Текст книги "Жизнь и смерть Бобби Z"

Автор книги: Дон Уинслоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

35

Кит тоже слышал, как разбился самолет.

– Что случилось с Магнето? – спросил он.

– Наверное, он упал, – ответил Тим.

Кит минутку помолчал, а потом произнес:

– Как Икар.

Тим удивился:

– Ты читал книжку?

Кит покачал головой:

– Мультик по телевизору видел.

– А-а.

Но все равно история неплохая, подумал Тим. С моралью. Если слишком близко подберешься к дулу «М-16», то скорее всего твои придурочные крылья расплавятся.

– Сколько уж тебе, ты говорил, лет? – уточнил он у Кита.

– Шесть, – повторил ребенок. – А Элизабет говорит «но пошел двадцать шестой».

– Похоже на то.

– Про что это она?

– Про то, что ты старше своего возраста, – объяснил Тим.

– А-а.

Тим снял с пояса саперную лопатку, отвинтил лезвие, укрепил его на рукоятке и дал Киту.

– На самом-то деле, – продолжил Тим, – ты уже такой большой, что можешь начать копать.

– Копать?

– Яму.

– Зачем?

– Чтобы в ней спать, – соврал Тим.

В глубине души он был уверен (просто не хотел пугать мальчишку до смерти), что, если только Вилли не изображал тут фон Рихтхофена, летчика-одиночку, Джонсон и его парни явятся за ними сегодня ночью.

Конечно, в определенный момент трещина в скале казалась хорошим вариантом (как и многое в моей жизни, мрачно подумал Тим), однако на деле она превратилась в ловушку.

Брайан и его парни поступили бы умно, если бы попытались взять их измором, но у Брайана не хватит для этого самодисциплины. Второй по разумности вариант – вскарабкаться на вершину скалы и закинуть в трещину взрывчатку. Правда, если они по-прежнему хотят взять его живым, они этого делать не будут.

Значит, они войдут. Плохо, что из этой скалы всего два выхода, зато хорошо, что в нее только два входа.

Но я-то всего один.

Потому что, даже если бы мальчик умел стрелять, – а стреляя вдоль этой щели, вряд ли промажет даже близорукий мистер Магу из мультфильма, – Тим не собирался просить ребенка кого-нибудь убивать.

Парнишка и без того наверняка натерпелся страху, ему хватает собственных кошмаров.

Стало быть, он закопает мальчишку – уютно и глубоко. Так он худо-бедно будет в безопасности, если пули начнут рикошетить от стен. Похоже, это будет что-то вроде классического боя в коридоре.

А кроме того, он должен сообразить, как сделать из самого себя два отряда.

Это не так-то просто, думал Тим, особенно для вселенского раздолбая.

– Копай-копай, – сказал он мальчику. – А я пойду принесу дров.

– Мы будем разводить костер? – воодушевился Кит.

– Ага, – ответил Тим.

И, видимо, даже не один.

36

Мальчишка довольно скоро устал, и Тим его сменил. Он выкопал лисью нору, в которой мог бы спрятаться даже двухметровый Халк Хоган, звезда рестлинга. Затем сплел ветки дымного дерева и положил получившуюся крышку поверх отверстия.

– А это зачем? – спросил Кит.

– Чтобы у тебя сохранялось тепло.

– А как же ты?

– Я теплокровный.

Тим уже собрал мескит, теперь он отделил немного веток и развел костер. Затем кучами сложил сухие ветки, перегораживая ими дальний конец расщелины.

Киту надоело смотреть на Тимову возню, и он попытался развлечь себя сам – стал изучать вырезанные на стене картинки.

– Кто это сделал, как ты думаешь? – спросил Кит.

– Какие-то древние индейцы! – крикнул Тим в ответ.

– Откуда ты знаешь?!

– Эти штуки тут по всей пустыне! – ответил Тим. – Их называют пиктограммы!

– А-а.

– И их сделали индейцы!

– Полезу в свою крепость!

– Хорошая мысль!

Тим смотрел, как мальчик забирается в дыру и накрывается крышкой. Будем надеяться, мальчишка поспит, потому что предстоит масса работы, и Тиму не очень-то хотелось, чтобы ее видел ребенок.

Он нашел раздвоенный сук и вкопал его в землю. Клейкой лентой как можно надежнее примотал к ветке пистолет. Извлек из брезентового мешка моток проволоки, привязал один ее конец к спусковому крючку, взвел курок и осторожно размотал проволоку, натягивая ее поперек расщелины на высоте щиколотки. Закрепив проволоку, протянул ее обратно и туго привязал к рогульке.

Вот вам и первый выстрел, подумал он, а я пальну в сторону дальнего входа, и при этом мне не нужно быть там самому. Пусть-ка этот урод прыгнет через огонь, чтобы получить пулю в грудь.

Тим высыпал порох из трех патронов и сделал дорожку от кучи сухих веток до середины расщелины. С помощью саперной лопатки прокопал мелкую траншею – не такую глубокую, как нора Кита, но если Тим в нее ляжет, его будет непросто заметить в темноте. Завершив эту работу, он вырыл еще одну канавку – узкую, неглубокую огневую точку в другом конце расщелины. Больше ничего подходящего для предстоящей торжественной встречи не придумывалось.

Тогда Тим начал размышлять, почему старина дон Уэртеро так напрягается, чтобы заполучить Бобби Зета живым, тогда как было бы куда проще получить его мертвым. И решил: видно, у Бобби есть что-то такое, что очень нужно дону Уэртеро, а может, он что-то такое знает, чего мертвый рассказать, естественно, не сумеет.

Что там спрашивала Элизабет? «Ты у него что-то взял»?

И дон Уэртеро желает это себе вернуть.

Если я хочу остаться в живых, мне надо бы выяснить, что это такое, найти, где оно, и вернуть. Мир не так уж велик, чтобы вечно скрываться в нем от типа вроде Уэртеро.

Тут он услышал негромкий плач Кита. Тихий, безнадежный – так плачут дети, которых никто и никогда не приходит утешать.

– Как ты, ничего? – спросил Тим.

– Скучаю по маме.

– Она скоро выпишется из больницы, – уверил его Тим. – Постараюсь тебя к ней привезти.

Тим, черт подери, понятия не имел, как он это сделает, но решил, что сделает.

– Она не моя мама, – сказал Кит.

– Ну что ты.

– Я слышал, так говорила Элизабет.

– Элизабет не это имела в виду.

– А что?

– Что, может быть, Оливия – не всегда самая-самая лучшая мама.

– А-а.

Тим помолчал немного и спросил:

– Может, встанешь, и мы устроим обед? Аппетитный паек класса «Кью».

– Как едят морпехи?

– Боюсь, что да, парень.

– Давай.

И вот уже замечательно пахнет горящим мескитом, и они разогревают пайки класса «Кью» – индейка с рисом и еще с чем-то, а на десерт у них – энергетические батончики.

Чтобы скоротать время, они рассказывают друг другу всякие истории, и Киту это удается лучше, чем Тиму. У мальчишки просто неудержимое воображение, и он преподносит Тиму действительно увлекательную историю об острове, где полно сокровищ, и о пирате, который их там спрятал.

Пирата зовут Бобби, и Тим не знает, злиться ему или чувствовать себя польщенным.

37

Ожидая, пока взойдет луна, Джонсон решил скрутить себе сигарету. Он сел, глядя вниз на Расколотый камень, и подумал, что на этот-то раз Бобби Зет попался со всеми потрохами.

Джонсон в общем-то расслабился. Начать с того, что Брайану стало скучно и он отправился домой, а это чертовски хорошо, потому что Джонсон считал, что в бою от Брайана будет больше заморочек, чем пользы. И потом, Джонсону казалось, что его уже достал весь этот бред насчет «взять живым».

Если вдуматься, его вообще достал весь этот бред насчет Брайана.

Джонсон сорок лет жизни провел, занимаясь настоящим ранчерством. А чтобы быть ранчеро в бескрайней пустыне, требуется редкостное умение: гонять скот по разбросанным далеко друг от друга участкам, покрытым скудной растительностью, пока эти тупые зверюги не нагуляют достаточно жирка, чтобы их можно было продать и выручить денег, иначе ненасытные банкиры не отступятся от ранчо. Сорок лет он проделывал этот трюк; он так и не разбогател, но ему хватало на бобы, кофе, табак и виски. У него была земля, и скот, и, черт побери, самоуважение, а потом власти вышибли фермеров-ранчеров с федеральной земли. Они запретили пасти скот под предлогом, что он-де «уничтожает первозданную растительность пустыни», и это подрубило под корень мелких фермеров вроде Джонсона.

Банкиры налетели на него как мухи на дерьмо.

Забрали ранчо и все имущество, оставив Джонсону только лошадь, чтобы было на чем уехать.

И в конце концов он продался этому жирному педику на его так называемое ранчо.

Ранчо, мать вашу за ногу!

Джонсон закончил свертывать косяк, закурил и после первой затяжки, которая всегда расслабляет, подумал: нам придется просто-напросто сопровождать старину Бобби, пока не сумеем его сцапать.

А мальчишка… Да, кстати.

Рохас сидел рядом точно злобный старый пес.

Джонсон и Рохасу свернул сигарету, передал ему. Дал прикурить и сказал:

– Подождем луны…

Рохас ничего не ответил.

Рохас вообще не мастак в том, что касается говорильни. Когда он трезвый, у него по части словесного департамента большие пробелы. Да я и не сказал ничего такого, на что надо бы откликаться, решил Джонсон, стараясь быть объективным.

К тому же Рохас злился. Сидя рядом с человеком, Джонсон всегда чувствовал, если человек весь кипит. И он индейца особенно не винил. Рохас весь день выслеживал мужчину и мальчишку, а потом босс прислал какого-то недоноска на самолетике и провалил к чертям все дело.

Рохас наверняка считал: нечего было заниматься фигней – белые должны были разрешить ему догнать беглецов и прикончить.

Для этого-то и обращаются к Рохасу.

А иначе – какая от него польза? Никакой, кроме вечной мороки, – то выкупать его из тюрьмы, то платить залог в суде.

Рохас – просто ходячая опасность для себя и для других, черт бы его подрал.

– Знаешь, – обратился к индейцу Джонсон, – я тут пораскинул мозгами: может, нам и нет нужды брать этого парня живым. Если выпадет возможность, кончай с ним – и все дела.

Но Джонсон даже не подозревал, насколько разозлен Рохас.

Он понял это, когда Рохас произнес:

– Я возьму его живым.

– Нет, правда, тебе же не…

Рохас поднял свой большой нож, повертел блеснувшим в свете звезд лезвием и пояснил:

– Я его втыкаю человеку в шею, и человек больше ничего не чувствует.

«Чтоб мне лопнуть», – подивился Джонсон.

– Человек живой, – продолжил Рохас, – но даже если он обделается, то этого не заметит.

– Старый индейский трюк?

– Сдается мне, в таком вот виде мы и доставим Бобби Зета к дону Уэртеро, – сказал Рохас. – Сдается мне, дон Уэртеро обрадуется.

– Думаю, да.

– И я думаю, – откликнулся Рохас.

Джонсон наблюдал, как под сиянием восходящей луны равнина Апаха превращается в серебристую чашу.

– Короче, делай что хочешь, – бросил Джонсон. – Я-то скажу ребятам войти и стрелять. Якобы чтобы ранить, понятное дело. Если ты достанешь Бобби раньше, чем пуля, считай – тебе повезло.

– «Повезло», – презрительно уронил Рохас. – Мне-то ни к чему самолет, чтобы лететь.

Что он, черт побери, имеет в виду? Какую-нибудь мистическую индейскую хренотень, наверное. Они это любят – превращаться в орлов, койотов, барсуков, зайцев и прочую живность.

По крайней мере, когда они под мескалином.

– В общем, если ты его сможешь взять живьем… – Джонсон несколько мгновений помолчал, прежде чем решился перейти к по-настоящему интересующему его вопросу. – А вот мальчишка…

Рохас, паскудный сукин сын, выжидал. Хотел вынудить Джонсона договорить до конца.

Но Джонсон был упорнее, чем индеец. Он просто посасывал косяк и смотрел, как поднимается луна.

Наконец Рохас засмеялся.

– Мальчишка, – повторил он и провел ножом перед горлом. – Хочешь голову мальчишки?

Джонсон чувствовал, что Рохас над ним издевается.

– Вряд ли это нужно, – ответил он.

Взял бинокль ночного видения и посмотрел вниз, на равнину, где его ребята занимали позиции вокруг Расколотого камня.

Погодим еще с полчасика, и пора будет кончать дело.

38

Тим выстрелил в первого парня в ту же секунду, как тот появился – зеленый призрак в ночном прицеле. Он знал, что не промахнулся: парень неуклюже свалился, как падают, когда получают пулю.

Тим целился в грудь: это самая широкая часть мишени. Сегодня ночью не будет никакой этой бредятины насчет «стреляй, чтобы ранить». Сегодня ночью – огонь на поражение.

Снова все как в сражении при Хафджи.

Он слышит, что сзади ворочается мальчишка.

– Оставайся там, внутри норы, – командует Тим сержантским голосом, без шуточек: противники начинают отстреливаться. Пули барабанят по камню, одна или две пролетают у него над головой.

– Оставайся в норе, – повторяет Тим.

Через узкий коридор обзора несется еще один силуэт, и Тим посылает очередной патрон. Слышит, как из легких парня выходит воздух, когда тот шлепается на землю.

Слух его обострен, но мешает стук собственного сердца. Ясное дело, сильный выброс адреналина. Тим боится, как бы эта колотушка в грудной клетке не помешала ему услышать, как люди Брайана будут заходить с другой стороны, через дальний вход в расщелину.

Он видит еще одну фигуру, стреляет, но промахивается.

Однако ему удается услышать движение в том конце. Ребята явно прибежали впопыхах: будь у них хоть немного мозгов, они бы осторожно зашли сбоку и сделали несколько быстрых выстрелов через край расщелины.

Он прислушивается – нет ли шагов.

Их нет ни впереди, ни сзади.

А потом раздается пистолетный выстрел, отдающийся эхом позади Тима в узком каменном коридоре, и вопль человека, которого застали врасплох: «Ах черт!»

То, что надо, думает Тим. Сунуться мордой в огонь – не каждому понравится.

– Оставайся в норе, – опять приказывает он, проползая мимо Кита к заднему входу.

К каменной стенке привалился парень, и Тим вынужден действовать без раздумий. Он тут же делает входное отверстие в груди парня, а вот выходное отверстие ему видеть не хочется, тем более от девятимиллиметровой пули, посланной с такого близкого расстояния. Парень по-прежнему сидит, привалясь к стене, но глаза его стекленеют, и Тим кричит: «Врача!» – по привычке, сам того не осознавая.

Услышав, что кто-то бежит к входу в расщелину, Тим прикасается огоньком зажигалки к полоске пороха, следит за трескучими искрами – и тут ярко, до боли в глазах вспыхивает куча веток.

– Это что?! – кричит Кит.

– Лежать! – командует Тим в ответ.

Он уже не различает шагов, да и не уверен, услышит ли их сквозь рев пламени, потому решается предположить, что эти ребята остановились у огненной преграды.

Из своей «М-16» он выпускает четыре пули, и даже сквозь шум огня до него доносятся чмокающие звуки – это пули входят в тела.

Тим бросается на землю.

Чертовски неплохая мысль, потому что из-за стены огня летят ответные пули.

И пули, и испанская ругань. Тим догадывается, что приказ «взять живым» теперь, видимо, забыт, – теперь, когда пролилась кровь и погибли люди.

Он вспоминает, какое множество приказов забывалось там, в Заливе, если подстреливали одного-двух ребят, и страх, адреналин и ярость просто вопили внутри, как у него сейчас. Но он заставляет себя переждать и ползет в мелкую траншею, которую перед этим вырыл. Застывает в ней, взявшись за рукоять длинного армейского ножа, висящего на поясе.

Парень прыгает через огонь – через огонь, черт дери, так вашу растак, – язычки пламени лижут его рукав и шляпу, и вид у него как у злодея из комиксов: Человек-Факел или кто-нибудь в этом роде, – и тут Тим бросается вперед, сжимая нож обеими руками.

Втыкает лезвие парню в живот, дергает нож вбок и отталкивает тело, высвобождая лезвие.

Отбегает и прислушивается.

Все, убеждает Тим себя, атаки через задний вход закончились. Впрочем, выбора все равно нет: вон кто-то лезет через передний. Видно, они притащили сюда целую армию. И так и так попал, на хрен.

Ничего-то в моей жизни не меняется, думает Тим Кирни: забираться во всякие места мне удается неплохо, но я полный раздолбай, когда речь идет о том, чтобы оттуда выбраться.

Он опускается на землю, принимая позицию «стрельба лежа» и смотрит в ночной прицел: еще один зеленый призрак крадется вдоль края скалы. Видна только часть его фигуры, но, чтобы подстрелить, и этого хватит. Тим уже почти приложил необходимое давление к спусковому крючку, как вдруг слышит над собой шорох и как нельзя более вовремя вскидывает глаза: в расщелину с края скалы летит человек.

Этот ублюдок просто падает с неба, точно обезумевшая летучая мышь.

Чокнутый ублюдок, думает Тим, пытаясь отползти с дороги, но ублюдок приземляется прямо на него и чуть не вышибает дух. Тим, черт дери, вздохнуть не может, винтовка погребена под ним, как и руки, так что и до ножа дотянуться нет возможности.

Он чувствует лезвие на своей шее, сзади.

Этот тип плашмя лежит на нем, сам пытаясь перевести дух, и тянется ножом к точке, удар в которую за секунду обездвижит Тима, и чокнутый ублюдок настолько крут, что у него даже хватает храбрости прошептать: «Сеньор Зет пропал, на хрен, pendejo».

Потом тип приподнимается, пытаясь опереться локтем в землю, однако это ошибка с его стороны, потому что давешний парень, скорчившийся возле стены, ненадолго приходит в себя и поднимает руку с пушкой.

Рохас орет: «Нет!» – но уже поздно, потому что тот, другой, только вздрагивает от неожиданности и выпускает всю обойму.

Тим чувствует, что с него сваливается тяжесть, а зеленый призрак застывает в полном ошеломлении, расстреляв все патроны. Он все роется в поисках запасной обоймы, когда Тим вскакивает и бьет его в лицо прикладом.

Теперь адреналин в Тиме просто поет.

Опять все как в Хафджи, как в ту ночь, когда он заработал крест, никакого контроля над импульсами, и он толкает парня на стену, обдирает с него все вооружение и – черт, что это, гранаты? Надо было тебе ими воспользоваться, думает Тим, хватая парня за шкирку и толкая его перед собой к входу. Выталкивает его наружу, и другой зеленый призрак шандарахает своему приятелю из дробовика по ногам, не успев понять, что это не Бобби Зет, и даже не соображает, что надо бы пригнуться, когда Тим посылает пулю ему в лицо.

И вот шум битвы затих.

Тим упал и пополз на свою огневую позицию, вырытую перед убежищем Кита.

– Как ты, в порядке? – спросил он, услышав доносящийся из норы тихий плач.

– В порядке, – ответил Кит.

Просто маленький храбрец, на хрен, подумал Тим.

– Ты хороший морпех, – похвалил Тим.

– Я же ничего не делал.

– Именно.

Если бы парнишка начал скакать, кричать и прочее, они бы сейчас оба валялись мертвые. А лежать в этой норе, под крышкой из ветвей, когда вокруг тебя летает всякое дерьмо и ты не знаешь, что, черт дери, происходит, – для этого надо быть действительно храбрым.

Да, пока все спокойно, только в дальнем конце расщелины сверкает пламя. Стена огня – как раз то, что и намеревался устроить Тим, только вот им по-прежнему надо отсюда выбираться, и он не уверен, что это будет легко.

Тут могут валяться садовые разбрызгиватели, подумал он и в ту же минуту услышал, как его окликает ковбой:

– Похоже, мы снова попали в интересную ситуацию, мистер Зет!

Тим вытащил парнишку из норы и прошептал:

– Нам надо сделать одну очень трудную вещь, и нам надо сделать ее сейчас. Ты готов?

Этот маленький сукин сын только кивнул в ответ.

– Отлично. Мы должны как можно быстрее пробежать через огонь.

– Нет! Я… я не смогу.

– Придется.

Мальчик покачал головой.

Тим посмотрел ему в глаза:

– Да. Ты сможешь.

Он снял с Кита рубашку, обмотал его голову и облил мальчика остатками воды. И сказал:

– Мы пробежим прямо через этот костер, как можно быстрее, и потом – не останавливайся. Беги в заросли и прячься.

– Но…

– Я тебя найду, обещаю. Всего через несколько минут, – уверил мальчика Тим. – Но если я вдруг заблужусь или еще что-нибудь, прячься до утра, а потом иди вон в те холмы. Поднимайся на вершину и сиди там, пока тебя не найдут. Понял?

– Понял.

– Готов?

– Готов.

– Сначала давай пошумим.

Тим расстрелял всю обойму сквозь костер, чтобы немного подсветить темноту, и они бросились вперед. Он держал Кита за руку, пока они неслись через языки пламени.

Убедившись, что мальчик прошел чисто, Тим перевел дух, подтолкнул его и крикнул:

– Беги!

Мальчишка нырнул в заросли. Тим оглянулся вокруг. Трое убитых в бою, и вот-вот к ним присоединится еще один.

И Тим полез на скалу. Если тот чокнутый ублюдок смог, то сумею и я, подумал он. Пару раз он соскальзывал и порядочно обдирался, но ему все же удалось добраться до вершины. Посмотрел вниз и увидел, как ковбой с тремя индейцами прокладывают дорогу сквозь обломки на дне расщелины. Один из индейцев заметил труп своего товарища и завыл – точно красный волк.

Тим выдернул чеку у гранаты и бросил ее в разлом. Закрыл руками голову и услышал громкий, но глухой удар и вопли.

Открыл глаза: странное, потустороннее зеленое свечение исходило из расщелины. Картинка из фантастического фильма, хотя сейчас такой эффект произвела фосфорная граната.

Он сполз со скалы, направился в заросли и вскорости нашел мальчишку, свернувшегося под кустом, как заяц.

Тим понимал: надо бы что-нибудь сказать, но не знал что, боялся, чтобы мальчику не стало хуже, и попросту спросил:

– Ты можешь идти?

– А ты? – спросил Кит в ответ.

– Давай отсюда выбираться, – сказал Тим. – Меня уже поддостала эта пустыня.

– И меня.

Поднималась луна, и, когда они побрели к холмам, в пустыне было серебристо и тихо.