Текст книги "Искусство и религия (Теоретический очерк)"

Автор книги: Дмитрий Угринович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

[1 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. В 30-ти т. Л., 1976 т. 14 с. 223-224.]

Таким образом, творчество Достоевского нельзя, как это делают многие зарубежные его исследователи, рассматривать только как апологию религии. В нем следует учитывать и весьма важную для нас тенденцию „бунта" против устоев религиозного мировоззрения.

Л.Н.Толстой, как известно, вступил в прямой конфликт с православной церковью. Он пришел к выводу, что православная догматика и обрядность противоречат здравому смыслу и являются такими же проявлениями суеверий и предрассудков, как спиритизм, вера в гадания, вещие сны и т. п. В романе „Воскресение" Л. Н. Толстой дает описание православного таинства евхаристии (причащения), совлекая с него религиозно-символические одежды и показывая всю нелепость этого обряда. „Сущность богослужения, – пишет Л. Н. Толстой, – состояла в том, что предполагалось, что вырезанные священником кусочки и положенные в вино, при известных манипуляциях и молитвах, превращаются в тело и кровь бога. Манипуляции эти состояли в том, что священник равномерно, несмотря на то, что этому мешал надетый на него парчовый мешок, поднимал обе руки кверху и держал их так, потом опускался на колени и целовал стол и то, что было на нем. Самое же главное действие было то, когда священник, взяв обеими руками салфетку, равномерно и плавно махал ею над блюдцем и золотой чашей. Предполагалось, что в это самое время из хлеба и вина делается тело и кровь, и потому это место богослужения было обставлено особой торжественностью" [1].

[1 Толстой Л. Н. Собр. соч. В 12-ти т. М., 1959, т. 11, с. 146.]

Срывая, по выражению В. И. Ленина, все и всяческие маски, в том числе и маски с официального православия, Л. Н. Толстой в то же время пытался доказать необходимость христианства, сводил его сущность к этическому учению о любви к ближнему и непротивлению злу насилием. В этом проявилась непоследовательность, противоречивость его идейной позиции, которую В. И. Ленин объяснял противоречивыми условиями, в которые была поставлена деятельность русского крестьянства, в пореформенную эпоху [2].

[2 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 206-213.]

Критика религии и церкви, раскрытие их реакционной социальной роли имели важное значение для развития изобразительного искусства нового времени.

Яркий пример – творчество выдающегося испанского художника Франсиско Гойи (1746 – 1828). Гойя жил в эпоху, когда Испания была одним из самых отсталых государств Европы, где безраздельно господствовала католическая инквизиция, поощряемая прогнившим королевским режимом. В творчестве Гойи, начиная с 90-х годов XVIII в., одно из центральных мест занимает тема острой, беспощадной критики религиозного фанатизма, мракобесия и изуверства. Борьба против католической церкви велась Гойей в обстановке разгула реакции, физического истребления и заключения в тюрьмы инакомыслящих. Поэтому он вынужден был нередко прибегать к символам и аллегориям, чтобы несколько закамуфлировать подлинный смысл и содержание своих картин и гравюр. Характерна в этом плане знаменитая серия офортов „Капричос". Одна из групп офортов этой серии специально посвящена борьбе разума против тьмы, невежества и религиозных суеверий. Широко известен офорт, названный Гойей „Сон разума рождает чудовищ". Он является как бы философским введением к следующим офортам, о чем свидетельствует подпись к офорту (текст Ф. Гойи): „Воображение, покинутое Разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с Разумом оно – мать искусств и источник творимых ими чудес" [1]. Трудно, на наш взгляд, более ярко и глубоко охарактеризовать соотношение религии и искусства, чем сделал Гойя в этой одной фразе.

[1 См.: Прокофьев В. „Капричос" Гойи. М., 1970, с. 120.]

Ф. Гойя. «Сон разума рождает чудовищ»

В следующих офортах мы видим многих из чудовищ тьмы, о которых говорилось выше. Так, например, офорт под названием „Строгий выговор" пародирует таинство католической исповеди. Как отмечает советский искусствовед В.Прокофьев, некоторые современники Гойи интерпретировали этот офорт как сатирическое изображение трибунала инквизиции. В центре изображен монах с головой хищного зверя, не то хорька, не то волка… Рядом с ним – смиренно исповедующийся мужчина с измученным лицом. Справа к исповедующемуся тянется мерзкая личность в светском костюме, как бы нарушающая тайну исповеди или же представляющая светскую власть на заседании инквизиционного трибунала. А за спиной исповедника-инквизитора происходит многозначительная сцена, в которой еще один монах буквально силой вытягивает признания у какого-то человека.

Ф. Гойя. «Строгий выговор»

Офорт под названием „Из хороших перьев можно сделать хорошую птицу" в завуалированном виде разоблачает социальную сущность религии. На нем изображено засохшее дерево с торчащими в стороны обрубками веток. Форма дерева похожа на крест. На него надета монашеская сутана, и поэтому дерево напоминает огородное чучело в монашеском одеянии. Его окружают испуганные и коленопреклоненные молящиеся. Подлинный смысл изображения не вызывает сомнений, особенно если принять во внимание подпись Гойи к этому офорту: „Как часто смехотворное создание превращается в фантастическое существо, которое, не будучи в действительности ничем, выглядит многим. Так много могут сделать мастерство портного и глупость тех, кто судит о вещах только по их видимости" [1].

[1 См.: Шахнович М. И. Гойа против папства и инквизиции. М.-Л., 1955, с. 135.]

Ф. Гойя. „Из хороших перьев можно сделать хорошую Птицу", или «Чего только не сделает портной»

Теме критики религиозного изуверства посвящена серия рисунков Гойи под общим названием „Узники инквизиции". В этих рисунках, где изображены жертвы инквизиции в колпаках позора, надетых на них инквизиторами, со связанными сзади руками, заключенные в темницах, пытаемые, отчетливо выражена ненависть к инквизиции, калечащей тела и души людей, сострадание и жалость к „еретикам". Борьба с „чудовищами" невежества, фанатизма и мракобесия велась испанским художником в течение всей жизни. Она нашла свое отражение и в фресках из так называемого,Дома Глухого", созданных им в последние годы жизни, и во многих других его работах.

Необычайно интересна с точки зрения насыщенности антицерковными и атеистическими идеями и стремлениями живопись русских художников-реалистов второй половины XIX – начала XX в.

Мало кто из русских художников подымался в своем искусстве до таких высот обличительного пафоса в изображении русского духовенства и роли религии в России, как В. Г. Перов (1834-1882). Выдающийся русский критик и искусствовед В. В. Стасов писал в свое время, что такие картины Перова, как „Сельский крестный ход на пасхе", „Проповедь в селе", „Чаепитие в Мытищах", „Монастырская трапеза", нарисовали „целый новый мир, тоже раньше никем не тронутый, с той стороны, которая была именно самая характерная" [1]. Перед зрителем предстал мир русского духовенства и монашества – мир невежества, алчности, чревоугодия и пьянства, лжи и лицемерия.

Картина В. Г. Перова „Проповедь в селе" наглядно показывает социальную роль религии и церкви в старой России. Стасов так излагает содержание этой картины: „Сельский батюшка усердно проповедует с амвона на тему „Всякая власть от бога", между тем, сидящий на самом переди, в кресле, старичок-помещик, дурачок и тряпица, сладко заснул, жена его любезничает с провинциальным франтом, а крепостной деревенский лакей кулаками пихает прочь добрых „мужичков", которым такая охота была бы послушать речей батюшкиных о власти от бога" [2].

[1 Стасов В. В. Избранное. М.-Л., 1950, т. 1, с. 463.] [Там же, с. 464.]

В. Г. Перов. Сельский крестный ход на пасхе

Весьма сильное впечатление производит также известная картина В. Г. Перова „Сельский крестный ход на пасхе". Недаром она была в 60-е годы снята с выставки и находилась фактически под запретом вплоть до революции 1905 г. На картине изображена праздничная пасхальная процессия, выходящая из одного из сельских домов. На крыльце стоит священник. Он настолько пьян, что еле держится на ногах и, чтобы не упасть, схватился одной рукой за столбик крыльца. Остальные участники процессии своим обликом также демонстрируют «высокие нравственные качества», о которых так любит говорить церковь. Некоторые из них валяются под крыльцом, другие несут иконы головой вниз, третьи в бессмысленном отупении горланят молитвы.

В. Г. Перов. Чаепитие в Мытищах близ Москвы

В. В. Пукирев.

Дьячок объясняет крестьянам картину страшного суда

В картине „Чаепитие в Мытищах" В. Г. Перов разоблачает лицемерие и ханжество монахов. Картина построена на контрастных образах сытого и самодовольного монаха, вкушающего чай, и бездомного нищего-калеки, бывшего солдата, робко протянувшего руку за милостыней. „Все – тому, за то, что он век празден, ничего – этому, за то, что он век работал, как вол, и вот теперь в рубище на деревяшке ходит" [1] – так передает смысл картины В. В. Стасов.

[1 Стасов В. В. Избранные сочинения. В 2-х т. М.-Л., 1937, т. 1, с. 838.]

И. Е. Репин. Крестный ход в Курской губернии

Острую критику церковного быта и нравов, роли церкви и религии в освящении социального неравенства мы находим также в картинах многих других русских художников-реалистов XIX в.: А. И. Корзу-хина („Перед исповедью", „В монастырской гостинице"), В. В. Пукирева („Неравный брак", „Дьячок объясняет крестьянам картину страшного суда"), Н. В. Неврева („Панихида на сельском кладбище", „Воспитанница").

И. Е. Репин. Протодиакон

Существенную роль играли антиклерикальные и антирелигиозные мотивы в творчестве великого русского художника Ильи Ефимовича Репина (1844 – 1930). Если в „Протодиаконе" и „Крестном ходе в Курской губернии" Репин в основном продолжал тему разоблачения духовенства и социальной роли церкви, которые нашли свое отражение ранее в творчестве Перова и других передвижников, то „Отказ от исповеди" занимает, несомненно, особое место в его творчестве. Эта картина была написана на сюжет стихотворения „Последняя исповедь", помещенного в подпольном революционном журнале „Народная воля". В этом стихотворении революционер говорит священнику: „Уйдите, батюшка! Я прожил век бойцом, я и умру таким, смеясь в лицо врагу, проклятья посылая!" В одном из писем В. В. Стасову И. Е. Репин недвусмысленно определил свое отношение к христианству. „Все христианство, – писал он, – это рабство, это смиренное самоубийство всего, что есть лучшего и самого дорогого и самого высокого в человеке" [1].

[1 Репин И. Е. и Стасов В. В. Переписка. М.-Л., 1949, т. 2, с. 172.]

И. Е. Репин. Отказ от исповеди

В картине „Отказ от исповеди" с необычайной, истинно репинской силой и выразительностью представлено столкновение двух мировоззрений, двух взглядов на жизнь. Революционер гордо отвергает мнимое религиозное утешение, предлагаемое ему священником. Его фигура дышит энергией, величавым спокойствием и уверенностью в себе. Это человек, убежденный в правоте своего дела и готовый отдать за него жизнь. Видно, что все симпатии художника на стороне атеиста-революционера.

Искусство прошлого и сейчас играет важную роль в атеистическом воспитании трудящихся. Многие лекторы и пропагандисты постоянно используют различные произведения литературы и изобразительного искусства в атеистической работе. Замечание В. И. Ленина о необходимости широко привлекать в пропаганде атеизма воинствующую публицистику французских просветителей XVIII в. имеет общее принципиальное значение. В свете этого замечания становится очевидной важность использования в атеистическом воспитании всей сокровищницы мирового искусства. Оно может и должно быть использовано в целях воспитания в массах научного, материалистического мировоззрения.

Советское искусство в системе атеистического воспитания

Проблема формирования в сознании масс научного, материалистического (а следовательно, и атеистического) мировоззрения решается не только средствами науки и философии, не только с помощью теоретического, рационального воздействия. Ее решение предполагает взаимодействие всех средств и факторов, формирующих духовный мир личности. И в ряду этих средств важное место занимают искусство и эстетическое освоение мира в целом.

Говоря о роли искусства в системе атеистического воспитания, следует прежде всего подчеркнуть, что оно удовлетворяет важные объективные потребности личности (эстетические, эмоционально-психологические) и тем самым способствует преодолению религиозных влияний на человека. В ряду социальных факторов, которые в нашем обществе затрудняют преодоление религии и распространение атеизма среди населения, следует выделить и неполное удовлетворение духовных потребностей людей. К сожалению, еще далеко не везде, не во всех населенных пунктах и отдельных коллективах созданы условия, обеспечивающие повседневное и систематическое удовлетворение эстетических потребностей населения, в особенности таких его групп, как домохозяйки, пенсионеры. Эстетические потребности принадлежат к тем духовным потребностям, которые объективно существуют у громадного большинства людей, хотя и развиты далеко не одинаково. Чем больше у человека свободного времени (а оно, как известно, существенно возросло у советских людей за последние десятилетия), тем острее им ощущается потребность как в постоянном восприятии художественных произведений, так и в посильном участии в художественном творчестве (музыкальном, танцевальном, изобразительном, драматическом и т. п.). Если эта объективная потребность не удовлетворяется в здоровой, разумной форме, на социалистической идейной основе, то возникают возможности обращения людей для ее удовлетворения к церковному искусству.

Вот что писал о роли музыки и пения в церкви бывший профессор богословия А. А. Осипов, ставший убежденным атеистом: „Все это несомненно красиво. Будит отклики в сердце. Способно взволновать. Порой очень музыкально и мелодично. Но… здесь-то и кроется страшное зло… В церкви все чувства и переживания, вызванные песнопением, все человеческое, что заговорило в нас в ответ на музыку, берется на вооружение руководителями церкви. На чувствах играют, стараясь убедить, что это пробуждение или движение в человеке веры в бога. Умиление перед красотой музыки немедленно относят за счет „прикосновения к душе благодати" [1].

[1 Осипов А. А. Продолжаем разговор с верующими. Л., 1962, с. 65,66.]

Церковь, как об этом говорилось выше, накопила огромный опыт использования культового искусства и возникающих под его воздействием эстетических переживаний в своих целях, в целях насаждения и укрепления религиозной веры. И всякая недооценка или игнорирование эстетических потребностей людей в нашем обществе создает дополнительные возможности для „улавливания душ" религиозными организациями, для их воздействия на сознание людей.

Людям в любом обществе, в том числе и в социалистическом, объективно присущи также определенные эмоционально-психологические потребности, например потребность в эмоциональной разрядке, в вытеснении накопившихся отрицательных переживаний положительными. Удовлетворение этой потребности может пойти разными путями и привести к разным социальным результатам. Важной формой удовлетворения потребности личности в эмоциональной разрядке является, как уже отмечалось, эстетический катарсис, т. е. бурное столкновение противоположных по своему содержанию чувств, происходящее в процессе создания художественного произведения или его восприятия. Психологическим результатом катарсиса является трансформация отрицательных переживаний в положительные.

Однако потребность в эмоциональной разрядке может быть удовлетворена и в процессе религиозных культовых действий. Психологический процесс происходит в этом случае уже на принципиально иной идейной основе и имеет иной социальный результат: чувства религиозного человека направлены в сторону сверхъестественных, т. е. иллюзорных, объектов, а результатом религиозного катарсиса является укрепление религиозной веры. Отсюда ясно, что атеистическое воздействие искусства и эстетической деятельности вообще не следует сводить только к критике религии и утверждению идей атеизма в отдельных художественных произведениях. Удовлетворяя духовные потребности людей на здоровой идейной основе, искусство играет важную роль в формировании нового человека и, в частности, в формировании его мировоззрения, его отношения к окружающему миру.

Не только профессиональное искусство, но и эстетическое начало в самом широком смысле призвано сыграть существенную роль как в освобождении трудящихся от влияния религиозного культа, религиозных праздников и обрядов, так и в утверждении атеистического миропонимания. Потребность в обрядовом, т. е. торжественном, эмоционально и эстетически насыщенном оформлении важных для личности и семьи событий есть объективная потребность, свойственная людям в любом обществе, в том числе и социалистическом. Церковь издавна паразитировала на этой здоровой человеческой потребности. Она создала разветвленную систему религиозных обрядов, которые призваны отмечать все сколько-нибудь знаменательные события в жизни семьи и отдельного человека. Система церковных обрядов шлифовалась в течение многих веков. Церковь умело и тонко использовала различные способы эмоционально-психологического и эстетического воздействия, создавая определенное настроение у участников каждого обряда. Не случайно некоторые виды религиозных обрядов (например, крещение, отпевание) еще имеют значительное распространение в нашей стране.

В Советском Союзе за последние десятилетия создана система новой социалистической обрядности, накоплен значительный опыт ее развития в различных областях и республиках [1].

[1 См.: Социалистическая обрядность и формирование нового человека. Киев, 1979.]

Этот опыт показывает, что новые социалистические обряды прочно утвердились в быту советских людей, стали неотъемлемым элементом советского образа жизни. Вместе с тем следует признать, что еще не везде созданы необходимые условия для того, чтобы советские обряды получили широкое распространение в массах, завоевали их симпатии. В частности, еще не везде найдено оптимальное для каждого обряда художественное его оформление. В некоторых случаях музыкальное сопровождение обряда либо вовсе отсутствует, либо мало соответствует содержанию данного обряда, его символике. Оформление обрядовых помещений также не всегда удачно. Иногда оно бывает очень бедным и невыразительным, в отдельных же случаях – чересчур пышным и помпезным. Эстетические компоненты новых обрядов не следует рассматривать как нечто внешнее по отношению к их идейному содержанию. Они активно участвуют в формировании чувств и настроений ее участников, а следовательно, обеспечивают глубокое внутреннее усвоение ими тех ценностей, норм и идеалов, которые символически воплощает обряд. И чем ярче и красочнее будет эстетическое оформление советских обрядов, тем большей популярностью они будут пользоваться в массах, тем большее мировоззренческое и атеистическое воздействие они будут на них оказывать.

На основании всех этих соображений мы приходим к выводу, что искусство и религия могут удовлетворять некоторые объективные потребности человека (например, его эстетическую потребность, потребность в эмоциональной разрядке, в обрядах), но делают они это по-своему, исходя из своих специфических особенностей. Задачи атеистического воспитания, формирования нового человека требуют от нас, чтобы указанные потребности удовлетворялись с помощью художественного творчества и здорового, реалистического искусства, способных воспитывать в людях жизнеутверждающее, активное отношение к действительности, а не страх перед ней и стремление убежать от нее в область религиозных иллюзий.

В этом контексте становится яснее и глубокое содержание той мысли, которая была высказана В. И. Лениным в его беседе с М. И. Калининым. В речи на V Всероссийском съезде работников искусств 25 мая 1925 года М. И. Калинин сказал: „Помнится, было это лет пять назад. Я был на квартире у Владимира Ильича, и там мы разговорились о том, чем заменить религию? Владимир Ильич мыслил так, что, пожалуй, кроме театра, нет ни одного института, ни одного органа, которым мы могли бы заменить религию. Ведь мало религию уничтожить и тем освободить человечество совершенно от страшнейших пут религиозности, надо религию эту чем-нибудь заменить, и Ленин говорит, что место религии заступит театр" [1].

[1 Калинин М. И. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. М., 1934, с. 49.]

Эту мысль В. И. Ленина, конечно, не надо понимать упрощенно. Главное ее значение, на наш взгляд, состоит в том, во-первых, что религию следует не просто изгнать из жизни людей, ее надо заменить чем-то другим, что с иных идейных позиций удовлетворяло бы потребности людей, которые прежде удовлетворялись религией. Во-вторых, В. И. Ленин полагал, что именно искусство, и в частности театр, может стать той заменой религии, которая позволит удовлетворить по-новому многие потребности масс.

Отсюда ясно, что атеистическое воздействие искусства и эстетической деятельности вообще не следует сводить только к критике религии и утверждению идей атеизма в отдельных художественных произведениях. Удовлетворяя духовные потребности людей на здоровой идейной основе, искусство играет важную роль в формировании нового человека и, в частности, в формировании его мировоззрения, его отношения к окружающему миру.

Нельзя не согласиться с мнением писателя В. Тендрякова, который говорит: „Мы почему-то считаем, что только то произведение, которое непосредственно касается вопросов религии, вносит вклад в атеистическую пропаганду. Конечно, надо создавать вещи, направленные непосредственно против религиозных пережитков. Но нужны и такие произведения, которые, может быть, прямо и не касаются вопросов религии, но, решая вопросы морали, совершенствования нашего человека, борьбы старого и нового, и не вообще где-то, а внутри человеческой души, в духовном мире, будут этим работать на атеизм, разрушать религиозные взгляды" [1].

[1 Наука и религия, 1964, N 1, с. 60.]

Все сказанное не означает, естественно, что советское искусство не должно заниматься непосредственно атеистической темой, не должно в художественной форме ставить проблемы, связанные с преодолением религии и утверждением атеизма в духовной жизни нашего общества. За шесть с лишним десятилетий существования Советского государства нашим искусством накоплен определенный опыт решения атеистической темы, который должен быть осмыслен и проанализирован с позиций сегодняшнего дня.

В довоенные годы советское искусство активно боролось против религии, используя при этом самые различные виды и жанры художественного творчества. Чтобы правильно понять особенности советского антирелигиозного искусства 20-х и начала 30-х годов, нужно учитывать, что это было время острой классовой борьбы, которая накладывала свой отпечаток и на борьбу с религией. Носитель религии был в те годы нередко одновременно и врагом Советской власти, противником социалистических преобразований. Поэтому многие произведения советского искусства тех лет были посвящены разоблачению реакционной политической роли части православного духовенства, некоторых лидеров других религиозных организаций. Борьба велась острым, публицистическим оружием. Значительное место в ней занимали плакаты с краткими и выразительными надписями, карикатуры, стихотворения, сатирические пьесы, фельетоны.

Антирелигиозный плакат получил значительное распространение и пользовался огромной популярностью уже в первые годы Советской власти. В его создании большую роль сыграли видные советские художники Д. С. Моор (Орлов), В. Дени (В.Н.Денисов). Одним из первых атеистических плакатов Д. Моора был плакат „Попы помогают капиталу и мешают рабочему" (1920 г.). На плакате противопоставлены две главные фигуры: капиталиста и рабочего. Они окружены служителями культа различных конфессий, которые помогают капиталисту и мешают рабочему. Социальную роль религии в условиях капитализма убедительно раскрывает плакат Д. Моора „Христос терпел и нам велел". В центре плаката – огромный крест, который несут на своих плечах, сгибаясь под его тяжестью, трудящиеся и угнетенные различных стран и национальностей [1].

[1 См.: Рутенбург С. Г. Д. Моор – художник-атеист. – Ежегодник музея истории религии и атеизма, 1961, с. 168-187.]

Большой популярностью в массах пользовался плакат В. Дени „Все люди братья, люблю с них брать я", в центре которого была фигура алчного православного священника.

Острым оружием борьбы против церковной контрреволюции, против использования религии в реакционных социальных целях была также карикатура. Во многих газетах и журналах 20-х годов постоянно публиковались карикатуры и рисунки, в которых разоблачалась антинародная деятельность представителей духовенства, высмеивались разного рода знахари и „чудотворцы".

Атеистическая тема была одной из ведущих и в творчестве многих выдающихся советских поэтов. „Богоборческие", резко критические по отношению к религии мотивы были свойственны поэзии В. В. Маяковского еще в дореволюционные годы. В поэме „Война и мир" строки, рисующие сцены бессмысленной кровавой бойни, перебиваются и дополняются текстом и нотной записью молитвы „Упокой, господи, душу усопшего раба твоего…" В поэме „Человек" Маяковский писал:

Загнанный в земной загон,

Влеку дневное иго я. А на мозгах верхом

„Закон", на сердце цепь -

„Религия".

После Великой Октябрьской социалистической революции тема критики религии, разоблачения социальной роли духовенства, высмеивания нелепости религиозных обрядов и праздников становится одной из ведущих в творчестве В. В. Маяковского. Невозможно даже перечислить все его стихотворения, посвященные этой теме. Напомним кратко только некоторые из них. В сатирическом стихотворении „Ханжа" дан яркий портрет религиозного ханжи и лицемера.

Петр Иванович Васюткин бога

беспокоит много – тыщу раз,

должно быть,

в сутки упомянет

имя бога.

Цапнет

взятку -

лапа в сале. Вас считая за осла, на вопрос:

„Откуда взяли?" Отвечает:

„Бог послал"…

Обворовывая

массу, разжиревши понемногу, подытожил

сладким басом: „День прожил -

и слава богу".

Широко известно стихотворение В. В. Маяковского „6 монахинь", в котором немногими гротескными штрихами дан яркий сатирический портрет католических монахинь. „Самый замечательный безбожник не придумает кощунственнее шарж!" – заключает это стихотворение поэт.

Одно из самых сильных поэтических произведений, посвященных атеистической теме, – поэма „Смерть пионерки" Эдуарда Багрицкого. Поэт прославляет стойкость духа, твердость убеждений юной пионерки, которая, даже будучи тяжело больной, отказалась надеть на себя крестик.

После окончания Великой Отечественной войны атеистическое воспитание в нашей стране развивалось в новых условиях. В результате победы социализма были подорваны социальные корни религии. Исчезновение эксплуататорских классов привело к ликвидации классовой базы религиозных организаций. Громадное большинство служителей культа, учитывая настроения массы верующих, заняло лояльные позиции по отношению к нашему государству, нашему общественному строю. Все это выдвинуло на первый план проблемы перестройки сознания верующих, проблемы формирования, воспроизводства и упрочения атеистического сознания в массах трудящихся. Эти изменения поставили новые важные задачи и перед деятелями искусства, которые посвятили свои произведения атеистической теме.

Главная задача, вставшая перед ними, заключалась в том, чтобы в ярких и убедительных художественных образах показать, с одной стороны, как религиозная вера воздействует на человека, односторонне направляя его помыслы, чувства и волю в сторону иллюзорных, реально не существующих сущностей, препятствуя его социальной активности или направляя ее в ложное русло, а с другой – раскрыть гуманистическую природу атеизма, его роль духовного освободителя личности от порабощающих ее иллюзий. Дать убедительное художественное решение этой задачи очень трудно. Это гораздо труднее, чем разоблачить того или иного служителя культа, показав изувера-сектанта или попа-лицемера. Но такое углубленно-психологическое раскрытие атеистической темы в искусстве чрезвычайно важно для дела коммунистического воспитания.

Именно по этому пути пошли некоторые известные советские писатели еще в конце 50 – начале 60-х годов. К их числу прежде всего нужно отнести В. Ф. Тендрякова. Его повесть „Чудотворная" явилась, несомненно, произведением, знаменовавшим в советской литературе новый этап в раскрытии атеистической темы. В центре внимания писателя – психологические конфликты в сознании деревенского мальчика Родьки, ставшего невольным виновником „открытия" иконы, некогда считавшейся чудотворной. В дальнейших своих повестях В. Ф. Тендряков развивает и углубляет социально-психологический анализ характеров и ситуаций, возникающих в результате влияния религии на отдельных представителей советской молодежи. Острые проблемы атеистического воспитания поставлены, например, в повести „Чрезвычайное". На собственном опыте убеждается директор школы Анатолий Матвеевич Махотин, от лица которого ведется рассказ, что носители религиозной идеологии используют любые недостатки, возникающие кое-где в нашей системе идейного воспитания, и в частности формализм, казенщину, отсутствие подлинного внимания к людям, чтобы овладеть сознанием человека, особенно человека молодого, формирующегося. Как и в большинстве других произведений В. Ф. Тендрякова, в повести нет однозначных ответов на поставленные вопросы, она вызывает споры. Но это, на наш взгляд, является как раз достоинством, а не недостатком повести: она заставляет читателя задуматься, а это совсем неплохо. В повести В. Ф. Тендрякова „Апостольская командировка" показан духовный кризис молодого человека, поиски им смысла жизни, мировоззренческих ориентиров. В силу ряда объективных и субъективных обстоятельств герой повести идет по ложному пути, пытается найти нравственную и мировоззренческую основу своей жизни в религии, но, пройдя тяжелые жизненные и духовные испытания, наконец прозревает. В. Ф. Тендряков избегает в своем творчестве облегченных решений. Он не боится самых острых ситуаций, самых сложных психологических конфликтов. И в этом, несомненно, одно из важных достоинств его произведений.

В психологическом ключе написана повесть В. Померанцева „Когда есть Я…". Писатель в ней художественными средствами показывает, какую роль в обращении человека к религии может сыграть страх смерти. Исследуя "диалектику души" во всех ее противоречиях, автор убеждает в том, что обращение к религии в сложных жизненных ситуациях отнюдь не является неизбежным, что ему можно и должно противостоять.