Текст книги "Цветы на снегу"
Автор книги: Дмитрий Грунюшкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Дмитрий Грунюшкин
Цветы на снегу
1
«Она была актрисою…» – мурлыкала Анна Петровна, засыпая в кастрюлю очередную порцию муки и принимаясь сосредоточенно взбивать тесто. Она не любила современную эстраду, считая ее пошлой, как все, что делают за деньги, а не по зову души. Но голос этого грузина заставлял снисходительно относиться к тому, что он им просто зарабатывает на жизнь. В дружном безголосье певческого цеха таких голосов осталось немного.
Тесто получалось на славу. К завтрашнему дню оно дойдет, поднимется, и можно будет приступать к завершающему акту спектакля – собственно выпечке пирожков, фирменного блюда Анны Петровны. Леночка так любила эти пирожки! Как жаль, что она больше никогда их не попробует. Ведь эта выпечка делается для того, чтобы друзья съели ее по грустному поводу – на годовщину ее смерти. Леночка всегда любила сюрпризы и розыгрыши. Даже кончина ее походила на горькую шутку: умереть в канун Нового года – такое могла устроить только она, Леночка, шалунья и хохотушка.
Уходят друзья, уходят… Из всей дружной компании осталось всего шесть человек. Елена Сергеевна, Леночка, была седьмой. Циркачка-канатоходка, сгусток энергии, ураган комнатный, как называл ее красавец Борис. Не раз переломанная и собранная врачами по кускам, она умудрилась пронести свой задор до последних дней, ни разу не пожаловавшись никому, и лишь самые близкие люди знали, чего ей стоила ее вечная улыбка, какие адские боли терзали ее хрупкое тело. Даже в свои шестьдесят она выглядела еще очень даже ничего. На ежедневной пробежке по парку молодые люди не раз пытались с ней познакомиться, спутав со стороны со спортивной девицей. Да и удар настиг ее именно на пробежке – упала и не смогла подняться. Она прожила в больнице с обширным инфарктом еще неделю и вроде бы пошла на поправку. А потом просто взяла и тихо умерла. Вполне в ее духе, так, чтобы никому не доставлять неудобства. За неделю сын зашел к ней всего один раз, на пятнадцать минут. В число «самых близких» он явно не входил.
Профессор-ядерщик Матвей Милльман скончался годом раньше. Ах, как он играл на фортепиано! Кто бы мог подумать, что подданный самой точнейшей науки может так играть! В его лице физика и лирика сошлись воедино.
Душа компании, Сашка Рощин, умер в девяносто седьмом. Он, генерал-лейтенант ВДВ, так и не смог оправиться после гибели сына, майора-десантника, где-то в горах мятежной Чечни.
Анна Петровна попыталась смахнуть набежавшую слезу испачканной рукой, но только уронила банку с мукой на пол. Чертыхнувшись, она бросилась за веником – дочка Рита очень сердилась, когда она нарушала идеальный порядок на кухне. Дочь не могла понять, зачем нужно покупать массу дорогущих продуктов и торчать целый день у плиты, когда есть такие удобные в приготовлении полуфабрикаты. Да уж, хозяйкой она была неважнецкой. Хорошо хоть в число полуфабрикатов она включала только разного рода котлеты и блинчики, а не пресловутый «Доширак». В общем, питалась семья тем, что бабушка сготовит, при этом ее же еще и ругая за последствия готовки на кухне.
В коридоре бухнула дверь, и раздался топот тяжелых ботинок по коридору. Это вернулся из школы пятнадцатилетний внук Димка. Он и так был по-подростковому несколько неуклюжим, даже босиком топоча, как стадо бизонов, да еще и обувь носил похожую скорее на армейские «берцы», чем на ботинки школьника.
– Здорово, ба! Сабантуй готовишь? – бросил Димка, проходя прямо в обуви на кухню и заглядывая в холодильник. – Где-то тут колбаса была, не видела?
– Видела. Я ее во дворе собакам скормила. Почернела уже.
– Ну вот, блин. А собачек тебе не жалко? Вдруг отравятся?
– Они дворовые, у них иммунитет повыше, чем у гениев компьютерных игр. Сейчас я тебе жаркое разогрею.
– Окейно. Только побыстрее, а то жрать хочу, как медведь – бороться.
– Что за жаргон, Дима? – всплеснула руками Анна Петровна. – Где ты набираешь эти словечки? Вроде бы в интеллигентной семье растешь!
– Ага, – ухмыльнулся мальчишка. – Интеллигент в первом поколении. Ба, когда ты выходишь за порог, в этом доме интеллигенты кончаются. Мы теперь новый класс, мелкая буржуазия.
– Буржуа, Дима, это предприниматели, имеющие собственное дело. А твои мама и папа – наемные служащие.
– Один фиг. С днюхой тебя, бабуль.
Димка сунул ей в руки какую-то безделушку, чмокнул в щеку и пошел переодеваться. Анна Петровна повертела в руках подаренный кожаный браслет с деревянными «висюльками», улыбнулась и натянула его на запястье. Хоть кто-то не забыл про ее день рождения! А то, что этот кто-то – внук, было вдвойне приятно. Друзья, конечно, тоже помнят, но собираться два дня подряд слишком трудно, да и накладно. Так что либо поминки, либо день рождения. Вопрос, что выбрать, для Анны Петровны не стоял. Почтить память Елены Сергеевны было неизмеримо важнее. Да и дней рождения этих было уже много, целых шестьдесят два. Одним больше, одним меньше – какая разница.
Но пора было начинать уборку на кухне. Скоро уже зять с дочерью с работы придут.
2
Рита вернулась домой ближе к восьми вечера, облепленная мокрым снегом и, как всегда, раздраженная. Ее нервировало все – холодная зима, оттепель, приносящая сырость, троллейбус, застрявший в пробке, слишком резвый водитель, если она брала такси. Анна Петровна относилась к постоянным вспышкам недовольства дочери философски – устает она на работе, что поделаешь.
Единственное, чего она не понимала, – зачем так надрываться? Зачем работать так, чтобы это вытягивало все силы – и физические, и моральные. Семья и так достаточно обеспечена. Хорошая квартира почти в центре Москвы, полный комплект бытовой техники и радиоаппаратуры, неплохая машина, да еще и не одна, добротная и красивая одежда. Чего еще нужно? Дочь с мужем даже в отпуск никуда не ездили, хотя средства вполне позволяли пару раз в год навестить какие-нибудь экзотические острова. Всех денег все равно не заработать, и в число олигархов Рите с Анатолием никогда не войти, как не поменять квартиру на виллу в Барвихе, а трехлетнюю «Вольво» – на новый «Роллс-Ройс». Так чего ради эти жертвы?
Рита с порога прошла в комнату сына, где Димка увлеченно разделывал под орех очередную партию монстров из какой-то компьютерной стрелялки.
– Уроки сделал, Билл Гейтс доморощенный?
– Ма, сегодня пятница, потом выходные и Новый год, а дальше каникулы. Какие, на фиг, уроки? – возмутился «интеллигент в первом поколении».
– Не дерзи матери! Где бабушка?
– Не знаю, у себя в комнате, наверное. Где ей еще быть?
Анатолий, муж Риты, валялся на диване с открытой бутылкой пива и лениво переключал каналы телевизора.
– Нашел дистанционку?
– Ага, твоя мать достигла совершенства в ее запрятывании. Но с моим гением сыщика ей не сравниться.
– Где она?
– У меня в руках.
– Я мать имею в виду.
– Не знаю, я ее, как пришел, еще не видел. Сапоги в коридоре стоят, значит, где-то здесь.
– Пойду кофейку выпью. Замерзла как собака.
– И мне сделай.
– И мне! И мне! – подал голос из своей комнаты Дима.
– Мужчины, ё-моё! Я, между прочим, только с работы вернулась, а вы здесь уже давно торчите. Я понимаю, что приготовить ужин к моему приходу – это неподъемная для вас задача. Но хотя бы с ходу на мой горб не запрыгивать можно?! – раздосадованно воскликнула Рита.
Она скрылась на кухне, одновременно из своей комнатушки, больше похожей на чулан, где отбывал свой срок Буратино, появилась Анна Петровна со стопкой книжек в мягких обложках. Она неторопливо подошла к книжному шкафу и небрежно, безо всякого почтения, поставила томики на полку.
– Это не книги. Это то, что называют книжной продукцией. Причем, я думаю, продукция эта вторичная, – проговорила она с изрядной долей презрения в голосе.
– А что вас не устраивает? – безо всякого интереса спросил Анатолий, не отрываясь от экрана.
– Ужасная пошлость. Набор банальностей. Небрежный слог. Масса фактических ошибок. Это говорит о полном отсутствии уважения к читателю. Я уж молчу просто об отсутствии писательского таланта. И главное, в каждой книге одно и то же, как будто под копирку написаны. Не могу понять, почему вы постоянно покупаете и читаете произведения этой дамы? Неужели вам не жаль своего времени?
– Мне нравится, – отмахнулся Анатолий. – И заметьте, не мне одному. У ее книг огромные тиражи, да еще и переиздаются они многократно. А это значит, что ее много покупают.
– Ага! В дерьме что-то есть! Миллионы мух не могут ошибаться! – вставил реплику через открытую дверь многомудрый отпрыск.
– А ты бы помалкивал! – повысил голос Анатолий. – Ты последний раз книжку вообще открывал в прошлом веке! Даже учебник. Дальше своих компьютерных журналов ничего не видишь!
– Ага! Щас! Ты совсем не интересуешься жизнью домочадцев! Я, между прочим, на прошлой неделе закончил Байрона на языке оригинала!
– В картинках? И на какие деньги ты спорил, что сможешь это сделать?
– Между прочим, – встряла в разгорающуюся пикировку Анна Петровна, – несмотря на форму, по сути Дима прав. Большинство редко бывает право. Толпой хорошо пожары тушить. А пища для души всегда индивидуальна. Ее надо выбирать в узком коллективе. А лучше вообще одному.
– Ну конечно! – поморщился зять. – Вы же у нас известная оригиналка! Всегда возвышаетесь над стадом!
– Кто тут у нас возвысился над стадом?!
Анна Петровна даже вздрогнула от неожиданности. Дочь стояла в дверях, уперев руки в бока, взгляд и тон не предвещали ничего хорошего.
– Что за боевые действия ты сегодня устроила на кухне, мама? Весь стол и даже пол в муке! Я же много раз просила – не затевай никаких глобальных пиршеств! Мы не будем на Новый год устраивать никаких вечеринок. Праздник должен быть праздником! Он не должен превращаться в тяжкую повинность по готовке вечером и уборке утром! Предупреждала ведь, что мы с Толей и друзьями пойдем в ресторан!
– Я тоже пойду в ресторан! – отметился сын. – Только без вас!
– Что? – обалдела Рита. – В какой еще ресторан?
– Да не напрягайся, пошутил я. Мы с ребятами к Костяну пойдем, у него тоже родители в кабак отваливают. Квартирка у них поменьше нашей, но атмосфера попроще. Во всяком случае, за невымытый стакан к высшей мере не приговаривают.
– У бабушки нахватался? «Высшая мера за невымытый стакан!» Это в ее духе. Так что ты громила сегодня на кухне? – без перехода обернулась дочь к Анне Петровне.
– Господи! Я же все убрала!
– Ты, наверное, как обычно, без очков убиралась. Смирись уже с тем, что ты постарела и без очков обходиться не можешь. Мало ли что они тебе не идут, что они тебя старят и все такое! Мам, тебе шестьдесят с лишним, пора уже правде в глаза посмотреть! Сиди дома, отдыхай на пенсии. Твоя кипучая деятельность только мешает. Что ты там опять готовила?
Анна Петровна постаралась унять вдруг бешено забившееся сердце и как могла твердо и спокойно ответила:
– Я готовила тесто. Завтра ко мне придут гости. Я хочу испечь для них пирожки.
– Гости? – недоуменно подняла брови Рита. – Сколько?
– Пять человек.
– И кто такие? – недовольно подал голос с дивана Анатолий.
– Это мои друзья. Мои и Елены Сергеевны. Завтра годовщина ее смерти.
Анатолий саркастически хмыкнул, мол, чего еще ожидать от выжившей из ума старухи.
– Вообще-то, всякого рода поминки принято устраивать в доме усопшего силами родных.
– Я знаю. Но в доме Лены о ней помнить, похоже, некому. Насколько я знаю, ее любимый сын Ванечка после похорон ни разу не был на ее могиле. Даже на памятник деньги собирали мы, ее друзья, сами, со своих пенсий.
– Ну ты даешь, ба! – снова отметился внук. – Ты бы со своих несчастных грошей еще голодающим детям Сомали переводы посылала!
– А что, нормальный подход, – тихонько захихикал зять. – У нашей стремительно богатеющей интеллигенции всегда масса свободных денег для добрых дел. Что может быть приятнее, чем демонстративно, по-театральному утереть нос своей погрязшей в мещанстве родне каким-нибудь чертовски благородным поступком! Особенно если на собственное житье-бытье тратиться не надо, вся проза жизни висит на этих самых мещанах, чьи низкие повадки наша святая теща призвана обличать и бичевать.
– Толя, перестань, – одернула его Рита. – Мама, позвони, пожалуйста, своим друзьям и все отмени. Скажи, что заболела. Что мы все заболели. Эпидемия у нас. Грипп.
– Тропический! – вставил Дима.
– Мама, подумай, зачем нам тут толпа чужих людей?
– Рита! Что ты говоришь! Кто тебе чужой? Майя? Борис? А сама Елена Сергеевна – она разве тебе чужая? Тебе противно почтить память человека, который нянчил тебя с самого рождения и заменял тебе мать, когда я была на гастролях?
– Но это было в прошлом веке! В прошлом тысячелетии! Нельзя же жить одной памятью!
– После шестидесяти, дочка, память становится очень важной составляющей жизни.
– Не надо лирики, мама! – схватилась руками за виски Рита. – Я не хочу никаких гостей! Я жутко устаю на работе! Я хочу хотя бы перед Новым годом немного отдохнуть! Просто побыть дома в тишине! Короче, звони и отменяй свой праздник. Успеете еще встретиться.
Анна Петровна вспыхнула и потеряла дар речи. Сравнить скорбный день поминовения с праздником! Подобной черствости и цинизма она от своей дочери не ожидала.
– И в следующий раз, уважаемая Анна Петровна, будьте любезны советоваться с нами, прежде чем позвать гостей в наш дом! – назидательно произнес Анатолий.
– К вам в дом?! – задохнулась Анна Петровна. – К вам в дом?! А разве это и не мой дом?!
– Ну, началось! – всплеснул руками зять. – Сейчас нам в очередной раз устроят экскурс в историю! Мы в курсе, Анна Петровна, что в этой квартире уже чуть ли не со времен Октябрьской революции живет род Селивановых и я тут человек пришлый и случайный. Но вы сами нам оставили эту квартиру и переехали в Марьино в мою «однушку». А теперь всю жизнь намерены меня этим попрекать? Так или иначе, мы тут живем уже 10 лет, и квартира и фактически, и юридически наша. И вам придется считаться с нашими интересами! Я категорически против ваших стариковских посиделок!
– Но ведь вы сами уговорили меня продать ту квартиру в Марьино! Жила бы я там себе спокойно и никому из вас не мешала!
– В твоем возрасте уже нельзя жить одной, – возразила Рита. – Случись чего – никто не поможет. Мы пошли на это, чтобы ты всегда была с нами, на глазах.
– А шестьдесят штук баксов просто приятное дополнение к переезду, – вставил словечко Димка.
– А ну помолчи! – прикрикнула на него мать.
– Нельзя жить одной, – горестно проговорила Анна Петровна. – А здесь я разве не одна? Когда ты чувствуешь, что стала только обузой и всем мешаешь, – это хуже, чем быть одной. Кто-нибудь вспомнил, что у меня сегодня день рождения? А ты помнишь, Рита, что вчера был день рождения твоего покойного отца? Ты забыла, в какой каскад праздников у нас всегда превращалась предновогодняя неделя?
– Ну, так в чем проблема? – встрепенулся Анатолий. – Не вижу повода не выпить! Заодно поостынем слегка от этих ссор.
– С вами, Анатолий, я пить не буду, – отрезала Анна Петровна.
– Ой-ой, какое горе! – сокрушенно схватился за голову Анатолий. – И чем же я заслужил такое презрение?
– Вы – недостойный человек!
– Что?! – вскинулась Рита. Она дикой кошкой подскочила к мужу. – Что ты опять натворил, урод?! Снова снюхался с этой рыжей шлюхой?! Мама, с кем ты этого кобеля видела?
Анатолий ошарашенно смотрел на мгновенно превратившуюся в фурию жену и искренне недоумевал, но глазки его тем не менее забегали по сторонам, ясно показывая, что хоть он и невиновен, но рыльце у него все равно в пушку по самый затылок. Именно природная трусоватость вкупе с неумением прятать истинные чувства мешали ему занять в бизнесе положение выше наемного менеджера средней руки.
– Дочка, Диме незачем слушать ваши… – попыталась успокоить разошедшуюся не на шутку Риту мать.
– Я должна знать! Я все должна знать!
– Лучше горькая, но правда, чем приятная, но ложь, – в очередной раз подтвердил свою начитанность вундеркинд из-за своего компьютера.
– Да заткнешься ты сегодня или нет? – закричала Рита. – Отвечай, мама, что и где ты видела?!
– Да плевать мне на его личную жизнь и измены, если они есть. Это не мое дело. Я говорю совсем о другом! Я говорю о том, во что вы превратили этот дом, эту семью! Наш дом превратился в пристанище жлобов! Вы растеряли всех друзей! В этом доме всегда было шумно от веселых компаний, а теперь тут появляются только «нужные люди», перед которыми вы пресмыкаетесь. А старым друзьям, которые не пробились в «звезды», вы не звоните годами!
– Нам тоже старые друзья не звонят, – буркнул Анатолий, обрадовавшись смене темы. – Говорят, если вам давно не звонили друзья – значит, у них все хорошо.
– А кто и зачем будет вам звонить, Анатолий? Позавчера вам звонил ваш старый друг. Он просил вас одолжить ему тысячу долларов на операцию. На операцию! А не на какой-то там бизнес-проект. И вы ему отказали.
– Но у нас у самих нет, – словно оправдываясь, неуверенно сказала Рита.
– Дочка, не нужно меня держать за тупую старуху. Квартира продана меньше года назад. Никаких покупок вы не делали. Да что там говорить – у вас доллары по всей квартире распиханы.
– А вы что-то больно тихо говорите! – Анатолий перешел в наступление, воинственно выставив вперед свою жидкую бородку. – Вы на балкон выйдите да крикните погромче!
– Мама, это деньги на черный день! – заступилась Рита.
– Значит, болезнь друга для вас недостаточно черный день?! Мне стыдно жить с вами под одной крышей!
– А кто вас держит? Ну и не живите! – Анатолий вошел в роль. – Давно надо было вас куда-нибудь устроить!
– Сама устроюсь! – отрезала Анна Петровна и порывисто вышла в коридор.
– А ну заткнись! – рявкнула на мужа Рита. – А ты куда собралась на ночь глядя?
Анна Петровна быстро натянула сапоги – с возрастом она почти не утратила своей гибкости, ее физической форме могли позавидовать многие молодые. Тот же Анатолий, например, чье дряблое брюшко, посаженное на тощие ноги, вызывало какие-то неприличные ассоциации. Она накинула пальто и, схватив шаль и берет, подошла к двери.
– Устраиваться пойду, дочка. В этом доме слишком душно и дурно пахнет.
– Ба, давай я тебя провожу! – выскочил в коридор Димка.
– Не надо, внучек, не беспокойся. Ничего со старухой не случится.
Она вышла на площадку и закрыла за собой дверь.
– Да никуда она не денется, – успокоил жену Анатолий. – Погуляет часок и вернется.
Рита только махнула рукой и пошла на кухню. Плеснула в рюмку коньяку, села за стол. На столе в кастрюле доходило тесто. Рита выпила коньяк и уронила голову на руки. Почему-то сильной женщине очень хотелось плакать.
3
Тынц-тынц, тыдыдынц… Бух-бух… Дзинь-дзинь… А-а-а-а-а!
Кирилл Ильич обессиленно опустился в кресло рядом с детской кроваткой.
Тынц-тынц! – надрывались колонки в соседней комнате.
Бух-бух! – топали по полу отвязные гости.
Дзинь-дзинь – подпрыгивала ложечка в стакане с теплым чаем на столике.
Ааааа! – протестовал против современной музыки годовалый правнук Кирилла Ильича Артемка. Протест его был понятен – около девяти вечера приличные дети должны уже спать. Артемка был вполне приличным ребенком. А вот в приличности его родителей Кирилл Ильич уже давно начал сомневаться. Он тяжело вздохнул, потрепал правнука по белобрысой головке и принялся в очередной раз его убаюкивать, покачивая кроватку и монотонно мурлыча песенку.
Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю.
Придет серенький Волчок
И укусит за бочок…
Кирилл Ильич затягивал эту колыбельную уже в пятый раз и как-то неожиданно начал то ли импровизировать, то ли подсознание само выбросило в память где-то слышанные слова.
А потом придет Медведь
И отхватит ножки треть.
Ушки отгрызет Лиса,
Зайка вырвет волоса…
– Черт знает что! – выругался «певец», спохватившись. – Откуда у меня такие садистские стишки в голове? Хорошо, что Артемка еще не понимает, чего это я ему тут плету! Или понимаешь?
Правнук, словно подтверждая слова деда, выплюнул засунутую ему в рот пустышку и снова заголосил благим матом. Дед кинулся под кровать искать соску, из-за которой его сын с невесткой могли и скандал устроить. Они придерживались современных методов воспитания младенцев и напрочь отвергали всякую возможность обмана ребенка пустышками.
За стеной грохнул особенно громкий аккорд, что-то разбилось и раздался взрыв хохота. Так расслабленно и непринужденно может ржать только современная молодежь, которая не считает нужным для себя обращать хоть какое-то внимание на окружающих и их мнение. От резких и неожиданных (хотя какая может быть неожиданность в такой какофонии?) звуков Артемка вздрогнул, замолчал, испуганно хлопая глазками, а потом включил форсаж и заревел так, что Кирилл Ильич застонал и схватился за голову.
– Все! – рявкнул он во весь свой неслабый голос, совершенно не испугав давно привыкшего к домашним рок-концертам правнука. – Мое терпение иссякло! И пусть говорят, что я ретроград и противник молодежи!
Произнеся это заклинание, он порывисто встал и грозно двинулся к двери в гостиную. Но все же, прежде чем рвануть ручку на себя, он пару секунд постоял, собираясь с духом.
Гостиная встретила его оглушающим ревом динамиков, ударившим по ушам с силой боксера-тяжеловеса. В сполохах синего и красного света от добытой где-то милицейской мигалки демонами из безумного фильма сумасшедшего режиссера скакали фигуры пяти или шести человек. Кирилл Ильич оторопело смотрел на сюрреалистическую картину, с трудом удержавшись от того, чтобы перекреститься. Наконец он встряхнул головой, избавляясь от наваждения, и крикнул в темноту:
– Даша!
Никто, разумеется, не ответил – голосу шестидесятипятилетнего старика трудно было тягаться с мощными колонками и пронзительным воем какой-то ультрасовременной «звезды».
– Даша, черт тебя подери!!! – зарычал мужчина, которого трудно было назвать стариком, во всю силу своих тренированных легких.
– О! Дедуля! А ты что делаешь на этом празднике? – девятнадцатилетняя внучка Кирилла Ильича, обзаведшаяся потомством прямо на свой день совершеннолетия, вынырнула откуда-то из темноты и совершенно не казалась смущенной. Ни устроенным шабашем, ни тем, что ее сын ревмя ревет в соседней комнате, безуспешно пытаясь выполнить свой детский долг, то есть просто поспать. И разумеется, грозные «дедские» вопли ее тоже особо не взволновали.
«Ох, избаловал я ее! – посетовал про себя Кирилл Ильич. – Даже не ее, а Женьку, сына своего, распустил. Не углядел за его личной жизнью, допустил, чтобы он влип со своей женитьбой, из-за того и Даше позволял слишком много, чтоб хоть ей жилось посвободнее, помягче, повольнее. Не так, как отцу».
Даша действительно была весьма отвязной девицей, не признававшей абсолютно никаких авторитетов. Дед с изрядной долей истины считал ее совершенно безответственной, как и ее свежеиспеченного мужа Романа, который соизволил связать себя узами брака лишь под угрозой усыновления собственного сына, когда Даша была уже на девятом месяце. Впрочем, положа руку на сердце, Кирилл Ильич не был на все сто процентов уверен, что отец Артемки именно Роман. Главное, чтобы Даша была в этом уверена.
На самом деле вины Кирилла Ильича в таком воспитании внучки, если у нее вообще было хоть какое-то воспитание, особо и не было. Вся жизнь в семье протекала под знаком противоборства свекра и невестки. Жанна, жена Евгения, к педагогическим вершинам не стремилась. А если проще, то просто наплевала на воспитание своей дочери. Но как только Кирилл Ильич пытался что-то внушить внучке, тут же делала все наперекор. Если дед убеждал внучку, что темноты бояться глупо, то Жанна в тот же день разрешала дочери спать с включенным светом, и даже сама предлагала его включить, чтоб из-под кровати не выползли «страшные арибоги». Когда пятилетняя Даша притащила домой чью-то куклу, Кирилл Ильич строго отчитал ее за воровство и велел отнести куклу на место. Но на пути стала Жанна, которой это показалось унизительным, и вообще, «если человек разбрасывается своими игрушками, значит, они ему не нужны». А вот принесенный через неделю котенок был возвращен обратно на улицу под предлогом аллергии и блох. И Кирилл Ильич был уверен, что причиной было именно то, что дед сразу согласился принять этого заморыша. Правда, через месяц Жанна увидела этого полосатого красавца на даче у Кирилла Ильича, но воли распоряжаться на этом участке у нее не было, тут дед был полноправным и даже деспотичным хозяином.
Делала Жанна это все, и не только это, исключительно из чувства противоречия и частично из некоей ревности. Женьку она прибрала к рукам быстро. Полным подкаблучником он не был, но вся полнота власти в семье принадлежала Жанне. А вот дед, с его старой закалкой и несгибаемой волей, стал для нее несокрушимой крепостью. А поскольку двух хозяев в одном доме быть не может, то все время, когда он жил не на своей даче, а в квартире с семьей сына, было периодом ежедневных боев местного значения. Это чрезвычайно утомляло и удручало Кирилла Ильича, только на лоне природы он отдыхал всей душой.
Евгений предпочитал не вмешиваться, отпустив все на волю волн. Они с Жанной уже раз разводились, и целый год прожили порознь. Но каким-то образом она сумела снова вернуть себе звание жены Женьки, и с тех пор он совсем махнул на все рукой.
– Ты чего хотел, дедуль? – вернула его на грешную землю внучка. Она стояла перед ним с чайной кружкой, в которой было налито вино, и пританцовывала.
– Даша, я не могу укачать Артемку, хотя он уже час как должен спать! Это из-за вашей музыки. Сделайте ее потише, а лучше выключите совсем. Через пятнадцать минут он будет спать, как убитый, и вы снова сможете ее включить.
– А может, он не хочет спать? – невозмутимо спросил проходивший мимо Роман. В руках у него была такая же демократичная кружка, но уже с пивом. Хорошую посуду для таких сабантуев Жанна брать не разрешала, справедливо опасаясь за ее сохранность.
– Точно! – подхватила Даша. – Кто хочет – тот спит. Если я хочу спать, то задрыхну хоть в метро, хоть на лекции, хоть в ванной. А Ромка вон вчера даже на унитазе заснул!
Даша рассмеялась, но у Кирилла Ильича настроение к юмору не располагало.
– Это все ерунда, Даша. Так может реагировать либо совсем молодой, либо очень измученный организм. Вы еще очень молоды, но постоянные гулянки до утра могут убить даже быка. Нечем тут хвалиться. Я тоже скоро начну засыпать в туалете или на кухне, потому что я тоже не могу заснуть под ваш орудийный аккомпанемент.
– Говорят, старики вообще мало спят, им времени жалко, – вставил мудрое слово Роман. – А Артемка еще моложе нас, по вашей теории, ему вообще должно быть плевать на нашу музыку.
– Хватит болтать ерунду! – вскипел Кирилл Ильич. – А ну быстро вырубили свой какофонический оркестр! И проваливайте на дискотеку! Там таким, как вы, самое место! Сатанисты какие-то!
– Дед, у нас денег на билеты нет. Подгони лавандос – и нас через секунду не будет. – Даша выразительно потерла пальцами друг об друга.
– Сколько?
– По сто пятьдесят с носа и так – на пирожки и мороженое. В общем – штука спасет гиганта мысли и его правнука от недосыпу.
– Вы хотите, чтобы я за всех, что ли, заплатил? – удивился наглости отпрысков Кирилл Ильич.
– Ага! – заулыбался Роман. – Дед, мы же все бедные студенты, откуда у нас бабло?
Роман как-то сразу признал Кирилла Ильича и с самого начала называл не иначе как Дед. Евгения он звал дядей Женей и изредка папой. А вот Жанну в глаза называл исключительно Жанной Степановной, а за глаза – только тещей.
Уже начинавший сдаваться Кирилл Ильич попытался напоследок взбрыкнуть:
– А может, стоит сначала научиться это «бабло» зарабатывать – а потом уже столь легко его тратить и начинать рожать детей?
– Ну дед! Ну кончай нудеть! – скривилась Даша, которой любое моралите было как ножик острый. – Если сейчас начать зарабатывать на жизнь, то работать мы пойдем в самый низ финансовой и иерархической лестницы и наверх не пробьемся никогда в жизни. Чтобы рубить хорошую капусту, надо сначала поучиться хорошо. Так стратегически вернее.
– А насчет детей, – подключился супруг, – так вся страна в демографическом кризисе, народ рожать разучился. Генофонд, короче, иссякает. Говорят, что через сто лет коренной москвич будет носатым, черноволосым и по-русски будет говорить с сильным кавказским акцентом. Так что мы делаем дело государственной важности. Вы нам грамоту почетную должны выдать, а не попрекать незаслуженно!
Из уст Романа, кудрявого брюнета с тонкими чертами лица, в крови которого, вне всякого сомнения, была изрядная доля кавказской, такие речи выглядели далеко неоднозначно. Да он вообще любил всякие двусмысленности и недоговоренности.
– Короче, дедуль, гони деньги, а то мы настроены сегодня хорошо оттянуться. А от этого у твоего правнука нервное потрясение может случиться.
– Господи, что она говорит! – Кирилл Ильич схватился за голову и рванулся в свою комнату. – Безумная девчонка!
Через минуту он вихрем ворвался в гостиную, сунул Роману две пятисотрублевки и, ткнув пальцем в сторону двери, рявкнул:
– А теперь прочь из дома! И чтоб ноги вашей до утра тут не было!
– Щас, дед, – начал было Роман. – Мы только вино доп…
– Вон!!! – заорал Кирилл Ильич так, что Даша аж подпрыгнула на месте. – Вон, я сказал!!! И вырубите свой граммофон, а то расколочу к чертям кошачьим!
Молодежь сочла за благо не доводить старика до греха, и в кратчайшие сроки испарилась из квартиры, оставив после себя полный разгром.
Чувствуя какое-то тяжелое опустошение, Кирилл Ильич поплелся в детскую.
– Вот такие, брат, дела, – вздохнул он, устало глядя на правнука. – Пороть их надо было в детстве. Как Сидоровых коз пороть! Поколение пепси, разбей его паралич… Ну что, про волчка петь будем?
Артемка смотрел осоловело и вопросы прадеда игнорировал. Заснул он почти мгновенно, «певец» даже не успел добраться до «садистских» куплетов.
