Текст книги "100 запрещенных книг. Цензурная история мировой литературы. Книга 1"

Автор книги: Дон Б. Соува

Соавторы: Алексей Евстратов,Маргарет Балд,Николай Дж. Каролидес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Гроздья гнева

Автор: Джон Стейнбек

Год и место первой публикации: 1939, США

Издатель: Викинг Пресс

Литературная форма: роман

СОДЕРЖАНИЕ

Действие происходит во время Великой депрессии, в Оклахоме и Калифорнии – пыльная каменистая пустошь, цветущая земля обетованная и длинная дорога между ними. Роман «Гроздья гнева» повествует о страданиях семьи Джоуд, путешествующей в поисках своего места под солнцем. Из-за засухи приходят в запустение поля Оклахомы, эрозия почвы год за годом угрожает посевам, в воздухе стоит пыль, люди остаются без средств к существованию. Надежда, появившаяся с листовками, обещающими работу в Калифорнии и восхваляющими плодородные земли, заставляет их сняться с места и двинуться на запад.

Джоуды – одна из тысяч обездоленных семей. Они отправляются в путь на старой машине, переделанной в грузовик, имея при себе ничтожную сумму денег. Их двенадцать – вместе с присоединившимся к ним бывшим проповедником Кейси. Возглавляют паломничество Мама и Папа. Их сына Тома только что выпустили из тюрьмы на поруки, он сидел за убийство человека, набросившегося на него с ножом. С ними шестнадцатилетний Эл – водитель и механик, и беременная Роза Сарона.

Путешествие из Оклахомы оказывается очень опасным. Подобно пионерам на Диком Западе, они испытывают проблемы с припасами и водой, с транспортом и плохой дорогой. Ломается их машина, спускают шины. Умение и расторопность Эла и помощь Тома спасают их в крайних ситуациях. Их возможности ничтожны, они экономят на всем – на бензине, на починке машины, на еде. Тем не менее Джоуды мужественно преодолевают трудности.

Дедушка Джоуд умирает на первой же стоянке, а его жена от горя и физического истощения умирает во время путешествия через пустыню. Старший сын, Ноа, покидает семью, когда они приезжают в Нидлз в Калифорнии, решив идти своей дорогой. Муж Розы Сарона бросает ее, когда понимает, что найти работу и добиться успеха не так-то просто, как он ожидал. В конце романа от недоедания Роза Сарона рожает мертвого ребенка – очевидно, от недостатка пищи.

Надежды на Калифорнию на деле оказываются пустыми. Перед путешествием Мама Джоуд нерешительно говорит: «…надо думать, в Калифорнии будет не так уж плохо» (здесь и далее – пер. Н. Волжиной). Джоуды не слушают предостережений возвращающихся переселенцев о том, что листовки лживы, а земля в Калифорнии действительно прекрасна, но недоступна. Листовками заманивали тысячи рабочих на сезонные работы. Джоуды быстро поняли, в чем дело. Оставшись без еды и без денег, они взялись за первую попавшуюся работу – собирать персики, по пять центов за ящик. Полиция провела их через бастующих. Им тоже предлагали по пять центов за ящик.

– Слушай, Том, – сказал он [Кейси] наконец. – Мы приехали сюда работать. Нам пообещали пять центов. Народу собралось тьма-тьмущая. Пришли в сад, а нам заявляют: два с половиной цента. На это и один не прокормишься, а если у тебя дети… Мы отказались. Нас выгнали. Тут, откуда ни возьмись, нагрянули полисмены. А теперь вам платят пять центов. И ты думаешь, так и будут платить по пяти центов, когда забастовка кончится? […] Мы хотели остановиться все в одном месте, а нас погнали, как свиней, в разные стороны, кого куда. А скольких избили! Как свиней. А вас, как свиней, загнали в ворота. Мы долго не продержимся. Среди нас есть такие, у кого два дня крошки во рту не было.

Джоудам и прочим нанятым вместе с ними платили как обещали, но когда забастовка прекратилась, плата снизилась до двух с половиной центов.

Условия жизни мигрантов ужасны и бесчеловечны. Вместо аккуратного белого домика, о котором мечтали Мама Джоуд и Роза Сарона, они находят «Гувервилль» (отсылка к провалившейся программе помощи мигрантам президента Гувера) – палаточные лагеря, жалкие лачуги, хижины из травы и картонных коробок и груды отбросов. Санитарные удобства отсутствуют, не говоря уже о горячей воде и прочих благах цивилизации.

Альтернативой Гувервиллю является Уидпетч, лагерь, организованный правительством. В нем в приличных условиях смогли разместить ограниченное число семей, это кооперативное хозяйство, управляемое и возглавляемое правительственными чиновниками, которые поддерживают там порядок и чистоту с помощью выборных комитетов. В лагере имеются туалеты, души и раковины, прачечные и даже дрова. Для Джоудов, которые на время устроились в лагерь, немаловажны отношения в коммуне и поддержка окружающих, там они чувствуют себя людьми, защищенными обществом.

Правительственный лагерь воспринимался землевладельцами, как «красная угроза» (метафора страха перед социализмом), они не хотели выпускать из рук власть. Когда Том Джоуд спросил о том, есть ли горячая вода в лагере персиковой фермы, над ним посмеялись. Охранник сказал:

– Горячая вода! Вот новости! Скоро, чего доброго, ванну потребуют. – Он угрюмо посмотрел вслед Джоудам. […].

Вот они, правительственные лагеря, что делают. Эти, наверно, тоже там побывали. Нет, до тех пор, пока с правительственными лагерями не покончим, добра не будет. Не успеешь оглянуться, у тебя чистые простыни потребуют.

Пока Джоуды были в правительственном лагере, местные землевладельцы и полиция предприняли попытку спровоцировать драку в палаточных лагерях, чтобы оправдать отправку туда отряда наемников и разрушить его.

Физические страдания усугублялись акциями, которые устраивала подкупленная полиция. Мигрантов запугивали и избивали, обвиняли и сажали в тюрьму, как бродяг, за малейшее сопротивление и даже словесные протесты. Один «бродяга», возмущавшийся несправедливой оплатой, был заклеймен как «красный»: «Он красный, агитацию тут разводит». Других мигрантов предостерегают: «Вы этих красных сволочей не слушайте. Они смутьяны…» Коммуна Гувервилль была сожжена за небольшие нарушения. Окружающие осуждают мигрантов за их бедность, грязь и лохмотья. Их презрительно называют «Оки»: «Раньше значило – «оклахомец». А теперь – просто сукин сын. Что Оки, что бродяга – все равно. Само по себе это слово ничего не значит, вся суть в том, как они его выговаривают».

Две взаимосвязанные социально-политические проблемы лежат в основе романа: разрушение семейных ферм и привычного уклада жизни и вытеснение человека и животных техникой. Фермеры становятся жертвами землевладельцев, ведущих экстенсивное хозяйство, и банков. В Оклахоме, когда урожай снова и снова гибнет, владельцы компании и банка забирают все под свой контроль. В итоге фермеров сгоняют с земли. Но владельцы на этом не останавливаются: «Одним трактором сразу десять семей с места сгоняют». Трактор разрушает концепцию семейной фермы как таковой: идя «по прямой», он движется через двор, переворачивает строения, ломает изгороди. В романе часто повторяется, что фермеров «вышвырнули тракторы».

В Калифорнии идет тот же процесс. Крупные землевладельцы и компании заправляют всем: они хозяева земли. На мелких землевладельцев оказывает давление Фермерская ассоциация, управляемая банком, которому «принадлежит чуть ли не вся долина, а что не его, на то он имеет векселя по ссудам». Они платят нищенскую зарплату и проводят беспощадную земельную политику. Но и этого недостаточно для удовлетворения их алчности, владельцы покупают консервный завод, затем продают фрукты на завод по низкой цене, а консервы из них – по высокой, увеличивая прибыль. Мелких фермеров вытесняют из бизнеса.

Мигранты, напротив, очень участливы. В начале пути Джоуды радушно принимают Кейси в качестве попутчика, несмотря на то, что их машина переполнена. А в заключительной сцене Роза Сарона кормит грудью умирающего от голода человека, найденного в сарае. Их жизнь – воплощение готовности помочь, они принимают помощь, не боясь оказаться в тягость. В устах матери звучит мораль: «Одно я заучила крепко, – сказала она. – Все время этому учусь, изо дня в день. Если у тебя беда, если ты в нужде, если тебя обидели – иди к беднякам. Только они и помогут, больше никто».

Две противостоящие силы сталкиваются в высшей точке развития действия. Люди, жаждущие работы, нанимаются на сбор персиков или хлопка и гадают, что им делать дальше, когда сезонные работы закончатся. «Есть у человека лошади – он на них и пашет, и боронит, и сено косит, а когда они стоят без дела, ведь ему и в голову не придет выгнать их из стойла на голодную смерть». Лишения и состояние безысходности сплачивают мигрантов; они объединяются, и это выливается в спонтанную забастовку. Хозяева стараются контролировать ситуацию и создают противодействие «красным» из полиции и местных жителей, опасающихся за свой заработок и благополучие.

Стычка во время забастовки приводит к смерти Кейси, ставшего лидером забастовщиков, а Тома разыскивает полиция за избиение убийцы Кейси. Скрываясь, Том определяет свою будущую роль – принять на себя миссию Кейси, объединить людей для достижения их цели – «жить достойно и достойно растить детей».

– Я тут много думал. Вот мы живем, как свиньи, а рядом хорошая земля пропадает, или у нее один хозяин на миллион акров, а работящие фермеры живут впроголодь. А что, думаю, если нам всем собраться и поднять крик, вроде как те кричали, возле фермы Хупера…

В заключительных главах Джоуды помогают Тому скрыться, оказываются захваченными врасплох наводнением и не могут покинуть товарный вагон, служащий им домом, потому что Роза Сарона рожает. Когда роды заканчиваются и вода начинает сходить, трое оставшихся взрослых переносят Розу Сарона и двоих детей через воду на возвышение, где они находят убежище в сарае. Сарай занят мальчиком и его умирающим от голода отцом, отдавшим всю еду сыну. Джоуды обретают временное пристанище. Как и их предки-первопроходцы, они так и не нашли землю возможностей.

ЦЕНЗУРНАЯ ИСТОРИЯ

«Гроздья гнева» столкнулись с цензурными запретами буквально через месяц после выхода в свет, в апреле 1939 года, преследования книги продолжались вплоть до недавнего времени. Исследования национального и местного масштаба подтверждают это, так же как и тот факт, что роман был одной из «наиболее часто» запрещаемых книг. Ли Беррес в его пяти исследованиях донесений библиотекарей, учителей и школьной администрации приводит такие данные: 1966 год – пять попыток запрета; 1973 год – четыре; 1977 год – 8 попыток запрета; 1982 год – шесть; 1988 год – две попытки. Исследования, проведенные Джеймсом Дэвисом в Огайо (1982 год) и Кеннетом Донелсоном в Аризоне (1967 год), выявили, что в этих штатах имели место преследования, так же как в Джорджии (1982, 1984 годы), Северной Каролине (1983 год), Миннесоте (1991 год), плюс запреты общества «Народ за американский путь» (1992 год). (Среди других книг, включенные Берресом в список двадцати пяти самых запрещаемых книг – «1984», «Бойня номер пять», «Черный» и «У Джонни есть ружье»).

Нападки на книгу в год ее выхода были зафиксированы по всей стране. В Канзас-Сити (штат Канзас) Совет по образованию 18 августа 1939 года проголосовал (4 голосами против 2) за изъятие романа из двадцати публичных библиотек по причине его оскорбительности, непристойности, отвратительного изображения женщин и за «изображение жизни таким грубым образом». В Буффало (штат Нью-Йорк) Александр Гальт, возглавлявший городские библиотеки, отказался приобретать книгу из-за ее «вульгарности». В округе Керн (штат Калифорния) Окружной совет школьных инспекторов проголосовал (4 голоса против 1) 21 августа «за предложение запретить использование, владение и обращение [романа] в библиотеках и школах округа». 15 ноября 1939 года в Ист-Сент-Луисе (штат Иллинойс) пять из девяти членов библиотечного совета проголосовали за сожжение трех экземпляров книги во внутреннем дворе (через неделю совет проголосовал – 6 против 2 – за отмену приказа о сожжении в связи с тем, что это «вызвало беспокойство в обществе»; книги были помещены на полку «для взрослых»). В округе Грин (штат Огайо) члены библиотечного совета проголосовали (4 против 3) за запрещение романа как «неподходящего» для клиентов библиотеки. На корабле ВМФ США «Теннесси» капеллан изъял книгу из библиотеки.

В то время как множились запреты, «Гроздья гнева» становилась бестселлером – было отпечатано 360 тысяч экземпляров, включая очередной пятидесятитысячный тираж. Указ о сожжении в Ист-Сент-Луисе выпал на неделю самых высоких продаж романа, за которую было продано 11 340 экземпляров. К концу года было продано рекордное количество – 430 тысяч экземпляров. Библиотекарь из Ист-Сент-Луиса отметил, что очередь желающих получить роман длиннее, чем на какие-либо книги в последние годы. Библиотекарь из округа Грин сообщила, что все пять имеющихся в библиотеке экземпляров были заказаны с того момента, как они появились в библиотеке; список ожидающих книгу читателей состоял в ноябре из 62 человек и растянулся до марта. На «Теннесси» в очереди на книгу было 50 человек. В округе Керн, где на момент запрета в обращении находилось шестьдесят экземпляров, запись на книгу включала 112 человек.

Дни Турбиных (Белая гвардия)

Автор: Михаил Булгаков

Год и место первой публикации: 1955, Москва

Издатель: «Искусство»

Литературная форма: драма

СОДЕРЖАНИЕ

В 1925 году Булгакову было сделано два предложения инсценировать роман «Белая гвардия»: от Художественного театра и Театра Вахтангова. Булгаков предпочел МХАТ.

Как свидетельствует авторская ремарка, «первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие – в начале 1919 года. Место действия – город Киев». В городе еще держится власть гетмана, но Петлюра стремительно наступает.

Центр пьесы – это квартира Турбиных: тридцатилетнего полковника-артиллериста Алексея, его брата, восемнадцатилетнего Николая, и их сестры Елены (в замужестве Тальберг). Зимним вечером 1918 года Елена, волнуясь, ждет своего мужа Владимира Тальберга, полковника генштаба тридцати восьми лет; он должен был приехать еще утром. Вместо последнего появляется с дежурства штабс-капитан Виктор Мышлаевский, сослуживец Алексея, – с отмороженными ногами. Второй, еще более неожиданный гость, – Лариосик, кузен Турбиных из Житомира, который приехал поступать в Киевский университет.

Появляется, наконец, и Тальберг – прямо из германского штаба, с вестью, что «немцы оставляют гетмана на произвол судьбы». Он сообщает жене, что должен сейчас же на два месяца уехать с немцами в Берлин. Его бегство на руку поручику Леониду Шервинскому, личному адъютанту гетмана, который уже давно и настойчиво ухаживает за Еленой. Он тоже является к Турбиным, с громадным букетом, и не может скрыть своей радости по поводу спешного отъезда Тальберга. Шервинский, красавец и прекрасный певец, кажется, может рассчитывать на взаимность.

Второе действие открывается чрезвычайными событиями, которые разворачиваются в кабинете гетмана во дворце. Шервинский, пришедший туда по долгу службы, сначала выясняет, что его коллега, другой личный адъютант гетмана, покинул дворец, а затем – что бежал весь штаб русского командования. В довершение всего, в его присутствии гетман всея Украины, узнав, что немцы оставляют страну, соглашается на их предложение ехать с ними в Германию.

Вторая картина второго действия разворачивается в «штабе 1-й Конной дивизии» Петлюры под Киевом и в целом выпадает из общего действия. Бойцы поймали еврея с корзиной и, с разрешения их командира Болботуна, отняли у него сапоги, которые он в этой корзине нес продавать.

В третьем действии юнкера, расположившиеся в гимназии, узнают от Алексея Турбина, их командира, что дивизион распускается: «Я вам говорю: белому движению на Украине конец. Ему конец в Ростове-на-Дону, всюду! Народ не с нами. Он против нас. Значит, кончено! Гроб! Крышка!» Алексей приказывает – в связи с бегством гетмана и командования – срывать погоны и разбегаться по домам, что после короткого волнения среди младших офицеров и исполняется. Сам Алексей остается в гимназии, чтобы дождаться возвращающихся с заставы юнкеров. Николка остается с ним. Прикрывая юнкеров, Алексей погибает, а Николка калечится, бросившись в лестничный пролет.

В квартире Турбиных собираются Шервинский, Мышлаевский и капитан Студзинский, товарищ последнего и сослуживец Алексея. Они в нетерпении ждут Турбиных, но дождаться им суждено только раненого Николая.

Четвертое действие происходит через два месяца, в Крещенский сочельник 1919 года. Киев давно уже занят Петлюрой, Лариосик успел влюбиться в Елену, а Шервинский делает ей предложение. Тем временем к Киеву подошли большевики, и в доме Турбиных разгорается спор, куда податься. Вариантов немного: белая армия, эмиграция, большевики. Пока офицеры обсуждают эти альтернативы, а Елена и Шервинский принимают поздравления в качестве жениха и невесты, неожиданно возвращается Тальберг. Он приехал за Еленой, чтобы тут же уехать с ней на Дон, в армию генерала Краснова. Елена сообщает ему, что она с ним разводится и выходит замуж за Шервинского. Тальберга гонят в шею.

Завершаются «Дни Турбиных» приближающимися звуками «Интернационала» и многозначительным диалогом:

Николка. Господа, сегодняшний вечер – великий пролог к новой исторической пьесе.

Студзинский. Кому – пролог, а кому – эпилог.

ЦЕНЗУРНАЯ ИСТОРИЯ

В сентябре 1925 года состоялась первая читка пьесы в МХАТе. Однако подготовку к постановке прервал отзыв наркома просвещения А. В. Луначарского. В письме актеру театра В. В. Лужскому он так оценивает пьесу:

– Не нахожу в ней ничего недопустимого с точки зрения политической… Я считаю Булгакова очень талантливым человеком, но эта его пьеса исключительно бездарна, за исключением более или менее живой сцены увоза гетмана. Все остальное либо военная суета, либо необыкновенно заурядные, туповатые, тусклые картины никому не нужной обывательщины. […] Ни один средний театр не принял бы эту пьесу именно ввиду ее тусклости…

Собрание театра решает, что «для постановки … пьеса должна быть коренным образом переделана». В ответ на это и несколько решений технического плана Булгаков составляет письмо-ультиматум, в котором требует постановки пьесы на большой сцене в текущем сезоне, а также изменения, а не тотальной переделки пьесы. МХАТ соглашается, а писатель тем временем создает новую редакцию пьесы «Белая гвардия».

Репетиции проходят в спокойной обстановке пока, в марте 1926 года, театр не заключает с Булгаковым договор на инсценировку «Собачьего сердца» – запрещенной неопубликованной повести. С этого момента ОГПУ и органы идеологического контроля начали вмешиваться в процесс создания пьесы. Булгаков признан политически опасным. 7 мая 1926 году квартиру писателя в отсутствие хозяина посещают сотрудники ОГПУ и, в результате обыска, изымают рукописи «Собачьего сердца» и дневника писателя (с названием «Под пятой»). Естественно, постановка булгаковской пьесы в данных обстоятельствах «искусствоведам в штатском» показалась нежелательной. На писателя давят при помощи обыска, слежки, доносов, а на театр – через Репертком. На заседаниях репертуарно-художественной коллегии МХАТа снова начали обсуждать условия постановки пьесы. Булгаков и на этот раз отреагировал крайне резко – письмом от 4 июня 1926 года в Совет и Дирекцию художественного театра:

«Сим имею честь известить, что я не согласен на удаление Петлюровской сцены из пьесы моей «Белая гвардия».

[…] Также не согласен я на то, чтобы при перемене заглавия пьеса была названа «Перед концом». Также не согласен я на превращение 4-актной пьесы в 3-актную.

Согласен совместно с Советом Театра обсудить иное заглавие для пьесы «Белая гвардия».

В случае, если Театр с изложенным в этом письме не согласится, прошу пьесу «Белая гвардия» снять в срочном порядке».

Булгакова успокоили, но 24 июня, после первой закрытой генеральной репетиции, заведующий театральной секцией Реперткома В. Блюм и редактор секции А. Орлинский заявили, что поставить ее можно будет «лет через пять». На следующий день представителям театра в Реперткоме объявили, что пьеса «представляет собой сплошную апологию белогвардейцев, начиная со сцены в гимназии и до сцены смерти Алексея включительно», то есть «совершенно неприемлема, и в трактовке, поданной театром, идти не может». Чиновники потребовали увеличить число эпизодов, унижающих белогвардейцев (особенный акцент делался на сцене в гимназии), а режиссер И. Судаков пообещал более определенно изобразить «поворот к большевизму», наметившийся в рядах белогвардейцев. В конце августа приехал К. С. Станиславский, который принял участие в репетициях: в пьесу были внесены поправки, она получила название «Дни Турбиных», репетиции возобновились. Однако 17 сентября, после очередного «прогона» для Реперткома, руководство последнего настаивало: «в таком виде пьесу выпускать нельзя. Вопрос о разрешении остается открытым». Возмущенный Станиславский на встрече с актерами грозился уйти из театра, если пьесу запретят.

Отодвигался день генеральной репетиции. ОГПУ и Репертком настаивали на снятии пьесы. И все же 23 сентября генеральная репетиция состоялась; правда, в угоду Луначарскому была снята сцена издевательств петлюровцев над евреем.

24 числа пьеса была разрешена на коллегии Наркомпроса. Этот факт, однако, не помешал ГПУ через день запретить пьесу. Луначарскому пришлось обратиться к А. И. Рыкову и заметить, что «отмена решения коллегии Наркомпроса ГПУ является крайне нежелательной и даже скандальной». На заседании Политбюро ЦК ВКП (б) 30 сентября было решено не отменять постановление Наркомпроса ГПУ.

Однако и это решение не помешало Луначарскому заявить на страницах «Известий» 8 октября 1926 года, что «недостатки булгаковской пьесы вытекают из глубокого мещанства их автора. Отсюда идут и политические ошибки. Он сам является политическим недотепой…»

Спасением для пьесы стала неожиданная любовь к ней Сталина, который смотрел ее в театре не меньше пятнадцати раз.