Текст книги "Автопортрет"
Автор книги: Дмитрий Каралис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Я рассказал Ольге об этом минут через двадцать.
А когда мы вернулись на дачу, и она наклонилась, чтобы погладить выбежавшего к нам Степку, у нее началось... Я бегал на вокзал за такси, Феликс невозмутимо курил и улыбался – "Ничего, ничего, родит твоя баба, никуда не денется. Парень будет, по всему видно. На обратном пути бери бутылку, а то мы с Саней давно не выпивали". И Молодцов стоял рядом, дружелюбно улыбаясь и готовый помочь, случись нужда.
6 октября 1984г. Дежурю в ОТХ. Суббота.
Гуси пролетели стаей. Почему-то летели на Север. Какие-нибудь северные гуси? Или так им и положено? Не знаю.
Спросил Максимку, кем он хочет стать, когда вырастет, и он ответил: "Папой". Мне было приятно.
– Что же ты будешь делать?
– Курить. Печатать на машинке, писать. Разные другие дела делать.
Затем выяснилось, что у него тоже будут свои детки, 8 человек. Мальчики будут летчиками и моряками, а девочки – учителями.
– А где же ты их возьмешь? – спросили мы с Ольгой. – Ведь ты говоришь, что жены у тебя не будет.
– А в ясельках. Где же еще...
Третий раз пишу рассказ про Белова. Практически заново каждый раз. Измучился сам и замучил сюжет. Но доделать необходимо. Рассказ по объему перерос в короткую повесть. Что получится – не знаю.
Известному в прошлом вратарю Льву Яшину отрезали в Югославии ногу. Югославы только и делают, что отрезают великим людям ноги. Сначала своему президенту И. Броз Тито. Теперь – Яшину. Ни за что не поеду в Югославию.
Валера Суров как-то сказал, что хороший писатель дает государству прибыли, что твой завод. А требуется ему лишь стол, стул, ручка и стопка бумаги. Выручка от продажи книг весьма приличная.
Я заметил, что если герои кинокомедии много смеются, то в зале – скука. Чем больше смеются герои, тем меньше смеются зрители. На экране: "Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!", а я сижу, и мне тошно. Таким был фильм "Брелок с секретом" по ТВ.
14 октября 1984г. Зеленогорск.
Вчера наладил печку, затопил, и в доме сразу стало уютней. Люблю октябрь.
Вечером писал. Написал эпизод на три страницы. Идет туго. Возможно, оттого, что сюжет я задал заранее. Вот герои и сопротивляются. Экспромта почти нет. Идет 46 стр.
"Эк, как закрутило!", – подумал Белов. И то правда: еще вчера он был свободным человеком, а сегодня...
Такая конструкция вполне на уровне. Мысли героя + опосредованный внутренний монолог.
Мальчик у ночного костра – эпизод.
15 ноября 1984г. Деж. в ОТХ.
Как я живу? Ничего живу, по-разному.
Рейгана вот переизбрали на второй срок президентом. Индиру Ганди убили. Меня приняли в мастерскую молодой прозы при Ленинградском Союзе писателей, и я успел с этими ребятами выпить и пригласить их в гости. Разные там ребята.
Борис Натанович Стругацкий взял меня в свой семинар, прочитав мою первую повесть "Феномен Крикушина". Придется отбывать фантастический номер, коль записали в фантасты. Впрочем, "Шут" тоже с фантастическими допущениями, и Стругацкий, как я понял, вовсе не сторонник одних только космических эпопей и звездолетных декораций. Ребята в семинаре разные, глядишь, приживусь и я.
Заново написал рассказ (или повесть?) про Белова. Названия пока не придумал. Плохо что-то пишется. Не получается. Сейчас пишу рассказ "Этажи" (или "Случай с Евсюковым"?). Остановился на 13-й странице, перечитал и огорчился. Понимаю, что это эксперимент, но все равно – далеко до блеска. "Шут" лежит в столе в ожидании переделки. Буду менять его кардинально. Введу Феликса, как одного из главных персонажей, и он должен поставить всех героев и ситуацию на уши.
С сестрой Надеждой пересекаться неохота: надоели ее милицейские вопросы – как я себя веду и почему у Ольги, якобы, грустный голос по телефону. До сих пор не забуду ее летний разгон на даче, когда она устроила нам с Юркой головомойку за выпивку. Юрка тогда прижал уши, сделался меньше ростом и делал успокаивающие жесты руками: "Надежа, Надежа, мы по чуть-чуть... Мы же не пьяные!.." А Саня подмигивал нам у нее из-за спины и незаметно разводил руками – видите, мол, мужики, какое цунами! Представляете, как мне достается! Одним словом – сигуранца, готовый милиционер!
Так вот и живу. Толстого читал – философско-религиозные статьи с ятями, издание Маркса, Ольгино приданое, наследство от ее бабушки. Хорошие статьи. Другой Толстой мне предстал. Особенно про грехи и соблазны хорошо написано детальнейшая классификация, на все случаи жизни. Это в его статьях: "Учение Господа, преподанное народам двенадцатью апостолами" и "Христианское учение". Кое-что понимать начинаю в жизни после этих статей. И почему Синод отлучил его от Церкви?
"243. Первый и самый обычный соблазн, который захватывает человека, есть соблазн личный, соблазн приготовления к жизни, вместо самой жизни. Если человек не сам придумывает это оправдание грехам, то он всегда найдет это оправдание, уже вперед придуманное людьми, жившими прежде него.
244. Теперь мне можно на время отступить от того, что должно и чего требует моя духовная природа, потому что я не готов, – говорит себе человек. – А вот я приготовлюсь, наступит время, и тогда я начну жить уже вполне сообразно со своей совестью.
245. Ложь этого соблазна состоит в том, что человек отступает от жизни в настоящем, одной действительной жизни, и переносит ее в будущее, тогда как будущее не принадлежит человеку.
....................................................................................................................
249. Для того, чтобы не подпасть этому соблазну, человек должен понимать и помнить, что готовиться некогда, что он должен жить лучшим образом сейчас, такой, какой он есть".
Великий был мужик. Хочу ввести эту тему в "Шута".
Пью редко. Больше двух месяцев не пил, а перед Ноябрьскими выпил и пропил около 50 рублей. Обещали отдать компаньоны, но пока не спешат. А-а, не в деньгах счастье.
Тревожно в мире. Рейган, собака, заявил, что начинается решающий момент в схватке с коммунизмом, Армагеддон, дескать, близок.
Максимка растет, задает недетские вопросы про деньги, начальник ли я и т. п. В дневник стал писать без особого желания. Почему?
Живу какими-то рывками. Но работаю почти ежедневно. Вернее – еженощно. А получается плохо.
Так вот и живу. Не бегал уже дней 20. Потому что джемпер с дырками на локтях. Причина это или повод? Не знаю. Скорее всего, повод.
Гатчинские даль и грязь надоели. Буду искать работу в Ленинграде.
Родственники, похоже, успокоились, что я такой непутевый, и не дергают расспросами о продолжении карьеры. Даже теща молчит.
19 декабря 1984г. Деж. в ОТХ.
В субботу ездили с Ольгой в Зеленогорск. Сгребали лист, укрывали тюльпаны и анютины глазки. Надо готовиться к зиме.
Смотрели с Ольгой фильм "Берег". Я назвал его красивыми слайдами к роману. На большее он не тянет. Хотя уверен, что в печати хвалить его будут, т.к. роман удостоен Госпремии, и Бондарев сейчас в фаворе.
Пишу "Этажи" и по кускам читаю Жильцову по телефону. Ему нравится. Мне не очень. Сейчас мой герой на 4-ом этаже, отдыхает. Сидит, бедолага, на чужом балконе в тренировочных штанах и майке. Остался последний рывок до своей квартиры. И темно на улице, и сыро, и ветрено. И обнаружить себя нельзя.
Печатаю сразу на машинке – это впервые. Сознательно использую длинные сложносочиненные предложения и замысловатые обороты – экспериментирую. Пишу в третьем лице.
Зашел водитель, бывший зек, и поведал народное средство от клопов: посадить лягушку в банку и закрыть марлей. Клопы такого соседства почему-то не выносят и освобождают жилплощадь. Он же рассказал притчу.
Цыган, отправляя дочку с кувшином за молоком, хлещет ее кнутом: "Попробуй только молоко пролить или кувшин разбить!" – приговаривает он.
– Зачем же ты ее бьешь? – вступается за девочку сосед. – Она еще не разбила и не пролила!
– Э-э-э, – отмахивается цыган. – Когда разобьет, поздно будет.
21 ноября 1984г. Какой-то гад в неустановленной квартире нашей лестницы играет вечерами на флейте. А может, и на дудочке. Не исключено, что и на пастушьем рожке. Или жалейке. И тоскливо играет, заунывно. Может, он дрессирует кобру?..
Вчера поздно ночью закончил "Этажи". Сокращать и править!
К "Шуту":
"Я из кожи вон лезу, а вы мне прерогативы ставите". Клянусь! Он так и сказал – прерогативы ставите.
22 ноября 1984г. "Зенит" – чемпион 1984 года!
Вчера победой в матче с харьковским "Металлистом" (4:1) он досрочно завоевал золотые медали. Ура! Всеобщее ликование. Ровно сорок лет назад, в 1944 году, "Зенит" взял кубок СССР. В 1980 – бронза. И вот – золото. Мо-лод-цы!
26 ноября 1984 года.
Вот и стукнуло 35. Вчера экспромтом навестили меня родственники.
Вскользь и из вежливости поговорили о моих литературных делах, вспомнили родителей, нашу былую семью. Вера принесла слайды и диаскоп. Смотрели картинки времен строительства дома.
– Хорошая была компания, – с грустью вспомнил Молодцов.
Вера сказала, что наш дед – Павел Каралис был архитектором вокзала в г. Калуге. Вокзал во время войны разбомбили, но часть, вроде, осталась. И куда делся дед, почему отец в семнадцатом году оказался старшим в семье – никто не знает...
1 декабря 1984 года. Дежурю в ОТХ.
Сегодня – восьмидесятилетие отца. Отец умер 68-ми лет. Мать – 57-ми. Бронислав погиб в 20 лет. Лев на войне – в 19. Сашенька умер в 5 лет. Феликс ушел в 49.
Печальные цифры.
На той неделе перепечатал рассказ и отвез Аркаше Спичке.
Аркадий, помню, поучал меня: "Никогда не трактуй замечания критиков в свою пользу – дескать, они не понимают. Постарайся разобраться, в чем суть. Исключения составляют записные идиоты, непрофессиональные читатели и цензура. На них можно плевать. Но осторожно, особенно на последних".
У этого огромного человека удивительно тонкий вкус. Если он сказал, что плохо, я верю, что плохо. И вскоре понимаю, почему плохо. И лажи он не пропустит, выловит всех блох.
Два дня назад ударил мороз, напоминая, что осень кончается и быть зиме, и теперь оттепель. Корки льда, лужи, грязь.
Наши приняли предложение США начать переговоры по широкому кругу вопросов разоружения. Тянули, очевидно, потому, что ждали поражения Рейгана на выборах. Но, увы...
Отвез вчера отцовскую машинку в ремонт и перепайку шрифта – давно следовало поставить новый крупный шрифт, но не было денег. Сговорились на 60 рублях. Мастер сказал, что машинка отменная, такие, если они в исправном состоянии, стоят в комиссионках 200 рублей. Немецкая техника, долговечная. "Groma" называется. А у меня, честно говоря, была мыслишка заменить ее югославской, новой. Мастер сказал, что югославские – дерьмо. Долго не служат. Обещал сделать за две недели.
Приехал домой без машинки и не нахожу себе места – как будто что-то потерял или украли.
На семинаре Бориса Натановича Стругацкого, куда меня взяли кандидатом, я слышал две присказки:
1. Писатель – это не тот, кто пишет, а кто печатается. Шутка.
2. Писатель – это не тот, кто печатается, а кого читают. Это сказал Б. Стругацкий. Сказал серьезно.
Еще Стругацкий говорил – передаю своими словами: "Относитесь к критике спокойно. Запомните, что какую бы ерунду вы ни написали, всегда найдется человек, которому она понравится. И какой бы шедевр вы ни создали, всегда найдутся люди, которых он оставит безразличными".
"Кто успевает в науках, но отстает в нравах, тот больше отстает, чем успевает". – говорили в старину. И еще: "Величайшее несчастье быть счастливым в прошлом".
Выражение: Держать волка за уши.
3 декабря 1984г.
Вновь берусь за "Записки шута". Название и сюжет намерен менять. Будет "Вектор совести", возможно, "Дурак" или "Критик", допускаю "Не хочу быть ангелом", но – не "Шут". "Шут" – слишком многообещающе. Ждешь от героя россыпей юмора и шуток. А идея не в этом. Вещь д.б. с грустинкой, но оптимистическая.
У соседей наверху раздаются странные звуки. Как будто огромной бормашиной сверлят зуб мамонту, и он, бедняга, стонет. Бормашина при этом буксует.
9 декабря 1984 г. Деж. в ОТХ.
Вчера нашел в столе первый вариант "Феномена Крикушина" на тонкой бумаге, купленной в Сосново. Помню, как обнаружил в тамошнем универмаге пачку бумаги – дешевую и чуть желтоватую, две тысячи листов. Ольга дала деньги с неохотой, но промолчала.
Я взвесил пачку на руке и сказал Ольге:
– Испишу всю эту бумагу и стану писателем! Вот увидишь!
Она улыбнулась недоверчиво.
Я аккуратно разрезал "Феномен" для туалетных нужд. Получилась солидная стопка. Вот тебе и практическая польза...
Идет дождь. Гололед. Ходил на железную дорогу звонить в Ленинград. Неудачно, у них тоже нет связи. В промзоне грязь, темнота, из земли торчит железо, могучие затворенные ворота, балки, люки...Дважды перелезал через платформы со щебнем и прошелся по луже, приняв ее при свете прожектора за ледяную корку. Пришел с мокрыми ногами. Дамка зашла ко мне, виляя хвостом, и приложилась грязными лапами к груди.
Начал читать роман "Рославлев или Русские в 1812 году", господина Загоскина. И, не дочитав, бросил.
Писал, потом выпил чаю и прилег на топчан. Телевизор не работает.
Я достал банку с усохшей лягушкой, которую нам принесли как средство от клопов, и принялся ее разглядывать. Очевидно, лягушку бросили в какой-то раствор, и она умирала по мере его испарения. Лягушка была маленькой, пепельно-серой и напоминала ящерку. Я, как истинный естествоиспытатель, отметил ввалившиеся глаза, вывернутые лапы и задранную вверх голову. Тяжело, бедолаге, было умирать в испаряющемся ежедневно растворе. Может, это была ее стихия – вода? Лягушка, прилипшая к дну мутной баночки из-под майонеза. Баночка прикрыта марлей.
– Вот лягушка, – вслух философствовал я, держа в одной руке банку, а в другой – дымящуюся папиросу. – Клопы, оказывается, ее запаха не переносят. Народное, так сказать, средство. А знают ли об этом ученые, которые создают разные дихлофосы и карбофосы? И при этом травят другую живую природу. Э-э, наверное, не знают. Иначе не создавали бы такие бесполезные препараты. Надо выделить запах лягушки, синтезировать химическим путем такое же вещество – и порядок. Клопов не будет".
Я поставил банку обратно под топчан и стал думать о сюжете своей повести.
Думалось не ахти как, и я позвал Дамку и угостил ее булкой с маслом. Она подержала кусок во рту и с виноватым видом опустила его на пол. "Ага! Ты булкой брезгуешь! Ты думала, я буду кормить тебя артишоками? Да? Признавайся – ты так думала? Ты думала, что я, бедный механик, буду кормить собаку заморскими артишоками? Булку она не хочет, подавай ей артишоки. Ну и собаку я подобрал в кустах – просто королевских кровей. Артишоки ей, видите ли, подавай. Может тебе еще за анчоусами самолет во Францию послать?" Дамка застыдилась и дожевала булку. Глаза ее сразу повеселели: "Вот видишь, я все съела! Вовсе я не просила анчоусов с артишоками. Поиграй со мной!" Я ее похвалил и вышел с нею на улицу. Загадочные словечки – анчоусы с артишоками. Понятия не имею, что это такое. А нахально лезу в писатели...
"Все, что мне упало с неба, – любил говорить Н., – это три жены и три статьи Уголовного Кодекса. Остального добился сам."
17 декабря 1984. Деж. в ОТХ.
Вчера получил свою машинку из ремонта – ей переделывали шрифт на стандартный.
Немецкая трофейная машинка, ни разу не смазанная года эдак с 1947, исправно служила мне. Она досталась от отца и старшего брата, которые, скинувшись, купили ее в 1960 году в комиссионке. Побывав в руках мастера, машинка стала работать почти беззвучно, маслянисто клацая и мягко скользя кареткой. Я подремонтировал футляр и теперь хочу оклеить его дерматином, как посоветовал мастер. Шрифт четкий и красивый. Вчера вечером печатал и радовался. А года два назад я оставил ее в электричке, выйдя на "69 км", и чуть не расстался с нею навсегда. Меня спасло, что у кассира на платформе был телефон, и она созвонилась с милицией на станции Сосново, и дежурный сержант встретил поезд и забрал с полки во втором вагоне мою "Грому".
Забрать-то он забрал, но возвращать не поспешил. В тесной комнатке железнодорожной милиции мне предложили объяснить, по какому праву я имею в личном пользовании множительную технику, а именно – пишущую машинку.
Назваться писателем мне не хватило духу. Я, немного нервничая, объяснил, что машинки открыто продаются в комиссионных магазинах, и я как нештатный корреспондент нескольких центральных и ленинградских газет печатаю на ней свои материалы. Возьмите, дескать, подшивку газеты "Смена" за последние месяц-два, и вы найдете там мои рассказики. Есть у вас "Смена"?
– Понятно, – сказал сержант, разглядывая мой единственный документ проездной билет с фотокарточкой. – Пиши расписку, что получил.
Сев в обратную электричку, я обнял и расцеловал футляр машинки. А потом стал называть себя последними словами, но не сердито, а напевно, радуясь возвращенной потере: "Ну я и чудило с Нижнего Тагила... Ну и обормот. Раззява хренов..."
С тех пор я зарекся выносить машинку из дома. В крайнем случае привязывать ремнем к руке и в транспорте держать ее только на коленях или зажатой между ног.
Немецкая трофейная машинка – это, пожалуй, единственное, что дала нашей семье война.
26 декабря 1984 г. Дежурю в ОТХ.
Мой рассказ "Этажи" прочитал А. Житинский. Говорит, понравился. Я отнес его в "Неву".
Вчера был в Зеленогорске. Ездил за картошкой. Мороз и солнце. Ольга потеряла 25 руб. Может, сперли на работе – не знает.
На днях у Максимки в садике был новогодний концерт. Я помогал устанавливать елку, а на следующий день присутствовал. Максимка прокричал с выражением стишок: "Возле елочки кудрявой все мы весело попляшем. Раз, два! Раз, два, три, ну-ка, елка, посмотри!" Мальчики были в масках Петуха, девочки – зайчиками. Дед Мороз ходил с волшебной палкой, в набалдашнике которой зажигалась звездочка, и затевал с детьми игры. Потом – подарки из мешка. Мне понравилось.
Прочитал "Варраву" – повесть Пер Лагерквиста (швед) об отпущеннике Варраве, которого отпустили, помиловав, вместо Христа.
Интересен стиль повести. Необычен. Повествование движется через внутренние монологи героев, их размышления, т.е. почти всегда опосредовано. Автора совсем не видно.
Сегодня же прочитал роман-газету "Неоконченный портрет", А. Чаковского. Интересно. О Франклине Делано Рузвельте. Автор пишет, что есть наказание, посылаемое Господом, а есть испытания – для закалки человека, и надо их различать. Испытания, думаю, могут быть не только бедами, но и напротив богатством, славой и т.п. кайфами земными.
Очень холодно. Морозы до – 25. В нашем вагончике мерзнем и при трех электрических печках – все выдувает ветром.
28 декабря 1984. Гатчина.
Рано утром зазвонил местный телефон. Я, не зажигая света, снял трубку и ответил. Звонили из диспетчерской. Было очень плохо слышно. Выяснилось, что держу трубку вверх ногами.
По японскому обычаю, до Нового года надо отдать все долги, сделанные в уходящем году. Раньше, если японская семья не могла этого сделать, она снималась со своего места и шла на другое, более удачливое. И от стыда перед соседями. Такой вот обычай.
Может, и мне отвалить куда-нибудь по японскому обычаю?..
1985 год
С Новым годом! Прощай, 1984-й год!
Сегодня узнал из печати, что родился под знаком Быка (по восточному календарю), и наступивший год принесет мне удачу.
Тридцатого декабря ездили на Герцена, к Ольгиным родителям.
Дед Мороз (Юрий Эдуардович) принес всем подарки, Максимка рассказал ему стишки, сплясал немного, и мы посидели за столом..
31-го дома нарядили елку, попросили хором, чтобы она зажгла свои волшебные фонарики, и тут же, у елки, пили лимонад, жгли бенгальские огни и стреляли хлопушками с сюрпризами. Было весело и хорошо. "Елка, зажгись! Елка, погась!" – командовал Максимка елочке, а я незаметно втыкал штепсель в розетку. Максимка признался, что верит в мое умение колдовать. Мне было приятно и интересно.
Шампанское, которое я сунул в морозилку, замерзло – в нем, как подводные лодки, плавали льдинки, и за пятнадцать минут до Нового года я бросился отогревать бутылку водой из-под крана. Отогрел. Шампанское в бокалах было пронзительно-ледяное.
Уложив Максимку спать, мы вышли на балкон, где грохнули хлопушками и зажгли бенгальские огни. Над Васильевским островом, в низком небе, таяли и опускались огоньки ракет – то озорничали морячки.
Настроение все эти дни было приподнятое и доброе. Хотелось бы прожить так весь 1985 год.
Пишут подмастерья – вычеркивают мастера.
3 января 1985г.
Утро. Гараж. Ночью мне снился брат Феликс. Мы с ним собирались оклеивать декоративной пленкой Ольгин рояль, а затем – стены старинного помещения с высокими потолками. Потом оказались в тесном туалете при кафе. И стали рассуждать о зарплате официантов этого кафе. Высокие стены с лепниной, сводчатые потолки. Не помню – выпили мы с ним или нет?
Снилось, что я связан с партизанами, пробираюсь к ним лесом, убиваю из засады нескольких немцев; убиваю по-настоящему, безжалостно, подкарауливая их поодиночке возле карьера, где добывают гранит.
Затем недолгое чувство страха – меня выследили, мне грозит окружение, громкий лай собаки, и я просыпаюсь – наша Дамка тявкает в тамбуре вагончика.
Семь утра, пришел колонный Леша Туманов, и мы с ним говорим немного о работе, о предстоящем дне. Затем я иду в ремонтный бокс умываться, ставлю на плитку чайник. Приходят первые водители, и я узнаю что температура -17.
6 января 1985г. Воскресенье. Дежурю в ОТХ.
Холода до 30 градусов.
Читать ничего не взял – забыл, и теперь маюсь, приходится бездельничать в литературном плане.
Из самоутверждения вымыл в вагончике всю посуду, навел порядок и удлинил провод у электропечки, чтобы ее можно было засунуть под топчан. Теперь готовлю обед из болгарского сухого супа и пельменей. Эл. плитка греет плохо, и ожидание обеда может растянуться часа на два.
Кто-то оставил трехлитровую банку соленых огурцов, и я грызу их понемногу. Еще есть сало с перцем, колбаса, чеснок, чай, сахар, ириски. Прекрасно! Что еще надо? Чистую бумагу. А ее и не оказалось – забыл взять, хотя папку с черновиками и положил в сумку. Растяпа!
Вечером сходил на железную дорогу – через три забора – и позвонил домой.
23 часа. Сегодня занимался тем, что ел, лежал на теплом топчане, читал свой дневник, выписывая из него отдельные фразы для повести, а также просмотрел 10 номеров журнала "Моделист-конструктор", которые обнаружил в ремонтном боксе. А также курил и думал. Время, как ни странно, прошло незаметно. Пора спать, но я выпил крепкого свежего чаю и почувствовал бодрость.
7 января 1985г.
Утро моего дежурства. Мороз за ночь спал. Полнолуние. Астрология и др. науки утверждают, что в полнолуние мужчины становятся наиболее агрессивными. Подтверждение тому – три разбитые морды в нашем гараже.
На холоде машины заводятся плохо. Водители ходят с факелами из ветоши, пропитанной соляркой, суют их под кабины – отогревают загустевшую смазку двигателей, и оттого площадка похожа на древний военный лагерь. Дым, пар, темнота, отблески пламени на машинах и красных физиономиях. Вода, которую водители берут в боксе для машин – почти кипяток, ею толком не умоешься.
Сегодня Рождество. И один паренек из тех, что живут в деревушках вокруг Гатчины, поздравил меня с праздником. Я его тоже.
8 января 1985г.
Вчера с Колей Жильцовым были на семинаре Бориса Стругацкого. Трое участников семинара вернулись с традиционного слета молодых фантастов и приключенцев, который проводился в подмосковной Малеевке. Взахлеб делились впечатлениями. О чем только не пишут фантасты! Смешные и нелепые фразы заносились в специальный альбом – "Бормалярий". Название навеяно симбиозом имени и отчества Б. Стругацкого – Борнатаныч, так его зовут меж собой старички-семинаристы.
Председатель Клуба холостяков Чукотки, некто З., написал огромный роман "Звездный шериф". Ему 45 лет. Бывший учитель. Никто не смог дочитать роман до конца.
Фразы: "Профессор был настолько туп, что не видел своего конца".
В жанре приключенческой литературы была представлена повесть "Топь". Один из семинаристов в Малеевке, прочитав десять страниц, сказал:
– Я на эту "Топь" гать положил. Так и передайте автору. – Плюнул на пол и захлопнул папку с рукописью.
14 января 1985г. Дежурю в ОТХ.
Наши выпивки на семинаре "Молодой Ленинград" утомляют. Так повелось, что после занятий все спускаются в трюм – так окрестили кафе при Доме писателей – садятся за сдвинутые столы и пьют, практически, без закуски. Шум, гам, амбиции. А утром – головная боль и пустой карман.
Пил с В.С. "Не бойся, напечатаем!", – сказал он про мой рассказ "Этажи", который еще не читал. Что за этим обещанием – тонкая ирония или магическая сила совместной выпивки?
У водителя Сашки Киннери, финна, сгорела вместе с домом 72-летняя мать. И, как говорят, 15 тыс. денег. Сашка был в рейсе, когда это случилось. На подъезде к Гатчине его остановил встречный грузовик с нашим шофером, и Сашка узнал о беде. Он выслушал, кивнул и медленно поехал к своему поселку.
Вчера он похоронил мать и теперь сидит в кабинете начальника ОТК грустный и трезвый. Я молча пожал ему руку и вышел. Мне показалось, он понял, что я знаю о его горе. Мы обменялись скорбными взглядами. Что в такой ситуации стоят слова для мужчин? Ничего не стоят. Да и говорить я не умею.
Мороз, звезды, снег. Пил чай с сушеными на электропечке ломтями хлеба. На утро – две булочки по 9 копеек.
Вспоминается присказка: деньги, как навоз – сегодня нет, а завтра воз. Скорее бы воз. Юморески почти не пишу – кончился тонкий ручеек гонораров.
Читая Конецкого с его обилием житейских неурядиц, чувствуешь себя бодрее и тверже. Все страдали. И легких путей в Литературу – не бывает.
"Комнатная биография". Конецкий, я хорошо это помню, говорил мне в 1973 году, во время интервью, что писателю надо делать свою биографию.
А Коля Жильцов, хитрым способом перемножив дату моего рождения – число, год и месяц, предсказал мне на начинающийся год пик активности.
Лохматая дымчатая Дамка купается в снегу, заигрывает с Цыганкой, лает на меня призывно, приглашая позабавиться вместе с нею, и носится пулей по тропинке, когда мы идем к гаражу. Иногда она зарывается в снег, поджидает меня и вскидывается при моем приближении, как из засады.
Кормить собак сегодня было нечем, но – я знаю – они подхарчились на соседнем посту на ССК, у пенсионера, который теперь работает вместо дяди Васи.
Под утро снилось, что я купил железную печку для дачи и приволок во двор на 2-й Советской. Стал разглядывать ее вместе с Володей Подпальным и его сторожем Данилой Фомичем – и пытались приладить нестандартную трубу. Когда я втаскивал печку, они играли в футбол. Во время этого сна меня и разбудил телефонным звонком Подпальный. Он еще не проспался после вчерашней поддачи (не во сне, а наяву):
– Ну что, пес литовского ордена, брезгуешь нами, чистокровными хохлами? Не пришел вчера пить, а зря... – Он помолчал, и я глянул на часы: "6". Какого черта! Выяснилось, какого: – У тебя там выпить ничего нет? А то мы с Фомичем помираем... Правда, Фомич?
Я услышал, как Фомич поддакивает слабым голосом. Вчера они на пару песни пели и заставляли меня слушать в трубку: "Распрягайте хлопцы коней, да лягайте спочивать..."
– Володя, сижу без копейки. И вообще – не пью и не тянет.
– Не тянет... Лучшие люди гаража помирают... А у водителей нет? Пошукай...
– Так еще никто не приходил. – Я глянул в окно: темнота. – Я один с собаками.
Подпальный покряхтел и повесил трубку.
Я вышел на мороз, размялся. Открыл ремонтный бокс, умылся теплой водой с хозяйственным мылом, обтерся, потом растер лицо колючим снегом. Выпил крепкого чаю три стакана. И хорошо стало.
Сел и при свете настольной лампы написал этот кусочек – пригодится.
18 января 1985г. Гараж.
На днях дочитал роман Стивена Кинга "Мертвая зона" – про экстрасенса, в "Иностранке". Забавно. Человечество в наш жесткий примитивный век тянется к иррациональному. Даже я потянулся, написал повесть "Феномен Крикушина" и дописываю "Шута". Что это? Литературная мода или потребность? А может, иррациональное существует, и литераторы вычисляют его интуитивно?
Вчера учил Максима кататься на коньках. Я поддерживал его сзади, а он, откинувшись спиной на меня и выставив вперед ноги, скользил по льду. Толкал начинающего конькобежца, естественно, я. Ему такое катание нравится. Научился держать ноги вместе и заворачивать по моей команде.
Дамка с Цыганкой в панике – три собаки неизвестной принадлежности пытались проникнуть на территорию гаража. Причем, молча. Дамка с Цыганкой выставили стену оглушительного лая и даже поскуливали от испуга.
Я вышел из вагончика и погнал чужаков. Мои пески воспряли духом и даже попытались преследовать противника, но быстро вернулись – мало ли что! И стали обнюхивать следы на снегу, беспокойно поглядывая в сторону ретировавшейся троицы.
Уже утро, суббота, 19-е января. Вчера лег в час ночи. Идет снег, мелкий и редкий, кристалликами. Небо звездное, и с него досыпаются остатки. Вчера вечером валило хлопьями.
Написал про звездное небо, а потом вышел на крыльцо вагончика и увидел, что звезд нет – затянуло. Выпил, как всегда, крепкого чаю, съел две булочки.
Суббота, и выезд на линию идет медленно.
Сегодня – Крещенье.
Вчера писал новый план "Записок книгонелюба" и правил текст трехгодичной давности. Хочу отдать в "Аврору".
Киник – чудак, одиночка, выставляющий себя и свои странности напоказ.
Диоген. Виктор Конецкий. В чем-то киник и Серега Барышев.
22 января 1985 г. Деж. в ОТХ.
Вчера ездили с Ольгой в Зеленогорск. Денек был морозный и солнечный, и мы прошлись до залива, пообедали в столовой, тесной от лыжников, зашли к соседу Володе – за картошкой, которую храним в его подвале.
Приятно среди зимы взять в руки чистую сухую картофелину, которую сам вырастил. И не менее приятно чистить ее, срезая ножичком упругую кожуру, и видеть, что клубень сочный и белый. Я нагрузил большую сумку, и в ящике осталось еще килограммов пятнадцать, не считая посадочной – мелкой.
Русская православная церковь в Зеленогорске отреставрирована снаружи. И плывет высокой белой колокольней, золотыми крестами и медными фиолетовыми куполами в голубом небе. Красиво.
20 лет назад в церкви были склады, и на школьных каникулах я подрабатывал там ночью – разгружал булку и хлеб. На месте снесенного купола колокольни виднелась деревянная будочка и росла кривая березка. Рассказывали, что во время войны в этой будке засел финн с пулеметом и приковал себя цепью.
И когда пацаны спускались по улице Ленина к пляжу, обязательно рассуждали о том финне, его кандалах, цепи и возможной системе пулемета. И изображали звуком, как били наши корабли по церкви с глади Финского залива.
