Текст книги "100 великих музыкантов"

Автор книги: Дмитрий Самин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)

ЛЕОПОЛЬД АУЭР
/1845-1930/

Родился Леопольд Ауэр 7 июня 1845 года в маленьком венгерском городке Весприме, в семье ремесленника-маляра. Видимо, кто-то из богатых клиентов замолвил словечко за Лео, и он в восьмилетнем возрасте начал обучаться игре на скрипке в классе профессора Ридлея Конэ в Будапеште.

Похоже, Лео сразу добился успехов, поскольку учитель устроил ему дебют на большом благотворительном концерте в Национальной опере. Ауэр выступил с концертом Мендельсона и весьма успешно. Юным музыкантом заинтересовались богатые меценаты. Благодаря им Ауэр попал в Вену, где стал обучаться в классе известного профессора Якова Донту. «Ему-то я и обязан своей скрипичной техникой», – писал Ауэр.

В консерватории Леопольд посещал также квартетный класс Иосифа Гельмесбергера, «отличавшегося большими музыкальными познаниями и слывшего за хорошего квартетного интерпретатора и исполнителя».

После двух лет обучения Леопольд покинул консерваторию из-за недостатка средств у родителей на дальнейшее его обучение.

Началась жизнь странствующего музыканта: «Мы постоянно страдали от дождя и снега, и я часто испускал вздох облегчения при виде колокольни и крыш города, который должен был приютить нас после утомительного странствования…»

Так продолжалось два года. Однажды, заехав в Грац, Ауэры узнали, что здесь дает концерт Вьетан. Игра знаменитого музыканта поразила Леопольда. Отец с огромным трудом добился того, чтобы великий скрипач послушал его сына. Вьетан принял их в гостинице очень приветливо, в отличие от его жены.

Вот что позднее рассказывал сам Ауэр: «Г-жа Вьетан села за пианино с нескрываемым выражением скуки на лице. Нервный от природы, я начал играть „Fantaisie Caprice“ (произведение Вьетана. – Прим. авт.), весь дрожа от волнения. Не помню уже, как я играл, но мне кажется, что я вкладывал в каждую ноту всю свою душу, хотя моя слаборазвитая техника была не всегда на высоте задачи. Вьетан подбадривал меня своей дружеской улыбкой. Вдруг, в тот самый момент, когда я достиг середины Кантабильной фразы, которую я, признаться, играл слишком уж сентиментально, г-жа Вьетан вскочила со своего места и начала быстро ходить по комнате. Нагибаясь к самому полу, она заглядывала во все углы, под мебель, под стол, под пианино с озабоченным видом человека, который что-то потерял и никак не может найти. Прерванный так неожиданно ее странным поступком, я стоял с широко разинутым ртом, недоумевая, что все это могло означать…

Мне казалось, будто, внезапно раздавшимся страшным взрывом, я сброшен откуда-то сверху в разверзшуюся подо мной пропасть.

Сам не менее удивленный, Вьетан с изумлением следил за движениями своей жены и спросил ее, что это она ищет с таким беспокойством под мебелью. „Не иначе, как кошки прячутся здесь где-то в комнате, – заявила она, – их мяуканье раздается из каждого угла“. Она намекала на мое чересчур сентиментальное глиссандо в кантабильной фразе.

Я был так потрясен таким ударом, что потерял сознание, и отец должен был меня подхватить, чтобы я не грохнулся на пол. Вьетан постарался обратить все это в шутку, потрепал меня по щеке, сказав, что со временем все пойдет хорошо. Мне было в то время четырнадцать лет.

Аудиенция окончилась, и мы с отцом оставили гостиницу со слезами на глазах, обескураженные, несчастные и подавленные.

С того дня я возненавидел всякое глиссандо и вибрато и до самой этой минуты я без содрогания не могу вспомнить о моем визите к Вьетану».

Как ни странно, встреча была спасительной, ибо заставила молодого музыканта придирчиво отнестись к себе и задуматься над тем, каким путем идти дальше.

Леопольд оказался не робкого десятка. Молодой музыкант поставил перед собой задачу добраться до Парижа и там продолжить свое образование. Для этого он зарабатывает деньги концертами в Южной Германии и Голландии.

Только весной 1861 года Ауэрам удалось приехать в Париж, но оставались они там недолго: «Дело в том, что несколько месяцев спустя, по совету некоторых наших друзей венгерцев, находившихся в сношениях с Иоахимом, мы отправились в Ганновер, местожительство Иоахима, имея рекомендательное письмо к нему и несколько тысяч франков, вырученных от частных вечеров… чтобы дать мне возможность продолжать учение».

У Иоахима Ауэр обучался тоже недолго – с 1863 по 1864 год. Однако эти уроки оказали решающее воздействие на всю дальнейшую творческую Жизнь и деятельность талантливого исполнителя. «Он явился настоящим откровением для меня, раскрыв перед моими глазами такие горизонты высшего искусства, о которых я и не догадывался до тех пор. При нем я работал не только руками, но и головой, изучая партитуры композиторов и стараясь проникнуть в самую глубину их замыслов. Мы играли с товарищами много камерной музыки и взаимно прослушивали вольные номера, разбирая и исправляя друг у друга ошибки.

Кроме того, мы принимали участие в симфонических концертах под дирижерством Иоахима, чем сильно гордились. Иногда, по воскресеньям, Иоахим устраивал квартетные собрания. Эти собрания явились для меня источником величайшего художественного удовлетворения. На них я впервые начал постигать удивительную красоту и неисчерпаемую глубину Бетховена, Шуберта и Шумана, равно как познакомился с неизвестным до тех пор никому гением Брамса».

В свою очередь, Иоахим очень высоко ценил Ауэра. Об этом свидетельствует его письмо к датскому композитору Нильсу Гаде: «Милый, уважаемый Гаде! Молодой скрипач из Венгрии Леопольд Ауэр, которого ты уже, кажется, видел у меня, просит для своего предстоящего путешествия в Копенгаген несколько строк к тебе. Насколько я, в сущности, неохотно даю „рекомендательные письма“, настолько в данном случае мне доставляет удовольствие представить тебе своего молодого коллегу и земляка и просить тебя его послушать.

Больше, конечно, и не нужно ничего, чтобы вселить в тебя самый живой музыкальный интерес к нему, ибо он как скрипач далеко превзошел всех своих сверстников, которых мне приходилось слышать! Но Ауэр, конечно, завоюет твое доброе расположение и как милый, скромный, славный мальчик; поэтому, надеюсь, ты употребишь все свое влияние для его блага…»

После завершения обучения у Иоахима Ауэр в 1864 году отправился в Лейпциг. В Германию его пригласил Ф. Давид для выступления в «Геванд-хаузе». В прославленном концертном зале Ауэр выступил весьма удачно, это сразу открывает перед ним широкие перспективы: он подписывает контракт на должность концертмейстера оркестра в Дюссельдорфе. Здесь музыкант проработал до начала австро-прусской войны в 1866 году. Затем Ауэр переехал в Гамбург, где выполнял обязанности концертмейстера и квартетиста.

Весьма неожиданно музыкант получил приглашение занять место первого скрипача в квартете братьев Мюллер, который считался одним из лучших камерных ансамблей мира. Причина – болезнь одного из братьев. В этом квартете Ауэр играл вплоть до отъезда в Россию и гастролировал по многим городам-Германии.

В мае 1868 года в Лондоне молодого скрипача заметил А.Г. Рубинштейн.

Великий пианист и организовал приглашение Ауэра в Россию. В сентябре того же 1868 года он выехал в Петербург.

Россия пленила горячую и энергичную натуру Ауэра. Он хотел прожить в нашей стране лишь три года, но снова и снова возобновлял контракт. В результате Ауэр стал одним из самых активных строителей русской музыкальной культуры.

В консерватории Ауэр был ведущим профессором и бессменным членом художественного совета вплоть до 1917 года. Он также вел сольный скрипичный и ансамблевый классы. Почти сорок лет, с 1868 по 1906 год, Ауэр возглавлял Квартет Петербургского отделения РМО, считавшийся одним из лучших в Европе. Ежегодно скрипач давал десятки сольных концертов и камерных вечеров. Но, что особенно важно, Ауэр создал всемирно известную скрипичную школу, блиставшую такими именами, как Я. Хейфец, М Полякин, Б. Цимбалист, М. Эльман, А. Зейдель, В. Сибор, Л Цейтлин, М. Банг, К. Парлоу, М. и И. Пиастре.

Большая дружба и взаимное уважение связывали Ауэра с Чайковским. Последний сразу же высоко оценил мастерство скрипача: «Г. Ауэр, – писал Чайковский, – исполнивший концерт Бетховена, имел большой успех. Этому артисту пришлось бороться с подавляющим воспоминанием об исполнении Лауба, которое невольно завладевало слушателем при звуках пьесы, так часто исполнявшейся покойным виртуозом. Из этой борьбы г. Ауэр вышел с честью. Он играет с большой выразительностью, с высокопоставленной чистотою техники, с тонкой обдуманностью и поэтичностью в фразировке».

В другой статье – «Четвертая неделя концертного сезона» – Чайковский писал: «Г. Ауэр, произведший на нашу публику самое благоприятное впечатление в Музыкальном обществе, имел и на этот раз успех, выходящий из ряда обыкновенных. Преобладающие качества этого виртуоза – его задушевность, прочувствованность в передаче мелодии и нежная певучесть смычка…»

Современники особо ценили у Ауэра художественный вкус и тонкое ощущение классической музыки. «В игре Ауэра постоянно отмечались строгость и простота, умение вжиться в исполняемое произведение и передать его содержание в соответствии с характером и стилем, – пишет Л Н. Раабен – Ауэр считался очень хорошим интерпретатором сонат Баха, скрипичного концерта и квартетов Бетховена. На его репертуаре сказывалось также воспитание, полученное у Иоахима, – от своего учителя он воспринял любовь к музыке Шпора, Виотти».

В одной из рецензий 1880 года можно прочитать: «У г-на Ауэра нет той силы, энергии, того размаха, которыми обладал покойный Венявский, нет той феноменальной техники, которою отличалась игра Сарасате, но у него есть не менее ценные качества; это – необыкновенное изяществе и округленность тона, чувство меры и в высшей степени осмысленна музыкальная фразировка и отделка самых тонких штрихов; оттого его исполнение отвечает самому строгому требованию».

Игра скрипача неизменно вызывала восхищение слушателей: «Г. Ауэр сделал, кажется, еще успехи в технике… Чистота его игры поразительна… Серьезный и строгий художник… одаренный способностью к блеску и фации… вот что такое г. Ауэр». Так отзывались о нем в прессе после концертов 1901 года. А через год в другой рецензии было написано, что Ауэр «с годами, кажется, играет все сердечнее и поэтичнее, все глубже захватывая слушателя своим прелестным смычком».

В газете «Новое время» в 1904 году был напечатан русский перевод одной шутливой рецензии о концерте Ауэра в столице Голландии: «…Русский, и притом в единственном числе, выиграл сражение, взявши в плен не менее 2000 пленных. Что еще более поразительно, это отсутствие раненых и убитых. Оружием был Страдивариус, место боя – „Дворец искусств и наук“, пленные – большей частью женщины. Победителем явился г. Ауэр…»

Наиболее точную характеристику исполнительского мастерства Ауэра дал Оссовский: «Небольшой от природы, но обаятельный в своей нежной певучести тон скрипача с годами стал еще меньше. Пальцы утратили уже, часть былой упругости и смелой беглости. В правой руке моментами также, уж не хватает полной уверенности… Но зато какое наслаждение любоваться этой дивной законченностью художественной передачи. За нею забываешь и все безжалостные изъяны времени. Каждая фраза спета с изяществом и выразительностью, такими, – в которых ни единой ноты нельзя тронуть, чтобы не испортить выдержанности и убедительности целого…

Колоссальностью темперамента Л. Ауэр никогда не поражал, – это не Венявский и не Изаи. Но сколько непосредственной жизни в его игре и какою теплотою проникнута она, начиная уже с самого тона! При этом на ней лежит один общий, трудно определимый словами, но только одному Ауэру свойственный отпечаток вкрадчивой мягкости и округленности, с одной стороны, и задорной грации, порой даже щеголеватости, с другой».

Навсегда Ауэр сохранил любовь к камерной музыке. В России он неоднократно играл с А. Рубинштейном. В 1880-е годы выступал с известным французским пианистом Л. Брассеном, а в 1890-е играл с д'Альбером. Привлекали внимание и сонатные вечера Ауэра с Раулем Пюньо. Но особняком стоит дуэт Ауэра с А. Есиповой, который в течение многих лет радовал ценителей музыки.

Этот ансамбль – крупнейшее явление в русском инструментальном исполнительском искусстве конца XIX – начала XX века. Знаменитая русская пианистка давала с Ауэром ежегодные серии сонатных вечеров с 1895-го вплоть до ноября 1913 года.

О дуэте с восторгом вспоминал много лет спустя известный русский музыкальный критик В. Г. Каратыгин: «Их совместная передача классической музыки давала впечатление идеальной чистоты стиля, абсолютной стройности и цельности художественной концепции, ансамбля редкой красоты».

До 1883 года Ауэр жил в России как австрийский подданный, а затем принял русское подданство. В 1896 году ему было пожаловано звание потомственного дворянина, в 1903 году – статского советника, а в 1906 году – действительного статского советника.

О личной жизни Ауэра известно не так много. В частности, остались воспоминания скрипачки-любительницы А.В. Унковской Она занималась у Ауэра, когда была еще девочкой. «Однажды в доме появился брюнет с небольшой шелковистой бородкой; это и был новый учитель по скрипке – профессор Ауэр. За занятиями следила бабушка.

Темно-карие, большие, мягкие и умные глаза его внимательно смотрели на бабушку, и, слушая ее, он как будто анализировал ее характер; чувствуя это, бабушка, видимо, смущалась, старенькие ее щеки краснели, и я заметила, что она старается говорить как можно изящнее и умнее – говорили они по-французски».

23 мая 1874 года Ауэр женился на Надежде Евгеньевне Пеликан, родственнице тогдашнего директора консерватории Азанчевского, происходившей из богатой дворянской семьи. От этого брака у Ауэра было четыре дочери: Зоя, Надежда, Наталья и Мария. Музыкант купил великолепную виллу в Дуббельне, где семья жила летом месяцы Дом его отличался хлебосольством и гостеприимством, в течение лета сюда съезжалось множество гостей.

В 1915–1917 годах Ауэр выезжал на летние каникулы в Норвегию. Здесь он отдыхал и одновременно работал, окруженный учениками. В 1917 году Ауэр остался в Норвегии и на зиму. Здесь его и застала Февральская революция.

Б.О. Сибор пишет: «Искусство было всепоглощающей страстью всей жизни Ауэра, остальное как бы служило фоном к этому основному – к его музыкально-педагогической жизни. Я нередко думаю, что Великую Октябрьскую революцию он, вероятно, расценивал только как некую помеху своим личным делам и привычкам, своему каждодневному, налаженному годами режиму труда. Думается, что его отъезд за границу в какой-то мере был попыткой восстановить временно утраченный ритм трудовой жизни, поисками возможностей жить и работать в соответствии со своими правилами и принципами».

7 февраля 1918 года Ауэр с учениками сел на пароход в Дании и отправился в Нью-Йорк. В США Ауэр продолжал педагогическую работу. Однако американский период жизни музыканта главным образом отмечен изданием целого ряда его книг: «Среди музыкантов», «Моя школа игры на скрипке», «Скрипичные шедевры и их интерпретация», «Прогрессивная школа скрипичной игры», «Курс игры в ансамбле» в 4-х тетрадях.

Второй женой Ауэра стала пианистка Ванда Богутка Штейн. Роман их начался еще в России, а официально их союз был оформлен в 1924 году.

До конца своих дней музыкант сохранял замечательную бодрость, работоспособность, энергию. Его смерть была для всех неожиданностью. Будучи в Германии, однажды вечером, выйдя на балкон в легком костюме, Ауэр простудился и через несколько дней – 15 июля 1930 года – умер от пневмонии.

ЭЖЕН ИЗАИ
/1858-1931/

Изаи – национальная гордость бельгийского народа. Он стал истинно национальным художником, унаследовав лучшие качества бельгийской и родственной ей французской скрипичных школ: интеллектуализм в осуществлении самых романтических замыслов, ясность и отчетливость, элегантность и изящество инструментализма при огромной внутренней эмоциональности.

Дж. Энеску писал: «Изаи был гигантом. Его титаническая натура проявлялась особенно в музыке. Когда он исполнял Баха, его манера, может быть, не отличалась особенной строгостью, зато глубоко волновала своей глубиной и огромной силой чувства».

Изаи родился 6 июля 1858 года в шахтерском пригороде Льежа Его отец – Никола – оркестровый музыкант, дирижер салонных и театральных оркестров, и стал первым педагогом сына. «Рука его была тяжела, но без его твердого обращения я бы никогда не достиг результата и не стал бы тем, чем стал, – писал позднее Эжен Изаи. – Бесспорно, отец был моим истинным учителем. Если в дальнейшем Родольф Массар, Венявский и Вьетан открыли для меня горизонты, касающиеся интерпретации и технических приемов, то искусству заставить скрипку говорить научил меня отец».

Обучаться игре на скрипке Эжен начал с четырех лет. А поскольку семья была большая (5 детей) и нуждалась в средствах, то уже в семь лет юный музыкант играл в театральном оркестре.

В том же 1865 году мальчика определили в класс Дезире Хейнберга Льежской консерватории. Хотя спустя полтора года Эжена удостоили второй премии, успехи были меньше, чем можно было ожидать от такого одаренного мальчика. Главная причина – совмещение учебы и работы. В 1868 году умерла мать, что еще более затруднило быт семьи. Через год после ее смерти Эжену пришлось покинуть консерваторию.

До 14 лет Изаи занимался самостоятельно. Он много играл на скрипке, изучая произведения Баха, Бетховена и обычный скрипичный репертуар.

К счастью, игру Эжена услыхал Вьетан. Он был восхищен дарованием юного музыканта и настоял на том, чтобы мальчик вернулся в консерваторию. На этот раз Изаи зачислили в класс Массара.

Вскоре Эжена отметили первой премией, а затем золотой медалью. Директор консерватории профессор Т. Раду, пораженный естественностью его игры, заметил: «Он играет на скрипке так, как птицы поют».

Через два года молодой скрипач покинул Льеж и направился в брюссельскую консерваторию, где учился в классе скрипки, возглавляемой Венявским. У него Эжен занимался два года, а закончил образование у Вьетана в Париже. Много позднее, в день столетия со дня рождения Вьетана Изаи сказал: «Он указал мне путь, открыл глаза и сердце».

Нелегким оказался путь Эжена Изаи к концертной эстраде и мировому признанию. С 1879 по 1882 год Изаи вынужден был работать концертмейстером в известном берлинском оркестре В. Бильзе, выступления которого происходили в кафе «Флора». Пресса каждый раз отмечала великолепные качества его игры – выразительность, вдохновение, безукоризненную технику.

Среди слушателей Изаи того времени были такие выдающиеся музыканты, как Ференц Лист, Клара Шуман, Антон Рубинштейн. Последний и настоял на уходе Изаи из оркестра: «Вы не должны здесь оставаться, – сказал ему великий русский пианист. – Вы постигли все секреты инструмента и заслуживаете лучшего окружения, которое несомненно симпатично, но мало соответствует вашему таланту. Отправляйтесь со мной, и я направлю вас на путь, по которому вы должны следовать».

Поездка по Скандинавии была успешной Изаи часто играл с Рубинштеином, давая сонатные вечера. Русский музыкант стал не только его партнером, но другом и наставником.

«Не поддавайтесь внешним проявлениям успеха, – учил он, – всегда имейте перед собой одну цель – трактовать музыку соответственно вашему пониманию, вашему темпераменту, и, особенно, вашему сердцу, а не просто нравиться. Истинная роль музыканта-исполнителя заключается не в том, чтобы получать, а в том, чтобы давать…»

После турне по Скандинавии Рубинштейн содействовал Изаи в заключении контракта на концерты в России. Первые гастроли скрипача состоялись летом 1882 года.

Концерты проходили в популярном в то время концертном зале Петербурга – Павловском курзале. Изаи имел большой успех.

Так начались длительные связи Изаи с Россией. Бельгийский музыкант бывал в нашей стране больше десятка раз. Последний раз он сыграл в России перед Первой мировой войной.

А в январе 1883 года Изаи гастролировал в Москве, Петербурге, Киеве, Харькове, Одессе.

В «Одесском вестнике» появилась пространная статья, в которой писалось: «Г. Исайе пленяет и очаровывает задушевностью, одушевленностью и осмысленностью своей игры. Под его рукой скрипка превращается в живой, одушевленный инструмент, она мелодично поет, трогательно плачет и стонет, и любовно шепчет, глубоко вздыхает, шумно ликует, словом, передает все малейшие оттенки и переливы чувства. Вот в чем сила и могучее обаяние игры Исайе…»

Большое значение для Изаи имело его выступление в 1885 году в Париже в одном из концертов Эдуарда Колонна. После того концерта перед молодым скрипачом раскрылись двери в высшие музыкальные сферы Парижа.

«Он близко сходится с Сен-Сансом и начинающим в ту пору малоизвестным Сезаром Франком; он участвует в их музыкальных вечерах, жадно впитывая новые для себя впечатления, – пишет Л.Н. Раабен. – Темпераментный бельгиец привлекает к себе композиторов поразительным1 талантом, а также готовностью, с которой он отдается пропаганде их произведений. Со второй половины 80-х годов именно он прокладывал дорогу большинству новейших скрипичных и камерно-инструментальных сочинений французских и бельгийских композиторов. Для него написал в 1886 году Сезар Франк скрипичную Сонату – одно из величайших произведений мирового скрипичного репертуара. Франк переслал Сонату в Ар-лон в сентябре 1886 года, в день женитьбы Изаи на Луизе Бурдо.

Это был своего рода свадебный подарок. 16 декабря 1886 года Изаи впервые сыграл новую сонату на вечере в брюссельском „Артистическом кружке“, программа которого состояла целиком из произведений Франка. Затем Изаи играл ее во всех странах мира. „Соната, которую Эжен Изаи пронес по свету, была для Франка источником сладкой радости“, – писал Венсан д'Эндя. Исполнение Изаи прославило не только это произведение, но и ее творца, ибо до того имя Франка было мало кому известно».

Ценное наблюдение в отношении скрипичных приемов Изаи сделал К. Флеш: «В 80-х годах прошлого века великие скрипачи не применяли широкой вибрации, а использовали только так называемую пальцевую вибрацию, в которой основной тон подвергался лишь незаметным колебаниям. Вибрировать на относительно невыразительных нотах, не говоря уже о пассажах, считалось неприличным и нехудожественным. Изаи был первым, кто ввел в практику более широкую вибрацию, стремясь вдохнуть жизнь в скрипичную технику».

С 1886 года Изаи поселяется в Брюсселе, где вскоре вступает в «Клуб двадцати» – объединение передовых художников и музыкантов.

Концертная деятельность Изаи в Брюсселе сочетается с педагогической. С 1886-го до 1898 года Эжен Изаи был профессором Брюссельской консерватории и воспитал за это время много отличных скрипачей. Среди учившихся у Изаи можно назвать таких видных музыкантов, как А. Дюбуа, М. Крикбум, М. Ван-Несте, П. Коханьский, Р. Бенедетти, В. Примроз, А. Маршо, Д. Бруншвиг, А. Бахман, Л. Персингер, А. Де Рибопьер и многие другие.

Покинуть консерваторию заставила артиста концертная деятельность, к которой его по склонности натуры влекло больше, чем к педагогике. Осенью 1894 года Изаи впервые посетил США, где, как и в Европе, завоевал славу. Он писал жене о том, что поселившиеся в Америке артисты «зарабатывают много денег, но не пользуются уважением».

С огромным успехом скрипач выступает в городах Бельгии, Франции, России, Италии, Австрии, Германии, Швейцарии, Англии, Испании, Португалии, Швеции, Норвегии, Финляндии и многих других стран мира. Ангажементы следуют один за другим. Изаи ведет крайне напряженную жизнь концертанта-гастролера, играя подряд 14–15 концертов за такое же количество дней, каждый раз в другом городе. Несмотря на это и на полученную еще в юности травму руки, которая время от времени давала о себе знать, Изаи был вполне удовлетворен и счастлив: «Я чувствую себя счастливее всего, когда я играю Тогда я люблю все в мире. Я даю волю чувству и сердцу…»

Известный английский дирижер Генри Вуд с восторгом вспоминал свои репетиции и выступления с Изаи в 1899 году «В те дни я научился у этого великого человека большему, чем у всех других вместе взятых». Далее он продолжил: «Больше всего меня поразило его „пение на скрипке“ и превосходное rubato. Многие исполнители усвоили какое-то неопределенное, растянутое rubato, которое оставляет дирижера как бы висящим в воздухе. Именно в тот момент, когда он думает, что солист собирается ускорить темп, тот поступает наоборот и замедляет пассаж. С Изаи я никогда этого не чувствовал. Я точно знал, что он намеревался делать, и, естественно, следовал за ним. Его rubato было таким, что если он занимал, то добросовестно отдавал в пределах четырех тактов. Аккомпанировать ему было истинным наслаждением».

«Выполнять обозначенные нюансы – это еще не все, – говорил Изаи, – надо уметь их хорошо выполнять. А иногда надо уметь и воздерживаться от их применения». Таким образом, в его понимании сочетались свобода и обусловленность исполнительского творчества.

В 1902 году музыкант купил виллу на берегу реки Маас и дал ей поэтическое название «La Chanterelle». Здесь Изаи отдыхал, наслаждаясь не только природой, но и музыкой, без которой вообще не мыслил своего существования. Он занимался сам, давал уроки и консультации, играл в камерных ансамблях.

К 1910 году здоровье Изаи сильно пошатнулось. Напряженная концертная деятельность не могла не сказаться. Она вызвала сердечное заболевание, нервное переутомление, развился диабет, обострилась болезнь левой руки. Врачи настоятельно рекомендовали артисту прекратить концерты. «Но эти врачебные средства означают смерть, – писал Изаи жене 7 января 1911 года. – Нет! Я не изменю своей жизни артиста до тех пор, пока у меня останется хоть один атом силы; пока я не почувствую упадок воли, которая меня поддерживает, пока мне не откажут пальцы, смычок, голова». И Изаи продолжал гастролировать.

Первая мировая война застала Изаи отдыхающим на вилле «La Chanterelle». С трудом добравшись до Дюнкерка, Изаи с семьей в рыбачьей лодке переправился на другую сторону Па-де-Кале и поселился в Лондоне.

В период войны концертная жизнь в Европе почти замерла. Лишь один раз Изаи выезжал с концертами в Мадрид. Поэтому он охотно принял предложение поехать в Америку и отправился туда в конце 1916 года. Поначалу он много концертировал. А в 1917 году стал главным дирижером симфонического оркестра в Цинциннати. На этом посту его и застало окончание войны.

«Окончился этот невыразимый ужас, – писал Изаи жене, – эта чудовищная бойня, скосившая столько сильных жизней, породившая столько несчастных вдов, скорбящих, мучеников, столько преступников и героев!»

Изаи смог приехать на родину только летом 1919 года. Но условия четырехлетнего контракта заставили его вновь вернуться в Цинциннати, и только летние месяцы он старался проводить в Бельгии.

Окончательно вернулся в Бельгию музыкант в 1922 году. Пошатнувшееся здоровье и преклонный возраст не позволили ему вести концертную деятельность. Последние годы он в основном посвятил композиции.

Большую поддержку оказала артисту, особенно после смерти его жены, последовавшей в 1924 году, его ученица Жанетта Денкен. Спустя несколько лет Изаи женился на ней. Жанетта заботилась о нем, старалась оберегать его от волнений и чрезмерной работы.

В конце 1920-х годов здоровье Изаи окончательно расстроилось: резко усилились диабет, сердечное заболевание. В 1929 году ему ампутировали ногу. 12 мая 1931 года великий скрипач скончался.

Вспоминаются слова замечательного французского скрипача Жака Тибо, хорошо знавшего Эжена Изаи. «Благодаря ему скрипичное искусство возродил дух свободы, свободы не анархической, а основанной на самой глубокой любви к своему искусству, на самом широком его понимании».

А вот что сказал большой друг музыканта Пабло Казальс: «Каким огромным художником был Изаи! Когда он появлялся на эстраде, казалось, что выходит какой-то король. Красивый и гордый, с гигантской фигурой и обликом молодого льва, с необычайным блеском глаз, яркими жестами и мимикой – он сам уже представлял собою зрелище. Я не разделял мнения некоторых коллег, упрекавших его в излишних вольностях в игре и в чрезмерной фантазии. Надо было учитывать тенденции и вкусы эпохи, в которую формировался Изаи. Но самое важное это то, что он сразу же покорял слушателей силой своего гения».