Текст книги "Ликвидаторы (Устранители)"

Автор книги: Дональд Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9

Это был просторный ресторан, расположенный в верхнем этаже какого-то отеля. Интерьер здесь был вполне обычный, и о высоте расположения данного заведения можно было судить лишь по тому, что прежде, чем попасть сюда, нужно было воспользоваться лифтом.

В Европе при ресторане такого типа был бы обязательно устроен ещё и небольшой садик на крыше, где можно было бы посидеть на свежем воздухе, лениво потягивая коктейль, аперитив или просто минеральную воду, любуясь сверху видом ночного города и виднеющихся в дали гор, и вести при этом интеллигентную беседу на отвлеченные темы, не имеющие никакого отношения к делам любовным – по крайней мере, на словах. Затем вы переходите в просторный зал, садитесь за стол, накрытый белоснежной, туго накрахмаленной скатертью, и вышколенные официанты, несомненно, знающие толк в своей работе, сервируют для вас изысканный ужин… Мне вовсе не хочется показаться предвзятым или непатриотичным. Что-то там делают хуже, чем у нас, что-то лучше. Но уж в еде они знают толк, уж можете мне поверить.

Мы сидели за маленьким круглым столиком, столешница которого была величиной с покрышку от миниатюрной спортивной машины. Всего же в обеденный зал было втиснуто примерно с миллион таких столиков – разумеется, это преувеличение, но общее впечатление было именно таким. Проходы между столами были такими узкими, что официанты пробирались по ним с трудом, просачиваясь бочком через оставленные щелки. Возможно, именно это обстоятельство мешало им добиться слаженности в работе, если, конечно, она у них, вообще, изначально была.

В дальнем конце зала находилась сцена, и на этой сцене в сопровождении, с позволения сказать, оркестра, пел какой-то человек. В целях экономии места назовем его просто «мужик», и, полагаю, что то, что он делал, с некоторой натяжкой можно считать пением. Я взяглянул на свою спутницу, сидевшую напротив меня. Она была уже довольно взрослой девочкой, чтобы грамотно объяснить мне этот феномен.

– Что, это и есть твой кумир? – спросил я. – Он пробуждает в тебе какие-то особые чувства?

– Ага, материнский инстинкт, – ответила она. – Ужасно хочется подойти к нему и поменять подгузник, чтобы он перестал, наконец, плакать.

Она обладала потрясающим самообладанием. При взгляде на неё никому бы и в голову не пришло, что всего каких-нибудь полчаса назад она, с трудом переводя дыхание, лежала на смятой кровати, подол её милого платьица был нескромно задран выше талии, а рыжие волосы разметались по подушке. Зато теперь она снова была сдержана и выглядела безупречно и даже невинно, как если бы греховные мысли никогда не приходили ей на ум – по крайней мере, после того, как она облачилась в свой белоснежный наряд. И только взгляд её глаз чуть изменился и стал каким-то другим, не таким, как прежде, хотя не исключено, что это мне лишь показалось. Все-таки приятно думать, что девушка не охладела к тебе после того, чтобы между вами было.

Но тут её затянутая в белую перчатку ладошка неожиданно коснулась моей руки.

– Только давай договоримся с самого начала, – сказала она. – Ни слова о Лолите. Обещаешь?

– Но у меня и в мыслях не было…

– Тот козел из Нью-Йорка постоянно называл меня своей маленькой Лолитой. Сначала мне это казалось это довольно остроумным, но затем я прочла книжку. Такое разочарование! И к тому же я уже не подросток. И лишь потому что он был не несколько лет старше меня… И хотя ты тоже старше, но только не воображай себе… Короче, если ты хотя бы раз заикнешься об этой чертовой Лолите, я встану и уйду.

Я взглянул на горе-певца, все ещё подвывающего на сцене, и сказал:

– Идея не плохая. Я бы тоже ушел вместе с тобой.

– Короче, я тебя предупредила. Никаких Лолит.

– В таком случае, – заметил я, – тебе лучше сообщить мне свое подлинное имя.

Она изумленно уставилась на меня.

– А разве ты не знаешь.

– Я знаю только то, что твоя фамилия – Фредерикс. И понятия не имею о том, что стоит перед ней.

– Меня зовут Мойра. Дурацкое имя, правда?

– Да нет, в общем-то, – ответил я. – А меня – Мэт.

– Я знаю, – кивнула она, а затем удивленно огляделась по сторонам, как будто впервые видела этот зал. – Так тебе здесь не нравится? – спросила она. – Если хочешь, можно пойти куда-нибудь еще.

Этот ресторан рекомендовала она сама, и тогда я сказал в свое оправдание,

– Наверное, я просто слишком избалован. В ресторанах Европы меньше шума, и атмосфера там царит более интимная.

– Да, здесь у нас довольно многолюдно, – согласилась она, – готовят тут неплохо. – Ее зеленые глаза снова остановились на моем лице. – Мэт, а зачем ты ездил в Европу?

– По делам, – лаконично доложил я.

– А по каким таким делам? – не унималась она.

Я не спешил с ответом. Врать ей не хотелось; к тому же серьезной легенды у меня не было, а сочинять что-то на ходу было довольно рисковано так проще простого загнать самого себя в угол.

Ее река все ещё лежала на моей ладони.

– Ты работаешь на правительство, не так ли? – проворковала она, испытующе глядя мне в глаза.

– На правительство? – переспросил я. – По твоему, я и в самом деле похож на кого-нибудь из тех чистеньких, бравых ребят, вкалывающих на ведомство мистера Гувера? Для того чтобы стать одним из них, необходимо обладать волевым характером и быть цельной натурой. Начнем с того, что если бы я обладал всем этим набором качеств, тебе никогда не удалось бы меня соблазнить и затащить в койку. Я бы был тверд, как кремень, и неприступен, как скала.

Она улыбнулась, глядя на меня через стол.

– Ладно, Мэт, я постараюсь не задавать больше вопросов. К тому же я вовсе не имела в виду ФБР. Мне показалось… – Она замялась и потупилась, принимаясь сосредоточенно разглядывать свой бокал, на дне которого плескалось то, что было призвано быть мартини – хотя, судя по моим личным ощущениям, немного джина туда все-таки плеснуть не забыли. А вот насчет вермута не уверен. Затем она подняла глаза и снова пронзительно взглянула на меня. – Я имела в виду… Скажем так, одно из подразделений Министерства финансов.

– Честное слово, я понятия не имею, каким образом рассчитывается подоходный налог, – поклялся я.

Она слегка нахмурилась и убрала свою руку.

– Ты очень здорово умеешь юлить, красавчик.

– Что поделать, ты слишком сильно на меня давишь. Ну почему я не могу быть просто бывшим мужем неприступной миссис Логан?

– С такими-то шрамами? А какой у тебя был вид, когда ты услышал фамилию Фредерикс, а… – Она опустила глаза. – Ты не можешь винить меня за то, что я просто хочу знать. И вообще…

– Что еще? – спросил я, когда она снова запнулась.

– И вообще, я и к тебе в мотель приехала не просто так, от нечего делать. Мне… ну, в общем, мне стало интересно.

Ее лицо залил смущенный румянец. Заметив это, я усмехнулся.

– И что, ты вообразила себя Матой Хари?

– И, полагаю, мне это неплохо удалось, красавчик, – решительно заявила она. – Да, ты её бывший муж. Это бесспорно. Но это не единственное твое амплуа. В тебе есть нечто… – она замялась.

– Что?

– Нечто особое, нечто жутковато-настораживающее, что ли, – продолжала она без улыбки. – Я видела-перевидела немало таких ухарей; всю свою жизнь я, можно сказать, только и занимаюсь тем, что вынужденно общаюсь с разного рода прохвостами, пытающимися прижать моего отца. Половина из них – а, точнее, процентов девяносто, наверное – были готовы удовлетвориться крупной взяткой, а остальные искренне верили, что они действуют во благо всего человечества. У меня нюх на таких придурков, я их чую за километр. Не думай, красавчик, это вовсе не намек. Ты не жаден до денег и не особо искреннен. И мне просто интересно, чего ты добиваешься.

Я немного помедлил и затем спросил:

– Скажи, Мойра, а ты очень любишь своего отца?

– Терпеть его не могу, – с готовностью ответила она. – Он сбагрил мою мать… в дурдом, наверное, можно и так сказать. В какую-то глухомань! А ведь её можно было ещё вылечить, ведь многим алкоголикам помогает лечение, но он не пожелал с ней возиться. Наверное, ему просто не хотелось, чтобы она мозолила ему глаза и пила томатный сок на вечеринках, напоминая всем, что жена Сала Фредерикса – безвольная пьяница; тем более, что к тому времени от её былой красоты не осталось и следа, а он любит, чтобы его окружали красивые, породистые женщины. Поэтому он и спровадил её подальше, поселил в одном миленьком райском уголке, где она могла бы спиться окончательно, никому не мешая и не надоедая. Вообще-то она ещё не дошла до ручки, но, судя по всему, ей уже осталось не долго… – Она неотрывно глядела мне в лицо. – Это ответ на твой вопрос. Но если ты спросишь меня, что я думаю на этот счет… Только пойми меня правильно, Мэт. Мне наплевать на него, ему наплевать на меня, но есть вещи, которые мы не в силах изменить. Он мой отец, и это связывает меня с ним. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да, – согласился я, – вполне понимаю.

– Хотя, может быть, это и глупо, – продолжала она. – В наше время, если ты вдруг узнаешь, что твой лучший друг оказался коммунистом или жуликом или ещё кем-нибудь в этом же роде, то считается, что его нужно немедленно сдать властям; это твой долг перед обществом, и наплевать на дружбу, личную преданность и прочую чушь – раньше люди умирали за это, но в наше время на такие мелочи никто не обращает внимания. Что же до семейных уз, то за время учебы в колледже я стала настоящим экспертом в этой области. Нет ничего удивительно в том, что какой-нибудь маменькин сынок вдруг начинает поливать грязью своих любимых мамочку или папу. Это нормально, он просто сбрасывает с себя ярмо их навязчивой опеки и начинает чувствовать себя свободным. Моя же проблема в том, что я не вхожу в число этих сложных натур, и, вообще, гражданин из меня – никакой; мне наплевать на свой долг перед обществом. Я просто тупая девчонка из провинции, и мой отец – это мой отец. И даже тот факт, что он порядочная сволочь, ровным счетом ничего не меняет. – Она тяжело вздохнула. – Просто я хочу сказать, что…

– Все в порядке, детка, – перебил её я. Я знаю, что ты пытаешься сказать. Но можешь быть спокойна, я не обращусь к тебе за помошью ни при каких условиях, даже если мне это будет жизненно необходимо. К тому же мне нет никакого дела до твоего старика. Честное слово.

Она, похоже, пропустила мои слова мимо ушей.

– Я лишь хочу сказать, что даже если ты очень крутой парень, который может спасти всю страну, я не собираюсь крысятничать и никого выдавать не буду.

– Я все понял, – заверил я её. – А теперь давай, допивай свой мартини; надеюсь, такого больше нигде не подают.

Она немного помолчала, а затем снова нерешительно заговорила.

– Мэт…

– Что еще?

– Недели две тому назад я возвращалась из Мексики. Меня остановили на границе. Знаешь, обычно там не обращают никакого внимания на тех, кто едет сюда из Хуареса. Им просто говоришь, что не везешь с собой ничего, кроме бутылки какого-нибудь дешевого ликера, и тогда тебя отсылают заплатить этот дурацкий налог в пользу штата Техас, и на этом все формальности заканчиваются. Но в этот раз они буквально превзошли сами себя. Машину разобрали практически полностью. Я даже думала, что они позовут какую-нибудь бабу, чтобы она обшмонала меня. Но мне кажется, что они искали кое-что посерьезнее обыкновенной контрабанды. Когда отец прослышал об этом, он прямо-таки сам не свой стал.

– Ну и что?

Она пристально взглянула на меня и сказала:

– Черт возьми! Ведь все дело в наркотиках, не так ли?

Наступила непродолжительная пауза. И официант воспользовался удобным моментом, чтобы подойти к нам и, сунув мне локтем в лицо, поставить перед моей спутницей тарелку с едой. Затем он точно таким же образом сунул локтем в лицо ей, чтобы обслужить меня. И удалился, весьма довольный собой и тем, что сделал все именно так, как предписывал этикет.

– Ну так как? – повторила она. – На протяжении всей своей жизни мой отец только и занимался тем, что преступал закон; так что следовало бы ожидать, что рано или поздно он докатится и до этого. Все дело в наркотиках. Наверное, те люди на границе каким-то образом прознали, что он ожидает… ожидает поставку, и решили, что я повезу его товар через границу, да? – Она выжидающе глядела на меня. Я молчал, и тогда она снова повторила: – Ну так как же?

– Это ты у нас такая догадливая. А я тебе в этих делах не помощник.

Она вздохнула.

– Да. Ну, конечно, ты здесь не при чем. Но мне кажется, что я все верно просекла. Ведь это многое объясняет. В частности, и то, почему Герцог Логан ушел от него. Герцог всегда говорил, что он будет работать на любого, кто будет хорошо платить – и до поры до времени так оно и было – но он отказался учавствовать в перевозке наркотиков. Надо думать, по моральным соображениям.

– Ну надо же, какой он молодец, – похвалил я.

– Не будь циником.

– Просто все эти парни, кичащиеся своими, с позволения сказать, принципами не производят на меня ни малейшего впечатления. Я знаком с доброй дюжиной рыболовов-любителей, которые равнодушно взирают на бьющуюся в агонии форель, из последних сил борющуюся с нейлоновой леской, и в то же время считают себя образцом добродетели лишь на том основании, что им, видите ли, претит ходить на охоту и стрелять в несчастных животных из ружья. А ещё я знаю одного субъекта, который стреляет исключительно птиц гусей, уток, перепелок, голубей, короче, всех подряд, ему без разницы – и он тоже невероятно горд собой, потому что никогда не убивал крупных животных типа оленей и лосей. Я даже знаю одного охотника на оленей, который каждую осень отправляется на охоту и никогда не возвращается без добычи, но который даже не помышляет о том, чтобы поехать в Африку на сафари и завалить там огромного слона просто так, ради развлечения, ему кажется это безнравственным. Так что, у всех этих принципиальных придурков имеется в загашнике запретный пункт. Табу. Нечто такое, что они никогда не станут делать. И все. Можно почивать на лаврах, упиваясь собствененой доблестью и неотразимостью.

Девушка ещё какое-то время продолжала пристально разглядывать меня.

– А ты? – проворковала она наконец. – Чего не стал бы делать ты, Мэт?

– Ничего такого, – ответил я. – У меня нет дурацких принципов.

– Мы говорили о наркотиках…, – напомнила она.

– Ну да, о наркотиках.

– Это грязный бизнес, ты так не считаешь?

Я пожал плечами.

– Вообще-то, я никогда не задавался целью спасать людей от самих себя. В отличие от некоторых.

– А ты занятный, – констатировала она. – По моим расчетам, ты должен был бы прочесть мне лекцию о том, какое зло несет людям это грязное ремесло, воззвать к моим гражданским чувствам и напомнить о моем долге перед обществом.

– Да с чего бы это вдруг я должен беспокоиться о твоем гражданском долге? – изумился я. – У меня и своих забот хватает.

– Да уж, – со вздохом согласилась она. – Просто мне ужасно хотелось узнать, в чем там было дело. – И немного помолчав, добавила: – Меня кое-что беспокоит. И я хочу рассказать тебе об этом. Наверное, мне не следовало бы этого делать, но раз уж решила, то расскажу обязательно.

– Советую для начала хорошенько подумать, – посоветовал я.

– Не переигрывай, – нервно хохотнула она в ответ. – Это старый трюк, не так ли? Сделать вид, что тебе совсем не интересно, а потом постараться выпытать у собеседника все секреты. Особенно, если до этого вы вместе уже успели побывать в одной постели.

– Давай прекратим весь этот бред раз и навсегда, – сказал я. Ты можешь думать все, что тебе заблагорассудится, но только уж постарайся держать эти свои соображения при себе, ладно? А то договоришься до того, что не заметишь, как на том свете окажешься.

Она испуганно вскинула на меня глаза.

– Да, – пробормотала она. – Я понимаю. Понимаю. Извини. Но ведь ты не из них, ты же хороший мыльчик, правда?

– Я бы на твоем месте не особо на это полагался.

– Черт возьми, – не выдержала она, – но ведь должен же быть кто-то, на кого можно было бы положиться в трудную минуту. Какой бы тогда стала наша жизнь, если бы никто и ни на кого не мог бы рассчитывать? Все дело в одном человеке, Мэт. Он работает на отца, и я его очень боюсь. Он похож… ну, в общем, он чем-то похож на тебя. То есть, он дюймов на пять пониже тебя будет, и волосы у него темные, и я с ним никогда не осталась бы в комнате наедине, но все-таки есть в нем что-то…?

– Что?

Она нахмурилась.

– Не знаю. Внешне вы вроде бы совершенно не похожи, но вот… Это просто мое субъективное ощущение, но он чем-то напоминает тебя. И Герцога Логана. И наверняка у него где-нибудь на теле тоже есть отметины от пуль. Ты берегись его.

Она снова протянула руку и коснулась моей ладони.

– Вот видишь, я уже и в осведомители к тебе напросилась.

Глава 10

После ужина мы совершили поход по казино. Она оказалась ярой поклонницей рулетки, принцип игры в которую оказался очень простым и доступным даже для моего примитивного воображения. Все прочие, более сложные способы потери денег, типа игры в кости, были выше моего понимания. Сказать по совести, я не получаю большого удовольствия от участия во всякого рода сомнительных предприятиях, когда известно наперед, что и с логической точки зрения, и с точки зрения теории вероятности, шансы на успех не велики – и азартные игры на деньги также входят в это число. Но я все же сделал несколько ставок, и этого мне вполне хватило, чтобы окончательно убедиться в том, что, по крайней мере, этим вечером разбогатеть мне так и не удастся; после чего я просто покорно следовал за своей спутницей и молча взирал на то, как она сорит деньгами налево и направо.

Меня нисколько не волновало то, как и на что она тратит деньги, но дело в том, что при этом она ещё и начала довольно активно напиваться, а с этой молодежью никогда не угадаешь, насколько хорошо они осведомлены о возможностях своего организма по части выпивки. У меня даже появилось искушение одернуть её и посоветовать несколько сбавить темп; но в тоже время меня не оставляло подозрение, что она только и дожидается того, чтобы я взял на себя роль строгого родителя, и это будет ещё одна подходящая возможность проинформировать меня о том, что она уже не маленькая, и её пристрастие к выпивки меня никоим образом не касается. В этом возрасте молодежь неизменно стремится к самостоятельности во всем и встречает в штыки любые попытки со стороны окружающих посягнуть на нее. Поэтому я благоразумно промолчал и постарался сам не частить с выпивкой, выпивая лишь один стакан за то же время, за которое она успевала опрокинуть в себя два, заботясь о том, чтобы по крайней мере один из нас оказался бы в состоянии найти дорогу обратно, когда настанет время возвращаться домой. Тем более, что вечер обещал быть долгим.

– Мэт, – вдруг сказала она, когда ночь уже плавно перетекала в утро.

– Что тебе, детка?

– Вон так, у колонны. Человек в темном костюме. Я почти не сомневалась, что мы встретим его здесь, если задержимся подольше.

Я не спешил оглядываться. Вместо этого я взял её белую сумочку, вынул из неё сигарету и серебряную зажигалку, на которой были выгравированы инициалы М.Ф. – Мойра Фредерикс. А затем не теропясь закурил сигарету, вынул её изо рта и передал ей.

– Спасибо, милый, – сказала она. – Ты его видишь?

Я увидел его маленьком зеркальце, укрепленном на внутренней стороны клапана её ридикюля.

– Вижу, – ответил я.

– Это он.

Ей было воввсе необязательно уточнять. Я разглядывал Мартеля. Как это обычно бывает, он был совершенно не похож на виденную мной ранее фотографию, да и хранящееся у нас в архиве описание его внешности вряд ли можно было назвать удачным. У него были густые, блестящие, старательно зачесанные назад черные волосы, открывавшие высокий лоб, и большой рот с пухлыми, чувственными губами – я припомнил пассаж о его слабости к женскому полу, стоившей ему двух официальных взысканий.

Как и сказала Мойра, на нем был темный костюм – это был один из немногих темных костюмов во всем зале. Он так же был в очках с темными стеклами, но это было не столь уж существенно. Даже если бы он надел маску, я бы все равно узнал его. Просто с годами вырабатывается особое чутье, позволяющее безошибочно угадывать в людях коллег, занимающихся тем же бизнесом.

Если бы вы работали на какую-нибудь преступную организацию, – говорил Мак, – то вас называли бы наемниками или палачами… что ж, думаю, иносказательное «ликвидаторы» – тоже вполне подойдет. Мартель, надо думать, исполнял теперь обе роли сразу, хотя, насколько я могу судить, на практике отделить одно от другого довольно трудно.

Я отметил, что у него, скорее всего, имелся при себе и пистолет в плечевой кобуре. Это было совершенно необходимо для поддержания имиджа телохранителя Фредерикса. Судя по его досье, он должен уметь ловко управляться с ним – настолько быстро, как того позволяет кобура. Хотя принципиального значения это не имело. В наших кругах не принято выходить на поединки. Так что, если бы ему вдруг понадобилось меня пристрелить, то одно из двух: он либо располагал бы неограниченным временем на то, чтобы освободить его от кобуры, либо не имел бы его вовсе.

– Довольно симпатичный самец, – сказал я, закрывая сумочку. Мне пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы сделать это и остаться стоять спиной к нему. И тут я поймал себя на мысли, что начинаю жалеть о том, что оставил собственный пистолет в мотеле. Есть лишь один способ достойно ответить вооруженному человеку – самому первым выхватить пистолет. Иностранцам это удается далеко не всегда, ибо они относятся к пистолету просто, как к портативной винтовке – а иногда даже складные стволы к ним приделывают! У них нет таких богатых традиций обращения с пистолетом, как у нас. Но Мартель играл роль гангстера достаточно долго, чтобы успеть акклиматизироваться. В этом я не сомневался. – И как долго он работает на твоего папашу? – как бы невзначай поинтересовался я.

– Не знаю, – призналась она. – Думаю, что не очень долго, но он уже работал, когда я возвращалась из… Только не надо меня ни о чем расспрашивать, Мэт. Я показала тебе его лишь потому… ну, потому что в нем есть что-то такое… странное. И это меня пугает.

– Знаю, – сказал я. – Он напоминает тебе меня. Тут уж кто хочешь испугается.

Она подняла на меня глаза и скорчила гримаску.

– Принеси мне лучше выпить, ладно, красавчик?

Я заколебался. Язык у неё вроде бы не заплетался, но по глазам было видно, что выпила она уже достаточно. Ее прическа, как это всегда бывает в критических ситуациях, утратила свою былую безупречность – теперь на её голове царил легкий художественный беспорядок, что, впрочем, было ей даже к лицу, тем более, что во всем прочем она выглядела вполне презентабельно. Однако, я понятия не имел, что станет с ней после ещё одного стаканчика выпивки, и у меня не было ни малейшего желания выяснять это. К тому же довольно неприятно находиться в непосредственной близости от человека, которого тебе в скором будущем предстоит убрать.

Что ж, в конце концов, она мне не дочь, не жена и даже не любовница. Так что я встал из-за стола и отправился к бару за очередной порцией выпивки, обратив внимание на то, сто Мартеля нигже не было видно. Мне не давала покоя мысль о том, узнал ли он меня. Но поразмыслив, я решил, что такое маловероятно, если, конечно, у него не было специальных распоряжений относительно меня лично. Вряд ли им удалось собрать на меня сколь-нибудь существенное досье. И к тому же с момента моего возвращения в организацию прошел всего лишь год. А у него на протяжении нескольких лет не было доступа к исходным материалам архива. Меня он несомненно приметил, но, с другой стороны, это входило в его должностные обязанности, как телохранителя – обращать внимание на мужчин, увивающихся вокруг дочки босса…

К тому времени, как я возвратился, Мойра уже покинула столик и дожидалась меня у пальмы, растущей в кадке.

– Спасибо, – сказала она, поднесла бокал к губам и попробовала содержимое, поглядывая на меня поверх его. Затем усмехнулась и демонстративно вылила ликер в гравий у ствола пальмы. – Лудно, красавчик. Так будет лучше. Можешь больше не беспокоиться.

– И что мы пытались доказать? – поинтересовался я.

– Если верить книгам, то наследственность тут не при чем, – ответила она, – но время от времени, мне все-таки приходится возвращаться к тому, что в них написано – особенно после того, как я вдруг узнала, что мой дорогой папочка, оказывается, торгует наркотиками.

– Я не говорил…

Она же продолжала говорить, не обращая на меня никакого внимания.

– Или, может быть, я не справедлива к нему, и у меня нет никакого морального права называть его так? Полагаю, его роль в этом деле чисто организационная, и сам он никогда не касается этого мерзкого товара своими белыми, холеными руками. Разумеется, это делает ему честь. И все довольны и счастливы! – Она неуверенно покачнулась, но тут же взяла себя в руки и заговорила совершенно другим тоном. – Черт возьми, вот теперь, когда встаешь, в голову как будто уже ударяет. А как я выгляжу? Наверное, ужасно?

– Вовсе нет. Но вот причесаться было бы не плохо.

Она провела руками по волосам.

– Эти чертовы лохмы постоянно торчат в разные стононы. Я сейчас вернусь. А ты стой здесь и будь готов к выносу тела, чтобы потом оживить его чашечкой черного кофе. – Она взяла меня за руку и повернула её так, чтобы были видны часы. – Бог ты мой, да уж завтракать давно пора! Еда? Бр-р, какая мерзость!

Мы приехали сюда на моем грузовичке, хотя тот выглядел гораздо менее аристократично, чем её открытый «мерседес», но зато Шейху в нем было удобнее. Мысль же о том, что мне, может быть, совершенно не хочется, чтобы большой, лохматый пес хозяйничал в мой машине, где сложены мои спальные принадлежности и прочие вещи, очевидно, никогда не приходила ей в голову. Когда она возвратилась – её прическа была уже второй раз за этот вечер приведена в порядок – мы спустились вниз на лифте, молча проследовали через всю автостоянку и сели в кабину пикапа.

– Ну и где ты предпочитаешь пить кофе? – спросил я.

Она смутилась.

– А что, у тебя в том ящике и кофе имеется? И плитка?

– И даже вода, – подсказал я, – но только твой наряд вряд ли подходит для пикника.

Она сонно привалилась ко мне.

– Похоже, это дурацкое платье все никак не дает тебе покоя! – пробормотала она и блаженно улыбнулась. – Ты так много говоришь о нем. Просто поверни направо и езжай прямо. Я потом скажу тебе, где снова повернуть…

Контраст между расцвеченными яркими огнями улицами Рино, на которых кипела ночная жизнь, и темным безмолвием каменистой пустыни, начинающейся сразу же за городской чертой, был разителен. Мы ехали по безжизненному, погруженному во мрак, простору, напоминающему марсианский или лунный пейзаж, где над восточным горизонтом чуть брезжил только-только начинавший заниматься рассвет. Следуя инструкциям моей спутницы, я выехал на грунтовую дорогу, ведущую в сторону пологих холмов, темневших в дали. Заехав подальше, воказавшись в пустынной глухомани, где уже ничто не напоминало о существующей где-то рядом цивилизации, я остановил машину, поставил её на ручной тормоз, потушил фары и заглушил мотор.

Настроен я был отнюдь не романтично, но подумал, что, как человек воспитанный, должен каким-то образом проявить свои чувства, пусть даже это будет просто поцелуй, и обнял её за плечи. Она покачала головой, отстраняясь от меня.

– Это Фенн, да? – спросила она.

Было так темно, что я мог едва различить белый овал её лица и глаза, глядящие на меня из темноты.

– Какой ещё Фенн? – не понял я.

– Тот человек, которого я показала тебе. Его зовут Джек Фенн. Это из-за него ты приехал сюда, не так ли?

– Мойра, перестань умничать, – сказал я.

– Ты сказал, что мой отец тебя не интересует, и это показалось похоже на правду. А раз так, то значит это Фенн. Поэтому я и показала его тебе. Вообще-то, красавчик, ты себя почти не выдал. Ну, может быть, совсем чуть-чуть. – Она проявела языком по губам. – Было… было довольно жутко наблюдать за тобой. Ты был похож на ястреба, нацелившегося на добычу… Затем она прижалась ко мне и осталась сидеть неподвижно, уткнувшись лицом в мое плечо. Ее голос стал приглушенным. – Ну почему, почему мы не можем жить, как все нормальные люди? Почему нам не дано иметь обычную работу и нормальных родителей? Ну почему надо обязательно… Почему? Дурацкий вопрос, правда? А ты правда здесь не из-за отца, да? Но если он вдруг встанет у тебя на пути…

Да уж, в сообразительности ей было не отказать. Она продолжала задавать вопросы по существу, тут же сама отвечала на них, и её ответы попадали в самую точку. Мне приходилось иметь дело с профессионалами, которым понадобилась бы целая недела на то, чтобы собрать ту информацию, которую она вытянула из меня в течение всего одного вечера – и самое смешное при этом, что чем больше она узнавала, тем больше я убеждался в том, что она не играет и не притворяется. Ее любопытство казалось столь наивным и прямолинейным, что чем дальше, тем я все больше убеждался в том, что мои прежние подозрения оказались совершенно необоснованными.

Внезапно она разжала объятия и села рядом, напряженно вглядываясь куда-то в даль сквозь ветровое стекло.

– В чем дело?

– Так, вон там заяц, – ответила она. – Гляди!

Она вытянула руку, и я увидел поджарого, длинногого зайца, скачущего среди редкого кустарника. Было уже довольно светло, хотя солнце ещё и не показалось из-за горизонта. Мойра сбросила мою руку со своего плеча и взялась за ручку дверцы.

– Что…, – заговорил было я.

– Я обещала тебе показать кое-что сегодня утром, помнишь? У тебя, случайно, бинокля не найдется? Быстрее его доставай, а я пока приведу собаку.

Она была просто одержима своей идеей. Покопавшись в вещах, сложенных за сиденьем, я достал большой полевой бинокль – вообще-то, у меня был ещё один замечательный, легкий и компактный прибор фирмы «Лейтц», купленный ещё в Европе, но это была слишком дорогая игрушка, чтобы оставлять её вот так без присмотра в машине; к тому же дорогой бинокль был гораздо менее светосильным, чем его громоздкий, видавший виды собрат. К тому времени, как я вышел из кабины и подошел к дверце кузова, Мойра уже сумела самостоятельно извлечь Шейха из машины, что стоило ей нескольких следов грязных лап на подоле белого платья. Пока она отряхивалась, пес лениво потягивался, а развевающийся тонкий хвост и длинный, изогнутый, подобно луку Робин Гуда, хребет, придавали ему весьма забавный вид

– Идем, – скомандовала Мойра. – Сейчас ты увидишь, как он с ним разделается.

Мы отправились дальше, и с виду наша процессия, должно быть, выглядела весьма живописно: девушка в туфлях на высоких каблуках со странного вида собакой на поводке, а за ней я в легких мокасинах спортивного типа с большим биноклем, убранным в чехол. Не знаю, был ли это все тот же самый заяц, или же какой-нибудь другой – но только неожиданно где-то совсем рядом раздался приглушенный шорох, и вспугнутый зверек бросился наутек. Мойра быстро опустилась на колени и обняля пса за шею, отстегивая поводок. Затем она настойчиво подтолкнула его вперед.