Текст книги "Закат Ра (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Савчатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Ио и Вимерис напротив выглядели осунувшимися и пустыми. Но помимо физической слабости, такой неуместной для избранных, они потускнели ментально. Даже их глаза выгорели дочерна...

Наконец вербарианцы пригласили Ра в свою сверкающую обитель. Снедаемый нетерпением Тиеф устремился следом, про себя решив, что будет держаться поближе к своим, чтобы улучить момент и расспросить обо всем Ио и Вимериса. Однако его постигла неудача: избранные не отставали от предводителей купола, крайне заинтересовавшись осмотром. Смягчились и взгляды Ра. Теперь они смотрели на все широко и искренне, как новые ростки. Увлекшись иной реальностью, они как будто ожили. Оглядывая хрустальную обитель, Ра шептались, сдержанно посмеивались и осторожно пробовали на ощупь все, до чего могли дотянуться. Особую радость им доставляли деревья.

Енисей уводил процессию вглубь купола, попутно объясняя его устройство. Ио, как негласный лидер, задавал вопросы, кивал, что-то рассказывал сам, но что – Тиеф уже не слышал. Он плелся где-то позади, разуверившись, что до окончания экскурсии удастся спросить у избранных хоть что-то. Когда гости и сопровождавшая их толпа скрылись меж тяжелых колонн центрального здания, Тиеф развернулся и зашагал обратно.

Нет, не так он представлял себе возвращение. Совсем не так.

Тиеф сидел на краю центральной дорожки и смотрел как разгорался новый день. Среди песчаных дюн отчетливо вырисовывались темные фигуры пирамид, казавшихся в сравнении с куполом громоздкими и неуклюжими. Такими же неуклюжими сейчас казались и Ра. Утонченность вербарианцев, их технический прогресс, резко диссонировали с грубостью его племени. Ведь они даже не знали что это: «технический прогресс», как незнакомы им были понятия о культуре, письменности, науке. Впрочем, не случись той катастрофы, разделившей Мудреца на части, Ра смогли бы противопоставить вербарианцам качественно другую особенность...

Призадумавшись, Тиеф не заметил как к нему подошел Крайтер. Внимательно посмотрев на инопланетного товарища, он не стал тревожить его дум, и только присел рядом на скамейку, скрестил на груди руки, откинулся на спинку и устало выдохнул, смыкая веки.

Невдалеке журчал ручей, пахло свежестью и прохладой. В куполе висела несвойственная дню тишина – все обитатели удалились вслед за экскурсионной группой, отчего та превратилась в настоящее шествие. Казалось, что в куполе остался один Тиеф, как вдруг:

– Как считаешь, мы можем наведаться в твою пирамиду? Вдвоем? – Крайтер приоткрыл правый глаз и покосился на Тиефа. – Эта канитель, похоже, затянется, а у нас времени в обрез.

– Ты хочешь взглянуть на Мудрецов?

– Не совсем, – Крайтер выпрямился и испытующе посмотрел на Тиефа. – Я хочу их пощупать. И желательно без посторонних глаз. Сейчас самый подходящий момент. Ты как? Со мной или против меня?

– Я с тобой… – медленно ответил Тиеф, не до конца понимая, чего именно хочет Крайтер. – Но зачем? Ведь Ио непременно явит взору и наши обители.

Крайтер вздохнул, пожевал губами и встал. Вслед за ним поднялся и Тиеф.

– Слушай. Я буду с тобой откровенен. Только не закипай. Я хочу проверить, подчинится ли мне ваша креатура. Если вот эта фигулька: – он достал из кармана металлический диск и закрутил его в пальцах, отчего тот ослепительно заблестел. – Если она позволит мне принудить вашу… Вашего Мудреца к повиновению, то и креатура земли может быть послушной. Ведь принципиально они схожи. Даже совмещаются без особых проблем… Вот я и подумал, почему бы не попробовать? Все равно мы ничего не теряем. А так я буду хоть в чем-то уверен.

Тиеф медлил с ответом. Ему не хотелось за спиной у товарищей вводить иноземца в сакральное место, а тем более дозволять ему упражняться с Мудрецом. Ведь Мудрец это… Тиеф вздрогнул. Он услышал себя со стороны, услышал старого и пыльного Тиефа, который все еще был Ра.

– Ладно, – наконец произнес Тиеф и приободрился собственной уверенностью. – Ладно. Только быстро и без шуток.

Уже поднимаясь по широким ступеням пирамиды, Тиеф обратил внимание, что товарищ вышел пустым – его креатура осталась в оболочке легким лазурным цветом. Войдя внутрь, они  не сговариваясь обернулись. За ними никто не следил.

– Они слишком заняты друг другом, – высказался Крайтер, как будто подслушавший мысли Тиефа. – Так что опасаться нечего. Идем, времени у нас не так уж и много.

Хотя Крайтер и оставил креатуру Вербарии, сила его не покинула. Это стало особенно заметно, когда они приблизились к купели Мудреца. Багровые отсветы пятнали все, и только Крайтер бледнел тенью ясного неба. Тиеф посмотрел на свои руки – его когти покраснели, что могло означать только одно. Мудрец знал об их приходе.

Крайтер облокотился о борт вместилища и склонился над ликом Мудреца. В его руке сверкнул диск, да так ярко, как будто он выхватил его из солнца. Когда он сжал его в кулаке, то свет брызнул сквозь пальцы точно вода. Роняя капли света на жидкий лик, Крайтер медленно стал опускать руку. Когда его кулак коснулся поверхности Мудреца, вся она взбугрилась лиловыми пузырями. Большие и маленькие они лопались искрами, и в их хлопках слышалось разноголосое эхо, перекатывающееся по обители хором раздраженных голосов.

Тиеф наблюдал за происходящим с поразительной отрешенностью. Он существовал как зрение, слух, как мысли – простые, ни к чему не приложенные соображения. Части тела словно бы неустанно перемешивались, отчего стало трудно понять, где у него рука, а где хвост. Он закрыл глаза, но веки куда-то пропали...

Крайтер опускал руку все глубже. Теперь поверхность не просто вздувалась пузырями, она кипела. По обители растекался розовый пар, вязкий и живой. Когда пелена коснулась ног Тиефа, все его естество затрепетало, устремилось к туману, как к родной земле. То немногое, что осталось от него больше походило на прежнего Тиефа, такого же беспомощного и пустого.

Вскоре и эта ничтожная крупинка самосознания растворилась в бледно-розовых волнах. Ментальный Тиеф вытек из Тиефа физического, став ручейком полноводного Мудреца. И только один Крайтер возвышался могучей колонной, глухой к туману и его шепоту.

– Тиеф, – голос Крайтера врезался в туманную пену как острый кремень. – Поднимись.

Разлившийся по полу туман задрожал и начал сжиматься вокруг оцепеневшего Тиефа. Его захлестнули воспоминания. О себе, о своих чувствах и желаниях о том, кем он являлся теперь и кем был раньше. Туман сгустился, обволок тело и просочился внутрь. Тиеф судорожно выдохнул. Он узнал себя, обрел повторно, но не через Мудреца, а через… Крайтера. Через его манипулятор. Тиеф медленно поднес руку к глазам: когти больше не отливались багрянцем, но подрагивали – отвратительно мелко и неуемно. Во всем теле чувствовалась слабость новопророщенного.

– Извини, дружище, но так надо было, – вдруг услышал он спокойный голос Крайтера. – Я удалил из тебя креатуру, чтобы не замять в общей массе. Ты… Ты ведь мертвый?

Тиеф кивнул. Он знал, кем являлся.

– Ты мертв, Тиеф. Вы рождаетесь мертвыми, не способными вырабатывать биоэфир. Точно так же как ваш Мудрец не способен накапливать его. Он тоже мертв. Вы умерли вместе с ним.

Вдруг он замолчал и обернулся к купели, будто его окликнули.

– Не стоит обманываться, – ответил он, явно обращаясь не к Тиефу. – Он не воскресит тебя и не возьмет с собой.

И снова страшная, многозначительная тишина, звенящая осколками эха.

– Я знаю, – снова ответил он пустоте. – Я знаю потому, что есть его часть.

В ярких бликах манипулятора вдруг проявился невидимый до сей поры собеседник Крайтера. В самом центре купели, над теперь уже упокоившейся поверхностью, стоял Мудрец. Пепельно-серый, подсвечиваемый снизу багровым светом... Тиеф вздрогнул. Он узнал себя. Старого, изможденного, покрытого скорлупой морщин и коркой наростов.

– Постой! – вдруг вскрикнул Крайтер и быстрым взглядом скользнул по Тиефу. – Не торопись, подумай!

Последний его возглас потонул в громовом клокотании – там, где еще мгновенье назад возвышалась фигура Мудреца вспенился гейзер. Он поднимался, рос и мгновенно заполнил всю купель. Когда макушка фонтана уперлась в свод пирамиды, багряно-розовая пена стала растекаться по стенам, заполняя борозды причудливой резьбы.

Тиеф почувствовал, как уперся хвостом во что-то твердое и теплое. С трудом оторвав взгляд от Мудреца, он оглянулся: за спиной оказалась стена, к которой он отступил незаметно для себя. Тогда он посмотрел на Крайтера: тот стоял неподвижно, вытянувшись и плотно прижимал руки к груди. Его стан излучал бледно-голубое свечение, а волосы и полы одеяния колыхались, точно под напором сильного ветра. Губы Крайтер торопливо шевелились.

Стена ощутимо задрожала, на голову посыпалась каменная крошка. Тиеф отступил, глянул вверх и увидел как вуаль Мудреца, до это обволакивающая нутро пирамиды с тягучей медлительностью, стремительно ускорилась. Тиеф отскочил дальше и посмотрел на Крайтера. От того остался клин света, впивающийся в пол. Были видны сияющие чистотой льда трещины, раскалывающие под ним камень.

– Тиеф! Берегись! – услышал он в голове крик и тут же почувствовал, как его ногу обвил липкий огонь.

Он шарахнулся в сторону, споткнулся, упал и уже с пола увидел, как к нему тянулось склизкое, извивающее щупальце. Оно шарило по каменной кладке, выискивая ускользнувшего Тиефа, потом вдруг замерло, почувствовав его страх, и молниеносно схватило за ногу на этот раз крепче и больней.

Крайтер что-то кричал. Тиеф не мог разобрать что – в голове как будто разгорелся дикий пожар, сжигающий всякое понимание. Но Крайтер продолжал кричать и его крик раздвигал стену пламени, для того, чтобы Тиеф мог подняться. Сознание прояснилось и он увидел, что уже по пояс поглощен Мудрецом, что вся обитель заполнена им как громадный сосуд. Чистое пространство оставалось только вокруг Крайтера. Из нависшей над ним массы выстреливали щупальца, но, с треском лиловых молний, отскакивали обратно.

Тиеф приподнялся, стараясь подползти ближе к товарищу, но нижняя часть тела не слушалась. Она как будто вросла в трепещущий пласт, став его частью.

 – Помоги… – выдохнул Тиеф, в отчаянии протянув руку Крайтеру. – Крайтер! На помощь!

Свободное пространство неумолимо сжималось. Сейчас их разделял только узкий просвет, сквозь который Тиеф едва видел краешек лучезарной фигуры. Мудрец стремился разделить их.

Внезапно Мудрец замер, точно остекленев. От совсем уже, было, пропавшего Крайтера во все стороны побежали веточки белых трещин. Заметив это, Тиеф рванулся из всех сил и с хрустом выдернул ноги. Он ринулся к товарищу, но затвердевшего просвета едва хватило, чтобы просунуть в него руку.

За спиной что-то глухо ухнуло и разбилось. Тиеф оглянулся и увидел расколотую об пол глыбу Мудреца. В своде застывшего кокона чернел угловатыми краями провал. Треск усилился, отовсюду несся глухой рокот. Еще один валун, подчиняясь зигзагам трещин, рухнул наземь у самых ног. В несчетных гранях расколотой глыбы, он увидел собственные отражения. Маленькие и кривые они метались в осколках, моля Тиефа дать им свободу.

Очередная глыба, упав, больно ударила Тиефа по плечу. Он упал, но тут же поднялся. Боль? Тиеф судорожно ощупал себя, посмотрел на когти – они больше не светились багрянцем.

– Я снова Ра?

Треск усилился, стал ближе и вот, разделявшая их преграда рассыпалась. Тиеф увидел Крайтера, протягивающего ему руку и, не колеблясь, схватил ее.

Tat 19

– А я тебе говорю в лес! – от возмущения Сейвен даже ногой притопнул. – Выход там. И захлопнись, наконец, а то назад зарою.

Череп в ответ клацнул челюстью и откатился.

– Давай, давай, иди, – простучал он уязвлено. – Провалишься в трясину как я когда-то и все. Конец!

Сейвен скрипнул зубами, но сдержался и не пнул болтливые останки. С той самой минуты, как он отковырял костлявого, тот не умолкал и всячески старался помыкать им. Вот как теперь, склоняя Сейвена отказаться от намеченного пути.

– Ну, ты сам посуди, – подпрыгивая на месте, говорливый развернулся, чтобы видеть Сейвена. – На кой тебе лес? Что ты там найти собрался? Укрытия? Спасения? Ягодов? Грибов? Волков? Избушки на ножках? Или ты ждешь там красного ковра с выходом? Все там! Там, где солнце уезжает на закат.

– Никуда оно не едет, – проворчал Сейвен, развернулся и зашагал к лесу, зная наверняка, что пустоголовый покатился следом.

Возобновив путь, он перестал думать о чем-то кроме зыбких вершков под ногами. Изредка он поднимал глаза на темную полоску леса и сердце всякий раз замирало. Неуловимая мысль вспыхивала и тут же гасла. Какая? Он никак не мог вспомнить. Он помнил избушку, поляну и высокий костер… Помнил непонятную песню и мелодию сыгранную на флейте. «А что это – флейта?»

– Эй, лысый! – не оборачиваясь бросил он черепу. – Что такое флейта помнишь?

– Я не лысый! – огрызнулся тот. – Да, я помню что такое флейта. Это здоровенный музыкальный инструмент с пятьюдесятью струнами. Играющий садится пред ним, теребит струны и рождается музыка.

Сейвен невольно усмехнулся, представив Крайтера восседающим перед чем-то подобным. «В муках, должно быть, рождалась бы музыка». Представил и остановился как вкопанный. «Крайтер. Ведь это он играл на флейте в том лесу! А пел? Кто пел-то?» Образ Крайтера, целостный и полный, на мгновение полыхнул молнией, но тут же стал растворяться. Силясь запечатлеть его, Сейвен закрыл лицо руками присел на корточки и сосредоточился. Вдруг об него что-то стукнулось.

– Эй, чего стоим?! – прошамкал череп. – Я спрашиваю чего стоим?..

Образ рассеялся. Сейвен, раздосадованный донельзя, схватил костлявого, зажал под мышкой и, под протестующий вопль, выдрал ему зуб. Этим зубом он выцарапал на гладком челе: «Крайтер», смочил водичкой надпись и закрепил результат.

– Так. Тебя теперь зовут. Эээ. Крайтер тебя зовут. Понял?

– Я не Крайтер! – взрыдал череп. – А мне больно, поганец ты эдакий!

– Как же нет, когда Крайтер. Вон, у тебя на лбу написано!

– Это ты только что нацарапал!

– Нет. Это на меня не похоже. Хотя, – он деланно задумался. – Если ты не он, то кто же?

Сейвен приготовился к ответу, но череп замолк. Даже когда он потряс костяшку, из того и слова не выпало.

– Обиделся, значит, – укоризненно покачал головой Сейвен. – Хотя так даже лучше.

Он взял череп за глазницы, подобрал свою клюку и зашагал дальше.

Ни долго, ни коротко Сейвен заметил вдали белые линии, сложенные из белых камушков. Подойдя ближе он с удивлением прочел надпись из черепов: «Идите в жопу! Ваш Сейв». Причем, под восклицательным знаком первого высказывания череп куда-то пропал... Сейвен, ведомый порывом законченности, водрузил своего онемевшего спутника на пустующее место.

Едва черепок оказался на месте, его охватило странное ощущение повторенности. Так, словно он уже бывал здесь. Будто это он выложил крамольную надпись, а потом, когда-то позже, потревожил восклицательный знак. «Сто черепов. Именно столько здесь. Не больше и не меньше». Подсчеты увенчались успехом: зубастых камней, действительно, оказалась сотня. Вместе с тем, что он принес с собой. Но ни радости, ни удивления Сейвен не испытал. «Точно для галочки дело. И так ведь известно, что их сто».

Все черепа походили друг на друга как две капли воды. Ни тебе разницы в челюстной карте, ни в форме глазниц или лба… Даже носовые прорези одинаковые. Сейвен сложил из черепов возвышенность и теперь восседал на ней, перебирая оставшиеся.

– Чьи же вы, поганцы, а? – вздохнул он черепу на левой руке, перевел взгляд на правый и, не дождавшись ответа, столкнул их лбами. – Откуда вас столько на мою голову?..

Сказал и задумался. Отшвырнул один череп, а второй приложил к своей голове. Ощупал. По габаритам вроде походило. Тогда Сейвен раскрыл рот пошире и стал исследовать свои зубы, одновременно сверяясь пальцем с эталоном. Выходило, будто зубы такие же.

– Ну, нет, – покачал он головой. – Быть того не может. Это сколько ж раз я тут уже…

Вдруг, точно опомнившись, он схватил тот череп на котором красовалась корявое «Крайтер», перечеркнул надпись и ниже торопливо нацарапал «Сейвен». Подчеркнул имя два раза и вернул его в основание восклицательного знака. Затем поднялся, разложил черепа в прежнее высказывание и двинулся в путь с уверенностью, что это дело было не для галочки.

* * *

Едва Сейвен подошел к примеченной издали надписи, как внутри шевельнулась чувство повторенности. «Как заводная игрушка. Снова и вновь, пока завод не кончится. А потом появляется рука с ключиком и пошло-поехало».

Сейвен уселся перед ругательством, воткнул клюку в мох и положил рядом принесенного с собой «Крайтера». Оглядывая писанину, его внимание привлекла точка восклицательного знака. Зачеркнутое на лбу черепа имя было в точности таким же. Вплоть до последней, дрогнувшей буквы. Он отложил находку, взял утихшего говоруна и, перечеркнув надпись, процарапал ниже свое имя, дважды подчеркнув его.

Надписи совпали. Рытвинка к рытвинке. Трясущейся рукой Сейвен утер со лба пот, сглотнул, взял чистый череп и проделал операцию от начала и до конца. Все совпало с зеркальной точностью.

Череп выпал из руки и глухо стукнулся об мох. Не глядя на него, Сейвен потянулся к ближайшему чистому, подписал его, потом взял следующий, а за ним еще один… Он испортил пять зубьев, прежде чем подписал все черепа. И на каждом надписи совпадали с эталоном, как две капли из одной лужи.

Управившись, Сейвен не стал укладывать черепа в прежнюю надпись. Вместо этого, он выложил из них огромную стрелку и поковылял дальше.

* * *

Указывающую на лес стрелку Сейвен увидел издали. Приостановился возле нее, осмотрел черепа, сравнил со своим, многозначительно хмыкнул и ускорил шаг.

Всё сходилось. Чувство залипания поселялось в нем все раньше и раньше. Теперь он был уверен, что появляется и пропадает на этом болоте не в первый и не в тысячу первый раз. Теперь он знал наверняка, что все черепа принадлежали ему предыдущему и что его останками усеяно все болото. Или, по крайней мере, тот путь, которого он придерживался.

Его забывчивость тоже оказалась далеко не случайной. Он утрачивал способность удерживать воспоминания только если шел к лесу. Если он держал путь на закат, как того советовал череп, то память долго сохраняла целостность. До самой гибели, потому как это направление не имело конца.

Что, действительно, оставалось загадкой, так это как он здесь очутился и где, собственно, это «здесь» находилось. Сейвен чувствовал, что ответ ждал там, на кромке темнеющего у горизонта леса. Но, коли он продолжал топтать болото, то добраться ему туда не удалось. «Пока».

Была и еще одна штука, а вернее две. Одна всячески препятствовала его походу, а другая исподволь направляла. Диалектика обеих сил оставалась для Сейвена крайне туманной. «Оно и правильно. Изъясняйся они доступно, давно б уже выбрался с болот или пропал окончательно».

 С каждым шагом Сейвен терял себя по капле, как проколотый бурдюк.

Хотелось пить, но не хотелось останавливаться. Он инстинктивно чурался остановок. Остановка значила конец. Поэтому он шел, изредка поглядывая на надписанный череп. Прочесть надписи Сейвен уже не мог, но этого и не требовалось. Череп сам по себе служил напоминанием. О чем? Сейвен забыл. Главное, что каждого брошенного на него взгляда хватало протащиться еще немного.

* * *

Тишина и мрак.

Эти явления остались где-то позади, потому как в ушах шипело и булькало, а сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Сейвен раскрыл глаза и посмотрел на источник света, но тотчас зажмурился ослепленный лучами заходящего солнца. «Где это я?»

– Проклятье!

Он вскочил на ноги, тут же упал на колени и принялся раздирать пальцами мох.

– Привет, шеф! – осклабился добытый череп. – Давай поговорим?

Вместо приветствия Сейвен зажал его под мышкой, выдрал зуб и торопливо нацарапал на челе «Крайтер», зачеркнул, подписал ниже «Сейвен» и подчеркнул два раза. Череп замолк, боле не проронив и слова.

– Так-то лучше, зубоскал, – проворчал Сейвен и кинулся бежать в сторону леса.

Ноги сами помнили надежную дорогу. Даже палка больше не требовалась. С ней, пожалуй, выходило бы и медленнее. А Сейвен торопился. Очень торопился опередить собственное расслоение.

И, кажется, ему это удавалось.

Присел отдышаться он только у стрелки. Окинул себя мысленно и убедился, что вполне сносно помнит, кто он и как неплохо играл на флейте. «Которая вовсе не рояль, а дудка». Восстановив дыхание и глотнув затхлой водички, Сейвен поскакал дальше, не сосчитав черепа и не сверя надписи.

Чем ближе становился лес, тем ниже опускалась ночь.

– Сейвен не Крайтер, Крайтер не Сейвен. Сейтер не Крайвен, Крайвен не Сейтер, – загнанно выдыхал он, коверкая шагами имена, совершенно позабыв, кому они принадлежали.

Почва под ногами из мягкой вдруг сделалась твердой и колючей. Едва он подумал об этом, как ударился обо что-то плечом, его развернуло и он упал навзничь. Все его тело конвульсивно вздрагивало, ожидая ледяных объятий трясины.

– Край ни Сейв, Кра хр Севр…

Его рвало чернильной, густой массой с яркими жемчужинами света. Долго и мучительно он выгибался в рвотных спазмах, пока к глотке не подступил желудок, твердый, как камень. Неудержная тошнота рвалась наружу, Сейвен захрипел, изогнулся дугой и выдавил то, что едва не разодрало гортань.

На траве, в выблеванной ночи, лежал хрустальный череп.

Конвульсии унялись и теперь Сейвена колотил озноб. С трясущихся губ стекала липкая темная слюна. Ее чернильная нить капнула на череп, но скатилась, точно тот был жирно умаслен. Перед глазами плыли красные круги. Они пульсировали, выходили за глазницы и разлетались по округе пушистыми обручами. Сейвен закрыл глаза, помотал головой, но не удержал равновесия и завалился на бок. Стало легче. Теперь он смотрел на сияющий внутренним теплом череп сквозь грязную траву. Череп, повернутый к нему затылком, лежал в россыпи осколков света, как луна в ореоле звездного нимба. Если протянуть руку, то пальцы ничего не коснутся. Только космический холод. А он и так замерз.

Сейвен вобрал в балахон руки и ноги, прижал их к телу и втянул голову, оказавшись в небольшом шатре из собственного одеяния. На месте рукавов и штанин балахона в лесную ночь глядели слюдяные оконца, а вместо ворота над самой головой зияло отверстие дымохода. В центре шатра горел костер лунного света, разожженного на черепе с рубиновыми глазами.

Однако пламя не согревало и Сейвен, абсолютно голый, приподнялся и нерешительно придвинулся к костру. Инстинктивно он ждал тепла, но… Ничего. Языки белого огня проходили сквозь пальцы как будто их не существовало. Взглянув на основание костра Сейвен увидел, что череп внимательно следит за ним. Медленно, будто уличенный в баловстве ребенок, он отнял от огня руку и, не зная куда ее деть, прижал к груди. Череп продолжал смотреть пристально и, как чувствовалось, с укоризной. Захотелось отвернуться, спрятаться от рубиновых глаз, но Сейвен обнаружил, что не может оторвать взгляда. В мертвенно-бледном колыхании пламени эти глаза виделись затвердевшей кровью. Не пролитой, но и не рожденной жизнью.

Не отрываясь от гипнотических глаз, Сейвен лег на живот и замер, точно мягкая теплая шкура. «Шкура. Шкура. Шкура… Тапочки. Дались мне эти тапочки». По телу пробежала волна раздражения, и тут же он услышал собственный голос. Откуда-то сверху, как будто он теперешний лежал на дне глухого колодца.

– Заходите, кто там.

Пустой рубиновый взгляд открылся дверью, на пороге которой стоял человек. Сейвен лежал у его ног и лица не видел, но, как только захлопнулась дверь уютной комнаты, с досадой подумал: «какого демона тебе надо?» Человек разулся, ступил на Сейвена и, после короткого молчания, вымолвил:

– У нас он деревом отделан. Представляешь, сколько стоит? А… Для чего? Я имею в виду, ведь поезд куполу принадлежит, а значит, никто, кроме нас, им пользоваться не будет. Зачем ларгу деревянный холодильник? Тебе он нужен?

Он узнал голос вошедшего, узнал как мелодию, услышанную очень давно и всплывшую в памяти только сейчас. Неуловимый мотив, очищенный от условностей и деталей. Как имя старого знакомого, что крутиться на языке, но все никак не приходит на ум. «Имя, имя…» Сосредоточиться и вспомнить мешали чужие мысли, проникающие в него помимо воли. «Нужен. Нормально отдохнуть… Имя… Питание должно быть хорошим».

– Нет.

Его голос звякнул грубее старого медяка. Отчего-то сделалось стыдно, но не за себя, а за того, который сидел в глубоком уютном кресле позади, за гранью видимости. Он видел лишь запертую дверь, две пары обуви у порога, да цветочный горшок. Все остальное воображение дорисовывало само.

– Вот и мне не нужен. Я не могу есть из деревянного холодильника. Так что, будь добр, или иди к ним, или оставайся и поужинаем вместе.

Прямые слова пробрали мурашками. Хотелось принять искреннее предложение, усмехнуться и дружески хлопнуть говорившего по плечу. Но он не мог даже рта открыть. Вместо него думал, чувствовал и говорил другой он, за которого Сейвен был готов сквозь землю провалиться.

– Делай что хочешь.

– Значит, ты остаешься?

– Нет. Я иду спать.

– Как? А ужинать?

– Нет желания.

– Ну, как знаешь.

Скрип пружин матраса, шорох ткани, взвизг застежки… Сейвен явственно представлял как он – он неучтивый грубиян – забирается в постель, как ворочается, борясь со сном, как… «Изнасиловать дважды... Себя?!» Для него все становилось неуловимо далеким и близким, быстрым и бесконечно долгим. Сквозь наваливающуюся сонливость пробивались столовые звуки. Это ужинал гость. Сейвен отдал бы многое, за возможность оглянуться, посмотреть ему в лицо, и… Узнать. Но сон захватил его, поднял над теменью невесомой снежинкой и уносил все выше и дальше. Он стоял на вершине шпиля, пронзающего высотой черные небеса. Далеко внизу бурлил океан из живых и мертвых существ. Они перемалывались друг в друге, разбивались приливом об основание шпиля…

Вдруг что-то звякнуло, еще и еще. Сейвен, точно проснулся. На лакированном полу, между ним и запертой дверью, лежала серебряная вилка, которую обронил гость. Послышался глубокий вздох, скрип отодвигаемого стула и шаги, заглушаемые мягкостью шкуры.

– Вот надо же было так… – услышал он у самого уха. – Теперь мыть… Эй, а это у нас что?..

Он взял его за голову, поднес лицом к своему лицу и Сейвен, как по щелчку, узнал гостя. Крайтер. Они ехали на поезде купола Бредби в Йерашан на свое первое задание. Он знал, что вскоре Крайтер исчезнет, а команда ларгов окажется втянута в череду злоключений, приведших к гибели Вербарии. Вспомнил Айро, вспомнил генизу… Как наяву, Сейвен видел мрачную гибель планеты, чувствовал боль утраты и горечь вины… Спасение на земле, его перерождение, стычка с Атодомель и полет к остову Вербарии. Вот где он. «В сердце Вербарии».

Сейвен поднялся с пола – выбрался из-под медвежьей шкуры, ставшей теперь его единственной одеждой. Крайтер не спускал с него глаз, но без тревоги или удивления, так, словно он ожидал чего-то подобного.

– Присядем? – он кивком указал на стол и Сейвен кивнул в ответ.

– Как я здесь оказался? Почему… Почему именно это?

– Не могу сказать тебе больше, чем ты сам знаешь. Я всего лишь твое воспоминание, ограниченное твоими же познаниями обо мне. По существу, разговаривая со мной, ты разговариваешь сам с собою…

За ширмой спального места послышалось ворочанье и лицо Крайтера напряженно застыло. Мираж сна, рассеявшийся было совершенно, сгустился вновь, но ненадолго. Сейвен уже достаточно овладел собой, чтобы отмахнуться от него как от дыма затушенной свечи. Шорохи стихли и Крайтер расслабился. Потом он повел бровями, вытер салфеткой вилку и вернулся к еде.

Сейвен молчал. Он чувствовал, что сказанное – правда лишь отчасти. Действительно, Крайтеру в генизе Вербарии взяться неоткуда. Но и он запомнить в подробностях убранство вагона не мог. Паче как и сцену, немым сопереживателем которой стал.

– Если ты, действительно, только мое воспоминание, то для чего все это?

Не отрываясь от еды, Крайтер пожал плечами.

– Не знаю, – пробормотал он. – Видимо, у тебя есть причины. Ты ужинать-то будешь?

Есть Сейвен не хотел, но все же наполнил свободную тарелку снедью и взялся за вилку и хлеб.

– Знаешь, все это, – Крайтер обвел руками комнату, откинулся на спинку стула и причмокнул, извлекая застрявшие между зубов волокна салата. – Все происходящее, одна из вариаций случившегося. Ты знаешь, чем закончилось знакомые тебе дела? Знаешь. Даже я это знаю. Так вот… Сейчас есть возможность все исправить.

– Как?

– Действовать иначе.

– Все уже свершилось, Крайтер. Если что-то и удастся изменить, то видимость, но не суть.

– Не ты ли уверял Разиель в том, что жизнь Вербарии всего лишь иллюзия? Сон планеты? Только не говори мне, что научился так скоро отказываться от собственных убеждений.

– Время нельзя повернуть вспять, хочу я этого или нет.

– Повернуть – нет, а вот остановить можно. Если я скажу, что все то, что ты помнишь, не происходило, а было лишь сном, как ты к этому отнесешься?

– Как к фантазии.

– Обоснуй, – Крайтер скрестил на груди руки и нахмурился. – Откуда такая упертость?

– Я изменился, Крайтер. Думаешь, вон тот, что дрыхнет под балдахином, способен разговаривать со своим воспоминанием на равных?

При упоминании спящего, Крайтер видимо напрягся. Сейвен налил себе завару, поправил соскользнувшую с плеч шкуру и продолжил:

– Все это, – он скупо окинул пространство свободной ладонью, пародируя широкий жест Крайтера. – Не появилось бы в памяти, не будь увиденным однажды. А раз в памяти оно есть и способно к трансформации, значит когда-то происходило. Не могла же история со мной, с тобой, со всей Вербарией взяться на пустом месте?

– Могла. Она могла быть выдумана от начала и до конца.

– Пусть так. Это вовсе не отменяет последовательность событий. У меня есть точка, от которой я отталкиваюсь. Мои воспоминания. Выдуманы они кем-то или происходили на самом деле – не столь важно. Важно другое. В чьей бы памяти я не находился, это уже однажды произошло. В реальном или каком-то ином состоянии, но было запечатлено генизой. Я внутри нее. Прибыл с конкретной целью. А что делаешь ты? Соблазняешь меня? Той мечтой, которую сам лелеял?

Было слышно, как стучат колеса, да мерно тикают громадные напольные часы. Крайтер не отзывался. Он смотрел куда-то в сторону, не то стесненный, не то расстроенный.

– Крайтер, ты ведь... – продолжил Сейвен, но запнулся. – Ты ведь неудовлетворенное желание. Не твое и не мое. Ничье, но и всех одновременно. Ты голос всех тех, кто погиб вместе с Вербарией, тех, кто хотел, чтобы все шло своим чередом и мир не сгинул в одночасье. Ни генизы, ни Атодомель, ни замысла Первых. Только Вербария и вербарианцы.