Текст книги "Курс оверклокинга для операторов машинного доения."

Автор книги: Дмитрий Беразинский

В дверь позвонили.

– Искренне надеюсь, что это не сектанты! – прорычал Артем.

Нужно было все-таки агиитировать народ на закупку и установку в подъезде кодового замка. Не против бандитов с мешками гексогена, а в первую очередь против пьяных свинорылов и таких вот просителей, собирающих по рублю на модернизацию своего молельного дома в храм. Парень сунул ноги в тапки и чертыхаясь побрел открывать. На пороге, вот сюрприз-то, стоял Олег Николаевич Авраменко – новый начальник Петровского РОВД. Погоны его украшали майорские звезды, а руку – авоська с пивом.

– Какой счет? – спросил он, сбрасывая сапожки.

– Три – ноль. Наши халявно ведут. Маннергейм атакует, но забивают почему-то ему.

– Дело Маннергейма обороняться, а не атаковать, – сказал Олег Николаевич, пододвигая кресло. Тут я принес немного. Артем, давай кружки!

Хозяин принес из кухни два бокала: один свой, а другой – гостевой. Достал из холодильника кусок вяленой горбуши, порезал на кусочки. Зарплата на новом месте ему очень нравилась – можно было баловать свой организм прежде недоступными и редкодоступными продуктами. Тем временем Авраменко успел снять китель, а финны – отквитать одну шайбу. На большее их не хватило, потому что проревела сирена, оповестив всему миру, что против русского «авось» логика бессильна. Артем переключил телевизор на нейтральное MTV – там транслировали «горячую двадцаточку», а может быть иную чепуху, не мешающую процессу.

– Ну, как в роли начальника? – поинтересовался Орлов, отпивая половину бокала «Днепровского темного».

Майор пожал плечами и вгрызся в рыбий хребет.

– Куй [32] его знает! Пока спокойно, так я хороший. Но, не приведи Господь, что-то случится – сразу шерсть драть начнут и хвост на руку накручивать. А хозяйка твоя где?

– В Березовку укатила. Папа Пешеходов отмяк и подарил ей подержанный «Форд-Мандела»…

– «Мондео» – поправил Олег Николаевич, – а то в твоей интерпретации матерщина какая-то получается.

– И ничего не матерщина – это фамилия первого чернокожего президента ЮАР.

– Да? А где это? – полюбопытствовал Авраменко, осушая бокал.

– На юге Африки. Ты придуриваешься, или в самом деле не знаешь?

– В самом деле придуриваюсь. А ты что же с ней не поехал?

Артем вновь наполнил бокалы и принялся чистить воблу.

– Черт его знает! – сказал он наконец, – надоела мне деревня за полгода. Город, он как-то благородней. Пусть даже такой небольшой, как Петровск.

– Это потому что страна до сих пор стоит задницей к деревне, – пояснил майор, – вот сам посмотри: город берет (можно сказать, отбирает) у деревни мясо, молоко и хлеб по смешным ценам. В городе все свежее и по нескольку сортов, а вот в деревне…

– Да уж! – вздохнул Артем, – хлеб такой завозят, что рыба клевать не хочет. Да и мясные продукты редко бывают приемлемого качества. О культуре обслуживания я вообще молчу.

– Как и культуре приобретения, – подтвердил ехидно гость, – а я вот очень долго не могу понять одну вещь: пьянство – оно выгодно государству, али нет.

– Кто его знает! – задумался Артем, – слишком уж глобальная проблему ты зацепил. С одной стороны, пьянство невыгодно: криминогенная обстановка, низкое качество производимой продукции, больное потомство, малая продолжительность жизни.

– Вот-вот! – подхватил майор, – теперь смотрим плюсы: низкий уровень общественного самосознания – значит, политическая аморфность; стабильные поступления в бюджет от торговли низкокачественным спиртным; малая продолжительность жизни – не нужно выплачивать пенсии; пьянство на рабочих местах – не нужно выплачивать премии… и так далее! А в сельской местности данные факторы возводятся в ранг неписанных законов. Когда коллектив состоит на три четверти из бухариков, с ним можно делать все, что угодно. Не считаясь, с общественным мнением, ибо залетчики молчат, а «голос единицы тоньше писка». И живут у нас сатрапы-директора и председатели, и молча глотают под вино обиду работники.

– Радостная картина! – скривился Артем, – но в Березовке еще терпимо. Пьянствуют не три четверти…

– А всего лишь половина! Согласен! Ты не был по другую сторону железной дороги – на северной стороне района. Там колхозы-совхозы дохленькие, главные инженеры и агрономы сами на тракторах сеют и пашут, а простой народ бухает. Те кто остался, естественно. Умные все посмывались вместе с целеустремленными, и вот как прикажете подымать такой колхоз! Никто туда и ехать не хочет! Помнишь, как в «Золотом теленке» говорил инженер Талмудовский? «Квартира-свинюшник, театра нет, оклад… Извозчик! Пошел на вокзал!»

– Ага! Свинюшник ему точно дадут, театр – на работе бесплатный, оклад – в счет будущих побед. Плюс отсутствие выходных и ненормированный рабочий день. Это – тюрьма. Мне так по-секрету сказал главный инженер в одном колхозе.

– Нет. Это не тюрьма, – авторитетно заявил Авраменко, – это – каторга! В тюрьме условия гораздо лучше. Причем, для некоторых – это добровольная каторга, что хуже всего. Понимает человек, что больше он нигде не нужен. Да и в деревне домишко имеется, участок, живность кое-какая. Это все, брат, привязывает.

– Да! – протянул задумчиво Орлов, – окончил парень школу, пошел работать в колхоз. Учиться в школе за одиннадцать лет надоело, охота самостоятельной жизни отведать. Затем армия, а после опять колхоз… день за днем, без выходных, да самой пенсии… отпуска исключительно зимой. Бр-р! Я правильно сделал, что дал тягу!

– Правильно! – подтвердил Олег Николаевич, – но у тебя и склад ума иной, и характер. Чтобы быть крестьянином и получать от этого наслаждение… это… это не знаю, кем это нужно быть!

Внезапно собеседники осознали, насколько странно и смешно выглядят беседы о счастье деревни на городской кухне, и сконфузились.

– Да уж! – допил свой бокал Артем, – вот всегда так у нас. Интеллигенция бунтует, но на кухне и чтобы никто не слышал.

– Какая из нас интеллигенция! – хмыкнул Авраменко, – оба на государевой службе.

– И оба в народ сходили. Каково там, в народе, господин майор?

– Хреново в народе, – ответил начальник милиции, – а ему трудно. Пора бы, наконец, государству повернуться лицом к селу и его обитателям.

– Иначе народ озвереет и может вздрючить государство, – сделал вывод Артем.

– Это они всегда запросто! – подтвердил майор, – все на свете сломать мы сумеем. Со стройкой вот тяжелее – плохо еще получается строить. Ладно, хозяин, пора и честь знать. Не грусти тут, и я не буду.

Авраменко попрощался и убыл в направлении Останкино, а Артем вышел на застекленную лоджию и глянул вниз – где шумел вечерний город. За светящимися окнами его граждане совершали ежедневный обряд: мыли руки, приходя с работы; садились за стол и ужинали; а после укладывались на диваны и мягкие уголки, усаживались кресла и шезлонги, подвергая себя добровольному «зомбированию» путем просмотра телевизионной жвачки. И он вновь стал кусочком города, его неотъемлемой частью. Жизнь в Березовке промелькнула и закончилась, словно ночной кошмар, а все приключения утвердили его лишь в одной мысли: каждому человеку соответствует свое время и свое место. Иначе никак.

Артем вернулся в комнату и снял с книжной полки толстенный фолиант. Раскрыл на первой попавшейся странице и прочел строки откровения из Агни-Йоги:

 
«Птичий свист прервал минуту отдыха. Почему напряглись
птицы в ранний час? Они дерзнули, услышав хвалу дерзновению.
Никто не сказал им, что их обыденный, свист не увеличит их
дерзновение. Оглушая обыденностью, тьма кричит. Тьма не
выносит дерзновения Света.
Когда напряжены весы Владыки, рано проснемся, чтоб
взвесить, как проводили день прошлый. Отберем самое
дерзновенное, чтоб эти зерна отягчили чашу. Огорчение старого
мира прибавим, ибо его тяжесть нам полезна. Приложим насмешки
невежества, каждая из них отяжелит чашу правды. Если найдем
угрозы и покушения, не забудем приложить их к наполненной
чаше. Что же заставляет колебаться весы? Чем же наполнена
чаша обвинения? Какие жалкие серые лохмотья наполнили чашу
суда? Как засохшие, сорные листья прошлой зимы, громоздятся
проклятия обыденности – сор прошлого дня.
Торжествуйте, дерзания, ибо самое крылатое осилило
осуждение».
– Нихрена не понятно! – признался он своему откровению в зеркале, – видать, Свет также не выносит дерзновения Тьмы.
 

Липень

июль – декабрь 7513 г. от сотворения мира