Текст книги "Легион «белой смерти»"

Автор книги: Дмитрий Тарасов

Соавторы: Василий Ставицкий,Александр Бабаш,Лев Котюков,Генрих Шанкин,Александр Калганов,Олег Матвеев,Виктор Гиленсен,Валерий Величко,Василий Алексеев,Владимир Мерзляков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

С этого времени ни одно из союзных государств не рассматривало Генриха Гиммлера в качестве кандидатуры для ведения переговоров о капитуляции Германии. Известность главного фашистского палача не позволяла ему надеяться на избежание ответственности за совершенные преступления. Сомнительная слава предателя лишила его авторитета в глазах большинства немцев, даже эсэсовцы срывали свои знаки в качестве расплаты за позор Гиммлера.

Когда распространилось известие о самоубийстве Гитлера, Гиммлер с облегчением направился в ставку гроссадмирала Деница, и некоторое время находился там, изучая возможность своего участия в качестве представителя Германии в переговорном процессе со странами-победительницами. Но Дениц всячески игнорировал его претензии на вхождение в состав нового правительства, стараясь поскорей избавиться от присутствия в своем окружении рейхсфюрера СС с дурной славой кровавого убийцы. Таким образом, Гиммлеру пришлось спасаться в одиночку, и скоро он исчез в неизвестном направлении.

21 мая 1945 года два бывших военнопленных – рядовые Сидоров Иван Егорович и Губарев Василий Ильич, находившиеся до отправки на родину в сборно-пересылочном пункте, заступили в совместный патруль с шестью военнослужащими английской армии. С разрешения старшего в патруле английского капрала советские солдаты в течение дня осуществляли парное патрулирование в местечке Мейнштадт. К 19 часам они пришли в дом, где пили кофе, курили и отдыхали английские солдаты. Капрал сказал, что есть еще полчаса, и Сидоров с Губаревым могут отдохнуть или пройтись еще раз. Наши солдаты решили сделать еще один обход.

Вскоре Сидоров увидел, как на дорогу вышли три немца с намерением пересечь ее и уйти в лес. На крики «Хальт» они не реагировали. Только когда Губарев выстрелил в воздух, и оба солдата взяли немцев на мушку, те остановились. У одного из немцев был завязан глаз, он держал в руке костыль и показывал знаками, что он болен и ранен в левую ногу. Подоспевшие во главе с капралом англичане, проверив у немцев документы, начали говорить, что задержанные больны, и надо их отпустить. Советские солдаты, каждый из которых испытал на себе, что такое фашистские концлагеря, настояли на необходимости доставить немцев на гауптвахту, где сдали задержанных британскому дежурному офицеру.

Трех немцев доставили в лагерь 30 корпуса и поместили в камеру. На утро тот, у которого была повязка на глазу, заявил, что он Генрих Гиммлер и добровольно сдается представителям английской армии. Повязка на глазу, костыль и жалобы на болезнь после ранения были не более чем уловками. Для дополнительной маскировки Гиммлер сбрил себе усы. Вызванный караулом офицер не поверил, что перед ним главный эсэсовец, но все же позвонил дежурному по отделу военной разведки 2-й британской армии и сообщил о странном задержанном.

Прибывший разведчик на основании имевшейся у него розыскной карточки с личными данными Гиммлера (дата рождения, личные партийный и эсэсовский номера и т. п.) убедился, что перед ним не самозванец, и вызвал офицеров контрразведки для дальнейшего допроса задержанного. На крайний случай Гиммлера заставили раздеться и провели его личный досмотр, проверив, не спрятано ли что-нибудь в одежде.

Когда личность Гиммлера была установлена, он посчитал, что теперь будет удостоен особого обхождения. В то время, как в лагерь добирались контрразведчики, Гиммлер начал подробно рассказывать о своей роли во внешней и внутренней политике Германии, оправдывать как вынужденную меру создание концлагерей, говорить о своих планах заключения мира с западными союзниками, о своей популярности среди немецкого народа и на тому подобные темы, которые в общем-то не вызывали интереса у присутствовавших английских офицеров.

Приехавшие контрразведчики приказали Гиммлеру раздеться и надеть другой костюм. Во время дискуссии, продолжавшейся около десяти минут, Гиммлер требовал к себе обращения как к старшему офицеру, говоря, что он уже раздевался и был обыскан. На это британский полковник показал бывшему рейхсфюреру его теперешнее место, заявив, что либо тот сам переоденется, либо его переоденут силой, и дал ему две минуты на исполнение приказания. Гиммлер был страшно подавлен и заявил, что теперь он не скажет ни слова из того, о чем хотел рассказать.

После доставки Гиммлера в отдел контрразведки его обследование было приказано провести капитану медицинской службы Уэллсу, рапорт которого приводится ниже:

« Рапорт капитана С. Дж. Л. Уэллса

23 мая около 23–00 в штабе контрразведки Второй армии в Люнебурге в связи с приказом полковника Мерфи я проводил телесное обследование лица, которым, как сообщил мне полковник Мерфи, являлся Генрих Гиммлер.

Мне было приказано полковником Мерфи провести это обследование с целью убедиться, что на теле или в отверстиях тела Гиммлера ничего не спрятано.

После завершения обследования туловища и конечностей я приступил к обследованию его рта и зубов. Оттягивая его щеки в стороны, я на мгновение увидел маленький предмет с синим кончиком, находившийся в полости между левой щекой и нижней челюстью. Я немедленно попытался удалить этот предмет из его рта своим пальцем, но было невозможно помещать ему тотчас же поместить этот предмет между зубов и раскусить его.

Немедленно распространился сильный запах цианистого калия. Гиммлер тотчас был схвачен и положен на пол лицом вниз, его челюсти разжали и рот промыли водой. Затем ему около пятнадцати минут делали искусственное дыхание, но все попытки вернуть его к жизни были бесполезны.

С. Дж. Уэллс, капитан медслужбы, начальник санслужбы Второй армии»

25 и 26 мая 1945 года известие о смерти Генриха Гиммлера было широко опубликовано в мировой печати. Во всех публикациях Гиммлера награждали эпитетами «мясник», «палач тысяч безвинных людей», «один из самых опасных военных преступников» и т. п.

Допрошенный 17 июня 1945 года советскими контрразведчиками гитлеровский рейхсмаршал и главнокомандующий военно-воздушными силами Германии Герман Геринг, касаясь Гиммлера, показал: «…Когда Гиммлеру было поручено командование группой армий «Висла», мы думали, что весь мир сошел с ума. Между мной и Гиммлером существовали следующие отношения: он стремился занять мое положение. Он заверял меня в дружбе, а сам вел против меня агентурную работу. Я ему тоже говорил, что хорошо к нему отношусь, а на самом деле был постоянно начеку».

На вопрос «Что вам известно о судьбе Гиммлера?» Геринг ответил: «Знаю только то, что было в газетах. Если он действительно умер, то я не сомневаюсь, что на том свете он будет чертом, а не ангелом».

Послесловие.

Восстановив картину неудачных попыток главного эсэсовца спасти свою собственную жизнь на фоне общего краха Германии и трагедии немецкого народа, давайте вспомним о судьбах других персонажей нашего документального повествования.

Вальтер Шелленберг на Нюрнбергском процессе был приговорен к 6 годам лишения свободы. Освобожден досрочно в 1950 году. Умер в Италии в 1952 году.

Бернадотт Висборгский, граф Фольке, один из руководителей Международного Красного Креста, был убит еврейскими экстремистами в Иерусалиме 17 сентября 1948 года, когда в качестве посредника пытался вести переговоры о перемирии между евреями и арабами.

Эрнст Кальтенбруннер арестован в 1945 году на территории Австрии. Международным военным трибуналом в Нюрнберге приговорен к казни через повешение. Казнен 16 октября 1946 года.

Иоахиму фон Риббентропу удалось в апреле 1945 года бежать в Гамбург и скрываться там в доме под носом у британской военной комендатуры вплоть до середины июня. Арестован 14 июня 1945 года. Повешен по приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге 16 октября 1946 года.

Лютц Шверин фон Крозик перед Международным военным трибуналом предстал в 1949 году. Приговорен к 10 годам лишения свободы. Освобожден в 1951, умер в 1952 году.

Францу Зельдте было предъявлено обвинение на Нюрнбергском процессе, но умер он своей смертью в 1947 году.

Мартин Борман, по свидетельству арестованных советскими военными контрразведчиками эсэсовцев, погиб при попытке вырваться с территории окруженной войсками Красной Армии рейхсканцелярии. Труп его в 1945 году обнаружить не удалось, в связи с чем Международный военный трибунал в Нюрнберге приговорил Бормана к смертной казни заочно. В апреле 1973 года официально признан мертвым западногерманским судом на основании результатов проведенной идентификации скелета, найденного строителями недалеко от рейхсканцелярии.

Ганс Кребс покончил с собой выстрелом в голову 1 мая 1945 года, возвратившись от советского военного командования, где выслушал требование о безоговорочной капитуляции Германии.

Пауль Йозеф Геббельс вместе со своей женой Магдой отравился цианистым калием 1 мая 1945 года. Перед этим супруги Геббельс убили своих шестерых детей.

Герман Вильгельм Геринг был арестован 9 мая 1945 года военнослужащими 9 армии США. Международным военным трибуналом в Нюрнберге приговорен к смертной казни. 15 октября 1946 года, за два часа до повешения, принял в камере яд.

Дмитрий Тарасов
Жаркое лето полковника Абеля

Восемь лет советский разведчик Марк, известный всему миру под именем Рудольфа Ивановича Абеля, под боком у ФБР США вел активную работу, снабжая СССР ценной информацией. Но в июне 1957 года радист Вик предал его, и Марк был арестован.

Несмотря на предъявленные улики, угрозы и уговоры, Абель категорически отверг предложение американских спецслужб о сотрудничества После этого ФБР передало его дело в суд.

Осенью 1957 года в Нью-Йорке состоялся шумный судебный процесс, который закончился осуждением разведчика на тридцать лет тюремного заключения. Советское правительство сделало все возможное для вызволения Марка из казематов каторжной тюрьмы в Атланте, и в феврале 1962 года он вернулся на Родину.

В предлагаемой читателю повести рассказывается о драматических обстоятельствах ареста и суда над выдающимся советским разведчиком. Все факты, даты, имена – подлинные, что. несомненно, придает повести особую ценность, тем более, что ее автор, полковник в отставке Тарасов, знает о работе разведчика не понаслышке и был хорошо знаком с Абелем.

На Пенсильванском вокзале в Нью-Йорке с поезда, только что прибывшего из Дейтон Бич во Флориде, сошел с двумя чемоданами в руках сухопарый, среднего роста мужчина в светло-бежевом плаще и темно-серой шляпе с белой лентой. На перроне он осмотрелся, блеснув стеклами очков без оправы, и, переждав, когда схлынет основной поток пассажиров, неторопливо, размашистым шагом направился к выходу, слегка сутулясь. На вид ему можно было дать чуть больше пятидесяти лет. Пройдя в багажное помещение, он оставил на хранение чемоданы и вышел в город, имея при себе небольшой портфель.

По тому, как он шел по улицам, останавливался около афиш, вывесок, витражей, витрин, заходил в магазины, всматривался в лица прохожих, пересаживался с одного вида транспорта на другой, можно было подумать, что человек оказался в Нью-Йорке впервые и, будучи поражен кипучей жизнью этого огромного, шумного города, с явным изумлением и пристальным интересом наблюдает за всем происходящим.

Часа через три с начала своего путешествия он вышел из метро на станции «Сити-холл» в Манхэттене и вскоре сел в автобус, идущий по Бродвею. Он доехал почти до самого отеля «Латам», расположенного по адресу 4, Ист, 28, Манхэттен. В отеле, предъявив документы, он заполнил регистрационную карточку как американский гражданин Мартин Коллинз, поставив дату 11 мая 1957 года. Ему была предоставлена комната за 29 долларов в неделю, он получил ключи и поднялся на восьмой этаж в номер 839. Номер оказался небольшим с довольно скромной обстановкой: двуспальная кровать, низкий комод, небольшой письменный стол, два кресла, складная подставка для чемоданов и стенной шкаф для платья. При номере была ванная комната.

Он запер на ключ дверь, неторопливо разделся, повесив в шкаф шляпу, плащ, пиджак и галстук, и, сняв очки и расстегнув ворот рубашки, устало опустился в кресло. Минут пять он сидел в позе полностью расслабившегося человека, закрыв глаза. Затем, оперевшись руками на подлокотники кресла, сделал несколько глубоких вдохов и энергично встал.

Луч света из окна упал на его лицо. Оно было немного удлиненное, худощавое, с чуть выдающимися скулами, с впалыми щеками, но вместе с тем энергичное, волевое. Черты лица говорили об одухотворенности натуры и незаурядном уме. Прямой, с небольшой горбинкой нос, резко очерченные губы, глубоко посаженные серые глаза с острым, проницательным взглядом, большой покатый лоб и массивная, с заметной лысиной голова…

Подойдя к окну, Коллинз осмотрел прилегающие к отелю строения, а потом и внутреннее убранство номера, обратив особое внимание на входные устройства электро-, радио-, телевизионной и телефонной сети. Затем проявил интерес к стоявшему на столе широковещательному радиоприемнику. Включив его, он проверил работу всех диапазонов, с полным безразличием отнесся к доносившейся из эфира разноязыкой речи, но поймав передачу на русском, прислушался, уменьшил громкость и, прильнув ухом к приемнику, несколько минут сидел, как зачарованный. Затем он прошел в ванную комнату, принял душ, лег в кровать и вскоре крепко уснул. Часы показывали ровно девять часов вечера по местному времени. Проснувшись рано утром, он быстро встал, сделал несколько гимнастических упражнений, принял освежающий душ, побрился, привел себя в порядок, почистил одежду и обувь и отправился в город. Возвратился обратно к пяти часам вечера с чемоданами, которые оставил на вокзале.

Прошло более полумесяца. Новый жилец, по отзывам управляющего отеля, оказался спокойным, скромным, нетребовательным. Понравился он и обслуживающему персоналу: платил своевременно, был приветлив, не предъявлял претензий, не принимал посетителей. Фактически никто не знал, когда он у себя, а когда отсутствует, и, конечно, никто не знал, чем он занимался.

Выходя в город, он большую часть времени тратил на зарисовки и фотографирование, совершал прогулки и поездки по наиболее интересным местам и ближайшим окрестностям, при этом наблюдал за тем, не следит ли кто-нибудь за ним. По понедельникам и пятницам закрывал на ключ дверь номера, плотно затягивал шторами окно, подключал к приемнику комнатную антенну, надевал наушники и настойчиво пытался в хаосе наполнявших эфир шумов и звуков записать адресованную ему морзянку. Однако все его усилия оказывались тщетными. Находившиеся в километре от отеля мощные телевизионные передатчики создавали непреодолимые помехи.

В попытке найти выход из создавшегося положения 28 мая он зашел в сквер, расположенный напротив дома 252 по Фултон-стрит. Прикрывшись газетой, он сел на одну из свободных скамеек и в течение часа пристально наблюдал за подъездом дома, за одним окном на пятом этаже и за тем, что происходило в сквере.

В этом доме в квартире 505 на пятом этаже он – советский разведчик Марк, кадровый сотрудник органов государственной безопасности, полковник, прибывший в США в 1948 году для ведения разведки – в течение нескольких лет жил под видом американского гражданина Эмиля Гольдфуса, открыв художественное ателье по производству цветных фотографий и для занятий живописью. Дела у него шли успешно. Соседи, ближайшее окружение и представители официальных властей ничего предосудительного за ним не замечали, не имели к нему претензий. Напротив, он пользовался уважением. Его считали вполне лояльным, образованным и трудолюбивым, спокойным, рассудительным и очень скромным.

Но в конце 1956 года случилось непредвиденное. Он заметил, что его помощник Вик, присланный Центром четыре года назад, стал пьянствовать и отлынивать от работы, поэтому по рекомендации Марка было принято решение об отзыве Вика в Советский Союз для отдыха. Под разными предлогами Вик длительное время откладывал отъезд, а на последней встрече с Марком, в марте 1957 года сообщил, что ФБР начало его повторную проверку.

Обеспокоенный этим обстоятельством, Центр 20 апреля радировал Марку о необходимости принять надлежащие меры безопасности: прекратить контакт с Виком, перейти на другие документы и выехать из Нью-Йорка на юг страны, легендировав поездку на Запад для лечения. На юге следовало ждать до тех пор, пока не определится судьба Вика, а при обнаружении чего-нибудь подозрительного немедленно покинуть США, выехав в третью страну по известному Марку на такой случай маршруту.

В Дейтон Бич во Флориде, куда Марк направился, выполняя указания Центра, он пробыл восемнадцать дней, выдавая себя за Мартина Коллинза. Жил в отеле, пытаясь принимать радиограммы Центра на имевшийся там радиоприемник. С большим трудом ему удалось прочесть лишь одну радиограмму от 6 мая. Она радовала. Центр сообщал о встрече с Виком в Париже, заявившим, что у него все нормально, обстановка вокруг него спокойная. Полагая, что опасность миновала, Марк на свой страх и риск решил возвратиться в Нью-Йорк, но до установления надежной связи с Центром и получения дальнейших инструкций проживать пока по документам Коллинза и в своей квартире на Фултон-стрит не появляться.

И вот сейчас, сидя напротив своего дома, Марк почувствовал, что все недавно пережитые неприятные перипетии как бы ожили вновь и невольно заставили его отказаться от соблазна зайти домой, несмотря на казавшуюся ему спокойной обстановку. Он встал и неторопливо удалился. Затем, проверившись и убедившись в отсутствии наблюдения, возвратился в отель «Латам».

Прошло еще три недели. Марк информировал Центр о возвращении в Нью-Йорк и намерении взять из ателье радиоприемник, уничтожить находившиеся там в тайнике материалы, которые в случае захвата контрразведка противника могла бы использовать в качестве вещественных доказательств его связи с нашей разведкой. Однако, несмотря на все усилия, которые он предпринимал в течение этого времени, получить ответ из Центра не удалось из-за помех в эфире.

Поэтому Марк вечером вторично появился в сквере около своего дома и, улучив удобный момент, незаметно вошел в подъезд. Поднявшись на пятый этаж, он осторожно открыл дверь своей квартиры. Уличный свет слабо освещал комнату, но зажечь свет он не решился. Убедившись, что в квартире все на месте, он взял безотказно служивший ему портативный радиоприемник и, соблюдая меры предосторожности, вышел на улицу. На маршруте к отелю «Латам» он тщательно проверился, но ничего подозрительного не заметил. Довольный, что все прошло благополучно, он поднялся в номер и лег спать.

На другой день он решил проверить тайник, находившийся в ателье под деревянной лестницей. В тайнике хранились пленки с несколькими письмами от семьи, почтовые адреса для связи с Центром, а также важные шифрованные записи и шифровальные блокноты.

Как и накануне, дождавшись в сквере около дома удобного момента, он в одиннадцать часов вечера незаметно вошел в квартиру. В тайнике все оставалось в целости. Выложив документы на стол, он вспомнил, что в письменном столе должна находиться метрика на Коллинза, по данным которого он проживал в отеле «Латам». Полагая, что она может потребоваться, Марк стал рыться в ящике и случайно локтем смахнул со стола контейнер, где хранились пленки с письмами от семьи. Пошарив безуспешно в темноте по полу, он приблизился к окну, понаблюдал за улицей и, не заметив ничего подозрительного, зажег свет. Найдя контейнер, выключил свет, еще раз понаблюдал из окна и покинул ателье.

Выйдя из подъезда, Марк осмотрелся, повернул направо и пошел по Фултон-стрит. Дойдя до Монтегю-стрит, свернул за угол к станции метро «Борроу-холл». Находясь на эскалаторе, заметил человека, который спускался следом за ним. Оба они прошли в конец платформы и остановились примерно в десяти метрах друг от друга в гуще людей. Когда прибыл поезд, Марк сел во второй от хвоста вагон, а мужчина, спускавшийся за ним по эскалатору, занял место в последнем вагоне. На станции «Сити-холл» Марк вышел из вагона один, поднялся наверх, никого не выявив за собой, перешел на другую сторону авеню и сел в автобус. Он был единственным пассажиром, вошедшим на этой остановке. До 29 стрит, где он сошел, никто в автобус больше не садился. Решив, что замеченный им в метро человек – простой пассажир, разведчик направился в отель.

Утро 20 июня выдалось солнечное. Марк встал бодрым и жизнерадостным. Сделав обычную зарядку, наскоро съел два бутерброда, выпил холодный кофе и вышел на улицу. Убедившись, что за ним никто не следит, доехал до конечной остановки линии метро «Бродвей», поднялся на поверхность и направился в Ван-Корфланд парк. Парк выглядел пустым. Слева от дороги находились бейсбольные площадки. Пройдя по дорожке, он повернул направо и поднялся на большой каменистый холм. Следуя мимо семейных могил Ван-Корфландов, вышел на каменистую тропу, обозначенную синими стрелами на придорожных камнях. Перед последним поворотом тропы остановился, осмотрелся и подошел к лежавшему справа в тридцати шагах от него сухому дереву, ниже которого по склону параллельно тропе шла искусственная каменная гряда. Сделав еще несколько шагов, он наклонился около большого камня и, пошарив под ним, вытащил сверток, обернутый непромокаемой пленкой. Положив его в портфель, осмотрелся еще раз и быстро покинул парк. Спустя два часа возвратился в отель.

Закрыв дверь на ключ, Марк достал взятые накануне в ателье документы, распечатал пакет, хранившийся в тайнике в парке, и приступил к разбору содержимого. Он уничтожил все записи, по которым можно было бы выйти на упоминавшихся в них людей, сохранив лишь два почтовых адреса в Москве и условия встречи в Мехико, куда он должен был проследовать из США. Оставил он также текущие шифровальные блокноты, карандаш, в котором находились мягкие пленки с письмами от семьи и расписанием радиопередач, кусок дерева с заделанным внутри запасным шифровальным блокнотом и шесть тысяч американских долларов.

Вечером состоялась очередная передача из Центра. Несмотря на безотказный в прошлом радиоприемник, на этот раз сигналы проходили плохо из-за сильных помех от телевизионных передатчиков. С большим трудом он все же принял депешу Центра, но ее расшифровка заняла очень много времени и текст полностью прочесть не удалось. Почувствовав сильную усталость после напряженного дня и от изнурительной жары, Марк в третьем часу ночи лег спать.

Около семи часов утра 21 июня Марка разбудил стук в дверь. Он встал, приоткрыл дверь, чтобы спросить, кто там. Но в ту же минуту в номер ворвались три человека. Они заявили, что являются сотрудниками ФБР, и показали удостоверения личности, вставленные в обложки. Один из них сказал:

– Полковник, мы знаем, кто вы такой и чем занимаетесь. Мы предлагаем вам сотрудничать с нами, в противном случае вы будете арестованы.

«Это предательство Вика, – мелькнула мысль, болью отзываясь в сердце Марка. – Только он знал здесь о присвоении мне звания полковника». Стараясь быть как можно спокойнее, он ответил:

– Произошло недоразумение, господа. Я ничего не знаю, мне нечего сказать по этому поводу.

– Не будьте наивным, полковник. Это несерьезно. Мы за вами следили и знаем всех ваших агентов. У вас один выход – согласиться с нашим предложением; иначе, повторяем, вы будете арестованы.

– К сожалению, господа, я ничем не могу вам помочь. Вы же видите, в каком я положении, – парировал Марк, стоя перед ними в костюме Адама, прикрывая руками известное место. (Ночь была очень душная, и он спал обнаженным).

Ему позволили сесть на кровать, надеть нижнюю рубашку и брюки, в заднем кармане которых были шифрблокноты.

– Итак, полковник, мы ждем вашего решения, – строго произнес тот же сотрудник.

Посмотрев на стол, где среди оставленных для камуфляжа вещей (этюдник, палитра, масляные краски, кисточки, начатая картина и пр.) как доказательство его «невинной» ночной работы лежала среди чистых листков бумаги запись принятой из Центра депеши, разведчик ответил:

– Позвольте мне выполнить еще одну обязательную после сна процедуру.

При этом он указал рукой на туалет и изобразил непреодолимое желание зайти туда по естественной надобности. Ему разрешили.

Спустив в унитаз находившиеся при нем шифрблокноты, он вернулся.

– Что же вы надумали? – последовал вопрос.

– Думать мне нечего. Я действительно ничего не знаю и полагаю, что произошло недоразумение.

– Это ваш окончательный ответ?

– Да, окончательный.

– В таком случае, полковник, пеняйте на себя, мы объяснили ваше положение.

Сотрудники ФБР, уступив место находившимся в коридоре трем лицам, остались стоять около двери в качестве наблюдателей. Новыми лицами оказались работники отдела иммиграции и натурализации, предъявившие ордер на арест, подписанный начальником нью-йоркского отдела службы иммиграции и натурализации. Начался обыск, который продолжался около двадцати минут и был не очень тщательным. Марку предложили одеться и упаковать вещи. Он взял со стола еще несколько листков бумаги и в их числе черновую запись принятой из Центра депеши и стал чистить этюдник и палитру, стирая масляную краску. (Эти бумажки он также спустил в унитаз. Однако до других вещей, изъятых из тайников, добраться не смог, и они попали в руки противника).

Пробило восемь часов утра. Здоровенный детина из службы иммиграции и натурализации одел Марку наручники. Все стали спускаться вниз. У подъезда стояла машина. Марка усадили между двух сотрудников, его вещи положили в багажник.

В Нью-йоркском отделе службы иммиграции и натурализации Марка сфотографировали и сняли отпечатки пальцев. Через четыре часа его вывели из помещения снова в наручниках, посадили в машину и отвезли на аэродром в Нью-Джерси, откуда на двухмоторном самолете доставили в город Макаллен штата Техас. С аэродрома сразу же направились в лагерь для перебежчиков через границу с Мексикой. Было примерно пять часов тридцать минут утра 22 июня, когда машина с сотрудниками, сопровождавшими Марка, подошла к воротам лагеря. Территорию лагеря опоясывала ограда четырехметровой высоты на трубчатых опорах, сделанная из толстой стальной сетки и оплетенная колючей проволокой. За оградой рядом с конторой лагеря стоял одноэтажный дом, построенный из бетонных блоков на четыре камеры: две – для нескольких человек и две – одиночные. Все они были пусты.

Марка посадили в одиночную камеру под номером пять. В ней стояли койка, занимавшая всю ширину камеры под окном, маленький стол, стул; умывальник и унитаз были пристроены к выступу в углу комнаты у входной решетчатой двери. Окно было зарешечено стальными прутьями.

Охрану несли офицеры пограничной службы: один – в помещении, другой – на вышке, а еще один исполнял роль разводящего, заменяя первых двух на время обеда и ужина. Команды сменялись через каждые восемь часов.

Окинув взглядом новое жилище, Марк разделся и лег. Его одолевала усталость от только что пережитого и сильной жары: термометр в камере показывал 35 градусов по Цельсию. Он закрыл глаза и заставил себя не думать о случившемся, чтобы сберечь силы, снять нервное напряжение, успокоиться. Рисуя в своем воображении картины милой его сердцу подмосковной природы, он постепенно расслабился, забылся и уснул.

В двенадцать часов Марка разбудил охранник. Принесли обед. При виде еды Марк почувствовал, что сильно проголодался. Подкрепившись, он хотел было лечь отдыхать, но в камеру вошли двое. Они приказали Марку встать, одели ему наручники и вывели на улицу. Яркое южное солнце слепило глаза. За оградой лагеря виднелись грунтовая дорога и цитрусовая плантация.

Его привели в контору лагеря. За письменным столом небольшого, скромно обставленного кабинета сидел в белой рубашке с короткими рукавами и расстегнутым воротом мужчина среднего роста и возраста, довольно плотный, с багровым упитанным лицом. Слева от него стоял молодой сотрудник службы иммиграции и натурализации.

Марку предложили сесть в углу кабинета, где стоял привинченный к полу стул. На окне кабинета была решетка, под потолком работал вентилятор.

– Это ваши документы? – обратившись к Марку и помахивая паспортом на имя Коллинза, спросил сидевший чиновник.

Марк кивнул головой.

– И вы утверждаете, что являетесь Мартином Коллинзом?

– Я ничего не утверждаю, – спокойно ответил Марк.

– В таком случае расскажите: кто вы? как вас зовут? кто ваши родители? где вы родились? в каком подданстве состоите? когда и каким путем прибыли в Соединенные Штаты? где жили? чем занимались? на какие средства существовали?

Выпалив все это и приказав молодому сотруднику приготовиться к записи, он откинулся на спинку кресла и, пристально глядя на Марка, стал ждать.

Ответа не последовало. Марк сидел спокойно, выбрав предметом наблюдения голову допрашивавшего, мысленно представляя, как бы он стал ее рисовать.

– Что же вы молчите? – последовал вопрос. Не дождавшись ответа, следователь встал и властно приказал:

– Коллинз, встаньте!

Подойдя к Марку, он продолжал:

– Вы что, не понимаете меня? Кажется, я выражаюсь вполне ясно, а вы, насколько мне представляется, достаточно образованный человек, чтобы понять, где вы находитесь и как должны себя вести. Учтите, здесь не развлекательный клуб, где можно подурачиться, а важное государственное учреждение, располагающее возможностями для установления любой истины. Поэтому не советую играть в молчанку. Это ни к чему хорошему не приведет. Вам понятно это?

– Вполне, – ответил Марк.

– Вот это другой разговор, – обрадовано заметил следователь и спросил:

– Начнем с небольшого: кто вы такой? как ваше действительное имя?

Выждав некоторое время, как бы собираясь с мыслями, Марк выпрямился и, глядя прямо в глаза следователю, спокойно, но твердо заявил:

– Согласно уголовно-процессуальному кодексу Соединенных Штатов, насколько мне известно, обви

Он проснулся утром минут за пятнадцать до побудки. Почувствовав относительную бодрость, быстро встал, сделал зарядку, привел себя в порядок. После завтрака попросил охранника доложить начальнику лагеря о своем желании встретиться с представителем службы иммиграции и натурализации. «Так, пожалуй, будет лучше. Именно с представителем службы иммиграции и натурализации, а не с работниками ФБР», – решил для себя Марк.

– Вы просили о встрече с нами, Коллинз, – начал знакомый Марку следователь, – слушаем вас.

– Да, господин следователь. Я хотел бы сделать заявление.

– Пожалуйста.

Следователь дал указание молодому сотруднику приготовиться к записи стенограммы и включил магнитофон. Марк ощутил заметное внутреннее волнение. Глаза застилал легкий туман, сердце сильно стучало. Сделав небольшую паузу и вдохнув полной грудью, чтобы успокоиться, он сказал: