Текст книги "Центральная Азия: взгляд из Вашингтона, Москвы и Пекина"

Автор книги: Дмитрий Тренин

Соавторы: Евгений Румер,Раджан Менон,Хуашен Чжао
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Обзор принципиальных тенденций в российской политике показывает, что достигнутые результаты, как правило, не являлись следствием сознательной, обдуманной центральноазиатской политики. Разные группы интересов действовали исходя из своих представлений о том, что нужно делать. Итак, кто же делает центральноазиатскую политику Москвы, кто является главными действующими лицами в процессе выработки политики и в проведении ее в жизнь?

Сменявшиеся направления политики: «Брось и забудь», «Аванпосты как способ придержать место на будущее», «Реконкиста»

Начиная с 1991 г. московская политика в Центральной Азии прошла несколько этапов. Первой была политика отказа и добровольного ухода. Российские демократы, пришедшие к власти в 1991 г., пренебрежительно относились к выдвинутой Горбачевым идее советской конфедерации. Все республики, кроме России, воспринимались как лишнее бремя, а пять центральноазиатских – как самое бесполезное. Центральноазиатские государства были приглашены в СНГ только после длительных раздумий. Конец рублевой зоны в 1993 г. был конечным актом освобождения России от своих бывших окраин. Одновременно Москва прекратила поддержку режима Наджибуллы в Кабуле, хотя он в течение трех лет достаточно успешно противостоял моджахедам после вывода Советской армии в марте 1989 г. «Афганский синдром», сводившийся к идее «валить надо отсюда», был главной причиной решения Москвы бросить Центральную Азию на произвол судьбы.

Этап «брось и забудь», однако, был краткосрочным, а на смену ему пришла идея создания аванпостов, которые могли бы придержать место до тех пор, пока Москва не вернется окончательно. Уход России на север несколько замедлился. Признаки растущей опасности заставили Москву уделять большее внимание Центральной Азии. Москве пришлось против своего желания принять участие в гражданской войне в Таджикистане90, поскольку она решила сохранить военное присутствие в раздираемой войной стране. Осознав, что в результате распада СССР у нее остались совершенно неприкрытые границы, Россия решила сохранить контроль за внешними границами Киргизии и Таджикистана и вдохнуть жизнь в доставшуюся в наследство от СССР систему ПВО.

Политика «аванпосты как способ придержать место на будущее» длилась с 1992 г. по 1998 г. и по своим собственным критериям к успехам не привела. Несмотря на заявления Бориса Ельцина об интеграции СНГ91, Россия продолжила уход из Центральной Азии, освобождая место для новых игроков. Первоначальные страхи, что Анкара создаст союз тюркоязычных стран от Азербайджана до Центральной Азии, быстро растаяли, как и опасения, что Иран займется экспортом исламской революции в регион. При этом Россия безучастно смотрела на то, как западные компании взялись за разработку каспийских месторождений. К тому же Москва потерпела серьезное политическое поражение, когда Соединенные Штаты поддержали планы строительства трубопроводов из Каспийского бассейна на мировой рынок, минуя территорию России и тем самым подрывая ее монополию на транзит каспийской нефти. Россия восприняла идею транзитных маршрутов из Китая в Центральную Азию, а потом через Каспий на Кавказ и дальше в Европу, которую пропагандировали как «новый шелковый путь» и даже обсуждали в рамках проекта TRASECA92, как акт намеренного пренебрежения: Россию, которая традиционно рассматривала себя как мост между Востоком и Западом, просто отставили в сторону. В то же самое время новые государства Центральной Азии усердно восстанавливали связи с ближайшими соседями от Китая до Ирана. В октябре 1996 г. моджахеды, ставшие союзниками бывшие враги России в Афганистане, оставили Кабул под натиском Талибана, который тогда производил впечатление реальной угрозы для стабильности Центральной Азии и даже мусульманских районов Российской Федерации. Все, что смогла сделать Москва, – это послать премьер-министра Виктора Черномырдина на чрезвычайный региональный саммит в Алма-Ату. Наконец, и это было самым важным, Москва потерпела серьезное поражение в чеченской войне. Подписанное в 1996 г. в Хасавюрте соглашение о мире и договор 1997 г. между Москвой и Грозным стали серьезным сигналом для южного региона бывшего Советского Союза, небывало уронив престиж России.

Третий этап российской политики начался в 2000 г. Москва наконец-то проснулась и осознала тяжесть проблем, нарастающих на ее южных рубежах. Вторая чеченская кампания, приведшая к военному разгрому сепаратистов, стала знаком того, что Россия опять овладела инициативой на Северном Кавказе. Новый президент Владимир Путин придал новый импульс центральноазиатской политике России. Политический диалог между российским лидером и его центральноазиатскими коллегами стал намного более активным и содержательным. Москва задумала создание широкой международной антиталибской коалиции с участием Соединенных Штатов, Ирана и Индии93. Россия пригрозила Талибану применением силы, чтобы принудить его прекратить помощь чеченским сепаратистам94.

На тот момент, однако, России еще не хватало ресурсов для столь энергичной политики. Несмотря на захват Грозного, война в Чечне все-таки продолжалась, а удары по Талибану так и остались угрозами. Зато в 1999 и 2000 гг. Россия не смогла предотвратить вторжения вооруженных исламистов в Киргизию и Узбекистан. Будучи неспособной прийти им на помощь, Москва предоставила Бишкеку и Ташкенту самим выпутываться из неприятностей. В Афганистане Северный альянс, несмотря на поддержку Москвы, продолжал проигрывать войну. Договор о коллективной безопасности, продленный в 1999 г. (но на этот раз без Узбекистана, а Туркмения никогда не была его членом), оказался неэффективным инструментом обеспечения безопасности.

Ситуацию в регионе радикально изменили события 11 сентября и то, что за ними последовало. Соединенные Штаты начали планировать военную операцию в Афганистане, и Центральная Азия неожиданно появилась на радарном экране Вашингтона. По словам Марты Брилл Олкотт, прибытие американских баз «обозначило конец российской и советской империй»95. В действительности Соединенные Штаты лишь заполнили пустоту, созданную уходом России. Знаменитое «стратегическое решение» Путина поддержать Соединенные Штаты в войне с терроризмом на деле означало, что Москва смирилась с военным присутствием США в Центральной Азии96.

Решение это было исключительно прагматическим: использовать появившуюся возможность для выстраивания новых отношений с Соединенными Штатами. Путин должен был подозревать, что некоторые центральноазиатские государства (например, Узбекистан и Киргизия) в любом случае проигнорируют недовольство России развертыванием сил США, а это явилось бы сокрушительным ударом по российскому престижу в регионе. С другой стороны, Кремль надеялся, что новые отношения с Вашингтоном будут базироваться на общем понимании того, что Россия превращается в главного американского союзника в обмен на признание доминирующего положения России в СНГ.

Подход Путина был четким образцом политического лидерства. Большинство его коллег нехотя согласились следовать за ним. Высшие российские чиновники настаивали, что присутствие американцев в Центральной Азии может быть только временным и должно быть строго обусловлено ситуацией в Афганистане и доброй волей Москвы. Соединенные Штаты воспринимали Россию в целом как слабого игрока, пытающегося претендовать на роль великой державы, но вряд являющегося серьезным соперником97. По мере того как надежды на широкое стратегическое соглашение между Россией и Соединенными Штатами таяли, а сами США вторглись в Ирак, а затем втянулись в конфликт внутри этой страны, политика Москвы делалась все более жесткой. Она занялась установлением более тесных связей с отдельными центральноазиатскими государствами, укреплением многосторонних организаций с ведущим участием России (таких как Евразийское экономическое сообщество и Организация Договора о коллективной безопасности) и совместной работой с Китаем в рамках Шанхайской организации сотрудничества.

Таким образом, с конца 2003 г. Россия вступила на путь, который можно назвать политикой реконкисты, нацеленной на восстановление позиций, временно уступленных Соединенным Штатам, на восстановление «естественных границ влияния России»98 и на утверждение России как регионального центра власти для всего постсоветского пространства. В Центральной Азии Москва сфокусировалась на Узбекистане, где стали несомненны первые признаки борьбы за право наследования власти. Политика оказалась плодотворной: уже в июне 2004 г., за год до андижанских событий, Россия и Узбекистан подняли уровень своих отношений до «стратегического партнерства».

Логическим следствием этой политики было «предотвращение революций». Революция роз в Грузии (ноябрь и декабрь 2003 г.) и оранжевая революция на Украине (ровно через год) вызвали панику в столицах СНГ. Москва видела в этих революциях и в предшествовавшей им революции 2000 г. в Белграде, которая свергла Слободана Милошевича, инспирированный Вашингтоном заговор, нацеленный на то, чтобы оторвать получившие независимость государства от России и вовлечь их в сферу влияния Запада. Президентские выборы 2004 г. в Украине, где Кремль и Путин лично потерпели унизительное фиаско, произвели особенно сильное впечатление.

Однако в течение года Москва оправилась. Хотя в начале 2005 г. ее положение казалось почти безвыходным, но в том же году она сумела обрести уверенность в себе. Россия не ожидала свержения президента Киргизии Аскара Акаева в марте 2005 г., но, в отличие от ее действий в ходе оранжевой революции в Украине, здесь она избежала серьезных промахов. Усвоив украинские уроки, она вступила в контакт с лидерами оппозиции до проведения парламентских выборов и не стала с ними ссориться, когда в Бишкеке облюбованного Россией лидера вышвырнули из офиса и оппозиция сформировала новое правительство. Хотя Россия предоставила убежище Акаеву и его семье, она активно помогала прийти к соглашению двум новым киргизским вожакам, Курманбеку Бакиеву и Феликсу Кулову, когда они готовились к борьбе за пост президента Киргизии в июле 2005 г. Россия также позаботилась о том, чтобы люди, которых считали слишком близкими к Соединенным Штатам, такие как новый министр иностранных дел Роза Отунбаева, были выведены из рядов новой администрации.

Проблемы, с которыми столкнулись на парламентских и президентских выборах 2005 г. поддерживаемые Москвой режимы в Казахстане и Таджикистане, оказались сравнительно незначительными. Москва дала понять, что намерена помочь местным лидерам в борьбе с «оранжевой чумой». Российские политические технологи, ряд из которых имели связи в Кремле, работали по договорам на правительство Казахстана". Многим наблюдателям казалось естественным, что кремлевский «царь» и должен поддерживать «султанов». С точки зрения центральноазиатских либеральных политиков, это создает опасность того, что Россия превратится в «жандарма» региона, использующего свои финансовые и политические возможности для поддержки существующих режимов100. В действительности, Москва настолько одержима идеей стабильности, что схватилась за средства, которые способны только на время приглушить болезнь, но не вылечить ее, так что следующий приступ может оказаться еще более опасным.

Однако подлинного триумфа Россия достигла в Узбекистане – в единственной стране Центральной Азии, которая на протяжении большей части постсоветского периода ускользала из-под влияния Москвы. Этим уникальным успехом Москва обязана своему сопернику, Вашингтону. В то время как в 2003 и 2004 гг. у американцев нарастала двойственность в отношении к авторитарному режиму Ташкента, президент Ислам Каримов позаботился о дополнительной страховке, укрепив связи с Москвой и Пекином. Но не Каримов осуществил полный разрыв с Соединенными Штатами. Инициатива принадлежала не ему.

Каримов изменил ориентацию из-за того, что американцы изменили отношение к нему. Те в Вашингтоне, кто рассматривал Узбекистан как ценного союзника и полезную базу в войне с афганскими террористами, потерпели поражение в споре с теми, кто утверждал, что авторитарный режим Каримова и жестокость его служб безопасности – это ответственность и бомба с замедленным действием, которая ждет только времени, чтобы взорваться. В конце 2004 г. и в начале 2005 г. Realpolitik наконец уступила место политике, ориентированной на продвижение свободы и демократии. Этот подход привел Узбекистан в объятия России.

Россияне пристально следили за развитием событий. После подавления андижанского мятежа (12–13 мая 2005 г.) Москва встала стеной на защиту Каримова, когда сначала Европейский союз, а после краткой заминки и США решительно осудили допущенные узбекскими властями злоупотребления силой и потребовали проведения международного расследования. В ответ Каримов публично обвинил Запад в организации заговора, направленного на свержение его правительства и приход к власти прозападных либеральных реформаторов. Путин заявил, что российские службы безопасности извещали своих узбекских коллег о деятельности мятежников и их перемещениях в регионе. Российские официальные лица в неформальных беседах обвиняли Соединенные Штаты в попытке дестабилизировать Узбекистан.

Любопытно, однако, то, что после Андижана первый зарубежный визит Каримова был не в Москву, а в Пекин. После консультаций в китайской столице он потребовал, чтобы Соединенные Штаты вывели из Узбекистана свою авиацию и обслуживающий персонал. Таким образом, Россия всего лишь присоединилась к требованию Узбекистана и Китая к Соединенным Штатам покинуть свои военные базы в Центральной Азии. Когда этот вопрос был внесен в повестку дня саммита СНГ в июне 2005 г., Россия поддержала резолюцию. Однако серьезным российским наблюдателям было ясно, что, в то время как использование аэродромов, построенных в советское время в Центральной Азии, было эмоционально и психологически тяжелым для России, настоящей проблемой американское присутствие в регионе было для Китая, который склонен рассматривать и Центральную Азию и Россию как свой стратегический тыл.

Вывод американских ВВС из Узбекистана подстегнул в России тех, кто увидел в этом начало контрнаступления, способного вернуть назад территории, отданные Западу в 1990-х гг. Таким образом, Россия сумела обернуть к своей выгоде разочарование центральноазиатских правительств в своих отношениях с Соединенными Штатами101.

Однако примечательно, что решение СНГ не было проведено в жизнь. Москва сделала все возможное, чтобы убедить Киргизию выполнить его и изгнать силы США с базы Манас. Из этого ничего не получилось: киргизы объяснили Москве, что американские выплаты очень важны для скромного бюджета республики. Россия, разумеется, не пожелала возместить потерю американских выплат, а прибегла к давлению. Как уже было отмечено, позднее Бишкек, ссылаясь на давление Москвы, сумел увеличить плату за аренду авиабазы в 100 раз, до 200 млн долл.102

Хотя Соединенным Штатам удалось перевести свою авиацию из узбекской базы К2 на афганский аэродром Баграм и киргизский Манас, Москва праздновала победу. Узбекистан быстро перемещался в зону влияния России. В ноябре 2005 г. он подписал договор о союзе с Россией, а в январе 2006 г. присоединился к ЕврАзЭС. В результате Россия приобрела «вторую опору» в Центральной Азии. Россия «вернула» Узбекистан, самую населенную и самую крупную, после Казахстана, страну103. Следующей задачей России стало присоединение Узбекистана к ОДКБ.

В 2005 г. Россия проявила чрезвычайно широкую военную активность в Азии: морские маневры на Каспии, учения частей ПВО на Ашулукском полигоне под Астраханью и первые двусторонние учения в Узбекистане104, Индии и Китае. В 2006 г. Россия провела совместные маневры с Киргизией. Но по большей части все это было геополитическим символизмом, мало влиявшим на реальную ситуацию. Ресурсы России в этом критически важном регионе явно недостаточны. После того как Казахстан и Узбекистан, две крупнейших страны региона, стали союзниками России, политика Москвы в Центральной Азии должна стать более сбалансированной и искушенной.

В последние годы Россия заново открывала для себя Центральную Азию как объект экономической экспансии. В 2005 г. находящийся под контролем Москвы ЕврАзЭС поглотил Центрально-Азиатскую организацию сотрудничества, к которой Россия присоединилась только в октябре 2004 г.

В марте 2002 г. Россия подписала с Казахстаном, Туркменией и Узбекистаном декларацию о сотрудничестве в области энергетики и защите интересов газопроизводителей, названную в прессе – преждевременно – «газовой ОПЕК»105. После этого Газпром заключил долгосрочные соглашения с Туркменией и Узбекистаном, которые закрепили его доминирующие позиции в регионе. Целью России была закупка газа непосредственно у производителей, а не предоставление им доступа к газопроводам, идущим в Европу. Связь с Ашхабадом позволила Москве лишить Киев возможности покупать туркменский газ напрямую, чтобы, таким образом, достичь энергетической независимости от России.

Крупнейшие энергетические компании России (такие как Газпром, Роснефть, ЛУКойл и РАО «ЕЭС») и производители металлов (такие как РусАл) объявили о своих инвестиционных проектах во всех пяти странах Центральной Азии.

Москва начала действовать и в гуманитарной области. В своем ежегодном послании Федеральному собранию в апреле 2005 г. Путин высказался о «цивилизационной миссии народа России на Евразийском континенте». Хоть и в скромном масштабе, Россия начала снабжать книгами русскоязычные школы и университеты.

В 2006 г., и это очень существенно, Россия либерализовала свое только что принятое миграционное законодательство, облегчив миллионам нелегальных рабочих, в том числе из Центральной Азии, выход из тени, регистрацию и, при желании, получение статуса постоянных резидентов или граждан Российской Федерации.

Признавая крайне отрицательный имидж, сформированный за четверть века непрерывных войн против разных мусульманских врагов, Москва стремится укрепить связи с мусульманским миром. В 2004 г. она присоединилась к организации Исламская конференция в качестве наблюдателя, а Путин лично обратился к ее ежегодному саммиту. В 2005 г. во время остановки в Грозном Путин объявил Россию защитницей ислама.

Высшие должностные лица и прочие деятели

Стандартные упреки в адрес российской внешней политики (в целом и в частности в отношении Центральной Азии) подчеркивают недостаток координации106. В основном это верно, но относится не только к Центральной Азии.

В России внешнеполитические вопросы могут быть разделены на две главные категории. Меньшая по объему, которая может быть названа «кремлевским файлом», касается вопросов исключительной геополитической, экономической или стратегической важности, особенно тех, которые непосредственно или даже на личном уровне затрагивают интересы кремлевского руководства. Их решает президент по рекомендации своей администрации, использующей информацию и анализ, поставляемые в том числе российскими службами безопасности. Обычно эти «президентские вопросы» решает аппарат Кремля. И администрация президента напрямую ведет дела со своими коллегами в центральноазиатских столицах. Главным инструментом разрешения критических вопросов являются встречи на высшем уровне. Но если Ельцин предпочитал ритуальные встречи с участием всех глав СНГ, то Путин радикально увеличил число прямых деловых переговоров со своими центральноазиатскими партнерами. В 2005 г. он создал в кремлевской администрации особый отдел, отвечающий за контакты на высшем уровне с постсоветскими государствами.

Все другие дела, намного более многочисленные, решаются с участием множества министерств, агентств и комитетов. После ликвидации недолговечного министерства по делам СНГ проблемами Центральной Азии занимается по большей части Министерство иностранных дел. Третий департамент стран СНГ ведет повседневные отношения с правительствами Центральной Азии. Послы России в столицах региона – это по большей части карьерные дипломаты, неизвестные широкой публике. Среди них лишь немногие стали известны за пределами МИДа, например, Дмитрий Рюриков (бывший помощник президента Ельцина по международным делам, служивший затем послом в Ташкенте) и Рамазан Абдула-типов (бывший член правительства РФ и бывший депутат Госдумы, направленный послом в Душанбе). Ни один из нынешних российских послов не имеет эксклюзивного личного доступа к руководству страны пребывания. В свое время российских дипломатов даже обвиняли в том, что они «куплены» центральноазиатскими режимами и из защитников российских национальных интересов превратились в агентов их лидеров107.

Роль Министерства обороны упала в сравнении с самым началом 1990-х гг., когда армия какое-то время была единственным представителем правительства России в Центральной Азии. МО особенно активно там, где развернуты подразделения Вооруженных сил России (т. е. в Таджикистане и Киргизии). Оно также участвует в программах помощи Узбекистану в области обороны и безопасности. Главной целью этого министерства является поддержание институционализации ОДКБ и повышение ее эффективности. Чтобы сделать принадлежность к ОДКБ более привлекательной, Россия решила поставлять номинальным союзникам оружие по заниженным ценам и открыть для военных специалистов из Центральной Азии доступ к программам военного образования и подготовки108.

В период президентства Владимира Путина все более важную роль стали играть российские службы безопасности. Их важнейшей функцией является составление для Кремля стратегических и тактических планов и контроль за проведением их в жизнь. В их задачи входит также поддержание тесных контактов со своими партнерами, зачастую их бывшими коллегами, в Центральной Азии. В принципе это открывает им возможность для участия в выборе нового лидера, когда старый сойдет со сцены. На саммите СНГ в 2007 г. новым исполнительным секретарем Содружества был избран бывший до этого директором российской Службы внешней разведки Сергей Лебедев. Преемником самого Лебедева во главе СВР стал только что отставленный премьер-министр России Михаил Фрадков. Отметим, что генеральным секретарем ЕврАзЭС с момента основания организации является ветеран разведки Григорий Рапота, а генеральным секретарем ОДКБ – другой ветеран спецслужб Николай Бордюжа.

Торговыми и экономическими вопросами занимаются правительство РФ, лично премьер-министр, а также вице-премьер, курирующий внешнеэкономические отношения. Ключевыми игроками в этой области являются министерства промышленности и энергетики, финансов, торговли и экономического развития.

Многие крупнейшие российские компании преимущественно либо отчасти являются собственностью государства. В энергетическом секторе при Путине государство стало главным действующим лицом. Государственные компании Газпром и Роснефть являются лидерами энергетического сектора. Правительство, соответственно, действует исходя из принципа: «Что хорошо для Газпрома, хорошо и для всей страны». За 2000-е гг. Газпром многократно увеличил свою капитализацию, стремясь со временем стать крупнейшей мировой компанией.

Даже компании, прежде державшиеся независимо, сегодня координируют свои действия с Кремлем. Представители ЛУКойла, который в 1990-х прославился несогласием с правительством в вопросе о каспийской нефти, сегодня открыто заявляют: «Просто мы патриотически настроенная компания, и, если ясны указания сверху, мы их принимаем и исполняем»109.

Анатолий Чубайс, архитектор российской приватизации, а в настоящее время президент ведущей электроэнергетической компании РАО «ЕЭС», является самым влиятельным закулисным либеральным политиком страны. В 2003 г. он выдвинул идею превращения России в великую державу нового типа. По сути дела, он предложил110 укрепление и усиление ведущей роли России на постсоветском пространстве, опирающееся на экспансию российского капитализма. Чубайс полагает, что в следующие полстолетия миссией России должно стать строительство того, что он назвал «либеральной империей». Хотя его видение новой империи вызвало в целом негативную реакцию в Центральной Азии, реальное развитие российской политики во многом следует чертежу Чубайса.

Многочисленные российские регионы, от Екатеринбурга до Новосибирска, серьезно заинтересованы в расширении торговых и экономических связей с соседним Казахстаном, но их беспокоит нелегальная иммиграция, торговля наркотиками и возможное влияние исламистского радикализма на их собственное мусульманское население.

Перспективы

С точки зрения России «время Юга» – начавшееся в результате катастрофических событий XX в. – продолжается. Никогда прежде Юг не был столь важен для России, как в наши дни. Значимость Центральной Азии, самой большой части бывшего советского Юга, для России будет только возрастать как в положительном (поставки энергоресурсов, трудовые мигранты, деловые возможности), так и в отрицательном (нестабильность) смысле.

Для Центральной Азии Россия – не посторонняя сила, а метрополия бывшей империи, а затем ядро некогда единой страны. В отношениях со странами региона Москва может опираться на географическую близость и эмоциональную привязанность, но она же вынуждена нести бремя моральной ответственности за тяжелое наследие прошлого, такое как, например, экологические катастрофы вроде обмеления и разрушения Аральского моря и радиоактивное заражение Семипалатинского ядерного полигона.

В среднесрочном плане главной политической проблемой России является ее отношение к авторитарным режимам региона. В настоящее время Москва безоговорочно поддерживает местных властителей. Собственно говоря, Москва даже горда тем, что не выдвигает никаких условий сотрудничества с ними и отказывается выстраивать отношения с оппозицией и подталкивать режимы к изменениям. Продолжение этой политики безусловной поддержки не только идет вразрез с ходом истории, но и вредит интересам России и способно не столько предотвратить, сколько породить нестабильность. Однажды поддержав Ташкент, Москва несет ответственность за развитие процессов в Узбекистане.

Москва, однако, не представляет, что делать с назревающим социально-политическим кризисом в Узбекистане, Туркмении или Киргизии, который может вызвать взрыв исламского радикализма. Сосредоточившись на «войне с терроризмом» и создании «антитеррористических центров», Москва может неожиданно для себя столкнуться с массовыми волнениями, от которых не поможет никакое противоядие.

Как показали события в Киргизии, для преодоления кризиса перехода власти Москве не хватает конкретного знания обстановки, а еще больше понимания ситуации. Надвигающаяся смена власти в Казахстане и Узбекистане будет иметь огромное значение для всего региона. Для разработки и реализации эффективной политики вряд ли достаточно работы лишь на уровне президентского дворца или штаб-квартир служб безопасности.

Фундаментальные слабости российской политики порождаются рядом факторов: природой ее собственного политического режима; качеством системы государственной власти; архаичностью геополитической составляющей ее внешней политики; медленным, неравномерным и крайне неохотным приспособлением политики в области обороны и безопасности к реалиям эпохи, наступившей с окончанием холодной войны, – в противоположность гораздо более просвещенной экономической и финансовой политике. Роль России в Центральной Азии резко уменьшится – в сравнении с тем, что было в XIX и XX вв., – если она окончательно перестанет быть силой модернизации, а вместо этого станет оплотом консерватизма и агентом реакции.

До сих пор российской политике недоставало динамизма и видения перспектив. Необходим стратегический подход на уровне всего региона. Уровень руководства и координации деятельности различных ведомств, участвующих в принятии внешнеполитических решений, минимален и недостаточен. Почти полная монополизация планирования внешней политики службами безопасности ведет к падению интеллектуального уровня на этом направлении. В результате место творческого осмысления заняли простые стереотипы, а принятие политических решений сведено к планированию специальных операций и использованию «политических технологий»111.

В своих отношениях с Центральной Азией Россия обычно не устанавливает повестку дня, а реагирует на события. Даже работая в многосторонних организациях, являющихся главными проводниками региональной политики Москвы – ОДКБ и ЕврАзЭС, – Россия не осуществляет, как правило, активной координации политики своих союзников. Сегодня, когда среди последних оказались Казахстан и Узбекистан, задача стала еще более трудной.

Россия все еще не сумела найти верный баланс между альянсами, в которых она является ведущим участником (ОДКБ и ЕврАзЭС), и более широкими союзами, в которых она также состоит (ШОС). Зачастую лишенная уверенности в себе, она колеблется между попытками быть лидером в регионе и эпизодическим подыгрыванием политике Китая. Если все продолжится в том же духе, Россия постепенно утратит свое влияние в сравнении с Китаем и США. И если Вашингтон утратит интерес к Центральной Азии, главная выгода достанется в этом случае Пекину.

Россия не сумела привлечь Соединенные Штаты к плодотворному сотрудничеству в Центральной Азии и Афганистане. Россияне переоценивают влияние американской политики поддержки свободы и демократии в Центральной Азии и рассматривают ее как главный фактор дестабилизации. Этот подход ведет Москву к еще более безусловной поддержке авторитарных и зачастую репрессивных правительств этого региона, а это прямой путь к дальнейшему ухудшению политической ситуации в Центральной Азии.

В то же время аналогичное нежелание Соединенных Штатов привлечь Россию к сотрудничеству в качестве главного регионального партнера в Центральной Азии (например, через установление отношений НАТО-ОДКБ) равносильно отказу от главной возможности стабилизировать ситуацию в этом регионе. Опасность дестабилизации Узбекистана, перешедшего из рук Америки в руки России, должна бы подействовать отрезвляюще. Да и решение проблем производства наркотиков в Афганистане требует совместных усилий.

На экономическом фронте российское правительство все еще мало или вовсе не поддерживает российский бизнес, если не считать малую группу крупнейших энергетических компаний.

Россия до сих пор вяло использовала свое культурное влияние. Москва бездеятельно наблюдала за тем, как русский язык и культура постепенно сходят на нет в целом регионе (за исключением Казахстана). Сегодня немыслимо появление таких лидеров, как первый президент Киргизии Аскар Акаев, который 17 лет провел в Ленинграде, прежде чем вернуться на родину и возглавить страну. Если Россия не пойдет на очень значительное расширение программ подготовки студентов из Центральной Азии, бывшая близость элит навсегда останется в прошлом.