Текст книги "Сборник рассказов"

Автор книги: Дмитрий Щербинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Похоже, все повреждения достались моему собеседнику. Если бы залатать охладительную систему, я бы мог поднять корабль на ручном управлении, ну а там рывок и дом... Катрина... Так, надо осмотреть, эту треклятую "охладилку"

Подпрыгивая на одной ноге, хватаясь за стены, пробрался он в хвостовую часть кораблика, открыл люк, да там и вздрогнул, чувствуя, как выступает на лбу испарина.

Вот черный цилиндр – двигатель: он цел, но оплавленные перекрытия вокруг еще исходили серым дымком, а между ними зияла двухметровая дыра; из перебитой трубы еще вырывалась по капелькам охладительная жидкость, с шипением падала на железо и тут же застывала в синею пирамиду.

– Ну, здорово! – дрожащим голосом прошептал Джован и допрыгал до проема, опрометчиво схватился за его края и, обжегшись вывалился на покрытую бирюзовым крошевом поверхность планеты.

Словно кто-то пилой провел по больной ноге, но на этот раз Джован не потерял сознание; только перевернулся на спину, созерцая нависающий над ним бок кораблика, и небо – светло-оранжевое, ровное. Дышать было тяжело; казалось, что не воздух, но кисель вливал он при каждом вздохе себе в легкие. Таким же тяжелым, обволакивающим словно саван был и ветер, прерывающийся лишь на недолгие промежутки.

– Здорово... здорово... – тоскливо шептал Джован. – Я смогу взлететь на ручном управлении и перенестись за миллионы световых лет к Катрине. Остается заделать только пробоину в охладительной системе. – тут на глаза его выступили слезы. – Ну а для этого, Джован, тебе потребуется совсем немногое: пробить шахту в недра планеты, найти руды А5 и Е67, построить металлургический завод, или хотя бы кузнецу, выковать лист толщиной в метр и весом в полтонны, припаять его к обшивке. Только то и всего – как раз через пять миллиардов лет управишься... Катрина меня подождет...

Он вздохнул и вытер дрожащей рукой слезы, которые жгли лицо.

Затем, перевернулся на спину; и замер так, оглядывая местность.

Кораблик упал на бирюзовой долине окруженной изумрудными зарослями, среди которых, впрочем, попадались и исполинские цветы с радужными лепестками. За зарослями поднимались с одной стороны пологие холмы коричневого цвета, с другой – крутосклонные горы, с зелеными шапками и с серебристыми пятнами.

Бирюзовый цвет мягко излучали прямоугольной формы кристаллы, которые во множестве пробивались из недр. Высота их было от нескольких сантиметров, до одного, а то и полутора метров. Толщина же тоже колебалась от нескольких сантиметров до полутора метров. Кое-где росли они скученно из одного корня, в других же разделяло их до нескольких метров.

– Сложные химические реакции... – бормотал Джован, ползя к кристаллам. – Черт... пошли они все! Мне бы присесть; отдохнуть, черт подери!

Он уже подполз к ближайшему кристаллу высотой в полметра; поднимаясь, схватил его рукой – сначала кристалл обжег ладонь холодом, потом неожиданно стал теплым и ровный бирюзовый пламень в его глубине разгорелся сильнее, стал пульсировать, словно живое сердце.

– Ну, ладно, дружок. – мрачно шептал Джован. – Если ты хочешь меня проглотить, так глотай. Делай, что хочешь, сложная ты химическая реакция, но я все равно присяду на тебя!

И он подтянулся и присел на гладкой верхней поверхности.

Ничего не произошло: поверхность оказалась даже мягкой, как плоть. Джован повернулся к кораблю и осторожно положил больную ногу на ближайший кристалл.

При падении он повредил недавнюю свою рану и теперь не заметил, как капелька крови, скатившись по ноге, коснулась соседнего кристалла...

Он услышал звук похожий на воркование большой голубиной стаи, и почувствовал, как кристалл под его больной ногой вздрогнул, потом стал менять форму.

Взглянул: и поспешил отдернуть ногу, забыв даже вскрикнуть от боли кристалл теперь был куском плоти обтянутой розовой, младенческой кожей. Вот пробились волосы; кожа погрубела, вот выросли руки, ноги, появилась и одежда... не было уже кристалла – на его месте сидел человек.

"Это же мое отражение" – понял Джован, вглядываясь в свои, изумленные глаза – перед собой видел он свою точную копию. Такая же одежда, такая же рана на ноге.

Он не удивлялся и смотрел на это только как на отражение, как в обычное зеркало. Но вот двойник, провел рукой по лбу, вытирая испарину; хотя Джован этого не делал – отражения такого не могут.

– Ты кто?! – он услышал свой изумленный возглас, хотя и не открывал рта – зато открыл рот двойник.

"А ведь и я где-то в глубине хотел задать этот вопрос..."

– Я... я Джован Симерон...

– Стой! – вскрикнул двойник. – Ты откуда взялся!

– Да кто ты такой?! – подхватил его крик первый Джован.

– Ты житель этой планеты! – отодвинулся двойник.

– Ты появился из этого кристалла, ты хочешь вступить со мной в контакт. – дрожащим голосом предположил первый Джован.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил двойник. – Это, ведь, ты появился из кристалла. Кто же ты...

– Кажется, я кое что начинаю понимать...

– Да и я тоже, черт подери!

– Подожди, подожди – значит, несколько моих...

–То есть моих капель крови попали на этот кристалл. Так, но подожди; прежде всего скажи – ты что же; знаешь все про Катрину, знаешь все мои чувства, все чем жил.

– Но ведь ты двойник. Это моя кровь попала на кристалл, точно-точно! Корабль говорил о каких-то сложных химических реакциях в их глубинах. И по видимому, мои молекулы ДНК, каким-то образом попали в него, были расшифрованы и воспроизведены в точную мою копию – то есть в тебя.

Джован второй внимательно смотрел на него:

– Но ведь это я Джован Симерон! Я прекрасно все помню: помню падение, помню, как полз сюда, помню, как клал ногу на этот чертов кристалл. Потом бирюзовая вспышка...

– Вот оно! Вспышка! А я не видел никакой вспышки – я настоящий, а ты: копия, дубликат.

Второй Джован сжал кулак и кое-как поднялся, опираясь о растущий поблизости кристалл:

– Ну уж нет! К черту! – выкрикивал он. – Я люблю Катрину, и ты не смей лезть в мою жизнь! Все разница в нас; то, что я видел вспышку, а ты нет! И вообще, я ничего не видел...

– Ты начинаешь лгать! – чуть дрожащим, но все же более спокойным голосом, чем двойник, говорил Джован первый, он то точно знал, что он настоящий Джован; зато второй помнил эту мгновенную бирюзовую вспышку и страшные сомнения грызли его, хоть он помнил себя Джованом Симероном и никак не мог представить, что он какой-то дубликат, что пару минут назад его еще и не было. Сомнение страшное, жгущее, с ума сводящее...

– Да откуда ты взялся! – завопил двойник, пятясь. – Пусть вспышка, пусть, но ведь... Ведь, это я Джован Симерон! – завопил он, и стараясь держаться подальше от кристаллов, запрыгал к изумрудной роще.

– Да, что же я. – шептал он, прыгая. – Ну, видел я эту проклятую вспышку; ну и что?! Почему это говорит о том, что двойник я?! Скорее настоящий Джован и должен был видеть ее, а дубликат то и не мог ничего видеть – он, ведь, только появился.

Джован второй развернулся и погрозил кулаком Джовану первому, который отползал к кораблю:

– Самозванец! Лжец!

Тут он услышал за спиной знакомый ему звук похожий на воркование большой голубиной стаи, и позабыв о больной ноге, резко обернулся; увидел, как на месте стоявшего у края рощи кристалла взметнулся метров на десять диковинный цветок, распустился радужными, благоуханными листьями.

Вот из листьев другого растения вылетела маленькая, трещащая в полете коробочка, она упала на кристалл; вздрогнула, раскрылась, высвобождая изумрудную пыльцу.

Заворковала голубиная стая и вот на месте кристалла поднимается увенчанный изумрудными листьями стебель.

– Таким образом они, значит, размножаются. – рассуждал вслух двойник. – Да, да; видно – это такой установившийся здесь за миллиарды лет симбиоз: кристаллы принимают молекулы ДНК растений и воспроизводят точную их копию. Чем-то похоже на наше клонирование; только там требуются годы, и двойник только выглядит, как его родитель; воспитание же, характер, разум – все, черт подери, получает он от учителей!.. Но кто же, в таком случае, я? Я не могу быть каким-то двойником, не могу, черт подери!.. Ладно, ладно – пройдем подальше от этого проклятого места...

Подпрыгивая на одной ноге, он углубился в изумрудные заросли.

* * *

Когда двойник запрыгал прочь, Джован первый – пополз обратно к кораблю. И по дороге он увидел вот что: там где полз он по бирюзовому крошеву, лежали теперь бесформенные, дымящиеся, как на сковородке, но заметно подрагивающие куски мяса, меж ними кипела кровь и сокращались вырванные мышцы.

"А ведь это я!" – понял он с ужасом. "-Ведь, это моя кровь попала на разбитые кристаллы и получился разбитый я!.." – он прополз побыстрее к кораблю, сжав зубы, схватился за горячие края корабельной раны и вполз в железные недра.

– Ну, ладно, ладно, Джован, успокойся! – шептал он, уже сидя в воздушном кресле и все поглядывая на выход, все ожидая, что наброситься на него оттуда двойник:

"Размышлять надо логично. Во-первых: чего я хочу? Ясно – убраться отсюда ко всем чертям. Для этого надо починить корабль, а чтобы починить, надо добыть руду и выковать пластину. Во-вторых: в одиночку тебе с этим не справиться и за всю жизнь. Значит, остается одно – размножаться таким способом. Оросить своей кровью не один кристалл, а, скажем, сто. Что ж получится сотня Джованов Симеронов; таких же, как я. Если они точная моя копия то, думаю, нам удастся прийти к соглашению – сначала надо починить корабль, а потом уж решать, кто из нас главный, кто должен вернуться на Землю...

* * *

Двойник в это время стоял среди изумрудных зарослей, перед двухметровым зеркальным листом, разглядывал свое отражение.

– Да это же я: Джован Симерон. Сколько раз точно так вот, видел я себя в зеркалах. А как мы отдыхали с Катриной на Эльтроне! Да разве же можно забыть такое! Да, как же я мог появиться из какого-то камня! Да я же, черт подери, Джован Симерон! Я! Я!

Тут он оступился и вздрогнул от рванувшейся в ноге боли.

– Проклятье! – заскрипел он зубами. – Тот жалкий выскочка, пройдоха, занял мой корабль. – тут он увидел Катрину и, сжав кулаки тяжело задышал. – Я не позволю какой-то дряни из этого кристалла появившейся рушить мою жизнь! Отражение! – он замахнулся и ударил кулаком по стеклянной поверхности листа. Изображение треснуло, разбежалось трещинами, померкло и упало к земле серой требухой.

– Вот так будет и с тобой! – произнес двойник и запрыгал дальше.

До вечера он несколько раз останавливался, сквозь сжатые зубы стонал – рана жгла так, что в глазах мутнело. Несколько раз он видел плоды видом напоминающие в сотню раз увеличенные персики, но не смотря на голод, попробовать их так и не решился. Потом вышел на широкую, усеянную кристаллами долину, за которой поднимались горы.

– Будем рассуждать логично. Чтобы починить корабль, нам потребуется: во-первых – выгнать оттуда самозванца. Во-вторых – добыть руду, выковать пластину и залатать пробоину. Не знаю, смогу ли я справиться со своей точной копий. Быть может, создать еще нескольких, которые были бы верны мне?.. Черт, а ведь он уже наверняка создал! Быть может, они уже гонятся за мной!

Он покосился на заросли, представляя, как выбегает оттуда десяток... нет – сотня! – Джованов Симеронов и набрасываются на него.

– От него всего можно ожидать, черт подери! Мне нужна защита! Создам свою армию, потом уже построю рудники; да – пусть он сидит в моем корабле, все равно – руда где-то в горах! Ха! Будет у меня большая армия, тогда пойду на самозванца... Ну что же, начнем прямо сейчас.

Он запрыгал к ближайшему кристаллу. Положил на него ногу, расковырял рану и, наблюдая, как течет струйка крови проникся таким убеждением: "Пока надо действовать сообща – терпеть этих двойников, тройников и еще черт знает кого! Сейчас – главная цель достать того, захватившего его корабль"

Заворковали голуби и вот из кристалла появился третий Джован Симерон. Он ни сколько не удивился; так как, помнил все-то, что помнил двойник первого Джована. Он знал его последние помыслы: "Главное действовать сообща...", и считал, что это он породил третьего, что это он истинный Джован, и говорил:

– Ну что же, как и решено, будем действовать сообща, а потом уж разберемся, кто из нас кто!

– Не стану с тобой спорить – это мои мысли.

– Я решил создать для начала еще несколько сотен.

– Они все будут спесивы. – оскалился двойник. – Нам не нужно, так много воображающих из себя истинных Джованов Симеронов. Надо указать их место, я создал тебя затем чтобы...

– Это я тебя создал!

– Если начнем спорить – дело заведомо проиграно.

– Да, согласен, черт подери!

– Итак, мы вдвоем должны скрутить следующего. Свяжем его этими лианами. – он кивнул в сторону зарослей. – Наверное придется его бить, чтобы потерял он свою спесь.

– Да, конечно – каждый из этих Лжеджованов, будет помнить только историю своего родителя – для всех общее останется только то, что было до падения на планету. Все остальное – у каждого разное. Так рожденные тем первым двойником, что засел в моем корабле, будут помнить все то, что видит, что чувствует он сейчас, они будут рождаться с его помыслами, а наши, с нашими.

– Правильно, ты хорошо рассуждаешь, помощник.

– Помощник – ты. Хотя, не будем спорить.

– Итак, в следующем Лжеджоване мы должны воспитать подчинение; хоть он и появиться с моими помыслами, то есть сам захочет кого-то подчинять. Но нас то будет двое, а он один. Заготовим какую-нибудь дубинку или камень: как появится, так сразу по голове, скрутим; ну а там посмотрим, что делать дальше...

Так они и исполнили: сходили в рощу, сломали там один из стеблей, отделили от него верхнюю часть – теперь в руках у них появилась увесистая, изумрудного цвета дубинка.

К тому времени раны на их ногах почти зажили – остались только красные рубцы.

– Ну, кто будет капать? – спрашивал второй Джован.

– Давай ты. – предложил третий.

– Черт подери, ведь это я тебя создал! Ладно, давай я. А ты готовь дубину.

Итак, третий Джован встал над кристаллом и замахнулся изумрудной дубинкой, второй же расковырял рану, выдавил несколько капель...

Раздалось воркование и второй закричал:

– Бей же!

Одновременно с этим закричал и только что появившийся четвертый:

– Бей по нему!

Этот четвертый Джован, помнил все то, что помнил Джован второй, он даже помнил, как расковыривал свою рану, как приготовился отпрыгнуть в сторону. Потом эта неожиданная бирюзовая вспышка, сквозь которую он закричал:

– Бей по нему!

И с изумлением услышал рядом свой же крик:

– Бей же!

В следующий миг, в голове его взорвалась изумрудная звезда и оранжевый мир на какое-то время погрузился во мглу.

Медленно возвращалось зрение – склонились над ним двое: он узнал свои лица, попытался подняться и тут обнаружил, что скручен по рукам и ногам.

– Ты двойник! – закричал четвертый Джован, полагающий, что это он прыгал через заросли и расковыривал свою рану.

А тот, кто в самом деле расковыривал его рану, склонился над ним и произнес:

– Не смей возомнить себя Джованом Симероном; коим являюсь я!

Стоящий рядом третий, едва заметно усмехнулся, покосился на второго: мол – мели, мели, все равно, настоящий Джован – я.

Второй же склонился над четвертым и потребовал:

– Так признайся же, что ты есть моя копия, что ты вышел из кристалла, а следовательно, обязан служить своему создателю!

Четвертый Джован стал отчаянно извиваться:

– Да это ты раб! Это ты напал на меня! Развяжи меня и служи, черт подери!

– Ну уж нет! – зло усмехнулся второй, который чувствовал крайнее раздражение к этому: "никчемному двойнику, который знает все его тайны, но является лишь порождением кристалла", он прохрипел:

– Последний раз спрашиваю – будешь подчиняться?

Четвертый вздрогнул, но все-таки ответил:

– Никогда не стану служить своему двойнику, клянусь! Я человек – ты камень неотесанный!

И все же четвертый чувствовал сильный страх – ведь он был связан, ведь он находился во власти этих двух "двойников". Второй же чувствовал только злобу. И еще до того, как он нанес первый удар, они уже были разными: разъяренный второй, испуганный, связанный четвертый и ухмыляющийся выжидающий третий.

Второй Джован принялся бить четвертого ногами...

Не то, чтобы Джован Симерон был садистом, – ну да, раз он, так же вот, ногами, избил укусившего его пса – но только один раз в жизни. Джован был человеком мрачным, неразговорчивым, но никогда не позволял себе распускать руки. Но сейчас он был в невиданной ранее ярости. Сказалось все то, что накопилось за долгие, мучительные прыжки через изумрудные заросли, вырвалось, наконец, отвращение к этим двойникам, смеющим претендовать на его Джована Симерона сущность. И он был твердо уверен, что в этих "двойниках", что-то не так – что-то не человеческое...

Ногами он ударял связанного четвертого в грудь, потом в живот, и наконец в лицо – избиваемый закричал, все пытаясь подняться; проклинал, стонал, а Джован второй входил все в большую ярость; бил его уже без разбора и со всей силы:

– Ты ведь не человек! Ты ведь хочешь убить меня! Меня Джована Симерона! Жалкий самозванец! Получай!.. Ну что – будешь служить человеку... кристалл неотесанный! Черт подери! Получи!

Четвертый испытывал страшную боль – его самого никогда не били; а тут столько отборных ударов! И от боли, и от ужаса, он уже не мог думать связанно; все помыслы его крутились, рядом с примитивными порывами, как то, избавиться от боли и, просто вырваться, убежать куда-нибудь прочь от своих мучителей.

Он уже и не посмел бы утверждать, что Джован Симерон – это он. Главное избавиться от этих ударов, а все остальное – и Катрина, и починка корабля отошли куда-то в сторону.

Избавиться от боли! Приспособиться как-то к этим условиям, подстроиться; но только не испытывать больше эту боль! Хорошо, хорошо – я не Джован Симерон, вы сильные! Пусть будет по вашему, иначе я умру...

Он застонал:

– Я не Джован... я двойник... я подчиняюсь... хватит... хватит...

Разгоряченный, тяжело дышащий Джован-второй присел на корточки:

– Так то! Признаешься! Так я и знал...

Он поднялся и, стараясь не смотреть на ухмыляющегося третьего, выдохнул:

– Ведь у меня не было другого выхода. Понимаешь? Ты понимаешь меня?.. Я не хотел этого делать, но иначе бы ничего не вышло! Иначе и он возомнил бы себя Джованом и задушил меня!.. Ну, что же ты молчишь?!

Третий пренебрежительно ответил:

– Ты хорошо поработал!

– Не знаю, черт подери, что на меня нашло! В следующий раз грязную работу будешь исполнять ты.

– Посмотрим... Так, думаю, следует поколотить его еще раз, чтобы выбить последнюю дурь, а потом пустим ему кровь, да разнесем по кристаллам. Пока потомки первого слуги будут лежать без движения свяжем их. Главное – они все признают наше превосходство... Потом выделим из их среды надсмотрщиков – ведь ты понимаешь, что каждый из них захочет теперь подняться повыше и каждый будет ненавидеть, но главное у них теперь все же – страх! Так я говорю, компаньон?

Второй Джован вздохнул – в глазах его плыли темные круги – он устал, он чувствовал отвращение и к этому жалкому, избитому, стонущему, молящему о милости; и к самому себе.

Третий сказал спокойно:

– Одного из них еще заставим попробовать плод – ты знаешь, на персик похожий...

Четвертый застонал, зашевелился; и вместе с кровью выдохнул:

– Помилуйте... довольно... довольно...

– Надо его еще отделать, чтоб уж наверняка – усмехнулся Джован третий.

Он усмехался, потому что чувствовал свое превосходство и над избитым, и над тем, кто его избивал. Ведь, он был уверен, что Джован – это он. А все остальные просто исполняли его волю.

* * *

На этой планете, несмотря на отсутствие солнца все же происходила смена дня и ночи. Оранжевая оболочка под действием беспрерывных ветров вращалась над планетой и часть ее была более плотной, испускающей больше тепла и света нежели другая – разряженная.

Джован первый, отполз на два десятка метров от корабля, чтобы не чувствовать вонь горелого мяса получившегося из бирюзового крошева. Несколько раз он оглядывался на изумрудную рощу, все ожидая, что выскочит оттуда двойник. Раз он даже закричал:

– Если ты, выходи! Нечего прятаться! Выходи, выходи! – в ответ только новое растение поднялось на месте кристалла – в это самое время Джован-второй стоял перед бирюзовой долиной, в нескольких верстах от корабля и, усталый и раздраженный, воображал, что за ним уже гонятся Лжеджованы; – замышлял создать себе воинов и рабов, чтобы они защитили его...

И первый Джован, глядя на заросли тоже воображал, что двойник его уже создал целую армию и выйдет сейчас; захватит корабль, улетит на Землю, к Катрине, а его навсегда оставит на этой планете.

– Да кто он такой? – в раздражении шептал Джован первый, глядя на рощу. – Самозванец! Двойник из кристалла, но человек то я! Моя жизнь это, черт подери, моя жизнь!

И тут ему, как и второму Джовану, пришла идея создать подчиненных рабов, роботов, пусть и с его внешностью, но покоренных.

– Наверное, придется применить силу. – бормотал он, переворачиваясь на спину.

Так он остался лежать долгое время, созерцая спокойную оранжевую высь. Постепенно ветер сдувал плотные слои газа в сторону гор и медленно-медленно проступало черное, беззвездное небо. Там, в выси этой, над головой Джована, смотрел сотканный из миллиардов звезд глаз. Он виделся Джовану печальным, и завораживающим осознанием истинных его размером. Где-то там, среди звездных пылинок был и его дом... в какой неизмеримой дали! Он смотрел на галактику и уходили из него и страх, и злоба, и напряжение. Оставалась светлая и глубокая печаль.

– Я вернусь к тебя, любимая. – прошептал он негромко, протягивая к галактике руку. – Да, и с крови моей взойдут новые Джованы Симероны, но не для вражды; для дружбы. Вместе мы починим этот корабль; не будем спорить – будем работать. Да и как ничтожны были бы все наши споры перед тобой, галактика.

Прошептав так, он поднялся, прошел к ближайшему кристаллу, расковырял рану. Голубиное воркование показалось ему прекрасным, предвещающим прекрасное звуком. Он распахнул объятия навстречу появившемуся из кристалла двойнику, улыбнулся; и тот, знающий и чувствующий то же, что и первый, распахнул навстречу ему свои объятья.

Одновременно один из них сказал:

– Здравствуй, друг мой!

А второй:

– Здравствуй, брат мой!

Они уселись на земле; подняли головы к светящемуся в полнеба печальному оку, помолчали некоторое время, созерцая.

Первым заговорил двойник:

– Мы никогда не должны спорить, кто из нас истинный.

– Это приведет только к вражде. Ведь и ты считаешь себя Джованом?

– Конечно, как и ты...

– Ладно... Оставим это. Сейчас, под взором галактики разойдемся по этому полю; создадим до утра сотни две, три себе подобных...

– А о еде ты подумал? Глядя на такую красу, конечно о еде и не думается, но все же – найдут ли они чем себя прокормить? Не обрекаем ли мы их на голодную смерть. Они проклянут нас.

– Нет, не проклянут. Каждый из них будет считать, что он все это придумал. Каждый, будет помнить этот вот разговор. Что же касается еды если в джунглях есть хоть один съедобный плод, мы его сможем воспроизводить сколько угодно с помощью кристаллов. Прости, конечно, что я тебя создал не проверив это...

– Нет – это ты прости мою трусость. Я, ведь побоялся пройти в заросли один. Боялся, что нападет на меня тот... Ладно, оставим...

Разговаривая о величии галактики, направились они к изумрудным зарослям, которые засветилась – стебли растений оказались полупрозрачными и в каждом медленно пульсировало длинное, от корней и до вершины, сердце. Непрестанный дневной ветер теперь утих, и в воздухе пахло чем-то незнакомым, сочным.

Лица Джованов казались изумрудными, полупрозрачными, в глазах, как у кошек, вспыхивали зеленые искры.

Вскоре они нашли плод, напоминающий огромный персик.

– Давай одновременно

– Нет, лучше уж останется один, чем вообще никого не останется... Предлагаю бросить жребий... Только вот как?

– Я кое-что придумал. – Джован первый сорвал еще лист. Одна его сторона была стеклянной, другая – темно-зеленой, мохнатой. – Какую выбираешь?

– Мох.

– Значит я – зеркало. – лист закружился в воздухе и наконец упал на изумрудную, плотную травку – упал стеклянной поверхностью вверх и тут же распался темной пыльцой.

Через некоторое время они вновь вышли под озаренное звездным оком небо.

– Тебе страшно было первому пробовать.

– В общем – да. Но по вкусу, как смесь персика и дыни. Еще согревает, по жилам, как от вина, тепло бежит, но хмели нет.

– Согласен с тобой.

– Лучше бы ты не пробовал. Мало ли: может – все-таки яд; может действие только через неделю проявится.

– Ну, к тому времени все равно пришлось бы их попробовать. Лучше смерть от яда, нежели от голод.

Постояли некоторое время, подняв головы вверх.

– А ты тоже умеешь сочинять стихи? – спросил Джован первый.

– Да, умею, так же, как, впрочем, и ты...

– Ну, ты все мои стихи знаешь.

– И ты тоже все мои стихи знаешь.

– А можешь под этим небом придумать что-нибудь новое?

– Отчего же нет; придумал, когда жребий выпал мне – помнишь, как задумался?.. Ладно, слушай.

– Мне выпала тяжкая доля,

Быть может, уйду навсегда,

И светлый двойник в нашем доме,

Обнимет, обнимет тебя...

Двойник вздохнул и в глазах его вспыхнули слезы.

– Это испытание навело тебя на столь печальный лад. – ободряюще улыбнулся Джован первый. А я, пока смотрел на небо, сочинил совсем иные стоки:

– Только в отдалении, понимаем мы,

Как близки нам родины тучные холмы.

Только в одиночестве, понимаем мы,

Как согреют сердце, милые черты.

– Ты про Катрину вспоминал? – спросил двойник.

– Да, в общем – да. – молвил Джован первый.

– И я тоже вспоминал... Ладно, ладно – все, расходимся.

– Сделаем по десятку. Потом, каждый из этого десятка пусть сделает еще по десятку. Двух сотен пока хватит.

* * *

Джован Симерон второй и третий – оба усталые, голодные сидели под небесным оком, время от времени смотрели бросали на эти мириады звезд и туманностей взгляды, но тут же опускали глаза – было страшно смотреть в эту бесконечную высь и вспоминать совершенное:

Джован третий придумал использовать листья для переноски крови "раба". Они сложили листья лодочками и без труда набрали из этого четвертого, лежащего без движенья, с неузнаваемо распухшим лицом, достаточно крови. Они разносили эти капли по ближайшим кристаллам, и когда, появлялась там копия избитого раба, связывали заранее заготовленными изумрудными стеблями. Так сделали около полутора сотен...

Даже третий, чувствующий свое превосходство над этими "булыжниками"; чувствовал некоторую неприязнь к самому себе.

– Натворили дел. – прошептал он, глядя себе под ноги и тут же попытался себя успокоить, даже посмотрел на галактику. – Но они, ведь все двойники... Ведь они – это создания из камня. В них есть только мой облик, и воспоминания, а так они пустышки. Так я говорю?.. – он вздрогнул и вновь смотрел в траву.

– Ну, раз начали падать, теперь за воздух не зацепишься. – слабо прошептал второй. – Ведь ты тоже можешь сочинять стихотворения?

– А кто ж, черт подери, ха-ха, их может сочинять. – нервно отвечал третий.

– Значит и ты можешь... вот пришло тут в голову...

– Темна и бездонна меж звезд тишина,

Во мраке не вспомнить святого лица.

Я в темную бездну со стоном лечу,

И боль в своем сердце, и грезы храню.

– Кого ты сохранишь, кого ты можешь сохранить? – так же нервно вопрошал первый. – Уж не Катрину ли? Впрочем – оставим. Я сочинил – слушай. и прошептал слабым голосом, смотря под ноги:

– Эй, жди меня! – тебе я ввысь кричу,

Ты где-то там, средь звезд – тебя зову.

Эй, скоро я приду! Эй, скоро прилечу!

Не затушить в душе свечу!

Второй вздохнул:

– Ладно, давай спать; завтра нам много дело предстоит.

Они улеглись на исходящей едва заметным бирюзовым сиянием земле; повернулись на бока, чтобы только не видеть галактику и вскоре заснули.

Разбудил их сильный оранжевый свет который лился из облачного покрывала, завесившего небо в версте над их головами. Горы уходили в эти облака и подобны были стенам великанского дома.

Дул непрерывный, медленный, тяжелый и вязкий ветер. Медленно продвигал облачную громаду. Было жарко и душно, как в парилке.

Второй тормошил третьего:

– На утро мне пришло такое соображение: раз уж и ты и я считаем себе Джованами Симеронами, так, давай придумаем, друг другу какие-то новые имена, чтобы не смущаться.

– Пойдет. – зевнул третий. – А рабам дадим просто номера.

– Хорошо. Пусть я буду Хэг. – предложил второй.

– Нет, ты будешь – Везелвул – где-то я это имя слышал.

– Пусть Везелвул. Все равно – это не настоящее имя.

– Конечно. – хмыкнул третий. – Ну а я назовусь Мефистофелем. Наши имена должны, понимаешь, звучать как бич для наших рабов. Не какой-то там Хэг, а Везелвул и Мефистофель.

Но и тот и другой добавили про себя: "Настоящее то мое имя Джован Симерон"

– Значит я Везелвул. – вздохнул второй. – Как же здесь жарко! С потом уходят и последние силы. Надо заставить раба попробовать плод.

– Это – без проблем. Но сначала разделим наши должности: в твоей власти Везелвул все рабы, ты волен их наказывать и награждать – ты станешь их богом; в моей власти будет армия, которой пока нет, но которая будет выделена через некоторое время из рабской среды. Ну что – согласен ты?

– Да. Да... – кивал тот, кого звали теперь Везелвулом – он сильно устал; за всю ночь так и не смог заснуть, всю мучили его раскаянья, да страшные, постепенно все более развивающиеся мысли: "Что если, все-таки двойник – я. Все из-за той бирюзовой вспышки. Что, если я рожденный этой планетой; и все что есть во мне от Джована настоящего – только его память. Если я – Джован Симерон, то, как я мог избивать так, того несчастного – может и не человека, но существа способного испытывать боль." -Ему хотелось побыть одному; обдумать все.

Что же касается третьего или теперь – Мефистофеля, то он, накануне, наблюдая, как Везелвул избивает первого раба только больше укрепился в уверенности, что он есть истинный Джован; он и забыл, что и сам уже занес ногу, чтобы ударить раба и ударил бы, но первым ударил Везелвул, и дальше Мефистофель только смотрел, испытывая презрение.

Почти все рабы пришли в себя, слабо постанывали; все вспоминали то Катрину, то родную планету и с ужасом поглядывали на Вузелвула и Мефистофеля.

– Что вы так стонете? – с неприязнью глядя на избитых, окровавленных Джованов Симеронов кричал Мефистофель. – Вас здесь так много, и вы, если не хотите, еще раз получить трепку, должны признать, что вы рождены кристаллами! Вас полторы сотни и каждый, кто возомнит себя творцом Джованом будет сурово наказан. Ну, отвечайте...

По лежащим рядам прокатилось, где более, где менее искреннее: "Да!" все зависело от того, куда их вели полные страха, почти бессвязные воспоминания, об обстоятельствах своего появления и про боль...