Текст книги "Центральная Азия: взгляд из Вашингтона, Москвы и Пекина"

Автор книги: Дмитрий Тренин

Соавторы: Евгений Румер,Раджан Менон,Хуашен Чжао
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

На протяжении всего XIX в. российские ходы на центральноазиатской шахматной доске пристально отслеживались британцами, которые обычно им противодействовали, потому что подозревали Санкт-Петербург (не совсем безосновательно) в тайном намерении вытеснить их из Индии. Русские, со своей стороны, столь же подозрительно следили за действиями британцев. Большая игра двух империй завершилась только в 1907 г., когда Россия присоединилась к англо-французской (и анти-германской) entente cordiale. К этому времени то, что сегодня составляет Центральную Азию, уже находилось в руках России; Персия была разделена на российскую и британскую сферы влияния, а Афганистан являлся более или менее нейтральным буфером между двумя империями. Поскольку Россия заглядывалась на восточный (китайский) Туркестан, известный также как Кашгария, Британия завладела Тибетом. Следует заметить, однако, что, несмотря на всю страсть и горячку Большой игры, с русской точки зрения все это имело второстепенное значение по отношению к всепоглощающей идее захватить черноморские проливы и установить гегемонию России на Балканах, окончательно разрешив, таким образом, «восточный вопрос» в свою пользу.

Характерно, что во второй половине XIX в. Россия обратила свой взор на Центральную Азию, чтобы вознаградить себя за поражение в Крымской войне и продемонстрировать свою способность бросить серьезный вызов британскому владычеству в Индии. России нужна была не столько Индия как таковая; ею двигало жгучее желание ограничить мировую роль Великобритании и добиться от Лондона признания международной значимости России7. Трудно удержаться здесь от того, чтобы попытаться провести параллели с началом XXI в.

После Октябрьской революции большевики не только силой оружия объединили ненадолго распавшуюся империю, но и использовали приграничные территории в качестве передовых баз дальнейшего продвижения «идей Октября». Цели московской политики, первоначально упакованные в революционную риторику, вскоре приняли форму традиционных геополитических принципов. В изменившихся условиях советская Центральная Азия стала факелом для разжигания антиколониальных движений в Британской Индии и Афганистане; позднее она служила базой для насаждения промосковских режимов в соседних странах, а также витриной советских достижений для третьего мира, выступая в роли наглядного доказательства универсальной пригодности коммунистической доктрины.

С середины 1950-х гг. СССР начал политику рискованных геополитических маневров на Ближнем Востоке и превратился, наряду с Соединенными Штатами, в главного внешнего участника арабо-израильского конфликта. В надежде запрячь арабский национализм в свою глобальную стратегию Советский Союз вступил в открытое соперничество с Западом – сначала с Францией и Британией, а в конечном итоге с Соединенными Штатами – за контроль над главным нефтепроизводящим регионом мира. Противоборство двух сверхдержав на Ближнем Востоке знало периоды обострений и затишья, но событием, повлиявшим не только на политику, но саму судьбу Советского Союза, стало вторжение в Афганистан, а потом уход из него.

Афганская война (1979–1989) и исламистская революция в Иране 1979 г. сначала привели закосневший советский режим к пониманию важности «религиозного фактора», который он прежде игнорировал, и попыткам воздействовать на него. В предыдущие шестьдесят лет Центральная Азия была для СССР форпостом против западного колониализма и «неоимпериализма»; теперь неожиданно оказалось, что Советский Союз сам оказался уязвим для влияния, исходившего из исламских стран. Исламисты решили, что пришла пора вернуть территории, некогда уступленные российско-советской империи, и сделали ставку на реисламизацию как главный инструмент достижения этой цели.

Михаил Горбачев слишком поздно признал значимость исламского фактора. В 1986 г. он был еще настолько самоуверен, что заменил на посту первого секретаря компартии Казахстана местного ветерана Кунаева на малоизвестного русского аппаратчика Колбина, чем спровоцировал первые за многие десятилетия массовые беспорядки в Алма-Ате. Всего через пять лет, в последние месяцы существования союзного государства, Горбачев собирался предложить новому лидеру Казахстана, этническому казаху Нурсултану Назарбаеву, пост премьер-министра СССР, обновленного и реформированного на основе нового Союзного договора.

Обновленному СССР не суждено было состояться. Перспектива заключения Союзного договора спровоцировала путч ГКЧП, окончательно разваливший страну. Борис Ельцин и его либеральные советники в руководстве Российской Федерации сделали выбор в пользу «малой России», отпустив, таким образом, национальные окраины и предоставив им независимость практически безо всяких условий. Для ориентированных на Запад московских реформаторов Центральная Азия не имела особой ценности и воспринималась скорее как тормоз для задуманных реформ. Они видели смысл в том, чтобы договориться с Украиной и Белоруссией о роспуске Советского Союза и о создании Союза Независимых Государств (СНГ), с ударением на среднем слове, но им даже не пришло в голову пригласить в новое межгосударственное образование страны Центральной Азии. Республики этого региона, стремившиеся к большей автономии, но даже не помышлявшие о полной независимости, неожиданно обнаружили, что крышу общего государства как будто ветром сдуло. Несмотря на то что состав СНГ вскоре был расширен, и они стали его членами, центрально-азиаты почувствовали, что Россия их бросила.

На протяжении XX в. Россия пережила грандиозные изменения в демографии. Когда в 1880 г. она аннексировала Туркестан, его население составляло 3 млн человек8. В то время Россия и сама переживала демографический бум, который подталкивал сотни тысяч русских переселенцев перебираться в этот регион. Перепись 1959 г. обнаружила, что в Казахстане проживают только 2,9 млн казахов и 3,7 млн русских, а также украинцы и белорусы9. В 1970-х гг., однако, направление миграционных потоков изменилось и этнические русские начали возвращаться в РСФСР. После развала Советского Союза их отъезд превратился в массовый исход. С начала 1990-х гг. этот людской поток пополнили жители Центральной Азии, мечтавшие о работе в России. На фоне резкого падения рождаемости и роста смертности в РФ в целом численность мусульманского населения страны продолжала увеличиваться. Быстро росла и численность населения соседних мусульманских республик СНГ. Демографический навес выглядит еще внушительнее, если учесть, что сегодня один только Пакистан (или Иран вместе с Турцией) превосходит Россию по общей численности населения, а через несколько десятилетий население Узбекистана может составить половину населения РФ.

Можно сказать, что для России наступило «время Юга». Проблемы на этом направлении возникают как вовне, так и внутри страны. Приспосабливаясь к постимперской ситуации, Россия в то же время не может идти по пути создания православного, этнически русского государства. Она должна учитывать как рост своего собственного мусульманского меньшинства, так и реалии исламского возрождения. Главным актуальным источником угрозы безопасности страны на среднесрочную перспективу также является Юг: северокавказские террористы, боевики из Ферганской долины, афганские наркоторговцы и талибы, иранская ракетно-ядерная программа, а также внутренняя нестабильность уже ракетно-ядерного Пакистана.

В Центральной Азии России приходится иметь дело со слабыми и еще не прочными государствами, только недавно получившими независимость. То, что все пятеро выжили в произвольно установленных советской властью границах – несмотря на хаос, вызванный развалом СССР и последующей нестабильностью, – есть небольшое чудо. Эти государства, однако, одновременно являются буфером и мостом между Россией и бурлящим миром ислама. В начале XXI в. Россия уже вступила в длительный и болезненный период освобождения от обязательств имперского периода и установления с соседями связей и отношений, основанных на иных принципах.

В предлагаемой читателю главе мы проанализируем главные интересы России в регионе: политические, экономические, в сфере безопасности и те, которые можно определить как «гуманитарные» (обобщенное название, охватывающее условия жизни русских меньшинств в регионе и роль русской культуры и языка как инструментов «мягкой силы» и влияния). Одновременно мы рассмотрим широкие интересы, связывающие страны Центральной Азии с Россией. Наконец, мы обсудим общий подход России к региону и отдельные направления ее политики; целью этого анализа будет определение групп интересов, продвигающих ту или иную политику на основе того или иного видения ситуации, и, наконец, рассмотрение результирующего взаимодействия игроков.

Политика России в отношении Центральной Азии возникла только после развала СССР; ее основные вехи развития – отказ от имитации интеграции и переход к экономической экспансии в сочетании с «секьюритизацией» и попытками ликвидировать военное присутствие США в регионе. Фоном для этой политики служит базовое отношение политического класса России к Центральной Азии. Степень приоритетности Центральной Азии становится понятной в сравнении с вниманием, уделяемым другим регионам ближнего и дальнего зарубежья. Сходным образом рассматривается политика государств Центральной Азии в отношении России. В последнем разделе анализируются перспективы присутствия и влияния России в Центральной Азии. Сможет ли Россия превратиться в силовой центр, с которым будут считаться сохраняющие номинальную независимость государства Центральной Азии? Сможет ли она достичь осмысленной экономической интеграции с Казахстаном и, возможно, с другими странами? Сможет ли она взять на себя ответственность за безопасность этого уязвимого региона? Есть ли у русского языка и культуры долгосрочное будущее в Центральной Азии? Будут ли новые элиты, подобно своим предшественникам, получать образование и социальные навыки в России? Как Россия будет относиться к другим державам, проявляющим активность в этом регионе, в частности к Соединенным Штатам и Китаю? Обопрется ли она на Китай для сворачивания американского влияния? Преуспеет ли она в поддержании выгодного баланса между Вашингтоном и Пекином для достижения собственного преобладания в регионе? Не получится ли так, что Москва поддастся растущему влиянию КНР и допустит, чтобы Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) стала сердцем новой Евразии от Бреста до Гонконга?Коротко говоря, главный тезис этой главы в том, что российская политика пребывает в процессе адаптации к постимперской реальности, и результаты этого процесса еще не ясны. Ташкент, Алма-Ата, Душанбе – это и была империя, это и был Советский Союз. России еще предстоит заново определить себя как современную нацию в терминах наступившего XXI в. И то, как Россия решит вопрос о Центральной Азии, будет важной составляющей ответа на этот важнейший вопрос.

Российские интересы в Центральной Азии

Сразу после краткого замешательства, последовавшего за развалом Советского Союза и возникновением Российской Федерации как главного государства-преемника, элиты России поставили перед собой в качестве главной долгосрочной цели восстановление статуса страны как великой державы. С их точки зрения, Россия сможет выжить и процветать в XXI в. только в качестве самостоятельной великой державы. Кремль извлек уроки из своих попыток 1990-х и начала 2000-х гг. интегрироваться в Запад или с Западом, но западные условия были сочтены неприемлемыми. Поэтому у России не осталось иного выхода, кроме как действовать самостоятельно.

Великая держава, однако, не живет в изоляции. Кремль полон решимости превратить Российскую Федерацию в центр или полюс силы, в орбите которого должны оказаться страны СНГ. Руководство России и основная часть российского общества считают новую Восточную Европу (Украину, Белоруссию и Молдавию), Южный Кавказ (Азербайджан, Грузию и Армению) и пять государств Центральной Азии зоной жизненных интересов России. Несмотря на то что Кремль видит в России державу с глобальным, а не только региональным влиянием, именно страны СНГ оказались к началу XXI в. в фокусе внешней политики Москвы.

Россия открыто притязает на главенствующее положение на пространстве бывшего Советского Союза. Но мягкое доминирование не означает повторного объединения. Москва не стремится к восстановлению евразийской сверхдержавы или к созданию еще одного варианта Российской империи: главным делом России будет сама Россия. Скорее, Москва хочет обеспечить благоприятные условия для экономической экспансии на своей бывшей периферии и обеспечения сильного политического влияния России, которое сможет гарантировать лояльность соседей Москве. Общее направление задает идея либеральной империи, введенная в оборот в 2003 г.10 К 2005 г. Москва окончательно утратила веру в СНГ как в организацию и приняла более гибкий и прагматичный подход. Вместо того чтобы пытаться заставить работать громоздкую конструкцию из двенадцати государств, она решила сосредоточиться на конкретных российских интересах, которые необходимо продвигать и защищать в отдельных странах.

Москва использует несколько инструментов: двусторонние отношения; экономическое объединение, известное как Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС); и союз по обеспечению безопасности, преобразованный в Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Москва достаточно реалистична, чтобы признавать разнообразные связи новых государств с внешним миром. Она понимает неизбежность иностранных инвестиций и экономической конкуренции. Она хочет только того, чтобы в случае конфликта интересов предпочтение отдавалось ей. С российской точки зрения это только справедливо: бывшие союзные республики намного важнее для России, чем для любой другой державы, включая Китай и Соединенные Штаты.

Постсоветская Россия испытала возрождение традиционной геополитики, которая рассматривает Центральную Азию как зону доминирования России11. Однако Москва не может игнорировать тот факт, что Центральная Азия недавно стала зоной соперничества ряда внешних игроков, в том числе соседнего Китая, далекой, но глобально вовлеченной Америки, растущей Индии и стран, религиозно и этнически близких Центральной Азии – таких, как Турция, Иран, Пакистан и Саудовская Аравия.

Выстраиваемой Москвой геополитической конструкции угрожает экспансия НАТО, которая может сделать своими членами Украину и Грузию, и, в несколько меньшей степени, военное присутствие США в странах СНГ. Членство в НАТО совершенно несовместимо с мягким доминированием России, и можно ожидать, что Москва надавит на всевозможные рычаги, чтобы не допустить приема туда Украины, которая и сама расколота по этому вопросу. Помимо военно-политических альянсов, традиционным показателем разграничения сфер влияния является иностранное военное присутствие.

Так, военное вторжение США в Афганистан и размещение американских вооруженных сил в Центральной Азии для поддержки этой операции пошатнуло стратегическое равновесие, возникшее после развала Советского Союза. Не Москва, а Вашингтон стал главным экономическим донором новых государств и гарантом безопасности региона12.

Неохотно приняв это присутствие вначале (в надежде на более тесное взаимодействие с Соединенными Штатами), позднее Россия изменила свою позицию. После 2004 г. стало все более очевидным, что Москва будет искать возможности выдавить Соединенные Штаты из региона. По сути дела, Москва заявила, что военное присутствие третьей стороны в странах СНГ приемлемо, только если оно отвечает интересам безопасности России, опирается на недвусмысленное разрешение Москвы и проводится в рамках особой миссии с оговоренным приемлемым сроком вывода вооруженных сил. В 2005 г. России удалось использовать напряженную ситуацию в американо-узбекских отношениях для вывода американских ВВС из Узбекистана и стратегической переориентации Ташкента на Москву.

С начала 2000-х гг. центр тяжести российской политики смещался с запада на восток. Соединенные Штаты хоть и остались самыми важными для нее, но существенно отдалились. Европейский союз, расширившийся и втянувший в себя большую часть Европы за пределами СНГ, политически пребывает в замешательстве, а экономически – в застое. Не только Запад озабочен возвышением Индии и Китая. Россияне тоже готовятся использовать открывающиеся возможности, хотя и не могут игнорировать сопутствующие риски.

Глядя из России, рост Китая еще более внушителен, чем это представляется на Западе. Исторически всегда воспринимавшийся как гигант, по основным параметрам мощи и влияния существенно уступавший России, Китай за полтора десятилетия достиг формального равенства с бывшей наставницей и покровительницей, а неформально и перерос ее. Китай присоединился к Соединенным Штатам и странам Европейского союза в качестве одного из трех главных мировых партнеров-контрагентов России.

Сближаясь с Пекином, Москва надеется ослабить американское давление. Ее стратегию можно описать – в духе традиционных китайских стратагем – как сближение с Востоком ради того, чтобы укрепить свои позиции на Западе. В то же самое время Россия не хочет превращаться в сателлит Китая. Она рассчитывает на то, что в обозримом будущем Пекин будет поглощен внутренним развитием и не станет проводить чересчур активную внешнюю политику. Это даст России время для того, чтобы укрепить собственные позиции. К тому времени, когда Китай станет более напористым, Россия сама окрепнет и консолидирует свою зону жизненных интересов.

Центральная Азия является важной областью российско-китайского взаимодействия. Именно с оглядкой на этот регион была создана Шанхайская организация сотрудничества – ШОС. В исходном варианте ШОС можно было бы расшифровать как «Китай в Центральной Азии». Со временем, однако, ее задачи и географический охват расширились. Формальными членами ШОС являются Китай, Россия и четыре центральноазиатских страны (кроме Туркмении); Индия, Пакистан, Иран и Монголия участвуют в качестве наблюдателей. В России некоторые верят, что хотя бы потенциально ШОС может стать противовесом возглавляемому США западному сообществу (Северная Америка, Западная и Центральная Европа, Япония, Австралия, возможно, Индия). Если оба сообщества консолидируются внутренне и будут выступать с координированных позиций на международной арене, то впервые после падения Берлинской стены появится некое подобие глобального геополитического противостояния. Это, однако, лишь один – и далеко не самый вероятный и тем более не оптимальный результат возможного развития. Нетрудно заметить, например, что одна ключевая держава – Индия – стоит одной ногой в обоих сообществах.

Пока непосредственные вызовы геополитическим интересам России идут с юга. Идея исламистских радикалов, что земли, некогда аннексированные Российской империей, а впоследствии вошедшие в состав атеистического Советского Союза, могут быть опять отвоеваны миром ислама и превращены в новый халифат, нашла существенную материальную поддержку в арабском мире и сторонников в Центральной Азии. Режим Талибана в Афганистане был символом этой новой угрозы, но даже с его падением угроза не исчезла.

Россия пребывает в процессе формулирования заново своих интересов на Ближнем и Среднем Востоке (БСВ). У нее есть значительный интерес к Ирану как к региональному партнеру и растущему рынку, но при этом она озабочена иранской ядерной программой и ракетным оружием. Физическое отсутствие России в Афганистане является временным и отчасти компенсируется косвенной вовлеченностью Москвы в афганские дела. Москва не сводит глаз с Пакистана – хронически нестабильной ядерной державы, которой угрожает внутренний исламский экстремизм. Кроме того, Россия стремится активизировать свою роль в рамках Ближневосточного «квартета», занимающегося разрешением палестино-израильского конфликта13, и внимательно следит за развитием ситуации в Персидском заливе, в том числе в Саудовской Аравии, способной дестабилизировать весь Ближний и Средний Восток и разрушить мировой рынок энергоносителей. Именно эта перспектива позволила России вскоре после 11 сентября 2001 г. выступить перед Западом в роли жизненно важной энергетической державы. Центральная Азия – это разом и путь, и, если она будет под контролем России, ключевой форпост, делающий возможным реализацию «южной стратегии России».

Таким образом, Центральная Азия стала полем боя в новой, намного более мягкой версии Большой игры – на этот раз между Россией и Соединенными Штатами (открыто) и между Россией и Китаем (скрыто). В середине 2005 г. на саммите ШОС Вашингтон получил предупреждение, что его военное присутствие в регионе обусловлено только толерантностью Китая и России. К концу 2005 г. Узбекистан стал первой страной СНГ, которая покинула американскую орбиту и вновь перешла на российскую. Однако в 2004 и 2005 гг. Москва нервозно отреагировала на чрезвычайно гипотетическую идею о возможном китайском военном присутствии в Киргизии.

В Центральной Азии Россия крайне заинтересована в стабильности новых государств. Стоит им рухнуть и открыть шлюзы хаосу, создастся сокрушительный эффект для России. Можно предположить, что через ее протяженную открытую границу в РФ хлынут массы беженцев и других иммигрантов, прилив которых может возбудить как значительную мусульманскую общину в России, образующую большинство в некоторых субъектах Российской Федерации (один из которых, Башкортостан, отстоит от казахстанской границы всего на 50 км), так и противников иммиграции в РФ.

Российские лидеры явно предпочитают сохранение статус-кво в центральноазиатских государствах любым попыткам опрокинуть тамошние режимы или хотя бы понудить их к изменениям. В этом предпочтении нет ничего от идеологической близости или сентиментальной «солидарности авторитарных режимов». Согласно преобладающему в России официальному пониманию, вряд ли преемниками нынешнего поколения авторитарных лидеров станут просвещенные демократы; вероятнее всего их сменят исламистские радикалы. Считается, что именно религиозный экстремизм является главной опасностью, нависающей над регионом. Что же касается подталкивания своих центральноазиатских партнеров к переменам, российские лидеры опасаются, что подобное давление может только толкнуть регион в объятия Китая.

Россия заинтересована также в том, чтобы страны региона поддерживали достаточно хорошие отношения между собой. Москва знает о произвольном характере буквально всех границ между центральноазиатскими государствами, которые были проведены в 1924–1925 гг. из соображений удобств советизации и централизованного контроля и арбитража Москвы. Российские руководители также превосходно в курсе неравенства центральноазиатских экономик, которые создавались в XX в. как неотъемлемая часть советского народного хозяйства.

Россия чрезвычайно заинтересована в поддержании межэтнического мира в Центральной Азии. Хотя за время после распада СССР количество этнических русских здесь существенно сократилось, миллионы их до сих пор живут в регионе. Многие никогда его не покинут. Этнический конфликт – например, с участием русского населения Казахстана – создает риск конфронтации между Россией и ее самым большим и самым важным центральноазиатским соседом.

Интересы России в каждой из пяти стран Центральной Азии столь же разнообразны, как и сами страны.

Казахстан является для России важнейшей страной Центральной Азии. Именно он, а не Россия (которая рада присваивать этот титул себе) является наиболее типичным евразийским государством14. Географически, демографически и экономически северный Казахстан является продолжением южной Сибири и Урала. Российско-казахстанская граница, протяженностью более 7500 км, является длиннейшей в мире. Эта граница, не существовавшая на международных картах до 1991 г., была делимитирована только в 2005-м. Поезда, идущие из Центральной России в Сибирь, несколько раз на своем пути пересекают эту границу. В Каспийском море российско-казахстанская граница, зафиксированная двусторонним соглашением 1998 г., идет через большое газовое месторождение (Астраханско-Атырауское). Охрана такой границы есть задача почти невыполнимая. Охрана и, если потребуется, оборона российской территории требует тесного союза с Казахстаном в области обороны и безопасности. Обширная и малонаселенная страна, Казахстан является полезным буфером между Россией и расположенными к югу от него гораздо более религиозными мусульманскими обществами Средней Азии. Кроме того, Казахстан отделяет более развитые европейские и западносибирские регионы РФ от Китая.

Этнические русские составляют чуть менее трети населения Казахстана. Многие из них живут в промышленных центрах на севере страны. Таким образом, российско-казахстанская граница пересекает территорию, на которой большинство или почти большинство с обеих сторон составляет русское население. Москва, однако, совсем не заинтересована в том, чтобы расчленить Казахстан и аннексировать его русскоговорящие северные области. Москва понимает, что это значило бы навлечь беду, а потому не только воздерживается от подстрекательства беспорядков, но и активно помогла соседу подавить русскоязычный ирредентизм. Россия явно заинтересована в том, чтобы помочь Казахстану стать жизнеспособным многонациональным государством. Москва уверена, что значительный русский этнический элемент в Казахстане, хотя его членам сегодня закрыт путь к высоким государственным должностям, является прочным звеном, связывающим между собой две страны.

Казахстан является крупнейшим производителем энергоресурсов в Центральной Азии (нефть, газ, уран), а потому потенциально и партнером в стремлении России к превращению в энергетическую сверхдержаву. Российско-казахстанское соглашение о разделе Каспия укрепило позиции Москвы относительно других прикаспийских государств.

Хозяйственные системы приграничных регионов России и Казахстана тесно взаимосвязаны. По словам казахстанских авторов, эта «предельная взаимосвязанность», скорее всего, «не имеет параллелей среди других пар государств на постсоветском пространстве»15. В самом деле, первая столица советского Казахстана в 1920-х гг. была расположена в Оренбурге, на южном Урале. Главные промышленные центры России, такие как Самара, Челябинск, Омск и Новосибирск, расположены в тесной близости к границе с Казахстаном. На казахской стороне в непосредственной близости к границе несколько городских промышленных центров – Уральск, Актюбинск, Кустанай, Павлодар, Семипалатинск и Усть-Каменогорск, которые теперь по большей части носят казахские имена, – построены русскими и ими же преимущественно населены до сих пор. В самом деле, Казахстан – это единственная страна СНГ, которая в настоящее время экономически может быть объединена с Россией. Российско-белорусская интеграция не может быть осуществлена, пока Минск радикально не переменит свою экономическую политику, что же касается перспектив экономической интеграции России с другими странами СНГ, то таковых в настоящее время практически не существует.

Нурсултан Назарбаев, возглавлявший Казахстан еще до обретения независимости, издавна является сторонником Евразийского союза, под которым он понимает тесные и равные отношения с Россией и другими странами СНГ. В принципе это совпадает с амбициозной идеей Москвы создать в СНГ обеспечивающий сплочение силовой центр. Однако есть разногласия относительно условий объединения и прав вошедших в объединение сторон. Назарбаев, будучи сторонником тесных отношений с Россией, одновременно является стойким противником русского империализма. Он не терпит разговоров о Великой России, включающей бывшие окраинные республики16.

В 1997 г. Назарбаев – мастер геополитических ходов – перевел столицу Казахстана из расположенной на юге Алма-Аты на север, в расположенную недалеко от границы с Россией Астану, бывший Акмолинск (Целиноград). Таким образом, он приблизил правительство страны к ее главным промышленным центрам, вдохнул новую энергию в правительственную бюрократию и политическую элиту и, самое важное, упрочил контроль над преимущественно славянскими северными территориями страны.

Более того, Казахстан осуществляет тщательное балансирование между тремя главными партнерами – Россией, Китаем и Соединенными Штатами. Это маневрирование не является игрой с нулевой суммой. Вряд ли предложение сделать четкий выбор в пользу одной страны – России может иметь успех в Астане17. С другой стороны, для Казахстана было бы фатально превращение в поле геополитического сражения между тремя великими державами.

В контексте Центральной Азии Казахстан обрел уверенность в себе. Астана притязает на роль «третьей опоры» в Шанхайской организации сотрудничества, наравне с Китаем и Россией. Он претендует на председательство в Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе в 2009 г. Сообщают, что на международных встречах представители Казахстана временами относятся к коллегам из других стран Центральной Азии с едва скрытым презрением.

Узбекистан, самая многонаселенная страна региона, лежит за пределами российского «периметра интеграции»18. При этом Узбекистан является ключевым элементом Средней Азии. В царские и советские времена Ташкент служил неофициальной столицей края и воротами на Средний Восток и в Южную Азию. Он был также главным центром промышленности и культуры региона, а в результате восстановления города после разрушительного землетрясения 1966 г. стал советской витриной в Азии.

С момента развала СССР Узбекистан был чрезвычайно щепетилен в вопросе о своем суверенитете. Он является наследником давней традиции центральноазиатской государственности. Столицы всех средневековых ханств находились на территории нынешнего Узбекистана: Бухара, Самарканд, Хива и Коканд. Уникальность Узбекистана в сравнении с другими странами Центральной Азии в том, что значительная часть его территории сохраняла частичную независимость вплоть до начала 1920-х гг.

Древние государства с большой историей Бухара и Хива были российскими протекторатами, которыми управляли местные эмиры и ханы; после большевистской революции они на короткое время стали «народными республиками». Бухара была традиционным духовным центром всего региона.

У исторической России были непростые отношения с правителями этих исторических образований. Тамерлан, которого Ислам Каримов провозгласил национальным героем, запомнился в истории России как один из множества безжалостных захватчиков и деспотов, точно такой же, как Чингисхан и его внук Батый, поработивший Россию.