Текст книги "Про человека с Эпсилон Кассиопеи (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Гарянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

21

Через пару дней перед вторым уроком к нему заглянула Наталья Михайловна. Она даже постучала, прежде чем войти. И вообще вид имела непривычно заискивающий. Только прическа, представленная свободолюбиво вьющимися кудрями, выдавала прежнюю непокорность. И глаза… В их карих радужках просвечивал какой-то хитрый замысел.

– Леонид Дмитриевич, – почти нежно произнесла она. – У вас же сейчас астрономия у десятого класса?

– Все правильно, – осторожно ответил Четыре_пи.

– А у меня окно, – подозрительно заискивающе сказала учительница. – Можно я поприсутствую?

– Интересуетесь астрономией?

– В некотором… смысле. Для восполнения пробелов, так сказать, – она, старательно отводила взгляд.

– Я не против, – Четыре_пи хотел было поискать скрытые смыслы в ее сознании, но не стал. В конце концов, сорвать урок у нее вряд ли получится. – Задние парты свободны. Выбирайте, присаживайтесь.

Во время занятия он периодически бросал взгляды на «камчатку». Наталья Михайловна была внимательна и серьезна. Даже делала пометки на листе бумаги. В общем, вид имела

заинтересованный. Четыре_пи рассказывал о космонавигации. Он смело расширил и развил тему, обозначенную в учебнике, и привычно погрузил класс в восприимчивый транс. Над присутствующими мерцали звезды, высвечивались маршруты, решались задачи по выбору условного пути между планет Солнечной системы. На доске выводились формулы орбит, углов и склонений, в руках вместе с мелом рассыпалась звездная пыль. За партами сидели уже не школьники – согласно штатному расписанию на своих местах располагался экипаж космического корабля. Вихрастые мальчишки и девочки с косичками, ставя кляксы в тетрадях в клеточку, летели за солнечным ветром. И на самой задней парте вместе с ними летела учительница по русскому и литературе.

Когда прозвенел звонок, никто не вскочил, не бросил письменные принадлежности. Капитан осторожно посадил звездолет на пожелтевшей травке рядом с застывшим гипсовым пионером. Вокруг еще вращались газовые гиганты, сигналили пульсары… но мужественный голос настоящего советского космического волка объявил, что полет закончен.

После урока Наталья Михайловна, дождавшись, когда класс опустеет, подошла к нему и теперь смотрела прямо, со странным комбинированным выражением почти детского восторга, удивления и даже почтения.

– Леонид Дмитриевич! Вы… вы… Вы точно с нашей планеты?

Четыре_пи резко напрягся и рефлекторно активировал психозащиту. Нужно признать, что

рефлексы дали сбой. Защита включилась с ощутимым и недопустимым запозданием. Теряю форму… Еще 30–40 местных суток, и полное служебное несоответствие.

– Москва – Кассиопея, – с мечтательным придыханием сказала Наталья Михайловна.

– Что, простите? – Она меня вычислила?! Как? Не может быть!

– Фильм такой, фантастический. Неужели не видели? Так вот, на этом уроке я правда полетела вместе с десятым классом. Куда-то очень далеко. Ах, хотела бы я уметь так вести уроки… Вы просто потрясающий учитель. За вами дети в огонь и в воду.

– Этого я от них не потребую, – Четыре_пи почувствовал себя неловко. Прежняя Наталья

Михайловна, ироничная и отстраненная исчезла. Перед ним стояла восхищенная школьница. И ресницы длинные, и на носу веснушки… И волосы у корней темнее на тон. И запах легкого парфюма с полок местного сельпо. И длинная шея с родинкой у воротника. И нежность, воплощенная в розовой мочке уха. Как много незначительных деталей. Или наоборот, значительных.

– Теперь я понимаю, почему в разговоре с англичанкой, вы так лихо прошлись по школьной программе. Действительно… шесть лет учить иностранный язык и толком его не знать. Да, что английский… Это касается почти всех предметов. Нашей школе очень повезло. Вы показали, как должно и нужно давать новые знания. Простите меня…

– За что?

– За то, что я вам не верила. Думала, вы… обыкновенный.

– Уверяю вас, я действительно обыкновенный…

– Нет! – горячо прервала его Наталья Михайловна. – Я ведь сегодня не из чистого любопытства пришла к вам на урок. Вчера проверяла сочинения у десятого класса. Тема была «Кем быть». Штатная такая тема… Утвержденная министерством образования. – Она замолчала, облизнула губы.

Четыре_пи дал ей возможность выдержать паузу.

– Я хорошо знаю этот класс. Два года у них веду. В общем, проверяя их работы, я уже примерно представляю, что ждать. А тут… разрыв шаблонов. – Наталья Михайловна на мгновение поймала его взгляд, но почему-то сразу смутилась и стала смотреть куда-то в сторону и вверх, на бородатые портреты, висящие над доской.

– Их словно подменили. Или они неожиданно повзрослели. Двадцать три сочинения. Я поставила двадцать три пятерки. Это ведь ненормально? Но я чисто объективно не могла оценить по-другому. Это сочинения глубоко вдумчивых людей. Увлеченных, заинтересованных, мечтающих… Грамотных, наконец! Я читала эти сочинения и не могла оторваться. Вы что-то сделали с ними. Что? Расскажите, Леонид Дмитриевич! Поделитесь опытом.

– И кем же они захотели быть? – спросил Четыре_пи.

– Космонавтами, учеными, инженерами, врачами… – все как обычно. Но это не детские желания: хочу мол в космос… Это осознанные стремления. Слишком осознанные. Это непохоже на них. Что, что вы с ними сделали? – спросила она почти с мольбой.

– Учу, как могу, – пожал плечами Четыре_пи. – По сути я обучаю их языку единой науки. Пока мы проходим алфавит. Но они быстро схватывают. На уроке все вовлечены в работу. Им интересно. И это действительно так. Разве может быть по-другому? Я показываю и рассказываю, как разносторонен, причудлив мир вокруг. И все что нас окружает словно большая многомерная паутина. Дернешь за ниточку с одной стороны, а отзовётся в другой. Поэтому бессмысленно учить, не видя общей картины, отдельным предметам. Все есть знание, все есть жизнь.

– Да, я понимаю, – Она кивнула, словно, убеждая себя в чем-то. – Вернее, постараюсь понять. Я ведь тоже пришла в школу именно учить. Заставлять думать. Конечно, русский и язык, и литература – это немножко другая наука о мире. Но это производная общей культуры. Производная того самого большого единого знания… И сегодня я в этом убедилась. Рассказывая о маршрутах к звездам, о всемирном тяготении, о превращении инертных элементов в активные, вы дали ученикам возможность выразить себя и в родном языке. И я поняла, что язык похож на математику. И математика – это тоже язык. Вернее, даже не поняла. А почувствовала.

– Я рад, если это так, – улыбнулся Четыре_пи и, как бы между прочим, отметил. – Перемена скоро закончится.

Она встрепенулась, посмотрела на часы.

– Седьмой «А». Ничего, подождут пять минут. Я бы хотела спросить… Я бы еще хотела столько всего спросить…

Щеки порозовели, в глазах сверкало, и даже с расстояния нескольких шагов Четыре_пи отметил у нее приближающийся к красной отметке пульс.

– У вас еще будет время, – мягко сказал он. – Можно поговорить после работы.

– Извините, – Наталья Михайловна шумно выдохнула, стравливая давление. – Я что-то сама не своя.

– У звезды А34583664, которую вы… т. е. мы называем Солнцем, вчера произошел выброс эруптивных протуберанцев на расстояние полтора миллиона километров, что привело к значительному усилению внешней электромагнитной активности. Поскольку мы с вами тоже не что иное как плотные электромагнитные сгустки, то влияние подобной активности для нас не проходит бесследно.

– То есть, это все из-за солнца? – растерянно спросила она.

– В том числе.

– Это самое удивительное объяснение моего состояния, которое я когда-либо слышала…

– И самое верное.

22

Четыре_пи в очередной раз обошел вокруг трубы с вешалками, на которых уныло топорщились кургузые образцы местной верхней одежды. Преобладали черно-темно-серые-коричневые тона. Ткани грубые, лишенные всяческой эластичности, без климатических мембран и процессоров. Покрой незамысловатый, лишенный анатомической адаптивности. Швы грубые, местами неровные. Ни красоты, ни удобства, ни прочности… В лучшем случае, защита от холода, и то сомнительно. Как же это носить?

Четыре_пи огляделся в поисках других стоек для одежды и обнаружил похожее прибежище вешалок с женскими пальто. Он вздохнул и вернулся к мужскому ассортименту.

– Мужчина, ну что вы мнетесь, – раздался аз-за низкий ленивый голос дородной продавщицы. – Лучше все равно не найдете. Товар неделю назад привезли.

– А это все, что у вас есть? – без особой надежды спросил он.

– А что вас не устраивает? – в интонациях работницы промтоваров послышался вызов. – Все с московских фабрик. Вы и в городе лучше не найдете.

Четыре_пи потрогал на ощупь рукав ближайшей куртки.

– Это я уже понял.

Какая досада, что нельзя воспользоваться мануфактурным репликатором со «Светоча». Можно было бы без страха и упрека синтезировать одежду на все случаи жизни. Внешне она бы напоминала данные модели, но только внешне, в целях маскировки. Во избежание нарушения инструкций. Но увы, стационарный репликатор в ТОПМ не засунешь… Делать нечего – нужно слиться со средой, экипироваться достоверным гардеробом.

– Примерьте вон ту, болоневую, – посоветовала женщина. – Как раз ваш размер. На межсезонье в самый раз.

Четыре_пи водрузил на себя предложенную куртку, больше похожую на чехол от старого оборудования, мельком взглянул в зеркало, поморщился. В плечах не жмет, по длине в самый раз, молния… о звезды, из металла. Ну и в принципе, от холода, наверное, спасет. Не очень сильного холода. Прямо-таки очень слабого холода.

– Сколько? – обреченно спросил разведчик.

– Восемь рублей, пятьдесят три копейки.

Он покопался в кармане и вытащил красную бумажку. Вчера ему выдали оставшуюся после аванса первую заплату. Всего в сумме 110 рублей. За маленьким окошком хмурая старушка сначала предъявила таинственную ведомость для подписи, а потом пошелестела, отсчитывая купюры разного достоинства, и протянула тоненькую пачку.

– Проверяйте, не отходя от кассы, – сухо сказала она. – Следующий.

Дикие люди, подумал тогда Четыре_пи, дикие товарно-денежные отношения. В тот же день он значительно обеднел. Двадцать рублей отдал Глафире Петровне, еще на десять накупил продуктов. И вот настало время запастись обновками.

– А где у вас отдел обуви?

– Мужчина, да вы что, слепой?! – картинно закатила глаза продавщица. – Справа от вас.

Он, подавив пренебрежение, померил пару черных кожаных ботинок. Сойдут для школы. Потом подумал и взял резиновые сапоги до колен. Как ни странно, данный вид обуви был максимально эффективен во время осенней распутицы. Для местных дорожных условий лучше и на Десять_кью не найдешь. Воду не пропускают, имеют достаточный запас прочности и самое главное стоят всего два с половиной рубля. И по размеру. Четыре_пи уже было направился к прилавку, но тут взгляд упал на полку с женскими туфлями. Среди лишенных всякого изящества скучных штиблет, особняком стояла кремовая пара. Словно сделанная в другом мире. На красивых тонких каблуках, с элегантными обводами и плавными суженными носками. Он посмотрел на цифру на подошве. 38-ой. Как у Светы. Схватил туфли и вместе с ботинками и сапогами выложил перед продавщицей.

Она насмешливо стрельнула глазами.

– А эти в подарок? – в ее грудном голосе таилась плохо скрываемая заинтересованность.

– В подарок, – не стал скрывать Четыре_пи.

– Дороговатый подарочек, – протянула продавщица. – Они у нас с весны стоят. По разнарядке из внешторга прислали. Польские. Но никто не берет. Потому что двадцать рублей. А куды в них пойдешь? На танцы? Так по дороге каблук отлетит.

– Авось не отлетит, – Четыре_пи нравилось это русское понятие «авось». Было в нем что-то от квантовой вероятности. – Сколько всего с меня?

– Двадцать восемь рублей, сорок копеек, – поскучнела женщина. И когда он с большим свертком уже направлялся к выходу из магазина, бросила как бы невзначай. – И повезло же этой Сорокиной.

Ничего в селе не утаишь, подумал разведчик. Только подумаешь о чем-нибудь, а они уже знают. Я ведь даже повода не давал. Ну подумаешь живем под одной крышей, ну так не вместе же. Я что, не имею права подарок девушке сделать? День рождения, например. Для землян это значимый праздник. Эдак дело пойдет, и до моего прикрытия доберутся. А что это вы тут делаете, товарищ инопланетянин?

На небольшой площади перед промтоварами располагался сельский рынок. Под сколоченными навесами, торговали съестным, какими-то сомнительными тканями, гвоздями и прочими мелкими железками. В воскресенье на рынке всегда оживленно. Да и с погодой повезло. Тепло, солнечно, ясно. Словно осень подобрела и замерла в хорошем настроении. Под ногами лежат орнаментом желтые листья. Слышен деловитый гомон, смешки. На крыльце сельпо обернувшись пушистым хвостом медитирует кошка. Чирикают воробьи, тормоша крошки хлеба. Все-таки, это не самое плохое место во Вселенной. А в чем-то даже отличное место.

– Дай пять копеек, – резко прозвучало справа.

Четыре_пи от неожиданности вздрогнул. Совсем осторожность потерял. Оземлянился вконец. И ведь реально не заметил подкравшегося Фильку. К слову, Филька был занятный персонаж. Жизнерадостный деревенский дурачок. Вызванная врожденной патологией головного мозга умственная отсталость компенсировалась у него фонтанирующим оптимизмом. В райцентре Фильку не обижали, снисходительно выслушивали его пространные рассуждения обо всем (именно обо всем на свете он имел свое собственное нетрадиционное мнение), помогали материально (деньги Филька просил часто и бессовестно: правда суммы озвучивал копеечные), подкармливали (он любил пирожки с капустой), смотрели сквозь пальцы на его профпригодность (официально Филька работал дворником: метлу любил благоговейно, но к уборке мусора относился без рвения). Вот и сейчас он держал свой инструмент, бережно баюкая на плече. На голове перекошенная фуражка с дырками от свинченной кокарды, из-под козырька кустились брови, сливающиеся с сеткой морщин вокруг синих глаз, широкий нос, жидкая нестриженная борода…

– Дай пять копеек! – требовательно повторил Филька.

Четыре_пи пошарил по карманам и вытащил медный пятачок.

– Держи, – монета упала на протянутую ладонь.

– Вот спасибочки! – радостно засиял дворник. – Мороженку куплю.

– Мороженко – это хорошо, – тактично кивнул Четыре_пи, собираясь пойти дальше.

– Ты другой, – между тем деловито заявил Филька. – Другой.

– Почему другой? – осторожно напрягся разведчик.

– Просто другой, – Филька крутил в руках свои пять копеек. – Ты задержался. Надо улетать. Быстро, быстро лететь. Как Гагарин.

– Постой, при чем здесь Гагарин? – ошеломленно спросил Четыре_пи.

– Он сказал «поехали»…, – фальшивя, но с чувством пропел Филя. – Надо лететь.

Дворник схватил метлу и начал усердно подметать пространство подле себя. Взметнулись опавшие листья. Один из них, подхваченный ветром, неровными галсами запархал над землей.

– Во гляди, летит! – радостно воскликнул дурачок. – Надо лететь! Лететь на солнце! Собирайся быстрее! – И Филя, снова водрузив метлу на плечо, почти строевым шагом зашагал к магазину «Соки. Воды».

Четыре_пи некоторое время смотрел ему вслед. А он не прост. И он даже не дурачок. Возможно, хромосомная мутация, а на ее фоне – телепатические прозрения. С окружающей средой не в ладах, обычная социальная дезадаптация, но это всего лишь другой взгляд на мир… Другой… А ведь он меня почти раскрыл! Внутри Четыре_пи все напряглось, ожили аварийные системы, запрашивая выход в чрезвычайный режим. Усилием воли пилот «Светоча» заглушил тревогу. Нужно будет его просканировать, поворошить узелки восприятия. Вряд ли он соображает, что говорит, но требуется исключить фактор риска. Займусь Филькой в ближайшее время, пообещал себе разведчик, и, поудобнее перехватив сверток, направился домой. Он начал привыкать к воскресеньям. И ценить их.

23

Глафира Петровна слыла женщиной немногословной. В основном, она просто вздыхала с разными интонациями, и тем самым вносила свой вклад в беседу. Еще она умела красноречиво смотреть. Ее взгляды обычно не требовали вербальных комментариев. Бывало посмотрит – и все понятно. Впрочем, периодически она прорывалась через собственное молчание и выдавала в эфир больше двух предложений сразу. В исключительных случаях. И в воспитательных целях.

– Коровой на него смотришь. Не надоело?

– Что вы такое говорите, мама! И ничего я так не смотрю. Обычно смотрю, – возмущение в голосе Светланы перечеркнуло смущение.

– Смотришь, смотришь, – зафиксировала свое мнение Глафира Петровна. Послышался стук ножа об разделочную доску: очевидно хозяйка шинковала овощи. – У меня ноги болят, но глаза видят. И без очков до сих пор.

– А что, уж и посмотреть нельзя? – с некоторым вызовом встрепенулась Светлана. – На кого мне тут смотреть?

– Ты если туточки начнешь на мужиков заглядывать, так и Москву свою совсем проглядишь. И будешь на ферме до радикулита работать.

– И ничего не буду. Уеду!

– Дуреха, я ж тебе добра желаю. Думаешь мне в радость, что ты в свои молодые годы за коровами ходишь? Ты же отличница, умница. Мы с отцом за тебя нарадоваться не могли. Гордились. А теперь што?

– Да уеду я, мама. В следующем году, как пить дать, уеду.

– Вот и хорошо. Вот об этом и думай. А про смазливых учителей забудь!

Четыре_пи надоело, схоронившись стоять у веранды, и он, имитируя свой приход, нарочито громко застучал ботинками об ступеньки. Открыл дверь. Света, вспыхнула и с усердием занялась чисткой картофелины, которую держала в руках. А Глафира Петровна даже бровью не повела. Плеснула маслом на раскаленную сковороду, и стала сгружать в нее нарезанную капусту.

Четыре_пи вежливо поздоровался и прошел к себе в комнату. Развернул сверток и разложил обновки на кровати. Долго смотрел на картонную коробку с польскими туфлями. Ишь, нелогичные порывы. Земные реакции. Гендерные игры. Захотел девушку порадовать… А теперь уж и непонятно, стоит ли дарить. Он вздохнул, и затолкал коробку между кроватных ножек. Я мнительный стал. То провалы мерещатся, то привязанности. Четыре_пи вызвал командное меню и легким мысленным импульсом активировал мягкую перезагрузку системы. Это всегда помогало сбросить лишний эмоциональный фон. Только вот в последнее время приходилось прибегать к данной процедуре (к слову, не очень штатной) довольно часто. Придется проверить статистику рестарта и включить данные в отчет. Судя по всему, после возращения на Десять_кью меня ждет веселое карантинное обследование. Как бы не выпотрошили все импланты и не подвергли принудительной деструкции личности. И это будет правильно. Здесь на Земле я нахватался чувственных вирусов и могу представлять опасность для логичной цивилизации. У нас не покупают девушкам польские туфли просто так. Тем более на последние кредитные единицы. У нас вообще отсутствует понятие «подарок». Любое действие по отношению к члену социума подразумевает обмен. А тут туфли… В которых и пойти то некуда. И за двадцать рублей! Да, я точно инфицирован. Я кретин!

Четыре_пи сжал зубы. «Надо лететь. Задержался», вспомнил он слова Фильки. Только почему от «Светоча» нет обратной связи. Никаких инструкций, заданий, уточнений, разъяснений. Средства коммуникации исправны. ТОПМ регулярно общается с носителем в рамках стандартного протокола. Отчеты уходят. Но управление молчит и это странно. Вероятность того, что все гиперсигналы натыкаются на флуктационные аномалии почти нулевая. Еще суток десять можно потерпеть, списать задержку на анализ поступающих данных. Но нужно быть готовым к автономному информационному функционированию. А это непросто, если учесть нестабильную работу операционной системы. Причем, кривая сбоев растет. А при экспоненциальном повышении рисков ее придется и вовсе отключить. И тогда здравствуй режим консервации. Какая уж тут миссия.

В дверь постучали.

– Войдите, – с учительскими интонациями рефлекторно откликнулся Четыре_пи.

– Леонид Дмитриевич, – заглянула Светлана. – Обедать будете?

Разведчик на мгновение задумался.

– Буду. А мы опять на вы?

– Извините, – покраснела девушка. – Тогда на огороде, как милицию увидела, испугалась за вас. Видно с перепугу тыкать стала.

– Нужно быть последовательной, – наставительно произнес Четыре_пи. – Переход к неформальному общению – важный шаг к сближению между людьми.

В серых радужках ее глаз что-то прояснилось. Но лишь на мгновение.

– Я попробую, – сказала она почти шепотом. – Пошли обедать. А то остынет.

– Спасибо. Если честно, я ведь даже не позавтракал. – признался Четыре_пи. – А запахи с кухни такие, что слюнки текут.

Они вместе вышли в гостиную. Глафира Петровна, поджав губы, расставляла тарелки. Посреди стола возвышалась большая кастрюля с дымящимся борщом. За борщ Глафире Петровне можно было простить почти все.

– Позови отца, – приказала она. – Он в сарае, мастерит что-то.

Света, юркнула в сени, А Четыре_пи подошел к умывальнику и, дергая за подвижный поршень, тщательно сполоснул руки. Это примитивное, но крайне надежное санитарное устройство всегда умиляло его. Нечему ломаться, да и вода расходуется крайне экономно.

Все-таки есть некая прелесть в простейших механизмах. Они никогда не подведут.

Четыре_пи потряс ладонями над раковиной, приложился к грубому вафельному полотенцу, висевшему рядом. И только потом позволил себе осторожно приблизиться к столу.

– Пахнет так, что одним запахом наесться можно, – немного заискивающе сказал он.

Глафира Петровна хмыкнула, но было видно, что лесть подействовала. У нее непроизвольно покраснели мочки ушей, и губы расслабились.

– Ты садись, садись, – милостиво разрешила она. – Нечего их ждать.

Четыре_пи робко пристроился на своем обычном месте и потянулся к ложке. В этот момент хлопнула дверь в передней, и сразу стало шумно и уютно. Иван Денисович всегда занимал больше места, чем требовали его физические объемы. И шумел всегда больше чем только за себя.

– Ой, Леня, – с порога поприветствовал он. – А куды ты с утра пораньше намылилси? Нет чтоб поспать в выходной. Смотрю, еще и не рассвело, а Леня фьють. И нету Лени.

– Так я вроде тихо выходил… – посокрушался Четыре_пи.

– Тихо он выходил! – забасил хозяин. – Светка, да полей мне на шею. Хосподя, кто ж придумал эти рукомойники. Рукожопники наверное. – Он засмеялся собственной шутке, пока Светлана поливала его из ковшика.

Закончив с очистительными процедурами, хозяин уселся во главе стола. Разрумянившийся, веселый и дородный. Схватил ложку, подхватил порцию сметаны и смешал ее в своей тарелке. Это послужило сигналом. Застучала поварешка в кастрюле, захрустел румяный хлеб, приятно и возбуждающе дыхнуло чесноком, томатами и капустой. Все зачмокали и зачавкали. Когда в животе потеплело, Иван Денисович слегка откинулся на стуле и довольно хлопнул себя по гулкому брюху.

– Вот за что я тебя, Глашка, люблю, так это за твои борщи. Вот скажи, Леня… Ты где-нибудь такие щи едал?

– Нет, – честно ответил Четыре_пи. – Я конечно может не все местное пробовал, но действительно считаю, что Глафира Петровна – непревзойденный творец данного блюда. Да и не только данного.

– Да будет, будет уже, – с притворным недовольством откликнулась хозяйка. – Захвалите, перехвалите. Эка невидаль – борщ.

– А вот и не скажите, мама, – подхватила Света. – Я, например, так не могу. Ну не получается у меня так вкусно. Хотя продукты те же.

– Вот и я об этом. Дай сотне баб одно и тоже сготовить, но у Глафиры лучше всех выйдет! – убежденно заявил Иван Денисович. – Ищи себе, Леня, такую женку, чтоб стряпать умела. Потому как с голодухи любовь быстро проходит.

– Ну вообще-то у меня тоже вкусно получается, – отчего то покраснев, сказала Света.

– Ты уже два года коровам титьки мнешь! И все без толку! – резко отозвался отец. – Стараешься, но до пудовых надоев тебе как до полюса северного. Не твое это. Затянет тебя эта ферма, не выберешься потом. Вон сколько баб в коровниках все свое здоровье оставили.

– Я ей об этом постоянно твержу, – вставила Глафира Петровна.

– Что-то я вас, папа, не пойму, – Света отложила ложку. – Раньше вы меня все Москвой попрекали. Зачем, мол, столица. И у нас в колхозе жить можно.

– Да я ж не против Москвы, дочка! Учиться надобно. А у нас в деревне институтов нету. Я супротив того, кем ты хочешь стать. Столько полезных профессий. Вот, например, у вас на ферме… Уже многие хозяйства с ручной дойки на машинную переходють. Это ж насколько быстрее и легче было бы. А вы все по старинке вымя тискаете. В коровнике навоза по колено. Сыро, холодно… Вот и задумайся, как дояркам жизнь облегчить. Механизируй. Подачу корма на конвейер. Навозоотведение тоже автоматом. Аппараты буренкам в соски вставлять. Представь, приходишь на работу… кнопочки понажимала и усе. Красотища!

– Эх, папа, сразу видно, что вы ни дня на ферме не работали, – горячо возразила Светлана. – Да какие кнопки? А кто с телками говорить будет? Кто им вымя промассирует? Тоже автоматика? Корова – это ж не комбайн. К каждой свой подход нужен. С одной поговорить, другую – погладить. Они ж не машины бездушные.

– Да ферму я для наглядности привел, – отмахнулся Иван Денисович. – Инженеры, врачи, агрономы, учителя, строители, архитекторы! Столько полезных профессий! Выбирай на вкус, как в том стишке.

– Опять, вы папа, за свое, – устало произнесла девушка. – Да еще может не возьмут меня в артистки. Так что вы не волнуйтесь заранее. Может я вообще, с села никуда не денусь. Годы идут, а я не молодею.

– О, о, понеслась! – опять встряла Глафира Петровна. – Тоже мне, старушка нашлась.

– А можно мне на ферму сходить? – как бы невзначай спросил Четыре_пи. – Для общего развития, так сказать. Я ведь раньше коров только на картинках видел. Ну и поскольку я все-таки и инженер немного, может пригожусь… налажу что-нибудь.

Домашние с некоторым недоумением уставились на него. Впрочем, не все с недоумением. В глазах Светланы отчего то светилась надежда. Или благодарность.

– Золотой ты человек, Леня, – благодушно сказал Иван Денисович и потянулся к графину с водкой. – Давай, вздрогнем за это дело!

Пришлось «вздрогнуть». По рюмке. А потом еще по одной. Четыре_пи, уже наученный горьким, в полном смысле этого слова, опытом, теперь не забывал перед общей трапезой принимать нейтрализатор.

Вскоре осоловевший и подобревший Иван Денисович отправился почивать. Спать после обеда в выходные дни считалось чуть ли не обязательным ритуалом, особенно для главы семьи. Домашние не возражали, лишь бы не буянил. Света забегала, собирая со стола тарелки. Глафира Петровна сложила посуду в таз с теплой водой и отстранила дочь, порывавшуюся помочь.

– Сама помою. Сходи лучше погуляй. Или тоже сосни час-другой. Умаялась за неделю то.

Четыре_пи вышел во двор, присел на завалинку, облокотившись спиной к нагретой стене дома. Вызвал интерфейс управления ТОПМ, еще раз проверил результаты утренних испытаний. Сегодня он попытался перераспределить тягу неодимовых лопаток в антигравитоне в обход управляющего интеллекта модуля. Провел моделирующий запуск. Потерпел крушение на высоте 15 километров. Дал задание системе, по возможности нивелировать ошибки, хотя уже было ясно, что покинуть атмосферу на ущербном двигателе вряд ли удастся. Как и следовало ожидать кибер выдал неутешительный прогноз. Четыре_пи вздохнул и запросил статус медицинского блока. Модуль просигналил об исправности, вывел показатели пациента. Неинвазивная коррекция сердечных клапанов прошла успешно. Устранены патологии дыхательной системы, обогащен состав крови. Больной уже не больной. Четыре_пи еще раз проверил сигнатуры мозга и инициировал протокол перехода на пассивный анабиоз. Потерпи еще немного, товарищ Игнатьев. Потом может быть спасибо скажешь.

– Так тятька правду говорит, что вы с первыми петухами из дому утекли?

Четыре_пи вздрогнул. Ну вот, опять охранный периметр не сработал. Или система Свету как опасность не распознает… Нужно будет покопаться в настройках.

– Все правильно, – лениво согласился он. – Утёк.

Щеки Светланы словно впитали соки борща и были почти пунцовые.

– И куда? – потребовала она объяснений.

– Это мой маленький секрет, уважаемая Светлана Ивановна. Что-то вы напряженная нынче. Расслабьтесь.

Девушка в нерешительности потопталась рядом, а потом уселась в непосредственной близости от него.

– Странный вы какой-то, Леонид Дмитриевич. Ей богу, странный. Вот вроде посмотришь на вас – обычный человек. Ну городской, ну чудаковатый немного. А потом вдруг как пелена какая-то спадает. И человеком будто бы не пахнет. Словно не вы это, а…

– Ну, что ж вы замолчали? – пытаясь спрятать настороженность, спросил Четыре_пи.

Света замялась.

– Вы будете смеяться…

– Не буду.

– Ангел.

Четыре_пи озадаченно хмыкнул.

– Это духовное, бесплотное существо, сообщающее волю Бога и обладающее сверхъестественными возможностями?

– Ну вот опять! – с наигранным возмущением всплеснула руками Света. – Все вам смешно. Ни о чем серьезном поговорить нельзя.

– Это ты про ангелов серьезно? – с иронией спросил Четыре_пи. – Ты ж комсомолка, а в бога веришь.

– В бога не верю, а вот в ангелов… – Света запнулась, и борща на ее щеках стало еще больше.

– А чтоб ты делала, если б я и взаправду был ангелом? – вдруг спросил он.

Света положила руки на колени и вздохнула.

– Не знаю.

А потом посмотрела на него как-то открыто и беспомощно.

– Леонид Дмитриевич, вы не думайте, я во многое могу поверить. В то, что чувствую. Скажите честно, вы ведь какой-то другой?

Четыре_пи поднялся, оттряхнул брюки, посмотрел сверху вниз.

– Конечно другой. Все мы разные.

Он было направился к двери, но Светлана вскочила и схватила его за рукав.

– Так куда вы ходили утром? Я никому не расскажу!

Четыре_пи хотел отстраниться. Внезапная близость ее широко распахнутых глаз, подрагивающих крыльев носа, еле видных трещинок на губах – все это как-то странно на него действовало. И растущие вразлет длинные ресницы мягко схлопывались, как крылья той самой трепетной бабочки. Он физически чувствовал температуру ее тела, повышенный пульс и дрожащее, вибрирующее, натянутое в струну влечение. Таких ощущений не было в арсенале Десять_кью. Там никто не потел от волнения, схватившись за руку. И ладно, Света… Ей простительно. Она с макушки до пят – иная форма жизни. Но я почему реагирую нештатно. Почему в горле пересохло. И кровеносная система работает с нагрузкой, превышающей норму на 75 непонятных процентов. Почему хочется ее схватить и прижать крепко. Очень крепко, но при этом не повредив… нежно. Какое это странное слово «нежно». Оно почти как вдох, невесомое и приятное…

Четыре_пи все же отстранился. И чтобы как-то смягчить свое движение, сказал:

– Пройдем со мной.

Они зашли в дом. Глафира Петровна гладила белье. Громоздкий неудобный электрический прибор, которым она пользовалась, здесь называли «утюгом». Вот уж поистине варварские технологии. Глафира Петровна удивленно вскинулась. Четыре_пи распахнул дверь в свою комнату, и захлопнул ее, когда Света, стараясь казаться невидимой, проскочила за ним.