заявил, что владеет половиной твоего твидового магазина! – возмущенно закончила я.

– Но так и есть, – засмеялся Колин. – Я подарил магазин ему и Мегги, пятьдесят на пятьдесят. Она удержит его от краха и даже, возможно, сделает прибыльным.

Как это на него похоже – отказаться от процветающего бизнеса, как будто это старый костюм!

– Зачем ты это сделал?

– Считай, что я откупился. Не хочу, чтобы Адам приходил сюда и напоминал тебе, как когда-то Анне, чего ты лишилась. И еще я не хочу каждый раз возвращаться домой, думая о том, что сейчас войду и обнаружу…

Он не закончил фразу, но в этом не было необходимости. Я ясно представила себе, что могло бы произойти сегодня ночью и явиться для него повторением прошлого, жестокой насмешкой над всеми его усилиями. Колин на экране выглядел таким бесчувственным и отрешенным вовсе не из-за Хани, а из-за меня…

– Думаю, это я осталась в дураках, – тихо сказала я, вспомнив его слова.

Было еще темно, когда дверь спальни распахнулась и зазвучал триумфальный голос Йена:

– Вот вы где спрятались? Я вас нашел!

Колин рядом со мной натянул одеяло на голову и пробормотал:

– Я сплю.

«Сколько времени тебе потребуется, чтобы доехать до Ланарка?» – минутой раньше спросила я (его родители собирались к нам в этот день), но ответом мне было медвежье ворчание, и темноволосая голова поудобнее устроилась на моем плече. Я осторожно поправила подушку. «Спасибо, так очень хорошо», – сонно пробормотал мой муж, и я чуть не задохнулась от нежности, охватившей меня, поэтому не стала больше ничего говорить.

Но Йен не был таким терпеливым. Придушенный вопль, и Колин сел, парируя удары энергичных кулачков.

– Осторожно, ты ударишь мамочку!

Это вышло у него Довольно естественно, и Йен ответил с такой же естественностью:

– Мамочка не возражает. Она спортивная!

Две пары ярко-голубых пижам, две коротко стриженные головы, две пары сильных рук… Двое мужчин в моей жизни, и я безумно люблю их обоих. И еще одну маленькую девочку, которая как раз вбежала в спальню с радостным криком: