Текст книги "Безумие"

Автор книги: Дмитрий Кончаловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Я тоже был заинтригован.

А на следующий день я помыл голову. Делалось у нас это так: в чайнике на буржуйке подогревалась вода, потом переливалась в пластиковую бутыль и сбоку от палатки происходило омовение. Товарищ, в данном случае Муха, лил мне на голову, а я, соответственно, ее мыл.

Муха, правда, лил в основном за шиворот, и дискуссия у нас на эту тему была довольно энергичная, но подробности передавать не буду – вы нашу лексику и так хорошо знаете.

Все эти муки пришлось претерпеть из-за того, что бани у нас своей не было, пользовались батальонной, а это только раз в неделю.

Потом побрился с холодной водой (Муха всю горячую безответственно израсходовал).

Потом переоделся в новенький камуфляж, купленный по случаю в палатке Военторга, переобулся в «Гриндеры» (высший шик) и, сопровождаемый горячими напутствиями товарищей, отправился на дело.

Какого-то специального плана у меня не было. Решил действовать по вдохновению. В таких делах, знаете ли, ничего планировать нельзя. Бесполезно. Карта либо ляжет, либо нет.

Выхожу из кемпинга, огибаю по периметру, подхожу к соседской территории и упираюсь в колючую проволоку. Перелезать через всю эту линию Маннергейма смысла нет. Могут не так понять. Надо идти к подъемному мосту, то есть к доскам, переброшенным через ров.

У них там, правда, солдат стоит, в каске, с автоматом, внутрь все равно не пустит, но мне это пока и не нужно. Мне надо информацию сначала подсобрать. Вот с этим бойцом и поговорю. Он-то наверняка знает, что к чему.

Часовой на посту, конечно, не имеет права разговаривать, но я его коррумпирую.

Надо сказать, что в Чечне есть безотказный способ подкупа рядового состава – табак. Это для них такой дефицит, что за пару сигарет можно много вопросов решить, а если уж пачку предложить, он меня и ночью к ним сам проведет. А если блок… Страшно подумать.

Вы заметили, что я уже начал планировать?

Подхожу к мосту, размышляю, с чего разговор начать – с двух сигарет или сразу с трех, и вдруг, о, по досочкам, мне навстречу – «три грации». Говорил же, что бесполезно планировать.

Идут себе, а на меня заинтересованно так смотрят. Конечно, голова чистая, камуфляж с иголочки, «Гриндеры» опять же. Да и общий вид у меня такой, нездешний, экзотический.

Изображаю на лице галантно-изумленное выражение, типа падаю от их красоты. А они и правда ничего, я говорил уже – помада такая импрессионистическая, кудряшки, химия различная, формы совсем не отталкивающие…

– Здравствуйте, – говорю, – милые дамы.

– Здрасссьте.

– А мы, между прочим, соседи.

– Да что вы? – кокетливо так, – А вы кто будете?

Ну, тут я на стратегический простор вырвался. И давай им про телевидение, про наши интересные трудовые будни, про «Поле чудес», про билеты на «Поле чудес», естественно, которыми я их завалю просто. В общем, успех полный.

Посчитал уже свою миссию успешной и задал совершенно уместный вопрос:

– А вы откуда?

– А мы с военной прокуратуры.

Я постыднейшим образом закашлялся. Дамы сочувственно смотрели на меня, кажется, уже собирались кулачками по спине постучать. Я от этой процедуры уклонился, собрал волю в кулак и взял себя в руки.

– Как интересно, – говорю, – нам, несомненно, будет о чем поговорить долгими ханкалинскими вечерами.

Дамы в целом были согласны. А когда я им еще и про кино сказал, которое в нашей палатке имеется, все барьеры рухнули окончательно.

В общем, договорились мы уже на сегодняшний вечер.

Только меня еще один вопрос беспокоил:

– А как ваши мужчины, гхм, то есть сотрудники… не напрягутся?

– Да что вы, – ответили мне, – они у нас…

Они употребили термин, который я не запомнил и точного значения которого не знаю. Понял лишь, что все в порядке, проблем не будет.

Да, кажется, вспомнил. По-моему, сказано было так: «Да что вы, они у нас малахольные».

Для возвращения в кемпинг мне не хватало только белого коня. Просто распирало от гордости. Выражение лица было, наверное, как у Александра Македонского после окончательного покорения Персии.

Меня ждали. Ждали с каким-то просто буйным нетерпением. Они, конечно, видели издали всю мою джигитовку у моста и по нашим с дамами телодвижениям, выражавшим любезность и взаимную заинтересованность, догадывались, что миссия выполнена успешно, но им необходимо было подтверждение. Ясное, четкое подтверждение.

Горящие глаза, сдавленные, с придыханием, голоса:

«Ну?»; «Что?»; «Как?»

Я простер руку и сказал:

– Все будет. Уже сегодня.

А потом меня качали на руках.

А потом я их огорошил:

– А вы знаете, откуда эти дамы?

– Откуда?

– Из военной прокуратуры.

Глаза потухли.

– Как же так! – Руслан чуть не плакал.

– А чего ты грузишься? Чем тебя прокуратура смущает?

– Да как же, ты же говоришь, даже если с поварихами, то проблемы будут, а тут – ПРОКУРАТУРА.

Он поднял вверх указательный палец.

– Ты знаешь, Руслан, я сначала тоже немного осекся, а потом сообразил, что это как раз нормально. Понимаешь, поварихи для военных – предмет конкурентной борьбы, а к прокурорским они даже подступить боятся. Так что к нам никаких претензий не будет, может, даже обрадуются. А нам прокурорских бояться нечего, они же военная прокуратура, а мы гражданские.

Не знаю, правильно ли я выстроил умозаключение, но это и не важно. Тем более что с прокурорскими дамами у нас взаимных претензий не было, да и быть не могло.

Потому что, как я и обещал, все было хорошо.

Только подробностей от меня не ждите.

Одно могу сказать – звенеть мы перестали.

А потом я опять заскучал.

Но тут поползли слухи, что нашему десанту предстоит какая-то важная операция.

Сходил в штаб, пользуясь карт-бланшем, начал справки наводить. Но они там тоже тертые. Ничего не сказали, кроме того, что «боевики окопались в горах и там оттягивают свой конец» – это цитата, честное слово.

Я вернулся в кемпинг и рассказал Кравцову и Палычу, что нам, вероятно, предстоит отправиться в горы и оттянуть боевикам конец. Долго смеялись.

Потом появилась конкретика. Мне надо было прошвырнуться к коллегам в поезд, а унитазы срезать неохота. Я к Палычу – дай БТР, а он говорит:

– Бери. Только на нем ехать нельзя.

– Как так?

– Да так – топливо не дают.

– Не понял.

– А я ходил, узнавал. Сказали – вам БТРы в ближайшее время не понадобятся.

– Это чего, – говорю, – воевать вообще больше не будем?

А он хитро так смотрит:

– Вот ты, Крестовников, не дурак вроде, взрослый, а простых вещей не понимаешь.

– Ну не понимаю, чего ты темнишь, Палыч?

– А я не темню, я тебя подкалываю, – с доброй такой улыбкой.

– Хорошо. Подкольнул, а теперь говори.

– Не. Сам думай.

– Палыч, мне больше думать не о чем? Давай ты в прямой эфир пойдешь, вместо Гриши, страну порадуешь красноречием, на вопросы нелюбовские умно ответишь, а я буду загадки твои десантные разгадывать.

– А че загадки? Нету тут никакой загадки. Если десантникам топливо для БТРов не нужно, значит, какое им топливо готовят? Правильно – вертолетное.

Так я узнал, что мы точно отправляемся в горы. Причем скоро.

Команда дана. Завтра отправляемся. Только не факт, что нас возьмут с собой. Несмотря на карт-бланш. Это вопрос чисто технический. Высадка будет с «МИ-8». Это вам не «коровы», куда можно человек двести запихать. Вертолеты мелкие. Я точно не знаю, но, кажется, человек 15 – это максимум. А еще грузы – боеприпасы, палатки, печки всякие (это особенно актуально – зима, в горах холод собачий), продовольствие.

И вертолетов – не сто. Во-первых, нет столько, во-вторых, и не надо. Там еще хрен найдешь, где приземлиться. Несколько машин за несколько рейсов – и все.

Провел собрание коллектива:

– Друзья! У меня для вас хорошая новость.

– Ура!!! – они подумали – домой едем, я же их не особенно просвещал – чего волновать зря.

– Мы отправляемся в горы!

Тягостное молчание.

– Но у меня еще одна хорошая новость! Мы летим вдвоем с Мухой!

Я посмотрел на Муху. Он балдел.

– А ты, Пехота, разве не хочешь в горы?

– Хочу, – вяло так.

– Врешь! И правильно. Тебе Грозного хватило. На первый раз достаточно. А тебе, Мартанов, вообще в горы летать вредно – кровь предков взыграет, начудишь еще что-нибудь. Поэтому вы остаетесь здесь. На вахте. За Гришей приглядывайте. За имуществом. Не шляйтесь. Водку пейте, но только в пределах кемпинга. И еще. У меня просьба. Дайте нам с Мухой чего-нибудь из теплых вещей. Вы тут все равно у буржуйки остаетесь.

Я наклонился к Пехоту, прижал его голову к своей, сказал шепотом:

– Смотри за Русланом. Насчет баб. Только прокурорские. И никаких поварих. Чтобы неприятностей не было.

Утро. Идем на вертолетную площадку. У меня еще нет уверенности, что нас возьмут. Не Палыч же такие вопросы решает.

Подходим. Кучками сидят десантники. Около каждой кучки десантников – кучка дров. Я обалдел.

– Палыч, – говорю, – а это зачем?

– Как зачем? Греться, жрать готовить.

– Да это ж не Афган – горы лесистые.

– Ты зеленый еще, Крестовников. Вот мы там высадимся, у нас других дел не будет – дрова рубить? А потом они там сырые, корявые. Фигня, в общем, а не дрова.

– Так это чего, нам все время их возить будут? Это ж кому рассказать – вертолетами дрова возить!

– Зачем все время? Только вот этот запас. Пока позиции займем, пока окопаемся. А потом уж придется их палки кривые рубить.

Так. Точно не возьмут. С дровами – точно. Это же сколько вместо наших двух тел, рюкзаков и камеры можно дров запихать?

Мне стало грустно.

– Муха, делаем вид, что нас нет.

– Как это?

– Под дрова маскируемся. Ты умеешь под дрова маскироваться?

– Только когда выпью очень много.

– Это я сам умею. Тут другой случай.

– Обоснуй.

– Могут не взять. Места нет. Щас какой-нибудь начальник увидит, скажет – валите отсюда. Никакой Соколстремский не поможет.

– И чего делать?

– Не высовываться. Сядь на землю. Пригнись. Вот так. А как погрузка пойдет – в общей группе, в серединке, вприсядку.

– Ништяк, – Муха балдел.

Началась погрузка. Под обстрелом лучше. Я каждую секунду ожидал услышать: «Так, а это что за клоуны?»

Вроде обошлось. Ящерицами такими залезли в вертолет. Битком набито. А он вообще взлетит, интересно?

Осторожно изучаю контингент. Больших начальников нет. Маленькие к нам давно привыкли.

Так, теперь дождаться взлета. Тогда победа. Не выбросят же нас в воздухе!

Шум мотора усилился. Лопасти завертелись быстрее. Но это еще не взлет. Это – последняя продувка, или как это там у них, у вертолетчиков, называется? Я не очень разбираюсь.

Вот в такие моменты и происходит обычно какая-нибудь гадость. Сейчас откроется дверь, появится рожа и завопит: «Здесь посторонние?» Или что-то в этом роде. Или какая-нибудь дополнительная проверка. Или забыли что-нибудь погрузить.

Или отменяется десант по причине испортившейся погоды.

Но нет! Шум изменил тональность! Вот сейчас точно поедем!

Поехали! Сейчас взлетим! Интересно, взлетим?

Взлетели! Все! Иллюминатор был недалеко от меня. Видно было.

Вот Ханкала. Вот площадка. Наш кемпинг. Что там сейчас Руслан с Пехотой делают, интересно? Вот поезд! Бедолаги! Они в поезде, который уже никогда никуда не поедет. А мы в вертолете, который уходит ввысь.

Да «высь» уже приличная. Вся Ханкала как на ладони. Кемпинга даже не видно, а поезд – как гусеница в младенчестве.

А хорошее название для фильма «Поезд, который никогда никуда не поедет». Нет, дурацкое. Еще хуже «Вертолет, который уходит ввысь». Вообще слово «высь» дурацкое. Чего-то крыша едет. Домой пора.

Домой? Где мой дом? Холостяцкая квартира, случайные связи, не очень случайные, совсем не случайные. Нет, это все – не дом. Мой дом – Кавказский хребет. Там самая «высь», кстати. Совсем крыша едет. Там – не дом, тут – «высь». Это сейчас. Куда потом – разберемся. Если это «потом» наступит. А то, знаете ли, тут, в «выси», всякое может случиться.

А красиво. Низко идем – прямо по подъему горы. Все время ввысь. Тьфу ты. Ага, вот ущелье. И как он лопастями не задевает? А там что? Ой-е! С той стороны лопасти тоже впритык.

Вообще-то я много летал в горах. Но вот так – нет. Мы вообще не летим. Мы крадемся. Медленно. Очень медленно. Совсем ползем. Мы, вообще, лететь собираемся?

Бум! Тряхнуло. Вообще не летим. Мы уже разбились?

Дверца открывается. «Первое отделение – в цепочку – быро!» Бойцы стали выпрыгивать. Очень быстро. Один за другим. Мы уже прилетели!

«Снаряжение выгружаем! Быстро, быстро!»

Я думал, холодно будет. Ничего подобного. Мы были мокрые. Там, в Ханкале, все так неторопливо было! А здесь никто не смотрел, корреспондент ты или кто. Ящик в руки – бегом. Назад – дрова взял, бегом. Назад – мешок взял, бегом.

Я делал все механически. Надо так надо.

Потом только увидел, когда разгрузились, – треть контингента уже давно в полукруг залегла, треть ломами землю долбят. Остальные разгружают. Может, поэтому нас и взяли – неквалифицированная рабочая сила нужна?

Потом решил – нет все-таки. Неквалифицированной, которая еще и стрелять умеет (имеет право), в Ханкале полно. Их бы взяли вместо нас. К нам привыкли просто. Может, просто никому в голову не пришло – как это без нас. О – гордыня. Десант без Крестовникова и Мухи – не десант.

Кстати, о десанте. Только тут я понял, что ничего про них не знал. Ну, десант и десант. Бегали вместе, на БТРах гоняли, стреляли. Ну, это все делали, не только десант.

Но! Я еще понять не успел, где мы, а уже – окопы вырыты (в мерзлой земле!), палатки поставлены, буржуйки топятся, костры горят, жратва варится, на всех ближайших высотах – пулеметные гнезда.

Сели на ящики (у костра), вокруг – красота: синие вершины, покрытые снегом, солнце, резкие склоны в тени, ущелья. Тут бы на лыжах горных кататься. А что, клевый бизнес. Представляете, рекламный ролик по телевизору: «Горные лыжи в Итум-Калинском районе. Очень дорого». Может, правда ролик сделать? Для сокровищницы? Потом на корпоративной вечеринке на Новый год вместе с сюжетом о фирмачах показать. Жаль, Новый год уже прошел. И корпоративная вечеринка другая была. Другой корпорации.

Да, красиво все-таки.

– Прямо Швейцария, – говорю.

– Ага, – Палыч затянулся «Донтабаком», – и швейцарцы как раз недалеко.

Ночь прошла спокойно.

Следующий день событий не принес. Зато я для себя многое уяснил.

Мы находились на перевале. Прямо на границе Европы и Азии. Если не ошибаюсь. И еще – прямо на границе России и Грузии. Если еще точнее – Чечни и Грузии. За спиной – грузинское селение Шатили. Перевалочная база боевиков. Перед нами – Итум-Кале, горный оплот врага.

А мы оседлали дорогу. Вот она – под снегом. Про эту дорогу я знал. Ее рабы строили. Тех, кто не мог работать, живыми скидывали в ущелья… Они и сейчас там лежат – не погребенные. Зловещее место. Швейцария, блин.

Так что мы им прямо артерию перерезали. У них все снабжение здесь идет. За счет этого ущелье еще держится.

Снизу, с равнины, взять его очень трудно. Долби не долби. Вход узкий, склоны крутые. Любой прорыв войск можно хоть камнями закидать.

А мы у них сверху сели.

Обсудил эту тему с Костей и Палычем. Они в принципе согласны были с моими догадками. Я был горд – стратег все-таки.

– А чего они нас вышибить отсюда не пробуют, – спрашиваю.

– А хрен их знает, – Палыч был бесстрастен, – может, не знают еще.

– Да ладно, в горах они всегда все знают.

– Может, поверить не могут, может, обалдели от нашей наглости – теперь репу чешут.

– А чего дальше?

– А я почем знаю? Одно могу сказать: как только мы их караван из Грузии долбанем, сразу зашевелятся. – Он немного помолчал, почесал подбородок.

– Только, может, мы первые их вниз толкать начнем. Вплоть до равнины. А там их примут.

– Не, – вступил Костя, – на это у нас сил маловато.

– А ты, студент, почем знаешь, сколько у нас здесь сил будет?

Палыч оказался прав. На следующий день пришли вертушки. Причем в два рейса. Силы утроились.

Дрова, кстати, тоже доставили.

Вернулась разведка. А я и не знал, что она уходила. Разведка всегда тихо уходит. С собой принесли двух раненых. Что там было – не знаю. У разведки интервью брать не стал. Но оживление началось.

А на рассвете мы покатились вниз.

Это было несколько неожиданно. Нет, мы с Мухой понимали, что что-то будет, даже провели короткое совещание на предмет способа действий. Например, что делать, если придется тащить дрова. Он ведь с камерой. Решили, что мне придется работать за двоих. И как расходовать аккумуляторы. Зарядник не взяли – БТРа-то все равно нет. Не к вертолету же подключаться – не дадут, а если дадут, то конструкция Вакулина точно пожароопасна, БТР – еще куда ни шло, а если вертолет сожжем – нам точно хана.

Решили работать экономно. Снимать только самое главное. Кто бы еще нам заранее объяснил, что будет самое главное, а что не самое. И вообще – что будет.

Короче, на рассвете мы покатились вниз. Именно покатились. Без дров, разумеется. Вообще ничего лишнего. Я никогда не думал, что такое стремительное наступление бывает.

Хотя оказалось, что это не наступление. Это – марш-бросок. Я Чечню хорошо знаю – и лично, и по карте. Но в этот раз глупейшим образом ошибся. Мне казалось, что Итум-Кале – вот он, рядом, где-то внизу, за бугорком.

Он действительно был внизу, только бугорков до него много.

Катились до самого вечера. Лыжи бы сюда. Или хотя бы санки. А что – десант на санках. Нормальная идея. Почему никто не подумал?

Пешком шли. Быстро. Под горку. Но если кто-то думает, что это легко, – глубокое заблуждение. К вечеру суставы болели адски. Особенно колени. Думал, с утра вообще не встану.

На ночь остановились. Вот тут мы поняли, что такое холодно. Дров нет, буржуйки наверху остались, палатки тоже. Местные дрова не рубили. Кто же разводит огонь на виду у неприятеля? А в том, что мы были если не на виду, то близко, сомнений не было. Весь день бежали под горку, а здесь все-таки недалеко.

Спали на земле, точнее, на снегу. Кто как устроился. Вот тут очень пригодились теплые вещи, пожертвованные ребятами. Я снял бушлат, надел второй свитер, а далее – внимание! – тем, кто окажется в подобной ситуации, не дай бог, конечно, – так вот, всякий нормальный человек наденет два свитера, сверху бушлат и ляжет спать. Большая ошибка! Я надел два свитера, растоптал рюкзак, чтобы он покрыл как можно больше земли (снега), лег на него и бушлатом УКРЫЛСЯ. Имейте в виду – бушлатом, шинелью и т. д. надо укрываться, а не надевать их на себя – так теплее.

Но все равно – мне приснился сон, что из Шатили пришли грузины и украли наши дрова.

Проснулись на рассвете. Зуб на зуб не попадает. Но это ничего. Главное – живы. Можно вообще не проснуться.

Завтрак – сухпаек. Наркомовские сто грамм не полагались – не те времена.

Но наркомом оказался Палыч – фляга со спиртом была полна до краев. Очень своевременно. И где добыл? С утра добыл, точно, пока мы спали. Не было у него с собой. Если бы было – еще накануне, перед сном, разогрелись бы.

Пошли.

Вдруг впереди гул. А, вертушки. Кажется, начинается. Загрохотало. Это они нам работу облегчают. Длилось это часа два. С небольшими перерывами. Видимо, волнами налетали. Потом все стихло. Совсем улетели. Мы идем.

А вот и пункт назначения.

Ничего особенного. Обычный аул. Уже недалеко. Команда «залечь». Потом «короткими перебежками вперед» (за точность формулировок не отвечаю, еще были слова-паразиты). Передвигаемся. Они молчат. Чего молчат-то? Странно.

Опять гул. Из-за горы вынырнули две пары «крокодилов». Начали молотить. Мы продвигаемся. Они молчат. Ну, сейчас, понятно, им не до нас. Совсем близко.

«Крокодилы» сделали разворот и ушли. Как раз вовремя. Уже могли и нас задеть.

И тут началось. Аул плевался огнем. Мы отвечали и продвигались.

Насчет «и тут началось» – это я перегнул. Это мне как гражданскому показалось. В принципе, если стреляют два пистолета, тоже можно сказать «и тут началось». Нет, конечно, не два пистолета было. Гораздо больше. И совсем не пистолеты. Просто поздно уже было. Мы слишком близко подошли.

То ли они нас не ждали, то ли вертушки не дали им головы поднять до самого последнего момента. Скорее всего, и то, и другое.

Они вообще, как я потом понял, не очень серьезно отнеслись к нашему появлению на перевале. Решили, что мы им просто подлянку делаем – дорогу перерезали. Собирались нас обложить со всех сторон (горы они в любом случае лучше знают) и перещелкать.

И уж никак не ожидали, что мы атакуем. А подкрепление наше просто проворонили.

Дальше все развивалось очень быстро. Вперед пошли отдельные группы.

Остальные в обход. С двух сторон.

Те, которые вперед пошли, действовали просто. Мы за ними ползли. Снимали. Это важно было.

Отстреливался каждый дом или почти каждый. В окно – гранату, потом другую. Потом сбоку от оконного проема – очереди через окно внутрь.

Напротив, у противоположного дома, – та же схема.

Третья группа держит середину улицы. Прикрывает тех, кто у домов. Хотя сами на открытом пространстве.

Потом по двое-трое через дверь и окна – в дом.

Там еще раз полить все перед собой. В подвал – гранату. Этого мы не видели – слышали. Затем – второй этаж.

И к следующей паре домов.

Вторая волна делает то же самое. Это уже для верности.

Тех, кто пытается уйти из селения, принимают группы обхода.

Вот, собственно говоря, и все.

Победа.

Над бывшим райкомом – триколор (откуда взялся?).

Зачистка не потребовалась. Если вы думаете, что всех убили, – это не так. Так не бывает. Были пленные. Несколько десятков. Их уложили на площади лицом вниз. Вплоть до дальнейших распоряжений. Мирные жители? В таких случаях каждый мужчина – либо труп, либо пленный. Если повезло оказаться пленным, потом будут разбираться – мирный или не мирный. Но не здесь и не сейчас. Если повезет еще раз, разберутся и решат, что мирный. Если решат, что боевик… это тема для другой книги. И не художественной. Это вообще интересная тема – куда делись все те сотни пленных, которых нам показывали по телевизору и которых мы сами показывали по телевизору. Впрочем, как минимум в двух случаях, «зверь» и китаец, ответ уже есть.

Женщины и дети? Сразу отвечаю – да. А может быть по-другому, когда каждый кирпич стреляет?

Были и раненые женщины и дети – им оказывали помощь. Первую.

Были целые и невредимые, что удивительно. Они испуганно жались по стенам. Из домов их выгнали. Если я скажу, что добрые российские солдаты с ними сюсюкались, гладили по голове и угощали конфетами, – совру. После таких дел солдаты добрыми не бывают. Ни российские, ни французские, никакие. Женщин и детей просто не трогали.

А мы работали. Работы было много.

Потом прилетели вертушки. Привезли боеприпасы, продукты и дрова. Опять дрова! Забрали раненых и убитых – своих.

Потом прилетели еще. С солдатами и подтянутыми офицерами. Забрали пленных.

Потом – третьи. Забрали раненых чеченских женщин и детей.

И, наконец, четвертые. С подкреплением.

Потом мы обедали. И еще работали.

А потом наступила ночь.

Посидели с Палычем и Костей у костра. Выпили из фляги. Закусили. Покурили. Попытались обсудить события прошедшего дня. Получилось вяло. Сил не было.

– Ладно, мужики, – говорю, – давайте спать.

– Давайте.

Я встрепенулся.

– А где спать-то? Народу тьма. Уже все дома, наверное, заняты.

– Не, – сказал Палыч, – наши бойцы хату вон ту заняли. Рядовой и сержантский состав на первом этаже, а командный, то есть мы с вами, на втором. Там, парни говорили, тепло, сухо и сено есть. На сене хорошо, как у нас в деревне.

Поплелись к «хате». На первом этаже – не пройти – вповалку. Храп и скрежет зубовный – каждому второму бой снится.

Лезем по лесенке. Я первый. Комнатушка просторная. Сено, действительно. Сеновал тут у них, что ли? Свечу фонарем по углам – место выбираю.

Тень метнулась! Я рефлекторно: «Лежать, руки за голову!» За спиной характерный звук – ремень об железо – это Палыч с Костей автоматы вскинули. Свечу – фигура – не мужик. Другой рукой за спину – по автоматам хлопаю – опустите, мол. Подхожу ближе – девчонка. В угол вжалась, дрожит. Волосы светлые. Странно, разве здесь такие бывают? Кто их разберет?

– Ты кто?

Молчит, дрожит.

Сел перед ней на корточки. Фонарь отвел чуть в сторону.

– Слышь, ты не бойся, мы тебя не тронем.

Молчит, зуб на зуб не попадает. Шок, наверное.

Машу мужикам рукой – не подходите. А хорошенькая. Только усталая, даже изможденная. И голодная. А волосы правда светлые. И нездешняя какая-то. Точно.

– Слышь, ты кто? Мы тебя не тронем.

– Я… Настя.

– Настя???

Подскочил Палыч, снял бушлат, укрыл ее, повернулся, голос дрожит:

– Костян, давай вниз, разбуди кого-нибудь, пожрать достань.

Костя метнулся вниз.

– Слышь, дочка, все хорошо, все кончилось, мы свои, – он гладил ее по голове.

Влетел Костя, в руках сухпаек, пластиковая бутыль с водой, кружка.

Палыч кормил ее, как ребенка, плеснул в кружку спирта, разбавил водой, поднес. Она замотала головой.

– Надо, дочка, обязательно надо. Ты одним духом выпей – сразу полегчает.

Она выпила, закашлялась. Палыч плеснул в кружку воды, дал запить, протянул галету.

Порозовела. Я взял Палыча за локоть, потянул на себя, он передвинулся ближе ко мне. Свету прибавилось. Я не оборачивался. Это Муха накамерник включил – снимает. Я начал:

– Настя, ты откуда?

– Из Грозного.

– Из Грозного? А сюда как попала?

Она молчала. Потом сказала:

– Дайте сигарету.

Только тут я заметил, что она далеко не подросток. Лет 19, может, немного больше. Просто худая очень.

Она закурила. Слегка закашлялась. Потом затянулась с удовольствием.

– Так как ты сюда попала?

– Сюда? Какая разница?

– Но… – а что можно было ответить, кроме какой-нибудь глупости, что я и сделал, – ведь сюда из Грозного просто так не попадают?

– А я не из Грозного сюда попала…

– … А как же?

– Я в Грозном с 94-го не была.

– А что же ты делала все эти годы?

– Что делала?

Она обвела нас взглядом. Я понял – слишком много мужиков, да еще с оружием. Убрал руку за спину, помахал ладонью – идите, погуляйте.

– Гхм, – Палыч откашлялся, – Костя, пойдем посты проверим.

Ничего умнее не мог сказать. Ну, и на том спасибо. Они деликатно удалились.

– Настя, давай еще, – я налил в кружку спирта, разбавил водой. Она колебалась.

– Я тоже с тобой выпью, – взял флягу, – давай чокнемся. – Выпили, она опять закашлялась. Налил ей воды.

– Хочешь еще сигарету?

– Давайте.

Я боялся, что ее будет смущать Муха, но она его или не замечала, или он был для нее… кентавр?

– Так что с тобой случилось?

– В 94-м, осенью, пришли… сказали, убирайтесь из квартиры… вам тут делать нечего.

– Кто пришел?

– Какие-то… с оружием.

– А ты с кем жила?

– С мамой. Она была учительницей. Русского языка и литературы.

– Так.

– Потом еще несколько раз приходили… угрожали… мы очень боялись… но нам некуда было уходить. А потом… пришел Халид.

Она надолго замолчала. Я боялся вспугнуть ее. Но потом все-таки спросил.

– А Халид – это кто такой?

– Парень из соседнего дома… взрослый такой… он начальником стал военным.

– И что дальше?

– Он не один пришел, с друзьями. У них автоматы были. Он сказал, что я буду… его женой… что он меня забирает… схватил за руку, потащил… мама закричала, стала меня… отнимать… а его друг маму… застрелил.

Она заплакала. Я ни о чем не спрашивал. Потом она заговорила сама. Я удивился сначала – потом понял – она просто много лет ни с кем не разговаривала. Во всяком случае, ее много лет никто не спрашивал о ней.

– Халид привез меня к себе. Он меня… он говорил, что я его жена. Я не хотела, он меня бил. Потом заставил. А потом началась война. Но мы из города не уезжали. Он командовал чем-то…

Она опять замолчала. А я задал вопрос, и уже когда говорил, пожалел об этом.

– А почему ты не убежала, когда он уходил?

Она подняла на меня глаза – в них было море боли.

– Куда?.. Что вы в этом понимаете?

Маму убили, в их квартире – чужие люди, кругом война, она русская. Я – идиот.

– Извини. Правда, извини. А что дальше было?

– Пришел человек. Большой начальник… Сказал, что Халида убили… он берет меня к себе… тоже бил, заставлял… потом мы уходили из Грозного, приехали в Шатой, потом оказались в горах, в лесу. Потом мне сказали, что Ису убили… его звали Исой. А я стала… принадлежать всем. Потом кончилась война. Потом меня продали. Потом еще несколько раз.

– Сколько раз тебя продавали?

– Не помню. Последний раз – сюда. Потом опять началась война. Теперь пришли вы.

Да… Я так и не понял, что она хотела сказать последней фразой. Как она воспринимает мир? Теперь пришли мы. Она понимает, кто мы? Она думает, что мы тоже будем ее «заставлять»? А потом продавать? Может быть. Хотя вряд ли. Речь адекватная, вполне связная. Конечно, у нее деформировано представление о действительности. Но она не сошла с ума. Вот это – самое удивительное. Я сказал:

– Давай спать. Теперь все будет хорошо.

Протянул к ней руку, осторожно погладил по голове. Она не отшатнулась. Она все рассказала. Впервые. Она была спокойна, может быть, тоже впервые. Я сказал:

– Спи.

А наутро пришли вертушки. И в одной из них – Сашка Неклюдов, наш корреспондент и мой приятель, с группой.

– Сашка!

Мы обнялись.

– Чего вы здесь делаете?

– Вас сменяем – у вас дембель!

– Да ты что! Погоди-погоди, я как-то не готов, у меня тут дел еще…

– Все, Кира, все. Это – дембель. На этой же вертушке – в Ханкалу, а там Моздок – Москва.

– Погоди.

– Да чего годить? Ты здесь совсем камуфляжем зарос? Нелюбов просил передать: ЭТО ПРИКАЗ, ОНИ НЕ ХОТЯТ, ЧТОБЫ ВЫ СОШЛИ С УМА. Особенно это тебя касается, Кира, лично.

Ну, вот и все. Попрощались с Палычем, с Костей, со всеми. Прощание было не долгим – тяжело долго прощаться, да и вертушки не ждут.

Летели втроем – не оставлять же Настю здесь.

Придется пойти на небольшое должностное преступление. По правилам, которых, правда, никто не видел, я первым делом в Ханкале должен сдать ее «подтянутым». Показания, следственные действия и все такое. Но мне этого делать не хочется. Допроса ее психика просто не выдержит. Ведь для этих ребят она одна из многих сотен. Обычная работа. Может, это и не так, но мне кажется, что должного такта они не проявят.

Ничего, в Ханкале меня вряд ли заложат, а в Моздоке разберемся. Там такого напряга нет, нравы потоньше.

А может, и в Моздоке не сдавать – подождать до Москвы? Только как ее без документов в военный самолет провести?

Или через Минводы полететь? А там сунуть «аккредитацию», или две, и порядок?

Ладно, посмотрим.

Вот и кончается наша командировка. Сколько она длилась? Ой, больше четырех месяцев. А я и не заметил. Еще с Танькой торговался – не больше месяца! Смешно.

Все. Теперь Ханкала, – быстрые сборы и самолет – Москва. Домой. А где мой дом?

Все. Хватит. Крыша едет. Да, и еще. Поворачиваюсь к Мухе. Говорю тихо. Настолько тихо, насколько это возможно в вертолете:

– Муха, весь материал по Насте сотри. Прямо сейчас.

– Да ты че, Кир, такой сюжет!

– Я сказал – сотри!