Текст книги "Сборник рассказов"

Автор книги: Дмитрий Щербинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Вот лежит один, которому вскоре присвоили номер "А1", лежит, и пытается вспомнить свою прошлую жизнь – все, как в тумане... гораздо ярче воспоминание, как был он Джованом вторым, как задумал создать рабов и капнул на кристалл – бирюзовая вспышка и удар по голове; потом избивал его такой же Джован, наконец, в полубессознательном состоянии – вновь вспышка и очнулся он связанным, в стонущих рядах. Он не чувствовал себя больше Джованом Симероном, все затмевал ужас; и еще заискивание перед этими Везелвулом и Мефистофелем. В рядах себе подобных он чувствовал себя в как грязи, и хотел как-то приблизиться к тем двоим – не связанным, способным дать ему голодному, ослабевшему, и еду, и какую-то власть.

– Итак! – кричал, презрительно ухмыляясь, Мефистофель. – ... Кто из вас хочет заслужить нашу благосклонность? Кто хочет услужить нам и подняться из общих рядов?

Тот, кого назовут "А1" первым закричал:

– Я! – он еще испытал отвращение к самому себе, еще вспомнил себя Джованом Симероном, который отмечал свой двадцать второй день рождения в облаке космической пыли; но как вспомнил, что было дальше, так такая его боль и отчаяние схватили, что понял – если будет дальше об этом размышлять, да вспоминать, так скоро сойдет с ума.

– Я!.. Я!.. Я! – раздалось еще несколько запоздалых голосов, но Везелвул и Мефистофель уже подхватили А1 и поставили его, стонущего, на ноги.

– Ты должен опробовать фрукт! – ровным презрительным голосом говорил Мефистофель, вглядываясь в избитое, подрагивающее лицо.

А1 истово закивал:

– Хорошо, хорошо. Только не бейте меня больше, а фрукт я и сам хотел попробовать...

– Хорошо... Друг Везелвул, будь добр, сходи за этим плодом...

Вскоре, дрожащий от ужаса А1, впихнул в себя похожий на огромный персик плод и заискивающе взглянул на Мефистофеля – он сразу понял, что большей волей и, значит, властью обладает он.

А Мефистофель поднял руку над дрожащей, стонущей толпой и мощным голосом рявкнул:

– Эй вы! Видите, как услужил нам того, кого нарекаю А1! Отныне он главный надсмотрщик, он получает привилегии: избавление от телесных наказаний, от сдачи крови на размножение!

А1, который совсем не давно, молил только о том, чтобы не били его так сильно, да чтобы накормили его; теперь склонил голову, а потом, чтобы заслужить еще какого-то большего блага, даже пал на колени.

– Вот так! – передернувшись от отвращенья кричал Мефистофель. – Каждый из вас может выделится над общей массой. В дальнейшем понадобятся новые надсмотрщики; потом и войсковые командиры. Так что вы – первые наши слуги, если будете верно служить, избавитесь от телесных наказаний и получите такое же благо, как А1.

Один из лежащих истерично захохотал, попытался подняться, выкрикивая страшные ругательства – его воспоминания, и размышления над тем, кто он привели в безумие. Теперь он крутился, выкрикивая бессвязные слова и все пытался подняться.

А1 вскочил, взглянул на этого, по его мнению ничтожного, грозящему ему лишится всех благ, истово поклонился Мефистофелю, бросился к безумцу и со всей силы ударил ему ботинком в висок – выпустил часть накопившейся к чему-то неопределенному злобе; желая показать этим избитым, что он не такой, как они, что он... пусть не Джован Симерон, но, хотя бы А1.

Безумец затих навсегда, а А1 уже стоял на коленях перед Мефистофелем.

– Хорошо. Хорошо. – испытывая отвращение к этому "низшему существу", процедил сквозь зубы Мефистофель. – На усмотрение Везельвула – выбери трех для сбора плодов и трех надсмотрщиков за ними.

Везельвул наугад ткнул в избитые ряды рукой и вот уже стоят перед ними, смиренно склонив головы сборщики плодов С1, С2 и С3 и младшие надсмотрщики Б1, Б2 и Б3.

Они отправились в изумрудные заросли; набрали там сколько могли унести плодов, и вернулись. При этом никто из них и не думал бежать: они знали, что где-то поблизости корабль, который, потом надо захватить, но пока недостаточно для этого сил. Все ждали нападения врагов.

Избитые, голодные, находящиеся на грани умопомешательства, а некоторые уже и перешагнувшие через эту грань – они верили, что сила в руках Мефистофеля и Вазелвула, что если вздумают они бежать, то их нагонят, изобьют еще сильнее чем прошедшей, ужасной ночью.

В каждом из них еще жил Джован Симерон, но был он затоптан, загнан в угол чудищем по имени ужас. В каждом из них жил еще Вазелвул жаждущий создать своих рабов – с ненавистью смотрели они друг на друга, с покорностью на тех, в чьих руках (или ногах?) была сила...

* * *

В то время, как испуганный, ослабший, но все-таки довольным таким "благополучным оборотом дел" А1, прохаживался перед угрюмыми рядами рабов – Джован Симерон сидел в позе лотоса, в большом кругу таких же как он Джованов Симеронов.

Созданные им этой ночью, они, как и он, появились в благодушном настроении – некоторые даже, со слезами на глазах, читали только что придуманные стихи и обнимали своих новых братьев.

– Нас так много! – говорил один из них, помнящий, как он сидел совсем недавно, созерцал галактику, сочинял стихи, и уверенный, что, конечно же он – Джован, а все остальные милые, во всем с ним схожие помощники, к которым надо относиться, как к равным. – Нас так много и для каждого оскорбительно было придумывать какое-то имя в то время, как он – Джован Симерон. Так, давайте же звать друг друга просто Джованами или братьями! Джован – поэт, брат – кузнец. Разве не прекрасно?!

Со всех сторон полились улыбки, и одобрительные реплики.

И вот теперь они сидели друг против друга, звали друг друга Джованами и братьями; при этом считали только себя Джованами, но все же, соблюдали это почтительное обращение: во-первых – из-за того, что они действительно не испытывали какой-либо неприязни к своим двойникам; а во-вторых – понимали, что без этих "двойников" никогда не удастся починить корабль. Время от времени лицо какого-нибудь Джована омрачалось мыслями о том, что же делать, когда корабль будет починен, но вот вновь появлялась улыбка и лились приветливые слова.

– Прежде всего, надо выяснить, что сталось с тем первым, который сбежал от нас. Пусть выступят добровольцы-разведчики.

– Могу и я пойти. – поднялись разом несколько Джованов Симеронов.

– Во-вторых. – подхватил один из сидевших в кругу. – Нам надо построить какие-нибудь укрепления и жилища.

– Ведь здесь могут обитать и животные.

– Хорошо. – кивал один из них. – Пусть некоторые займутся строительством; хижины можно плести из местных растений.

– Хорошо. Надо создать еще сотни две братьев, которые отправятся к холмам, искать рудные выходы. Я сам пойду с ними... Не забывайте: планета по большей части состоит из металлов; отчего и притяжение, как земное.

– Да уж помним, помним. – с мягкой улыбкой смотрели на своего "двойника", сразу пара дюжин Джованов.

А сам первый Джован сидел, как и все в позе лотоса, улыбался и уж не знал: может он и впрямь не Джован? Может и впрямь, двойник? Столько их, таких же, как он, говорящих его языком, слагающих стихи, которые еще только вертелись в его голове. Огляделся и понял, что часть Джованов прибывает в подобных гнетущих рассуждениях.

Кто-то предложил разделиться на группы: и оказалось, что никто не хочет плести жилища из растений и идти на разведку; зато все Джованы хотят идти в холмы, искать руду...

Пока думали, что делать создали еще две сотни Джованов, а потом, наконец, решили построить их в две колонны по двести "братьев" и бросить жребий-лист. Колонне в которой стоял Джован выпало идти на поиски руды. Ну а из второй колонны быстро нашлось десять добровольцев, решивших, что лучше уж пробраться к противникам (если они вообще есть), чем плести (да еще не известно как) эти хижины...

* * *

Вечером откачали из двигателя одну каплю горючего – и ее хватило, чтобы воспламенить заготовленную изумрудную груду.

Пламень сначала шипел, был почти невидимым, когда же прожег внешние полупрозрачные слои стеблей и впился во все еще пульсирующие сердца растений – стал ярко изумрудным, повеяло жаром, раздался шум, будто где-то кружило целое облако пчел, а в воздухе во множестве повеяли почти не приметные и невесомые пылинки. Сначала их сдували с кожи, да потом бросили это занятие, не замечая, что пылинки, смешиваясь с потом растворяются, впитываются под кожу...

Четыре сотни Джованов Симеронов – все усталые; каждый уже с какими-то своими мыслями, впечатлениями, расселись в несколько рядов вокруг многометрового изумрудного столба.

Сначала, некоторые из них разнесли, похожие на огромные персики, плоды.

– Братья разведчики, вы вернулись? – крикнул кто-то – в ответ тишина.

– Ладно, что их ждать то? Может, и не вернуться совсем. – устало вздохнул кто-то. – Не вернуться – новых создадим. Вы давайте рассказывайте, что за день произошло.

Из каждого отряда вышло по одному добровольцу. Первым начал рассказ один из Джованов, что ходил к холмам:

– Дорога заняла у нас несколько часов. Ветер дул с гор, подгонял нас в спины; такое ощущение, будто огромная ладонь подталкивает в спину. Тогда и задумаешься – к холмам то хорошо идти, а, как обратно то возвращаться! Когда мы подошли к холмам, выяснилось, что не холмы это вовсе, но какие-то огромные растения – может грибы... Склоны их гладкие, отвесные и такого же цвета, как человеческая плоть. Вокруг них чувствуется запах каких-то фруктов; просто сочный, свежий запах... не знаю, с чем его еще можно сравнить... Ладно, когда подошли мы к ним уже почти вплотную, увидели растение высотой метра в полтора – стебель почти черный, а в верхней части расходилось оно чашечкой из которой непрерывно пыльца вырывалась. Но самое удивительное было в том, что растение это двигалось и оставляло за собой бороздку...

– Надо было поймать его! – высказался один из братьев.

– Попробовали бы вы его поймать, когда нет никакого оружия. На корабле, правда, лежит один разрядник, но, надеюсь, никто не станет утверждать, что оружие принадлежит ему?.. Итак, продолжаю. Подошли к склонам, фруктовый запах еще усилился; дотронулись до них – склоны мягкие, и такие, словно в них сердце прохладное бьется; ветер то жаркий, а склоны прохладные. На ощупь – мягкие. Мы попробовали от них кусок отковырнуть; только пробником дотронулись, как в "грибу" (я их "грибами" называть буду), так вот – открылся проход и полетела пыльца, била фонтаном – многих из наших присыпала.

Потом, значит, пыльца прекратилась, а отверстие осталось; смотрим в него: идет туннель, такой что и два человека могли бы разминуться; а стены, точно сердце, пульсируют. Туннель тот вниз заворачивал, но от него еще и многие боковые проходы отходили. Тут вызвалось несколько добровольцев, чтобы пройтись по этому туннелю. И мы правильно рассудили, что уж если идти в этот лабиринт – проходов то сколько! – надо связать веревку. Сходили в ближайшую рощицу, нарвали там этих стеблей, связали их... ну и трех добровольцев, среди которых и я был к этой веревке привязали.

Идем мы по туннелю, а там уж так фруктами пахнет, что и дышать тяжело, голова кружится; потом, правда, перестали замечать – привыкли, значит. Я там даже и стихотворение сочинил, рассказать?

– Нет – давай дальше!

– Что в туннеле то было?!

– До конца его мы так и не дошли – у нас ноги слабеть стали. Ну, стало быть, решили поворачивать.

– Могли бы и дойти!

– Вот вы бы и шли, "братья"!.. Ну, так вот – только собрались мы назад поворачивать; как оглянулся я – ДЖОВАН СИМЕРОН, и вижу: в проходе боковом вроде, как комнатка, в центре той комнатки коричневый стебель поднимается; в верхней своей части бутоном расходится, а в бутоне том, та пыльца, что на нас вначале посыпалась. Подошел я к этому растению; рукой пыльцу зачерпнул – она в ладонях движется, щекотит. Ну, а как вышел обратно пыльца затвердела, как гранит стала, а может и тверже... Вот тогда Я и понял, зачем нам это нужно...

– Да, сразу понял. – кивнул другой Джован Симерон – ведь, он считал, что идея пришла первой к НЕМУ.

– Конечно, мы можем с помощью этой затвердевшей пыльцы залатать днище корабля. – улыбнулся еще один Джован, считавший, что все придумал он.

Еще несколько дюжин кивнули этим "помощникам"...

– Вот. – первый рассказчик протянул темно-коричневую, в форме ладони плюшку. – Мы ее уже пытались разбить, и пробником пробовали – все бесполезно. Если бы там таких растений было побольше – мы уже и сегодня могли бы залатать корабль, но я видел только одну такое.

Вскочил другой Джован Симерон и, оглядев "братьев" созданных, как он полагал им – молвил:

– Если вспомнить "фонтан" который вырвался, когда вы дотронулись до "гриба" пробником, то можно предположить, что в этих лабиринтах находится достаточно подобных комнаток. С другой стороны интересно – почему пыльца не застыла прямо на ваших телах?

– Мы чувствовали щекотку, кожу покрыла коричневая пленка, а потом сразу исчезла.

– Я думаю, что она впиталась в нашу плоть...

– И тут еще в воздухе что-то летает; видите – пепел от жженых растений и кружит, словно живой...

– Да уж – мы надышались тут всяким. Когда вернемся на Землю...

– Так, эту тему пока оставим.

– Тогда скажу я – поднялся один из "строителей". – Сегодня мы опробовали эти стебли: если приловчиться, то из них вполне можно вязать хижины. Примитивные конечно, но от ветра вполне могут защитить. К тому же: нельзя чтобы все было на виду. Каждый из вас тоже имеет право на личную жизнь. Так вот: сегодня создадим еще сотни три "братьев" и общими усильями перенесем корабль к "грибам", там построим крепость... – он повернулся туда, где за светящей ровным изумрудом рощей, мерцали, словно росинками, серебристыми крапинками горы.

– Будем все время увеличивать нашу численность. – говорил Джован какой-то.

– На добровольной основе разделим должности. – с сомненьем голосе проворчал еще кто-то...

– А вот и "братья"-разведчики вернулись!

Из кустов медленно вышли и, не подходя к костру, остановились десять "разведчиков". Испуганными, напряженными голосами говорили они:

– У ваших противников огромная армия; все долина за лесом заполнена кострами, перед которыми сидят тысячи; смеются, громко кричат, грозят в скором времени вымести всех нас прочь. Наше воинство ничтожно против них и потому не вздумайте преследовать!

– Преследовать? – удивился целый хор. – Мы на них и нападать не собирались, но, разве они уходят?

– Нет, нет, нет... – зачастили испуганные голоса. – Только не вздумайте преследовать их!

– Да уж какой тут преследовать! – вскочили почти все Джованы. – Создаем три сотни!

– Пять!

– Ладно – пока пять и сразу уходим к "грибам"!

* * *

Еще днем, когда двести Джованов подошли к грибам, а еще двести пытались скрутить из стеблей хижины; десять разведчиков были схвачены дозорными, которых выбрали Мефистофелем и Вазелвул из рабов.

Этих десятерых испуганных, но все же держащихся с достоинством, подвели к двум "владыкам", которые, словно на тронах, расселись на самых высоких, полутораметровых кристаллах. А вокруг столпились рабы и надсмотрщики; причем, надсмотрщики держали в руках хлесты из изумрудных стеблей, которыми должны были погонять нерасторопных.

– Сколько вас? – спрашивал Мефистофель, глядя на низкое оранжевое полотно заслонявшее небо.

– Много; достаточно много; но мы не угрожаем, а приглашаем; войдите в наше братство. Ведь сора наша произошла из-за незнания. Шок полученный от первого раздвоения был гораздо большим нежели...

– Заткнись! – раздраженно отмахнулся Мефистофель, продолжая разглядывать волнистый оранжевый купол и думать.

Несколько надсмотрщиков, желая услужить тем, в чьих руках была власть, и подняться, как можно выше от рабов – бросились на разведчиков, скрутили их; связали руки лианами; избили, вымещая накопившееся...

Мефистофель не вмешивался; он давно уже укрепился во мнении, что все эти "двойники" несравненно его ниже, что в них главенствуют зверские, первобытные инстинкты; что их использовать нужно только, как примитивных роботов для достижения своей цели – уничтожение "первого двойника – достойного противника, который захватил его корабль, починка корабля и домой к Катрине".

– Сегодня он может выслать за нами погоню. – в раздумьях шептал он. Не так ли, Вузелвул? – не отрывая взора от оранжевого купола, спрашивал он.

Вузелвул молчал – второй, задумавший все это, прибывал во мрачнейшем состоянии; чернота даже просочилась сквозь кожу, вырвалась на лице серыми пятнами: "Какая мерзость вокруг творится; какие они все идиоты – и Мефистофель, и все эти жалкие цифры. Что творят они! Что сотворил я накануне, избивая это несчастное полуживотное! Как после всего этого смогу я вернуться на Землю, предстать перед Катриной... Нет, я не Джован Симерон. Джован Симерон – это бог, которого я видел лишь раз, с которым должен был бы остаться; но бежал и движимый своей гордыней создал демонов!.. Что со мной – может, схожу с ума?.. Как кружится голова, какой плотный, густой ветер... эти лица, мои искаженные окровавленные лица кругом, повсюду... Что про молекулы ДНК?.. Что за мысли лезут мне в голову – все искушения, все зовет меня, чтобы погрузиться в еще больший мрак... Да – я помню ту бирюзовую вспышку – я был рожден по его образу и подобию; он мне дал благость в голову, но я разрушил все; я создал демонов своей гордыни... Какой душный ветер, господи, дышать невозможно... Что же мне теперь делать?.."

А Мефистофель, разглядывая горы, говорил:

– Мне потребуются десять смельчаков, которые вместо разведчиков вернуться в лагерь врага и скажут, что войско мое неисчислимо – награда будет соответственна риску.

Тут же из рабских рядов потянулось множество рук, а надсмотрщики просто выступили вперед и склонили головы.

Мефистофель чувствовал себя повелителем муравейника и оттого испытывал отвращение. Наугад тыкал он пальцем в этих "жалких своих подобий", и те, кого выбирали, улыбались, тут же отходили в сторону, подальше от тех, с кем недавно стояли.

– Ваша задача – убедить противника в нашем численном превосходстве и не допустить, чтобы он направился за нами в погоню. – любуясь постепенно расходящейся темно-оранжевой вечерней завесой, говорил Мефистофель.

Каждый из десяти избранных, стоявших перед Мефистофелем, размышлял примерно так: "Был ли я не был когда-то на планете Земля, была ли, не была девушка Катрина – ничего теперь не ясно, все, черт подери, перемешалось! Быть может – это некая цивилизация проводит эксперимент над моим разумом; но если я хочу выжить, надо, как то приспособится к этим новым условиям. Иначе, опять будут бить; и если не покажу себя -стоять мне в одной колонне с этими "полуживотными, рабами... А ведь и я хотел создать рабов... Нет – это бред какой-то. А может рабы, созданные мной, восстали. Нет – лучше и не думать об этом..."

Итак, через несколько минут, отряд во главе которого на двух больших изумрудных листьях, как на носилках; несли Мефистофеля и Вазелвула, отправился к горам, а лжеразведчики отправились в лагерь к "братьям".

– Быстрее! Быстрее! – кричали надсмотрщики; поглядывали на предводителей, помахивали кнутам, ударяли время от времени спотыкающихся, идущих слишком медленно или неровно "рабов".

И все эти Джованы Симероны "надсмотрщики" испытывали отвращение к тому, что делали; понимали, что поступки их мерзки, но все они ДЖОВАНЫ СИМЕРОНЫ, боялись, как-то неугодно выделится из общей массы – тогда, ведь, другие "эти ничтожества" – набросятся на них, вновь избивать станут; поставят в конце концов в одну колонну с рабами.

А некоторым, как А1, например, сложившаяся обстановка нравилась – это они несли листья с Мефистофелем и Вазелвулом; заискивающими речами пытались вызнать о дальнейших их планах.

– Пока идти, как можно быстрее. – бормотал Вазелвул, разлегшись на листе и разглядывая прояснившуюся в темноте галактику; сейчас в ее серебристом свете он увидел и несколько камешков, неподвижно застывших в небе – на самом деле астероидов, ежесекундно, как и планета пролетающих 3 сотни верст. – Потом пробьем рудники, построите металлургический завод. Изготовите пластину. – он зевнул. – Еще какое-нибудь простейшее оружие; создадим мощную армию, двинемся на противника... Вот, собственно, и все... – промолчал, потом добавил пренебрежительно, как лакомый кусок псам бросил. – Вы станете командирами крупных отрядов; будете есть, пить до отвала; все что захотите делать... только служите мне верой и правдой... – он даже сморщился от отвращения к этим "жалким ничтожествам, готовым на все ради достижения своим мелочных, подлых целей", и Мефистофель глядя на подрагивающую в такт движения "цифр" галактику, осознавал, как ничтожны эти рабы, эти надсмотрщики и даже Вазелвул, против этого светящегося миллиардами звезд ока: "Быстрей бы только вырваться отсюда, да позабыть обо всей этой суете..."

Вазелвул тоже смотрел на галактику и настолько глубоко погрузился в свои размышления, что ничего не слышал, и не видел ничего кроме этого звездного острова: "Я ничтожество... – давил он себя. – ... Я сбежал от бога имя которому Джован Симерон; теперь несчастные обречены на страданья и все из-за моей гордыни! Я возомнил себя богом, хотя он только дал мне воспоминания о блаженной земле и святой деве, кои я по неразумению своему извратил, захотел присвоить себе; в то время, как воспоминания эти и сила божественная были даны мне для самосовершенствования; для постижения новых истин... Прости же мою гордыню, о Джован Симерон создатель! Но что же мне делать теперь, как искупить свою вину, как вернуться в сад мудрости... Думай, думай...

По земле между кристаллов протянулась мягкое и теплое бирюзовое сияние; казалось, теперь, что идут они по огромному, но не глубокому только до колен спокойному морю, которое тянулось до самых гор. При каждом шаге бирюза вихрилась, расплескивалась плавными, медленно опускающимися каплями.

– Эх... – стонали рабы, а потом кто-то из них решился и запел негромким, забитым голосом:

– Мы идем по чисту полю, Впереди громада гор; И горит в сердцах надежда, Что мы вырвемся на бой.

– А ну заткнись, мразь! – рявкнул кто-то из надсмотрщиков.

– Пускай поет. – еще раз зевнул Мефистофель.

– Обретем в горах мы силу, И захватим звездолет, И к родимой, милой хате, Мы отправимся в полет!..

Песенку неуверенно подхватили многие рабы, а потом и надсмотрщики; и пели до тех пор, пока раздраженный Мефистофель не велел им заткнуться и не заснул.

По бирюзовому морю шли они до самого утра; впереди медленно вырастали первые отроги, за которыми громоздились все новые и новые вершины, уходящие в конце концов под самое небо; на склонах серебрились пятнышки, но из-за расстояния не возможно было разглядеть, что это...

* * *

Той же ночью, под оком той же самой галактики, "семь сотен" братьев переходили к "грибам".

Две сотни уместились под звездолетом и тужились, неся эту многотонную громаду; остальные шагали вокруг, поддерживали добрыми словами тех, кто "дабы показать свое расположение к "двойникам", переносил звездолет.

Шли медленно; обходили кристаллы, а когда это было невозможно, переносили прямо через них. Один раз звездолет стал заваливаться на бок и раздавил пятерых или шестерых братьев (в суматохе не разобрали). Поднялись крики; звездолет кое-как выровняли и пошли дальше, не сколько не жалея о погибших – ведь на их место можно создать хоть шесть сотен, хоть шесть тысяч, хоть шесть миллионов! Почти все видели вокруг себя только наделенный речевыми способностями материал, к которому, чтобы он работал, надо относится с лаской с уважением. Немногие, (в их числе и первый Джован) сомневались; видя вокруг такое количество себе подобных: "Быть может и не было ничего? Быть может, все воспоминания – ничто?"

Уже к утру, усталые, измученные дошли таки до "грибов", крутые склоны которых поднимались над ними метров на двадцать – попадались, однако, и такие, которые высились на полсотни метров. В темноте из глубин их шел слабый коричневый цвет, такого же цвета была и земля между ними.

В воздухе стоял сильный фруктовый дух, и без конца слышался шелест, будто мириады песчинок терлись друг о друга.

На рассвете между криками послышались отчаянные крики: десять Джованов Симеронов стояли на коленях перед почти тысячей своих, не изуродованных отражений; на лицах же недавних "рабов" сохранились еще следы ботинок, уже каявшегося в то время Вазелвула.

– Ваших разведчиков захватили! – иступлено кричали они. – А нас заставили пройти к вам; на самом деле у Мефистофеля не такая уж и большая армия, и он уходит с ней к горам. Только не гоните нас обратно! Давайте, все станем братьями!

И некто не пожалел тех десятерых разведчиков; вот если бы на их месте были псы, или даже кролики – жалости было бы куда больше. Здесь же, каждый рассматривал окружающих, как стихию, как море – испарилось из него несколько капель, так и что ж – не жалко. Хотя, в целом, ко всем надо относиться с уважением; но, выделить кого-то не допустимо – все одинаковые, все двойники; кристаллов вон целые равнины, а крови еще больше.

– Собираются завод там построить!.. Железо добывать!.. Армию создавать! – на перебой выкрикивали недавние рабы, желающие присоединиться к этому счастливому сообществу, ну и стать поближе к цели каждого – к кораблю.

– Ушли в горы? – перекатывалось по рядам. – Ну и пусть уходят! Сегодня же начнем строить крепость! Оставайтесь с нами! Сдавайте кровь! День начался! За работу!

С воодушевлением занялась работа. Сначала выбрали место для будущих укреплений; между четырьмя "грибами" высотой от двадцати до сорока метров – была совсем ровная площадка метрах ста в поперечнике; в центр ее и пронесли корабль. Затем сотни три воодушевленные идеей построить непреступные стены, не пожалели своей крови, создали еще около шести тысяч строителей. Огромной толпой пошли в ближайшие заросли, размножили их об кристаллы и нескончаемой вереницей поволокли изумрудные стебли к "грибам"; их сплетали, несли новые – потом поняли, что для всей грандиозности задуманного недостаточно шести тысяч и создали еще двадцать тысяч Джованов Симеронов. Теперь все окрестности кишели одноликими братьями... впрочем, среди них попадались и с лицами разукрашенными ботинками Вазелвула... Ползла и ползла вереница с изумрудными ношами; росли стены между "грибами" и когда стебли касались коричневой поверхности, та слегка приоткрывалась заглатывала край стебля, изумрудный цвет жадно впитывала в себя, а стебли окрашивала в коричневый – они становились такими прочными, как малахитовое дерево с планеты Бурь.

Где-то в пылу этой работы поступило предложение, разом от нескольких сотен Джованов, выделить специальный отряд для размножения фруктов – голод чувствовали все и потому желающих оказалось более чем достаточно.

– Нам нужен руководитель! – предложил один "брат".

– На каждом направлении работ по руководителю! – перебил его другой. – Я согласен стать руководителем продовольственного отряда.

– Да каждый бы хотел!

– А не все ли равно! – презрительно ухмыльнулся один из тех, у кого на лице остались следы побоев. – Вот ты, ты и ты. – он указал на троих. – Не чем не хуже других, вот и командуйте ими. – и он назначил, кто кем будет командовать. И с ним не спорили – решили, что лучше строить побыстрее стены, разводить фрукты, да добывать коричневую пыльцу из "грибов" – все равно, все это мелочи главное, что Я (почти каждый из десятков тысяч) – настоящий ДЖОВАН СИМЕРОН, а кто, будет командовать в этом братском МУРАВЕЙНИКЕ – не важно.

Побывавшие в шкуре рабов, побывавшие и Вазелвулом, испытывали к принявшим их сильную неприязнь; тоже считали их муравьями и кипела в них высвободившаяся злоба: "Все из-за этих двойников! Вся боль, все страдания!" – крутилось в их сметенных мозгах...

К вечеру, строительство стен было почти уже завершено: толстые – до пяти метров, прочные, как малахитовое дерево, высокие – до пятнадцати метров – встали они между четырьмя грибами; огородили площадь в центре которой стоял корабль. За день, усилиями нескольких сотен было разведено, целые горы, похожих на персики плодов – как раз достаточно, чтобы прокормить три десятка тысяч Джованов; зато, с высоты новой стены было замечено, что окрестности были опустошены – ни зарослей, ни кристаллов только ровная, с бирюзовым подсветом земля.

– Не много ли братьев? – вздыхали некоторые.

– Создать легче чем разрушить. – придумал кто-то новую поговорку.

Еще один отряд исследовал внутренности "гриба"; сплели длинные веревки и опоясавшись этими "нитями Ариадны" ходили по колышущимся, заплетающимся в лабиринты туннелям. Было замечено, что все проходы постепенно опускаются вниз, и чем глубже – тем больше разветвляются в какой-то совершенно немыслимый, – как кто-то предположил – охватывающий многие версты лабиринт. Несколько раз в эти подземных, едва освещенных коричневой дымкой переходах, видели подвижные растения из голов которых рывками вырывались семена; только почувствовав приближение Джованов, растения срывались с места и скрывались в коричневом мареве. Искали, конечно, комнатки с растениями, в чашке которых была коричневая пыльца и за весь день нашли только пять таких комнаток – всего пять горстей.

Но и их не стали пока трогать – сначала решили изготовить форму будущей заплатки; чтобы поставить ее у выхода и сбрасывать в нее твердеющую пыльцу.

Примерками, затем изготовлением этой формы занимались сразу несколько "умельцев" в течении всего следующего дня. Форму сплели из стеблей, затем краешком воткнули в "гриб" и когда она затвердела – общими усильями едва этот краешек вырвали.

Сменялись дни и ночи... Вскоре выяснилось, что тридцать тысяч, созданных в желании завершить за один день строительство стен – слишком большое число. Для поиска пыльцы требовалось максимум сто человек – ведь форма стояла у единственного открывшегося прохода.

Итак, сотня, двигалась по проходам; кто-то в принесенным из корабля объемной чертежником, заносил все переходы, да переплетения от "братьев-исследователей". Изредка, несли в горсти порошок...

Форма медленно, день за днем заполнялась. Кто-то посчитал, что до окончательного заполнения, потребуется еще два – два с половиной месяца.

Из-за большого своего числа, Джованы братья, испытывали недостаток в еде. Ведь все окрестности благодаря их стараньям, были освобождены от кристаллов и для размножения "персиков" приходилось бегать на дальние поля. Порой, уходила утром толпа, несущая несколько плодов, и возвращалась уже под вечер, разросшаяся, напухшая персиковым цветом...

Так и жили, стараясь не задумываться ни о будущем; ни от том, что ними происходит в настоящем – находились, впрочем, и такие, которые задумывались – они целыми днями ходили мрачными или же сходили с ума: начинали орать, что "они и только они Джованы Симероны!", что "Они улетят, а все жалкие "двойники" останутся. Такую "выбивающуюся из общего цикла массу" несли к расщелине шириной в метр, которая тянулась неведомо откуда и неведомо куда и дна ее никто не видел – в нее "взбесившуюся массу" и сбрасывали; дабы "не мешала общему трудовому спокойствию". Кстати, эту же расщелину использовали и по особой нужде...