Текст книги "Коро-коро Сделано в Хиппонии"
Автор книги: Дмитрий Коваленин
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Случайно ли ощущение, что Тавара Мати вспыхнула сверхновой именно на таком перекрестке? Одинокое эго «нашего» символизма – и «их» печаль от безнадежности попыток выразить чувство…
Япония, XVII век: подножие горы Фудзи
«…Человек, плача, делает горе своим господином. Человек, который пьет вино, делает удовольствие своим господином. Когда Сайгё[31]31
Сайгё (монашеское имя; в миру – Сато Нарикиё, 1118–1190) – один из ведущих поэтов древней Японии. В 23 года оставил военную службу и семью, постригся в монахи и всю оставшуюся жизнь скитался по стране.
[Закрыть] сложил:
В самом деле, было бы печально жить,
Если б здесь не было одиночества
– он сделал одиночество своим господином».
Человеческий мир вообще представлялся Басё «демоническим миром страстей», а человечество – «тонущим в грязной канаве». От суетного мира он пытается на какое-то время уйти к природе и просветленности.
«Глупый человек имеет много вещей, чтобы беспокоиться них… Те же, кто делает искусство источником средств существования, возбуждают свои сердца гневом и адской жадностью и топят себя в грязной канаве. Они не способны сохранить свое искусство живым».
Как нерасторжимы должны быть искусство и жизнь, так нераздельны должны быть знания и деяния… Задача, которую ставил Басё перед самим собой, заключалась в том, чтобы отстаивать именно практическую направленность мысли, что и провозглашал Даосинь – Четвертый патриарх дзэна.
И все же собственно дзэн начинается в сознании Басё, когда, споря с тем же Сайгё, он еще больше углубляет смысл одиночества: «Возвысить сердце пониманием высшей мудрости – и вернуться в мир простых вещей».
Один из ключей к пониманию дзэна – растворять свое одиночество в повседневной жизни…
Шестой патриарх дзэна Хуэйнэн (637–713): «Греховность с избытком пребывает в каждом из нас, и потому чисто внешний уход из нее – пустая иллюзия. Растворись в мирской жизни!»
Наконец, просидев в своей хижине около года, и сам Басё признается: «Как бы там ни было, в одинокой жизни нет ничего интересного. Нести свое одиночество к людям – вот настоящее искусство!»
Индия – Китай – Япония. От буддизма Махаяны дзэн отличается уже тем, что обращается не к блаженству нирваны, иного мира, а к тайнам сущей Вселенной. Высшая ценность – сатори: внезапное просветление, озарение, достигнутое в посюсторонней, обычной жизни. Существование же, согласно дзэн-буддистским отшельникам, заключается совсем не в том, чтобы рассуждать об Истине, о Будде. Истина и Будда – вокруг и всегда. Найди их сам и сейчас во всем, что тебя окружает, и прежде всего – в себе самом. «Тело, которое я созерцаю, неотличимо от Будды. Для чего же мне стремиться к нирване?»
Принцип ваби, выведенный в итоге размышлений и странствий Мацуо Басё – родоначальником японской поэзии нового времени – гласил:
«Человек, не вовлекай себя в борения жизни. Созерцательное отношение, бесстрастный взгляд – вот твоя высшая мудрость».
Возвращение в собственный дом
Так или иначе, сверхпопулярность «Именин салата» – «Салатовых дневников», как чаще называют книгу в народе, – говорит сама за себя: дзэн Тавары Мати по-прежнему предлагает нам отключиться от привычного образа мыслей, свежими глазами взглянуть на себя и свое окружение. Предлагает стать тем, чем мы были с Начала Вещей.
«Вы теперь найдите себя, – убеждал Басё, – с самого начала ничего не уходило от вас. Вы сами закрывали глаза на свою действительность… так вернитесь же в собственный дом».
Раскрытие сознания – для того, чтобы обрести прямое понимание сущности вещей. Для Мацуо Басё эта сущность раскрывалась в стебле ячменя и крике кукушки во время странствий.
«Странник!..»
имя мое произносит
Первый осенний дождь.
Тавара стала странником в собственном городе. Решив однажды отправиться в этот путь, она вернулась в собственный дом.
Мир, XX век, «Салат»
Итак, веками продолжались поиски Истины: от реального – через ирреальное – к их смешению для понимания Красоты как подлинной сути вещей… И все вернулось на круги своя.
При всех трансформациях неизменным оставалось требование «недосказанности», «избыточного чувства». Если вперед шла жизнь материальная, менялся язык, то само это требование «надчувства» так и осталось отличительной чертой японского понимания прекрасного.
И танка Тавары Мати – по-прежнему танка.
Поэтические откровения молодой школьной учительницы принимаются читателями «на ура». После того как специально для Тавары создают две еженедельные телевизионные передачи, она входит в список самых популярных людей Японии 1987 года. Бесчисленные встречи, интервью и регулярные «уроки стихосложения» на страницах одной из центральных газет страны – все это порождает ни много ни мало поэтическую моду: стихами «сарада» начинает увлекаться молодежь, причем не только студенческая.
На имя поэта хлынул поток писем – экспериментов, так или иначе следующих «салатовым» традициям. Тавара выбрала, на свой взгляд, лучшие из них и опубликовала полторы тысячи стихотворений отдельным сборником – своеобразной антологией «народного творчества». А когда-то это было прерогативой императора…
В начале 1988 года Литературная академия страны за первую главу «Именин салата» вручает Таваре Мати ежегодный приз Кадокава «За произведения в жанре танка». Глава эта – «Утро в августе» – признается лучшим поэтическим сборником года.
Волна «салатового бума» вдохновляет творчество молодых художников и фотографов. В повторных изданиях, а также в переводах стихи уже сопровождаются отобранными самой Таварой фотографиями, акварелью, графикой. Паратройка композиторов создает навеянные «Салатом» мелодии для эстрады, для симфонического оркестра и даже для хора. Предприимчивый музыкальный бизнес, чувствуя момент, не замедлил выпустить этакий «музыкальный салат» из произведений Шопена, Дебюсси и других мировых классиков отдельным компакт-диском, который так и назывался – «Салатовая классика» – и предназначался для прослушивания в процессе чтения книги…
В начале 1990-х годов последовательницы «салатового течения» объединяются вокруг своего кумира, и в творчестве новой поэтической группировки обозначается явный феминистский оттенок. Сама Тавара оставляет преподавательскую деятельность и переходит на литературно-издательские хлеба, возглавив одно из сильнейших женских поэтических движений современной Японии. Кроме того, литературоведческая библиотека специалистов пополняется несколькими сравнительно-историческими эссе, в которых Тавара Мати пытается проследить связь современной поэзии с ее корнями – антологиями X–XIII столетий.
До начала 90-х годов японский читатель знакомится и с новыми экспериментами поэта – оригинальной «поэзией в прозе» в книге «малых форм» «Яблоко в слезах» (Ринго-но Намида, 1989), и с тремя поэтическими сборниками того же «салатового направления»: «Свежесорванное танка» (Торэтатэ-но Танка-дэс, 1989), «Еще одна любовь» (Моо хитоцу-но кои, 1989) и «У ветра на ладони» (Кадзэ-но тэ-нохира, 1991). По оценкам многих критиков, поэзия Тавары заметно «розовеет» – эротические акценты при создании Красоты становятся для нее основными…
Маленькая, но существенная деталь стала известной лишь спустя полгода после выхода «Именин Салата» в свет, в период наивысшей популярности книги. Как призналась сама Тавара, ни в то время, когда рождались стихи, ни позже – не существовало в природе того, к кому обращались душевные устремления героини «салатового дневника». Только в воображении жил объект любви: она поселила его в свой мир и наделила привычные вещи новым внутренним качеством.
Пальцы мои
Исследуешь один за другим:
Может быть, в этом – любовь?
…Эта книга имеет одну замечательную особенность: ее хочется время от времени снова брать в руки – и раскрывать где получится. Совсем как та парочка однажды вечером в полупустой электричке, громыхающей по столичным пригородам:
– Давай загадаю, какими мы будем завтра? Страница 105, третья сверху…
И оба с любопытством засовывают носы в давно замусоленные странички.
Токио – Владивосток – Москва – Ниигата,
1989–1992
Письмо 7
Русская рулетка в соевом соусе
Фугу: тема для медитации
История рыбы фугу, как и многие истории о Японии, вот уже несколько веков обрастает самыми мистическими слухами. Кто-то раздувает их, чтобы пощекотать нервы слушателя. А кто-то – чтобы подхлестнуть в себе удовольствие от Красивой Легенды. Ведь именно за Красивую Легенду у нас так любят принимать все японское, что встречают вокруг, – будь то кино, книги, музыка, парфюмерия, мебельный дизайн, философское учение или еда. Чуть ли не каждому второму «нашему», которого я перевожу по работе, не нужна от японцев реальная Япония. Ему хочется, чтобы эти странные азиаты и дальше рассказывали ему чужую сказку о самих себе. «Японец не может быть таким же, как я, – любит думать наш человек. – В нем непременно должна быть какая-нибудь сногсшибательная легенда. Если он не внук самурая и не сын камикадзэ, то хотя бы должен разрубать с десяток кирпичей ребром ладони – или, на худой конец, употреблять в пищу то, от чего нормальные люди (то есть мы) отправляются на тот свет».
И я думаю: может, именно из-за такого отношения к ним у нас до сих пор нет с Японией мирного договора? И половина Курил до сих пор «висит между небом и землей»? И мы столько поколений подряд не можем ни о чем с ними толком договориться? Не знаю. Я даже не берусь сказать, что здесь курица, а что яйцо. Я просто смотрю и слушаю. И тогда многие ирреальные истории поворачиваются ко мне вполне практической, земной стороной.
Итак, существует океанская рыба фугу, известная у нас как рыба-собака, а с других языков переводимая как «вздувающаяся рыба» или «рыба-глобус». Поймать ее можно в Атлантическом, Индийском или Тихом океанах, особенно часто – вокруг островов и коралловых рифов. Если, конечно, охота ее ловить. И уж тем более есть.
Из всех животных, которые в воде, ешьте всех, у которых есть перья и чешуя.
А всех тех, у которых нет перьев и чешуи, не ешьте: нечисто это для вас.
Второзаконие, 14:9—10
Эта рыба размером с ладонь может плавать хвостом вперед, но вообще передвигается довольно медленно. Вместо чешуи у нее – тонкая эластичная кожа, и вот для чего. Если фугу испугать, она мгновенно раздуется (за счет воды или воздуха, которые резко всасывает в себя) и примет форму шара, в три раза большего, чем ее первоначальные размеры. У некоторых подвидов фугу этот шар начинает «ершиться» длинными острыми шипами. И горе акуле, которая не поймет угрозы: милая рыбка смертельно ядовита. В ее молоках, икре, на половых органах, коже, а особенно в печени содержится тетродотоксин (ТТХ) – яд нервно-паралитическою действия, который примерно в 1200 раз опаснее цианистого калия. Смертельная доза для человека составляет всего 1 миллиграмм тетродотоксина; в одной рыбешке яда хватит, чтобы убить 30–40 человек. Эффективного противоядия от отравления фугу не существует.
И тем не менее японцы едят фугу с большим удовольствием с давних времен. Хотя далеко не все. В период Мэйдзи (1868–1912) кормить людей фугу запрещалось законом. Вплоть до 1800-х гг. сёгунат Токугава запрещал даже вылов этой рыбы. Однако еще в 1598 году появился закон, обязывающий повара, который готовит фугу, получить для этого государственную лицензию. Именно этот закон пережил все запреты и применяется до сих пор.
Чтобы получить лицензию, повар должен сдать два экзамена – письменный и практический. Примерно три четверти подавших заявки проваливаются уже на письменном, для сдачи которого необходимо разбираться в десятках разновидностей фугу, включая различные способы «обезъядивания». А оставшимся 25-ти процентам не выдают лицензии, пока они не съедят то, что сами же приготовили.
Жесточайшие правила разработаны для чистки и готовки этой рыбы. Владелец ресторана обязан предоставлять подробнейшие отчеты санинспекторам Министерства здравоохранения по количеству и условиям хранения запасов фугу в своем заведении. Обработка фугу – сложный, 30-ступенчатый процесс, цель которого – ослабить действие тетродотоксина до минимума. Неудивительно, что цены на подобные лакомства колеблются в радиусе от 100 до 500 долларов за порцию. Обычный «маленький человек», мягко скажем, такими разносолами не побалуется. А спрос все равно остается. И еще какой! Хотя родиной этих блюд традиционно считается Осака, в сегодняшнем Токио – более полутора тысяч ресторанов, готовящих фугу.
Да, люди мрут. Хотя на Западе скандальная хроника сильно завышает процент летальных исходов, риск отправиться в мир иной действительно велик. С 1974 по 1983 г. во всей Японии зарегистрировано 646 случаев отравления фугу, из них 179 смертельных. От 30 до 100 японцев по-прежнему умирает каждый год. Это либо те небогатые, но любопытные, кто решил приготовить фугу сам, в домашних условиях и безо всяких лицензий, – либо толстосумы-сорвиголовы, в частном порядке и за отдельные деньги упросившие повара приготовить им печень. Ведь именно печень – средоточие яда! – традиционно считается самой нежной частью фугу. И как раз ею кормить людей – уголовное преступление.
Самая знаменитая смерть от фугу, пожалуй, случилась в 1975 году. Актер театра кабуки Мицугоро Бандо VIII, которого называли «живым национальным сокровищем», скончался от паралича после того, как съел печень фугу в одном из ресторанов Киото.
Это был четвертый раз в жизни «сокровища», когда по особому заказу в закрытом для посетителей зале ему подали печень. Интересно, что именно цифра «четыре» – фонетический омоним слова «смерть» – японский вариант нашего несчастливого числа «тринадцать».
Зачем ему все это было нужно? – спросит нормальный западный человек. Я приведу три ответа на выбор.
1) Некоторые считают, что это неповторимо вкусно. Любители утверждают, что на вкус фугу – скорее цыпленок, чем рыба, и лишь отдаленный вкусовой намек указывает на то, что это продукт моря. У мяса совсем не ощущается волокон, по консистенции оно похоже на желатин. А один из поэтически настроенных гурманов заметил, что вкус фугу напоминает японскую живопись – нечто утонченное, ускользающее и гладкое, как японский шелк… Китаодзи Росаннин, известный керамист и сибарит, писал: «Вкус фугу не сравнить ни с чем. Если ты съешь это три или четыре раза – станешь рабом фугу. Все, кто отказывается от этого блюда из страха умереть, достойны глубокого сочувствия».
2) Есть мнение, что тетродотоксин в малых дозах – наркотик. «Советский японист № 1» Всеволод Овчинников в своей нетленной «Ветке сакуры» писал: «…Повар начал резать фугу со спинки – наиболее вкусной и наименее ядовитой. Но чем ближе к брюшине, тем сильнее становится яд. Бдительно следя за состоянием гостей, повар брал с блюда кусок за куском, неизменно начиная с хозяйки. И тут на нас исподволь накатилась некая парализующая волна. Сначала буквально отнялись ноги, потом руки. Затем одеревенели челюсти и язык, словно после укола новокаина, когда собираются рвать зуб. Способность двигаться сохранили только глаза. Никогда не забуду этих минут ужаса, когда мы безмолвно и неподвижно сидим на татами и лишь обмениваемся испуганными взглядами. Потом все оживало в обратном порядке. Возвратился дар речи, обрели способность двигаться руки и ноги. Неужели ради этого возвращения от границы бытия и небытия люди идут на смертельный риск?» Здесь, наверное, стоит добавить, что именно яд фугу считался одним из главных компонентов в создании «порошка для зомбирования» у гаитянских колдунов, которые выкапывали из земли «умерщвленных» ими жертв через три-четыре дня после «смерти» и заставляли их подчиняться своим приказам. Кто хочет этому верить – решайте сами, я тут не спец.
3) Своеобразное отношение японцев к смерти. Японцы всегда любили умирать за Великую Идею. Самураи вспарывали себе животы, чтобы доказать свою преданность феодалу. Камикадзэ пикировали на авианосцы, чтобы прославить Императора. Любовники, которым предки не позволяли жениться, сигали в обнимку со скал, чтобы доказать родителям, что те не правы… И только, пожалуй, с фугу все немного абстрактнее и утонченнее. Готов спорить, вышеупомянутый Мицугоро Бандо VIII рисковал своей жизнью не ради идеи, но ради японского понятия Красоты, как он ее понимал. Интересно сказал Харуки Мураками в своем первом интервью русским людям: «Японские мифы по структуре отличаются от мифов Европы. Взять, например, миф об Орфее. В Японии тоже есть такой миф, очень похожий. Но у европейцев Орфей очень долго путешествует, поет песни изо всех сил, упрашивает лодочника, терпит лишения всю дорогу. А в японском мифе захотел попасть в подземное царство – и ты уже там. Оно же прямо у тебя под ногами! Никакой дистанции между здесь и там нет… И в этом смысле моя уверенность в том, что мы можем, когда хотим, очень легко туда проскользнуть, – ощущение из древней японской мифологии».
Вот вам три разных ответа на вопрос, зачем им это нужно. Выбирайте сами. И попробуйте представить: ели бы фугу русские, разреши им готовить такое официально? Моя первая мысль – вряд ли. Слишком часто родной общепит подкладывал им очередные ножки Буша и курятину с сальмонеллой. Ну не верят еще наши люди, что какой-то незнакомый дядя сделает им все как надо. Пускай и с лицензией (видали мы ваши лицензии!).
Хотя – кто нас знает? В конце концов, человек тем и отличается от животного, что способен на самоубийство. И японцы тут, в принципе, уже ни при чем. Да и рулетка наша.
Письмо 8
Токийские мифы: трудности перевода
Из любых двух решений всегда принимай самое третье.
Практический Дзэн
Если вы собрались в Токио – знайте: информационного шока вам не избежать. Сколько бы вы ни читали перед поездкой, сколько бы ни теребили друзей-востоковедов и сколько бы японских слов ни вызубрили, – бесполезно. Ваша реакция на Токио, как и реакция Токио на вас, все равно будет совершенно непредсказуемой. Если что-нибудь и поможет вам не сойти с ума – так это терпение, бытовая смекалка и здоровое чувство юмора.
Сегодняшний Токио – это двенадцатимиллионный Вавилон, за последнюю сотню лет всосавший в себя уже около тридцати городов. Для Японии этот город-розетка – все равно что разъем USB для компьютера с уникальной операционной системой. Канал «вход-выход», по которому древний народ, отрезанный от внешнего мира вплоть до XX века, теперь общается со всем человечеством одновременно. Любые культуры, обычаи и технологии, какие только могут пригодиться этой нации для выживания, переплавляются здесь в «единое токийское целое».
Здесь вы очень скоро заметите, что на любой ваш вопрос отвечают сразу и «да», и «нет». И что старые, привычные мифы в вашей голове распадаются на Инь и Ян, которые цепляются друг за друга и начинают крутиться, совершая свою фантастическую работу.
Миф 1: Все токийцы живут в небоскребах и ездят на личных автомобилях.
– Да: Небоскребами и правда истыкан весь город. Средняя плотность населения в Токио – 6–8 человек на квадратный метр: над вами или под вами постоянно ходит кто-то еще. Хотите представить картину целиком – поезжайте на станцию Синдзюку, заберитесь в бар на 54-м этаже Токийской Мэрии и, потягивая «Сантори-бренди», любуйтесь в свое удовольствие. Озирая стеклобетонные джунгли до самого горизонта, вы, в частности, заметите: все улицы забиты машинами «под завязку».
– Нет: В небоскребах не живут, а работают. Подавляющее большинство народу живет за городом и ежедневно тратит на электричку до двух часов времени. Личные авто не в почете. На дорогах такие пробки, а парковки столь дороги, что на своих машинах ездят немногие. Да и зачем? Общественный транспорт чист, надежен и безопасен, метро и автобусы ходят по расписанию с точностью до минуты, а разных фирм такси в Токио около ста.
Миф 2: Все токийские женщины – домохозяйки. С утра до вечера только и делают, что разгуливают по улицам в кимоно.
– Да: Японский семейный уклад диктует: «жена – это работа». В среднем японские женщины работают пару-тройку лет после вуза, а потом выходят замуж, ведут хозяйство и растят детей. В любых канцелярских магазинах продаются так называемые «гроссбухи домохозяйки», которые жены кропотливо ведут каждый день, втискивая все семейные траты в жесткие рамки зарплаты мужа. В гардеробе обычной женщины есть хотя бы одно или два кимоно.
– Нет: Токийский мегаполис чихал на японский уклад. В отличие от остальной Японии, здесь куда чаще встречается «западная» модель семьи, когда оба супруга зарабатывают по отдельности. Поскольку «солидные компании» все еще не любят продвигать женщин по карьерной лестнице, «слабый пол» реализует себя в сфере сервиса, открывая свои рестораны, бары, магазины и парикмахерские. Кимоно токийские дамы надевают по праздникам или когда выходят «в свет», обращаясь с ним так же бережно, как наши дамы с любимым вечерним платьем: хорошее кимоно может стоить от миллиона иен ($ 10 ООО) и до полного беспредела.
Миф 3: Люди в Токио питаются сырой рыбой, и «нормальному» человеку там грозит голодная смерть.
– Да: Основа японской кухни – морепродукты. Считается, что чем меньше такая еда обработана, тем она «вкуснее» и «полезнее». Возможно, поэтому средняя продолжительность жизни у японских мужчин – 78 лет, а у женщин – 83 года. Ни хлеба, ни молока японцы не употребляли вплоть до конца XIX века, и на традиционном японском столе вы не увидите ни булок, ни масла, ни сыра.
– Нет: Никто не тащит вас насильно в этот чертов суси-бар. Оглянитесь по сторонам и выберите себе пиццерию, стейк-хаус или китайскую лапшевню по вкусу. А уж если совсем заблудились с голодухи – остановите любого прохожего и внятно скажите ему слово «МаккуДонарудо».
Миф 4: В Токио все баснословно дорого, а доверчивых иностранцев так и норовят обсчитать.
– Да: Да, токийские цены кусаются. Одноместный номер в отеле «тянет» на сотню долларов в сутки, десять минут на такси обойдется вам в $ 10, самый дешевый «бизнес-ланч» вы съедите за $ 7, а средний ужин с пивом и разносолами может стоить и долларов до 50-ти. Опасайтесь ходить в малопонятные ночные бары, а особенно в так называемые «Снакку» (Snack) – небольшие уютные «салуны» с барной стойкой человек на десять-пятнадцать, в которых нет меню, зато есть обаятельная «мама-сан», которая непонятно с чего радуется вам как родному. Но осторожнее всего ведите себя в районе Роппонги. Именно там вы больше всего рискуете забрести в заведение, где томные «официантки» всех цветов кожи тут же подсядут к вам с долгими разговорами. За каждую такую «подсадку» с вас причитается столько, что выставленный перед уходом счет может сильно подпортить впечатление от путешествия.
– Нет: Насчет цен – если вы привыкли к Москве, привыкнете и к Токио. Тот же галстук, что стоит $ 100 на Гиндзе, вы найдете в три раза дешевле в какой-нибудь лавке на Харадзюку (пускай и без лейбла «Гиндза»). А по честности обслуживания Япония, пожалуй, впереди планеты всей. Забудете на кассе сдачу в три несчастные иены – бедняжка продавец будет гнаться за вами по улице, пока не отчитается до гроша. Что же до вышеупомянутых «ночных разводок» – все очень просто: не ходите туда, где все блестит, бренчит и переливается, но ни на входе, ни в меню не указано цен. Храни вас Будда от такой экзотики.
Миф 5: Передвигаться по Токио без гида невозможно, а в метро и сам черт ногу сломит.
– Да: Найти нужный дом, шагая по улице, не получается даже со знанием языка: табличек с номерами на зданиях просто нет. Спрашивать прохожих бесполезно: разговорный английский спасает разве только в гостиницах. Токийская подземка – самое нелогичное и запутанное метро в мире, в котором совмещены две системы электричек: собственно метро – и поезда пригородного и дальнего следования. Некоторые станции – одновременно вокзалы междугородного сообщения. Случайно ошибившись в таком метро, вы можете уехать в другой город.
– Нет: Все дорожные указатели в Токио – двуязычные. Все надписи в метро также дублируются на английском. Сразу по приезде, в аэропорту, купите атлас города с пометкой «Bilingual» и хорошенько изучите карту метро перед сном. Это вам пригодится еще и для того, чтобы ориентироваться в дорожных расходах, т. к. оплата в токийском метро – по расстоянию: чем дальше, тем дороже (средняя поездка по центру – доллара 3–4). Вообще же картография у токийцев «в крови». Карту района, в котором вы находитесь, вам покажут в любом круглосуточном магазинчике. Если же вы заблудились или не можете что-то найти – шагайте прямиком к ближайшей полицейской будке с латинскими буквами «KOBAN». Покажите полисмену адрес, который ищете. Помимо кобуры с пистолетом у стража порядка всегда под рукою талмуд с подробнейшими чертежами окружающей местности, и проложить для вас курс – его прямая обязанность. Если в «Кобане» окажется ксерокс, попросите копию карты.
Миф 6: Токио полон тайных садистов, фриков и извращенцев, а за каждым темным углом притаилась коварная якудза.
– Да: Япония – нация трудоголиков, и людей с неудачной личной жизнью в Токио катастрофически много. Об этом говорят и статистика, и удельное содержание «бытовой порнографии» в масс-культуре, и сами японцы «под мухой» в обычном баре. В средних манга-интернет-кафе или видеоренте эротика и порнография обеспечивают до 50 % дохода – и, в свою очередь, чуть ли не половина подобной продукции замешана на откровенном «садо-мазо». Лишь в последние два-три года официальный Токио признал существование «чиканов» – сексуально озабоченных фриков, которые лапают женщин в переполненных вагонах метро. Татуированные верзилы свободно разъезжают на «мерседесах» и «БМВ» по вечерним улочкам Кабуки-тё, собирая «дань» с ночных баров и игровых центров, и полиция закрывает на это глаза.
– Нет: Какие бы фантазии ни допускались на экранах или страницах журналов, – все это крайне редко перетекает в реальные отношения людей. Наивысшая радость для японца – пребывать в гармонии с окружающими, а самый большой страх – «потерять лицо» перед коллективом. Не случайно большинство этих людей предельно законопослушны. Что же касается якудзы, то в «кодексе чести» японских бандитов, как ни забавно, прописано «служение народу» – нечто вроде принципа «волк – санитар леса». Мирных граждан вне мира «ночных фонарей» бандиты никогда не трогают, и практически любые «разборки» проводят только между собой. Ведь если пострадают обычные люди, полиция нарушит негласный «обет молчания» и займется «братками» всерьез. Но самое главное – не дай бог, от рук якудзы пострадает иностранец: еще только Интерпола «людям со шрамами» не хватало!.. В общем, завидев вечером угрюмого верзилу в черных очках, не спешите перебегать улицу и звать на помощь. Идите спокойно своей дорогой. Хотя фотографироваться на его фоне я бы все же не рекомендовал.
* * *
Трудно судить, какие еще фантомы и миражи о городе Токио клубятся у наших людей в голове. Как ни крути, а за последние сто лет из России в Японию мог попасть разве только дипломат или офицер КГБ… Но времена, слава богу, меняются. И сегодня, возможно, вы разберетесь с русскими мифами о Токио куда лучше меня, когда съездите туда сами. Все-таки на вопрос «черное или белое?» не будет ответа, пока колесо «Инь – Ян» не начнет вращаться. Не правда ли.
Стокгольм, 2005