Текст книги "Конец Света"
Автор книги: Дмитрий Мансуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Глава 6. Инцидент в выходной день
На Центральной Отопительной Станции привычно кипела не только работа, но и вода, поставляемая в город. Горячая вода требовалась каждый день, а в выходные – на сто сорок процентов больше: официально отдыхающий народ усиленно занимался стиркой, купанием и прочими делами, связанными с большим потреблением воды. С наступлением отопительного сезона воды понадобится еще больше, но это обстоятельство пока еще не вызывало тревоги – мощности ЦОС превышали необходимую величину в семнадцать раз: во время проектирования станции предполагалось, что она прослужит не менее четырехсот лет, и ее мощность изначально рассчитали для территории города в далеком будущем.
Хотя ближайшая река протекала в двухстах километрах от города, с водоснабжением проблем не существовало. Об этом мало кто знал, но воду для нужд города выкачивали из подземного озера, объем которого позволял не задумываться об ограничениях и экономии как минимум шестьсот лет. Практически, это было даже не озеро, а настоящее подземное море.
По огромному цеху ходили три слесаря, а мастер смены сидел в кабинете и наблюдал за их перемещением по мониторам. Еще три слесаря сидели в комнате отдыха и играли в костяшки или решали кроссворды. Хорошие слесари так и должны поступать – целыми днями сидеть и отдыхать, так как поднадзорное оборудование всегда в полном порядке.
К сожалению рабочих, высокое начальство ЦОС не видело разницы между хорошим, но отдыхающим слесарем и отлынивающим от работы плохим, поэтому нещадно ругало всех, кто не бегал по цеху с глазами, выпученными от рабочего рвения и желания ремонтировать все, что плохо движется. Из-за этого слесари время от времени выходили из комнаты отдыха, проходили по цеху и делали вид, будто возятся с оборудованием: видеокамеры передавали изображение не только мастеру, но и начальству, и оно, наблюдая идиллическую картину всеобщей занятости, временно успокаивалось.
В центральной части цеха располагалась огромная печь, кипятившая десятки тонн воды, пар которой нагревал воду, подающуюся в город под давлением в десятки атмосфер.
Мастер на миг оторвался от заполнения документации и бросил взгляд на мониторы – показалось, что звучание насосов в цехе изменилось. Но слесари тоже уставились на насосы, и мастер понял, что слух его не обманул.
"Так… а почему они смотрят на разные насосы? – озадачился он. – Оборудование не выходит из строя скопом, сейчас не те времена".
Заинтригованный, он выскочил из кабинета в цех, намереваясь лично присутствовать при обнаружении неполадок, и непривычный гул ударил по ушам с утроенной силой. Насосы гудели с надрывом, и единственным предположением о причинах данной неприятности оказалась мысль о попадании в насосы вместе с водой посторонних примесей.
"Но как они прошли через фильтры?" – недоумевал мастер: очистные системы считались гордостью ЦОС, да и вода в озере не вызывала нареканий.
Он ускоренным шагом направился к пожилому слесарю – тот стоял у насоса, явно озадаченный происходящим.
– Ты определи неполадки?
Слесарь развел руками.
– Нет, – ответил он. – За тридцать лет работы я с подобным не сталкивался.
– Тебе платят не за такие ответы, – заметил мастер.
Слесарь не обиделся.
– За ответы мне вообще ничего не платят, – отпарировал он, – иначе я давно бы стал богатым и не работал здесь от звонка до звонка. Мне платят за работу руками.
– Не придирайся, – мастер стукнул по корпусу и ощутил рукой приятный холодок. – Отключаем насос и смотрим, из-за чего он гудит.
– Выпил много, вот и гудит, – буркнул слесарь. Он нажал на кнопку, и словно в ответ, со стороны котлов донеслось мягкое шипение. Негромкое, как будто тихо выдохнул кит, и к потолку потянулся пар.
Мастер и слесарь в ужасе уставились на широкий столб пара: подобное могло произойти, если со всех котлов разом откинут крышки. Но ни один человек даже с повредившимся рассудком не сумеет сделать это моментально: процесс займет минимум три часа. К тому же, пожелавший выпустить пар и превратить цех в самую большую сауну на планете в процессе открывания крышек как минимум ошпарится.
Пар долетел до потолка. Небольшая часть вырвалась на улицу через оконные проемы со снятыми на лето рамами, что создавало дополнительный приток свежего воздуха в цех, но в основном пар расползся по бетонным плитам. Спустя секунды с потолка посыпались пылинки, и верхняя часть цеха полностью скрылась за опускающейся к полу красной пеленой.
– Ты видишь то же самое, что и я? – спросил потрясенный мастер.
Слесарь молча кивнул.
Песчинки на манер снежинок опускались на оборудование и покрывали его ровным слоем.
Мастер и слесарь пригнули головы, защищая глаза от песка, а когда тот осел на полу – за исключением пылинок, постепенно втягивающихся воздухозаборниками и выдувающимися наружу, – увидели, освещенный солнцем цех. Слесарь ахнул, а мастер и вовсе решил, что сошел с ума: солнце никогда ранее не освещало дальнюю часть цеха.
– Сдается мне – у нас снесло крышу, – заметил слесарь. Фраза прозвучала двусмысленно.
– Похоже, так оно и есть… – произнес мастер, разглядывая небо над головой. – Бетон так просто не исчезает. Есть предположения?
– Возможно, газовщики вместо одоранта добавили в газ мощный галлюциноген, – высказал версию случившегося помрачневший слесарь. – Чувствую, в городе сегодня весело будет…
– Надеюсь, это так, – заметил мастер, стряхивая с костюма песчинки, – иначе я не знаю, что написать в рапорте начальству насчет массовой порчи оборудования и исчезновения верхней части цеха. Кстати… а почему сигнализация не сработала, если у нас произошла утечка газа?! Кто отвечает за работу сигнализации?
Потолок полностью исчез, и пар устремился к грозовой туче, надвигающейся на город. Солнце закрывало темной пеленой, в цехе темнело.
– Ты и отвечаешь, – заметил слесарь.
– Я? – изумился мастер. – С каких пор? Я не электрик.
– Но ведь ты мастер – а на вас испокон времен производство держится! – воскликнул слесарь.
– За нищенскую зарплату я должен держать все производство? – возмутился мастер. – Хрен! Сколько платят, на столько и работаю.
Вслед за потолком исчезли трубы воздуховодов и начали таять аэраторы, втягивающие в исчезнувшие воздуховоды оседающий песок.
– Короче, – решил мастер, – галлюцинации галлюцинациями, но оставаться в исчезающем цехе себе дороже. И не важно, происходит ли это в реальности или в затуманенном галлюциногенами сознании. Уходим отсюда!
Слесари идею поддержали и бросились к открытым воротам, а мастер побежал в комнату отдыха предупредить оставшихся об опасности. А заодно и проверить, является ли происходящее плодом галлюцинаций: сидевшие в комнате отдыха слесари не могли надышаться галлюциногенами настолько сильно, как находившиеся в цехе. И если они скажут, что цех на самом деле исчезает, значит, случилось нечто доселе невозможное.
Гудящие аэраторы затихали один за другим, и в цехе становилось непривычно тихо.
Мастер добежал до комнаты отдыха, но вошел в нее так, словно ничего не случилось: первая заповедь начальства всех уровней – при рабочих никакой паники.
Открыв железную дверь, мастер вошел в комнату и закрыл выход во избежание попадания в помещение галлюциногена.
Слесари увлеченно играли в карты и на мастера не обратили внимания, поскольку знали: если что-то сломалось, то в комнату не входят, а врываются и с трехэтажными ругательствами отправляют слесарей ремонтировать оборудование. А поскольку "кодовые" фразы не прозвучали, то и обращать внимания на вошедшего не имеет смысла.
– Мужики, – спокойным голосом произнес мастер. Он ждал, когда на него взглянет хотя бы один рабочий. Если никто из присутствующих не увидит пыли – добавившим в газ галлюциногены не поздоровится. Если же увидит, то "дело – труба", – у меня часы остановились. Сколько на ваших?
Один из игроков посмотрел на наручные часы и, повернув голову к мастеру, скороговоркой произнес точное время и снова повернул голову к картам.
У мастера отлегло от сердца: все-таки галлюциногены.
"Вот ведь идиотские шутки!" – подумал он сердито. Придется выйти на улицу и подышать свежим воздухом – глядишь, стены и потолок вернутся на прежнее место так же быстро, как и исчезли. Но в этот момент глаза слесаря вытаращились, и он снова посмотрел на мастера.
– Кто это тебя песком обсыпал?! – заинтересовался он, едва сдерживая смех. – Никак, с малышами в песочнице поцапался?
У мастера по спине пробежал холодок: никаких галлюциногенов – цех рассыпается на самом деле.
– Мужики, – объявил он. – Всем немедленно покинуть цех! У нас чрезвычайная ситуация!
– А что случилось? – заухмылялся молодой слесарь. – Малышня атакует?
Старший слесарь дал ему подзатыльник:
– Сначала выполни приказ, потом ерничать будешь!
Затих последний аэратор, и в цехе наступила относительная тишина – только газ в печи гудел, да бурлила кипящая вода.
– Через основные ворота не выходить! – приказал мастер. – Всем бежать к запасному выходу – он ближе. И никаких вопросов, пока не выберемся на улицу, иначе погребет нас под слоем песка – замучаемся выкапываться! Прикрывайте рты тряпками, чтобы не задохнуться, и – бегом марш!
Он дождался, пока слесари выбегут из комнаты, и побежал к выходу замыкающим. Бросил напоследок прощальный взгляд на цех и выскочил на улицу.
Добежав до слесарей, наблюдавших за рассыпающимся зданием из безопасного далека, мастер остановился и вытер пот со лба. Его засыпали вопросами о происходящем, но мастер молча развел руками: инциденты подобного рода никогда ранее не случались.
Бежавшие с ним слесари ничтоже сумняшеся встали перед отбежавшими ранее, тем самым сделав прежний первый ряд импровизированного зрительного зала вторым. Зрители теперь уже второго ряда возмутились: почему как смотреть на что-то, то надо непременно сбиться кучкой и заставить пришедших ранее смотреть на происходящее из-за спин опоздавших? Язвительно переругиваясь, слесари разбрелись по "зрительному залу" и угомонились, превратив два коротких ряда в один длинный.
Клубы пара столбом поднимались к грозовой туче, но не исчезали вскорости, как это обычно бывало в летнее время, а по всей длине столба воздух при соприкосновении с паром превращался в песчаную пыль.
Сверкали молнии, гремел гром.
Мастер нервно поежился, вспомнив, с чего все началось, а слесари, которые видели начало процесса, шепотом объясняли коллегам, почему цех начал таять как ледышка. Коллеги не верили.
Цех полностью превратился в груду песка, и наступила очередь более прочных котлов. Державшиеся до последнего момента (первыми исчезли резиновые прокладки, и через образовавшиеся зазоры пар хлынул в цех) котлы сдавали позиции один за другим. Кипящая вода выливалась и стекала на пол по краснеющей поверхности. Металлические стенки истончались, превращаясь в решето, и рассыпающиеся котлы высвобождали тонны кипятка.
Разливаясь по цеху, вода потушила пламя в горелках и изменила их цвет на красный.
Оперативно сработали автоматические отсекатели газа, и его подача прекратилась, но облитые водой приборы и трубы посыпались песчаной крошкой, и газ под давлением в три атмосферы начал выбрасываться в воздух. Передвижение пыли в красной завесе хорошо показывало, как струи газа бьют из исчезающих труб.
Мастер емко выругался и бросился к газораспределительному пункту перекрывать подачу газа. Он хорошо знал, что случится, если рядом с газом появится источник огня или пройдет искра: произойдет большой бум с температурой под три тысячи градусов в эпицентре взрыва плюс основательное потрясение окрестностей. Зрителям на территории завода точно не поздоровится, да и горожане наверняка запаникуют, когда в домах повыбивает стекла или задрожат стены.
До газораспределительного пункта оставалось метров десять, когда в небе над цехом сверкнула молния. Мастер ойкнул, открыл дверь пункта, вбежал в него и с бешеной скоростью закрутил массивный вентиль.
Стрелка на датчике плавно опустилась с трех атмосфер на ноль, мастер вытер пот со лба и подбежал к следующему вентилю.
В пункт вбежали слесари, и через пару минут все вентили были закрыты, даже неиспользуемые и запасные: рабочие решили перестраховаться.
– Готово! – воскликнули они.
Мастер кивнул и облегченно выдохнул, а слесари с чувством выполненного долга направились к выходу.
Молния сверкнула очень уж близко – от грохота заложило уши. Рабочие непроизвольно съежились, переглянулись и нервно рассмеялись. Кто-то достал из кармана сигарету и сунул ее в рот, но зажигать не стал.
Уставший мастер вытер дрожавшие от нервного потрясения руки взятой с подоконника тряпкой. Напоследок осмотрел пункт – на самом ли деле всё закрыто, – и заметил, что трубы медленно-медленно изменяют цвет, а краснота, пока еще малозаметная, неумолимо подступает к вентилям.
Мастер побледнел: ближайшее место для перекрытия газа находилось далеко от завода. Для прекращения подачи газа надо позвонить в газовую службу, но если не остановить распространение "быстроржавчины", то никакие задвижки не помогут – газопровод исчезнет.
"Сейчас доберусь до телефона в соседнем цехе и заставлю газовщиков остановить подачу газа. И пусть только попробуют назвать меня идиотом – я на них же и отыграюсь, когда они увидят разрушения своими глазами! – подумал он. Решив, что сохранять спокойствие и лениво шагать в сторону соседнего цеха в такой ситуации будет глупо, он выскочил из пункта и сорвался с места как заправский спринтер. – И пусть рабочие тоже паникуют, увидев бегущее прочь от цеха начальство: их немного, давки не случится".
Молния ударила в остатки оборудования, и газовоздушная смесь превратилась в огромный огненный сгусток. Ударная волна обдала зрителей обжигающим ветром и сбила их с ног. Мастер ощутил, как гигантская мягкая лапа подкинула его в воздух и швырнула обратно на землю.
Огненное облако поднялось в небо и исчезло, напоследок разорвав в клочья ровный паровой столб. Облачка, поднимаясь к туче, превращали воздух в пыль и таяли, а достигшие тучи смешивались с каплями воды, чтобы чуть позже обрушиться ливневым потоком на землю.
– Больно все-таки… – мастер приподнялся и встал на ноги. Ушибленное колено болело, но главное, кости остались целыми. Даже нос не разбился.
Из исчезающего трубопровода вырывался в небо длинный огненный столб.
– Вот ведь день выдался! – устало пробормотал мастер. – Хуже не бывает…
Он поспешил в соседний цех звонить газовщикам, а на посветлевший от времени асфальт упала первая капля дождя.
На месте ее падения осталась красная клякса.
Глава 7. Профессор
«А здесь удобные скамейки, – думал профессор, садясь лицом к окну, – и почему я никогда не обращал на них внимания?»
Глаза чесались, словно песок в них все еще остался, но профессор знал: песчинки процарапали внутреннюю сторону век, и простым промыванием глаз от неприятных ощущений не избавиться.
"В следующий раз, – сердито подумал он, – когда я попаду в пылевую бурю, закрою не только рот и нос, но и глаза. И побегу в укрытие, полагаясь исключительно на память!.. Хотя нет… глаза придется держать приоткрытыми, иначе врежусь в стену, и всё – туши свет. Полагаться на память после этого будет сложно: отшибет при ударе – в моем возрасте никакие лекарства не помогут. И "клин клином" не спасет: дополнительные удары по голове редко приводят к положительному результату, если только бьющий не планировал избавить пострадавшего от остатков мозгов".
Профессор провел ладонью по лбу, вытер капельки пота и вслушался в многоголосый хор. Несмотря на обилие народа, все обсуждали одну-единственную тему: что происходит на улице, и почему универмаг остался целым, а остальные дома превратились в песок?
Стоявшие рядом взволнованно выпытывали друг у друга ответы на данные вопросы, видимо, считая собеседников вполне осведомленными насчет причин происходящего, а самых перепуганных покупателей охрана магазина давно уже отвела в подсобное помещение и щедро поила их успокоительным. У профессора тоже спросили, но он пожал плечами и не ответил.
"Можете считать меня трусливым, – подумал он, – но рассказывать правду я не намерен. Толпа всегда ищет крайнего, и расскажи ей что к чему – отнесется ко мне с большим рвением… хм-хм… разорвет на части. Я лучше промолчу".
Богатая парочка подальше решила, что неприятности созданы специально ради нее и гневно требовала у охранников прекратить шуточки и отменить съемки скрытой камерой для популярного нынче теле-шоу "Розыгрыш".
– Мы – занятые и серьезные люди, – угрожающе говорили они. – И не потерпим над собой издевательств! Мы на вашу телекомпанию в суд подадим!
Охранник, казалось, их даже не слушал. Он стоял и смотрел на то место, где двадцать минут назад находился его дом. Сейчас на месте старенькой, но уютной пятиэтажки располагался бархан, над которым возвышались остатки стен. Они не могли долго выдерживать вес шифера, и рушились то здесь, то там. Шифер трескался и ломался, и барханы покрывались серыми осколками.
Посмотрев на парочку пустым взглядом, охранник вышел из магазина и направился к бархану. Парочка запнулась и растерянно переглянулась.
– Когда это шоу закончится, и нам вручат цветы, – сердито сказал он ей (в голосе проскочили истерические нотки) – я исхлестаю ими съемочную группу!
Профессор прислонил голову к окну и с тоской посмотрел на тающий город. Микрорайоны рассыпались один за другим, город на глазах превращался в новую пустыню.
"А катализатор оказался мощнее, чем мы предполагали, – вздохнул он. – Может, мне еще не поздно податься в отшельники? Найду пещеру потеплее и стану в ней жить, замаливая грехи до конца жизни? Или займусь поисками ингибитора, если позволят обстоятельства".
Профессор моргнул, когда далеко в южной части города к небу взмыла огромная огненная сфера. Пламя поднялось над землей и исчезло, словно его и не было, а профессор застыл, гадая – взрыв ему привиделся, или там на самом деле что-то произошло?
Кажется, произошло: толпа притихла на миг и взорвалась восклицаниями, а донесшийся до магазина грохот взрыва и дрожание земли подтвердили его опасения.
Окна задрожали. То, к которому профессор прижался, завибрировало и несколько раз ощутимо ударило его по лбу. Профессор отодвинулся – окно сделано из небьющегося пластика и не разобьется, но шишки очень даже может наставить.
Грянул гром.
Молнии сверкали по всему небу – то слева, то справа от магазина. Поднятое предгрозовым ветром пылевое облако унеслось в северную часть города, и вокруг магазина остался тяжелый песок. Для полноты картины не хватало разве что появления ящериц и кустов перекати-поле.
Первые, тяжелые капли дождя протаранили песок и оставили на нем небольшие выбоины.
"Отлично, – подумал профессор, – по крайней мере, пыль прибьет к земле, и после ливня разойтись по домам будет проще – у кого дома остались, конечно… а вот интересно: остальные тоже думают о подобной ерунде, или я один выделился? Ведь среди погибших есть чьи-то друзья, родственники и даже… хм-хм-хм… враги. Ну, да, для кого-то эта катастрофа покажется небесным подарком – но таких счастливчиков явное меньшинство. Хм-хм… что-то я сегодня неправильный какой-то. Мир рассыпается, а я думаю о научном и выстраиваю гипотезы вместо того, что бы присоединиться к остальным и тоже наесться деликатесов или наконец-то попробовать колбасу по цене в две мои месячные зарплаты. Вон, кучка мужиков столпилась у винного отдела и жадно поглощает дорогущие вина, пока охраны нет. Если их поймают, за выпитое придется расплачиваться лет семьсот-восемьсот, не меньше…"
Он вдруг понял, почему думает о разрушении города с отстраненностью: разум отказывается поверить в происходящее из-за его невероятности.
По уличной стороне окна с улиточной скоростью ползла капля, оставляя узкий след – красную полоску – и медленно, но верно растворяла пластик.
На окно упала еще одна капля.
И еще одна.
И еще.
И еще десяток.
Скатываясь по окну, они оставляли за собой красные полоски, словно перечерчивали изображение рассыпавшегося города. Это казалось невероятным, но катализатор каким-то образом оказался не только в трубах, но и в туче.
"А может, мы просто надышались дымом и по-прежнему сидим в лаборатории? – предположил профессор. – Может, это нам привиделось?"
Но повлиять на ситуацию Грилинс не мог, и потому оставалось тупо ждать гибели или прекращения действия дурмана.
"Знал бы заранее, что завершение работы над книгой ознаменует конец всего города – и не начинал бы работать над переводом. Сжег бы книгу и пепел по ветру развеял, – подумал профессор. – Эх… узнать бы, кто придумал и первым использовал подобное вещество? И для чего? Неужели все пустыни на планете обязаны своим появлением злобным химикам далекого прошлого?"
В универмаге началась настоящая паника, но профессор не стал оборачиваться. Он и так знал причину: начался ливень, и первые капли пробивали в потолках и окнах небольшие дырочки.
"Чудо природы: гроза-дробовик" – лаконично подумал он и вздохнул.
Капли летели к земле и, уменьшаясь, оставляли позади пылевые полоски – воздух при контакте с ними превращался в песок. Появляющийся вакуум притягивал капли, летевшие следом, и соединял их в огромные сгустки воды. Сгустки снова рассыпались большими каплями, и те продолжали падение, уменьшаясь и превращая воздух в песок. Снова и снова образовывающийся вакуум притягивал и соединял измельчавшие капли в гигантские. Десятки тысяч многометровых пылевых черточек сдувались ураганным ветром, но появлялись новые полоски, через считанные мгновения тоже терявшие очертания. Тонны песка и воды стремились к земле, превращая ливень в небесный селевой поток.
Первые капли пробили крыши и оставили на месте столкновения красные пятнышки, а мгновениями позже на город обрушилась растянувшаяся от тучи до земли водная "армия". Дома, дороги, растительность – все, что находилось на пути ливня, превращалось в песок и размывалось. Потоки грязи стекали по деформирующимся стенам, дорожный асфальт превращался в песчаное покрытие, таявшие машины застревали в песке и буксовали до тех пор, пока не рассыпались.
Город таял под дождем, словно снег на майском солнце. Казалось, планета наконец-то решила помыться и избавиться от мелких паразитов, заведшихся на ее поверхности несколько миллионов лет назад, не давая никому из них уйти живым.
Профессор почувствовал, как ему за шиворот упала капля. Он вздрогнул, ожидая вспышки боли, но ничего не произошло – в место падения словно вкололи сильнодействующее обезболивающее.
Это радовало: умирать не больно.
"Теперь, когда смерть распахнула свои объятия, пришло время провести заключительный опыт, – подумал профессор, – Жаль, не удастся записать результаты и предъявить их комиссии… зато я точно буду знать о происходящем с человеком после смерти: умирает ли он окончательно и бесповоротно, или его душа продолжает существовать сама по себе?"
Отовсюду слышались крики напуганных и раненых в толчее. Люди искали спасения от падающего песка и воды, сметали с полок продукты и укладываясь вместо них. Кого-то сбивали с ног, некоторые превратились в песочные скульптуры и были растоптаны беспорядочно бегающей по залам толпой.
Профессор ничего этого не видел и не слышал. Он полностью погрузился в собственные мысли и готовился получить ответ на величайшую тайну существования жизни.
"Если там ничего нет, и я умру, то и беспокоиться не о чем, – думал он, – я просто перестану существовать, перестану мыслить, перестану вспоминать… мне нечем будет сожалеть о своей смерти, я… я просто исчезну, как погасший костер… Не ощущать себя, не чувствовать ничего и не видеть вокруг даже кромешную тьму… отключение, небытие… страшно… но недолго: если после смерти ничего нет, то и страх исчезнет вместе с ушедшей жизнью… а все-таки жаль, если там ничего… Пришли из пустоты и в нее же вернемся… Обидно никогда больше не услышать любимые песни, не прочитать любимые книги и не увидеть любимые фильмы… согревающее душу исчезнет вместе со мной. Великие творения, достойные существовать вечно, они… тоже исчезнут? Стихнет последний звук, погаснет экран, захлопнется книга… неужели то, что я считал посланием из высших сфер – всего лишь игра разума, на свою беду осознавшего себя во время краткого перехода из ниоткуда в никуда… А вдруг коллеги были правы, и видения переживших клиническую смерть – результат действий умирающего головного мозга? Ведь даже любовь – всего-навсего последствия реакции организма на им же выработанное химическое вещество… Но вдруг коллеги ошибаются, и химические и физические процессы организма – это материальный аналог ощущений, испытываемых бессмертной душой? Ведь любая материя может реагировать только на раздражение, вызываемое другой материей, душевные переживания формулами не опишешь, организм их не расшифрует – не та система. И потому организм вырабатывает вещества, синхронизирующие состояние души и тела. Я узнаю об этом… очень скоро… или не узнаю, если после смерти ничего нет – мне нечем будет узнать… Но почему я так спокоен перед ликом вечности? Любопытство не дает подняться панике, или капли дождя уже превратили в песок ту часть мозга, которая отвечает за эмоции? Мне уже нечем больше переживать – эта часть мозга уже отмерла… Ох, скорей бы уже терзания закончились… Ну, сколько можно перед смертью дышать – надышался на двести лет вперед! Давайте, я хочу знать результат этого эксперимента!"
Профессор поднял голову и увидел, что окно полностью покраснело, и ее верх распадается на части. Грилинс не стал ждать, пока пластик рухнет сам собой, и ударил по нему ногой. Окно площадью два на три метра завибрировало и осыпалось. Профессора окатило водой, и он успел отметить, что ничего не чувствует. Руки намокли и покраснели, а следом за ними профессор полностью превратился в песок и рассыпался горкой на бывшем бетонном полу.
Глава 8. «Dies irae, dies illa solvet saeclum in favilla…»
Оставив профессора сидеть на скамейке, я отправился на поиски аптечного отдела. Первоначально тот стоял напротив выхода из универмага, но из-за жалоб пенсионеров на высокие цены отдел перенесли на верхний этаж. Поток жалоб моментально уменьшился, а продажи увеличились: пенсионеры редко поднимались выше второго этажа (на третьем и четвертом продавали сверхмодную одежду и дорогостоящую технику) и не могли видеть ценники на медикаменты. Тем самым руководство универмага избавилось от двух проблем: пенсионеры перестали возмущаться высокими ценами в отделе, а обеспеченные покупатели, не слыша возмущенных речей пенсионеров, спокойно покупали дорогие лекарства.
Теоретически, мне тоже следовало купить глазные капли в аптеке – там они стоили на треть дешевле, но в данный момент аптека представляла собой бархан с погребенными под ним порошками и микстурами, которые, как я уверен, тоже превратились в песок и к закапыванию в глаза больше не годились. Не исключено, кстати, что профессору в глаза попали именно песчинки, некогда бывшие лекарствами… в другое время это показалось бы забавным, но не сейчас.
Торговля практически прекратилась: покупатели расплачивались за покупки в автоматических кассах – иначе не могли выйти из отделов – и подбегали к окнам, рассматривая картину разворачивающейся катастрофы. Согласен – жуткое зрелище, но настолько ирреальное, что дошло далеко не до всех. Я бы тоже не поверил своим глазам, если бы не знал причину и лично не видел, как рассыпается лестница в институте.
Охранник посмотрел на меня удивленными глазами, в отличие от остальных покупателей я отходил от окон.
– Нужно лекарство, – объяснил я. – Человеку плохо.
Я, конечно, понимаю, на улице творится миниатюрный апокалипсис, но запаниковать и вырвать на голове волосы от отчаяния всегда успею. Сейчас на первом месте стоит не лихорадочное бегание по универмагу, а покупка лекарств – хоть какое-то дело, не позволяющее присоединиться к паникующим. Кстати, охранники и продавцы в отделах – практически единственные люди, стойко сохраняющие спокойствие. Для них хоть весь мир рушится, но товар бесплатно не отдадут и украсть его не позволят. Я могу их понять: сегодня паника и светопреставление, а завтра учет и, в случае недостачи, неприятности похлеще разрушения города – разрушение личного светлого будущего и попадание в долговую яму: владелец товаров за недостачу с персонала три шкуры снимет.
Охранник понимающе кивнул.
Я прошел к лестнице и прихватил металлическую корзинку – привычка, практически условный рефлекс, выработавшийся со времен появления универмагов.
Поднявшись на второй этаж, где продавали хозяйственные товары, я столкнулся с сухопарым мужичком, от которого шедшие к окнам покупатели пока еще просто шарахались, но как мне показалось, вскоре начнут отбиваться чем-нибудь увесистым: мужичок воспользовался моментом и развел псевдорелигиозную пропаганду. Причем, вдали от окон – боялся подходить к большой толпе покупателей, опасаясь за собственную сохранность.
– Я вас предупреждал! Я предупреждал: молитесь, грешники, пока не поздно! – верещал он визгливо из глубин универмага. – Но вы не слушали, и теперь вам не спастись, вы все умрете!
Шокированные происходящим на улице, покупатели молчали или тихо переговаривались, и в относительной тишине голос мужичка звучал отчетливо и громко.
"Ну, началось…" – тоскливо подумал я. Как и следовало ожидать, едва катастрофа на порог (как варианты катастрофы: ураган, общегородское отключение света или, на крайний случай, смена времен года), подобные личности сразу же напоминают о себе и своих же мрачных предсказаниях. Они повсюду разбрасывают религиозные листовки сомнительного содержания и откровенных угроз: мол, не поверишь в истинность нашего бога, не примешь нашу единственно верную религию и не отдашься нам с потрохами – тебе не спастись.
Забавно было в свое время получать листовки разных сект с почти одинаковым текстом. Практически выборы небесного президента. Жаль, в сектантских листовках нет фразы "голосуй против всех".
– Отцепись от меня! – потребовал здоровенный детина, которого мужичок в порыве религиозного вдохновения храбро, но безрассудно схватил за рукав. Детина намеревался присоединиться к смотревшим и под пивко ужаснуться происходящему на улице, но вместо этого попался в цепкие руки мужика.
– Вы все умрете! – с душераздирающим надрывом прохрипел мужик, не желая отцепляться.
– А ты, типа того, один единственный спасешься, да? – рявкнул детина над ухом крикуна, когда попытки стряхнуть его с руки не увенчались успехом. – Ангелы на небесах нас уже отсортировали? Да отцепись ты! Я ведь и в глаз дать могу!
