Текст книги "Царь с востока"

Автор книги: Дмитрий Хван

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 14

    Томск – Ангарск, весна 1660.

    Дорога домой, на берега Ангары, заняла у ангарцев больше времени, нежели недавнее путешествие на Волгу. На сей раз у Грауля и Карпинского не было необходимости спешить к установленному сроку. Поэтому во время пути по Сибирскому тракту у товарищей было достаточно времени обдумать и, главное, осмыслить прямое приглашение Ордина-Нащёкина об утверждении на московском, а теперь, стараниями Никиты Ивановича, и на виленском троне, сибирского кандидата. Радиоотчёт о встрече с Афанасием Лаврентьевичем был отправлен из Нижнего сразу после прощания с боярином. В этом коротком сообщении нужно было лишь успокоить Ангарск – мол, всё ситуация держится под контролем, поводов для беспокойства нет, остальную информацию доведём на собрании после прибытия в столицу Сибирской Руси. Сам тракт радовал – дорога в Сибирь год от года хорошела, на неё, словно на связующую нить, нанизывались новые городки, посёлки. Среди тайги вырастали маковки деревянных сельских церквушек, а затем и вздымались каменные колокольни городских соборов. В безлюдных прежде местах появлялись торжища, постоялые дворы, походившие на те, сделанные под старину гостинично-банные комплексы, кои Грауль прежде видел в Карелии во время отпуска. От Сибирского тракта отходили и иные дороги, которые Павлу привычно было именовать стратегическими. Так, некоторые из них вели на застраиваемые крепостицами берега Иртыша, на осваиваемый с помощью десятка ангарских специалистов Рудный Алтай, в Кузнецкую степь.

    В конце марта небольшой ангарский обоз на трое суток задержался на одном из постоялых дворов близ окраин Томска. Местные воеводы захотели встретиться со знатными представителями соседней державы, пригласив Грауля и Карпинского посетить воеводскую усадьбу, что находилась внутри Томского кремля. Стены Томска, его укрепления, стоявшие на южном мысу Воскресенской горы, возвышающейся над правым берегом реки Томь, вызывали у гостей искреннее уважение. Прежде город не раз подвергался нападениям и джунгарских вассалов, а с недавнего времени и их соперников – телеутских князей Коки и Мачика. Стрелецкий гарнизон, томские казаки и поселенцы всякий раз отбивали атаки неприятеля с большим для него уроном, заставляя врагов уважать имя русское в этих землях. Телеуты, дважды разгромленные томичами и верными им местными племенами, три года назад приняли русское подданство, послав своих представителей к великому царю урусов, и с тех пор Томск перестал быть пограничным городом. А длящаяся в Джунгарии почти что с десятилетие клановая война за власть способствовала дальнейшему продвижению Руси на юг Сибири – один за другим переходили в русское подданство улусы, прежде платившие дань джунгарам, переметнувшиеся теперь к новой силе.

    Приглашение воевод, естественно, было принято, но вначале, после устройства на Ангарском дворе Томска, Карпинский посетил, что называется, фирменный магазин ангарских товаров. Он представлял собой огромный склад, в пристройке к которому находились стенды с закреплёнными на них образцами имеющихся в наличии товаров – тут можно было купить всё, начиная от гвоздя, топора и шила и заканчивая увеличительной трубой, однозарядной винтовкой и картой той или иной местности Сибири, которая принадлежала Руси.

    Там, в магазине, к Карпинскому сразу же подошёл директор торговой точки – Макар Осипов, бывший мальчик на побегушках при купеческом приказчике, сбежавший с торговым караваном в Ангарию. После учёбы в школе, а затем и на экономическом факультете АГУ, Макар попал на стажировку в один из магазинов Енисейска, где добросовестный продавец проявил смекалку и самостоятельность. Вскоре Осипову была доверена должность заместителя директора красноярского магазина, а спустя год он возглавил томский филиал Ангарского торгового дома.

    – Пётр Алексеевич, вас купцы ярославские спрашивали, – заговорил Макар, – прознали, что ваш обоз в городе. Только тут были...

    – И чего же они от меня хотят? – рассматривая стенд с развешанными на нём пилами и фуганками, проговорил Карпинский.

    – Винтовки купить желают! – развёл руками директор.

    – Разве они не знают правила? – посмотрел на молодого управленца Пётр. – Или у них экспедиция?

    – Знают, – кивнул Осипов. – Я лично всё рассказал, что да как – что винтовки заказаны под походы, русским государем утверждённые – на Аляску да острова алеутов да в остроги саянские.

    – Так в чём же дело? – остановившись у витрины с ножами, задумчиво произнёс Пётр.

    – Не унимаются купцы, – махнул рукой Макар. – Верно, скоро уж тут будут...

    И правда, в сей же миг в магазин буквально ворвались трое рослых бородачей, насторожив персонал и двух стрельцов, деловито переговаривавшихся у витрины с ремнями и патронными сумками. Впереди, выставив объёмный живот, вышагивал старший среди гостей, оказавшийся дядькой двум родным братьям, едва поспешавшим за родичем.

    – Ты и есть Пётр Ляксеич, что ли? – рокочущим голосом вопросил передний купец, явственно смягчив тон, насколько это было возможно, и принялся теребить в руках свою шапку.

    – Я и есть, – сощурив глаза, Карпинский с интересом оглядел гостя с ног до головы. – А тебя как звать да по батюшке величать и что за дело у тебя такое, что винтовки наши надобны?

    – По батюшке... – хмыкнул удивлённый ярославец и оглянулся, обменявшись взглядом с родичами. – Звать меня Иван, а по батюшке Гурьевич. То племянники мои – Афанасий да Николай, они Михайловичи. А все мы – Назарьевы. Слыхал аль нет?

    – Нет, – улыбнулся Пётр, посмотрев на ставшего важным купца. – Не слыхал. Так какое дело у тебя, Иван Гурьевич?

    – Дело то не для лишних ушей, – чуть ли не зашептал Назарьев, озираясь на стрельцов, подобравшихся ближе к ярославцам да на новых посетителей магазина.

    – Вот как... – протянул ангарец. – Что же, тогда обожди малость, мил человек, я со своими людьми переговорю, а потом милости прошу ко мне на Ангарский двор.

    – Благодарствую! – приложив ладонь к сердцу, пробасил купец с донельзя довольным видом.

    Закончив дела в магазине, Карпинский вышел на крыльцо, где, зажмурившись, задержался ненадолго, обратив лицо к тёплому солнечному свету и слушая весёлый птичий гомон, после чего вдохнул полной грудью свежего воздуха и, подойдя к возку, решил сесть рядом с возницей, а не залезать внутрь. Вскоре небольшой караван повозок отправился дальше, к ангарской миссии, уминая полозьями рыхлый и ноздреватый апрельский снег. Последним ворота Ангарского двора проехал возок ярославцев. Купцам указали на главное здание миссии – основательное двухэтажное строение из камня с деревянной мансардой и двумя флигелями, окна которого яркими бликами сверкали на солнце. Пройдя покрытые искусной ковкой высокие двойные двери, меж которыми на полу лежала грубая ткань, на которую ангарцы сбили с обуви снег, купцы оказались в ярко освещённом холле. Ярославцы немного оторопели от ударившего в глаза света, принявшись осматриваться вокруг. В просторном помещении с выбеленными стенами и высоким потолком, в который упирались два ряда колонн, стояли диваны и низкие столики при них, за которыми сидело с десяток человек. Полы были устланы циновками, а в каждом из углов залы стояли большие кадки с растущими там деревцами. Слышался негромкий гул голосов, приглушённый смех. Немного поодаль, у входа на лестницу с обеих сторон на стенах висели высокие зеркала.

    – Ишь ты, зерцала какие, – хмыкнул один из братьев Назарьевых, потрепав вихры на макушке.

    Ярославцам предложили пройти далее, подведя будто бы к торговой лавке, за которой стоял пожилой, но крепкий мужик. Гостям, к их явному неудовольствию, пришлось сдать старику-гардеробщику свои богатые кафтаны и меховые шапки, только потом их пригласили пройти по широкой лестнице на второй этаж, в комнату для деловых переговоров, где их ожидали ангарцы. Грауль и Карпинский приветствовали гостей, пригласив сесть на диванчик, а сами присели напротив. Вскоре в кабинет принесли чай и пару вазочек со сладостями и орехами. Когда за юношей, принесшим угощение, закрылась дверь, Грауль предложил ярославцам озвучить то важное дело, ради которого они прибыли в Томск за винтовками.

    – Да что Томск! – решительно рубанул рукою Иван. – Мы бы и до Ангары добрались! Верно?

    Племянники молча и степенно кивнули в унисон. Ангарцы молчали, ожидая продолжения.

    – Мы ишшо в Тобольске хотели винтовальных мушкетов купити, всё одно же – нету, говорят. А дело наше – до дальних землиц добраться да выгоду свою взять.

    – Какая ваша выгода? – проговорил Грауль, нахмурившись. – Зверя добывать у местного люда?

    – А то и зверя! – отвечал Назарьев.

    – Где землицу-то присмотрели? – добавил Карпинский, поставив чашку на столик.

    – А путь наш на Алясочку лежит – так ту землицу называют. Нешто не поход? Вот нам мушкеты и надобны, – купец развёл руки в стороны, мол, в праве мы купить. По уговору.

    – Лихо! С Ярославля – на Аляску за мехом, – c невозмутимым видом проговорил Павел. – Неужели ближе охотных мест нету?

    Купец предпочёл отмолчаться.

    – Иван Гурьевич! – широко улыбнулся Карпинский. – Ты не в воеводской избе, и не в приказной. Лишних ушей у нас нет, как нет и говорливых языков. Говори, как есть!

    Иван опустил голову, исподлобья оглядев родичей, а затем и ангарцев:

    – Золотишка хотели поискать на Алясочке, слыхали мы, будто есть там жилы... – проговорил он. – А винтовки нужны от лихих людишек оборонится да от тамошних жителей. Бают, они в бою искусны да доспешны.

    – Сколько у тебя людей, Иван Гурьевич? – сухо спросил Грауль.

    – Сотня да ещё немного, – отвечал Назарьев. – Из них литвы двадцать человек.

    – Нормально, – кивнул Карпинский. – А что дальше хочешь – до Охотска добраться?

    Купец кивнул:

    – А там корабли снарядить да по морю иттить.

    После этих слов в кабинете повисла пауза. Павел и Пётр молчали, каждый что-то обдумывая. Вскоре ангарцы обменялись несколькими тихими фразами, из которых Назарьев смог разобрать лишь нечто вроде 'Лифорнии'. Ярославцы напряжённо ожидали ответа ангарцев. Наконец, Грауль, решившись, чуть подался вперёд:

    – В общем так, Иван Гурьевич, винтовки ты получишь в Енисейске... Но! Предлагаю тебе ехать с нами в Ангарск, чтобы обговорить твоё дело более обстоятельно. Есть у нас предложение, которое, может статься, сулит большие выгоды, как для тебя, так и для нас.

    – Я на то согласный! – довольный купец встал с места, протягивая руки ангарцам. – А ну, Колька, Афанаська! Собирайте людишек!

    – Да уж поспешай, – встал с места и Грауль. – Бог даст, завтра тронемся в путь. Реки скоро вскрываться ото льда начинают. Две недели у нас есть до Красноярска добраться.

    Последующая встреча с воеводами Томска прошла буднично – долгие разговоры, взаимные восхваления да бесконечные здравицы в честь государя Никиты Ивановича и царя Сокола Сибирского – и утро следующего дня вследствие обильного ночного застолья стало весьма тяжким для ангарцев. Однако караван, к которому присоединились ярославцы, ещё затемно ушёл из Томска на восток.

    Ангарский кремль, лето 1660.

    Это непривычно жаркое лето становилось особенным, решающим для будущего не только Ангарской державы, но и для соседней с нею Руси. Хоть и здоров да крепок телом был русский государь, но не было у него наследников. Многие говорили о скорой борьбе за престол, который окажется пустым после смерти царя. Желающих же занять его становилось всё больше – разные языки шептались и в Москве, и в Вильне об измене Долгоруковых, будто бы Софроний Алексеевич хвалился о том, что займёт место Романова, о каких-то королевичах из Европы – якобы Никита Иванович отдаст трон иноземцам, то ли датскому принцу, то ли ещё кому.

    За Волгой, однако, этих разговоров уже и слыхом не слыхивали – а за Уралом и вовсе темы таковой не поднималось. А вот в Ангарском кремле идея Ордина-Нащёкина сотоварищи наделала немало шума. По прибытию Карпинского с Граулем в столицу было немедленно созвано совещание для обсуждения результатов встречи с Афанасием Лаврентьевичем. Потенциальный наследник московского трона – ангарский школьник Владимир Романов также прибыл в Ангарск из Удинска, где мальчуган проходил военные сборы. До сих пор паренёк и не догадывался о своих монарших перспективах, а вот его матушка – Мария Милославская уже была осведомлена о планах первоангарцев, отчего сильно опечалилась – видимо, тщётно остаток дней своих Мария желала прожить в тишине и покое.

    Ступив на причал Ангарска, Грауль с Карпинским первым делом отправились домой – повидать детей да успокоить своих жёнушек. После в баню, а уж потом в кремль, на совещание. И вот уже битый час дверь в кабинет была крепко закрыта – пятеро первоангарцев обдумывали свои дальнейшие действия, расположившись за широким столом.

    – Значиться так... – расцепив пальцы рук, Соколов устало прикрыл глаза и несколько секунд не спеша массировал лоб. – Мою кандидатуру Афанасий предложил из дипломатической вежливости, это понятно. Да и старый я уже... А наших людей на московский трон сажать нечего – на Руси своя династия.

    – Согласен с тобой, Вячеслав, – кивнул Петренко, прибывший из Владиангарска вместе со своими товарищами. – Ведь, случись что, в Москве первым делом вспомнят, что царь – ненастоящий.

    – Теперь уж в Вильне, – усмехнулся Грауль. – Да и скоро уж не царь править на Руси будет, а – подымай выше, император!

    – Думаю, как раз к миру с турками и приурочат новый титул Романова, – проговорил Карпинский.

    – Насколько я знаю, именно Никита и вынудил мать Владимира бежать из Москвы, – произнёс Ярослав Петренко. – Как он отнесётся к возвращению сына Милославской?

    – За Никиту ничего сказать не могу, – проговорил Пётр, – не общался с ним.

    – Петя, так не потому ли Афанасий говорил, что трон следует занять вовремя – то есть у самого Никиты и не будет возможности противиться оному? – повернулся к товарищу Грауль, на что тот ответил согласным кивком головы.

    – Не думаю, что тот же Ордин-Нащёкин или Патриарх Павел станут противиться пришествию Владимира, наоборот – спасшийся в Сибири волей Господа законный наследник не принесёт с собою смуты. Разве нет? Ведь им что надо? – размышляя, говорил Соколов.

    – Надеюсь, я понял Афанасия, – отвечал Павел. – Он не корыстен сверх меры, искренне заботится об Отечестве и желает Руси только хорошего. Властен – возможно да, но минусов от его властности я не предполагаю. Влияние на юношу он окажет, но не дурное и это главное. Кроме того, я буду при Владимире и помогу ему в любом случае.

    – Как там наш Романов? – обвёл взглядом присутствующих молчавший прежде Кабаржицкий.

    – В читальном зале сидит, – улыбнулся Карпинский. – Недовольный...

    Первоангарцы обсуждали Владимира Романова – сына бывшего русского государя Алексея Михайловича, родившегося в Тобольске и очутившегося в Ангарии. Ныне же всерьёз допускалось возвращение Владимира на Русь, откуда его мать бежала в Сибирь от преследовавших партию боярина Морозова людей Никиты Романова. Как теперь встретят мальчишку в Москве? А пока ученик средней школы Ангарска был очень расстроен – ведь в прошлом году он уже пропустил военные сборы в Удинске и не участвовал в 'Зарнице' по причине малолетства – до двенадцати годов ему не хватило каких-то пары месяцев. В этот раз Володе стукнуло почти тринадцать – и парень вместе со своими друзьями отправился на пароходе в Удинскую крепость и начал готовится к военной игре, назначенной на последнюю неделю августа, и даже попал в команду 'синих', но... Дядька Павел, прибывший на пароходе к удинской пристани, забрал его обратно в столицу. Объяснением стали лишь немногие сухие слова, мол, 'дело очень важное, не только для тебя и твоей матушки, но и для меня и всех людей на Руси'. Володя был поражён, услыхав такие речи – дядька никогда не бросал слов на ветер.

    – Матушка, что же ты смотришь на меня жалеючи? – осторожно спросил Владимир у сидевшего напротив самого родного для него человека. – Не случилось ли что дурного?

    Милославская молча покачала головой, утерев платочком уголки глаз. Сын заметил, как она осунулась в последнее время, а сейчас ему показалось, что матушка даже постарела. Его тут же бросило в жар от такой мысли и защипало в носу. Романов поморгал, чтобы сбить накатывающуюся слезу. Вдруг раздались гулкие шаги в коридоре, что вёл в пустой читальный зал библиотеки, где они сидели – в тот же миг Мария будто бы сжалась и бросила быстрый взгляд на дверь, которая вскоре беззвучно отворилась. На пороге появился дядька Павел. Он увидел влагу, предательски выступившую на глазах Володи, и укоризненно нахмурился.

    – Мария Ильинична... Владимир... Пойдёмте со мной, – Грауль посторонился, пропуская их вперёд. – Вас уже ждут.

    Когда бывшая царица появилась в кабинете, все присутствующие мужчины поднялись со своих мест, а Соколов, приглашая Марию садиться, проговорил:

    – Мария Ильинична, да что же вы так переживаете? Никакой опасности для вашего сына не будет, я ручаюсь за его безопасность лично!

    Владимир почувствовал, что у него будто бы зашевелились недавно остриженные в Удинске волосы на затылке, но он встал с места и, глядя на самого Вячеслава Соколова спросил неожиданно для самого себя твёрдым голосом:

    – Что случилось, Вячеслав Андреевич, отчего матушка моя плачет? Почему я здесь?

    – Ты сядь, Володя... – дружелюбно отвечал Соколов. – Сядь да послушай.

    Вячеслав говорил спокойно, делая паузы, чтобы дать возможность молодому Романову осмыслить его слова. К чести мальчишки, он принял эти сведения серьёзно, совсем как взрослый – хотя неизвестно, как на его месте себя повёл бы и иной мужчина. Владимир сидел и сосредоточенно внимал речи царя Руси Ангарской, изредка кидая вопросительные взгляды на мать, а та молча кивала, мол, всё правда.

    – Вот так, Владимир Алексеевич, подумать тебе не предлагаю, ибо выбора у тебя нет, – закончил говорить Соколов. – Осталось только ещё лучше подготовить тебя к неизбежному.

    – Мы предполагали, что такой момент настанет, Володя, поэтому ты учился согласно методикам самого Акселя Оксеншерна, – добавил Кабаржицкий. – Очень жаль, что он не дожил до этого момента.

    – И... когда же мне уезжать? – мрачно выдавил из себя Романов.

    – Охо-хо! Не спеши! – Соколов огладил бороду. – Никита Иванович ещё крепок, наш врач постоянно при нём и случись что, мы узнаем об этом едва ли не первыми. А пока ты будешь учиться дальше, будто и не было нашего разговора сегодня. Никто не должен узнать об этом раньше времени. Ты меня понимаешь, Володя?

    – Да... – невесело кивнул парнишка, но, смекнув что-то, тут же просиял:

    – Значит, я успею на 'Зарницу'?

    – Несомненно! – улыбнулся Павел. – Пароход что сейчас стоит у причала, завтра отплывает на север.

    Мария Ильинична всё же собралась с силами и далее держалась молодцом, снова вживаясь в прежнюю роль матери наследника русского престола. Владимира вскоре отпустили с совещания, чтобы парень отдохнул от нахлынувших на него новостей и немного побыл с собой, обдумал всё хорошенько. Настал черёд Милославской – с ней говорили деликатно и как можно мягче, делая акцент на обеспечении безопасности сына покойного государя.

    – С ним постоянно будет наш отряд охраны, ведь мы заботились о Володе все эти годы и логичным будет факт его появления на Руси вместе с сибирскими телохранителями, – убеждал женщину Соколов. – И царская кухня будет под присмотром, и доктора будут наши люди, в общем – не волнуйтесь.

    Милославская молча кивала. В итоге согласие на возможное возвращение на Русь было от неё получено и все вздохнули с облегчением, после чего мужчины отправились на обед. За столом Карпинский напомнил о ярославцах, дожидавшихся встречи с царём сибирским.

    – Пётр, завтра ярославцами твоими займёмся! – с удовольствием вдохнув аромат грибного супа, воскликнул Вячеслав. – Сегодня я в университете буду занят до вечера, ты с Павлом часам к восьми заходи ко мне, всё обговорим. Володя, Ярослав, – обращаясь к гремящим ложками товарищам, сказал Соколов. – Вас я тоже жду.

    Утро следующего дня

    – А-а-а! Крестна сила!

    Внезапный сдавленный вопль, донёсшийся со двора, свалил Афанасия с лавки на застеленный плетёными циновками дощатый пол. Дядька Иван, почивавший на широкой кровати, тоже проснулся и, поводя осоловелым взглядом, силился понять, что вдруг случилось. Афанасий, поняв, что стоит на четвереньках, помотал головой, пытаясь прогнать остатки сна, после чего поднялся на ноги. В голове немного шумело – вчера купец здорово налакался местных наливок в кабаке, или, как его называли ангарцы – в баре. Причём упился ярославец задаром – добрые ангарцы угощали его щедро, свистели да хлопали его по плечам, когда тот затеял пляски под залихватские мелодии местных музыкантов, выступавших в том баре.

    – Нешто случилось что? – старший братец Николай приподнялся и резво встал со своей кровати, утирая сонное лицо. – Кто там вопил?

    – Верно, Кузёмка, подлец, – пробурчал Иван Гурьевич. – Ведь с тобою, Афонька, вчера плясал, будто юродивый в баре том, а сегодня, вишь, голосит...

    Застучали в сенях сапоги, смолкнув перед дверью в горницу. Тут дверь отворилась и, оттолкнув одного из купеческих слуг, за порог протиснулся приказчик Кузьма. Вид его был лихой – борода всколочена, глаза горят огнём, зубы лязгают от испуга. Ни дать, ни взять – тронулся умом приказчик!

    – Эй, Кузёмка! – поразился Афанасий, умываясь из тазика, что стоял на лавке у печи. – Ты ли это? Что приключилось, сказывай!

    – Там... Голос, будто бабий! Из ведра железного! Истинный крест! – затараторил Кузьма, сбиваясь от волнения.

    – Тьфу! Вот дурень, – проговорил Иван Гурьевич, одевая кафтан. – Как вчера языком молол с ведром ентим и страху не имал вовсе. А ныне – с пьяных глаз, нате, спужался!

    Племянники разом захохотали, припоминая, как упившийся приказчик на потеху собравшимся на площади ангарцам пытался перекричать репродуктор, из которого лился девичий голос, сообщавший всякие разные сибирские вести. Сами Назарьевы уже прознали, что за штука репродуктор и как из него голоса да музыка звучат, а потому снисходительно пожурили приказчика, приказав тому выспаться и более не появляться на людях в непотребном виде.

    – Стыдоба! Онгарцы перстом на тя кажут да смеются, дуралей! – держась обеими руками за широкий пояс, Иван Гурьевич с явным удовольствием корил сконфуженного Кузьму.

    – А то не видать тебе царя Сокола – не пустят в кремль! – вслед за дядькой ухмыльнулся Афанасий, садясь на лавку и ожидая, когда слуга расчешет волосы гребнем.

    – Дядюшка, – заговорил более серьёзный Николай. – Ты давеча хотел причалы осмотреть речные, пойдём ли?

    – Ладно, хорош лясы точить! – рявкнул Назарьев-старший. – Пошли-ка, прогуляемся да обговорим дела наши.

    И уже скоро небольшая процессия ярославцев в лице трёх купцов и держащихся за ними четвёрки крепких молодых приказчиков, неспешным шагом отправилась по залитой солнечным светом широкой Байкальской улице. То и дело мимо них проезжали повозки, причём те, что двигались вниз по улице, к причальным складам, в основном шли порожние, обратно же кони тянули гружёные телеги. Несмотря на погожий день, людей на улице было мало, а которые и попадались ярославцам, выглядели весьма занятыми. То молодой парень с кипой бумаг подмышкой, не меняя задумчивого и донельзя серьёзного выражения лица, обойдёт купеческую компанию, не забыв, впрочем, пожелать гостям столицы доброго дня, то пожилой ангарец в сопровождении нескольких отроков-учеников, одетых в одинаковые одежды с нарукавными нашивками в виде стилизованной домны, проходит сквозь Назарьевых, что-то бубня сопровождающим его и не обращая внимания на встречных.

    – ...вот потому-то свинцовые капли, падая по трубе из плавильни, что стоит наверху, в полёте и принимают круглую форму, становясь картечинами уже перед падением в чан с водой внизу... – услыхал скрипучий голос старика Афанасий, проводив сию компанию удивлённым взглядом, а приказчики и вовсе шарахнулись в стороны, освободив ангарцам середину дорожки.

    – Иван Гурьевич, – поравнявшись с дядькой, Николай заложил руки за спину и принялся вышагивать, подражая ему, – скажи, чего ждать от царя сибирского? Даст ли помочи, али затребует взамен людишек наших? Слыхал я, будто в людишках он нужду немалую имает, вот и...

    – Цыц, Николка! – оборвал его купец, нахмурившись. – Гляди, не ляпни оное при других! Наведёшь страху! Вона, приказчики наши – ишь, рожи как у борова отъели, а ныне от любого онгарца уворачиваются, будто сила то нечистая.

    – Так не без того, дядюшка! – яростно зашептал старший братец. – И пароходы, что сами по реке ходят, и крюк на цепи, что товарного веса подымает, будто сотня мужиков... Смрадом чёрным исходят, железом гремят да пыхтят, словно черти в бочке.

    – Ой-ой, Николка, – Назарьев остановился близ открытой в сторону улицы двери, над которой на цепочках висел, раскачиваясь по ветру, искусно вырезанный сапог и, смерив насмешливым взглядом племянника, проговорил:

    – Тот винтовальный мушкет, что ты в Енисейске взял, руку тебе не жжёт, аки пламень дьявольский? Много ли в нём нечистой силы? Вона, батя мой – и не такого слыхал на Яике от купцов, что до Хивы ходили! Ты лучше подумай о том, что ежели мы золотишка не достанем, то по миру пойдём! – повысил голос Иван Гурьевич и добавил авторитетно:

    – Царь Сибирский поможет, иному и не бывать! Я так думаю.

    Отставший от Ивана Афанасий, о чём-то поговоривший с одним из приказчиков, нагнал Назарьева и, озабоченно оглядываясь, сказал Ивану Гурьевичу:

    – Дядька Иван, Фролка говорит, будто от двора, что нам определили, за нами девка ходит... Приглядывает, небось.

    – И что с того, Афонька? Хорошо, что пригляд держит, ведь случись беда, вона – Николку от чертей оборонит враз, коли те из бочки полезут! – схватившись за живот, довольный своей шуткой купец в голос расхохотался. – Пошли, робяты! Нешто до темени к причалам иттить станем?

    Вскоре ярославцы попали на набережную, прошли по тенистой аллее, встретив там сидящих на лавочке двух стариков, с увлечением двигавших чёрные и белые кружочки по доске, рядом с которыми стояли трое пареньков, чесавших затылки. Сойдя с дорожки и спустившись по каменным ступеням лестницы к берегу, купеческая братия подошла к причальным строениям. Там, наблюдая за разгрузкой подведённой к берегу баржи да расторопной работой складских рабочих, Назарьевы пробыли до самого обеда, на который они были приглашены в кремль, стены которого были совсем недалече.

    – Что же, пора к царю Соколу идти... – только и успел проговорить Иван Гурьевич, когда его внимание привлекла та самая девка, которая следила за ярославцами от самого двора. Сейчас она снова появилась – рукою поманив ближайшего к ней Афанасия, она что то сказала ярославцу да мило улыбнулась, после чего ушла в сторону двухэтажного здания, стоявшего перед складами. А смущённый молодой купец вернулся к Назарьеву, сообщив, что на улице всю их компанию ждёт...

    – ...бричка... – закончил он, пожав плечами.

    – Что же, пойдём! – Иван Гурьевич первым отправился к каменной лестнице, ведущей к набережной.

    И правда, на улице стояла повозка, с вычурно вырезанным орнаментом, запряжённая двойкой парадно украшенных лошадей, а в возке том находились несколько рядов креслиц, на которых и расселись ярославцы. Назарьев был бесконечно доволен – ещё бы, проявленное к ним со стороны сибирского царя уважение дорогого стоило!

    – Прошу паны... – пожилой возница, одетый в богато расшитые едва ли не золотыми нитями одежды, с улыбкой приветствовал своих пассажиров, мешая русские и польские слова, а вскоре, сопровождаемая двумя конными даурами, бричка покатила к открытым настеж восточным воротам кремля.

    Купцов приняли в тронном зале, используемом ангарцами довольно редко. На этот раз для гостей из далёкого Ярославля открыли это просторное помещение, обставленное изящной корейской мебелью, стены которого были задрапированы расшитой тканью на манер французских гобеленов. Глаза входивших сюда моментально разбегались от обилия золотого и серебряного цветов, сверкающих зеркал, в которых отражались солнечные лучи, проникавшие в залу сквозь огромные составные окна, в которых помимо стекла использовалась и разноцветная слюда. Тут же на стенах висели несколько полотен одного из первоангарцев, который заново открыл в себе талант художника после того, как попал в этот мир. Он писал тот, покинутый им мир – виды больших городов с широкими проспектами, полными людей и автомобилей, акватории портов с огромными пассажирскими лайнерами, туристическими пароходами и яхтами, а также стройки с остовами зданий, высокими кранами, над которыми плыли облака.

    – Соцреализм... – уже давно бросил кто-то, увидев первые наброски автора.

    Теперь же бывший инженер с судоремонтного завода, помимо руководства участком на заводе, ещё и преподавал в железногорской школе факультатив по изобразительному искусству, создавая стиль того самого реализма.

    Назарьевы, после недолгого ожидания в холле, наконец были приглашены в помещение, где недавно принимали депутацию дючерских князцов, а около года назад побывали послы от джунгар. Войдя в тронный зал, купцы едва не повалились на пол, но предусмотрительно поставленные при входе гвардейцы-дауры подхватили их под руки, не дав свершится логичной, по мнению ярославцев процедуре.

    Отказать в глубоком поклоне сидевшему на возвышении Соколу не было возможности и после оного, Вячеслав милостиво приветствовал гостей, предложив им сесть за большой круглый стол, что стоял перед троном. Позже за стол сели Грауль, Карпинский и Лука Кузнецов, представитель Матусевича.

    – Итак, Иван Гурьевич, – начал Грауль, заставив сердце купца сжаться – при самом царе сибирском его, купца, вдруг взялись именовать отчеством, будто знатного дворянина или боярина!

    – Знаем мы, что привело тебя к нам. Знаем, куда ты желаешь попасть, поясни же теперь, почему желаешь так далеко забраться ради злата, коего и иных местах сыскать можно? – Да... Про иные места мне не ведомо... – замялся Иван, утирая рукавами кафтана обильно струящийся по вискам и шее пот. – А о золотишке том, мне точно ведомо. Был на той землице человечишко, он всё и обсказал...