Текст книги "Дерево Джошуа. Группа ликвидации"

Автор книги: Дональд Гамильтон

Соавторы: Девид Джонсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Веллингтон ждал, когда я начну задавать вопросы. И я оправдал его ожидания:

– И все же я не совсем понимаю, каким же образом Лу Тейлор оказалась впутана в эту историю?

– У Каселиуса, приятель, вышла одна накладка. Похоже, что автоматчик на той дороге не сумел справиться с игрушкой так же мастерски, как сам Каселиус. Подойдя к машине, они увидели, конечно, гору покореженного металла, реки крови, но под телом растерзанного в клочья мужа сама миссис Тейлор лежала практически цела и невредима. А когда они стали стаскивать с нее труп, то обнаружили, что и он еще дышит. Он был как решето, но некоторые ребята, знаешь ли, живучи как кошки. Хэл Тейлор очень хотел остаться в живых. Он и жив – невзирая на урну с прахом и аккуратное надгробие с его фамилией. Он скрывается где-то во Франции. Каселиус – предусмотрительный господин. Он время от времени просит кого-нибудь сфотографировать, его и предъявляет фотографии миссис

Тейлор, чтобы она знала, что ее муженек выздоравливает. Так уж получается, что темпы выздоровления Хэла Тейлора в значительной степени связаны с тем, насколько хорошо миссис Тейлор выполняет просьбы Каселиуса. Ну что, теперь тебе все ясно, приятель? – Помолчав, он добавил; – И у меня есть пара снимков. Вот, смотри.

Он вытащил фотографии из кармана. Это были помятые снимки, сделанные дешевенькой камерой с дрянной вспышкой. На одном из них был изображен забинтованный мужчина на больничной койке – аккуратной и чистенькой; над ним склонилась улыбающаяся сиделка. На другом снимке – тот же мужчина на той же кровати, но постельное белье явно давно не меняли, одежду тоже, и за пациентом никто не присматривал – он лежал в полном одиночестве и явно был не в состоянии себя обслужить. Из-за яркого отблеска фотовспышки изображение оказалось смазанным, но даже при этом картинка была не из приятных.

Я вернул ему фотографии.

– Если это лучший образец мастерства фотографа Каселиуса, – сказал я, – то нет ничего удивительного, что ему понадобилось выписывать репортера из Америки.

– Первая фотография – из тех, которые Каселиус показывает ей, когда она работает удовлетворительно. Если же она начинает артачиться, ей присылают снимки совсем другого рода. Вроде второй фотографии. Какое-то время это производило нужный эффект. Она работала на Каселиуса, пользуясь тем, что она американская гражданка, и используя старые связи мужа и источники информации во благо коротышки. Потом, как я могу предположить, она трезво оценила сложившуюся ситуацию и поняла, что никакой надежды у нее нет и что, возможно, если она поможет нам подцепить Каселиуса, мы сумеем как-нибудь вернуть ей Хэла Тейлора. Потому-то она пришла к нам со своим планом, который ты запорол Теперь она неизвестно где и наверняка уверяет Каселиуса, что не имеет ко всему этому никакого отношения, что ее обдурили так же, как его, поэтому ему не стоит вымещать свой гнев на ее муже, где бы он ни находился, больной и беспомощный.

– Ты не знаешь, куда они направились? – спросил я.

Он помотал головой

– Я предложил Гранквисту организовать за ними слежку, но он решил больше не рисковать головой, следуя моим советам. Насколько я понимаю, он уже сыт по горло нашим сотрудничеством.

– Но ты же сам мог сесть им на хвост, – сказал я. – Это было бы разумнее, чем вваливаться ко мне в номер и распускать кулаки.

– Не надо мне говорить, приятель, что мне надо было делать. У тебя нет чего-нибудь выпить? А то у меня от всего этого что-то в глотке пересохло.

– Ты уже, кажется, ориентируешься, где у меня что лежит в чемодане. Пойди и посмотри.

Я подошел к комоду, достал маленькую пластиковую чашку и банку растворимого кофе, а потом отправился за занавеску в ванную. Я открыл кран и стал ждать, когда пойдет горячая, пробуя струю пальцем. Перед моим мысленным взором возникла Лу Тейлор в черных обтягивающих штанах. Потом Лу Тейлор в коричневой юбке и свитере. Потом Лу Тейлор в красивом черном платье. Потом я перестал о ней думать. Я услышал, как громила в комнате два раза шумно отхлебнул из моей фляжки. Что ж, алкоголь должен убить все его бактерии, но все равно потом надо будет тщательно помыть горлышко емкости.

– Господи, ну и духота здесь у тебя! – услышал я его восклицание.

– Ну, если бы ты не накурил…

Я замолчал. Он двинулся к окну. Я бы мог его, наверное, предупредить, но он уже давно был совершеннолетний. Он состоял на этой службе не меньше моего. И я ничем не был ему обязан, если не считать синяка на челюсти и пары отбитых ребер. Черт с ним. Я услышал звук открываемого окна. В то же мгновение раздался выстрел. Я вошел в комнату. Спешить было незачем: снайпер либо промахнулся, либо нет.

Когда я вошел, Веллингтон стоял у раскрытого окна спиной ко мне, прижав ладони к лицу. Я, кажется, говорил, что на окнах нет сетки. Так что когда он качнулся вперед, ему ничего не помешало. Последнее, что я увидел были подметки его ботинок. Гигантские такие подметки. Здоровый он все-таки был мужик. Прошло, кажется, немало времени, пока под окном двумя этажами ниже не раздался стук упавшего тела.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Как он сам выразился, некоторые ребята живучи как кошки. Когда мы к нему подбежали – Гранквист оставил своих людей в отеле, и поскольку они сидели в вестибюле, то опередили меня, – он дышал и обещал не умирать еще какое-то время, дабы избежать последующих хлопот. Даже спустя несколько минут он был в сознании и ругался как боцман. Приехавший вскоре врач констатировал перелом руки, шейного позвонка, некоторое количество сломанных ребер и наличие небольшой бороздки от пули в левой надглазной кости. Похоже, ни череп, ни глаз не пострадали. Веллингтона увезли в больницу.

Я вернулся к себе в номер и побрился. Когда приехал Гранквист, я уже был почти одет. Я впустил его и прекратил завязывать галстук, наблюдая, как он подошел к окну, потом стал осматривать комнату и обнаружил место попадания пули после того, как она чиркнула по голове Веллингтона.

– Судя по протоколу, который я прочитал, вы находились в комнате, – он кивнул на занавеску в ванной комнате.

– Но я не убивал его.

– Это ясно. Если хотите знать, мы уже поймали подозреваемых. Их грузовик сломался в тридцати километрах к востоку от города. Мы обнаружили ружье. Их поймали, когда они пытались скрыться в лесу. Мы еще не поняли, кто из них произвел выстрел, но это не так уж и важно, кроме как для суда, в котором будет рассматриваться дело. – Он взглянул на меня. – Вы бы не хотели высказать свое предположение, почему в герра Веллингтона стреляли?

– Нет, – сказал я. – Но у таких людей, как он, всегда много врагов – то есть, я хочу сказать – в силу специфики его службы.

Гранквист глубокомысленно кивнул и вновь посмотрел на окно.

– Было еще довольно темно, не так ли? Он стоял на фоне освещенной комнаты. Вы оба довольно высокого роста, хотя он значительно крупнее вас. И это ваш номер, а не его.

Я изобразил на лице страх:

– Послушайте, дружище, кому могло прийти в голову стрелять в меня?!

– Не знаю, – сказал Гранквист, – но мне кажется очень странным, что ваша персона, герр Хелм, прямо-таки манит к себе смерть и насилие. В Стокгольме была убита дама, не так ли? Если бы мы не посчитали необходимым для реализации нашего плана позволить вам беспрепятственно отправиться в Кируну с фотоаппаратом, вас бы подвергли куда более тщательному допросу по поводу того убийства, несмотря на факты, свидетельствовавшие о вашей непричастности к ее смерти. По вашем возвращении в Стокгольм местная полиция будет просить вас сделать заявление. Далее. В салоне взятого вами напрокат автомобиля, прямо под окнами вашего отеля, был обнаружен мертвый мужчина. И вот теперь этот несчастный случай. Мне почему-то кажется, что герр Веллингтон не был со мной до конца откровенен относительно вашей личности. У меня возникло совершенно четкое представление о его – скажем так – профессиональной зависти к вам.

– Я никак не пойму, о чем вы говорите, герр Гранквист, – ответил я деланно бесстрастно.

– Разумеется. Но, пожалуйста, запомните, герр Хелм, что мы, шведы, очень болезненно относимся ко всяким проявлениям насилия. Мы даже не разрешаем своим детям смотреть американские ковбойские фильмы. Мы убеждены, что даже самые знаменитые убийцы и шпионы должны быть преданы справедливому суду. Просто подстреливать их из-за утла, за исключением крайних случаев, – значит насмехаться над законностью. Надеюсь, я ясно выражаю свои мысли? – он пошел к двери и обернулся. – А это что?

Он взял мою пластиковую фляжку, которая стояла на чемодане – там, где ее оставил Веллингтон.

– Простая пластиковая фляжка с виски, – ответил я. – Надеюсь, это не противозаконно?

– О нет! Мне просто стало интересно. Теперь из пластмассы делают такие забавные вещи.

Когда он удалился, я подошел к чемодану. Мне не надо было долго рыться в вещах. Среди своих чистых носков я сразу наткнулся на что-то холодное и твердое. Это был мой маленький пятизарядный «смит-энд-вессон» – все еще заряженный. Я на мгновение нахмурился. Гранквист вел себя как-то загадочно. Я никак не мог взять в толк, то ли он вернул мне оружие, чтобы я мог защитить свою жизнь – после того, что случилось с Веллингтоном, – тем самым как бы предупреждая меня, чтобы я воспользовался им по назначению, или же просто его болтовня должна была скрыть тот факт, что он меня благословляет и выпускает на тропу войны с заряженным револьвером. Всегда довольно непросто раскусить этих субъектов, которые привержены столь абстрактным понятиям, как закон и правосудие.

Я внимательно осмотрел свой револьвер, поскольку понял, что пришло время постоянно иметь его при себе. Потом я поехал в больницу проведать своего компатриота. Я с превеликим трудом пробился сквозь оборонительные рубежи, и меня провели в палату к Веллингтону. Он уже был зашит, в гипсе и перебинтован. Когда я затворил за собой дверь, он открыл глаза.

– Ах ты паскуда! – прошептал он.

Я почувствовал себя куда лучше. Стало совершенно ясно, что он отделался легким испугом. Это был все тот же малоприятный забияка и грубиян. А я-то боялся, что он сказанет что-нибудь такое, что заставит меня сгореть от стыда.

– Ты прекрасно знал, что они там засели, – шептал он.

Я пожал плечами:

– Такая вероятность была. Ты и сам должен был подумать своей головой. А теперь-то чего обижаться? Ты же, парень, готов был сдохнуть – только бы не просить у меня помощи, не забыл? Мне что, надо было водить тебя за ручку и отговаривать превращаться в живую мишень, стоя у открытых окон?

Мы долго смотрели друг на друга, потом он слабо усмехнулся.

– Ладно. Ладно, по крайней мере, ты хоть остался верен себе, паскуда. Если бы ты пришел и начал хныкать, что ты бы отдал все что угодно, ну просто все что угодно, лишь бы оказаться на моем месте, я бы плюнул тебе в рожу! – Он прикрыл глаза, потом снова открыл их. – Слушай, найди мое пальто, а?

Поиски пальто заняли немало времени, но в конце концов его обнаружили в комнате сданных вещей и отдали мне. Я принес пальто в палату и положил на кровать Веллингтону.

– Дверь закрыта? – прошептал он.

– Закрыта.

– В шве. Спереди справа. Воспользуйся ножом. Это чертово пальто уже все равно ни к черту не годно.

Я достал свой нож, вспорол шов, нашел под подкладкой маленький рулончик бумаги и отдал ему.

– Черт, для меня это китайская грамота, – заявил он сердито. – Нечего махать у меня перед глазами. Если тебе это что-нибудь скажет, буду очень рад.

Я развернул рулончик и сразу узнал шифр. Я взглянул на Веллингтона, но он уже закрыл глаза. Я отнес листок к столу в углу палаты и стал расшифровывать сообщение. Там стоял мой кодовый номер и код связника, который мне был незнаком, потому что сообщение пришло не через Вэнса: он уже не был моим связным. Сообщение было из Вашингтона. Текст гласил:

«ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЕ ИНСТРУКЦИИ В СИЛЕ, ИЗМЕНЕНИЯ ОТМЕНЯЮТСЯ. БЕРИ ЕГО. МАК»…

Я достал спички, сжег листочек и вернулся к кровати, Веллингтон недовольно сморщил нос.

– Перед тем как провонять всю комнату, надо спрашивать разрешения, – прошептал он.

– Кто бы говорил!

– Да будет! Ты сможешь теперь его найти?

– Мне не надо его искать, – сказал я. – Он сам меня найдет. У меня есть кое-что, что ему очень нужно.

Из-под бинта на лице Веллингтона показалась кривая улыбка.

– Ага. Я так и решил Я догадался, пока валялся тут. Ты эти чертовы пленки… Ты не мог его и пальцем тронуть. У тебя не было приказа. Приказ был у меня. И ты все засветил чтобы никто не понял что там было, а сам сохранил настоящие, чтобы, когда наступит время, использовать их как приманку.

– Я внимательно тебя слушаю. Мне кажется, раньше ты меня обвинял в том, что я это все сделал, чтобы досадить тебе. Я жду извинений.

– Мне бы надо было опять натравить на тебя Гранкви-ста, хитрец ты хренов!

Я долго смотрел на него. Этот распластавшийся на больничной койке парень не казался мне теперь таким мерзким.

– Я Могу для тебя что-нибудь сделать?

– Да. Добудь Каселиуса. И проваливай. Я спать хочу.

Вернувшись в отель, я увидел девушку у стойки портье.

На сей раз я сразу узнал узкие клетчатые брюки. Раз увидев такие брюки, их уже невозможно забыть. Ее волосы по-прежнему были аккуратно зачесаны назад и собраны в пучок на затылке, как и вчера вечером. У нее был изумительный профиль. Это я успел заметить, пока она не почувствовала моего присутствия и не обернулась. Я подумал, что как-нибудь надо будет придумать повод и сфотографировать ее – как-нибудь, когда моя голова не будет забита никакими делами и я смогу опять сосредоточиться на такой простой вещи, как красота и истина. А сейчас она была досадной помехой.

– Доброе утро, кузина Элин.

– Утро было добрым, – ответила она. – Но уже день. Я вас ищу. Я собралась на прогулку, чтобы поснимать на цветную пленку – в это время года такая красивая листва. Но у меня что-то заело аппарат, затвор барахлит. Вот я и подумала: может, вы сумеете мне…

Трудно было осознать, что кто-то по-прежнему живет обычной нормальной жизнью, что хорошенькие девушки по-прежнему ходят на прогулки, чтобы сделать десяток цветных слайдов и потом долгими зимними вечерами мучить своих родственников и друзей скучными просмотрами.

– Я посмотрю ваш аппарат, – ответил я. – Давайте поднимемся ко мне в номер. У меня там есть кое-какие инструменты и запасные детали.

Она вручила мне свой фотоаппарат, и мы пошли наверх. Это был небольшой 35-миллиметровый «Цейсс» в кожаном футляре с клапаном на кнопке спереди, похожим на откидное сиденье допотопного секретера. Когда видишь парня с такой штукой в руках, не стоит спрашивать его, для какого журнала он работает. Будь он профессионалом, он не стал бы запаковывать свой инструмент в такое количество кожи. Я отпер дверь, впустил Элин, вошел следом, закрыл дверь и повел девушку к ближайшему столику.

– Я думаю, вы повредили перфорацию на пленке, – сказал я. – Зубчикам на катушке перемотки не за что зацепляться, поэтому пленка и не перекручивается, когда вы взводите затвор, Я сейчас посмотрю, может быть, у меня есть…

Я замолчал. Она подошла ко мне сзади – чтобы, как я подумал, заглянуть мне через плечо, – но штука, которая ткнулась мне в ребра, была твердой, и я сразу понял, что это, хотя и не поверил.

– Не двигайтесь, – сказала она напряженным голосом, – Не двигайтесь или я выстрелю. Вы знаете, что нам надо. Где?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Там, где я во время войны проходил учебный курс, у нас был предмет под названием то ли «готовность», то ли «бдительность», то ли еще что-то вроде этого. С тех пор его исключили из учебных программ. Полагаю, что для мирного времени предмет был. слишком сложным и грубым. Курсанты во время практических занятий иногда получали травмы. Когда я недавно проходил курс переподготовки, нам просто прочитали пару вдохновляющих лекций на эту тему.

В военное время практические занятия проходили следующим образом. Ты шел как ни в чем не бывало по территории школы или пил пиво в столовке и вполне по-приятельски болтал с инструктором о том о сем. И вдруг, не переставая улыбаться, и похлопывая тебя по плечу, и говоря, какой же ты отличный парень – таких мало среди его учеников, – он выхватывал незаряженный пистолет и тыкал тебе стволом под ребра. Во всяком случае, хотелось надеяться, что пистолет не заряжен. Там никогда ничего нельзя было знать наверняка. Это, кстати, мог быть совсем и не инструктор, а твой приятель, с которым ты не раз пил, или симпатичная девчонка, с которой ты только что познакомился в столовке. Надо было как-то среагировать, причем очень быстро. Даже если бы это был сам Мак, Если же ты начинал выступать, то сразу можно было считать, что ты завалил экзамен…

Она допустила две ошибки. Их обычно делает всякий неопытный человек, которому в руки попало оружие. Первая: она подошла ко мне слишком близко, хотя зачем вообще пользоваться пистолетом, если действуешь в радиусе действия ножа? Вторая: она направила пистолет на человека, которого убивать не собиралась. Ведь ей нужны были только пленки. Будучи трупом, я бы не сумел помочь ей в их поисках. Не скажу, что я все это сразу же обдумал во всех деталях, Просто иногда, так сказать, интуитивно чувствуешь благоприятную погоду: есть у тебя шанс или нет?

Времени на то, чтобы выронить аппарат из рук, у меня ушло не больше, чем обычно требуется в такой ситуации. Затем различные предметы мебели, фотоаппарат и пистолет разлетелись в разные стороны. Элин фон Хоффман переломилась пополам, схватившись за то место, куда я вонзил ей сложенные вместе негнущиеся пальцы, точно лезвие кинжала. Я сдержался как раз вовремя, чтобы не нанести ей машинально заученный резкий удар ребром ладони по шее, которому было суждено сразу положить конец этим гимнастическим упражнениям.

Я стоял и смотрел, как она, упав на колени, хватала ртом воздух. Полагаю, расставание с иллюзиями – вот точное выражение для того чувства, которое я испытал, когда у меня появилось немного времени проанализировать ситуацию. И еще чувство гнева, недоверия и – своего рода горе. Я ни разу не позволил себе даже прикоснуться к этой девушке – я даже не думал о ней с этой точки зрения; она, так сказать, была для меня ярким и умиротворяющим лучом света в этом мраке, была милым, чистым, невинным напоминанием того, что где-то существует совсем иной мир, в котором обитают совсем иные люди… Но, как выяснилось, ничего этого не существовало. Это был все тот же мир, и если хочешь в нем остаться в живых, приходится всегда быть начеку. Пусть даже с небес спустится ангел в сиянии, но ты будешь последним дураком, если повернешься к нему спиной.

Я вздохнул, поднял с пола мебель, положил к себе в карман ее пистолет – испанский автоматический – и подошел к ней.

– Вставай, – сказал я.

Она медленно поднялась и оперлась руками о столик. Потом расправила свитер и обеими руками заложила назад выбившуюся прядку волос. Как ни странно, она была все так же красива, вот только чуть бледновата. Она горестно потерла солнечное сплетение и издала короткий смешок.

– Это было великолепно, кузен Матиас. Признаться, я и не ожидала… Теперь же я готова поверить, что вы очень опасный человек, о чем меня и предупреждали.

– Спасибо. Позвольте вас спросить, кузина Элин, какую роль вы играете во всем этом?

– Зачем вам? – отозвалась она тихо. – Я должна была забрать у вас пленки либо в вагоне, либо в самолете. Вы и не догадывались, что нам предстоит вернуться в южную Швецию вместе. Но это было бы не трудно устроить, я думаю, Я ведь вам нравлюсь. Или если не в поезде и не в самолете, тогда в Стокгольме или в Торсетере. Таков был план до того, как вы вдруг решили отослать их в Америку – тогда нам пришлось срочно менять план.

Слушая Элин, я недоумевал, как это я раньше не догадался. Лу пыталась меня предупредить – это во-первых. А во-вторых, нельзя было не учесть и тот факт, что прошлым вечером, узнав, что я собираюсь сделать с пленками, Лу должна была кому-то об этом сообщить, Однако она весь вечер оставалась в моем поле зрения: я слышал почти все ее разговоры, за исключением тех нескольких минут, когда она о чем-то перешептывалась с Элин…

Я взглянул на девушку:

– Мне просто любопытно – скажите, а существует ли вообще полковник Стьернхьелм или же он плод вашего воображения? И еще – мы действительно родственники?

Она рассмеялась:

– Полковник Стьернхьелм действительно существует, и он очень рассердится, узнав, что вы в этом усомнились. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы познакомиться с ним. Швеция маленькая страна. Думаю, что все старинные роды в ней в той или иной степени имеют родственные связи, – она взглянула на меня и улыбнулась. – Вы смотрите на меня с укором, кузен Матиас. Я обманула вас – если и не в том смысле, то в другом. Ну а разве вы не обманывали меня, притворяясь милым американским фотографом, который ни слова не понимает по-шведски? – она смотрела на меня и продолжала улыбаться. – Vad gor vi nu?

– Ну и что мы будем теперь делать? – перевел я. – А теперь мы нанесем визит мистеру Каселиусу. Nu gor vi visit hos Herr Caselius.

Она мягко покачала головой:

– Вы слишком оптимистично настроены. Только ли потому, что забрали мой пистолет… Мне не следовало принуждать вас к действиям с помощью пистолета. Это моя ошибка. Мне следовало строго выполнять данные мне инструкции" но я сочла их отвратительными. Но ведь нельзя быть чистоплюем в этом деле, не правда ли, кузен Матиас?

– Мне стало интересно. Давайте еще поговорим о ваших инструкциях.

– Мне придется опустить руку в карман. Я не собираюсь вытаскивать другое оружие. Пожалуйста, больше не бейте меня. – Она не стала ждать моего ответа, сунула руку в карман, вытащила небольшой сверточек и развернула его на столе. – Вы узнаете это? j

Я посмотрел. Обручальное кольцо, крошечное колечко с бриллиантом, длинный мундштук и большой хлопчатобумажный носовой платок – уже несвежий, – который я дал Лу Тейлор несколько часов назад, чтобы она вытерла им глаза. Первым делом я испытал чувство облегчения. Значит, она все еще жива. По крайней мере, именно эта мысль должна была прийти мне в голову при виде этих вещей.

– Женщина в наших руках. Я должна предупредить вас, что если вы не отдадите мне пленки и если я не появлюсь с ними в условленном месте в условленный час, она умрет – сначала она будет страдать, а потом умрет.

Я смотрел на нее и слушал, как она с какой-то детской непосредственностью произносит заученные кровожадные строчки своей роли. Ясное дело, она понятия не имела, что такое страдание, а если и видела смерть своими глазами, то это была спокойная, аккуратная уютная смерть под аккомпанемент печального органа и в окружении белых цветов. Она играла в захватывающую игру, участники которой пользовались смертельным оружием, произносили мелодраматические речи и, вне всякого сомнения, были движимы чистыми мятежными порывами. Я уверен, что и у нее была своя высокая цель. С ними всегда так. В этом возрасте они вечно хотят спасти весь мир или на худой конец какую-то его толику от чего-то ужасного. Думаю, что это и хорошо в каком-то смысле, даже если они становятся добычей какого-нибудь хитрого краснобая, Конечно, если мир вообще будет когда-то спасен, то его спасет кто-нибудь слишком юный, чтобы понять, что спасти этот мир невозможно.

Что касается ее угрозы, я изо всех сил старался не рассмеяться ей в лицо. То есть, она, конечно, насмотрелись всего этого по телевизору или в кино. Это был избитый классический прием: поймай в сети героиню, после чего герой, только что ярившийся аки свирепый тигр, сразу превратится в ручного ягненка, проявляющего трогательную заботу о своей возлюбленной.

Наверное, это нравится детишкам, которые любят смотреть подобную муру. В настоящей жизни подобные приемы так просто не срабатывают. Я хочу сказать, что меня послали на задание, а когда такого, как я, посылают на задание, не надо думать, что он завалит все дело только потому, что кому-то взбредет в голову пригрозить какой-нибудь заблудшей дамочке, которая ему симпатична. Сара Лундгрен погибла. Она, можно сказать, сама напросилась. Но и Вэнс погиб, а он был отличный малый. Другие тоже погибли, но если одним из кандидатов в покойники должна оказаться Лу Тейлор, это слишком сурово и несправедливо. Мне было неприятно об этом думать, но чувства – это одно, а дело – другое. Я, может, и сам мог погибнуть. И мне тоже было бы крайне неприятно об этом думать.

Я начал что-то говорить в таком духе, но быстро опомнился и взял себя в руки. В конце концов, эта же удобная зацепка, которую я только и ждал И я скорбно опустил плечи.

– С ней все в порядке? – спросил я, разглядывая разложенные на столе вещи. – Он не сделал ей больно?

– Пока нет, – сказал Элин. – Где пленки?

– А какая гарантия, что…

– Никакой! Но учтите: если вы откажетесь с нами сотрудничать, она умрет.

Я взглянул на нее:

– Элин! Вы так просто говорите о смерти, но видели ли вы когда-нибудь мертвеца? Позвольте, я расскажу вам о женщине по имени Сара Лундгрен, которую ваш приятель Каселиус застрелил из автомата. Несколько пуль попали ей в лицо, а остальные распороли ей грудь. Вам когда-нибудь приходилось видеть красивую женщину – мертвую, которой выстрелом выбило челюсть, а из пробитого черепа на землю вытекают мозги?..

Элин нетерпеливо сделала резкое движение рукой:

– Мы теряем время! – Она была бледна. – Где пленки?

Я глубоко вздохнул.

– Ну ладно, – сказал я убитым голосом. – Ладно, я иду с вами.

Это был верный ход. Предполагалось, что именно эти слова я и скажу. Я увидел, как в ее глазах вспыхнула искорка торжества. Я отреагировал именно так, как ее и предупреждал Каселиус, – ему было прекрасно известно, что у нас, профессионалов, нет и не может быть семьи, любовниц и друзей. Он должен был знать, что никакая опасность для жизни Лу не остановит меня – она же взрослая женщина и сама должна отвечать за свои поступки. И он ждал, что я приду, он хотел, чтобы я пришел, и был готов к нашей встрече.

Элин с некоторым удивлением сказала:

– Вы что же, думаете, что я отведу вас к человеку, которого вы должны убить? Вы меня за дуру принимаете, кузен Матиас?

Я заколебался. Потом достал из кармана ее маленький пистолет и положил на стол. Я снова изобразил колебание. Потом достал из-за пояса слева свой револьвер. Сотрудники ФБР, использующие научные методы в оперативной работе, давно выяснили, что наилучшее место для ношения маленького пистолета – правое бедро под пальто, куда к ремню прикрепляется кобура. Откидываешь полу пальто и одним движением руки выхватываешь пистолет из кобуры. Это замечательно, если ты любишь носить кобуру и всегда находишься в полной уверенности, что твоя правая рука окажется дееспособной в нужный момент. Лично я противник ношения кожаных футляров: стоит кому-нибудь их обнаружить – и тебя примут за гангстера. И коли уж мне приспичит иметь при себе огнестрельное оружие, я предпочитаю прятать револьвер там, откуда его легко можно достать хоть левой, хоть правой рукой.

Я положил маленький «смит-энд-вессон» рядом с ее испанским автоматическим.

– Вот ваш пистолет, – сказал я. – А вот и мой. Чем вы рискуете? Я один. У Каселиуса как минимум петь сообщников. Я встречал их в Стокгольме…

– Нет, теперь осталось только двое… – она опомнилась и, покраснев, прикусила язык.

Я усмехнулся:

– Отлично. Это совпадает с моими подсчетами. Двоих сегодня забрала полиция – не так ли? – после стрельбы в гостинице. Каселиус чуть опоздал отозвать их из засады, правильно? Если бы они не пристрелили по ошибке того парня, Каселиус никогда бы не получил эти пленки… Да, и еще был один на прошлой неделе, которого ранил в плечо мой друг Вэнс. Так что, какими бы чудодейственными снадобьями его не лечили, он временно выбыл из строя – верно?

– Он умер! – сердито возразила Элин. – Ваш друг убил его.

– Вряд ли. Вэнс сказал, что стрелял в плечо, а он умел держать ответ за каждый свой выстрел Если тот умер, о чем я нимало не сожалею, то лишь по той причине, что Каселиус не мог позволить себе таскаться с раненым и решил от него избавиться… Ладно, значит, у него двое плюс вы – причем все вооружены, – против одного безоружного. Какая еще фора вам нужна?

Она взглянула на меня и улыбнулась.

– Безоружный ли, кузен Матиас? А как насчет вашего маленького ножа? Каселиус говорил, вы отлично им владеете.

Я вздохнул с видом человека, которого схватили за руку в тот момент, когда он хотел залезть в карман пассажиру в трамвайной толчее. Я достал из кармана золигенский нож и положил его рядом со «смит-энд-вессоном» – тем самым несчастным револьвером 38-го калибра, который мне с таким трудом удалось протащить в страну. Что ж, ничего не попишешь. Тратишь недели, чтобы добыть себе оружие и взрывчатку, разрабатываешь хитроумные планы их использования, а потом все кончается тем, что работу приходится делать голыми руками. Это все равно как я прикидывался, будто не знаю шведского – такая же пустая трата времени. С моим-то опытом можно было хоть чему-то научиться, но, как выяснилось, ничему я не научился.

– Ну ладно, – медленно сказала Элин. – Ладно, я отвезу вас. А теперь отдайте пленки.

Я подошел к стенному шкафу и достал металлический ящичек для кассет. Он был выкрашен в белый цвет, чтобы отражать лучи солнца в моем родном штате. И вдруг я ощутил острую тоску по дому: мне страшно захотелось вновь увидеть наши симпатичные холмы красного песчаника и ящерку-ядозубку. Я щелкнул замком, открыл крышку, и нашему взору предстала куча кассет.

– Ну вот, – сказал я. – Вы найдете то, что вам нужно, на самом дне. Возьмите коробочки, помеченные точкой в середине колечка буквы «а» в слове «кодак». Нет смысла предлагать вам помощь, потому что вы все равно мне не доверяете. А пока я пороюсь в своем барахле и попробую найти для вас пару бумажных салфеток и шнурок.