Текст книги "Дочь самурая"

Автор книги: Доминик Сильвен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

9

Ингрид продолжала изучать технику Надин, а та насвистывала песенку дуэта «Рита Мицуко». Ингрид предложила ей пива, та охотно согласилась. Когда она вернулась с бутылкой мексиканского пива, предварительно помыв ее средством для мытья посуды и ополоснув под краном, то обнаружила рядом со слесаршей Диего Карли с огромным букетом гладиолусов в руках.

– Хотел извиниться за то, что втянул тебя в эту историю.

Ингрид растерялась. Надин оторвалась от замка, взяла пиво из рук американки и протянула его Диего, предлагая обмен. Ингрид приняла цветы.

– Они тебе к лицу, – заметил Диего. – Ты похожа на гладиолус.

– Наша Ингрид – красивый длинный стебель, – добавила Надин.

– Сломался замок? – спросил он.

– Какой-то дурак положил в ее холодильник руку, – пояснила слесарша, прежде чем Ингрид успела среагировать. – Меняем ключи.

– Ты вызвала полицию?

– Если можно так сказать, – ответила Ингрид.

– То есть?

– Ладно, заходи.

Он не заставил просить себя дважды, но смутился, увидев Бартельми. Ингрид объяснила, что лейтенант тут находится только в качестве бывшего заместителя Лолы Жост, той, которая оставила свой пост, уступив его несравненному Груссе.

– Мы с ней не можем подать жалобу в полицию. Жан-Паскаль Груссе, он же Садовый Гном, не слишком-то нас жалует.

Лола и Бартельми не обратили внимания на приход испанца. Ингрид уловила слово «папуасы» и гадала, с чего вдруг речь зашла об антиподах. Она поставила цветы в вазу и прислонила ее к холодильнику, принесла лепешки тако и предложила их Диего.

– У тебя не найдется чего-нибудь из «Риты Мицуко»? Захотелось послушать после пения Надин.

– Может статься, – ответила она, перебирая свой запас компакт-дисков.

Вскоре голос Катрин Рингер наполнил кабинет.

– Мне нравится твой интерьер, Ингрид. Обстановка вполне психоделическая. Кажется, что сошел с машины времени. Раз – и вернулся на тридцать лет назад!

За трелями Рингер Ингрид расслышала голоса Максима и Хадиджи Дюшан. Она подошла поближе. Чета Дюшанов обеспокоилась, увидев, как Надин меняет замок, но та им уже объяснила, в чем дело.

– Рука в холодильнике! – воскликнула Хадиджа. – И ты не паникуешь, сохраняешь самообладание. Молодец, Ингрид. Никогда не надо позволять придуркам выводить себя из равновесия.

Американка не стала спорить. Она слишком устала от попыток самостоятельно вести расследование и слишком рада была тому, что Лола снова с ней.

– Ты уверена, что все в порядке? – с тревогой спросил Максим.

– Ну да, пойдем пить мексиканское пиво.

Поздоровавшись с Диего Карли, Дюшаны присоединились к Лоле и Бартельми. Ингрид спросила у Карли, какое чудо свело его с четой Дюшан, но он отделался очередной обольстительной улыбкой. Сбитая с толку поведением идальго, она вернулась к Надин, которая, казалось, о чем-то шепталась с замком, и увидела доктора Антуана Леже, совершающего ночную прогулку в обществе Зигмунда. Она предложила ему войти вместе с далматинцем и выпить пива, прежде чем самой присесть на розовое канапе напротив Диего Карли.

– Под это можно танцевать, – заметил он.

– What?

– Под песни «Риты Мицуко» можно танцевать.

Он протянул ей руку. Она встала, оказалась в его объятиях и обнаружила, что они одного роста.

– Ты не находишь странным, что мне хочется танцевать, хотя Алис только что умерла?

– «Странно» – подходящее слово.

– Обещаю, мы будем танцевать не больше пяти минут. Чтобы забыть этот кошмарный день. Хоть какое-то утешение, если снова на нас свалится беда.

– Откуда ты узнал мой адрес?

– Я пошел в «Красавицы» навестить Хадиджу. Ее муж считает тебя лучшей массажисткой пригорода Сен-Дени. И ты хорошо танцуешь.

– Я танцую редко.

– Ингрид, я хочу, чтобы ты кое-что знала.

– Слушаю.

– Я сказал, что она была loca. Я преувеличил, и ты, должно быть, считаешь меня последним подлецом. Алис не была чокнутой, она была… сломлена. Есть люди, которые кажутся сильными, окружающие думают, что они все снесут, но это ошибка. Алис звала меня на помощь, а я не услышал. Это несправедливо.

– Что несправедливо?

– Людям, которые больше всех нуждаются в любви, ее достается меньше всего. Их жадность пугает. А ведь иной раз все зависит от сущего пустяка. Почему мы женимся на одной женщине, а не на другой?

– ПРОШУ ВАС, НЕ СТЕСНЯЙТЕСЬ! – раздался разъяренный голос, и Ингрид почувствовала, как ее схватили за руку.

– Бенжамен!

– Я схожу с ума от беспокойства, – Надин рассказала мне о руке, – а ты танцуешь с этим типом! ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ НАДО МНОЙ!

– Я танцую с кем и когда хочу!

От Бена так разило спиртным, а точнее джином.

– Это твой жених? – спокойно поинтересовался Диего.

– Конечно, нет! Отпусти, Бенжамен! Мне больно!

– Слышишь, Бенжамен? Сейчас же отпусти ее.

– А хочешь я заеду тебе по твоей испанской роже?

– Нет, я хочу, чтобы ты успокоился.

– Нарываешься на неприятности? Ну, считай, ты уже нарвался.

– Видишь ли, я лечу людей, а не калечу их. Особенно когда они на ногах не стоят.

– Да ты просто трус!

Бен в бешенстве, оскалив зубы, бросился головой вперед, но в последний момент Карли увернулся. Ингрид вцепилась в плечи Бена, велела ему убираться домой. Произошел обмен пощечинами. Вмешались Максим и Антуан. Бенжамен отбрыкивался, крича, что Ингрид обманщица. И пусть она раздевается догола напоказ всему ночному Парижу, ее сердце всегда под покровом!

Хадиджа с мужчинами проводили Бенжамена Нобле домой. Зигмунд Леже посмотрел на Ингрид грустными глазами и побежал следом. Лола выключила музыку. Жером Бартельми заявил, что ему давно пора отправляться в больницу. Все смотрели ему вслед, когда он вышел со своим пластиковым пакетом, в котором лежала неопознанная рука, и сел в служебную машину, припаркованную им в начале улицы.

– Полицейские никогда не стесняются парковаться где хотят, – сообщила Лола, нарушив молчание. – Это та сторона нашей профессии, которой мне сейчас так не хватает. Если я оставлю свой «твинго» где попало, с меня тут же сдерут штраф.

Она подобрала разбросанные повсюду бутылки из-под пива. И обнаружила, что кто-то даже налил пиво в миску для Зигмунда.

– Да, это я, – призналась Ингрид. – Я уже не соображала, что делаю.

– Эта собака не любит пива. Я всегда думала, что у нее хороший вкус.

– Это все я виноват, – извинился Диего. – Но я ни о чем не жалею.

– Начал-то Бен.

– Тебе досталось?

– Нет.

– Вот тебе новые ключи, – объявила Надин, протягивая две связки. – Больше не оставляй их в замке.

Один ключ Ингрид дала Лоле:

– Возьми на всякий случай.

Лоле показалось, что медбрат смотрит на маленький кусочек металла с завистью.

Надин улыбнулась Карли и ушла без дальнейших комментариев.

– Я не только принес тебе цветы, Ингрид.

– Я так и подумала.

– У тебя есть компьютер?

– Конечно, а что?

– Дело в том, что падение Алис не прекращается в Сети.

– What?

– Кто-то без конца прокручивает съемку.

На экране появился веселый сорокалетний мужчина с обсыпанными мукой усами. Следуя указаниям Диего, Ингрид нашла нужный сайт, принадлежащий некоему Ришару, стоящему перед булочной с неразборчивой вывеской. Вдали вырисовывалась колокольня, по которой Лола узнала церковь Святой Одилии. Ингрид прошла по ссылке, и вскоре на фоне серо-голубого неба обрисовался металлический фасад «Астор Майо». Потом появилась Алис Бонен, высунувшаяся из окна в своем ослепительном платье. Она выпрямилась, легко забралась на подоконник, не спеша перекинула сначала одну ногу, потом другую. С минуту она сидела на краю. И бросилась вниз. Ее тело словно прорезало небо, прежде чем разбиться о крышу автомобиля. Крупным планом показаны лица нескольких потрясенных свидетелей происшествия, и затем наезд на лицо жертвы. Изображение задрожало, и послышался голос мужчины, ругавшего телеоператора. И снова в кадре Алис у окна.

Лола подумала, что самоуверенность оператора придала телерепортажу что-то театральное. Хотелось ущипнуть себя, чтобы поверить, что это действительно смерть женщины, а не трюк каскадерши, в котором использовался манекен. Привыкнув к миру образов, разуверишься в реальности их очертаний. Лишний повод, чтобы при необходимости изучать его под лупой.

– Разглядеть кого-то в комнате невозможно, – заметил Диего. – Я уже пытался сделать это с помощью специальной программы. Но все же тут есть что-то странное.

– Ее лицо, лишенное всякого выражения, – предположила Лола.

– Я представил себя на ее месте. Даже будь я полон решимости прыгнуть, думаю, на лице у меня бы что-то отразилось.

Ингрид просмотрела сайт и оказалась в семейной гостиной. Усатый булочник смотрел телевизор.

– А это что еще за фигня? – спросила Лола.

– Пользователь, вывесивший съемку гибели Алис, установил у себя веб-камеру, – пояснил Диего. – Его жизнь – открытая книга. Правда, интересно?

– По мне, в том, чтобы смотреть на человека перед телевизором, нет ничего захватывающего, но отнесемся к этому с пониманием.

– Может, телеоператор Жюль – родственник булочника? – предположила Ингрид.

– Все это может подождать до завтра, а сейчас я ложусь спать, – заявила Лола. – Советую тебе сделать то же самое, Ингрид. Завтра мы начнем с утра пораньше, как и следует отважным сыщицам. Ты живешь в этом квартале, Диего?

– Да, а что?

– Тогда проводи меня немного. Я хочу узнать твою версию событий. Видишь ли, я вскочила в поезд на ходу.

Лола посоветовала Ингрид запереться как следует и ушла в сопровождении Диего. Ингрид вновь тихонько поставила песню, которую он напевал, когда они танцевали. Она отключила телефон, легла на розовое канапе и снова погрузилась в созерцание ароматической лампы. Сегодня ей выпал один из самых нескладных дней в ее жизни. В общем, a fucking nonsense.[18]18
  Проклятая бессмыслица (англ.).


[Закрыть]

10

Лола взяла медбрата под руку. Тому явно не хотелось оставлять Ингрид, но и нежелания составить ей компанию она не заметила. Похоже, парень без комплексов, можно говорить с ним напрямик.

– Ты сегодня разыграл перед нами сцену из «Я приду танцевать на ваши могилы»,[19]19
  Намек на роман Бориса Виана «Я приду плюнуть на ваши могилы» (под псевдонимом Вернон Салливан, 1949).


[Закрыть] Диего?

– Если скажу правду, вы мне не поверите.

– А ты попробуй. Сегодня я смотрю на вещи широко.

– Я и сам точно не знаю, почему пригласил Ингрид танцевать.

– И это все? Смотри, твое объяснение такое легкое, что уже улетучилось.

– Тогда дайте мне время подумать.

– А я полагала, что ты работаешь в отделении скорой помощи.

– Лола, будьте снисходительны.

– Хорошо, сделаю для тебя исключение. Итак, рассказывай.

– В больнице все больше и больше работы и все меньше и меньше средств к существованию. Кроме того, иногда я скучаю по Мадриду. Там я почти каждую ночь бывал где-нибудь. Я должен танцевать, чтобы отвлечься. А еще…

– А еще?

– Мне это показалось самым простым способом показать Ингрид, что с Алис я вел себя как настоящий подлец. Такое объяснение вас устраивает? Надеюсь, что да, потому что другого у меня нет. Или же придется солгать вам.

– Вообще-то меня мало волнуют танцевальные движения. Меня интересует движение совсем в другую сторону. И держу пари, что ты его уже начал.

– О чем вы, Лола?

– О движении в сторону телеоператора.

– Ингрид была слишком трезвой, а вы во всем перехлестываете через край.

– Ты мог бы быть и полюбезнее, мой мальчик!

– Не стоит обижаться, вы мне очень нравитесь такая, какая вы есть.

– В таком случае, ты меня проводишь. Где он живет?

– Кто?

– Ну хватит. Раз ты умеешь находить интересные сайты, то сможешь найти и нужный адрес. Тем более адрес типа, который проводит жизнь на глазах у тысяч пользователей Интернета.

– Если телеоператор Жюль действительно из семьи булочника, то тот живет на проспекте Стефан-Малларме.

– Отлично! Скажи, как ты это узнал.

– Вы ведь узнали церковь Святой Одилии, я тоже. В Париже не так уж и много церквей из розового кирпича в неовизантийском стиле.

– Но поблизости есть только одна булочная, верно?

– Булочник есть в «Желтых страницах». Его зовут Ришар Паризи.

– Для медбрата совсем неплохо. Ладно, давай возьмем такси.

– Моя «веспа» стоит возле «Красавиц».

– Ты представляешь меня сидящей на мотоцикле?

– Будем как Одри Хэпберн и Грегори Пек в «Римских каникулах».

– Ты хочешь вывалять меня в муке, как усы Ришара Паризи, чертов мальчишка. А как насчет шлема?

– У меня всегда есть запасной.

– Для девушек?

– Совершенно необязательно.

– Я буду присматривать за тобой и за Ингрид. Не вздумай испортить ей жизнь. Только кажется, что она крутая, а на самом деле это нежный цветочек.

– Я без конца всем объясняю, что никому не хочу портить жизнь, а скорее наоборот, но мне никто не верит! – сказал он, одарив ее широкой белозубой улыбкой и красным шлемом.

Сам он надел ярко-оранжевый. «Веспа» же была розовой. Испанец и американка оба питали слабость с диким цветам.

– Думаешь, я не видела, как ты притащился со своими гладиолусами? – фыркнула Лола. – Поехали.

Обхватив его за пояс, Лола заметила, что парень худой как щепка. К тому же от него хорошо пахло. Как бы Ингрид, которая никогда не умела вести себя с мужчинами, не потеряла голову и не наделала глупостей. А пока работник скорой помощи притормозил и высматривал на улице булочную. Церковь Святой Одилии легко узнать по ее изящной колокольне. Окружная автомобильная дорога была близко, а эта неуместная церковь, казалось, попала сюда с берегов Босфора. В самом же проспекте Малларме не было ничего особенного.

– Тут, – сказал он, останавливаясь.

Лола, по возможности сохраняя достоинство, слезла с безвкусной «веспы». Она сняла шлем и смотрела, как он снимает свой. Даже с этой штуковиной на голове он оставался красивым. Беда да и только.

Витрина булочной говорила о многом. Она излагала сагу семьи Паризи. Они занимались хлебопекарным ремеслом из поколения в поколение и хвалились, что пекут самые расхрустящие багеты в Париже. Развеселый Ришар позировал вместе с телеведущей, которая улыбалась белозубой улыбкой маленькой акулы. Была также блондинка лет двадцати в таком же безупречно-белом колпаке и фартуке, как у весельчака Ришара.

Дверь им открыл сам булочник. Вид у него был столь же приятный в трех измерениях, как и в двух, и от него исходил расчудесный запах. Лола билась бы об заклад, что пахнет кулебякой. Кулебякой с маринованным мясом. Она представилась комиссаром в отставке, ведущим расследование для своего друга Мориса Бонена, предъявила свое старое удостоверение, и Паризи взглянул на него, не переставая улыбаться.

– Я хотела бы поговорить с молодым Жюлем.

– Мой сын здесь, он вам сам все объяснит. Мы заканчиваем ужинать. Прошу вас, входите.

Лола и Диего вошли в гостиную, которую они уже видели в Интернете. За столом вокруг остатков кулебяки сидели трое. Лола порадовалась тому, что у нее такой хороший нюх, узнала блондинку со снимков и заметила веб-камеру, установленную на камине. Рядом с дочерью хозяина сидел молодой бородач и сорокалетняя женщина, которая, судя по семейному сходству, вероятно, приходилась ей матерью.

– Хотите шинона? – предложил Ришар Паризи.

– Не откажусь, – ответила Лола.

– Я тоже, – сказал Диего Карли.

Лола подумала, что кусок кулебяки пришелся бы весьма кстати после этого вечера, заполненного мексиканским пивом и отвратными чипсами, тщетно пытавшимися вызвать в памяти Акапулько. Молодые люди и их мать были не столь жизнерадостными, как булочник. Лола объяснила им, что пришла с миром и хочет помочь другу. Диего Карли сидел за столом в кругу семьи и, казалось, чувствовал себя непринужденно. Блондинка поглядывала на него с интересом. Мать тоже. Зато бородач явно был не в своей тарелке.

Лола ожидала семейной саги, и она не ошиблась. Она узнала, что Жюль – брат Жюльет и, следовательно, сын Ришара и его жены Мартин. Паризи и Бонены связаны родственными узами. Мартин Паризи – сестра Александрии, покойной жены Мориса Бонена. Вопреки своим обещаниям, вместо сына пояснения давал старший Паризи. Жюль снял падение своей кузины Алис по профессиональной привычке. И как настоящий профессионал, он сразу же продал свой репортаж одному каналу.

Жюль Паризи слушал, никак не реагируя. Лола постаралась придать себе вид сердобольной бабушки. Казалось, она дремала, сжимая в руке бокал с шиноном. Мать молчала, время от времени кивая головой в знак согласия. Она разрезала остатки кулебяки и раздала их членам семьи. Ужин увенчался весьма аппетитным на вид салатом. Лола обратилась в слух, одновременно глотая слюнки. При этом она все время ощущала на себе неотвязный глазок веб-камеры и воображала, как на нее смотрят сотни пользователей Интернета. Лола Жост – звезда «Фермы» на проспекте Малларме. Кто бы мог подумать?

– Она предложила поработать с ней, – виноватым голосом начал Жюль. – Это случилось не в первый раз.

– А что надо было делать?

– Снимать день рожденья одного мальчика.

Лола попросила рассказать поподробнее.

Алис часто прибегала к помощи кузена Жюля, чтобы оказать клиентам дополнительную услугу. Она изображала Бритни Спирс, а он снимал короткий репортаж о празднике. Забавные интервью с гостями, выдержки из шоу, задувание свеч и т. д. Алис либо платили сразу, либо переводили деньги на счет «Праздника, который всегда с тобой». Все зависело от ее настроения и обстоятельств. Другими словами, иногда Алис Бонен договаривалась с клиентами напрямую, что позволяло им сэкономить на комиссионных, а двоюродные брат и сестра получали свой гонорар полностью.

– Работодатель Алис не был в курсе дела?

– Не знаю.

– Она сама тебе звонила?

– Чаще всего она предупреждала меня в последний момент, и мы встречались на месте.

– А на этот раз?

– Точно так же. Нам уже приходилось работать в «Астор Майо».

Особо не надеясь, Лола спросила имя клиента. И с удивлением услышала, что это некий Пьер Марешаль, финансист и отец двенадцатилетнего Жильда. По договоренности с «Праздником, который всегда с тобой» Алис уже изображала для мальчика Бритни Спирс.

– Полицейские звонили ему в моем присутствии. Марешаль переехал вместе с семьей и сейчас работает в Германии.

– Выходит, Алис все выдумала?

– Понятия не имею. Голос у нее был такой же, как всегда.

– Предполагалось, что ты будешь снимать семейный праздник. Зачем ты вместо этого увековечил ее падение?

– Я независимый репортер.

– И это очень трудная профессия, – добавил Ришар Паризи, продолжая улыбаться. – Много званых, да мало избранных. Но я позволил Жюлю сделать свой выбор.

– Эти приемы с участием Алис навели меня на мысль снять репортаж о жизни портье крупных парижских отелей, – продолжал Жюль, очевидно, раздраженный отцовским замечанием. – И в ожидании Алис я взял интервью у портье «Астор Майо». У меня еще было немного времени. Я этим воспользовался, чтобы снять здание снаружи. Тогда все и произошло. Я увидел блондинку, высунувшуюся из окна. И стал снимать. Только под конец я узнал в ней кузину.

Все лица были обращены к младшему Паризи. Ришар по-прежнему улыбался, хотя уже и не так широко. Лола спрашивала себя, уж не тик ли у него?

– Я продал пленку, чтобы защитить себя, – продолжал Жюль.

– Каким образом?

– Я подумал, что ее столкнули, и я, возможно, снял убийцу. Обнародовав пленку, я уже не был бы опасным свидетелем. Я знаю одного продюсера на канале ТВ «Европа». Он сразу купил у меня видео.

– За сколько? – спросила Лола.

Вновь наступило молчание, которое нарушил ровный голос Ришара Паризи.

– За двадцать тысяч евро. Как видите, нам нечего скрывать, – сказал он, поворачиваясь к веб-камере.

– Это отец решил отправить фильм в Интернет.

– Мы и в настоящий момент в Сети, – гордо добавил булочник. – Все на виду, обо всем говорится открыто. Нам не в чем себя упрекнуть. Жюль неприкосновенен, с ним ничего не может случиться. Интернет с телевизионной передачей – это двойная страховка.

– Ловко, – оценила Лола. – Жаль только, что за спиной Алис никого не видно.

– Специалисты телеканала увеличивали изображение, но это ничего не дало, – подтвердил Жюль. – Скорее всего, она покончила с собой. Моей кузине часто лезли в голову дикие мысли, и она редко размышляла, прежде чем их осуществить.

– Но зачем ей понадобилось выдумывать про этого клиента? – вмешался Диего Карли.

Жюль растерянно пожал плечами. Жюльет с мамой не спеша доедали кулебяку, Ришар Паризи казался довольным и самим собой, и жизнью в целом. Лола поставила свой бокал и повернулась к сыну булочника.

– У меня несколько предположений. Одно из них весьма экстравагантное. Вдруг Алис предвидела, что ее смерть снимут на пленку? Что ты об этом думаешь?

– Не знаю, что и думать, мадам.

– Мсье Паризи, не могли бы вы выключить свою веб-камеру?

– Это не совсем в правилах нашего дома.

– Давайте попробуем их немного изменить.

Лола встала, чтобы выключить камеру. Булочник следил за ней таким доброжелательным взглядом, что становилось не по себе.

– Скажи-ка, Жюль, не было ли у вас с кузиной тайны, о которой ты случайно забыл упомянуть?

– Нет, клянусь вам. Этот день рождения должен был быть как все остальные.

– Разница только в двадцати тысячах евро. Прости, что я читаю тебе мораль, но тебя не смущает, что ты продал телевидению ее смерть? Ты подумал о своем дяде Морисе?

– Тогда нет. Сейчас – да.

– Что ты решил?

– Одна часть моего «я» хотела бы раздать эти деньги нуждающимся товарищам, а таких хватает. Другая часть хотела бы оставить их себе. Нельзя сказать, что у меня денег куры не клюют. Вы же видите, я живу вместе с родителями.

– Мы всегда будем тебе рады, сынок, столько, сколько понадобится. А с деньгами поступай как знаешь, ты совершеннолетний, – объявил Паризи-старший.

– У меня есть идея получше. Сегодня Морис Бонен совершил символический поступок с тяжелыми последствиями. Короче говоря, разбил несколько телевизоров. Придется расплачиваться. Жюль возьмет расходы на себя. Это в значительной мере уменьшит судебные претензии к моему старому другу. И к тебе, Жюль. С чего ты взял, что дядя не захочет подать на тебя в суд? Или просто набить тебе морду?

– Надеюсь, мадам, вы шутите? – спросил Ришар Паризи, широко улыбаясь.

– Вообще-то нет.

Лола обменялась с Диего взглядом. Тот, казалось, наслаждался происходящим.

– Если бы мой зять нормально воспитывал дочь, этого бы не случилось, – выдавила из себя мамаша. Это была ее первая фраза за весь вечер.

– Полагаю, мадам Паризи, вы уточните, что имеете в виду.

– После смерти моей сестры Алис была предоставлена самой себе и своему ненормальному отцу. У него тяжелый характер, и он не сделал ничего, чтобы избавить свою дочь от такого же недостатка. По его мнению, с одной стороны есть Бонены, свободные и гордые бродячие актеры. И с другой стороны – Паризи, трудолюбивые муравьи, которые не интересуются ничем, кроме денег. Он нам вечно напоминал об этом.

– Вот и докажите обратное, оплатив счет. А я возьмусь убедить Мориса не уродовать ни Жюля, ни витрину вашей булочной. Сегодня я убедилась, что он на это вполне способен.

– Я надеюсь, что это не попытка шантажа, мадам Жост.

– А я надеюсь, что вы не пытаетесь меня оскорбить, мсье Паризи.

Клан Паризи какое-то время сохранял спокойствие, затем Жюль вновь заговорил.

– Я заплачу. Дядя всегда нагонял на меня страх. И в конце концов это облегчит мою совесть.

– Вот это разговор, молодой человек! – торжественно заявила Лола, вставая.

Она включила камеру, воспользовавшись возможностью рассмотреть поближе лица матери и дочери. У первой пачка в двадцать тысяч евро явно встала поперек горла, вторая поздравляла брата с его решением.

Лола поблагодарила булочника за гостеприимство, позволив проводить ее до двери. Он интересовался ее предположениями. Она уклонилась от ответа и с улыбкой откланялась. Ей удивительно удавалась улыбка кота из «Алисы в стране чудес». В данном случае эта улыбка пришлась как нельзя более кстати. Алис Бонен попала в такую страну, где действовали правила, не поддающиеся картезианскому анализу. Трудность состояла в том, что она оттуда не вернулась. Лола почувствовала охотничий азарт. Паршивый кролик, решивший, что он самый умный, затащил Алис в свою нору, и если даже она была немного вздорной, это еще не повод, чтобы выбрасывать ее из окна.

Лола и Диего стояли по разные стороны от «веспы». Ей показалось, что он вдруг задумался.

– Думаете, Алис и правда могла додуматься до голливудского самоубийства, зная, что Жюль снимет его на пленку?

– Я пока избегаю поспешных умозаключений.

– А как вы выключили веб-камеру, прежде чем передать счет сынку! Мне понравилось.

– Труднее всего будет убедить Мориса не бить морду этому современному гаденышу.

– Удивительно, что отец распространил в Сети его имя.

– Ты хочешь сказать, сообщил о нем первому встречному?

– Да, и в особенности Морису Бонену.

– А я не удивляюсь. Морис живет в своем мире. Он ненавидит компьютеры, как и мобильные телефоны. Он любит только свою театральную студию.

– Всегда найдется кто-нибудь, кто из лучших побуждений откроет отшельнику глаза. Отвезти вас домой?

У нее не было ни малейшего желания вновь оседлать «веспу», далеко не столь удобную, как сиденье такси, но хотелось убедиться, что сегодня ночью молодой пройдоха оставит Ингрид в покое.

– Высади меня лучше на Пассаж-дю-Дезир. Оттуда я дойду пешком. Надо размять ноги после твоей машины.

Карли протянул Лоле шлем и снова понимающе улыбнулся. Этот медбрат, пришелец извне, представлял собой серьезную угрозу. Когда она почти застегнула металлическую гадость у себя на голове, он спросил:

– Что он хотел этим сказать: «Ты напрасно раздеваешься напоказ всему ночному Парижу, твое сердце всегда под чадрой»?

– Кто это? – спросила Лола, чтобы выиграть время и придумать отговорку.

– Бенжамен-боксер.

– Ах да! Бен. Да ничего, он только и умеет, что болтать. Он учится в киношколе, вообще-то рассудочный тип. Просто здорово перебрал. На самом деле он сказал: «Твое сердце под покровом». Хотел выразиться поэтично. Не будем об этом.

– А вот я, когда напьюсь, говорю все, что думаю.

– И когда трезв, похоже, тоже. Мне хочется спать, мой мальчик. Поехали домой, если ты не против.

Она проснулась от невыносимой жажды. Ей казалось, будто она напилась морской воды, и, если сейчас же ничего не предпримет, у нее все высохнет внутри. В свете ароматической лампы, которую она забыла выключить, виднелись очертания приемной, букет гладиолусов возле холодильника, похожий на молодое деревце. Она проверила, заперта ли дверь. В замке торчал ключ с брелоком «Слесарная мастерская Манжан добра желает вам».

Си-ди-плейер запел голосом Лолы: «А Ингрид-бродяжка, американка, жаждущая любви, просто за-нууууда, которая не умеет готовить топинам-буууууры…» Ингрид пожала плечами и, мечтая о ледяной воде, способной утолить всякую жажду в этом мире, открыла холодильник.

Там, скорчившись, лежала Алис Бонен, одетая в блестящее, покрытое инеем платье. «Черт побери, это ужасно, но очень красиво», – подумала Ингрид, отступая к широкому окну, которое только что возникло у нее на кухне. Ей надо было бежать, чтобы разоблачить сукина сына, засунувшего Алис в холодильник. Она думала, что окно разлетится вдребезги, но ее тело прошло сквозь него безо всякого вреда. Какой-то миг она барахталась в воздухе. Закричала и стала падать, падать, падать…

Ингрид проснулась вся в поту. Ей приснился кошмарный сон, но она забыла подробности. Осталось только ощущение падения в пустоту. Она встала с жаждой потерпевшего кораблекрушение; по совету друзей она оставила окно закрытым, и в комнате было душно, как в парилке.

Сквозь шторы просачивался свет уличных фонарей. Она разглядела гладиолусы в стоящей на полу вазе, помедлила, прежде чем открыть холодильник, затем успокоила себя: его протерли дезинфицирующим средством и в нем не было ничего страшнее воды. Она напилась.

Послышался шум мотора. С улицы Фобур-Сен-Дени донеслись голоса. Ингрид узнала Лолу, необъятную в этом ужасном сиреневом платье. Она разговаривала с мужчиной на мотоцикле. Медбрат Карли. Он сорвался с места и умчался. Ингрид захотелось разузнать побольше, но идея выйти на улицу в трусах и застиранной майке была чревата последствиями. Вдруг Диего вздумается вернуться?

Посмотрим, сочтет ли отставной комиссар нужным рассказать о своей ночной поездке. Она вновь улеглась, напевая; несмотря на обрывки кошмара в памяти, ей было весело. «Ингрид-шутница, американка, жаждущая любви, просто за-нуууууда…» Но откуда взялись эти странные слова на мотив Риты Мицуко? Вот что бывает, когда перед сном без конца слушаешь одну и ту же песню.