Текст книги "Курс оверклокинга для операторов машинного доения."

Автор книги: Дмитрий Беразинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Видишь ли, Артем, – сказал задумчиво он, – даже самым умным людям в детстве рассказывают сказки, в которые хочется верить: про скатерть-самобранку, сапоги-скороходы, цветик-семицветик и бедолагу джинна, чей дух заперт в бутылке из-под «Жигулевского» пива. На самом деле, относительно равноправие существовало лишь в первобытнообщинном строе, но и это равноправие было условным: лучший кусок и самая красивая самка (бр-р!) доставались сильнейшему, на крайний случай, более ловкому. Ты ведь помнишь, как было при социализме?

– Помню, – хмыкнул Орлов, – система распределения государственного пирога! Так, чтобы всем по потребности.

– Э, нет, братец! Ежели по потребностям, то всем не хватит! Чтобы овцы были целы и волки сыты – так только в раю бывает. А сказки про рай и про коммунизм, по моему мнению, принадлежат перу разных ипостасей одного и того же автора. Так вот, социализм – это первобытнообщинный строй наоборот. Лучший кусок достается более ловкому, в крайнем случае – сильнейшему. В редких случаях – заслужившему.

Артем засмеялся.

– Будете депутатом! – сказал он, – складно излагаете. Красиво даже, я бы сказал.

– Если ты когда-нибудь учил физику, – серьезно сказал Чебуреков, – то ты наверняка обратил внимание на законы сохранения. Эти законы сохранения, мой дорогой Артем, существуют не только в физике. Они справедливы и для биологии, и для истории, и даже подозреваю, для какой-нибудь демонологии. Нужно только уметь видеть причинно-следственные связи. Кстати, если ты не заметил, то мы приехали.

Артем осмотрелся. Деревня Нижний Мост была меньше Березовки, но гораздо старше. Она получила свое название из-за постоянных проблем с местным гидротехническим сооружением. Проблемы эти начались еще до революции 1917 года, благополучно пережили советскую власть и продолжали быть актуальными в двадцать первом веке. Вот уже сто двадцать лет подряд весенний ледоход напрочь сносил местный мост – через речку Березовку (тезку родной деревеньки Артема), и каждый год местные власти кропотливо его отстраивали. Не отстроить было нельзя – на том берегу располагалась львиная доля угодий местного колхоза и целых четыре деревни. На капитальный мост не было средств – дорога на ту сторону была даже не районного масштаба, а одинокому колхозу собрать такую кучу денег не представлялось возможным.

Выше по течению Березовки располагалась деревенька Верхний Мост, вполовину меньшая за центральную усадьбу колхоза. Там проблему моста решили радикально: натянули через реку несколько тросов и поверху положили дощатый настил с перилами. Это сооружение вполне выдерживало легкий трактор системы «лопотун», нагруженный десятью мешками картофеля, и не очень пьяного тракториста. Время от времени в настиле заменялись гнилые доски, но он служил верой и правдой вот уже три десятка лет.

– Петрович, – внезапно сказал Артем, – я знаю, как получить здесь большинство голосов!

– Вряд ли, – покачал головой Чебуреков, – мой конкурент в понедельник здесь пообещал центральную улицу заасфальтировать.

– А вы пообещаете разобраться в ситуации с мостом! – предложил Орлов.

– Ты что, сдурел? – отмахнулся кандидат в депутаты, – в этой ситуация советская власть за семьдесят лет не разобралась. Куда мне!

– Разберемся! – пообещал Орлов, – у меня приятель работает заместителем редактора в одной из центральных газет. Туману напустим – разберемся.

Чебуреков очень удивился.

– Я не понял, кто из нас кандидат? – сказал он, – что-то ты больше меня начинаешь обещать. Хороший приятель, что ли?

– Лучше не бывает! – кивнул Артем, – сейчас с моей бывшей женой живет.

Сардонический смех Чебурекова наполнил кабину. Отсмеявшись, он вытер рот платком и посмотрел в зеркальце.

– Опасный ты человек, Орлов, – сказал он, – на собственном горе паразитируешь. Боюсь, как бы нам с тобой вместо кресла депутата не попасть на электрический стул. Ну, да ладно, бог милостив. Хорошо, мост построить не пообещаю, а вот в ситуации разобраться – ради бога! Ха-ха!

Собрание в этот раз, вопреки опасениям Василия Петровича, прошло довольно спокойно. Пока он вышивал вилами по воде, Артем реагировал на язвительные выпады с места. Вопрос одной из доярок: «До каких пор мы будем наблюдать в магазине отсутствие яиц?» Ответ Артема: «Терпение, мадам, я спрошу у президента!» Мужской крик с галерки: «Вам бы только до кормушки добраться!» Молниеносный ответ помощника: «А вам – до поилки! Впрочем, судя по запаху, вы до нее уже добрались!» Смех в зале. Сидящий возле Артема за столом Николай Иванович Ткач зафыркал и, точно кот, вытер лицо лапой. Он был настроен довольно благодушно – уничижением не занимался, только неодобрительно посматривал на шевелюру Артема.

В конце своей речи Чебуреков затронул тему о набившем оскомину мосте. Тотчас в выступающего полетели виртуальные помидоры и призрачные коровьи лепешки – настолько больной оказалась тема. Даже Ткач перестал мирно сопеть и налил кровью свои выпученные глаза. Василий Петрович несколько смешался и снова завалил концовку. Укоризненно глянул на Артема, мол, говорил тебе, не стоит. Сел. Артем поднялся и кинул взгляд в революционно настроенные массы.

– Чего вы расшумелись? – спросил он, – если наступили на вашу любимую мозоль, то сердечно просим извинения. Или решение этой исторической проблемы вас уже не интересует?

– Интересует, – ответил за всех Ткач, – эта квадратура круга уже всех зае… заколебала. Особенно директора школы (вон сидит), которому по весне приходится раскошеливаться на новое стекло для школьных окон.

Сельская школа стояла возле моста, а каждую весну перед ледоходом из воинской части приезжали солдатики и взрывали лед в попытках спасти мост. Почти каждый год находился удалец, промахивающийся связкой взрывчатки по льдине. Полкило тротила попадало на (вместо под) лед, и взрывная волна выносила все стекла с фронтальной стороны здания. Каждую весну школа вспоминала славные деньки Великой Отечественной: стекла были заклеены полосками бумаги крест-накрест, как при опасности бомбежки. Но это средство помогало мало. Сидящий в первом ряду директор мрачно кивнул.

– Также нас интересует, есть ли в этой задаче решение как таковое, – сказал он.

Артем молча указал на портрет Катарины Витт [16], невесть кем прилепленный на доску почета.

– Возьмем вот эту известную доярку, – сказал он. Собравшиеся дружно загоготали. В фигурном катании колхозники разбирались на уровне специалиста-международника.

– Пардон, я осекся, – извинился Орлов, – конечно же, это – телятница, знаменитая своим тройным тулупом. К чему я придуриваюсь…

– Хотелось бы знать? – пробурчал Ткач.

– Современный кандидат в депутаты подобен фигуристу. Тройным тулупом уже никого не удивить, поэтому ведущим спортсменам для победы приходится иметь в арсенале фигуру в четыре оборота с плевком в табло. Погодите смеяться! Так и кандидатам. Что толку обещать завезти в магазин колбасу, когда она там нынче лежит нескольких видов!

– Яйца завезите, -послышался настырный голос давешней доярки, – к колбасе!

Снова грянул смех. Артем развел руками.

– Снова эти ваши эротические фантазии, я ведь обещал переговорить с президентом!

– Голубева! – рыкнул со своего места председатель, – ты о чем-нибудь другом думаешь? Тут серьезный вопрос решить пытаемся, а она все на недостаток мужиков жалуется! Мойся чаще! Молодой человек, она не про те яйца спрашивала.

– Так что, не говорить с президентом? – сделал глупое лицо Артем, – ладно! Слушайте, граждане. Мы не обещаем вам тотчас из ниоткуда добыть средства на постройку моста. Но я гарантирую вам, что мы попытаемся сделать все от нас зависящее, чтобы решить эту проблему.

– Эка невидаль! – крикнули с галерки, – нам в понедельник получше наобещали!

Ткач искоса глянул на давнего недруга, сидящего по другую сторону стола.

– Я на шестерых жениться обещал, – сказал он в никуда, – а живу с одной.

– С моей сестрой, между прочим, – проворчал себе под нос Чебуреков, – но его не услышали из-за гама. Председатель продолжил громче:

– Тем не менее, если вопросов у вас к кандидату в депутаты не имеется, то прошу всех приступить к работе. Уборочная на носу, сами знаете.

После собрания он пригласил их в свой кабинет и угостил шведской водкой. Это было для Василия Петровича настолько неожиданно, что он даже провозгласил здравицу в честь хозяина кабинета.

– На обед останьтесь, – буркнул Николай, – иначе Инна мне шею намылит. Не так давно говорила, что давно тебя не видела.

– Как она? – спросил Чебуреков, – как племяши?

– Нормально, – ответил Ткач, жуя лимон, щедро посыпанный сахаром, – дядьку забыли в лицо. Между прочим, Женька с первого экзамена в институт поступил, на врача, а Татьяна родит скоро. Вася, это нечестно!

– Что нечестно? – едва не подавился лимоном Чебуреков.

– Насчет моста. Я понимаю, что вам нужно что-то обещать, иначе народ не пойдет. Но этот мост – такая безнадега, что уже и не смешно никому.

Василий Петрович облизал пальцы и задорно глянул на зятя.

– Вот мы и посмотрим, такая уж ли это безнадега. Я, Коля, и сам не хотел никаких обещаний по этому поводу давать – вот, Артем вынудил. У него в столице среди журналистов есть подвязки, я тоже не ножиком струганный, посмотрим.

Николай (в обществе – Николай Назарович) сделал кислую мину.

– Я вижу, Вася, что ты по-прежнему, все тот же «кавалер Ордена Подвязки».

Чебуреков кивнул, затем обернулся к Артему:

– Это меня так в институте прозвали.

– За шуструю линию поведения, – уточнил Ткач, – одного только я не пойму, Василек. Почему же ты такой, весь подвязанный, до сих пор в председателях топчешься? Что тебе мешало в те же депутаты вылезть лет десять назад? Ан нет! Сидел в своем совхозе и не высовывался.

– Высовывался! – поправил Чебуреков, – только по шапке получил. Там, в облисполкоме сидит наша старая знакомая, неужто забыл? Начальник управления.

– Ах, вот оно что! – протянул Ткач, – Галка Кацман! Ты ведь ее продинамил в свое время… неужто до сих пор простить не может?

Чебуреков доел лимон и благородно отказался от следующей рюмки.

– У многих память хорошая! Некий председатель колхоза до сих пор на меня крысится. Ладно, Коля, не бери до головы. Мы сейчас с Артемом в Яблоневку метнемся, к твоему тезке Герасимову. Помашу языком там, и к обеду сюда – в Нижний Мост. Я и правда давно у сестры не был. Да и племянников хотелось бы повидать. Но учти, Назарович, нас вместе с водителем трое. Осилишь обед на три персоны?

Ткач укоризненно погрозил ему пальцем.

– Ну и сукин же ты сын, Василий! Если мы раз в квартал семинары принимаем, то неужто кандидата в депутаты не угостим? Угостим!

Вседорожник понесся по пыльной гравейке дальше – к границе района. Чем дальше от райцентра, тем запущенней была дорога. Да и колхоз был глухой – вдалеке от оживленных маршрутов и трасс. Но порядок в нем председатель Герасимов держал, точно сицилийский дон. Переманил к себе хорошего терапевта (зачем шутить со здоровьем, когда до Петровска около двух сотен километров), поселил его рядом с ФАПом, организовал пункт охраны общественного порядка из нескольких местных охотников. Яблоневский участковый жил в райцентре, поэтому на него в случае чего надеяться не стоило. Местная молодежь привыкла, что на каждой дискотеке дежурит пара здоровых мужиков в камуфляже, вооруженных резиновыми палками, а гастролерам дружинники быстро объясняли правила хорошего тона. У них имелись радиостанции, так что подкрепление могло прибыть в любой момент.

Словно в американском фильме, ночью по Яблоневке разъезжала патрульная машина – «Нива» с двумя патрульными. Патрульным без проблем давались отгулы на основной работе и добавлялись дни к отпуску. Вездесущий Герасимов даже выбил разрешение на гладкоствольное оружие, но разрешил его применять только в критических случаях, навроде нападения банды террористов или поимки особо опасного преступника. В Яблоневке, в отличие от Нового Моста, лежал асфальт, функционировала столовая и детский сад.

Встреча двух добрых друзей прошла в обстановки теплоты, доброжелательности и бутылки скотча – шотландского виски. С избирателями здесь Чебурекову встречаться не пришлось, Герасимов со свойственным ему прямодушием сказал:

– За кого я скажу, за того мои люди и проголосуют. Я ведь тебя не первый день знаю: ты хоть и дуб, но наш парень. Это кто с тобой?

Чебуреков представил Артема. Хозяин осмотрел парня придирчивым глазом, а затем спросил Василия Петровича, как будто Орлова рядом вовсе не было:

– Где же ты такого худого и лохматого взял? Неужто попредставительнее никого не было?

Чебуреков довольно засмеялся.

– Зато он с народом разговаривать умеет! – и рассказал несколько перлов, выданных Артемом за время их короткого знакомства. Герасимов довольно расхохотался, услыхав, как парень отбрил кандидата в депутаты в первый день знакомства.

– Электриком, говоришь, работаешь? – оценивающе прищурился хозяин, – а ко мне снабженцем пойти не желаешь?

– Коля! – укоризненно покачал головой Василий Петрович, – не тебя это не похоже – друзей обкрадывать!

– Да разве ж я обкрадываю? – возмутился Герасимов, – я только присматриваюсь!

– Знаем мы твои смотрины! – погрозил другу пальцем Чебуреков, – кто у главного агронома района личного водителя увел?

– Платить надо лучше! – оскалился хозяин, – тогда убегать никто от хозяев не будет. Я человеку сразу дом дал, он в общаге ютился, к делу толковому пристроил, оклад хороший положил. Вот так, господа хорошие! Как вам, кстати, скотч?

– Самогонка как самогонка! – пожал плечами Артем.

– Наш парень! – засмеялся Герасимов, – поэтому выпьем простой русской водки.

Обедали дома у Ткача (либо у Ткачей)? Артем постоянно пытался разъяснить для себя этот орфографический вопрос, но придумать ничего толкового не мог. Сестра Чебурекова, Инна Петровна, лишь недавно перешагнула через сорокалетний юбилей. Поэтому была свежа и подтянута, как и положено первой леди на деревне. Племянники Василия Петровича тоже оказались людьми не слишком тяжелыми в общении, несмотря на то, что Татьяна дохаживала срок, а Женя был совсем юным. Что поделать, жизнь в семнадцать лет кажется бесконечно длинной дорогой, за каждым поворотом которой ждут приятные сюрпризы. Если бы спросили Артема, то он бы сказал, что сюрпризы и вправду ждут, но большей частью неприятные. Чебуреков бы ответил, что дорога не так уж и бесконечна, а поворотов он боится, как черт ладана. Между прочим, уже известный нам сторож Точилин ответил бы тоже по-своему. Сказал бы, что вышел на финишную прямую, а все повороты давно позади. И пошли все нахрен!

Все четверо респондентов были бы по-своему правы. Возраст человека – это угол зрения на проблемы жизни и смерти. Изменяется от нуля до ста восьмидесяти градусов. И оптимальный угол для осмысления – середина жизненного отрезка. Чтобы с минимальными искажениями для глаз и с мизерными потерями для ума. Если только он есть, этот ум [17].

Все-таки, за столом чувствовалось некоторое напряжение. Может быть, сказывалась многолетняя неприязнь между Чебурековым и Ткачом. Ничто не проходит бесследно и сиюминутно: любовь или ненависть, страх или стыд. Следы сильных чувств оставляют шрамы на астральном теле и хорошо видны лишь мудрецам. Приблизительно об этом Артем поведал Василию Петровичу, когда они вечером возвращались в родной совхоз Чебурекова, в деревню Перегуды.

– Да уж! – крякнул кандидат, – а ты знаешь, у тебя, Артем, есть все шансы стать мудрецом. В твои годы я думал только о деньгах и бабах.

– А о водке? – не удержавшись, подначил шефа Орлов.

– А хули о ней думать было? Деньги на руках – все твое: и водка, и красивые женщины, и лучшие доктора в случае какой-нибудь гонореи.

– Не к ночи, уважаемый Василий Петрович, не к ночи! – одернул расшалившегося депутата Артем. Чебуреков после вино-водочного ужина был склонен пошалить. Хотя бы, мысленно. Посему он запел, бездарно картавя под Максима Покровского:

 
Мишка спит и Зайка спит,
Только сифилис и СПИД,
Пролетая над планетой,
Всех накажут, кто шалит.
 

– Не слышу аплодисментов! – пожаловался он водителю, окончив скабрезный припев.

– Петрович, вы пока не на трибуне, – безжалостно осадил шефа Орлов, – или вы, вообще, о большой сцене мечтаете?

– Не хами, помощник! – благодушно сказал Василий Петрович, – может ты думаешь, что у кандидатов и руководителей высшего звена нервы из стали? Ничего подобного – обычное волокно! Так что не мешай мне нервные клетки восстанавливать!

– Они же вроде не восстанавливаются, – с сомнением возразил с водительского сиденья Миша.

– Я разработал уникальную методику, – откровенно признался Чебуреков, – вечером выпиваешь бутылку водки, а утром – как огурчик!

– Этой уникальной методике завтра ровно пятьсот лет исполнится, – проворчал негромко Артем, но его никто не услышал.

Автомобиль пожирал километры, Чебуреков со счастливой улыбкой напевал что-то из «Самоцветов», а Михаил пристально следил за дорогой. Не приведи господь, какой пьяный под колеса попадет – сразу крест на двух карьерах: его, как водителя, и Чебурекова, как депутата. А пьяных вечерней июльской порой хватает. Таскаются на роверах [18] из деревни в деревню: кто к девкам наведывается, кто самогон подешевле ищет. А кто-то уже нашел, и из последних сил ползет обратно. Вот этих то и следовало опасаться в первую очередь. Поэтому водитель, насупившись, пожирал очами освещенное фарами пространство перед несущимся автомобилем и мечтал о теплом диване и холодном пиве.

– Василий Петрович, – внезапно сказал Артем, – вы ведь завтра в Петровск на совещание отбываете. Может, подкинете меня сегодня до Березовки?

– Что, уже по дому соскучился? – сочувственно спросил Чебуреков, – но ты прав, черт меня побери. Завтра тебе делать нечего. Мишка, дружок, заедем в Березовку!

«Суки!» – подумал Миша, мечты которого вновь отодвигались на неопределенное время. Ведь в Березовке шефу обязательно захочется навестить Птицына. А это – не меньше бутылки на двоих. В лучшем случае.

– Ну, не сердись! – глянул в его сторону шеф, – ты ведь меня знаешь. Не обижу.

Водиле полегчало. Ведь «не сердись» означало не меньше червонца и возможность завтра взять выходной. В особо ответственных случаях, связанных с выездом в район, Василий Петрович садился за руль сам. Водитель директора – это дополнительная пара рук и глаз. Но и лишняя пара ушей. Поэтому, на такую приближенную должность берут только проверенных людей. И оттого сиденье водителя постоянно скользкое, точно от смеси вазелина с липким потом, что работа эта – отнюдь не легкая прогулка. Хороший водитель по походке угадывает настроение шефа и по барометру предсказывает его поведение. Нужно очень четко знать, когда начальству нужно посоветоваться, а когда просто выговориться; когда нужно исполнять приказ беспрекословно, а когда можно и взбрыкнуть. Взбрыкивать время от времени необходимо, чтобы шеф не думал, что его водила – ишак безвольный, а гордый жеребец, им прирученный.

В Березовку они попали, когда уже совсем стемнело. Артема высадили возле дома, а упертый Чебуреков все-таки решил заехать в гости к старому другу, которого не видел целых двое суток. Усталое лицо Михаила, освещенное панелью приборов, мелькнуло в темноте, и «Уазик» умчался, сверкая габаритными огнями. Артем вошел во двор и присел на скамейку. Вроде бы ничего не делал, а устал так, словно целый день колол дрова. Он развязал натерший с непривычки шею галстук, встал и подошел к веранде. В вечерней тишине было слышно, как внутри пьяным голосом бубнит радиоточка. Парень зашел в дом, снял одежду, взял полотенце с мылом, и в одних трусах вышел во двор. Простился и с этим последним украшением, с наслаждением пригоршней зачерпнул из бочки воды, ополоснул уставшее тело. Ощущая, как по телу проносится бодрящая волна, сунул в бочку голову.

– Спинку потереть? – услыхал он, когда обрел способность слышать. Он неспеша обернулся – шагах в десяти от него, за забором стояла Надя. Неизменный велосипед покоился справа по борту, отсвечивая светоотражателями, которые на местном диалекте именовались «катафотами». Освещенная луной, девушка была похожа на богиню рассвета. Заблудившуюся. Во всяком случае, в ее взгляде было что-то блудливое когда она глядела на него.

Артем неспешно прикрыл свой стыд и срам полотенцем. Трусы одиноко лежали на скамейке.

– Я тебе мерещусь! – спокойно сказал он, – на самом деле я в Перегудах, в объятиях роскошного матраса.

– Тем не менее, ты здесь! – произнесла она, – ведь у меня, в отличие от некоторых, вещих глюков по пьяни не бывает. Так что, прячь свои родимые пятна.

– У меня нет родимых пятен, – сообщил парень, – заходи, что ты там стоишь. А я, пардон, пойду в дом – переоденусь.

Он взял с лавки предмет своего нижнего белья и отнес его в стиральную машину. Быстренько вытерся, надел чистое белье и натянул спортивный костюм. Когда через пару минут он вышел на крыльцо Надежды уже не было. Пожав плечами, он посмотрел в бочке, за ней. Еще раз пожал плечами, вернулся в дом. В поведении этой девушки было что-то странное, даже нелепое. А может она ему и вправду пригрезилась? Как бы развевая туман иллюзорности, зазвонил телефон.

– Алло! – раздраженно сказал он, сняв трубку.

– Для особо мнительных товарищей сообщаем, – раздался в аппарате приглушенный голос с характерными интонациями, – что увиденное вами родимое пятно на указанном месте и впрямь присутствует. Что не дает вам повода делать неправильные выводы.

– Надя, не глупи! – взмолился парень, – что у тебя за манера, приезжать на три минуты, а затем смываться? Тебе что-то было нужно?

– Единственное, что было нужно – убедиться, что некий бабник ночует дома, а не в объятиях Марины…

В трубке послышались короткие гудки. Раздраженность Артема заставила его залезть в холодильник и выпить целых две бутылки «Балтики». Лишь после этого он обрел способность к беспристрастному мышлению. То, что он ей небезразличен – это факт. Только вот высказывает Надя свое небезразличие, мягко говоря, странными методами. Стоп! А что мы вообще знаем о девичьих методах? Когда-то, десять лет назад его супруга воспользовалась другой схемой: ночь – шампанское – залет – женитьба. Тогда так было принято. Один из безотказных способов брака по расчету. А что расчет у девицы оказался неправильный, так это – молодость, неопытность. Второй раз она сделала необходимую поправку, и удача улыбнулась ей. Нынче она супруга столичного журналиста из перспективной газеты с претенциозным названием «Время новостей».

Включив телевизор на канал для полуночников, парень углубился в просмотр фильма «из жизни вампиров». Вампиры сегодня были какие-то вялые, точно невыспавшиеся, да и он предпочитал другие жанры: боевики, комедии, на крайний случай, мелодрамы. Посмотрев эту тягомотину минут двадцать, Артем вырубил телек и завалился спать. Сон пришел моментально и подарил ему чудесное приключение в колхозном саду, где главными героями были он и вездесущая дочка главного инженера – Пешеходова Надя. Он до исступления целовал то самое родимое пятно, а сзади стоял Мустафа и снимал действо на новую цифровую камеру от Canon. Вообщем, парень был несказанно рад, когда его разбудил телефонный звонок. За окном утро было в самом разгаре – орды комаров стучали головами в стекло, просясь в тепло и уют. Артем показал им кулак и снял трубку.

– Тёма! – раздался в утренней тишине голос Наждачного, – слава богу, ты дома!

– Ну, можно сказать и так, – без особого энтузиазма ответил Орлов, – он уже знал, что последует дальше. Краткая интермедия и полный патетики финал.

– Косилка эта импортная сломалась, едри ее мать! – хрипел Николай, – не заводится никак! И ПИМы [19] ждут! Четыре штуки! Хлопцы пока в карты гуляют, но вот-вот за вином побегут! Так я присылаю за тобой машину!

– Присылай! – зевнул Артем, – но учти, я еще не пил кофе.

– Какое кофе! – заорала трубка, – ты сначала косилку почини, а потом хоть коньяк пей!

Прибыв на место, парень обнаружил в беседке четверых трактористов и оператора немецкого силосоуборочного комплекса и, в отчаянии рвавшем на себе бакенбарды. Трактористы смачно шлепали картами и обсуждали, как обгадится директор, если новая косилка дала дуба. Оператор – злополучный Вовка Горох подбежал к Артему и, щедро пересыпая свою речь ненормативной лексикой, стал рассказывать, что долбаный «немец» не желает раскладываться в рабочее положение. Артем тут же сделал Наждачному втык за неправильный анамнез и потребовал голосом старшего ассенизатора из всемирно известного анекдота:

– ФАК [20]!

– Чего? – не понял Горох, – ты кого посылаешь?

Трактористы перестали шлепать картами и вытянули тощие шеи из беседки.

– Тьма-тьмущая! – махнул рукой Артем, – я сказал не Fuck, а FAQ, чувствуете разницу?

– Я тебе, падла, сейчас яйца оторву, – пообещал Горох, – и ты почувствуешь разницу. Между мужиком и бабой.

– Будешь сморкаться, не починю твою сноповязалку! – гордо выдал Тема, – и я в десанте служил. Мне не так-то просто яйца вырвать.

– Зае…ли! – заорал Наждачный, – что ты там про «фак» говорил! Это что такое? В комплект входит?

– Конечно, входит! – заорал уже Артем, – «талмуд» давай! Справочник по этой хрени на колесиках!

– Так бы и сказал! – обиделся Николай, – не мог по-русски толком объяснить, что тебе нужно? Факаешь, точно пьяный поц на всех. Володя, давай книжку!

– А толку? – свесился из кабины Горох, – она на английском языке. Даже не на немецком.

– Ты что, по-немецки понимаешь? – удивился Наждачный.

– Пару слов, – не стал скромничать Горох, – ругательных. Я в Германии служил.

– Идиот, – пожал плечами Николай, – давай книгу.

– В зеркало глянь! – отозвался Володя, – вы же с Пешеходом эту косилку покупали. Нельзя было инструкцию на русском языке вытребовать?

– Эта косилка нам по лизингу перепала! – огрызнулся Наждачный, – у совхоза никогда столько денег не будет, чтобы немецкий комплекс сразу купить.

– Тихо вы! – прикрикнул на спорщиков Артем, – Чапай думает.

– Гля! – изумились трактористы, – наш электрик на английском читает!

– Не-а! – раздался другой голос, – он просто буквы знакомые ищет.

Наждачный бросил в их сторону уничижительный взгляд, и пролетарии умолкли. Тем временем Артем добрался до электрической схемы распределения электромагнитых клапанов и принялся рассматривать условия перехода комплекса в рабочее положение. Затем согнал Гороха с кресла оператора и уселся сам.

– Заведи! – сказал он.

Володя повернул ключ зажигания, и огромный механизм ожил. Компьютер тотчас засвистел, запереливался разноцветными огоньками.

– Бля! – укоризненно сказал Артем, – ну вот же надпись: «Неисправны предохранители «Фу один тире три».

– И все? – удивился Горох, – так мы сейчас заменим!

– Погоди, – раздраженно перебил его Артем, – нужно ведь узнать, отчего они сгорели. Эти предохранители отвечают за подачу сигнала на клапаны выдвижения консоли с силосопроводом в рабочее положение. Пошли шланги смотреть!

Словно два паука, Володя с Артемом поползли по комплексу, провожая взглядом змеевидные шланги с заключенной внутри электропроводкой. Часть пути шланги проделывали внутри металлической рамы, а часть – поверх ее.

– Стоп! – сказал вдруг Горох, – смотри!

– О-па! – воскликнул Артем, – вот и неисправность.

Неизвестно каким образом, но, вырвавшийся из режущего аппарата камень, перебил оба шланга и застрял между элементами сочленения рамы. Орлов быстро извлек все три провода, зачистил их и соединил, напоследок обмотав изолентой.

– Никола! – крикнул он вниз, – притащи кусок гофрированного шланга на пятнадцать миллиметров!

– А длинна? – спросил Наждачный.

– Где-то с метр.

Николай убежал на склад. Снизу трактористы, уже прекратившие карточные забавы, смотрели на копошащихся Артема с Володей.

– Горох, так что, дело будет? – крикнул Саша Князев.

– Будет! – кивнул Горох, – это вам не Буслик. Вина не попьете.

– Эй! – крикнул Саша, – отзывайте Крылова с «дистанции» – фальстарт!

Петька Маркевич сорвался с места и ринулся к дырке в заборе. Из нее, через недавно скошенный луг, было хорошо видно, как Санек самозабвенно лакает «чарлик» из горлышка. Сделав жест рукой коллегам, Петька вновь направил свой взгляд на шкодливого гонца.

– Шо такое? – спросил подбежавший Володя Князев, – Санек ногу сломал?

– Санек совесть потерял, – ответил Маркевич, – сзади валяется. А вон он и сам, без совести.

Увидав скультурно-монументальную композицию «Процесс распития чужого вина в одночку», Володя громко и презрительно свистнул. Услыхав такое дело, Санек дернулся и моментально забросил недопитую бутылку в кусты, а сам согнулся в три погибели и принялся что-то искать в траве.

– Вот, козел! – присвистнул Петька.

– Это же он наше вино недопил и выкинул! – в священном ужасе прошептал Володя, – пусть бы лежало в кабине – в другой день употребим.

– У Санька не залежится! – кивнул Маркевич.

Глупо улыбаясь, Крылов возвращался обратно, шестым чувством ощущая опасность, исходящую от забора. Возле дырки он немного постоял в нерешительности, затем сделал робкий шаг на территорию.

– С приездом! – хором воскликнули Князев и Маркевич, – устал с дороги?

– Чяво? – не понял Санек.

– А вот чяво! – размахнувшись, Петя сунул кулаком прямо в пузо бедолаги.

– Прими и от меня! – перекрестившись, Князев пустил свой кулак в режим свободного полета.

Встретившись с челюстью Санька, кинетическая энергия полета кулака погасилась, превратившись в тепловую, а часть ее поглотилась башкой Крылова, заставив ту прилично дернуться. Санек испуганно закрылся авоськой с бутылками и жалобно проблеял:

– Парни, вы чего?

– Того! – ответил Петя и отобрал у него авоську, – пошли, Володя. Вечером выпьем.

Мужики повернулись к поверженному Крылову спинами и пошли по направлению к своим тракторам.

– Погодите, а как же за ноги!?! – крикнул им вслед Санек.

– За ноги ты уже получил! – бросил Володя, – если мало, можем добавить.

Санек похлюпал носом, постоял еще немного, а затем вернулся обратно к кустам – вдруг в недопитой бутылке еще что-то осталось!

Тем временем ремонтные работы на импортном механизме были завершены: Артем собрал свои немногочисленные инструменты, а счастливый Горох завел косилку и повращал «хоботом» – так на местном наречии обозначали «силосопровод».

– Крутится! – крикнул он из кабины.

– Тоже мне, Галилей! – фыркнул Артем.

Вовка укатил заправляться, а наш герой дал небольшое интервью случившемуся здесь Бегунку.

– Ну как? – спросил загадочно Виктор.

– Ну, если в профиль – то одно, а если с вместе с тем, однако же, то как бы чего не вышло! – рассеяно ответил Артем.

– Кабина!!! – выкрикнул Бегунок, – где???

– На кабинном заводе, – бросил парень, – ты, Витя, не волнуйся. Кабину тебе послезавтра привезут. В оригинальной упаковке. Ладно, извини, мне некогда – шмотки постирал с вечера, еще не высохли.